Страница:
Жена Шамиля уже не справлялась с разросшимся хозяйством имама. Двое непоседливых сыновей и непрерывные визиты многочисленных гостей превращали ее жизнь в сущую каторгу. К тому же гимринцы роптали, что Шамиль предпочел жену из другого аула. Шамиль решил взять вторую жену. Гимринка Джавгарат ладила с первой женой имама, помогала ей с детьми, а вскоре и сама родила сына. Мальчика назвали Саидом.
Когда новая столица была более-менее обустроена, Шамиль перевез в Ахульго свою семью. Примеру имама последовали и его сподвижники. Даже большая библиотека Шамиля была привезена в Ахульго и помещена в специальном подземном хранилище.
ГОЛОВИН ГОТОВИТ ЭКСПЕДИЦИИ
Сплочение горских народов в единое государство открывало новые военные перспективы. Шамилевские стратеги задумывали походы в ханские владения, а пути сообщения между царскими крепостями стали небезопасны.
Не имея сил для радикального решения проблемы, Головин пробовал покончить с Шамилем иными способами. К нему направлялись доверенные люди с предложением прекратить сопротивление. В ответ Шамиль предлагал царским властям оставить Дагестан и обещал казнить новых "доброжелателей". Регулярно велась работа по дискредитации Шамиля, по обществам распространялись всевозможные пасквили. Однако эти предприятия не имели успеха. К имаму засылались и тайные агенты, которым за голову Шамиля была обещана большая награда. Но вместо головы имама обратно прибывали в мешках головы самих охотников.
Получаемые сведения рисовали тревожную картину: повсюду в Дагестане проходили народные сборы, постановлявшие присоединиться к Шамилю, толпы мюридов стекались в его ставку, казна Имамата пополнялась, выделка оружия принимала промышленные размеры, а бегство русских солдат к Шамилю стало обычным делом.
Все говорило о том, что Шамиль необычайно усилился и реально угрожает царскому владычеству на Кавказе. В результате к концу 1838 года взгляды Головина резко изменились. Теперь он сообщал императору: "На правом фронте мы хотя и имеем сильного неприятеля, но там никогда не было единства, там народ не соединяется общими силами, как это есть в Дагестане... По этим соображениям, я считаю усмирение Дагестана делом первостепенным, для которого употребить должно все способы. Усмирение же племен черкесских считаю делом второстепенным".
Николай вполне разделял опасения Головина и велел покончить с Шамилем одним решительным ударом, "ибо без оного ни покоя, ни верного владычества иметь на Кавказе не можем".
Новая экспедиция в глубь Дагестана готовилась долго и основательно. Необходимы были не только опытные войска, но также припасы и обоз, без которых движение в горы встречало множество трудностей. На прежних союзников теперь нельзя было положиться, а провианта и фуража в горах было не достать. Охрана же большого обоза сама по себе была нелегкой задачей ввиду непременных покушений на него горцев.
Горы и леса, вечные и самые надежные союзники горцев, предоставляли обширное поприще любителям дерзких набегов. Когда же отряд был обременен неповоротливым обозом, то ждать можно было чего угодно. Если горцам недоставало сил для атаки, в дело вступали снайперы, деятельность которых сильно затрудняла продвижение отряда. Поджидали непрошеных гостей и искусственные горные обвалы, лесные завалы и разрушенные мосты. На привадах, особенно ночью, целыми табунами пропадали лошади. Особым удальством считалось у горцев угнать лошадей особых - артиллерийских - и оставить противника без тяжелого вооружения. А "проводники" из горцев частенько заводили солдат в такие дебри, выбраться из которых уже было подвигом, если не чудом.
ДАБЫ ИМЕТЬ СВЕДЕНИЯ...
Головин делал попытки разведать дороги, подступы к аулам, расположение укреплений и воинских подразделений Имамата.
Начало тайным службам на Кавказе положил еще в 1830 году фельдмаршал Паскевич: "Дабы иметь сведения о всех происшествиях между горцами и о намерениях их и предприятиях, нужно послать лазутчиков". Он скрупулезно расписал, сколько, каких и в каком народе нужно иметь осведомителей и куда они должны доставлять сведения. Определил Паскевич и их жалованье: "...Всех лазутчиков - 21, и на содержание их - 420 руб. в месяц, каждому по 20 руб. серебром, для чего отпустить начальникам сумму из экстраординарного распоряжения главнокомандующего. В случае важнейших услуг и открытий лазутчики представляются особо к наградам сверх жалованья. Они должны служить на своих лошадях.
Полезно склонить для сего людей, оказавших преданность, и из фамилий, значущих между теми народами, куда посылаются".
Не особенно полагаясь на купленные сведения, в горы направлялись и профессиональные разведчики для обозрения и описания местности. Для больших экспедиций требовались точные карты, а их не было. Картографическая служба в русской армии была поставлена отменно, сохранилось множество подробнейших карт и планов, замечательных как в научном, так и художественном отношении. Ни один штурм не начинался без детальной рекогносцировки местности, плана устройства подкопов и проведения других фортификационных работ. В отсутствие картографических сведений не только об укреплениях горцев, но даже о дорогах, ведущих к ним, задачей разведчиков была, в первую очередь, глазомерная съемка местности.
Ценные сведения собрал картограф полковник Генерального штаба барон Федор Торнау, которому удалось дважды перейти через Кавказский хребет. Но удача, в которую он так верил, все же отвернулась от него. Торнау оказался в плену у кабардинцев, где и провел два года. Один из местных князей, хоть и считался "мирным", но затаил на что-то обиду и взял барона в плен. Поначалу он собирался получить за Торнау большой выкуп, но затем решил оставить его у себя. Иметь в плену большого начальника считалось делом необычайно престижным. Торнау жил у князя довольно свободно, почти на положении гостя. И не терял времени даром, внимательно изучая быт и нравы горцев. "Лета у горцев в общежитии выше звания, - писал Торнау. - Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кратко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь".
Торнау пытался бежать, но неудачно. По просьбе главнокомандующего выручил его из плена кумыкский князь. Он подкупил охрану и увез Торнау прямо из дома, в котором тот содержался.
Результатом приключений Торнау в горах стала книга "Воспоминания кавказского офицера". Его записками пользовался Л. Толстой, работая над "Кавказским пленником". Именем Торнау был назван один из кавказских перевалов.
