Страница:
Бывшие царские офицеры были при имаме советниками, переводчиками, инженерами, картографами. Они обучали горцев европейским методам ведения войны и командовали подразделениями из перебежчиков.
Беглые солдаты, хорошо знавшие расположение царских крепостей, становились проводниками при рейдах горцев. Были они и хорошими разведчиками. С их помощью в царских крепостях распространялись письма беглецов, описывающих выгоды их вольной жизни в Имамате. А бывший сотник Лабинского полка Атарщиков с товарищами взял в плен и доставил к Шамилю даже адъютанта самого Нейдгардта поручика Глебова.
Многие из перебежчиков становились знаменитыми воинами, получали от имама награды за мужество и отвагу и оставались с Шамилем до последнего дня войны.
ПОЛЬСКАЯ СОТНЯ
Была в армии Шамиля и Польская сотня. Тысячи поляков были сосланы на Кавказ еще после Второго раздела Польши и подавления восстания Т. Костюшко 1794 года. Затем в 1812 году к ним прибавились еще тысячи депортированных за поддержку Наполеона. Одни служили в действующей армии, другие работали в каменоломнях на строительстве крепостей. Паскевич, подавив новое восстание, тоже отправлял пленных поляков на Кавказ.
Количество поляков в горах стало столь внушительным, что польское правительство в изгнании считало возможным организовать на Кавказе новое польское восстание в союзе с Шамилем и казаками, пройти Украину и соединиться с повстанцами в самой Польше.
Поляки бежали по одному и целыми отрядами, как это было в Ставропольской губернии. Способствовали побегам и сложные отношения с сослуживцами, которые участвовали в Польской кампании Паскевича.
Множество поляков бежало во Францию, Турцию, другие страны, надеясь создать очаги сопротивления и восстановить свое государство.
Руководил действиями польских повстанцев Адам-Юрий Чарторыйский. Потомок известного дворянского рода с юности интересовался политическим устройством европейских государств. Участие в политической деятельности, направленной на восстановление Польского государства, обернулось для него эмиграцией, а затем и арестом, когда он решил вернуться в Польшу в период восстания Костюшко. Чтобы спасти конфискованные родовые имения, Чарторыйскому пришлось явиться в Петербург на положении заложника. Здесь он близко сошелся с будущим императором Александром, который позже назначил его министром иностранных дел и сделал своим ближайшим советником. Результатом энергичной деятельности Чарторыйского стал союз России с Англией и Австрией против Наполеона. Но после Аустерлица он был отдален от двора. На Венском конгрессе 1814 года, при очередном разделе Польши, Чарторыйский вновь был приобщен к большой политике и содействовал образованию Царства Польского в составе России. Но, не получив пост наместника, вновь отдалился от дел, отдавшись литературным занятиям. Новый поворот в его судьбе произошел в 1830 году, когда восставшие избрали его президентом Национального правительства. Поражение восстания привело Чарторыйского в Париж, где он, считавшийся будущим королем Польши, основал центр польской эмиграции ("Hotel Lambert").
На Кавказе многие поляки начали переходить или попросту бежать к горцам, чтобы воевать "За вашу и нашу свободу". Первый отряд польских перебежчиков образовался уже у имама Гамзат-бека.
В одном из донесений командованию отмечалось, что "...во время экспедиции войск за Кубань чрезвычайно много бежало поляков".
Чарторыйский очень надеялся на помощь турецкого правительства, посылал на Кавказ эмиссаров, оружие и добровольцев, но его планам не суждено было сбыться.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Прослышав о вольной жизни в Имамате, сюда хлынул поток крестьян из царских губерний. Приходили семьями и целыми деревнями.
Прежние хозяева пытались вернуть крестьян, но Шамиль им отказывал на том основании, что рабство противно воле
Бога и что люди не стали бы искать у него убежища, если бы им было хорошо у бывших хозяев.
Были здесь и раскольники, и старообрядцы, и молокане. Были мужики и казаки. Русских граждан Имамата горцы называли "наши русские". Горский интернационал включал в себя представителей около полусотни народов Кавказа, России и других стран. А национализм был возведен в ранг тягчайшего государственного преступления.
Шамиль принимал всех, независимо от происхождения и вероисповедания. Имамат давал переселенцам землю, пищу, жилища и средства на обзаведение хозяйством. Обычно они поселялись на землях, выкупленных Имаматом у обществ. В Имамате образовалось множество новых общин и целые аулы с непривычными названиями.
В целях увеличения населения Имамата Шамиль не облагал переселенцев налогами и предоставлял им льготы.
Мусульмане, православные, католики, иудеи - все жили в Имамате как братья, помогая друг другу и Шамилю. Веротерпимость, признание всех людей равными перед Аллахом были одной из основ Имамата. Этому же учит и Коран: "И наш Бог, и ваш Бог един, и мы Ему предаемся" (29:45).
Кавказская война обретала новое качество: теперь это была совместная борьба разных народов, и не против России, а против подавления человеческого достоинства, за свободу и независимость. Люди сопротивлялись царизму так же яростно, как боролись их предки против нашествий восточных завоевателей.
