Казанцев Александр Петрович. Тревоги ледяного грота (Купол Надежды - 3)

   Чандра старалась привести в чувство подругу.
   Шульц любовался ею.
   Глава вторая
   "ПРАВОЗАСТУПНИК"
   "Продолжить мои расспросы попросил сам Вальтер Шульц. Он отбил ночью от пьяных хулиганов красавицу Чандру. Боюсь, что наш влюбчивый "великан-разбойник", как прозвала его Тамара, снова попал в тяжелое положение. Честное слово! Он, помимо обязанностей Генерального директора Города-лаборатории, теперь нес еще и рыцарскую охрану спасенной им девушки. Каждый вечер появлялся у девичьего общежития и робко следовал за нею, пока она гуляла с подругами по бульварам.
   Нам удалось с помощью доктора Танаги найти человека с поврежденной ногой. За медицинской помощью вынужден был обратиться молодчик из Калифорнии по имени Стив Клиффорд. Сбежав от богатых родителей, он примыкал одно время к банде "отрицателей", творивших всяческие безобразия под флагом непризнания всех условностей, традиций общества, религиозных заповедей и представлений о порядочности. Они называли себя подонками.
   Он оказался не из слишком твердых, уверял, что не знал Устава Города, а договор подписал не читая. Однако быстро назвал своих сообщников по нападению на Чандру, хныкая, что это спиртное сделало его "отвратительным животным", сам же он "совсем другой". Он пытался оправдаться тем, что не прикоснулся к Чандре и напал на Шульца, думая, что защищает от него девушку, которую захватили "приятели толстяка". Кайффорд воображал, что так выгородит себя.
   Спиртное нашлось в одной из бочек с химикалиями, к которым имел доступ Мигуэлъ Мурильо.
   Опять этот тип!
   Но дело было не в одной бочке. Обнаружились и наркотики: героин, марихуана и какие-то новые таблетки "рай Магомета".
   Молодчики, хранившие их, нахально уверяли, что это предметы первой необходимости, от чего они не могут отказаться, пусть им даже грозит высылка на континент.
   Они отправятся из Города Надежды все четверо с первым же рейсом корабля или попутного танкера.
   Но Мигуэль Мурильо! Мои записи позволяют воспроизвести "беседу" с ним.
   Спартак и Остап снова "вежливо" (со скрытой угрозой применить силу) привели его в кабинет Николая Алексеевича.
   На этот раз Мурильо держался более самоуверенно:
   - У вас нет никаких доказательств, что я распространял наркотики и спиртное из какой-то там бочки. Вы просто приписываете мне нарушение Устава Города, видя во мне правозаступника. Да, я главарь недовольных, выступающих против деспотии администрации, не выборной, а навязанной нам, свободным людям, томящимся в вашей ледовой тюрьме?
   - В ледовой тюрьме томитесь вы, правозаступник? - удивилась я. - Вы что думаете? Если назваться "правозаступником", то можно прикрыться этим словом как щитом от ответственности за любые преступления?
   - Никто не дал вам права определять якобы совершенные мной преступления! Это насилие над моей личностью, самосуд! Я отвечаю только перед международной коллегией, поскольку завербован сюда Организацией Объединенных Наций. И я имею право на защиту, на адвоката, на общественное мнение, на внимание ко мне мировой печати, кстати, уже упоминающей мое имя, к вашему сведению.
   - Я слышала по радио статью пресловутого Генри Смита, задание которого вы выполняли. Это он придумал вам маску "правозаступника", хотя вы до сих пор так себя отнюдь не проявляли.
   - Чего церемониться с этим смердом?! - на своей ужасной латыни вмешался Остап. - Адскую машину на "Конкорд" принес? Принес! Это ясно, как арбуз. Население Города Надежды разлагал? Разлагал! Это точно как циркуль. И разлагал всеми запрещенными способами. Выгнать его надо наверх, на ледяной купол. Дать ему, смерду, тулуп, жратвы и его же собственного героина и спиртного. Пусть ошалеет и околеет пьяным. Мигуэль Мурильо, все поняв, пришел в неописуемый ужас.