Однако в обитель мюридизма - недра дагестанских гор, куда еще не ступала нога солдата, удавалось проникнуть немногим. Туземцам командование не доверяло, да и необходимых военно-инженерных понятий они не имели. Русским же путешествовать в горах было опасно, а действовать долго и скрытно - и вовсе не было никакой возможности. Так что отважиться на такое рискованное предприятие мог лишь умалишенный или... за такового себя выдающий.
Этот смертельно опасный трюк, судя по документам, удался штабс-капитану Мочульскому, хотя и не до конца. Искусно прикидываясь глухонемым, а то и вовсе юродивым, с мирными горцами-провожатыми он сумел проделать немалый путь в глубь дагестанских гор по еще неизвестным дорогам. Правда большую часть его успеха следует приписать не шпионским уловкам и маскараду, которые вызвали сильные подозрения горцев уже в самом начале путешествия, а законам гостеприимства и другим местным традициям. Хозяева, в чьих домах останавливались разведчики, не соглашались выдавать их на расправу горцам, убежденным, что гости не те, за кого себя выдают. Когда же количество счастливых случайностей превысило все пределы, и горцы прибегли к особому средству, которое легко могло обнаружить в Мочульском иноземца через отсутствие обрезания, в дело вмешалась угроза кровной мести. Насильственное спускание штанов считалось крайним позором, и горцы отступили. Однако ненадолго. Чуя подвох, они устроили засаду на дороге. Но хозяин последнего дома, в котором ночевали путники, дал им понять, что не стоит больше искушать судьбу и лучше вернуться назад, пока есть возможность. Нашелся и добродушный провожатый, мюрид Шамиля, который доставил их до границы с Грузией.
Особо ценные сведения доставляли командованию русские пленные, которых выкупали или обменивали на захваченных горцев.
Один из них, вернувшись из полугодового плена, составил столь обстоятельную записку, что старшие чины ее переписывали и, слегка подправив, даже подписывали своим именем, представляя далее по начальству.
"Соображения горцев для военных действий здравы, дальновидны, всегда основаны на знании местности и обстоятельствах, - сообщал бывший пленник. Когда угрожает опасность одному неприятельскому пункту, они обращаются туда, где их не ожидают, в ту часть края, которая обнажена от войска; таким образом отвлекают наши силы и ободряют своих. При слабости с нашей стороны делают одновременные вторжения с нескольких сторон или самые быстрые, и нечаянные нападения на удаленные от них места, где вовсе их не ожидают.
Искусство укрепляться у горцев доведено до совершенства. Завалы и все укрепления их всегда имеют сильный перекрестный огонь; против артиллерии они вырывают канавы с крепкими навесами, засыпанными землей, где совершенно безопасны для ядер и гранат; а для большей безопасности защитников делают крытые ходы; иногда подземные канавы устраиваются в несколько ярусов или рядов. Вообще же завалы делаются из камня или деревянных срубов, пересыпанных землей.
Горцы ведут войну положительную, иногда с целями важными - завоевания или защиты аулов и обществ; встречают нас большею частью открытым боем на крепких позициях; усиливают их завалами, башнями, подземными канавами с навесами для защиты от гранат; занимают пещеры, переправы через реки, овраги и держатся в них с удивительной решимостью; стреляют метко, дерутся до последней крайности; на позициях же некрепких или удобообходимых слабо защищаются; на обозы и партии фуражиров редко нападают. Потеряв решительное дело, все кругом усмиряется и успокаивается...
Самая постройка аулов у горцев придает им решимость. Брать с боя аул дело отчаянное и допускается только в обстоятельствах, важных для края.
...Во сне и пище горцы чрезвычайно умеренны; несмотря на то, сильны, ловки и неутомимы. Кусок чурека с куском бараньего сала или сыру и десяток хинкала составляют всю их пишу.
Несмотря на бедность свою, горцы сакли свои содержат в большой чистоте; вообще дома их удобны и красивы... Постройки все из камня, плит или голышей, хорошо сложенные на глине в 1 и 2 яруса... Сакли их вроде замков; над многими устраиваются башни, иногда сакли обнесены стеной, и в каждом доме в каждой стене проделаны бойницы. Весь аул представляет особого рода крепость: каменные хорошо обороненные сакли плотно притыкают одна к другой и сакля над саклей в несколько ярусов... Аулы гнездятся в ущельях или на уступах гор, иногда примкнуты к скалам, иногда окружены кручей; часто доступ и самый въезд в них чрезвычайно трудный. Улицы в аулах так узки, что трудно повернуться на коне; сверх того, некоторые сакли построены поперек улицы и оставлены только низкие ворота для проезда".
В отличие от агентов Головина разведчики Шамиля действовали более эффективно. Помогало им и население. Ценнейшие сведения доставляли перебежчики. Любое движение царских войск быстро становилось известным Шамилю. А устроенная им эстафетная "летучая почта" быстро доставляла наибам необходимые распоряжения. Так было и на этот раз. О готовящейся экспедиции Шамиль узнал заблаговременно и предпринял необходимые меры.
БИТВА ЗА АХУЛЬГО
Высочайше утвержденный план Головина состоял в том, чтобы уничтожить резиденцию имама Ахульго, утвердиться на реке Андийское Койсу, контролируя оттуда нагорный Дагестан, и учредить укрепленную линию по реке Самур, чтобы изолировать юг Дагестана от Азербайджана.
Сам Головин отправился усмирять жителей Южного Дагестана и строить там крепости. Действовать же непосредственно против Шамиля был назначен отряд нового начальника войск на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанта графа П. Граббе. Он был новичком на Кавказе, но имел боевой опыт войн с Наполеоном, против турок в Валахии, где при переправе через Дунай был ранен пулей в ногу, и в Польской кампании 1831 года, где командовал пехотным корпусом.
9 мая 1839 года, при выступлении из крепости Внезапной в Чечне, отряд Граббе имел 8 тысяч штыков и сабель, 22 орудия и до трех тысяч горской милиции. Но по пути в Дагестан отряд был встречен повстанцами во главе с наибом
Шамиля Ташов-Гаджи. Наиб даже успел построить укрепление у села Мискит, откуда совершал набеги на крепости Сунженской линии и готовился ударить в тыл Граббе, когда тот двинется на Дагестан. После первых ожесточенных боев с повстанцами Граббе понял, что вместо Шамиля ему придется иметь дело с его наибами в Чечне. Собрав все силы в кулак, Граббе двинулся против Ташов-Гаджи. Несмотря на завалы, разбитые мосты и неожиданные нападения, Граббе захватил и разрушил укрепления повстанцев, сжег несколько аулов и штурмом взял аул Саясаны. Не настигнув самого наиба и его главных помощников, потеряв часть отряда и обоз, Граббе вынужден был вернуться во Внезапную. Тем не менее он полагал, что путь на Ахульго теперь открыт.