ЗАПИСКИ РЯДОВОГО ЗАГОРСКОГО
Жизнь Имамата описал рядовой 10-го Грузинского линейного батальона И. Загорский, побывавший в плену у горцев вместе с князем Орбелиани:
"Шамиль уже восемь лет борется с могучим гигантом Европы и до сих пор не являет признаков усталости. Неоднократно истертый, рассеянный, в скором времени умеет восстать из праха и полон жизни, с новою энергией выступает на неравную и опасную борьбу. Причины этого необыкновенного явления легко объяснить следующим. Дикие племена Кавказа еще лет двадцать тому назад не были соединены никаким постоянным союзом. Иногда только общая опасность совокупляла на короткое время их силы противу мощного врага, по миновании которой дружеские сношения прекращались. Буйные их страсти не были обузданы никакими законами, кроме права сильнейшего... Но эти огненные дети природы под дикою оболочкой физических способностей хранят в себе зародыш блестящих умственных дарований. Быстрая понятливость, острая память, отчаянная отвага и пламенное воображение делают их способными ко всему, к чему их поведет искусная рука. Этой рукою, бросившей на плодородную почву девственных их умов искру, вспыхнувшую пламенем религиозного фанатизма в огненных сердцах, был мюридизм. Проповеди муллы Магомета вдохнули в них первую мысль, разбудили нравственную силу, указали им общую цель действия и положили первое начало религиозной секты, число последователей которой с каждым днем увеличивается. Учение нового шариата составило эпоху в жизни племен, населяющих восточную отрасль Кавказа. Различные происхождением, языком и нравами, они соединились у подножия проповедующих своих учителей неразрывным узлом единоверия и, подстрекаемые фанатизмом, ринулись с подоблачных жилищ своих проливать кровь за сохранность своих понятий и святость уставов Пророка. При таком направлении умов не преминут явиться предводители. Им даже нет дела до личных достоинств начальника; довольно только, чтоб он имел общую доверенность, а более всего славился строгостью правил. Они столпятся вокруг него и велят ему вести себя на бой с неверными. ...Теперь, когда еще первоначальные впечатления, произведенные проповедниками на гибкие умы детей Кавказа, не изгладились, когда религиозный фанатизм воспламеняет большую часть народа, мюридизм не имеет недостатка в последователях. Напротив, число их с каждым днем возрастает, дух его оживляет горы, ведет на бой диких обитателей Кавказа и в быстром течении увлекает более хладнокровного и более миролюбивого имама. Огонь страсти к воле пожирает все сердца. Если бы Шамиль даже хотел остановиться, то теперь уже поздно. Он должен раздувать пламя, иначе оно сожжет его самого".
О низамах имама Загорский писал: "Перед лицом Бога, Пророка и его имама (наместника) все сохраняют равенство, из пределов которого ни богатство, ни высшие дарования не в состоянии никого вывести. ...Теперь за малейшую вину, за всякое нарушение общественного порядка определены взыскания: штраф, темница и телесное наказание, от которого никто не избавляется, от последнего поденщика до знатнейшего наиба. Все сии наказания приводятся в исполнение с величайшей точностью и нужно сказать правду, что преступления становятся очень редки. Теперь через всю страну, над которой распространяется власть Шамиля, можно смело одному человеку провозить вьюки золота, не опасаясь лишиться их".
ВОЗЗВАНИЯ И ЛАЗУТЧИКИ НЕЙДГАРДТА
Нейдгардт был человек педантичный и осторожный. Он имел богатый опыт заграничных походов, но попал на Кавказ из кресла московского военного губернатора и был более склонен к штабной деятельности, чем к бранному делу.
Решив действовать наверняка, он запросил у императора подкреплений, а сам занялся составлением грозных воззваний. Как человек образованный, Нейдгардт счел необходимым украсить традиционные обещания "кнута и пряника" понятными горцам образами. В своих темпераментных сочинениях генерал от инфантерии сообщал, что "Его Императорское Величество решился восстановить в нынешнем году спокойствие и благоденствие в этой части Кавказа", соглашался оставить горцам их веру взамен на полное подчинение, объявлял Шамиля "наглым обманщиком, который из личных видов корысти и властолюбия возмутил горские общества и предал их всем бедствиям войны, а сам вечно избегает всякой опасности и скрывается от русской пули"; лгал, что Шамиль "бесчеловечно и вероломно истребил все народонаселение аула Центорой, не исключая ни старцев, ни женщин, ни детей"; угрожал, что "все аулы и общества, которые впредь окажут содействие Шамилю и его сообщникам и сопротивление законной власти, подвергнутся также строжайшей казни и что те племена, которые выселились в горы и не возвратятся ныне же на прежние места жительства, лишатся навсегда земель своих", а сверх того живописно пугал горцев: "Упорствуя в своем заблуждении и встречая отряды наши неприязненно, вы подвергнетесь вместе с Шамилем казням и разорению от грозного орла России, который является в одно и то же время там, где восходит солнце и где оно садится в море, и перелетает чрез Казбек и Эльбрус, как чрез небольшие пригорки".
Уверенный, что горцы повергнуты его красноречием в трепет и вскоре не только сложат оружие, но и приведут к нему на аркане самого Шамиля, Нейдгардт принялся за восстановление сети лазутчиков, чтобы контролировать дальнейший ход кавказских дел. Демонстрируя новые методы правления, он даже велел приделать к стенам властных учреждений специальные почтовые яшики, чтобы все желающие могли инкогнито сообщать полезные сведения как о действиях мюридов, так и о злоупотреблениях местных чиновников.
Шпионская сеть, раскинутая Нейдгардтом и стоившая немалых денег, приносила весьма неутешительные сведения. Выходило, что Шамиль со своими мюридами и не помышляет о прекращении сопротивления. Более того, имам увеличил армию и строил свое государство так спокойно и основательно, будто находится не в окружении царских войск, а где-то в пустынной Аравии.
Вскоре Нейдгардт все же получил вести от Шамиля. Однако вместо ожидаемого прошения о помиловании, имам предлагал начать переговоры о мире, ставя основным условием официальное признание своего государства и возвращение своего сына-заложника Джамалуддина.
Разгневанный наместник отверг предложение и начал собирать войска, чтобы наказать Шамиля за дерзость.
Заметным успехом его агентурной сети стала ликвидация одного из ближайших сподвижников Шамиля - Ахвердилава.
Ахвердилав был в числе сподвижников первых имамов. Шамиль назначил его сначала наибом Малой Чечни, а затем и мудиром - генерал-губернатором всей Чечни, где он пользовался высоким авторитетом как отважный воин и справедливый администратор. Считалось, что в случае гибели Шамиля его место займет именно Ахвердилав.
Еще в 1841 году на его истребление Головин выделил две тысячи рублей серебром. "Нет сомнения, - писал он, - что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий, и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным".
Узнав через своих лазутчиков, что Ахвердилав готовит наступление на Аварию, Нейдгардт употребил все возможности, чтобы попытаться избавиться от "правой руки" Шамиля. 12 июня 1843 года во время переговоров у аула Шатили Ахвердилав был ранен в спину. Ахвердилав убил покушавшегося, взял пленных и отошел в горы. Но рана оказалась тяжелой, и через неделю Ахвердилав умер. Одни считали причиной покушения кровную месть, другие подозревали подкуп. Нейдгардт считал это успехом своей резидентуры и ожидал, что горцы теперь падут духом и отступятся от намерений овладеть Аварией.