   - Там слишком холодно! - завизжал он. - Это не по-христиански! Это хуже линчевания! Я протестую! Имейте в виду, у меня есть связь с культурным миром. Я оповещу всех о готовящемся злодеянии.
   - Сначала мы оповестим мир о совершенных тобой злодеяниях, - зловеще пообещал Спартак. - Вот это имей в виду, помесь шакала и гиены.
   - Вы не смеете сравнивать меня с животными! Я человек!
   - Очень сомневаюсь, - покачал головой Спартак.
   Вошли директора Шульц и Танага. Я встала и доложила им все, что нам удалось установить.
   Они сели и посовещались между собой.
   Мурильо исподлобья, хмуро смотрел на них.
   Заговорил Танага:
   - Город опасно болен. Это говорю я как врач, извините. Язвы, опасные язвы лечат по-разному. Ныне антибиотиками. В былые времена раскаленным железом, которое прикладывали к ране.
   - Я протестую, - испугался Мигуэль Мурильо. - Я протестую против применения ко мне дьявольских пыток этого азиата.
   - Говорю о лечении, извините, а не о пытках, - ровным голосом отозвался японец. - Кроме того, о лечении Города, а не одного из его бывших жителей.
   - То есть как это бывших? - захныкал Мурильо. - Я еще живой.
   - Но не для нас. Для нас вы гной, сочащийся из раны. Гной, продукт деятельности микробов, извините.
   - Вот эти так называемые "микробы" нас и интересуют, - вставил Вальтер Шульц. - Намерены ли вы, господин Мурильо, показать чистосердечно, по чьему наущению вы действовали? Вы, кажется, католик?
   Мигуэль Мурильо кивнул.
   - Я тоже католик. Могу принести библию, на которой вы поклянетесь памятью первых христиан Рима в правдивости своих слов.
   - Они правдивы и без всяких клятв. Мне не в чем винить себя ни по-латыни, ни на каком другом языке.
   - Обвинять вас будем мы на международном языке и по законам общечеловеческим, - сурово пообещал Вальтер Шульц, поднимаясь во весь свой огромный рост.
   Мурильо сжался.
   - У меня, извините, накопился большой счет к этому недостойному господину, - вкрадчиво сказал японец. - Давно наблюдал за ним. Ему придется ответить, почему отказал локатор на корабле "Титан", который налетел из-за этого на айсберг. Мурильо находился на его борту. И от завода "вкусных блюд", где совершена диверсия, он был неподалеку.
   - Не только я! Там были сотни людей! - выпалил "правозаступник".
   - Но почему, хотелось бы знать, взорвался Дворец Энергии? - продолжал Танага. - Там он был единственным помощником достойного господина Вальтера Шульца, когда испытывались аккумулирующие устройства с жидким водородом и кислородом?
   - Эти газы образуют взрывоопасную смесь, и я рисковал своей головой, участвуя в испытании, плохо подготовленном инженером Шульцем. Виновник взрыва рядом с вами, а не напротив, достойный господин Танага! - яростно защищался Мурильо.
   - Извините, но ваши ответы не удовлетворяют меня, - заключил доктор. Тем более что осталась невыясненной причина пропажи запасных частей вертолетов, которые не смогли из-за этого прийти на помощь людям в тяжелые дни ледяного обвала. И вы, Мигуэль Мурильо, облегчили бы свою судьбу, если б назвали своих сообщников.
   Мигуэль Мурильо переменил тон:
   - Нет, достойные господа! Ваши старания обречены! Вы пытаетесь свалить все свои беды на одного человека! Это нелепо. Построенное вами здание разъезжается по швам. И не моя в этом вина. У вас здесь живут тысячи людей. Неужели вы думаете, что против вас работает только один человек, несчастный Мурильо, которому вы готовы скрутить руки? Нет! Когда это будет предано гласности, вы будете осмеяны за свою наивную беспомощность. Уже одно то, что вы пытаетесь сделать меня виновным во всем, говорит за меня, а не против. Презумпции невиновности приоритет, достойные господа!