Отвоеванное время Шамиль употребил на укрепление подступов к Ахульго, устройство гигантских каменных завалов и разрушение дорог. В крепости были превращены и окрестные села, жителей которых имам переселил в горы и в само Ахульго.
Укрепив свой отряд, 21 мая Граббе вновь выступил в поход на Ахульго. Задолго до цели, на высотах у села Буртунай его встретили огнем передовые отряды имама. Взять высоты с ходу не представлялось возможным, и Граббе предпринял обходной маневр, вынудивший горцев отступить. Когда Граббе занял Буртунай, то оказался на безлюдном пепелище. Он столкнулся с тактикой "выжженной земли", когда горцы отдавали противнику аулы, от которых уже не было никакой пользы победителю: ни фуража, ни припасов, ни пленных. Это напоминало то, как Наполеону была отдана Москва.
Отступившие горцы укрепились на очередном рубеже обороны - в ауле Аргвани. Миновать его уже было невозможно, и Граббе пришлось сперва под пулями исправлять дороги к селу и только затем вступить в бой с мюридами Шамиля, занявшими выгодные позиции.
Горцы предстали перед неприятелем большой организованной силой, твердо руководимой самим главнокомандующим, на позициях, искусно сооруженных грамотными инженерами с учетом всех преимуществ горной местности.
Первые атаки Граббе были отбиты с большим для него уроном. Пушки палили по каменным саклям без видимого успеха. Граббе пытался атаковать аул с разных направлений, но Шамиль стойко отражал все атаки, пока перед завалами горцев не выросли завалы из убитых. После долгого рукопашного боя отряды Граббе все же сумели ворваться в село. Каждую саклю приходилось брать по нескольку раз, потому что горцы уходили по подземным коридорам в другие сакли, а затем вновь возвращались и оказывались в тылу нападавших. Битва продолжалась до глубокой ночи. Обе стороны понесли большие потери.
Аул был взят, а Шамиль с остатками своего отряда отошел к Ахульго. Граббе бросился преследовать имама, но позиционные бои затрудняли движение уставшего отряда. Только 12 июня Граббе достиг резиденции имама.
Грозный вид Ахульго поразил даже видавших виды солдат, которые говорили: "Легче снять месяц с неба, чем полумесяц с минарета Ахульго". Крепость располагалась на скалистом полуострове, окаймленном глубокими ущельями. Здесь была устроена многоярусная система обороны, включавшая боевые башни, орудийные расчеты, подземные жилища и ходы, крытые траншеи, окопы, завалы. На самом высоком месте стояла Сурхаева башня, прикрывавшая все подступы. Лишь узкий перешеек соединял Ахульго с соседними горами, но и он находился под контролем Шамиля. По этому перешейку Ахвердилав перебрасывал на Ахульго подкрепления и оружие. Гарнизон Ахульго состоял из пяти тысяч горцев и горянок.
Готовясь к штурму, Граббе установил на окрестных вершинах артиллерийские батареи и рыл траншеи, чтобы как можно ближе подобраться к укреплениям горцев.
Тем временем ополченцы начинали угрожать войскам Граббе с тыла. Опасаясь повторения телетлинского конфуза, Граббе открыл по ополченцам орудийный огонь, а затем бросил на них кавалерию и несколько батальонов пехоты. После двухдневных боев ополченцы были рассеяны. А их место занимали подоспевшие отряды горской милиции, предводительствуемые дагестанскими ханами.
В ответ Шамиль возглавил ночную вылазку, результатом которой было приведение в негодность осадных работ Граббе.
Затем целую неделю Граббе бомбардировал и штурмовал важную позицию горцев - Сурхаеву башню. Она была взята лишь тогда, когда погибли все ее защитники. С этой вестью приполз к Шамилю мюрид Магомед-Мирза, которому ядром оторвало обе ноги и на которого у солдат не поднялась рука.
На штурм Ахульго Граббе пошел тремя колоннами. Войскам приходилось под перекрестным огнем спускаться по лестницам в пропасть, а затем вновь подниматься по крутому склону. Атака, стоившая Граббе около тысячи человек убитыми и ранеными, была отбита. А дерзкие ночные вылазки горцев вносили смятение в ряды штурмующих.
Тогда были сооружены передвижные укрытия из бревен, под защитой которых удавалось вплотную подойти к крепостным завалам. Но и эти укрытия были уничтожены в очередной вылазке мюридов.
Граббе стремился установить полную блокаду Ахульго. Это удалось лишь тогда, когда Головин прислал ему на помощь часть своего отряда с горными орудиями и осадными мортирами. Кольцо осады замкнулось в начале августа. Каждый клочок Ахульго теперь простреливался со всех сторон. У осажденных появились трудности с водой, так как Граббе устроил акведуки и отвел от Ахульго речку Ашильтинку, из которой мюриды брали воду. Теперь ее приходилось добывать из Койсу, с риском для жизни, "отдавая на погибель каждую ночь по одному человеку", как писал хронист.
Мужество защитников Ахульго доходило до невероятия. Друг и сподвижник Шамиля Алибек Хунзахский, когда пушечное ядро раздробило ему правое плечо и рука повисла на одних жилах, просил друзей отрубить ее, чтобы не мешала сражаться. Когда никто не решился это сделать, Алибек наступил на свою руку ногой, отрубил ее и вновь бросился в бой. Другие бросались в пропасть, стараясь на лету перерубить веревки, по которым взбирались солдаты. Женщины заряжали ружья, а дети метали камни пращами.
Несмотря на блокаду, многие прорывались в Ахульго, на помощь имаму. Они влезали по самым опасным уступам, вонзая в гору свои кинжалы.
Не менее поразительной была храбрость русских солдат, штурмовавших Ахульго на плечах друг у друга, взбираясь на веревках и лестницах над головокружительной пропастью, под огнем мюридов и лавинами камней. К сожалению, история сделала тех отчаянных удальцов не союзниками, а противниками.