Но имам вновь разочаровал Нейдгардта. После гибели Ахвердилава шпионская сеть была раскрыта. Наиб Шугаиб был особенно суров с предателями: казнив шпионов, найденных в своем наибстве, он предлагал Шамилю поступить так же и со всеми остальными. Шамиль считал более действенным средством позорное наказание и изгнание. Людей, чья вина не была доказана полностью, Шамиль вверял воле Всевышнего и передавал в распоряжение их джамаатов.
Вскоре жертвой заговора стал и сам Шугаиб. 15 марта 1844 года наиб прибыл в село Центорой, чтобы убедить людей активнее поддерживать Шамиля. Но подстрекаемые агентурой Нейдгардта, кровники устроили засаду и убили Шугаиба. В ответ Шамиль казнил убийц и сжег их дома, а явных соучастников переселил в высокогорные аулы.
С тех пор никто и ни за какие деньги не соглашался стать осведомителем Нейдгардта.
Иногда разоблаченным агентам предоставлялась возможность искупить свою вину, снабжая кавказское начальство дезинформацией. Двойные агенты заводили войска в каменные мешки и непроходимые леса, заманивали противника в нужном Шамилю направлении, убеждали, что население только и ждет их появления, чтобы восстать против Шамиля. Не покладая рук трудились и тайные службы самого Имамата.
БЛИСТАТЕЛЬНАЯ ЭПОХА ШАМИЛЯ
Лишив Нейдгардта "глаз и ушей", Шамиль сделался полным хозяином положения. В конце августа 1843 года он начал широкие наступательные действия. Сначала он осадил "мирный" дагестанский аул Унцукуль и начал его обстрел из артиллерийских орудий. Унцукульцы известны своими изделиями из дерева с металлической насечкой. В ту пору большим спросом у военных пользовались унцукульские трубки. Торговля шла бойко, и унцукульцы старались поддерживать с царскими властями хорошие отношения, тем более что в самом Унцукуле стоял гарнизон. Приглашения Шамиля к совместным действиям они отклоняли, объявление имама о греховности курения табака и выделке трубок - игнорировали. Вероятно поэтому свою новую военную кампанию имам решил начать с наказания "трубочников".
Брошенный на помощь Унцукулю из Темир-Хан-Шуры батальон подполковника Веселицкого был Окружен и уничтожен. Два офицера и 58 солдат были взяты в плен. После событий в Унцукуле на сторону имама стали переходить многие аварские селения. Военные укрепления брались штурмом. Наибы Хаджи-Мурад и Кебед-Магома заняли ряд стратегически важных пунктов горного Дагестана.
Вскоре вся Авария, кроме Хунзаха - форпоста царских войск в горном Дагестане, - была в руках Шамиля. В ноябре мюриды и восставшие горцы уже контролировали часть прибрежных владений шамхала Тарковского и угрожали самой Темир-Хан-Шуре.
ВЗЯТИЕ ХУНЗАХА
17 ноября осажденный в Хунзахе отряд подполковника Д. Пассека, из опасения полной блокады, был вынужден оставить столицу Аварии и уйти вниз. Но крепость в Темир-Хан-Шуре оказалась уже окруженной горцами, и Пассеку, преследуемому Хаджи-Мурадом, пришлось засесть неподалеку - в укреплении Зыряны. Под беспрерывными обстрелами, в холоде и голоде осажденные держались из последних сил. Это "зыряновское сидение" Пассека вошло в историю. О нем была сложена и солдатская песня:
Стали есть мы лошадину,
И варили, и пекли
Вместо соли мы солили
Из патрона порошком.
Сено в трубочках курили,
Распростились с табачком.
Обносились, оборвались,
Все валилось с плеч долой.
Мы рогожки надевали,
Вместо бурок и плащей;
Ноги кожей обшивали
После съеденных коней...
Подоспевшие отряды генералов Фрейтага и Гурко выручили осажденных.
За вывод колонны из Хунзаха Пассек был произведен из подполковников сразу в генерал-майоры и награжден орденом Святого Георгия.
Шамиль и Хаджи-Мурад отступили, затем неудачно атаковали Казанище, после чего отошли в горы, утверждая власть и законы Имамата на отвоеванных землях.
Хунзах стал главным приобретением Шамиля. Хаджи-Мурад вновь основал здесь свою резиденцию, теперь уже в качестве наиба Шамиля. Жители этому не противились, потому что Хаджи-Мурад по-прежнему был их любимцем. Местные умельцы даже сделали ему подарок, расклепав крепостные пушки, которые Пассек не смог увезти с собой и велел намертво заклепать.
В результате кампании 1843 года Нейдгардт потерял в горном Дагестане почти все прежние царские завоевания, а Имамат Шамиля вдвое увеличил свою территорию.
Как свидетельствовал историк Р. Фадеев: "Мюридизм овладел всей восточной группой Кавказа и обратил силы ее на газават... Нельзя бьшо уже надеяться подавить его в горах иначе, как покорив самые горы. Но для этого надобно было изменить всю систему войны. Мы имели теперь дело не с обществами, ничем не связанными между собой, сопротивлявшимися или покорявшимися отдельно, но с государством самым воинственным, фанатическим, покорствующим перед властью, облеченной в непогрешимость, и располагающим несколькими десятками тысяч воинов, защищенных страшной местностью, с государством, вдобавок окруженным сочувствующими ему племенами, готовыми при каждом успехе единоверцев взяться за оружие и поставить наши войска между огней".
Так начался новый этап Кавказской войны, названный впоследствие Н. Добролюбовым "блистательной эпохой Шамиля".
СУЛТАН-ПЕРЕБЕЖЧИК
Спасти Нейдгардта от монаршего гнева мог только впечатляющий реванш за катастрофу 1843 года. Кавказский корпус, после настоятельных просьб наместника, был усилен двумя дивизиями 5-го пехотного корпуса. Нейдгардту велено было с наступлением весны организовать крупные экспедиции и покончить с Шамилем. Для борьбы с имамом были мобилизованы и силы местных ханов. Даже Даниял-бек (Даниель-бек), правивший Элису - граничившим с Грузией небольшим дагестанским султанатом за отрогами Кавказского хребта, должен был явиться под знамена Нейдгардта.
Но Даниял-бек не торопился выполнять приказ наместника, желая сначала выторговать для себя некоторые привилегии. Унаследовав султанат от отца, честолюбивый Даниял-бек давно уже добивался от правительства княжеского титула, который не перешел к нему по наследству, а также когда-то обещанных его отцу орденов и поместья в России.