   - Это значит, "не пойман - не вор"? - прервал его Остап. - Не тешься, недостойный господин, поймаем и тебя, хмырь болотный, и твоих сообщников, на которых ты пока только намекаешь.
   За дверью послышался детский смех, это Алеша заменил меня и привел Бемса с завода, и в приоткрытую дверь рыжим вихрем влетел мой любимый пес.
   Ткнувшись сначала мне в колени, он стал ласкаться к Танаге и Шульцу, потом метнулся было к Спартаку и Остапу, но при виде Мурильо ощетинился и зарычал.
   - Уберите от меня это чудовище! - завопил Мурильо. - Я сообщу миру, что меня здесь травили собаками. Он загрызет меня. - И Мурильо демонстративно поджал ноги.
   - Не бойтесь, - сухо сказала я, отдавая одновременно команду Бемсу. Вас ждет иная участь. На континенте. При мне собака вас не тронет. Можете даже погладить ее.
   - Тогда другое дело, - сразу оживился Мурильо. - Это же теперешний "наладчик" дозаторов. Без него мы пухнем с голоду. Не так ли? Ну ладно, так и быть, поглажу его. - И Мигуэль" вынув руку из кармана, с напускной боязливостью потянулся к Бемсу.
   Тот, скосив на меня свои огромные выразительные глаза, не шелохнулся. И вдруг взвизгнул, бросился ко мне.
   - У него там язва! Опасная язва! - крикнул Мурильо, отдергивая руку. Чего доброго, еще заражусь какой-нибудь паршой.
   Я удивилась. У Бемса на голове как будто не было ранки. Может быть, расчесал за ухом?
   - А еще рычал на меня, - торопливо говорил Мурильо. - А я не люблю, когда на меня рычат во время допросов...
   - Это вас ждет еще впереди, на континенте, - пообещал Спартак.
   Директора все же решили отпустить Мурильо до получения бесспорных доказательств его причастности к нарушениям Устава Города или к еще большим преступлениям. Ни тюрем, ни надсмотрщиков у нас в Городе Надежды не было, да и бежать из него некуда".
   Глава третья
   ПОТЕРЯ
   "С Бемсом у меня так много связано в жизни!..
   Каждый ее поворот, каждое большое или маленькое событие мы как бы делили с ним. Он всегда был со мной и в горе и в радости, заглядывая мне в глаза своими огромными, все понимающими глазищами, В них читалось сочувствие, участие, ободрение. Честное слово!
   Николай Алексеевич искренне полюбил пса, и тот сразу же привязался к нему. Но ко мне Бемс относился с какой-то особой собачьей заботой, не говоря уже о преданности!
   Стоит задуматься: прав ли человек, наделяя разумом только себя одного? Может быть, это и так, если понимать под "разумам" прежде всего способности к творчеству, такую "примету" разумности, как "свобода поступков". Например, обмануть или не обмануть, предать или не предать, выполнить задание или не выполнить. С таких "позиций", пожалуй, человек действительно куда "разумнее" собаки, которая не знает такого выбора, она всегда окажется истинным другом и бескорыстным помощником, хотя и лишена абстрактного мышления...
   Сколько примеров можно привести из тяжелых времен войны: помощь раненым, доставка донесения через простреливаемое поле, обнаружение мин или захват пробравшегося к нам противника. И все это делалось беззаветно, не жалея себя.
   А скорбь по умершему хозяину! И не только по умершему... Мы знаем собак, регулярно приходивших на могилу хозяина. Знаем случай, когда пес ежедневно встречал невернувшуюся подводную лодку и все ждал, ждал... И знаем еще случай, когда собака дежурила на аэродроме, где бессердечно оставил ее улетевший хозяин, который вовсе не погиб, а просто бросил, предал своего четвероногого друга. Работники аэродрома взяли тоскующего пса к себе, как приютили таких же горюющих собак и смотритель кладбища и работник порта.
