Страница:
Сын Шамиля Джамалуддин, которого Граббе в письме военному министру А. Чернышеву называл "мальчиком бойким и свыше лет умным", был увезен с Кавказа и определен сначала в 1-й Московский кадетский корпус, а затем в Александровский кадетский корпус для малолетних сирот в Царском Селе, где был мусульманский священник.
"ПОСМОТРИМ, ЧТО ДАЛЬШЕ БУДЕТ"
Победу над Шамилем в Петербурге встретили с ликованием. На участников экспедиции посыпались награды. Головин получил чин генерала от инфантерии, Граббе - звание генерал-адъютанта и орден Святого Георгия второй степени, остальные участники похода - специально учрежденные серебряные медали с надписью "За взятие штурмом Ахульго".
Штурм этот остался в истории столь значимым событием, что правительство решило увековечить его посредством живописи. На исходе века работа была поручена Францу Рубо, который создал сначала ряд картин, а затем и целую панораму
"Штурм аула Ахульго". Панорама имела большой успех в Европе и России, принесла автору звание академика, орден Святого Михаила и новые заказы. После "Ахульго" Рубо написал панорамы "Оборона Севастополя" и "Бородинская битва".
Образ Шамиля и события Кавказской войны нашли отражение и в произведениях множества других художников, среди которых были такие корифеи, как И. Айвазовский, Г. Гагарин, М. Врубель, Н. Пиросмани, Е. Лансере.
Граббе уверял Николая I в полном "успокоении" Кавказа и окончательной гибели мюридизма, а самого Шамиля объявил "бесприютным и бессильным бродягой, голова которого стоит не более 100 червонцев". В докладе с места военных действий Граббе писал: "Не сомневаюсь, что настоящая экспедиция не только поведет к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатление штурма и взятия Ахульго надолго не изгладится из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания; но это только частный результат, гораздо важнейшим считаю я нравственное влияние, произведенное над горцами силой русского оружия..."
Полагая, что настало время, "когда горцы не должны уже более обманывать начальство призраком покорности", Граббе обещал составить проект системы управления горскими племенами и решительно претворить его в жизнь.
На докладе Граббе и Пулло военный министр Чернышев сделал помету: "...Одного недоставало к славе оной - это взятия Шамиля, он успел скрыться. Теперь желательно знать, как ген. Граббе полагает воспользоваться как естественными, так и нравственными выгодами сей экспедиции".
Усомнился в полном успехе и император, наложивший на полях доклада резолюцию: "Прекрасно, но жаль очень, что Шамиль ушел; и признаюсь, что опасаюсь новых его козней, хотя неоспоримо, что он лишился большей части своих способов и своего влияния. Посмотрим, что дальше будет".
ШАМИЛЬ В ЧЕЧНЕ
Молва о великом сражении на Ахульго достигла Чечни раньше Шамиля. Его встречали как героя, оказывали почести и старались превзойти друг друга в гостеприимстве. Немало жертвенных овец и быков было заколото в ознаменование чудесного спасения Шамиля. Шамиль старался нигде долго не задерживаться, полагая, что погоня если и не настигнет его самого, то способна повредить принимавшим его людям. Жители Беноя не хотели отпускать Шамиля, считая свой аул совершенно недоступным для чьих-либо покушений. Здесь Шамиль оставался некоторое время. Здесь родился и его сын Магомед-Шапи (Магомед-Шефи).
Затем Шамиль перебрался в Ведено, а оттуда в Шатой. Сюда начали стягиваться его уцелевшие мюриды, наибы и уважаемые предводители чеченцев. Знаменитые храбрецы Шугаиб Центороевский и Джавад-хан Даргоевский старались ободрить Шамиля, обещая, что взамен павших товарищей он найдет в Чечне новых друзей, которые будут ему верной опорой.
В тот период еще одно несчастье опечалило горцев: скончался их духовный вдохновитель и наставник шейх Магомед Ярагинский. До последних дней он поддерживал Шамиля и борьбу горцев, служа живой связью с благодатью шейхов Золотой цепи. Шейх Ярагинский был похоронен на кладбище аула Согратль, и могила его с тех пор считается священной.
Духовное руководство горцами принял на себя преемник Ярагинского - шейх Джамалуддин Казикумухский.
ИЛЛЮЗИИ ГРАББЕ
Затишье, воцарившееся в горах после Ахульго, подвигнуло Граббе на энергичное введение в крае новой системы управления. Чечню и Дагестан он разделил на приставства, назначил управлять ими надежных людей. Он объявил горцам, что не хочет полупокорности, потребовал полного подчинения, выдачи аманатов и по одному хорошему ружью с каждых десяти домов. Им также было ведено "не давать убежище абрекам и мюридам и отказаться от всякого участия в пагубном учении Шамиля". Без дозволения начальства даже запрещено было переходить на жительство из одного аула в другой. Сверх того горцы были обложены всевозможными податями и повинностями. А произвол чиновников, грабежи и реквизиции скота стали повсеместным явлением. Вместе с тем Граббе понимал, что одной лишь силой оружия "нельзя дойти до покорения гор", и в будущем предполагал перейти к мерам экономическим, дабы продемонстрировать горцам выгоды его благоустроенного правления. Однако на первых порах считал необходимым утвердиться в крае крепостями и поселениями, чтобы, контролируя поля и пастбища, поставить население в полную от себя зависимость. Это, по замыслу Граббе, должно было вынудить горцев постепенно сложить оружие и привести их к совершенной покорности.
Первые результаты новой системы вселяли оптимизм. Но это была лишь видимость покорности. Если кто и отдавал добровольно оружие, то старое и никчемное. В аманаты старались выдать людей, от которых общества и сами мечтали избавиться. Начальство на местах подкупалось или запугивалось. Скот или угонялся в безопасные места, или его предпочитали резать и сушить мясо впрок, чем подвергать опасности конфискации. А самые невероятные и пугающие слухи о грядущем поголовном разоружении, введении воинской повинности и даже запрещении женщинам носить шальвары приводили к тому, что целые аулы, не спрашивая никакого начальства, уходили в недоступные горные леса и примыкали к Шамилю.