ПЕРЕГОВОРЫ
Но взять Ахульго не удавалось, и Граббе пошел на переговоры, которые предложил Шамиль. Имам надеялся выиграть время и повторить успех переговоров с Фезе.
На этот раз для встречи с Шамилем отрядили генерала Пулло. Условия Граббе больше походили на ультиматум, главным пунктом которого были выдача в аманаты старшего сына Шамиля - 8-летнего Джамалуддина - и выход имама из Ахульго. В обмен на это Граббе гарантировал имаму и его сподвижникам жизнь, неприкосновенность семей и имущества и обещал вернуться на плоскость.
Шамиль отверг предложенные условия. И 17 августа Граббе вновь пошел на штурм.
Битве за Ахульго не было видно конца. Разрушенные днем укрепления горцы заново возводили ночью. Женщины надевали мужскую одежду, чтобы казалось, что в Ахульго еще много защитников, а порой и дрались наравне с мужчинами. Шамиль, казалось, держался из последних сил, но силы Граббе тоже были на исходе. И тем и другим не хватало продовольствия и боеприпасов. И тех и других косили болезни. И все до крайней степени устали.
Как писали очевидцы, гора содрогалась от взрывов, а изнуренные блокадой горцы, будто ища в смерти спасения от бесконечного ужаса, решались на самые отчаянные предприятия. И что даже сам Шамиль выходил молиться на открытое место или просто подолгу сидел там с сыном на коленях, ожидая пули, как избавления.
Затянувшееся противостояние и неопределенность создавшегося положения побудили стороны вновь начать переговоры.
Шамиль решился выдать Граббе своего сына, надеясь, что это остановит кровопролитие. Объясняя свое решение сподвижникам, он ссылался на Пророка Мусу (Моисея), которому Бог определил расти во власти Фараона. Передавая сына в руки Граббе, Шамиль мысленно вручал его воле Аллаха - лучшего хранителя человеческих судеб.
Однако Граббе не удовлетворился получением заложника, не отошел от Ахульго и требовал к себе самого Шамиля.
Новая встреча Шамиля с Пулло проходила ввиду обеих сторон, на нейтральной территории. Но при желании Пулло мог захватить Шамиля, так как перевес сил был на его стороне. Опасаясь вероломства, Шамиль сел на край сюртука Пулло, чтобы в случае необходимости не дать ему встать первым и нанести генералу упреждающий удар. Речь Пулло сводилась к тому, что решать судьбу Шамиля и всей кампании может только сам Граббе и для окончательного утверждения условий перемирия Шамилю непременно следует явиться в лагерь командующего.
Шамиль уже готов был броситься на генерала, который, отняв у него сына, заманивал в ловушку и его самого, вместо того чтобы выполнить прежние условия и покинуть горы. Но тут один из сопровождавших Шамиля спас положение, пропев призыв к полуденной молитве, хотя время ее еще не наступило. Шамиль сказал Пулло, что после призыва на молитву разговоров не бывает, и вернулся в Ахульго.
Граббе еще несколько раз пытался добиться выхода Шамиля, посылая к нему его помощника Юнуса, который пришел с юным заложником Джамалуддином. Юнус уходил и возвращался, пока не последовал решительный отказ Шамиля. "Он вам не верит, - сообщил Юнус. - Вы взяли у него сына, обещая заключить мир и отвести войска, но этого не сделали".
ПОСЛЕДНИЙ ШТУРМ
21 августа начался решительный штурм Ахульго, подробное описание которого, как писал хронист, "составило бы толстую книгу, от чтения которой горели бы сердца, а глаза стали бы влажными".
В ночь на 22 августа саперы заложили в скале минную галерею и произвели сокрушительный взрыв, открывший штурмующим батальонам путь в крепость. Завязалась ожесточенная рукопашная. Умирая, мюриды обещали победителям: "Наши души вознесутся на-небо, но вернутся сюда с ангелами и будут сражаться за родную землю".
Последствия битвы были ужасны. Тысячи убитых и раненых усеяли истерзанную гору. Жена Шамиля Джавгарат погибла с младенцем на руках. Погиб его дядя Бартыхан. Сестра Шамиля Патимат закрыла платком лицо и кинулась в пропасть.
"...В два часа пополудни на обоих замках развевалось русское знамя, рапортовал Граббе. - 23 августа два батальона Апшеронского полка брали приступом нижние пещеры, в которых засели мюриды, и истребили всех тех, которые не решились немедленно сдаться... Потеря неприятеля огромна: 900 тел убитых на одной поверхности Ахульго, исключая тех, которые разбросаны по пещерам и оврагам, с лишком 700 пленных и имущество осажденных, множество оружия, один фальконет и два значка остались в наших руках..."
СПАСЕНИЕ ШАМИЛЯ
Но еще несколько дней в подземных укрытиях и пещерах шли бои. В одной из этих пещер отбивался от штурмующих и Шамиль с несколькими мюридами, женой Патимат и сыном Гази-Магомедом. В период ночного затишья им удалось перекинуть над узким ущельем бревно, по которому около тридцати человек перебрались на другую сторону. Раненого в ногу сына Гази-Магомеда Шамиль перенес на себе. Там их встретила засада, но горцам удалось пробиться через кордон и уйти в горы.
Уже почти добравшись до безопасного места, они наткнулись на конный дозор своих земляков-гимринцев. Но это были отступники во главе с аульской знатью, которая весьма пострадала от Шамиля и имела к нему свой счет. Видя, что силой пробиться уже не удастся, Шамиль вышел вперед, назвал гимринцев по именам и поклялся, что его сабля настигнет каждого, кто посмеет встать на его пути. Слова Шамиля и блеск его сабли, хорошо известной своей необычайной величиной и беспощадностью, смутили отступников. Они не посмели напасть на Шамиля и позволили пройти его небольшому отряду. Изнемогая от голода и усталости, помогая друг другу, возвращаясь за отставшими, они уходили все дальше. Раненого сына Шамиль нес на себе. Жена Шамиля, Патимат, которая вскоре должна была родить, проделала весь этот тяжкий путь безропотно. Только когда она теряла сознание и не могла идти, все останавливались, стараясь добыть хоть немного воды. Жажда заставляла их пить росу, скопившуюся в следах животных.