   Мама рассказывала, как истосковался Бемс по мне, улетевшей "курьером" через космос в Антарктику. А когда наконец привезли его сюда, не передать словами его радости. Казалось, у Бемса сейчас разорвется сердце, он подвывал, лаял, прыгал выше моего роста, норовя лизнуть меня в щеку или в нос.
   И здесь, в Городе Надежды, он стал равноправным его жителем.
   Нет, пожалуй, не просто равноправным, а бесценным, даже незаменимым. Честное слово!
   И вот мой Бемс заболел. Немного удалось ему поработать!
   "Освобождение от работы", как заправскому трудящемуся, выдал сам доктор Танага...
   Пес страдал, невыносимо страдал. Я видела это по его затуманенным глазам, по повороту головы при моем появлении. Он с трудом вставал. Задние ноги не подчинялись его отчаянным усилиям.
   Сердце разрывалось, когда я смотрела на беднягу!
   И он стонал, как человек... Честное слово!
   Я часами не отходила от его постели (он всегда спал на своей собственной кроватке). А сейчас, когда по нужде он сползал с нее, то потом не мог взобраться обратно. Приходилось ему помогать. И он смущенно, извиняющимися глазами смотрел на меня.
   Доктор Танага не мог определить его странной болезни. И только анализ крови обнаружил в ней следы сока гуамачи, этого страшного южноамериканского растения. Причина стала ясной - отравление.
   Но как могли отравить Бемса, когда он ни при каких условиях не возьмет еды из чужих рук?
   И тут подозрение овладело мной. Я попросила доктора осмотреть старую рану, которую задел Мигуэль Мурильо, погладив пса по голове. Бемс еще взвизгнул тогда от боли и отпрянул ко мне.
   Доктор Танага после осмотра вернулся с озабоченным лицом.
   - Извините, Аэри-тян. Должен обвинить всех нас, находившихся при допросе этого негодяя.
   - Всех нас? - удивилась я.
   - Дело в том, что никакой старой ранки на голове пса не обнаружено, но найден свежий порез. Мурильо нагло сделал его у всех у нас на глазах!
   - Значит, гладя Бемса по голове, он поранил его отравленным лезвием? Чтобы сорвать выпуск продукции?
   - Вы высказали мое предположение, Аэри-тян, извините.
   - Как же спасти его, доктор? Умоляю!
   - Человека спасти не смог бы. Но для собаки имею право не останавливаться даже перед неузаконенными средствами.
   Я была согласна на все, лишь бы вылечить моего бедного Бемса.
   И Танага использовал самые дерзкие методы, известные только у них, на Востоке...
   Но улучшение не наступило.
   Прибегал из школы Алеша. С глазами, полными слез, молча всхлипывая, долго простаивал он у кроватки Бемса. А тот, отрешенно глядя невидящим взором в пустоту, все же шевелил обрубком хвоста.
   Доктор Танага применял все доступное и даже запретное.
   И наконец сказал мне латинской поговоркой:
   - "Сделал все, что мог. Больше сделает могущий".
   Это звучало приговором.
   Бемс страдал все больше и больше. Судороги сводили его такое крепкое, мускулистое тело. Во время припадков он быстро перебирал ногами, словно стремительно бежал куда-то И было страшно смотреть на этого "мчащегося", но недвижного пса.
   Скоро полный паралич разбил его. Он еще приподнимал кое-как голову при моем (и только при моем!) приближении.
   Древнеиндейская отрава делала свое дело. Малая ее доза приводила не к быстрой смерти, а вызывала симптомы, казалось бы, неведомой болезни. Пес умирал в страшных мучениях.
   Доктор Танага взял меня под руку и увел в кабинет Николая Алексеевича. Я с горечью уставилась на письменный стол, около которого негодяй Мурильо смертельно ранил моего бедного Бемса. И опять "не пойман - не вор"! Будет все отрицать, и нет возможности призвать его к ответу!