Когда о его претензиях доложили императору, тот отказал, решив, что с Даниял-бека достаточно и того, что ему оставили султанат, что хватит с него генеральского звания и жалованья. И что пусть дает свою милицию, а блага земные добывает в боях с Шамилем.
Несмотря на угрозы Нейдгардта, Даниял-бек продолжал отсиживаться в своем султанате и участвовать в походах не собирался. Это могло дурно повлиять на поведение других вассалов и Нейдгардт спешно отправил в Элису генерала Г. Шварца с сильным отрядом. Не застав султана, Шварц захватил Элису и ликвидировал султанат, обратив его в обыкновенный уезд.
Даниял-беку ничего не оставалось, как перейти к Шамилю. Имам принял его с почестями, хотя и подозревал, что не выйдет из султана надежного союзника. В будущем его опасения оправдались самым печальным образом. Тем не менее, видя в переходе Даниял-бека крупную политическую победу, он назначил его мудиром начальником четырех наибств, а затем даже женил своего сына Гази-Магомеда на дочери бывшего султана - Каримат. Гази-Магомед любил свою красавицу-жену. Но воспитанная в аристократическом семействе, учившаяся в Тифлисе, знавшая европейские языки и высший свет при дворе наместника, Каримат отличалась независимым характером и ее отношения с мужем долго не складывались.
Став мудиром, Даниял-бек попытался вернуть свои владения силой, но поход его не имел успеха.
НЕЙДГАРДТ УМЫВАЕТ РУКИ
Нейдгардт начал широкие боевые действия в июне 1844 года. Большие отряды генералов К. фон Клюгенау, А. Лидерса, М. Аргутинского-Долгорукого под общим началом Нейдгардта попытались взять в кольцо Шамиля, выдвинувшего около 20 тысяч мюридов к границам прибрежных царских владений. Позиционные бои у Хубарских высот, у Буртуная, за село Акуша тормозили движение. Шамиль, руководствуясь своими тактическими соображениями, изматывал противника и в решительные сражения не вступал. На занятых территориях Нейдгардт находил пустые аулы, выжженные поля и абсолютное отсутствие провианта и фуража. Горная пустыня, беспрерывные обстрелы с окружающих высот и ночные налеты мюридов вынудили Нейдгардта отказаться от его грандиозных планов.
Опасаясь крупных потерь, Нейдгардт не решился углубиться во владения Шамиля. Он предпочел основательно укрепиться на занимаемых позициях и занялся постройкой новых крепостей взамен отнятых Шамилем. А военные силы употребил на удержание от присоединения к Шамилю ингушей и черкесов.
Скромные успехи масштабных походов, лишь укрепивших могущество Шамиля, задели императора за живое. Его лучшие генералы, одолевшие великого Наполеона и державшие в страхе всю Европу, не могли справиться с простым горцем. Николай больше не желал терпеть унижений, подрывавших его авторитет в большой международной политике.
Нейдгардт невразумительно объяснял причины неудач предательством перебежчиков и разоблачением своей агентурной сети. И предостерегал от попыток покончить с Шамилем одним ударом. Сочтя его слишком слабым для решительного усмирения горцев, император отстранил Нейдгардта от командования, оставив лишь членом Военного совета.
Генеральному штабу было ведено разработать план грандиозной экспедиции, чтобы решительным ударом в сердце Имамата - Дарго - покончить наконец с Шамилем и его государством.
Стратеги Генерального штаба очень осторожно отнеслись к повелению государя, ссылаясь на недостаток сил, средств и горький опыт прежних экспедиций подобного рода. Однако новой системы покорения гор Генеральный штаб предложить не смог. И Николай настоял на своем, соглашаясь на любые жертвы, лишь бы скоро и окончательно решить "кавказский вопрос".
НАМЕСТНИК ВОРОНЦОВ
Осуществителем своих чаяний государь избрал генерал-губернатора Новороссии и наместника Бессарабии графа Михаила Воронцова.
Наследник древнего дворянского рода, сын полномочного министра в Англии, Воронцов получил блестящее образование, имел большой боевой опыт и громкую славу. С Кавказом он был знаком с 1803 года, когда чуть не погиб во время экспедиции Гулякова в Закаталы.
Затем он участвовал во всех войнах и был ранен под Бородином, откуда уехал лечиться в свое имение, взяв с собой множество других раненых. В 1814 году он прославился отражением наступления Наполеона при городе Краоне. Затем несколько лет возглавлял Отдельный корпус в оккупированной Франции. Став в 1823 году генерал-губернатором Новороссии, занялся благоустройством края, развитием виноделия и выведением тонкорунных овец, устройством пароходного сообщения и постройкой роскошных дворцов в Крыму. Между тем успевал он и воевать, когда в этом случалась надобность.
Воронцову было уже 62 года, и отправляться на объятый войной Кавказ, где даже дети не расстаются с кинжалами, а воздух пронизан свистом пуль, Воронцову вовсе не хотелось. Куда приятнее было наслаждаться плодами немалых трудов своих под крымскими пальмами да дегустировать изысканные вина из собственных погребов.
Но государь был тверд, обещал сохранить за Воронцовым все прежние должности и дать ему неограниченные полномочия. Высочайшим указом граф Воронцов был назначен не только главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, с подчинением ему и Новороссийского, и Бессарабского генерал-губернаторств, но и наместником Кавказским. Вместе с учреждением звания наместника ему подчинена была и вся Кавказская область, находившаяся до этого в отдельном от Закавказского края управлении.
И граф решился: "Я стар и становлюсь дряхл, боюсь, что не в силах буду оправдать ожидания царя, но русский царь велит идти, и я, как русский, осенив себя знамением креста Спасителя, повинуюсь и пойду".
Воронцов намерился "тряхнуть стариной", быстро все устроить и показать горцам "кузькину мать", закидав их если не шапками, то гранатами.
25 марта 1845 года новый наместник и главнокомандующий на Кавказе прибыл в Тифлис и не мешкая отправился на театр военных действий. Следом прибыло военное пополнение - около 40 тысяч штыков. Явилось на Кавказ, "на ловлю счастья и чинов", и множество честолюбивых офицеров, уверенных в скором падении Шамиля и надеявшихся сделать на ожидаемом триумфе хорошую карьеру.