Однажды утром они обнаружили, что их окружает отряд горцев. Но в этот раз ими оказались люди, преданные имаму. Их накормили, дали отдохнуть и проводили дальше. Шамиль направился в сторону Чечни.
Когда новая столица была более-менее обустроена, Шамиль перевез в Ахульго свою семью. Примеру имама последовали и его сподвижники. Даже большая библиотека Шамиля была привезена в Ахульго и помещена в специальном подземном хранилище.
ГОЛОВИН ГОТОВИТ ЭКСПЕДИЦИИ
Сплочение горских народов в единое государство открывало новые военные перспективы. Шамилевские стратеги задумывали походы в ханские владения, а пути сообщения между царскими крепостями стали небезопасны.
Не имея сил для радикального решения проблемы, Головин пробовал покончить с Шамилем иными способами. К нему направлялись доверенные люди с предложением прекратить сопротивление. В ответ Шамиль предлагал царским властям оставить Дагестан и обещал казнить новых "доброжелателей". Регулярно велась работа по дискредитации Шамиля, по обществам распространялись всевозможные пасквили. Однако эти предприятия не имели успеха. К имаму засылались и тайные агенты, которым за голову Шамиля была обещана большая награда. Но вместо головы имама обратно прибывали в мешках головы самих охотников.
Получаемые сведения рисовали тревожную картину: повсюду в Дагестане проходили народные сборы, постановлявшие присоединиться к Шамилю, толпы мюридов стекались в его ставку, казна Имамата пополнялась, выделка оружия принимала промышленные размеры, а бегство русских солдат к Шамилю стало обычным делом.
Все говорило о том, что Шамиль необычайно усилился и реально угрожает царскому владычеству на Кавказе. В результате к концу 1838 года взгляды Головина резко изменились. Теперь он сообщал императору: "На правом фронте мы хотя и имеем сильного неприятеля, но там никогда не было единства, там народ не соединяется общими силами, как это есть в Дагестане... По этим соображениям, я считаю усмирение Дагестана делом первостепенным, для которого употребить должно все способы. Усмирение же племен черкесских считаю делом второстепенным".
Николай вполне разделял опасения Головина и велел покончить с Шамилем одним решительным ударом, "ибо без оного ни покоя, ни верного владычества иметь на Кавказе не можем".
Новая экспедиция в глубь Дагестана готовилась долго и основательно. Необходимы были не только опытные войска, но также припасы и обоз, без которых движение в горы встречало множество трудностей. На прежних союзников теперь нельзя было положиться, а провианта и фуража в горах было не достать. Охрана же большого обоза сама по себе была нелегкой задачей ввиду непременных покушений на него горцев.
Горы и леса, вечные и самые надежные союзники горцев, предоставляли обширное поприще любителям дерзких набегов. Когда же отряд был обременен неповоротливым обозом, то ждать можно было чего угодно. Если горцам недоставало сил для атаки, в дело вступали снайперы, деятельность которых сильно затрудняла продвижение отряда. Поджидали непрошеных гостей и искусственные горные обвалы, лесные завалы и разрушенные мосты. На привадах, особенно ночью, целыми табунами пропадали лошади. Особым удальством считалось у горцев угнать лошадей особых - артиллерийских - и оставить противника без тяжелого вооружения. А "проводники" из горцев частенько заводили солдат в такие дебри, выбраться из которых уже было подвигом, если не чудом.
ДАБЫ ИМЕТЬ СВЕДЕНИЯ...
Головин делал попытки разведать дороги, подступы к аулам, расположение укреплений и воинских подразделений Имамата.
Начало тайным службам на Кавказе положил еще в 1830 году фельдмаршал Паскевич: "Дабы иметь сведения о всех происшествиях между горцами и о намерениях их и предприятиях, нужно послать лазутчиков". Он скрупулезно расписал, сколько, каких и в каком народе нужно иметь осведомителей и куда они должны доставлять сведения. Определил Паскевич и их жалованье: "...Всех лазутчиков - 21, и на содержание их - 420 руб. в месяц, каждому по 20 руб. серебром, для чего отпустить начальникам сумму из экстраординарного распоряжения главнокомандующего. В случае важнейших услуг и открытий лазутчики представляются особо к наградам сверх жалованья. Они должны служить на своих лошадях.
Полезно склонить для сего людей, оказавших преданность, и из фамилий, значущих между теми народами, куда посылаются".
Не особенно полагаясь на купленные сведения, в горы направлялись и профессиональные разведчики для обозрения и описания местности. Для больших экспедиций требовались точные карты, а их не было. Картографическая служба в русской армии была поставлена отменно, сохранилось множество подробнейших карт и планов, замечательных как в научном, так и художественном отношении. Ни один штурм не начинался без детальной рекогносцировки местности, плана устройства подкопов и проведения других фортификационных работ. В отсутствие картографических сведений не только об укреплениях горцев, но даже о дорогах, ведущих к ним, задачей разведчиков была, в первую очередь, глазомерная съемка местности.
Ценные сведения собрал картограф полковник Генерального штаба барон Федор Торнау, которому удалось дважды перейти через Кавказский хребет. Но удача, в которую он так верил, все же отвернулась от него. Торнау оказался в плену у кабардинцев, где и провел два года. Один из местных князей, хоть и считался "мирным", но затаил на что-то обиду и взял барона в плен. Поначалу он собирался получить за Торнау большой выкуп, но затем решил оставить его у себя. Иметь в плену большого начальника считалось делом необычайно престижным. Торнау жил у князя довольно свободно, почти на положении гостя. И не терял времени даром, внимательно изучая быт и нравы горцев. "Лета у горцев в общежитии выше звания, - писал Торнау. - Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кратко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь".
Торнау пытался бежать, но неудачно. По просьбе главнокомандующего выручил его из плена кумыкский князь. Он подкупил охрану и увез Торнау прямо из дома, в котором тот содержался.
Результатом приключений Торнау в горах стала книга "Воспоминания кавказского офицера". Его записками пользовался Л. Толстой, работая над "Кавказским пленником". Именем Торнау был назван один из кавказских перевалов.
Однако в обитель мюридизма - недра дагестанских гор, куда еще не ступала нога солдата, удавалось проникнуть немногим. Туземцам командование не доверяло, да и необходимых военно-инженерных понятий они не имели. Русским же путешествовать в горах было опасно, а действовать долго и скрытно - и вовсе не было никакой возможности. Так что отважиться на такое рискованное предприятие мог лишь умалишенный или... за такового себя выдающий.