Дело кончилось тем, что чеченцы предпочли приставам власть Шамиля и 8 марта 1840 года провозгласили его своим имамом. Приняв это звание, Шамиль не замедлил развернуть самую энергичную деятельность. Слава героя-мученика, восставшего из пепла Ахульго, привлекала к имаму все новых приверженцев. Влияние имама стремительно возрождалось и скоро распространилось далеко за пределы Чечни. Горцы вновь взяли в руки оружие. Окруженный сильной охраной, Шамиль объезжал аул за аулом, поднимая людей на новую борьбу. Многие из назначенных приставами старшин приходили к Шамилю и разбивали перед ним старшинские значки. Реальная власть, миновав приставов, вновь оказалась в руках шамилевских наибов, число которых теперь еще более возросло. Восстанавливалась административная система Имамата и вводились новые законы.
По приказу Шамиля люди уходили с равнин в горы, сжигая свои старые аулы и строя новые. А если какие-то аулы имели претензии друг к другу, Шамиль улаживал дело миром, основываясь на законах шариата. Тех же, кто противился шариату, он призывал вернуться на путь истинный и обещал никого строго не наказывать. Он был уверен, что люди сами поймут, что законы шариата есть благо для них.
СХВАТКА С ВЕЛИКАНОМ
В одном из таких сел люди обратились к Шамилю с просьбой избавить их от разбойника, от которого все страдали и с которым никто не мог справиться. Это был Сокур - гигант, обладавший злобным нравом и невероятной физической силой. К тому же у Сокура было много родственников, и убийство его односельчанами неминуемо привело бы ко всем ужасам кровомщения.
Помня свое обещание никого не казнить, Шамиль приказал своим мюридам выколоть разбойнику глаза. Предупрежденный родственниками, Сокур решил удалиться на время из села, но был встречен мюридами. Разбойник легко разметал нападавших, а нескольких даже ранил кинжалом. Но мюриды бросались на него снова и снова, пока им наконец не удалось свалить и связать преступника. Его привели в дом кунака Шамиля Шабана, где остановился имам, поместили в отдельное помещение и там привели приговор в исполнение. Вслед за тем были освобождены пленники Сокура, сидевшие в колодках у него в подвале.
Однако этим дело не кончилось. Ночью Сокур сумел разорвать путы и вышвырнуть в окно часового. Услышав шум, Шамиль решил, что на дом напали родственники разбойника, желая отомстить за обиду. Он бросился к двери, чтобы позвать своих мюридов, но наткнулся на разъяренного гиганта, который надвигался на него с кинжалом в руке. Шамиль обратился к стене, где висело оружие, но Сокур обхватил его железной рукой и стал наносить удары кинжалом. Он ранил Шамиля в бок, но не причинил особого вреда, потому что Шамиль сумел так крепко обхватить нападавшего руками, что тот уже не мог работать кинжалом с прежней силой. Подоспевший кунак Шабан выхватил пистолет и собирался прострелить разбойнику голову, выжидая лишь момента, чтобы не попасть в Шамиля. Но в темноте сам напоролся на кинжал и упал замертво. Шамилю ничего не оставалось, как обхватить Сокура еще крепче и кружить с ним по темной комнате, дожидаясь подмоги.
Спас Шамиля все тот же Шабан, споткнувшись о бездыханное тело которого, противники упали на пол. Тогда Шамилю удалось придавить разбойника коленом и схватить его за руку, в которой было оружие. Изранив свои руки, Шамиль все же вырвал кинжал и тут же вонзил его в грудь разбойника. В этом положении и застал его Юнус, который с другими мюридами дежурил ночью в сторожевой башне на случай возмущения родственников разбойника.
Умирая, Сокур произнес:
- Узнал ли богатырь мою силу?
- Узнал ли богатырь силу того, кто боролся с ним без оружия? - ответил Шамиль.
Слух о побоище в доме Шамиля уже облетел аул, и люди сочли, что, должно быть, убит сам Шамиль. Этим попытались воспользоваться родственники Сокура, чтобы в возникшей суматохе отомстить мюридам за обиду. Зная, чем все это может обернуться, истекавший кровью Шамиль явился перед народом. Это произвело на собравшихся столь сильное впечатление, что большинство тут же приняло сторону Шамиля, а родственники убитого предпочли поскорее покинуть аул. После этого случая имама везде сопровождал сильный конвой из надежных телохранителей.
Ранения вынудили Шамиля отложить намечавшуюся экспедицию в еще неподвластные ему аулы. Но молва о его невероятном подвиге и без того прибавила Шамилю множество сторонников.
КРИЗИС НА ВОСТОКЕ
К тому времени разразился новый восточный кризис, причиной которого стали притязания египетского паши Мухаммеда Али на передел Малой Азии. Формально оставаясь вассалом Турции, паша провел в Египте ряд важных реформ, создал сильную армию и флот и помог своему сюзерену в борьбе с греческими повстанцами. Взамен он требовал отдать ему Сирию и намеревался создать независимое государство.
Получив решительный отказ, египетский правитель двинул свои войска на север и осенью 1831 года разгромил турецкую армию. К лету следующего года он занял Палестину, Сирию, Киликию, вступил в Анатолию, а зимой уже угрожал захватом Константинополя.
Паша стремительно возвысился в международной политике, его притязания расширились и вскоре отразились на положении в Причерноморье. Горы Черкесии наводнили агенты паши, побуждая население к восстаниям. Этим же занималась тут и английская разведка. Вожди черкесов стали получать письма, приглашавшие их к совместным выступлениям. В письмах сообщалось, что паша уже разгромил почти все великие державы и скоро его непобедимая армия явится на Кавказ на помощь единоверцам. Попадали такие письма и в Имамат, но Шамиль позже вспоминал, что большинство этих писем сочинял его секретарь, дабы ободрить народ и укрепить в нем веру в победу. Настоящей помощи ни от турок, ни от паши он никогда не получал.
Европейские державы отказались поддержать Турцию, и тогда султан решил обратиться за помощью к России.
Николай I согласился помочь вчерашнему противнику, тем более что это сулило новые уступки на Черном и Средиземном морях.
Вскоре после визита в Турцию посланника императора генерал-лейтенанта Н. Муравьева на Босфоре появилась эскадра Черноморского флота, а к Стамбулу прибыл большой сухопутный десант.
Ошеломленная британская дипломатия попыталась склонить турецкое правительство к отказу от российской помощи, а французский посол требовал пропустить через Дарданеллы свой флот и даже угрожал пробиться силой. Однако западные державы получили отказ.
Весной 1833 года под Стамбулом состоялся парад союзных войск. По такому случаю султан даже облачился в гусарский мундир и выучил несколько приветствий по-русски. Грандиозный парад, громогласные "ура!", взаимная раздача подарков и специально изготовленных наград произвели на послов других держав сильное впечатление.
