Страница:
Я:Нет, нет. Я никого не видела.
Кроме Джастина Баксендайла, красавчика нашего. Но, понятное дело, этого я мистеру Джанини не сказала.
М. Дж.:Не уверен, ну да ладно! Если узнаешь, кто это был, передай ей, чтобы никогда больше так не поступала.
Я:Мгм. Хорошо.
М. Дж.:И еще передай от меня личную благодарность. Самое «лучшее», самое «подходящее» сейчас, перед зачетной неделей, – забастовка учеников. Ладно. Увидимся дома.
И он мне подмигнул. ПОДМИГНУЛ, как будто знал, что это я включила пожарную тревогу. Но он же не мог знать наверняка. Он же не знает про мой проклятый нос, который буквально горел, я чувствовала, даже, кажется, видела! Ужас какой.
11 декабря, четверг, домашняя комната
11 декабря, четверг, четвертый урок
11 декабря, четверг, ТО
11 декабря, четверг, 21.00
12 декабря, пятница, дома
12 декабря, пятница, кабинет директрисы Гупты
12 декабря, пятница, 17.00, моя комната
Кроме Джастина Баксендайла, красавчика нашего. Но, понятное дело, этого я мистеру Джанини не сказала.
М. Дж.:Не уверен, ну да ладно! Если узнаешь, кто это был, передай ей, чтобы никогда больше так не поступала.
Я:Мгм. Хорошо.
М. Дж.:И еще передай от меня личную благодарность. Самое «лучшее», самое «подходящее» сейчас, перед зачетной неделей, – забастовка учеников. Ладно. Увидимся дома.
И он мне подмигнул. ПОДМИГНУЛ, как будто знал, что это я включила пожарную тревогу. Но он же не мог знать наверняка. Он же не знает про мой проклятый нос, который буквально горел, я чувствовала, даже, кажется, видела! Ужас какой.
11 декабря, четверг, домашняя комната
Лилли сведет меня с ума.
Серьезно. Как будто мне мало бешеной подготовки к зачетам и приближающегося официального визита в Дженовию со всеми вытекающими отсюда последствиями, да еще и путаницы с любовью. Теперь мне еще предстоит выслушивать жалобы Лилли о том, как ее замучила администрация средней школы имени Альберта Эйнштейна. Всю дорогу до школы она твердила и твердила, что все происходящее – это «заговор молчания» против нее, потому что она, Лилли, однажды выступила против автомата с кока-колой, который стоит у нас возле физкультурного зала. Ведь очевидно, что этот автомат поставлен администрацией именно для того, чтобы превратить нас в тупых потребителей кока-кольной продукции. Потому что те, кто пьет много кока-колы, по мнению Лилли, привыкают к ней и зависят от нее, прямо как от никотина.
Да при чем тут вообще этот автомат и попытки администрации превратить нас во что-то там? Просто Лилли до сих пор не успокоилась из-за того, что не может использовать одну из глав своей книги о выживании в средней школе в своем полугодовом сочинении.
Я напомнила Лилли, что если она не представит новую тему, то получит двойку за сочинение. Принимая во внимание, что у нее до того стоят сплошь пятерки, в полугодии выйдет тройка, но эта тройка все равно испортит картину. Лилли мечтает поступать в колледж Беркли, но с такими оценками есть риск туда не попасть. И ей придется подавать документы в колледж Браун, что для Лилли равносильно поражению.
Но она меня не слушает, только твердит, что в субботу будет митинг, который организовала группа «Ученики против приватизации средней школы имени Альберта Эйнштейна». Я тоже должна там быть, потому что являюсь секретарем этой группы (председателем, естественно, является Лилли!). Конечно же, я услышала об этой группе впервые. Всегда так. Ну что за жизнь такая?
Лилли сказала, что мне надо будет только подробно все записывать, а больше ничего. И на том спасибо.
Надеюсь, Майкл тоже там будет. Может, он заступится за меня перед сестрой? Но… Как и всю эту неделю, он поехал на метро, чтобы добраться в школу пораньше и поработать над компьютерной программой к Зимнему Карнавалу.
Не сомневаюсь, что Джудит Гершнер на этой неделе тоже приходит в школу пораньше.
Между прочим, я приготовила новую открытку. Еще вчера купила ее в «Плазе». Эта гораздо лучше, чем та с клубникой в шоколадном сиропе. На ней девушка поднесла пальчик к губам, как будто произносит: «Шшшшшш»…
Тина написала на ней печатными буквами:
Еще бы, я его сочиняла всю ночь.