   - Аэри-тян, - очень серьезным тоном начал по-японски Танага, позвольте говорить на языке вашего детства. Знаю, какую боль вызовут мои слова, но верю в ваше мужество. У нас, врачей, существует врачебная этика, долг целителя. Мы не говорим умирающему о близкой смерти, не называем его страшной болезни и всячески отодвигаем неизбежный конец, каких бы страданий ему это ни стоило. Однажды в Японии молодой врач восстал против этой традиции, заявил, что, если больной обречен на мучительную смерть, наш долг человеколюбия не длить его мучения, а помочь ему спокойно уйти из жизни, не испытывая боли. Но этот наивный врач дорого поплатился за свою "дерзость" и "антигуманизм", даже принужден был уехать стажироваться в Европу, чтобы неудачное выступление забылось.
   - Вы говорите страшные вещи, Танага-сан!
   - Никому не признался бы теперь в этих опасных мыслях своей юности, Аэри-тян, никому, кроме вас! И потому вам следует решится...
   - Бемс? - испуганно спросила я.
   Танага кивнул.
   - Если людей наша врачебная этика и заскорузлые традиции заставляют мучиться лишние дни, то в отношении собак такого запрета нет.
   - Вы хотите усыпить его?
   - Все произойдет без вас, Аэри-тян. Надо помочь бедному животному.
   - Но знаете ли вы, Танага-сан, что мы не восстановим производство пищевых продуктов. Дозаторы мы не наладили, индикаторов запаха нет. Бемса необходимо вылечить!
   - Увы, добрейшая из женщин! Мне все известно как одному из директоров. Достойный господин Шульц, - он перешел на официальный латинский язык, распорядился прекратить экспорт пищевых продуктов, срывая поставки и идя на неустройки, но сохраняя запасы пищи для населения Города. Однако вашего бесценного контролера на завод не вернуть.
   - Как это ужасно, Танага-сан! Ведь Бемса действительно некем заменить. И мы не держали охраны! В этом большая наша ошибка. Подумать только! Все индикаторы запаха испорчены!
   - Не ошибается тот, кто ничего не делает. И еще одной ошибкой было бы продолжить страдания пса. Он не заслужил такого жестокого отношения, извините.
   - Жестокое отношение! Вы можете подозревать во мне жестокое отношение к любимому существу?
   - Нет, Аэри-тян, извините. Не подозреваю этого, стремлюсь лишь подготовить вас, женщину, к мужественному решению.
   - Усыпить Бемса?
   - Он спокойно уснет как от снотворного. И не будет страдать.
   При всей своей воображаемой "мужественности" я, как девчонка, разрыдалась на груди нашего милого доктора. Он гладил мои волосы и увещевал:
   - Все будет сделано без вас. Простой укол. Ведь столько раз я делал это, стараясь спасти его.
   - А теперь?
   - Спасу его от страданий. Вам не следует быть со мной.
   - Нет, - решительно мотнула я головой. - Останусь с ним до конца. Пусть женщина, но ведь вы сами требуете от меня мужественности.
   - Это слишком тяжелое испытание, Аэри-тян.
   - И все-таки буду с вами... с ним... до конца.
   - Извините, - почтительно произнес Танага.
   Дальнейшее помню как во сне.
   Мы прошли к Бемсу. Я сидела подле него и гладила его по голове между ушей и думала: не здесь ли ранил его проклятый Мурильо!
   Танага уходил готовить шприц,
   Он вернулся с молоденькой сестрой милосердия, маленькой и изящной японочкой, своей дальней родственницей, последовавшей за ним в Город Надежды.
   Яноночка взяла в руки голову Бемса, которую я продолжала гладить, ощущая его тепло. Ведь у собак нормальная температура около сорока градусов. У них всегда "жар". Может быть, у Бемса сейчас было даже больше... Мне жгло руку...