В 1833 году состоялось подписание Ункяр-Искелесийского договора, который устанавливал между Россией и Турцией вечный мир, дружбу и военный союз. Теперь Турция могла рассчитывать на дальнейшую военную поддержку России и обещала, в случае необходимости, закрывать проливы Босфор и Дарданеллы для военных кораблей других стран.
Египетский паша, оставаясь вассалом Турции, поспешил отвести войска и заключить перемирие, хотя из Сирии так и не ушел.
Для горцев Черкесии это обернулось резким уменьшением помощи из Турции. Иногда повстанцы получали по морю оружие и боеприпасы, но большей частью шхуны с контрабандой перехватывались русскими военными кораблями. Не имели особого успеха и иностранные эмиссары, хотя усилия их были настойчивы и постоянны.
ДЕЛА В ЧЕРКЕСИИ
Обезопасив себя со стороны Турции, царское командование начало активное строительство новых черноморских береговых укреплений, оттесняя горцев с благодатных земель все дальше в горы. В начале 1840 года на Западном Кавказе вспыхнуло всеобщее восстание. Черкесские племена обрушились с гор на Черноморскую береговую линию, разгромив ее главные крепости и редуты. О том, что это были за жаркие битвы, свидетельствует история гибели Михайловского укрепления. Защитники решились взорвать его, если не удастся устоять против горцев. Исполнить задуманное вызвался кавказский ветеран рядовой Архип Осипов. Когда горцы обложили крепость, он уже был в пороховом погребе с зажженным фитилем в руке. Так просидел он несколько часов, прислушиваясь к грохоту битвы. Наконец все смолкло и Архип услышал, как с двери в погреб сбивают замки. Порох считался лучшим трофеем, и победители спешили им овладеть. Архип перекрестился и бросил фитиль. Страшный взрыв превратил Михайловское укрепление в огромную братскую могилу.
Отбивать крепости пришлось целый год, подтянув для этого дополнительные военные силы.
Все это не могло не сказаться и на Северном Кавказе, где Шамиль не замедлил перейти к новым военным операциям.
Используя проверенную тактику малых походов, заманивая, а затем контратакуя противника, изматывая его неповоротливые части своими стремительными набегами в самых неожиданных направлениях, Шамиль вскоре стал хозяином положения, диктуя царскому командованию свою стратегию. Успехи Шамиля побуждали признавать его власть все новые общества, тем самым значительно расширяя театр военных действий и делая борьбу всенародной. Тех же, кто не желал признавать власть имама, мюриды подвергали перевоспитанию, после которого "шариат становился им ближе, чем жена".
ШАМИЛЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ДАГЕСТАН
В недрах непроходимых ичкерийских лесов Шамиль заложил новую столицу Имамата - Новое Дарго, откуда направлял действия своих наибов. К лету Шамиль собрал сильный отряд и перешел в Дагестан, намереваясь вернуть его в свое владычество. Подойдя к богатому аулу Чиркей, Шамиль призвал его жителей выступить с ним за правое дело. Однако чиркеевцы, жившие в легкой досягаемости царского командования, стали спорить, следует ли им вступать в союз с Шамилем. Но когда мюриды предложили, чтобы те, кто предпочитает Шамиля, встали по одну сторону от сельского кадия, а те, кто не желает, - по другую, все дружно встали на сторону Шамиля. В дальнейшем чиркеевцы были среди самых верных и надежных воинов имама. Один из них - Амир-хан даже сумел добраться до Стамбула и добыть там целый корабль оружия. Но на обратном пути корабль был захвачен и добраться до Шамиля смог только сам Амир-хан.
После Чиркея значительно пополнившийся отряд имама двинулся дальше. Обеспокоенное царское командование решило положить конец "беспорядкам" и выслало навстречу Шамилю отряд генерала Клюгенау. 10 июля старые знакомые встретились во владениях Шамхала Тарковского у села Ишкарты. О переговорах на этот раз никто и не помышлял. Шамиль атаковал генерала с нескольких сторон. Решительный натиск опрокинул авангард Клюгенау, бой завязался в селе. Мюриды накатывались волнами, сломили сопротивление и вынудили Клюгенау спешно отступить с остатками разбитого отряда.
Развивая успех, Шамиль занял еще два больших села - Каранай и Эрпели. Сообщения между Темир-Хан-Шурой и царскими укреплениями в нагорном Дагестане были прерваны. Теперь Шамиль имел полную возможность заняться утверждением своей власти в Аварии.
Тогда же в Эрпели Шамиль решил преподать урок неотвратимости наказания, ждущего предателей. Он разрушил и сжег дом князя Уллубия, который после битвы за Ахульго был назначен в Гимрах старшиной и сжег дом Шамиля Этот же самый Уллубий дважды пытался отравить Шамиля, подсылая к нему убийц с ядом. Но оба раза заговор был раскрыт.
Вернувшись в Темир-Хан-Шуру, Клюгенау значительно укрепил свой отряд и вновь двинулся в горы, пылая мщением и надеясь не дать Шамилю укрепиться в Дагестане. К тому времени Шамиль, утвердив свою власть во множестве сел, пришел в Гимры, после чего распустил часть войск ввиду начавшейся в горах жатвы. Здесь его и застал Клюгенау 14 сентября. Гимры так часто подвергались нападениям, что захватом села Клюгенау мог руководить с закрытыми глазами. Те же орудия на окрестных высотах, те же завалы в ущелье на подступах к аулу, те же укрепленные сакли, которые горцы не сдавали до последнего. И все же Клюгенау потребовалась целая неделя, чтобы овладеть селом. Опытные, закаленные в боях мюриды 1840-го были уже совсем не теми новобранцами Гази-Магомеда 1832-го. Шамиль был вынужден отступить, контратаковал, но отбить родное село ему не удалось.
Однако не удалось и Клюгенау положить конец деятельности Шамиля в Дагестане. Восстание вскоре охватило всю Аварию.
ПРЕКРАСНАЯ ПЛЕННИЦА
Пока Шамиль был занят дагестанскими делами, его наибы развернули в Чечне партизанскую войну. Генерал-лейтенант Галафеев не в силах был поспеть за мобильными отрядами и нес большие потери в густых лесах, а на открытых местностях находил лишь покинутые аулы. И пока одни завлекали противника в глухие дебри, другие совершали опустошительные рейды на линейные крепости.