Серьезно. Как будто мне мало бешеной подготовки к зачетам и приближающегося официального визита в Дженовию со всеми вытекающими отсюда последствиями, да еще и путаницы с любовью. Теперь мне еще предстоит выслушивать жалобы Лилли о том, как ее замучила администрация средней школы имени Альберта Эйнштейна. Всю дорогу до школы она твердила и твердила, что все происходящее – это «заговор молчания» против нее, потому что она, Лилли, однажды выступила против автомата с кока-колой, который стоит у нас возле физкультурного зала. Ведь очевидно, что этот автомат поставлен администрацией именно для того, чтобы превратить нас в тупых потребителей кока-кольной продукции. Потому что те, кто пьет много кока-колы, по мнению Лилли, привыкают к ней и зависят от нее, прямо как от никотина.
Да при чем тут вообще этот автомат и попытки администрации превратить нас во что-то там? Просто Лилли до сих пор не успокоилась из-за того, что не может использовать одну из глав своей книги о выживании в средней школе в своем полугодовом сочинении.
Я напомнила Лилли, что если она не представит новую тему, то получит двойку за сочинение. Принимая во внимание, что у нее до того стоят сплошь пятерки, в полугодии выйдет тройка, но эта тройка все равно испортит картину. Лилли мечтает поступать в колледж Беркли, но с такими оценками есть риск туда не попасть. И ей придется подавать документы в колледж Браун, что для Лилли равносильно поражению.
Но она меня не слушает, только твердит, что в субботу будет митинг, который организовала группа «Ученики против приватизации средней школы имени Альберта Эйнштейна». Я тоже должна там быть, потому что являюсь секретарем этой группы (председателем, естественно, является Лилли!). Конечно же, я услышала об этой группе впервые. Всегда так. Ну что за жизнь такая?
Лилли сказала, что мне надо будет только подробно все записывать, а больше ничего. И на том спасибо.
Надеюсь, Майкл тоже там будет. Может, он заступится за меня перед сестрой? Но… Как и всю эту неделю, он поехал на метро, чтобы добраться в школу пораньше и поработать над компьютерной программой к Зимнему Карнавалу.
Не сомневаюсь, что Джудит Гершнер на этой неделе тоже приходит в школу пораньше.
Между прочим, я приготовила новую открытку. Еще вчера купила ее в «Плазе». Эта гораздо лучше, чем та с клубникой в шоколадном сиропе. На ней девушка поднесла пальчик к губам, как будто произносит: «Шшшшшш»…
Тина написала на ней печатными буквами:
Тина сказала, что стихотворение потрясающее, должно подействовать.
Красные розы алеют багрово,
Встречая зарю.
Она размножает мошек фруктовых,
А я тебя больше люблю.
Еще бы, я его сочиняла всю ночь.
11 декабря, четверг, четвертый урок
УРА!!! Сегодня отменили физкультуру.
Вместо нее – общее собрание на школьном стадионе.
И не потому, что там проходят соревнования и надо всей школой болеть за наших. Команды поддержки не было. Болельщики сидели вместе с остальными. Ну, не с остальными, а на лучших местах – в самой середине. Каждая старалась подсесть поближе к Джастину Баксендайлу, который побил рекорд Джоша Рихтера по популярности. Джош больше не самый крутой парень в школе. Но это не важно.
А оказалось вот что. В нашей школе имени Альберта Эйнштейна произошло неслыханное нарушение дисциплины. Акт чудовищного вандализма потряс нашу администрацию. И теперь всю школу собрали на стадионе, чтобы донести до каждого (это мне прошептала в ухо Лилли), как преподаватели потрясены и разочарованы в нас, недостойных.
И что же это за акт, из-за которого директриса Гупта из кожи вон лезет?
Ну как же, ведь кто-то вчера нажал кнопку пожарной тревоги, а пожара – вот неприятность-то – и не было совсем.
Ха!
Лично я в своей жизни ничего по-настоящему плохого еще не совершила. Ну, выкинула баклажан с шестнадцатого этажа, но никто же не пострадал, и было очень весело. Хотя, конечно, так поступать нехорошо. Но сознательно я бы никогда никому не навредила и не причинила бы боль.
Но я чувствовала себя просто великолепно, наблюдая, как директриса, завучи и учителя по очереди подходят к микрофону и клеймят меня позором. Осуждают мое поведение. Уничтожают морально. Сравнивают с землей.
Да уж, если бы меня кто поймал в тот момент, то сейчас веселиться мне бы не пришлось. Страшно представить, что бы со мной было.