   Танага привычно помазал спиртом лапу, словно делал лечебную процедуру, дезинфицируя место укола, потом ввел иглу в нащупанную перед тем вену.
   Бемс не реагировал.
   Сквозь слезы я видела его закрытые глаза. Казалось, он уже уснул.
   И вдруг он дернул головой так, что девушка не смогла удержать ее. Глаза на миг открылись, и я боюсь вспомнить, что в них прочла! Голова упала, потом он снова поднял ее. И в этот миг меня обдало струей.
   - Ай-яй! - укоризненно сказал Танага, прикрывая низ живота Бемса большим куском ваты.
   Прощальной лаской держала я ладонь на голове своего уходящего друга и беззвучно рыдала. Японочка в белой наколке одной рукой придерживала крутой лоб Бемса, а другой протягивала мне мензурку с питьем. Пришлось через силу проглотить его.
   Доктор Танага, вставив в свои уши наконечники резиновых трубок, прослушивал сердце Бемса.
   Наконец он неторопливым движением вынул трубки из ушей, аккуратно сложил фонендоскоп в футляр и сказал:
   - Конец, милая Аэри-тян. Вы настоящий мужчина.
   "Настоящий мужчина" горько плакал, припав губами к рыжей, еще теплой шерсти своего потерянного друга".
   Глава четвертая
   ИНДИКАТОР ЗАПАХА
   Завод "вкусных блюд" встал. Индикаторов запаха не было. Запасы пищевых продуктов Города не пополнялись, поставки в другие страны прекратились, а люди там... голодали...
   Около ледяных цехов толпились рабочие. Перед экстранным заседанием у Вальтера Шульца я не удержалась и забежала сюда.
   - О сеньора! - завидев меня, воскликнул Педро. - Мы вас ждем как святую заступницу. Руки наши отвыкли от безделья. Дайте им что-нибудь делать. Ведь еду-то нам дают!..
   - О добрая сеньора! Да просветит вас пресвятая дева, как помочь нам, добавила жена Педро Мария, держа младенца на руках.
   Зачем они здесь? Ведь они имеют все независимо от занятости! Я же не могу распустить персонал завода, перебросить кого-нибудь на другие работы. Завод должен действовать, должен!
   Я стояла среди озабоченных людей и ничего толком не могла сказать им.
   - Жаль бедной собаки! - вздохнул грузный Билл, хороший мастер псевдомясных блюд. - Если тут котлами и трубами заменяют Чикагские бойни, так неужели нет прибора, который заменил бы пса?
   Я пожимала плечами, чувствуя себя виноватой перед доверившимися нам жителями Города Надежды. Восстановить испорченные индикаторы запаха не удалось...
   - Толкаться здесь, мадам, нам теперь не пристало. Не позволяет этикет "знатных людей грядущего", - заметил француз де Грот.
   - Вот и займи место Бемса, - посоветовал Билл. - Духи парижские любишь? Значит, есть у тебя маркизское чутье. Не хуже собачьего.
   - Пробовал, Билл, пробовал. Но нос мой оказался хоть и длинный, но... тупой.
   Мы действительно попробовали заменить индикатор человеком, но неудачно.
   - А еще аристократ! Видно, вонь парижских ночлежек у тебя обоняние отбила.
   Я заторопилась в Директорат и, пообещав нашим "безработным" непременно найти выход, побежала. Николай Алексеевич все-таки приучил меня бегать!
   Впереди на бульваре показалась так хорошо мне знакомая подтянутая фигура статного широкоплечего человека, с иголочки одетого. Он шел, гордо неся голову, словно у него срослись шейные позвонки.
   Я сбавила шаг. Не хотелось его догонять. Он ведь всегда делал вид, что не замечает меня. Напускное пренебрежение оскорбляло. Но на это он и рассчитывал.
   Почему люди, когда-то близкие, могут так перемениться? Неужели от любви до ненависти только шаг?