На рассвете 11 октября наиб Магомед Ахвердилав подошел к крепости Моздок. Все было окутано густым туманом, и наиб рассчитывал захватить городок внезапным вторжением. Однако туман скрывал не только нежданных гостей, но и разлившийся после сильных дождей Терек. Пока искали брод, туман рассеялся и горцев заметили со сторожевых вышек. Горцы бросились на приступ, но шквал картечи заставил их остановиться. В Моздоке стоял сильный гарнизон, и взять крепость открытым натиском было невозможно.
Не сумев достичь главной цели, Ахвердилав обложил крепость и предал все вокруг опустошению. Имение генерала князя Бековича-Черкасского было полностью разорено. В Моздоке жило много состоятельных людей, и Ахвердилав захватил богатую добычу. Сверх того он взял в плен дюжину горожан, надеясь получить за них выкуп.
Не успел Ахвердилав удалиться за Терек, как его догнали посланцы из Моздока, предлагая выкупить пленных. Ахвердилав легко расстался почти со всеми. Не вернул он лишь юную армянку Анну, дочь моздокского купца-миллионщика Улуханова. Девушка обладала удивительной красотой, которая, как надеялся Ахвердилав, смягчит его вину за неудачный штурм крепости.
В ожидании возвращения Шамиля из Дагестана Ахвердилав устроил Анну в лучшем из имевшихся у него помещений. Деньги же, полученные за других пленных, за вычетом установленного взноса в казну Имамата, раздал нуждающимся чеченцам из своего наибства. Несколько раз прибывали посланцы купца Улуханова, предлагали за Анну огромный выкуп, взывали к милосердию и армянскому происхождению самого Ахвердилава, но тот всякий раз отвечал, что дело это особой важности и что судьбу Анны может решить только сам имам.
Когда Шамиль вернулся в Чечню, Ахвердилав явился к нему со склоненной головой. Повинившись за невзятую крепость, он объявил, что привез имаму сокровище, которого не стоят все крепости вместе взятые.
Увидев Анну, Шамиль, может быть, впервые ощутил незнакомое чувство, охватившее неизъяснимым трепетом все его существо. Он долго молчал, глядя на это чудесное создание. Чувствовал, как красота пленницы властно берет в плен его самого. Очнувшись от наваждения, он сказал своему наибу:
- За ангелов денег не берут.
Через несколько дней он велел отправить девушку обратно без всякого выкупа. ...Если только сама она не пожелает стать его женой.
Но что-то свершилось и в душе юной пленницы. Она отказалась возвращаться домой и согласилась выйти замуж за Шамиля. Анне было тогда 18 лет. На Кавказе, так же как и в России, брак заключался только между единоверцами. Анна приняла ислам и новое имя - Шуайнат, после чего и был совершен обряд бракосочетания. Нарекая невесту новым именем, найденным им в книге о благочестивых женщинах, Шамиль вспоминал, как его самого обратили из Али в Шамиля и какие чудесные изменения произвело в нем это событие. Он верил, что с его юной женой произойдет то же самое. Так оно и случилось, с тех пор и до самой смерти Шамиля Шуайнат оставалась его любимой и преданной женой.
Наиб Ахвердилав не раз становился участником необыкновенных романтических историй. Одна из них произошла с ним самим. Однажды в Чечне он увидел девушку необычайной красоты и грации. Ахвердилав решил, что это его судьба, и попросил своего друга - чеченского наиба сосватать ему прекрасную чеченку. Наиб отправился к родителям девушки и вскоре обрадовал взволнованного друга их согласием. Увозя в Дагестан свою невесту, Ахвердилав был счастлив как никогда. По горским обычаям невесте полагалось грустить, но скупые слезы невесты Ахвердилава показались ему слишком горькими. Он осторожно, мизинцем, снял слезинку с глаз девушки и попросил открыть причину ее печали. Девушка молчала. Но настойчивый Ахвердилав добился от нее неожиданного признания, ранившего его в самое сердце. Девушка любила его друга - того самого наиба, которого Ахвердилав посылал сватом. Верный мужской дружбе и своему обыкновению решать трудные дела посредством кинжала, Ахвердилав тут же отрубил свой мизинец, коснувшийся девушки. Подобные рыцарские поступки не были в горах редкостью. На свадьбе друга Ахвердилав был самым желанным гостем.
ПЕРЕХОД ХАДЖИ-МУРАДА К ШАМИЛЮ
В конце того же 1840 года случилось еще одно событие, заметно повлиявшее на дальнейший ход Кавказской войны.
Аварский старшина Хаджи-Мурад был в Дагестане весьма известной личностью. Несмотря на то, что управлять Аварией после истребления ханского дома был назначен родственник аварских ханов Ахмед-хан Мехтулинский, настоящим правителем был Хаджи-Мурад. Славу свою он добыл отнюдь не участием в убийстве имама Гамзат-бека и не благородным происхождением, а безумной храбростью, неукротимой силой и воинскими талантами. На сабле его было написано: "Не вынимай из ножен без нужды", но лишь благодаря Хаджи-Мураду, которому едва исполнилось 20 лет, горная Авария все еще оставалась независимой от Шамиля.
Как это часто случается, заслуженная популярность его в народе не давала покоя формальным правителям ханства, опасавшимся, что власть окончательно перейдет к Хаджи-Мураду. Бессильная зависть оборачивалась клеветой и доносами начальству. Но это не помогало, и Ахмед-хан старался всячески утвердить свое превосходство, допекая Хаджи-Мурада мелочными придирками и невыполнимыми приказами. Он выжидал, пока Хаджи-Мурад не выдержит издевательств и выкажет открытое неповиновение, чтобы затем уничтожить его на "законных" основаниях.
Ждать пришлось недолго. Царский гарнизон в Хунзахе нуждался в дровах, а доставлять их с плоскости было делом хлопотным и опасным. Тогда Ахмед-хан велел Хаджи-Мураду обложить этой повинностью население ханства - по вьюку с каждого дома. Население резонно ответило отказом, потому что на Хунзахском плато леса не растут. Когда Хаджи-Мурад сообщил Ахмед-хану, что приказ его не может быть исполнен, тот решил, что настал его звездный час.
Хаджи-Мурад был обвинен в том, что он возмущает население против властей и принуждает к неповиновению. Сверх того Хаджи-Мурад объявлялся тайным сторонником Шамиля, хотя последний должен был числить его своим личным врагом за убийство Гамзат-бека.
Клюгенау, которого целый год преследовали неудачи, решил отличиться в раскрытии опасного заговора и сгоряча велел Хаджи-Мурада арестовать. И без того униженный вздорными подозрениями, Хаджи-Мурад был на девять дней позорно прикован к пушке и подвергался всяческим оскорблениям. Затем его заковали в кандалы, завязали рот, чтобы он не смог позвать на помощь родственников, и ночью тайно отправили в Темир-Хан-Шуру под усиленной охраной.