Беглые солдаты, хорошо знавшие расположение царских крепостей, становились проводниками при рейдах горцев. Были они и хорошими разведчиками. С их помощью в царских крепостях распространялись письма беглецов, описывающих выгоды их вольной жизни в Имамате. А бывший сотник Лабинского полка Атарщиков с товарищами взял в плен и доставил к Шамилю даже адъютанта самого Нейдгардта поручика Глебова.
Многие из перебежчиков становились знаменитыми воинами, получали от имама награды за мужество и отвагу и оставались с Шамилем до последнего дня войны.
ПОЛЬСКАЯ СОТНЯ
Была в армии Шамиля и Польская сотня. Тысячи поляков были сосланы на Кавказ еще после Второго раздела Польши и подавления восстания Т. Костюшко 1794 года. Затем в 1812 году к ним прибавились еще тысячи депортированных за поддержку Наполеона. Одни служили в действующей армии, другие работали в каменоломнях на строительстве крепостей. Паскевич, подавив новое восстание, тоже отправлял пленных поляков на Кавказ.
Количество поляков в горах стало столь внушительным, что польское правительство в изгнании считало возможным организовать на Кавказе новое польское восстание в союзе с Шамилем и казаками, пройти Украину и соединиться с повстанцами в самой Польше.
Поляки бежали по одному и целыми отрядами, как это было в Ставропольской губернии. Способствовали побегам и сложные отношения с сослуживцами, которые участвовали в Польской кампании Паскевича.
Множество поляков бежало во Францию, Турцию, другие страны, надеясь создать очаги сопротивления и восстановить свое государство.
Руководил действиями польских повстанцев Адам-Юрий Чарторыйский. Потомок известного дворянского рода с юности интересовался политическим устройством европейских государств. Участие в политической деятельности, направленной на восстановление Польского государства, обернулось для него эмиграцией, а затем и арестом, когда он решил вернуться в Польшу в период восстания Костюшко. Чтобы спасти конфискованные родовые имения, Чарторыйскому пришлось явиться в Петербург на положении заложника. Здесь он близко сошелся с будущим императором Александром, который позже назначил его министром иностранных дел и сделал своим ближайшим советником. Результатом энергичной деятельности Чарторыйского стал союз России с Англией и Австрией против Наполеона. Но после Аустерлица он был отдален от двора. На Венском конгрессе 1814 года, при очередном разделе Польши, Чарторыйский вновь был приобщен к большой политике и содействовал образованию Царства Польского в составе России. Но, не получив пост наместника, вновь отдалился от дел, отдавшись литературным занятиям. Новый поворот в его судьбе произошел в 1830 году, когда восставшие избрали его президентом Национального правительства. Поражение восстания привело Чарторыйского в Париж, где он, считавшийся будущим королем Польши, основал центр польской эмиграции ("Hotel Lambert").
На Кавказе многие поляки начали переходить или попросту бежать к горцам, чтобы воевать "За вашу и нашу свободу". Первый отряд польских перебежчиков образовался уже у имама Гамзат-бека.
В одном из донесений командованию отмечалось, что "...во время экспедиции войск за Кубань чрезвычайно много бежало поляков".
Чарторыйский очень надеялся на помощь турецкого правительства, посылал на Кавказ эмиссаров, оружие и добровольцев, но его планам не суждено было сбыться.
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Прослышав о вольной жизни в Имамате, сюда хлынул поток крестьян из царских губерний. Приходили семьями и целыми деревнями.
Прежние хозяева пытались вернуть крестьян, но Шамиль им отказывал на том основании, что рабство противно воле
Бога и что люди не стали бы искать у него убежища, если бы им было хорошо у бывших хозяев.
Были здесь и раскольники, и старообрядцы, и молокане. Были мужики и казаки. Русских граждан Имамата горцы называли "наши русские". Горский интернационал включал в себя представителей около полусотни народов Кавказа, России и других стран. А национализм был возведен в ранг тягчайшего государственного преступления.
Шамиль принимал всех, независимо от происхождения и вероисповедания. Имамат давал переселенцам землю, пищу, жилища и средства на обзаведение хозяйством. Обычно они поселялись на землях, выкупленных Имаматом у обществ. В Имамате образовалось множество новых общин и целые аулы с непривычными названиями.
В целях увеличения населения Имамата Шамиль не облагал переселенцев налогами и предоставлял им льготы.
Мусульмане, православные, католики, иудеи - все жили в Имамате как братья, помогая друг другу и Шамилю. Веротерпимость, признание всех людей равными перед Аллахом были одной из основ Имамата. Этому же учит и Коран: "И наш Бог, и ваш Бог един, и мы Ему предаемся" (29:45).
Кавказская война обретала новое качество: теперь это была совместная борьба разных народов, и не против России, а против подавления человеческого достоинства, за свободу и независимость. Люди сопротивлялись царизму так же яростно, как боролись их предки против нашествий восточных завоевателей.
ЗАПИСКИ РЯДОВОГО ЗАГОРСКОГО
Жизнь Имамата описал рядовой 10-го Грузинского линейного батальона И. Загорский, побывавший в плену у горцев вместе с князем Орбелиани:
"Шамиль уже восемь лет борется с могучим гигантом Европы и до сих пор не являет признаков усталости. Неоднократно истертый, рассеянный, в скором времени умеет восстать из праха и полон жизни, с новою энергией выступает на неравную и опасную борьбу. Причины этого необыкновенного явления легко объяснить следующим. Дикие племена Кавказа еще лет двадцать тому назад не были соединены никаким постоянным союзом. Иногда только общая опасность совокупляла на короткое время их силы противу мощного врага, по миновании которой дружеские сношения прекращались. Буйные их страсти не были обузданы никакими законами, кроме права сильнейшего... Но эти огненные дети природы под дикою оболочкой физических способностей хранят в себе зародыш блестящих умственных дарований. Быстрая понятливость, острая память, отчаянная отвага и пламенное воображение делают их способными ко всему, к чему их поведет искусная рука. Этой рукою, бросившей на плодородную почву девственных их умов искру, вспыхнувшую пламенем религиозного фанатизма в огненных сердцах, был мюридизм. Проповеди муллы Магомета вдохнули в них первую мысль, разбудили нравственную силу, указали им общую цель действия и положили первое начало религиозной секты, число последователей которой с каждым днем увеличивается. Учение нового шариата составило эпоху в жизни племен, населяющих восточную отрасль Кавказа. Различные происхождением, языком и нравами, они соединились у подножия проповедующих своих учителей неразрывным узлом единоверия и, подстрекаемые фанатизмом, ринулись с подоблачных жилищ своих проливать кровь за сохранность своих понятий и святость уставов Пророка. При таком направлении умов не преминут явиться предводители. Им даже нет дела до личных достоинств начальника; довольно только, чтоб он имел общую доверенность, а более всего славился строгостью правил. Они столпятся вокруг него и велят ему вести себя на бой с неверными. ...Теперь, когда еще первоначальные впечатления, произведенные проповедниками на гибкие умы детей Кавказа, не изгладились, когда религиозный фанатизм воспламеняет большую часть народа, мюридизм не имеет недостатка в последователях. Напротив, число их с каждым днем возрастает, дух его оживляет горы, ведет на бой диких обитателей Кавказа и в быстром течении увлекает более хладнокровного и более миролюбивого имама. Огонь страсти к воле пожирает все сердца. Если бы Шамиль даже хотел остановиться, то теперь уже поздно. Он должен раздувать пламя, иначе оно сожжет его самого".