Пишу все это тут же, на стадионе. Пришлось наклониться и закрыть дневник своим телом. А то, не дай Бог, прочитают, и тогда все. Некоторым только дай повод…
Тогда, наверное, последствия были бы пренеприятнейшие. Они преследовали бы меня до окончания школы, и даже потом, когда мне исполнится двадцать лет, а может быть, и больше…
Впрочем, наверное, когда мне будет двадцать лет, средняя школа останется далеким смутным воспоминанием. Надеюсь. Я буду работать в «Гринписе», спасать китов и белых медведей и вряд ли вспомню о какой-то пожарной кнопке, нажатой в девятом классе.
Администрация обещает награду за информацию о негодяе, который совершил это нечеловеческое преступление. Награду!!! Интересно, какую? Ха! Бесплатный билет в кино. Вот и все, чего я стою. Жалкого билета в кино…
Единственный человек, кто может по идее заложить меня, это Джастин Баксендайл. Ведь это же элементарно – он видел меня в коридоре за минуту до того, как сработала пожарная сигнализация. Может, мне повезет?
Ну, и мистер Джанини. Хотя он, конечно, другое дело. Я его тоже видела на стадионе. Он стоял и говорил с миссис Хилл. Он-то уж точно не выдаст.
Может, он даже меня и не подозревает. Может, считает, что нажала на кнопку Лилли, а я знаю об этом и покрываю ее. Да, это мысль. Кстати, наверное, Лилли страшно сожалеет, что это не она придумала включить сигнализацию, потому что весь день сегодня бубнит, что если вычислит, кто это сделал, убьет на месте.
Да она просто завидует. Потому что теперь этот инцидент выглядит как политическое выступление, хотя на самом деле был всего лишь препятствием для ее забастовки.
Директриса Гупта ужасно строго смотрит на нас. Буквально испепелила взглядом каждого. Говорит, что, конечно, совершенно нормально устраивать переполох перед зачетной неделей, но она надеется, что мы образумимся и используем свою энергию в мирных учебных целях.
Что бы она ни говорила, я в восторге. Моя выходка удалась, и все даже гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Целый стадион!
Вместо нее – общее собрание на школьном стадионе.
И не потому, что там проходят соревнования и надо всей школой болеть за наших. Команды поддержки не было. Болельщики сидели вместе с остальными. Ну, не с остальными, а на лучших местах – в самой середине. Каждая старалась подсесть поближе к Джастину Баксендайлу, который побил рекорд Джоша Рихтера по популярности. Джош больше не самый крутой парень в школе. Но это не важно.
А оказалось вот что. В нашей школе имени Альберта Эйнштейна произошло неслыханное нарушение дисциплины. Акт чудовищного вандализма потряс нашу администрацию. И теперь всю школу собрали на стадионе, чтобы донести до каждого (это мне прошептала в ухо Лилли), как преподаватели потрясены и разочарованы в нас, недостойных.
И что же это за акт, из-за которого директриса Гупта из кожи вон лезет?
Ну как же, ведь кто-то вчера нажал кнопку пожарной тревоги, а пожара – вот неприятность-то – и не было совсем.
Ха!
Лично я в своей жизни ничего по-настоящему плохого еще не совершила. Ну, выкинула баклажан с шестнадцатого этажа, но никто же не пострадал, и было очень весело. Хотя, конечно, так поступать нехорошо. Но сознательно я бы никогда никому не навредила и не причинила бы боль.
Но я чувствовала себя просто великолепно, наблюдая, как директриса, завучи и учителя по очереди подходят к микрофону и клеймят меня позором. Осуждают мое поведение. Уничтожают морально. Сравнивают с землей.
Да уж, если бы меня кто поймал в тот момент, то сейчас веселиться мне бы не пришлось. Страшно представить, что бы со мной было.
Пишу все это тут же, на стадионе. Пришлось наклониться и закрыть дневник своим телом. А то, не дай Бог, прочитают, и тогда все. Некоторым только дай повод…
Тогда, наверное, последствия были бы пренеприятнейшие. Они преследовали бы меня до окончания школы, и даже потом, когда мне исполнится двадцать лет, а может быть, и больше…
Впрочем, наверное, когда мне будет двадцать лет, средняя школа останется далеким смутным воспоминанием. Надеюсь. Я буду работать в «Гринписе», спасать китов и белых медведей и вряд ли вспомню о какой-то пожарной кнопке, нажатой в девятом классе.