"ПОСМОТРИМ, ЧТО ДАЛЬШЕ БУДЕТ"
Победу над Шамилем в Петербурге встретили с ликованием. На участников экспедиции посыпались награды. Головин получил чин генерала от инфантерии, Граббе - звание генерал-адъютанта и орден Святого Георгия второй степени, остальные участники похода - специально учрежденные серебряные медали с надписью "За взятие штурмом Ахульго".
Штурм этот остался в истории столь значимым событием, что правительство решило увековечить его посредством живописи. На исходе века работа была поручена Францу Рубо, который создал сначала ряд картин, а затем и целую панораму
"Штурм аула Ахульго". Панорама имела большой успех в Европе и России, принесла автору звание академика, орден Святого Михаила и новые заказы. После "Ахульго" Рубо написал панорамы "Оборона Севастополя" и "Бородинская битва".
Образ Шамиля и события Кавказской войны нашли отражение и в произведениях множества других художников, среди которых были такие корифеи, как И. Айвазовский, Г. Гагарин, М. Врубель, Н. Пиросмани, Е. Лансере.
Граббе уверял Николая I в полном "успокоении" Кавказа и окончательной гибели мюридизма, а самого Шамиля объявил "бесприютным и бессильным бродягой, голова которого стоит не более 100 червонцев". В докладе с места военных действий Граббе писал: "Не сомневаюсь, что настоящая экспедиция не только поведет к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатление штурма и взятия Ахульго надолго не изгладится из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания; но это только частный результат, гораздо важнейшим считаю я нравственное влияние, произведенное над горцами силой русского оружия..."
Полагая, что настало время, "когда горцы не должны уже более обманывать начальство призраком покорности", Граббе обещал составить проект системы управления горскими племенами и решительно претворить его в жизнь.
На докладе Граббе и Пулло военный министр Чернышев сделал помету: "...Одного недоставало к славе оной - это взятия Шамиля, он успел скрыться. Теперь желательно знать, как ген. Граббе полагает воспользоваться как естественными, так и нравственными выгодами сей экспедиции".
Усомнился в полном успехе и император, наложивший на полях доклада резолюцию: "Прекрасно, но жаль очень, что Шамиль ушел; и признаюсь, что опасаюсь новых его козней, хотя неоспоримо, что он лишился большей части своих способов и своего влияния. Посмотрим, что дальше будет".
ШАМИЛЬ В ЧЕЧНЕ
Молва о великом сражении на Ахульго достигла Чечни раньше Шамиля. Его встречали как героя, оказывали почести и старались превзойти друг друга в гостеприимстве. Немало жертвенных овец и быков было заколото в ознаменование чудесного спасения Шамиля. Шамиль старался нигде долго не задерживаться, полагая, что погоня если и не настигнет его самого, то способна повредить принимавшим его людям. Жители Беноя не хотели отпускать Шамиля, считая свой аул совершенно недоступным для чьих-либо покушений. Здесь Шамиль оставался некоторое время. Здесь родился и его сын Магомед-Шапи (Магомед-Шефи).
Затем Шамиль перебрался в Ведено, а оттуда в Шатой. Сюда начали стягиваться его уцелевшие мюриды, наибы и уважаемые предводители чеченцев. Знаменитые храбрецы Шугаиб Центороевский и Джавад-хан Даргоевский старались ободрить Шамиля, обещая, что взамен павших товарищей он найдет в Чечне новых друзей, которые будут ему верной опорой.
В тот период еще одно несчастье опечалило горцев: скончался их духовный вдохновитель и наставник шейх Магомед Ярагинский. До последних дней он поддерживал Шамиля и борьбу горцев, служа живой связью с благодатью шейхов Золотой цепи. Шейх Ярагинский был похоронен на кладбище аула Согратль, и могила его с тех пор считается священной.
Духовное руководство горцами принял на себя преемник Ярагинского - шейх Джамалуддин Казикумухский.
ИЛЛЮЗИИ ГРАББЕ
Затишье, воцарившееся в горах после Ахульго, подвигнуло Граббе на энергичное введение в крае новой системы управления. Чечню и Дагестан он разделил на приставства, назначил управлять ими надежных людей. Он объявил горцам, что не хочет полупокорности, потребовал полного подчинения, выдачи аманатов и по одному хорошему ружью с каждых десяти домов. Им также было ведено "не давать убежище абрекам и мюридам и отказаться от всякого участия в пагубном учении Шамиля". Без дозволения начальства даже запрещено было переходить на жительство из одного аула в другой. Сверх того горцы были обложены всевозможными податями и повинностями. А произвол чиновников, грабежи и реквизиции скота стали повсеместным явлением. Вместе с тем Граббе понимал, что одной лишь силой оружия "нельзя дойти до покорения гор", и в будущем предполагал перейти к мерам экономическим, дабы продемонстрировать горцам выгоды его благоустроенного правления. Однако на первых порах считал необходимым утвердиться в крае крепостями и поселениями, чтобы, контролируя поля и пастбища, поставить население в полную от себя зависимость. Это, по замыслу Граббе, должно было вынудить горцев постепенно сложить оружие и привести их к совершенной покорности.
Первые результаты новой системы вселяли оптимизм. Но это была лишь видимость покорности. Если кто и отдавал добровольно оружие, то старое и никчемное. В аманаты старались выдать людей, от которых общества и сами мечтали избавиться. Начальство на местах подкупалось или запугивалось. Скот или угонялся в безопасные места, или его предпочитали резать и сушить мясо впрок, чем подвергать опасности конфискации. А самые невероятные и пугающие слухи о грядущем поголовном разоружении, введении воинской повинности и даже запрещении женщинам носить шальвары приводили к тому, что целые аулы, не спрашивая никакого начальства, уходили в недоступные горные леса и примыкали к Шамилю.
Дело кончилось тем, что чеченцы предпочли приставам власть Шамиля и 8 марта 1840 года провозгласили его своим имамом. Приняв это звание, Шамиль не замедлил развернуть самую энергичную деятельность. Слава героя-мученика, восставшего из пепла Ахульго, привлекала к имаму все новых приверженцев. Влияние имама стремительно возрождалось и скоро распространилось далеко за пределы Чечни. Горцы вновь взяли в руки оружие. Окруженный сильной охраной, Шамиль объезжал аул за аулом, поднимая людей на новую борьбу. Многие из назначенных приставами старшин приходили к Шамилю и разбивали перед ним старшинские значки. Реальная власть, миновав приставов, вновь оказалась в руках шамилевских наибов, число которых теперь еще более возросло. Восстанавливалась административная система Имамата и вводились новые законы.