О низамах имама Загорский писал: "Перед лицом Бога, Пророка и его имама (наместника) все сохраняют равенство, из пределов которого ни богатство, ни высшие дарования не в состоянии никого вывести. ...Теперь за малейшую вину, за всякое нарушение общественного порядка определены взыскания: штраф, темница и телесное наказание, от которого никто не избавляется, от последнего поденщика до знатнейшего наиба. Все сии наказания приводятся в исполнение с величайшей точностью и нужно сказать правду, что преступления становятся очень редки. Теперь через всю страну, над которой распространяется власть Шамиля, можно смело одному человеку провозить вьюки золота, не опасаясь лишиться их".
ВОЗЗВАНИЯ И ЛАЗУТЧИКИ НЕЙДГАРДТА
Нейдгардт был человек педантичный и осторожный. Он имел богатый опыт заграничных походов, но попал на Кавказ из кресла московского военного губернатора и был более склонен к штабной деятельности, чем к бранному делу.
Решив действовать наверняка, он запросил у императора подкреплений, а сам занялся составлением грозных воззваний. Как человек образованный, Нейдгардт счел необходимым украсить традиционные обещания "кнута и пряника" понятными горцам образами. В своих темпераментных сочинениях генерал от инфантерии сообщал, что "Его Императорское Величество решился восстановить в нынешнем году спокойствие и благоденствие в этой части Кавказа", соглашался оставить горцам их веру взамен на полное подчинение, объявлял Шамиля "наглым обманщиком, который из личных видов корысти и властолюбия возмутил горские общества и предал их всем бедствиям войны, а сам вечно избегает всякой опасности и скрывается от русской пули"; лгал, что Шамиль "бесчеловечно и вероломно истребил все народонаселение аула Центорой, не исключая ни старцев, ни женщин, ни детей"; угрожал, что "все аулы и общества, которые впредь окажут содействие Шамилю и его сообщникам и сопротивление законной власти, подвергнутся также строжайшей казни и что те племена, которые выселились в горы и не возвратятся ныне же на прежние места жительства, лишатся навсегда земель своих", а сверх того живописно пугал горцев: "Упорствуя в своем заблуждении и встречая отряды наши неприязненно, вы подвергнетесь вместе с Шамилем казням и разорению от грозного орла России, который является в одно и то же время там, где восходит солнце и где оно садится в море, и перелетает чрез Казбек и Эльбрус, как чрез небольшие пригорки".
Уверенный, что горцы повергнуты его красноречием в трепет и вскоре не только сложат оружие, но и приведут к нему на аркане самого Шамиля, Нейдгардт принялся за восстановление сети лазутчиков, чтобы контролировать дальнейший ход кавказских дел. Демонстрируя новые методы правления, он даже велел приделать к стенам властных учреждений специальные почтовые яшики, чтобы все желающие могли инкогнито сообщать полезные сведения как о действиях мюридов, так и о злоупотреблениях местных чиновников.
Шпионская сеть, раскинутая Нейдгардтом и стоившая немалых денег, приносила весьма неутешительные сведения. Выходило, что Шамиль со своими мюридами и не помышляет о прекращении сопротивления. Более того, имам увеличил армию и строил свое государство так спокойно и основательно, будто находится не в окружении царских войск, а где-то в пустынной Аравии.
Вскоре Нейдгардт все же получил вести от Шамиля. Однако вместо ожидаемого прошения о помиловании, имам предлагал начать переговоры о мире, ставя основным условием официальное признание своего государства и возвращение своего сына-заложника Джамалуддина.
Разгневанный наместник отверг предложение и начал собирать войска, чтобы наказать Шамиля за дерзость.
Заметным успехом его агентурной сети стала ликвидация одного из ближайших сподвижников Шамиля - Ахвердилава.
Ахвердилав был в числе сподвижников первых имамов. Шамиль назначил его сначала наибом Малой Чечни, а затем и мудиром - генерал-губернатором всей Чечни, где он пользовался высоким авторитетом как отважный воин и справедливый администратор. Считалось, что в случае гибели Шамиля его место займет именно Ахвердилав.
Еще в 1841 году на его истребление Головин выделил две тысячи рублей серебром. "Нет сомнения, - писал он, - что через уничтожение этого предприимчивого сподвижника Шамиля мы избавились бы от одного из самых опаснейших его орудий, и успокоение Чечни было бы тогда делом гораздо менее затруднительным".
Узнав через своих лазутчиков, что Ахвердилав готовит наступление на Аварию, Нейдгардт употребил все возможности, чтобы попытаться избавиться от "правой руки" Шамиля. 12 июня 1843 года во время переговоров у аула Шатили Ахвердилав был ранен в спину. Ахвердилав убил покушавшегося, взял пленных и отошел в горы. Но рана оказалась тяжелой, и через неделю Ахвердилав умер. Одни считали причиной покушения кровную месть, другие подозревали подкуп. Нейдгардт считал это успехом своей резидентуры и ожидал, что горцы теперь падут духом и отступятся от намерений овладеть Аварией.