Этот смертельно опасный трюк, судя по документам, удался штабс-капитану Мочульскому, хотя и не до конца. Искусно прикидываясь глухонемым, а то и вовсе юродивым, с мирными горцами-провожатыми он сумел проделать немалый путь в глубь дагестанских гор по еще неизвестным дорогам. Правда большую часть его успеха следует приписать не шпионским уловкам и маскараду, которые вызвали сильные подозрения горцев уже в самом начале путешествия, а законам гостеприимства и другим местным традициям. Хозяева, в чьих домах останавливались разведчики, не соглашались выдавать их на расправу горцам, убежденным, что гости не те, за кого себя выдают. Когда же количество счастливых случайностей превысило все пределы, и горцы прибегли к особому средству, которое легко могло обнаружить в Мочульском иноземца через отсутствие обрезания, в дело вмешалась угроза кровной мести. Насильственное спускание штанов считалось крайним позором, и горцы отступили. Однако ненадолго. Чуя подвох, они устроили засаду на дороге. Но хозяин последнего дома, в котором ночевали путники, дал им понять, что не стоит больше искушать судьбу и лучше вернуться назад, пока есть возможность. Нашелся и добродушный провожатый, мюрид Шамиля, который доставил их до границы с Грузией.
Особо ценные сведения доставляли командованию русские пленные, которых выкупали или обменивали на захваченных горцев.
Один из них, вернувшись из полугодового плена, составил столь обстоятельную записку, что старшие чины ее переписывали и, слегка подправив, даже подписывали своим именем, представляя далее по начальству.
"Соображения горцев для военных действий здравы, дальновидны, всегда основаны на знании местности и обстоятельствах, - сообщал бывший пленник. Когда угрожает опасность одному неприятельскому пункту, они обращаются туда, где их не ожидают, в ту часть края, которая обнажена от войска; таким образом отвлекают наши силы и ободряют своих. При слабости с нашей стороны делают одновременные вторжения с нескольких сторон или самые быстрые, и нечаянные нападения на удаленные от них места, где вовсе их не ожидают.
Искусство укрепляться у горцев доведено до совершенства. Завалы и все укрепления их всегда имеют сильный перекрестный огонь; против артиллерии они вырывают канавы с крепкими навесами, засыпанными землей, где совершенно безопасны для ядер и гранат; а для большей безопасности защитников делают крытые ходы; иногда подземные канавы устраиваются в несколько ярусов или рядов. Вообще же завалы делаются из камня или деревянных срубов, пересыпанных землей.
Горцы ведут войну положительную, иногда с целями важными - завоевания или защиты аулов и обществ; встречают нас большею частью открытым боем на крепких позициях; усиливают их завалами, башнями, подземными канавами с навесами для защиты от гранат; занимают пещеры, переправы через реки, овраги и держатся в них с удивительной решимостью; стреляют метко, дерутся до последней крайности; на позициях же некрепких или удобообходимых слабо защищаются; на обозы и партии фуражиров редко нападают. Потеряв решительное дело, все кругом усмиряется и успокаивается...
Самая постройка аулов у горцев придает им решимость. Брать с боя аул дело отчаянное и допускается только в обстоятельствах, важных для края.
...Во сне и пище горцы чрезвычайно умеренны; несмотря на то, сильны, ловки и неутомимы. Кусок чурека с куском бараньего сала или сыру и десяток хинкала составляют всю их пишу.
Несмотря на бедность свою, горцы сакли свои содержат в большой чистоте; вообще дома их удобны и красивы... Постройки все из камня, плит или голышей, хорошо сложенные на глине в 1 и 2 яруса... Сакли их вроде замков; над многими устраиваются башни, иногда сакли обнесены стеной, и в каждом доме в каждой стене проделаны бойницы. Весь аул представляет особого рода крепость: каменные хорошо обороненные сакли плотно притыкают одна к другой и сакля над саклей в несколько ярусов... Аулы гнездятся в ущельях или на уступах гор, иногда примкнуты к скалам, иногда окружены кручей; часто доступ и самый въезд в них чрезвычайно трудный. Улицы в аулах так узки, что трудно повернуться на коне; сверх того, некоторые сакли построены поперек улицы и оставлены только низкие ворота для проезда".
В отличие от агентов Головина разведчики Шамиля действовали более эффективно. Помогало им и население. Ценнейшие сведения доставляли перебежчики. Любое движение царских войск быстро становилось известным Шамилю. А устроенная им эстафетная "летучая почта" быстро доставляла наибам необходимые распоряжения. Так было и на этот раз. О готовящейся экспедиции Шамиль узнал заблаговременно и предпринял необходимые меры.
БИТВА ЗА АХУЛЬГО
Высочайше утвержденный план Головина состоял в том, чтобы уничтожить резиденцию имама Ахульго, утвердиться на реке Андийское Койсу, контролируя оттуда нагорный Дагестан, и учредить укрепленную линию по реке Самур, чтобы изолировать юг Дагестана от Азербайджана.
Сам Головин отправился усмирять жителей Южного Дагестана и строить там крепости. Действовать же непосредственно против Шамиля был назначен отряд нового начальника войск на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанта графа П. Граббе. Он был новичком на Кавказе, но имел боевой опыт войн с Наполеоном, против турок в Валахии, где при переправе через Дунай был ранен пулей в ногу, и в Польской кампании 1831 года, где командовал пехотным корпусом.
9 мая 1839 года, при выступлении из крепости Внезапной в Чечне, отряд Граббе имел 8 тысяч штыков и сабель, 22 орудия и до трех тысяч горской милиции. Но по пути в Дагестан отряд был встречен повстанцами во главе с наибом
Шамиля Ташов-Гаджи. Наиб даже успел построить укрепление у села Мискит, откуда совершал набеги на крепости Сунженской линии и готовился ударить в тыл Граббе, когда тот двинется на Дагестан. После первых ожесточенных боев с повстанцами Граббе понял, что вместо Шамиля ему придется иметь дело с его наибами в Чечне. Собрав все силы в кулак, Граббе двинулся против Ташов-Гаджи. Несмотря на завалы, разбитые мосты и неожиданные нападения, Граббе захватил и разрушил укрепления повстанцев, сжег несколько аулов и штурмом взял аул Саясаны. Не настигнув самого наиба и его главных помощников, потеряв часть отряда и обоз, Граббе вынужден был вернуться во Внезапную. Тем не менее он полагал, что путь на Ахульго теперь открыт.