По приказу Шамиля люди уходили с равнин в горы, сжигая свои старые аулы и строя новые. А если какие-то аулы имели претензии друг к другу, Шамиль улаживал дело миром, основываясь на законах шариата. Тех же, кто противился шариату, он призывал вернуться на путь истинный и обещал никого строго не наказывать. Он был уверен, что люди сами поймут, что законы шариата есть благо для них.
СХВАТКА С ВЕЛИКАНОМ
В одном из таких сел люди обратились к Шамилю с просьбой избавить их от разбойника, от которого все страдали и с которым никто не мог справиться. Это был Сокур - гигант, обладавший злобным нравом и невероятной физической силой. К тому же у Сокура было много родственников, и убийство его односельчанами неминуемо привело бы ко всем ужасам кровомщения.
Помня свое обещание никого не казнить, Шамиль приказал своим мюридам выколоть разбойнику глаза. Предупрежденный родственниками, Сокур решил удалиться на время из села, но был встречен мюридами. Разбойник легко разметал нападавших, а нескольких даже ранил кинжалом. Но мюриды бросались на него снова и снова, пока им наконец не удалось свалить и связать преступника. Его привели в дом кунака Шамиля Шабана, где остановился имам, поместили в отдельное помещение и там привели приговор в исполнение. Вслед за тем были освобождены пленники Сокура, сидевшие в колодках у него в подвале.
Однако этим дело не кончилось. Ночью Сокур сумел разорвать путы и вышвырнуть в окно часового. Услышав шум, Шамиль решил, что на дом напали родственники разбойника, желая отомстить за обиду. Он бросился к двери, чтобы позвать своих мюридов, но наткнулся на разъяренного гиганта, который надвигался на него с кинжалом в руке. Шамиль обратился к стене, где висело оружие, но Сокур обхватил его железной рукой и стал наносить удары кинжалом. Он ранил Шамиля в бок, но не причинил особого вреда, потому что Шамиль сумел так крепко обхватить нападавшего руками, что тот уже не мог работать кинжалом с прежней силой. Подоспевший кунак Шабан выхватил пистолет и собирался прострелить разбойнику голову, выжидая лишь момента, чтобы не попасть в Шамиля. Но в темноте сам напоролся на кинжал и упал замертво. Шамилю ничего не оставалось, как обхватить Сокура еще крепче и кружить с ним по темной комнате, дожидаясь подмоги.
Спас Шамиля все тот же Шабан, споткнувшись о бездыханное тело которого, противники упали на пол. Тогда Шамилю удалось придавить разбойника коленом и схватить его за руку, в которой было оружие. Изранив свои руки, Шамиль все же вырвал кинжал и тут же вонзил его в грудь разбойника. В этом положении и застал его Юнус, который с другими мюридами дежурил ночью в сторожевой башне на случай возмущения родственников разбойника.
Умирая, Сокур произнес:
- Узнал ли богатырь мою силу?
- Узнал ли богатырь силу того, кто боролся с ним без оружия? - ответил Шамиль.
Слух о побоище в доме Шамиля уже облетел аул, и люди сочли, что, должно быть, убит сам Шамиль. Этим попытались воспользоваться родственники Сокура, чтобы в возникшей суматохе отомстить мюридам за обиду. Зная, чем все это может обернуться, истекавший кровью Шамиль явился перед народом. Это произвело на собравшихся столь сильное впечатление, что большинство тут же приняло сторону Шамиля, а родственники убитого предпочли поскорее покинуть аул. После этого случая имама везде сопровождал сильный конвой из надежных телохранителей.
Ранения вынудили Шамиля отложить намечавшуюся экспедицию в еще неподвластные ему аулы. Но молва о его невероятном подвиге и без того прибавила Шамилю множество сторонников.
КРИЗИС НА ВОСТОКЕ
К тому времени разразился новый восточный кризис, причиной которого стали притязания египетского паши Мухаммеда Али на передел Малой Азии. Формально оставаясь вассалом Турции, паша провел в Египте ряд важных реформ, создал сильную армию и флот и помог своему сюзерену в борьбе с греческими повстанцами. Взамен он требовал отдать ему Сирию и намеревался создать независимое государство.
Получив решительный отказ, египетский правитель двинул свои войска на север и осенью 1831 года разгромил турецкую армию. К лету следующего года он занял Палестину, Сирию, Киликию, вступил в Анатолию, а зимой уже угрожал захватом Константинополя.
Паша стремительно возвысился в международной политике, его притязания расширились и вскоре отразились на положении в Причерноморье. Горы Черкесии наводнили агенты паши, побуждая население к восстаниям. Этим же занималась тут и английская разведка. Вожди черкесов стали получать письма, приглашавшие их к совместным выступлениям. В письмах сообщалось, что паша уже разгромил почти все великие державы и скоро его непобедимая армия явится на Кавказ на помощь единоверцам. Попадали такие письма и в Имамат, но Шамиль позже вспоминал, что большинство этих писем сочинял его секретарь, дабы ободрить народ и укрепить в нем веру в победу. Настоящей помощи ни от турок, ни от паши он никогда не получал.
Европейские державы отказались поддержать Турцию, и тогда султан решил обратиться за помощью к России.
Николай I согласился помочь вчерашнему противнику, тем более что это сулило новые уступки на Черном и Средиземном морях.
Вскоре после визита в Турцию посланника императора генерал-лейтенанта Н. Муравьева на Босфоре появилась эскадра Черноморского флота, а к Стамбулу прибыл большой сухопутный десант.
Ошеломленная британская дипломатия попыталась склонить турецкое правительство к отказу от российской помощи, а французский посол требовал пропустить через Дарданеллы свой флот и даже угрожал пробиться силой. Однако западные державы получили отказ.
Весной 1833 года под Стамбулом состоялся парад союзных войск. По такому случаю султан даже облачился в гусарский мундир и выучил несколько приветствий по-русски. Грандиозный парад, громогласные "ура!", взаимная раздача подарков и специально изготовленных наград произвели на послов других держав сильное впечатление.
В 1833 году состоялось подписание Ункяр-Искелесийского договора, который устанавливал между Россией и Турцией вечный мир, дружбу и военный союз. Теперь Турция могла рассчитывать на дальнейшую военную поддержку России и обещала, в случае необходимости, закрывать проливы Босфор и Дарданеллы для военных кораблей других стран.