Но имам вновь разочаровал Нейдгардта. После гибели Ахвердилава шпионская сеть была раскрыта. Наиб Шугаиб был особенно суров с предателями: казнив шпионов, найденных в своем наибстве, он предлагал Шамилю поступить так же и со всеми остальными. Шамиль считал более действенным средством позорное наказание и изгнание. Людей, чья вина не была доказана полностью, Шамиль вверял воле Всевышнего и передавал в распоряжение их джамаатов.
Вскоре жертвой заговора стал и сам Шугаиб. 15 марта 1844 года наиб прибыл в село Центорой, чтобы убедить людей активнее поддерживать Шамиля. Но подстрекаемые агентурой Нейдгардта, кровники устроили засаду и убили Шугаиба. В ответ Шамиль казнил убийц и сжег их дома, а явных соучастников переселил в высокогорные аулы.
С тех пор никто и ни за какие деньги не соглашался стать осведомителем Нейдгардта.
Иногда разоблаченным агентам предоставлялась возможность искупить свою вину, снабжая кавказское начальство дезинформацией. Двойные агенты заводили войска в каменные мешки и непроходимые леса, заманивали противника в нужном Шамилю направлении, убеждали, что население только и ждет их появления, чтобы восстать против Шамиля. Не покладая рук трудились и тайные службы самого Имамата.
БЛИСТАТЕЛЬНАЯ ЭПОХА ШАМИЛЯ
Лишив Нейдгардта "глаз и ушей", Шамиль сделался полным хозяином положения. В конце августа 1843 года он начал широкие наступательные действия. Сначала он осадил "мирный" дагестанский аул Унцукуль и начал его обстрел из артиллерийских орудий. Унцукульцы известны своими изделиями из дерева с металлической насечкой. В ту пору большим спросом у военных пользовались унцукульские трубки. Торговля шла бойко, и унцукульцы старались поддерживать с царскими властями хорошие отношения, тем более что в самом Унцукуле стоял гарнизон. Приглашения Шамиля к совместным действиям они отклоняли, объявление имама о греховности курения табака и выделке трубок - игнорировали. Вероятно поэтому свою новую военную кампанию имам решил начать с наказания "трубочников".
Брошенный на помощь Унцукулю из Темир-Хан-Шуры батальон подполковника Веселицкого был Окружен и уничтожен. Два офицера и 58 солдат были взяты в плен. После событий в Унцукуле на сторону имама стали переходить многие аварские селения. Военные укрепления брались штурмом. Наибы Хаджи-Мурад и Кебед-Магома заняли ряд стратегически важных пунктов горного Дагестана.
Вскоре вся Авария, кроме Хунзаха - форпоста царских войск в горном Дагестане, - была в руках Шамиля. В ноябре мюриды и восставшие горцы уже контролировали часть прибрежных владений шамхала Тарковского и угрожали самой Темир-Хан-Шуре.
ВЗЯТИЕ ХУНЗАХА
17 ноября осажденный в Хунзахе отряд подполковника Д. Пассека, из опасения полной блокады, был вынужден оставить столицу Аварии и уйти вниз. Но крепость в Темир-Хан-Шуре оказалась уже окруженной горцами, и Пассеку, преследуемому Хаджи-Мурадом, пришлось засесть неподалеку - в укреплении Зыряны. Под беспрерывными обстрелами, в холоде и голоде осажденные держались из последних сил. Это "зыряновское сидение" Пассека вошло в историю. О нем была сложена и солдатская песня:
Стали есть мы лошадину,
И варили, и пекли
Вместо соли мы солили
Из патрона порошком.
Сено в трубочках курили,
Распростились с табачком.
Обносились, оборвались,
Все валилось с плеч долой.
Мы рогожки надевали,
Вместо бурок и плащей;
Ноги кожей обшивали
После съеденных коней...
Подоспевшие отряды генералов Фрейтага и Гурко выручили осажденных.
За вывод колонны из Хунзаха Пассек был произведен из подполковников сразу в генерал-майоры и награжден орденом Святого Георгия.
Шамиль и Хаджи-Мурад отступили, затем неудачно атаковали Казанище, после чего отошли в горы, утверждая власть и законы Имамата на отвоеванных землях.
Хунзах стал главным приобретением Шамиля. Хаджи-Мурад вновь основал здесь свою резиденцию, теперь уже в качестве наиба Шамиля. Жители этому не противились, потому что Хаджи-Мурад по-прежнему был их любимцем. Местные умельцы даже сделали ему подарок, расклепав крепостные пушки, которые Пассек не смог увезти с собой и велел намертво заклепать.
В результате кампании 1843 года Нейдгардт потерял в горном Дагестане почти все прежние царские завоевания, а Имамат Шамиля вдвое увеличил свою территорию.
Как свидетельствовал историк Р. Фадеев: "Мюридизм овладел всей восточной группой Кавказа и обратил силы ее на газават... Нельзя бьшо уже надеяться подавить его в горах иначе, как покорив самые горы. Но для этого надобно было изменить всю систему войны. Мы имели теперь дело не с обществами, ничем не связанными между собой, сопротивлявшимися или покорявшимися отдельно, но с государством самым воинственным, фанатическим, покорствующим перед властью, облеченной в непогрешимость, и располагающим несколькими десятками тысяч воинов, защищенных страшной местностью, с государством, вдобавок окруженным сочувствующими ему племенами, готовыми при каждом успехе единоверцев взяться за оружие и поставить наши войска между огней".
Так начался новый этап Кавказской войны, названный впоследствие Н. Добролюбовым "блистательной эпохой Шамиля".
СУЛТАН-ПЕРЕБЕЖЧИК
Спасти Нейдгардта от монаршего гнева мог только впечатляющий реванш за катастрофу 1843 года. Кавказский корпус, после настоятельных просьб наместника, был усилен двумя дивизиями 5-го пехотного корпуса. Нейдгардту велено было с наступлением весны организовать крупные экспедиции и покончить с Шамилем. Для борьбы с имамом были мобилизованы и силы местных ханов. Даже Даниял-бек (Даниель-бек), правивший Элису - граничившим с Грузией небольшим дагестанским султанатом за отрогами Кавказского хребта, должен был явиться под знамена Нейдгардта.
Но Даниял-бек не торопился выполнять приказ наместника, желая сначала выторговать для себя некоторые привилегии. Унаследовав султанат от отца, честолюбивый Даниял-бек давно уже добивался от правительства княжеского титула, который не перешел к нему по наследству, а также когда-то обещанных его отцу орденов и поместья в России.