Отвоеванное время Шамиль употребил на укрепление подступов к Ахульго, устройство гигантских каменных завалов и разрушение дорог. В крепости были превращены и окрестные села, жителей которых имам переселил в горы и в само Ахульго.
Укрепив свой отряд, 21 мая Граббе вновь выступил в поход на Ахульго. Задолго до цели, на высотах у села Буртунай его встретили огнем передовые отряды имама. Взять высоты с ходу не представлялось возможным, и Граббе предпринял обходной маневр, вынудивший горцев отступить. Когда Граббе занял Буртунай, то оказался на безлюдном пепелище. Он столкнулся с тактикой "выжженной земли", когда горцы отдавали противнику аулы, от которых уже не было никакой пользы победителю: ни фуража, ни припасов, ни пленных. Это напоминало то, как Наполеону была отдана Москва.
Отступившие горцы укрепились на очередном рубеже обороны - в ауле Аргвани. Миновать его уже было невозможно, и Граббе пришлось сперва под пулями исправлять дороги к селу и только затем вступить в бой с мюридами Шамиля, занявшими выгодные позиции.
Горцы предстали перед неприятелем большой организованной силой, твердо руководимой самим главнокомандующим, на позициях, искусно сооруженных грамотными инженерами с учетом всех преимуществ горной местности.
Первые атаки Граббе были отбиты с большим для него уроном. Пушки палили по каменным саклям без видимого успеха. Граббе пытался атаковать аул с разных направлений, но Шамиль стойко отражал все атаки, пока перед завалами горцев не выросли завалы из убитых. После долгого рукопашного боя отряды Граббе все же сумели ворваться в село. Каждую саклю приходилось брать по нескольку раз, потому что горцы уходили по подземным коридорам в другие сакли, а затем вновь возвращались и оказывались в тылу нападавших. Битва продолжалась до глубокой ночи. Обе стороны понесли большие потери.
Аул был взят, а Шамиль с остатками своего отряда отошел к Ахульго. Граббе бросился преследовать имама, но позиционные бои затрудняли движение уставшего отряда. Только 12 июня Граббе достиг резиденции имама.
Грозный вид Ахульго поразил даже видавших виды солдат, которые говорили: "Легче снять месяц с неба, чем полумесяц с минарета Ахульго". Крепость располагалась на скалистом полуострове, окаймленном глубокими ущельями. Здесь была устроена многоярусная система обороны, включавшая боевые башни, орудийные расчеты, подземные жилища и ходы, крытые траншеи, окопы, завалы. На самом высоком месте стояла Сурхаева башня, прикрывавшая все подступы. Лишь узкий перешеек соединял Ахульго с соседними горами, но и он находился под контролем Шамиля. По этому перешейку Ахвердилав перебрасывал на Ахульго подкрепления и оружие. Гарнизон Ахульго состоял из пяти тысяч горцев и горянок.
Готовясь к штурму, Граббе установил на окрестных вершинах артиллерийские батареи и рыл траншеи, чтобы как можно ближе подобраться к укреплениям горцев.
Тем временем ополченцы начинали угрожать войскам Граббе с тыла. Опасаясь повторения телетлинского конфуза, Граббе открыл по ополченцам орудийный огонь, а затем бросил на них кавалерию и несколько батальонов пехоты. После двухдневных боев ополченцы были рассеяны. А их место занимали подоспевшие отряды горской милиции, предводительствуемые дагестанскими ханами.
В ответ Шамиль возглавил ночную вылазку, результатом которой было приведение в негодность осадных работ Граббе.
Затем целую неделю Граббе бомбардировал и штурмовал важную позицию горцев - Сурхаеву башню. Она была взята лишь тогда, когда погибли все ее защитники. С этой вестью приполз к Шамилю мюрид Магомед-Мирза, которому ядром оторвало обе ноги и на которого у солдат не поднялась рука.
На штурм Ахульго Граббе пошел тремя колоннами. Войскам приходилось под перекрестным огнем спускаться по лестницам в пропасть, а затем вновь подниматься по крутому склону. Атака, стоившая Граббе около тысячи человек убитыми и ранеными, была отбита. А дерзкие ночные вылазки горцев вносили смятение в ряды штурмующих.
Тогда были сооружены передвижные укрытия из бревен, под защитой которых удавалось вплотную подойти к крепостным завалам. Но и эти укрытия были уничтожены в очередной вылазке мюридов.
Граббе стремился установить полную блокаду Ахульго. Это удалось лишь тогда, когда Головин прислал ему на помощь часть своего отряда с горными орудиями и осадными мортирами. Кольцо осады замкнулось в начале августа. Каждый клочок Ахульго теперь простреливался со всех сторон. У осажденных появились трудности с водой, так как Граббе устроил акведуки и отвел от Ахульго речку Ашильтинку, из которой мюриды брали воду. Теперь ее приходилось добывать из Койсу, с риском для жизни, "отдавая на погибель каждую ночь по одному человеку", как писал хронист.
Мужество защитников Ахульго доходило до невероятия. Друг и сподвижник Шамиля Алибек Хунзахский, когда пушечное ядро раздробило ему правое плечо и рука повисла на одних жилах, просил друзей отрубить ее, чтобы не мешала сражаться. Когда никто не решился это сделать, Алибек наступил на свою руку ногой, отрубил ее и вновь бросился в бой. Другие бросались в пропасть, стараясь на лету перерубить веревки, по которым взбирались солдаты. Женщины заряжали ружья, а дети метали камни пращами.
Несмотря на блокаду, многие прорывались в Ахульго, на помощь имаму. Они влезали по самым опасным уступам, вонзая в гору свои кинжалы.
Не менее поразительной была храбрость русских солдат, штурмовавших Ахульго на плечах друг у друга, взбираясь на веревках и лестницах над головокружительной пропастью, под огнем мюридов и лавинами камней. К сожалению, история сделала тех отчаянных удальцов не союзниками, а противниками.
ПЕРЕГОВОРЫ
Но взять Ахульго не удавалось, и Граббе пошел на переговоры, которые предложил Шамиль. Имам надеялся выиграть время и повторить успех переговоров с Фезе.