   А была ли любовь? Была ли она у девчонки, "пытавшейся пристроиться", как уколола меня однажды его мать? А была ли любовь у него, избалованного красавца, которому понадобилось подчинить себе "строптивую азиаточку", как он меня прозвал? Не решилось ли все его самолюбием и себялюбием?
   Тщетно пыталась я оправдать его, понять, взять вину на себя.
   Ну и что ж! Вина моя бесспорна. Но не в том, что я ушла от него, а в том, что "выскочила" замуж.
   И как я была слепа! Не видела ничего, кроме броской наружности. Не разглядела за высоким ростом приземистого человечка, ползающего среди обретенных им удобств!
   Однако я так и не прозрела полностью!
   Юрий Сергеевич продолжал удивлять: после приезда сюда он ни разу не повидался с сыном. Пусть ему неприятно появляться у нас с Николаем Алексеевичем в доме, но в Школу жизни и труда, где по Уставу Города воспитывался Алеша, он мог бы заглянуть!..
   Идя следом за ним, я не хотела думать о нем, честное слово! Скорее беспокоилась о белках кандиды с биофабрики, количество которых продолжало расти, не поступая в переработку. Шульц распорядился доставлять их в дальний угол Грота. Там было как в погребе. Сказывался обнаженный ледяной массив, в который мы продолжали вгрызаться.
   В Хрустальном зале Директората все приглашенные уже сидели за столом. Шульц укоризненно посмотрел на часы. Полторы минуты опоздания! Все из-за того, что я перешла с бега на шаг. Я извинилась.
   Папа издали тепло улыбнулся мне. Юрий Сергеевич посмотрел "насквозь", будто я была прозрачной. Тамара Неидзе помахала точеной рукой. Доктор Танага кивнул и отвел глаза за большими очками.
   Я обошла стол и села рядом с папой.
   Шульц открыл заседание, сказав, что ждет советов. Закончил он словами:
   - Положение угрожающее, достойные господа!
   И обратился ко мне, могу ли я что-нибудь предложить.
   - Выход есть! Честное слово! - вскочила я. - Вот моя старая диссертация "Определение запаха чувствительными приборами и биологическими системами"...
   - Кому нужна эта теоретическая галиматья? - буркнул по-русски Юрнй Сергеевич.
   - Достойная госпожа имеет в виду какие-нибудь приборы, которые позволят пустить завод? - поинтересовался Шульц.
   - К сожалению, достойный господин Генеральный директор, таких приборов пока нет. Их обещают освоить в Советском Союзе в ближайшие месяцы. А ждать нельзя.
   - Так что же вы имели в виду предложить?
   - Вызвать на самолете собак с ближайшего континента. В моей работе рассмотрены все приемы, которыми обучали Бемса. Они помогут дрессировке. Мы сможем быстрее наладить дозаторы.
   - С континента? Собак? Опять собак? - послышались голоса. - А сколько времени их натаскивать?
   - Увы, достойная госпожа, - вздохнул Шульц. - Рассчитывать быстро на такую помощь, по крайней мере из Америки, невозможно, ибо власти США запретили полеты лайнеров в Антарктиду после трагедии в Бермудах с "Конкордом", который мы не перестаем оплакивать. Увы!..
   - Это происки недостойного журналиста Генри Смита, извиняюсь, - вставил Танага. - В своих статьях он требовал запрета полетов к нам.
   И тут поднялся мой папа:
   - Прошу простить, достойные господа! Если нельзя быстро ждать дрессировщиков с собаками, то передайте диссертацию моей дочери мне. Надеюсь, что требуемый "индикатор запаха" можно создать, для чего исследование Аэлиты окажется полезным.
   - Что здесь происходит? - воскликнул Юрий Сергеевич.
   Все обернулись к нему. Он поднялся, слегка побледнев, проводя рукой по чуть волнистым (я-то знала, что завитым!) волосам:
   - В чем хочет убедить нас инженер Толстовцев? Будто ему, оторванному от научно-исследовательских баз, в одиночку по плечу сделать то, что оказалось не под силу таким корифеям, как Рентген и Иоффе?