Администрация обещает награду за информацию о негодяе, который совершил это нечеловеческое преступление. Награду!!! Интересно, какую? Ха! Бесплатный билет в кино. Вот и все, чего я стою. Жалкого билета в кино…
Единственный человек, кто может по идее заложить меня, это Джастин Баксендайл. Ведь это же элементарно – он видел меня в коридоре за минуту до того, как сработала пожарная сигнализация. Может, мне повезет?
Ну, и мистер Джанини. Хотя он, конечно, другое дело. Я его тоже видела на стадионе. Он стоял и говорил с миссис Хилл. Он-то уж точно не выдаст.
Может, он даже меня и не подозревает. Может, считает, что нажала на кнопку Лилли, а я знаю об этом и покрываю ее. Да, это мысль. Кстати, наверное, Лилли страшно сожалеет, что это не она придумала включить сигнализацию, потому что весь день сегодня бубнит, что если вычислит, кто это сделал, убьет на месте.
Да она просто завидует. Потому что теперь этот инцидент выглядит как политическое выступление, хотя на самом деле был всего лишь препятствием для ее забастовки.
Директриса Гупта ужасно строго смотрит на нас. Буквально испепелила взглядом каждого. Говорит, что, конечно, совершенно нормально устраивать переполох перед зачетной неделей, но она надеется, что мы образумимся и используем свою энергию в мирных учебных целях.
Что бы она ни говорила, я в восторге. Моя выходка удалась, и все даже гораздо лучше, чем мне бы хотелось. Целый стадион!
11 декабря, четверг, ТО
Сегодня ходили с Кенни на ланч в «Биг Вонг».
Мне нечего сказать, кроме того, что он так и не пригласил меня на вечер Зимних Танцев.
Да и не только это. Вообще мне кажется, что страсть Кенни, достигшая своего пика во вторник, стремительно угаснет.
Начала подозревать это, когда он перестал звонить и присылать мне сообщения. Говорит, что совсем замучился с учебой и вообще, но я подозреваю другое.
Он знает. Про Майкла.
Хотя – откуда? Невозможно.
С другой стороны, он, может, и не знает конкретно про Майкла, но в принципе должен понимать, что есть другой человек, который зажигает огонь в моем сердце.
Если в нем может гореть огонь, то так оно и есть. Его может зажечь только Майкл.
А Кенни просто милый парень.
И ведет себя соответственно.
Пока меня это вполне устраивает, но я бы предпочла, чтобы он взял да и высказал мне все, что у него на уме. Мне от его доброты и предупредительности только хуже. Иногда даже страшно становится при мысли: «Как я могу? Что я делаю?»
Как я могла согласиться стать его девушкой, зная, что люблю другого? Вообще-то Кенни имеет право пойти в любой журнал и дать интервью. «Принцесса-предательница». И если бы он так сделал, я бы его по-человечески поняла.
Но он не пойдет. Потому что слишком хороший для этого.
Вместо того чтобы наорать на меня и оставить одну, Кенни заказал тушеные овощи для меня и свиные ребрышки для себя. Еще одно приятное свидетельство того, что Кенни уже не любит меня так сильно, как утверждает: он снова начал есть мясо. Он болтал про биологию и про общешкольное собрание. Я ему не сказала, кто нажал на пожарную кнопку, а он и не спрашивал, знаю ли я, иначе опять воспламенился бы мой нос.
Кенни снова выразил мне сочувствие по поводу прикушенного языка, поинтересовался, как у меня с алгеброй, предложил помощь. Я отказалась под тем предлогом, что живу под одной крышей с учителем алгебры. И Кенни все время очень старался быть милым и любезным.
Это меня только еще больше терзает. Из-за того, что я собираюсь совершить, когда сдадим последний зачет.
А на танцы он меня так и не пригласил.
Не знаю, что это означает. То ли мы вообще туда не идем, то ли само собой подразумевается, что идем вместе.
Не понимаю этих парней!
Ланч был так себе, а ТО еще тоскливее. Джудит Гершнер, впрочем, сегодня здесь нет. Так ведь и Майкла нет тоже! Пропал. И никто не знает, где он. Лилли сказала миссис Хилл, когда та случайно заглянула в класс, что Майкл только что вышел на минуту.
А мне вот интересно, где он на самом деле находится. Лилли сказала, что сама редко видит Майкла с тех пор, как он стал готовить эту новую программу к Зимнему Карнавалу.
Ей это практически безразлично, потому что Майкл редко покидает свою комнату, но все равно. Можно хотя бы иногда заходить домой, например, чтобы готовиться к зачетам.