Когда о его претензиях доложили императору, тот отказал, решив, что с Даниял-бека достаточно и того, что ему оставили султанат, что хватит с него генеральского звания и жалованья. И что пусть дает свою милицию, а блага земные добывает в боях с Шамилем.
Несмотря на угрозы Нейдгардта, Даниял-бек продолжал отсиживаться в своем султанате и участвовать в походах не собирался. Это могло дурно повлиять на поведение других вассалов и Нейдгардт спешно отправил в Элису генерала Г. Шварца с сильным отрядом. Не застав султана, Шварц захватил Элису и ликвидировал султанат, обратив его в обыкновенный уезд.
Даниял-беку ничего не оставалось, как перейти к Шамилю. Имам принял его с почестями, хотя и подозревал, что не выйдет из султана надежного союзника. В будущем его опасения оправдались самым печальным образом. Тем не менее, видя в переходе Даниял-бека крупную политическую победу, он назначил его мудиром начальником четырех наибств, а затем даже женил своего сына Гази-Магомеда на дочери бывшего султана - Каримат. Гази-Магомед любил свою красавицу-жену. Но воспитанная в аристократическом семействе, учившаяся в Тифлисе, знавшая европейские языки и высший свет при дворе наместника, Каримат отличалась независимым характером и ее отношения с мужем долго не складывались.
Став мудиром, Даниял-бек попытался вернуть свои владения силой, но поход его не имел успеха.
НЕЙДГАРДТ УМЫВАЕТ РУКИ
Нейдгардт начал широкие боевые действия в июне 1844 года. Большие отряды генералов К. фон Клюгенау, А. Лидерса, М. Аргутинского-Долгорукого под общим началом Нейдгардта попытались взять в кольцо Шамиля, выдвинувшего около 20 тысяч мюридов к границам прибрежных царских владений. Позиционные бои у Хубарских высот, у Буртуная, за село Акуша тормозили движение. Шамиль, руководствуясь своими тактическими соображениями, изматывал противника и в решительные сражения не вступал. На занятых территориях Нейдгардт находил пустые аулы, выжженные поля и абсолютное отсутствие провианта и фуража. Горная пустыня, беспрерывные обстрелы с окружающих высот и ночные налеты мюридов вынудили Нейдгардта отказаться от его грандиозных планов.
Опасаясь крупных потерь, Нейдгардт не решился углубиться во владения Шамиля. Он предпочел основательно укрепиться на занимаемых позициях и занялся постройкой новых крепостей взамен отнятых Шамилем. А военные силы употребил на удержание от присоединения к Шамилю ингушей и черкесов.
Скромные успехи масштабных походов, лишь укрепивших могущество Шамиля, задели императора за живое. Его лучшие генералы, одолевшие великого Наполеона и державшие в страхе всю Европу, не могли справиться с простым горцем. Николай больше не желал терпеть унижений, подрывавших его авторитет в большой международной политике.
Нейдгардт невразумительно объяснял причины неудач предательством перебежчиков и разоблачением своей агентурной сети. И предостерегал от попыток покончить с Шамилем одним ударом. Сочтя его слишком слабым для решительного усмирения горцев, император отстранил Нейдгардта от командования, оставив лишь членом Военного совета.
Генеральному штабу было ведено разработать план грандиозной экспедиции, чтобы решительным ударом в сердце Имамата - Дарго - покончить наконец с Шамилем и его государством.
Стратеги Генерального штаба очень осторожно отнеслись к повелению государя, ссылаясь на недостаток сил, средств и горький опыт прежних экспедиций подобного рода. Однако новой системы покорения гор Генеральный штаб предложить не смог. И Николай настоял на своем, соглашаясь на любые жертвы, лишь бы скоро и окончательно решить "кавказский вопрос".
НАМЕСТНИК ВОРОНЦОВ
Осуществителем своих чаяний государь избрал генерал-губернатора Новороссии и наместника Бессарабии графа Михаила Воронцова.
Наследник древнего дворянского рода, сын полномочного министра в Англии, Воронцов получил блестящее образование, имел большой боевой опыт и громкую славу. С Кавказом он был знаком с 1803 года, когда чуть не погиб во время экспедиции Гулякова в Закаталы.
Затем он участвовал во всех войнах и был ранен под Бородином, откуда уехал лечиться в свое имение, взяв с собой множество других раненых. В 1814 году он прославился отражением наступления Наполеона при городе Краоне. Затем несколько лет возглавлял Отдельный корпус в оккупированной Франции. Став в 1823 году генерал-губернатором Новороссии, занялся благоустройством края, развитием виноделия и выведением тонкорунных овец, устройством пароходного сообщения и постройкой роскошных дворцов в Крыму. Между тем успевал он и воевать, когда в этом случалась надобность.
Воронцову было уже 62 года, и отправляться на объятый войной Кавказ, где даже дети не расстаются с кинжалами, а воздух пронизан свистом пуль, Воронцову вовсе не хотелось. Куда приятнее было наслаждаться плодами немалых трудов своих под крымскими пальмами да дегустировать изысканные вина из собственных погребов.
Но государь был тверд, обещал сохранить за Воронцовым все прежние должности и дать ему неограниченные полномочия. Высочайшим указом граф Воронцов был назначен не только главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом, с подчинением ему и Новороссийского, и Бессарабского генерал-губернаторств, но и наместником Кавказским. Вместе с учреждением звания наместника ему подчинена была и вся Кавказская область, находившаяся до этого в отдельном от Закавказского края управлении.
И граф решился: "Я стар и становлюсь дряхл, боюсь, что не в силах буду оправдать ожидания царя, но русский царь велит идти, и я, как русский, осенив себя знамением креста Спасителя, повинуюсь и пойду".
Воронцов намерился "тряхнуть стариной", быстро все устроить и показать горцам "кузькину мать", закидав их если не шапками, то гранатами.
25 марта 1845 года новый наместник и главнокомандующий на Кавказе прибыл в Тифлис и не мешкая отправился на театр военных действий. Следом прибыло военное пополнение - около 40 тысяч штыков. Явилось на Кавказ, "на ловлю счастья и чинов", и множество честолюбивых офицеров, уверенных в скором падении Шамиля и надеявшихся сделать на ожидаемом триумфе хорошую карьеру.