Египетский паша, оставаясь вассалом Турции, поспешил отвести войска и заключить перемирие, хотя из Сирии так и не ушел.
Для горцев Черкесии это обернулось резким уменьшением помощи из Турции. Иногда повстанцы получали по морю оружие и боеприпасы, но большей частью шхуны с контрабандой перехватывались русскими военными кораблями. Не имели особого успеха и иностранные эмиссары, хотя усилия их были настойчивы и постоянны.
ДЕЛА В ЧЕРКЕСИИ
Обезопасив себя со стороны Турции, царское командование начало активное строительство новых черноморских береговых укреплений, оттесняя горцев с благодатных земель все дальше в горы. В начале 1840 года на Западном Кавказе вспыхнуло всеобщее восстание. Черкесские племена обрушились с гор на Черноморскую береговую линию, разгромив ее главные крепости и редуты. О том, что это были за жаркие битвы, свидетельствует история гибели Михайловского укрепления. Защитники решились взорвать его, если не удастся устоять против горцев. Исполнить задуманное вызвался кавказский ветеран рядовой Архип Осипов. Когда горцы обложили крепость, он уже был в пороховом погребе с зажженным фитилем в руке. Так просидел он несколько часов, прислушиваясь к грохоту битвы. Наконец все смолкло и Архип услышал, как с двери в погреб сбивают замки. Порох считался лучшим трофеем, и победители спешили им овладеть. Архип перекрестился и бросил фитиль. Страшный взрыв превратил Михайловское укрепление в огромную братскую могилу.
Отбивать крепости пришлось целый год, подтянув для этого дополнительные военные силы.
Все это не могло не сказаться и на Северном Кавказе, где Шамиль не замедлил перейти к новым военным операциям.
Используя проверенную тактику малых походов, заманивая, а затем контратакуя противника, изматывая его неповоротливые части своими стремительными набегами в самых неожиданных направлениях, Шамиль вскоре стал хозяином положения, диктуя царскому командованию свою стратегию. Успехи Шамиля побуждали признавать его власть все новые общества, тем самым значительно расширяя театр военных действий и делая борьбу всенародной. Тех же, кто не желал признавать власть имама, мюриды подвергали перевоспитанию, после которого "шариат становился им ближе, чем жена".
ШАМИЛЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ДАГЕСТАН
В недрах непроходимых ичкерийских лесов Шамиль заложил новую столицу Имамата - Новое Дарго, откуда направлял действия своих наибов. К лету Шамиль собрал сильный отряд и перешел в Дагестан, намереваясь вернуть его в свое владычество. Подойдя к богатому аулу Чиркей, Шамиль призвал его жителей выступить с ним за правое дело. Однако чиркеевцы, жившие в легкой досягаемости царского командования, стали спорить, следует ли им вступать в союз с Шамилем. Но когда мюриды предложили, чтобы те, кто предпочитает Шамиля, встали по одну сторону от сельского кадия, а те, кто не желает, - по другую, все дружно встали на сторону Шамиля. В дальнейшем чиркеевцы были среди самых верных и надежных воинов имама. Один из них - Амир-хан даже сумел добраться до Стамбула и добыть там целый корабль оружия. Но на обратном пути корабль был захвачен и добраться до Шамиля смог только сам Амир-хан.
После Чиркея значительно пополнившийся отряд имама двинулся дальше. Обеспокоенное царское командование решило положить конец "беспорядкам" и выслало навстречу Шамилю отряд генерала Клюгенау. 10 июля старые знакомые встретились во владениях Шамхала Тарковского у села Ишкарты. О переговорах на этот раз никто и не помышлял. Шамиль атаковал генерала с нескольких сторон. Решительный натиск опрокинул авангард Клюгенау, бой завязался в селе. Мюриды накатывались волнами, сломили сопротивление и вынудили Клюгенау спешно отступить с остатками разбитого отряда.
Развивая успех, Шамиль занял еще два больших села - Каранай и Эрпели. Сообщения между Темир-Хан-Шурой и царскими укреплениями в нагорном Дагестане были прерваны. Теперь Шамиль имел полную возможность заняться утверждением своей власти в Аварии.
Тогда же в Эрпели Шамиль решил преподать урок неотвратимости наказания, ждущего предателей. Он разрушил и сжег дом князя Уллубия, который после битвы за Ахульго был назначен в Гимрах старшиной и сжег дом Шамиля Этот же самый Уллубий дважды пытался отравить Шамиля, подсылая к нему убийц с ядом. Но оба раза заговор был раскрыт.
Вернувшись в Темир-Хан-Шуру, Клюгенау значительно укрепил свой отряд и вновь двинулся в горы, пылая мщением и надеясь не дать Шамилю укрепиться в Дагестане. К тому времени Шамиль, утвердив свою власть во множестве сел, пришел в Гимры, после чего распустил часть войск ввиду начавшейся в горах жатвы. Здесь его и застал Клюгенау 14 сентября. Гимры так часто подвергались нападениям, что захватом села Клюгенау мог руководить с закрытыми глазами. Те же орудия на окрестных высотах, те же завалы в ущелье на подступах к аулу, те же укрепленные сакли, которые горцы не сдавали до последнего. И все же Клюгенау потребовалась целая неделя, чтобы овладеть селом. Опытные, закаленные в боях мюриды 1840-го были уже совсем не теми новобранцами Гази-Магомеда 1832-го. Шамиль был вынужден отступить, контратаковал, но отбить родное село ему не удалось.
Однако не удалось и Клюгенау положить конец деятельности Шамиля в Дагестане. Восстание вскоре охватило всю Аварию.
ПРЕКРАСНАЯ ПЛЕННИЦА
Пока Шамиль был занят дагестанскими делами, его наибы развернули в Чечне партизанскую войну. Генерал-лейтенант Галафеев не в силах был поспеть за мобильными отрядами и нес большие потери в густых лесах, а на открытых местностях находил лишь покинутые аулы. И пока одни завлекали противника в глухие дебри, другие совершали опустошительные рейды на линейные крепости.
На рассвете 11 октября наиб Магомед Ахвердилав подошел к крепости Моздок. Все было окутано густым туманом, и наиб рассчитывал захватить городок внезапным вторжением. Однако туман скрывал не только нежданных гостей, но и разлившийся после сильных дождей Терек. Пока искали брод, туман рассеялся и горцев заметили со сторожевых вышек. Горцы бросились на приступ, но шквал картечи заставил их остановиться. В Моздоке стоял сильный гарнизон, и взять крепость открытым натиском было невозможно.