Но, с другой стороны, в колледж его уже приняли, и теперь оценки не будут иметь большого значения.
Да, Майкл ведь тоже гений, как и Лилли. Так зачем же ему готовиться к каким-то зачетам? Он и так все знает.
В отличие от нас, от всех остальных.
Очень хочется, чтобы снова повесили дверь в подсобку. Невозможно сосредоточиться, когда Борис выводит на своей скрипке немыслимые рулады. Взять бы и запереть его там, пусть бы он сидел в подсобке, пока ночной сторож не услышит мольбы о помощи.
А Лилли говорит, что это еще один наглый способ ослабить наше сопротивление, происки администрации.
Но я так не думаю.
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ:
Алгебра: предзачетная контрольная, подготовиться.
Английский: полугодовое сочинение.
Мировая цивилизация: повторить ВСЕ.
ТО: ничего.
Французский: l'examen pratique.
Биология: готовиться к предзачетной контрольной.
Мне нечего сказать, кроме того, что он так и не пригласил меня на вечер Зимних Танцев.
Да и не только это. Вообще мне кажется, что страсть Кенни, достигшая своего пика во вторник, стремительно угаснет.
Начала подозревать это, когда он перестал звонить и присылать мне сообщения. Говорит, что совсем замучился с учебой и вообще, но я подозреваю другое.
Он знает. Про Майкла.
Хотя – откуда? Невозможно.
С другой стороны, он, может, и не знает конкретно про Майкла, но в принципе должен понимать, что есть другой человек, который зажигает огонь в моем сердце.
Если в нем может гореть огонь, то так оно и есть. Его может зажечь только Майкл.
А Кенни просто милый парень.
И ведет себя соответственно.
Пока меня это вполне устраивает, но я бы предпочла, чтобы он взял да и высказал мне все, что у него на уме. Мне от его доброты и предупредительности только хуже. Иногда даже страшно становится при мысли: «Как я могу? Что я делаю?»
Как я могла согласиться стать его девушкой, зная, что люблю другого? Вообще-то Кенни имеет право пойти в любой журнал и дать интервью. «Принцесса-предательница». И если бы он так сделал, я бы его по-человечески поняла.
Но он не пойдет. Потому что слишком хороший для этого.
Вместо того чтобы наорать на меня и оставить одну, Кенни заказал тушеные овощи для меня и свиные ребрышки для себя. Еще одно приятное свидетельство того, что Кенни уже не любит меня так сильно, как утверждает: он снова начал есть мясо. Он болтал про биологию и про общешкольное собрание. Я ему не сказала, кто нажал на пожарную кнопку, а он и не спрашивал, знаю ли я, иначе опять воспламенился бы мой нос.
Кенни снова выразил мне сочувствие по поводу прикушенного языка, поинтересовался, как у меня с алгеброй, предложил помощь. Я отказалась под тем предлогом, что живу под одной крышей с учителем алгебры. И Кенни все время очень старался быть милым и любезным.
Это меня только еще больше терзает. Из-за того, что я собираюсь совершить, когда сдадим последний зачет.
А на танцы он меня так и не пригласил.
Не знаю, что это означает. То ли мы вообще туда не идем, то ли само собой подразумевается, что идем вместе.
Не понимаю этих парней!
Ланч был так себе, а ТО еще тоскливее. Джудит Гершнер, впрочем, сегодня здесь нет. Так ведь и Майкла нет тоже! Пропал. И никто не знает, где он. Лилли сказала миссис Хилл, когда та случайно заглянула в класс, что Майкл только что вышел на минуту.
А мне вот интересно, где он на самом деле находится. Лилли сказала, что сама редко видит Майкла с тех пор, как он стал готовить эту новую программу к Зимнему Карнавалу.
Ей это практически безразлично, потому что Майкл редко покидает свою комнату, но все равно. Можно хотя бы иногда заходить домой, например, чтобы готовиться к зачетам.
Но, с другой стороны, в колледж его уже приняли, и теперь оценки не будут иметь большого значения.
Да, Майкл ведь тоже гений, как и Лилли. Так зачем же ему готовиться к каким-то зачетам? Он и так все знает.
В отличие от нас, от всех остальных.
Очень хочется, чтобы снова повесили дверь в подсобку. Невозможно сосредоточиться, когда Борис выводит на своей скрипке немыслимые рулады. Взять бы и запереть его там, пусть бы он сидел в подсобке, пока ночной сторож не услышит мольбы о помощи.