На этот раз для встречи с Шамилем отрядили генерала Пулло. Условия Граббе больше походили на ультиматум, главным пунктом которого были выдача в аманаты старшего сына Шамиля - 8-летнего Джамалуддина - и выход имама из Ахульго. В обмен на это Граббе гарантировал имаму и его сподвижникам жизнь, неприкосновенность семей и имущества и обещал вернуться на плоскость.
Шамиль отверг предложенные условия. И 17 августа Граббе вновь пошел на штурм.
Битве за Ахульго не было видно конца. Разрушенные днем укрепления горцы заново возводили ночью. Женщины надевали мужскую одежду, чтобы казалось, что в Ахульго еще много защитников, а порой и дрались наравне с мужчинами. Шамиль, казалось, держался из последних сил, но силы Граббе тоже были на исходе. И тем и другим не хватало продовольствия и боеприпасов. И тех и других косили болезни. И все до крайней степени устали.
Как писали очевидцы, гора содрогалась от взрывов, а изнуренные блокадой горцы, будто ища в смерти спасения от бесконечного ужаса, решались на самые отчаянные предприятия. И что даже сам Шамиль выходил молиться на открытое место или просто подолгу сидел там с сыном на коленях, ожидая пули, как избавления.
Затянувшееся противостояние и неопределенность создавшегося положения побудили стороны вновь начать переговоры.
Шамиль решился выдать Граббе своего сына, надеясь, что это остановит кровопролитие. Объясняя свое решение сподвижникам, он ссылался на Пророка Мусу (Моисея), которому Бог определил расти во власти Фараона. Передавая сына в руки Граббе, Шамиль мысленно вручал его воле Аллаха - лучшего хранителя человеческих судеб.
Однако Граббе не удовлетворился получением заложника, не отошел от Ахульго и требовал к себе самого Шамиля.
Новая встреча Шамиля с Пулло проходила ввиду обеих сторон, на нейтральной территории. Но при желании Пулло мог захватить Шамиля, так как перевес сил был на его стороне. Опасаясь вероломства, Шамиль сел на край сюртука Пулло, чтобы в случае необходимости не дать ему встать первым и нанести генералу упреждающий удар. Речь Пулло сводилась к тому, что решать судьбу Шамиля и всей кампании может только сам Граббе и для окончательного утверждения условий перемирия Шамилю непременно следует явиться в лагерь командующего.
Шамиль уже готов был броситься на генерала, который, отняв у него сына, заманивал в ловушку и его самого, вместо того чтобы выполнить прежние условия и покинуть горы. Но тут один из сопровождавших Шамиля спас положение, пропев призыв к полуденной молитве, хотя время ее еще не наступило. Шамиль сказал Пулло, что после призыва на молитву разговоров не бывает, и вернулся в Ахульго.
Граббе еще несколько раз пытался добиться выхода Шамиля, посылая к нему его помощника Юнуса, который пришел с юным заложником Джамалуддином. Юнус уходил и возвращался, пока не последовал решительный отказ Шамиля. "Он вам не верит, - сообщил Юнус. - Вы взяли у него сына, обещая заключить мир и отвести войска, но этого не сделали".
ПОСЛЕДНИЙ ШТУРМ
21 августа начался решительный штурм Ахульго, подробное описание которого, как писал хронист, "составило бы толстую книгу, от чтения которой горели бы сердца, а глаза стали бы влажными".
В ночь на 22 августа саперы заложили в скале минную галерею и произвели сокрушительный взрыв, открывший штурмующим батальонам путь в крепость. Завязалась ожесточенная рукопашная. Умирая, мюриды обещали победителям: "Наши души вознесутся на-небо, но вернутся сюда с ангелами и будут сражаться за родную землю".
Последствия битвы были ужасны. Тысячи убитых и раненых усеяли истерзанную гору. Жена Шамиля Джавгарат погибла с младенцем на руках. Погиб его дядя Бартыхан. Сестра Шамиля Патимат закрыла платком лицо и кинулась в пропасть.
"...В два часа пополудни на обоих замках развевалось русское знамя, рапортовал Граббе. - 23 августа два батальона Апшеронского полка брали приступом нижние пещеры, в которых засели мюриды, и истребили всех тех, которые не решились немедленно сдаться... Потеря неприятеля огромна: 900 тел убитых на одной поверхности Ахульго, исключая тех, которые разбросаны по пещерам и оврагам, с лишком 700 пленных и имущество осажденных, множество оружия, один фальконет и два значка остались в наших руках..."
СПАСЕНИЕ ШАМИЛЯ
Но еще несколько дней в подземных укрытиях и пещерах шли бои. В одной из этих пещер отбивался от штурмующих и Шамиль с несколькими мюридами, женой Патимат и сыном Гази-Магомедом. В период ночного затишья им удалось перекинуть над узким ущельем бревно, по которому около тридцати человек перебрались на другую сторону. Раненого в ногу сына Гази-Магомеда Шамиль перенес на себе. Там их встретила засада, но горцам удалось пробиться через кордон и уйти в горы.
Уже почти добравшись до безопасного места, они наткнулись на конный дозор своих земляков-гимринцев. Но это были отступники во главе с аульской знатью, которая весьма пострадала от Шамиля и имела к нему свой счет. Видя, что силой пробиться уже не удастся, Шамиль вышел вперед, назвал гимринцев по именам и поклялся, что его сабля настигнет каждого, кто посмеет встать на его пути. Слова Шамиля и блеск его сабли, хорошо известной своей необычайной величиной и беспощадностью, смутили отступников. Они не посмели напасть на Шамиля и позволили пройти его небольшому отряду. Изнемогая от голода и усталости, помогая друг другу, возвращаясь за отставшими, они уходили все дальше. Раненого сына Шамиль нес на себе. Жена Шамиля, Патимат, которая вскоре должна была родить, проделала весь этот тяжкий путь безропотно. Только когда она теряла сознание и не могла идти, все останавливались, стараясь добыть хоть немного воды. Жажда заставляла их пить росу, скопившуюся в следах животных.
Однажды утром они обнаружили, что их окружает отряд горцев. Но в этот раз ими оказались люди, преданные имаму. Их накормили, дали отдохнуть и проводили дальше. Шамиль направился в сторону Чечни.