Не сумев достичь главной цели, Ахвердилав обложил крепость и предал все вокруг опустошению. Имение генерала князя Бековича-Черкасского было полностью разорено. В Моздоке жило много состоятельных людей, и Ахвердилав захватил богатую добычу. Сверх того он взял в плен дюжину горожан, надеясь получить за них выкуп.
Не успел Ахвердилав удалиться за Терек, как его догнали посланцы из Моздока, предлагая выкупить пленных. Ахвердилав легко расстался почти со всеми. Не вернул он лишь юную армянку Анну, дочь моздокского купца-миллионщика Улуханова. Девушка обладала удивительной красотой, которая, как надеялся Ахвердилав, смягчит его вину за неудачный штурм крепости.
В ожидании возвращения Шамиля из Дагестана Ахвердилав устроил Анну в лучшем из имевшихся у него помещений. Деньги же, полученные за других пленных, за вычетом установленного взноса в казну Имамата, раздал нуждающимся чеченцам из своего наибства. Несколько раз прибывали посланцы купца Улуханова, предлагали за Анну огромный выкуп, взывали к милосердию и армянскому происхождению самого Ахвердилава, но тот всякий раз отвечал, что дело это особой важности и что судьбу Анны может решить только сам имам.
Когда Шамиль вернулся в Чечню, Ахвердилав явился к нему со склоненной головой. Повинившись за невзятую крепость, он объявил, что привез имаму сокровище, которого не стоят все крепости вместе взятые.
Увидев Анну, Шамиль, может быть, впервые ощутил незнакомое чувство, охватившее неизъяснимым трепетом все его существо. Он долго молчал, глядя на это чудесное создание. Чувствовал, как красота пленницы властно берет в плен его самого. Очнувшись от наваждения, он сказал своему наибу:
- За ангелов денег не берут.
Через несколько дней он велел отправить девушку обратно без всякого выкупа. ...Если только сама она не пожелает стать его женой.
Но что-то свершилось и в душе юной пленницы. Она отказалась возвращаться домой и согласилась выйти замуж за Шамиля. Анне было тогда 18 лет. На Кавказе, так же как и в России, брак заключался только между единоверцами. Анна приняла ислам и новое имя - Шуайнат, после чего и был совершен обряд бракосочетания. Нарекая невесту новым именем, найденным им в книге о благочестивых женщинах, Шамиль вспоминал, как его самого обратили из Али в Шамиля и какие чудесные изменения произвело в нем это событие. Он верил, что с его юной женой произойдет то же самое. Так оно и случилось, с тех пор и до самой смерти Шамиля Шуайнат оставалась его любимой и преданной женой.
Наиб Ахвердилав не раз становился участником необыкновенных романтических историй. Одна из них произошла с ним самим. Однажды в Чечне он увидел девушку необычайной красоты и грации. Ахвердилав решил, что это его судьба, и попросил своего друга - чеченского наиба сосватать ему прекрасную чеченку. Наиб отправился к родителям девушки и вскоре обрадовал взволнованного друга их согласием. Увозя в Дагестан свою невесту, Ахвердилав был счастлив как никогда. По горским обычаям невесте полагалось грустить, но скупые слезы невесты Ахвердилава показались ему слишком горькими. Он осторожно, мизинцем, снял слезинку с глаз девушки и попросил открыть причину ее печали. Девушка молчала. Но настойчивый Ахвердилав добился от нее неожиданного признания, ранившего его в самое сердце. Девушка любила его друга - того самого наиба, которого Ахвердилав посылал сватом. Верный мужской дружбе и своему обыкновению решать трудные дела посредством кинжала, Ахвердилав тут же отрубил свой мизинец, коснувшийся девушки. Подобные рыцарские поступки не были в горах редкостью. На свадьбе друга Ахвердилав был самым желанным гостем.
ПЕРЕХОД ХАДЖИ-МУРАДА К ШАМИЛЮ
В конце того же 1840 года случилось еще одно событие, заметно повлиявшее на дальнейший ход Кавказской войны.
Аварский старшина Хаджи-Мурад был в Дагестане весьма известной личностью. Несмотря на то, что управлять Аварией после истребления ханского дома был назначен родственник аварских ханов Ахмед-хан Мехтулинский, настоящим правителем был Хаджи-Мурад. Славу свою он добыл отнюдь не участием в убийстве имама Гамзат-бека и не благородным происхождением, а безумной храбростью, неукротимой силой и воинскими талантами. На сабле его было написано: "Не вынимай из ножен без нужды", но лишь благодаря Хаджи-Мураду, которому едва исполнилось 20 лет, горная Авария все еще оставалась независимой от Шамиля.
Как это часто случается, заслуженная популярность его в народе не давала покоя формальным правителям ханства, опасавшимся, что власть окончательно перейдет к Хаджи-Мураду. Бессильная зависть оборачивалась клеветой и доносами начальству. Но это не помогало, и Ахмед-хан старался всячески утвердить свое превосходство, допекая Хаджи-Мурада мелочными придирками и невыполнимыми приказами. Он выжидал, пока Хаджи-Мурад не выдержит издевательств и выкажет открытое неповиновение, чтобы затем уничтожить его на "законных" основаниях.
Ждать пришлось недолго. Царский гарнизон в Хунзахе нуждался в дровах, а доставлять их с плоскости было делом хлопотным и опасным. Тогда Ахмед-хан велел Хаджи-Мураду обложить этой повинностью население ханства - по вьюку с каждого дома. Население резонно ответило отказом, потому что на Хунзахском плато леса не растут. Когда Хаджи-Мурад сообщил Ахмед-хану, что приказ его не может быть исполнен, тот решил, что настал его звездный час.
Хаджи-Мурад был обвинен в том, что он возмущает население против властей и принуждает к неповиновению. Сверх того Хаджи-Мурад объявлялся тайным сторонником Шамиля, хотя последний должен был числить его своим личным врагом за убийство Гамзат-бека.
Клюгенау, которого целый год преследовали неудачи, решил отличиться в раскрытии опасного заговора и сгоряча велел Хаджи-Мурада арестовать. И без того униженный вздорными подозрениями, Хаджи-Мурад был на девять дней позорно прикован к пушке и подвергался всяческим оскорблениям. Затем его заковали в кандалы, завязали рот, чтобы он не смог позвать на помощь родственников, и ночью тайно отправили в Темир-Хан-Шуру под усиленной охраной.