А Лилли говорит, что это еще один наглый способ ослабить наше сопротивление, происки администрации.
Но я так не думаю.
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ:
Алгебра: предзачетная контрольная, подготовиться.
Английский: полугодовое сочинение.
Мировая цивилизация: повторить ВСЕ.
ТО: ничего.
Французский: l'examen pratique.
Биология: готовиться к предзачетной контрольной.
11 декабря, четверг, 21.00
Бабушку невозможно остановить. Сегодня вечером начала гонять меня по именам и должностям папиных кабинет-министров. Я должна, оказывается, точно знать не только как их зовут и чем они занимаются по службе, но также семейное положение, имена и возраст детей, если они есть, конечно. Всех этих детей я увижу на Рождественском балу во дворце, и мне придется с ними разговаривать. Наверное, они возненавидят меня так же, если не больше, как и племянники мистера Джанини, с которыми я встречалась в День Благодарения.
Теперь все праздники я должна буду проводить в окружении детей, которые меня ненавидят.
Но я же не виновата в том, что я принцесса. Они не имеют права так ко мне относиться, ведь я делаю все, что в моих силах, чтобы вести обычную жизнь. Я же отвергла предложения от «Космополитена», «Юма» и «Мы, девчонки». Я отклонила приглашения всех фотоагентств, не согласилась сниматься в рекламных роликах, и когда мэр Нью-Йорка предложил мне постоять рядом, пока он будет зачитывать новогоднее поздравление жителям города, я тоже отказалась. Ну, во-первых, во время празднования Нового года я уже буду в Дженовии, а во-вторых, я против кампании, которую развернул наш мэр. Он хочет при помощи пестицидов уничтожить комаров, которые, возможно, приносят с берегов Западного Нила какой-то вирус. Этот вирус заразил местную колонию крабов вдоль всего восточного побережья. Какой-то компонент крови этих крабов используется для того, чтобы определять чистоту каждой таблетки и вакцины, производимой в Соединенных Штатах. Крабов собирают, откачивают из них треть крови, после чего выпускают обратно в море, где они очень быстро погибают, потому что ослаблены, а огромное количество пестицидов (используемых для истребления египетских комаров) добивает несчастных крабов, а вместе с ними и лобстеров, и рыбу, и китов. И прочих животных.
Короче, я хочу сказать, что никогда не стремилась быть в центре внимания.
Но бабушка выбора не оставляет.
И Себастьяно был там же. Сидел, пил что-то из бокала и слушал, как я выдаю имя за именем. Бабушка изготовила настоящую картотеку – на карточке фотография министра и вся необходимая информация. Прямо как календарики с бейсболистами.
Бабушку позвали к телефону, звонил ее старинный приятель – генерал, а Себастьяно начал расспрашивать меня об одежде, и особенно о том, что носят мои подруги и я сама в обычные дни. Что я думаю о вельветовых брюках-стрейч? А как мне понравится кожаный фиолетовый топ? Юбка, с подола которой свисают цепочки?
Я ответила, что все это здорово подойдет для Хэллоуина или какого-то костюмированного бала, а на каждый день я предпочитаю что-нибудь попроще, и желательно из хлопка. Себастьяно явно огорчился. Тогда я стала описывать, во что одеваются мои подруги, а он выхватил блокнот и исписал кучу страниц. Семейное это, что ли, у нас, таскать с собой все время блокноты и записывать что ни попадя?
Бабушка закончила наконец телефонный разговор и вернулась к нам. Я проинформировала ее, используя всю свою дипломатию, что, последние три месяца моего обучения на настоящую принцессу дали ощутимые результаты – я чувствую себя более чем подготовленной к приближающемуся представлению меня народу Дженовии, потому не вижу настоятельной необходимости заниматься еще и на следующей неделе; к тому же у меня будет ПЯТЬ зачетов, к которым надо готовиться.
Бабушка чуть не взорвалась.
– С чего ты взяла, что академическое обучение важнее уроков королевского этикета? А, твой отец подсказал тебе! Так ему тоже еще необходимо учиться, учиться и учиться. Он не понимает, что манеры не менее важны, чем образование.
– Бабушка, – говорю я, – образование мне необходимо, чтобы в будущем как следует управлять Дженовией.
Особенно если я собираюсь превратить дворец в огромный приют для животных. Этого я сделать не смогу, пока бабушка жива, поэтому пока нечего ей об этом и сообщать… Да и вообще, не стоит ей об этом рассказывать. Еще расстроится.
В комнату вошел папа. Он искал медаль Дженовийских воздушных сил, потому что собирался на какой-то официальный прием в посольстве.
Я сказала ему, что на следующей неделе у меня зачеты, и мне будет некогда приезжать сюда на уроки королевского этикета.
– Да, конечно, – сразу согласился папа.
Бабушка попробовала было возражать, но он сказал:
– Если она не сдаст зачеты, тебе же, мама, будет хуже. А если Миа до сих пор не усвоила твоих уроков, то одна неделя ничего не решит.
Бабушка поджала губы и не произнесла больше ни звука.
Теперь все праздники я должна буду проводить в окружении детей, которые меня ненавидят.
Но я же не виновата в том, что я принцесса. Они не имеют права так ко мне относиться, ведь я делаю все, что в моих силах, чтобы вести обычную жизнь. Я же отвергла предложения от «Космополитена», «Юма» и «Мы, девчонки». Я отклонила приглашения всех фотоагентств, не согласилась сниматься в рекламных роликах, и когда мэр Нью-Йорка предложил мне постоять рядом, пока он будет зачитывать новогоднее поздравление жителям города, я тоже отказалась. Ну, во-первых, во время празднования Нового года я уже буду в Дженовии, а во-вторых, я против кампании, которую развернул наш мэр. Он хочет при помощи пестицидов уничтожить комаров, которые, возможно, приносят с берегов Западного Нила какой-то вирус. Этот вирус заразил местную колонию крабов вдоль всего восточного побережья. Какой-то компонент крови этих крабов используется для того, чтобы определять чистоту каждой таблетки и вакцины, производимой в Соединенных Штатах. Крабов собирают, откачивают из них треть крови, после чего выпускают обратно в море, где они очень быстро погибают, потому что ослаблены, а огромное количество пестицидов (используемых для истребления египетских комаров) добивает несчастных крабов, а вместе с ними и лобстеров, и рыбу, и китов. И прочих животных.
Короче, я хочу сказать, что никогда не стремилась быть в центре внимания.
Но бабушка выбора не оставляет.
И Себастьяно был там же. Сидел, пил что-то из бокала и слушал, как я выдаю имя за именем. Бабушка изготовила настоящую картотеку – на карточке фотография министра и вся необходимая информация. Прямо как календарики с бейсболистами.
Бабушку позвали к телефону, звонил ее старинный приятель – генерал, а Себастьяно начал расспрашивать меня об одежде, и особенно о том, что носят мои подруги и я сама в обычные дни. Что я думаю о вельветовых брюках-стрейч? А как мне понравится кожаный фиолетовый топ? Юбка, с подола которой свисают цепочки?
Я ответила, что все это здорово подойдет для Хэллоуина или какого-то костюмированного бала, а на каждый день я предпочитаю что-нибудь попроще, и желательно из хлопка. Себастьяно явно огорчился. Тогда я стала описывать, во что одеваются мои подруги, а он выхватил блокнот и исписал кучу страниц. Семейное это, что ли, у нас, таскать с собой все время блокноты и записывать что ни попадя?
Бабушка закончила наконец телефонный разговор и вернулась к нам. Я проинформировала ее, используя всю свою дипломатию, что, последние три месяца моего обучения на настоящую принцессу дали ощутимые результаты – я чувствую себя более чем подготовленной к приближающемуся представлению меня народу Дженовии, потому не вижу настоятельной необходимости заниматься еще и на следующей неделе; к тому же у меня будет ПЯТЬ зачетов, к которым надо готовиться.
Бабушка чуть не взорвалась.
– С чего ты взяла, что академическое обучение важнее уроков королевского этикета? А, твой отец подсказал тебе! Так ему тоже еще необходимо учиться, учиться и учиться. Он не понимает, что манеры не менее важны, чем образование.
– Бабушка, – говорю я, – образование мне необходимо, чтобы в будущем как следует управлять Дженовией.
Особенно если я собираюсь превратить дворец в огромный приют для животных. Этого я сделать не смогу, пока бабушка жива, поэтому пока нечего ей об этом и сообщать… Да и вообще, не стоит ей об этом рассказывать. Еще расстроится.
В комнату вошел папа. Он искал медаль Дженовийских воздушных сил, потому что собирался на какой-то официальный прием в посольстве.
Я сказала ему, что на следующей неделе у меня зачеты, и мне будет некогда приезжать сюда на уроки королевского этикета.
– Да, конечно, – сразу согласился папа.
Бабушка попробовала было возражать, но он сказал:
– Если она не сдаст зачеты, тебе же, мама, будет хуже. А если Миа до сих пор не усвоила твоих уроков, то одна неделя ничего не решит.
Бабушка поджала губы и не произнесла больше ни звука.
12 декабря, пятница, дома
СРОЧНЫЕ ДЕЛА:
1. Перестать думать о Майкле, особенно во время занятий.
2. Прекратить рассказывать бабушке о личной жизни.
3. Стать более: взрослой, ответственной, уравновешенной.
4. Никогда больше не грызть ногти!!!
5. Написать инструкцию для мамы и мистера Дж., как ухаживать за Толстым Луи, пока я в отъезде.
6. ПОДАРКИ К РОЖДЕСТВУ!
7. Не смотреть «Спасатели Малибу» вместо подготовки к зачетам.
8. Не играть в «Pod-Racer» вместо подготовки к зачетам.
9. Не включать музыку во время подготовки к зачетам.
10. Расстаться с Кенни.
1. Перестать думать о Майкле, особенно во время занятий.
2. Прекратить рассказывать бабушке о личной жизни.
3. Стать более: взрослой, ответственной, уравновешенной.
4. Никогда больше не грызть ногти!!!
5. Написать инструкцию для мамы и мистера Дж., как ухаживать за Толстым Луи, пока я в отъезде.
6. ПОДАРКИ К РОЖДЕСТВУ!
7. Не смотреть «Спасатели Малибу» вместо подготовки к зачетам.
8. Не играть в «Pod-Racer» вместо подготовки к зачетам.
9. Не включать музыку во время подготовки к зачетам.
10. Расстаться с Кенни.
12 декабря, пятница, кабинет директрисы Гупты
Официальная информация из достоверных источников: я, Миа Термополис, малолетняя преступница.
Честно. И ложная пожарная тревога была только началом.
Не знаю, что это со мной было… Как будто нарочно – чем ближе поездка в Дженовию и принятие первых официальных обязанностей принцессы этой страны, тем хуже я себя веду. И сама себе уже не кажусь принцессой.
Интересно, исключат меня из школы?
Если да, то это с их стороны будет натуральное свинство. Лана первая начала. А я просто сидела и внимательно слушала мистера Джанини, который толковал о Картезианской школе. Я изо всех сил вникала, даже что-то вроде бы понимала, записывала как сумасшедшая. И вдруг Лана оборачивается ко мне и сует лист из газеты «США сегодня». Посередине страницы огромными буквами заголовок: «Сегодняшний рейтинг».
Да вот эта статья, я ее вклеила в дневник.
СЕГОДНЯШНИЙ РЕЙТИНГ
Рейтинг популярности молодых престолонаследников.
Пятьдесят семь процентов читателей признают принца Уильяма Английского самым любимым и популярным. За ним идет его младший брат Гарри, который получил двадцать восемь процентов голосов. Американская принцесса Миа Ренальдо Дженовийская занимает третье место, ей досталось тринадцать процентов голосов читателей. Дочери принца Эндрю и принцессы Сары Фергюссон – Беатрис и Евгения, собрали по одному проценту каждая.
Отчего же принцесса Миа занимает лишь третье место и не смогла собрать более тринадцати процентов голосов? «Она не выходит в свет» – вот самый простой ответ на этот вопрос. Принцесса Миа оказалась столь же застенчивой, как и принцесса Диана (мать принцев Уильяма и Гарри), когда впервые вступила в яркий круг света прожекторов СМИ.
Принцесса Миа совсем недавно узнала, что является наследницей престола Дженовии, маленького княжества на Лазурном Берегу, и вскоре ей предстоит первый официальный визит в свою страну. Это произойдет уже на следующей неделе. Представитель принцессы поведал нам, что она ожидает поездку с «превеликим нетерпением». Принцесса Миа продолжит свое образование в Америке, а пребывание в Дженовии ограничит летними месяцами.
Я прочла эту дурацкую статью и вернула газету Лане.
– Ну и что? – прошипела я.
– Ну и то, – прошипела Лана в ответ, – просто интересно, насколько поднимется твой рейтинг, особенно среди жителей этой твоей Дженовии, когда все узнают, как ты включила пожарную тревогу. Когда и пожара-то не было.
Конечно, она блефовала. Она меня там не видела. Разве что…
Разве что Джастин Баксендайл догадался, что к чему. Увидел меня в коридоре, услышал сразу после этого пожарную тревогу, а потом рассказал Лане…
Нет. Невозможно. Не может быть, что он такой негодяй, взял и выдал меня. Зная Лану, я поняла, чем кончится дело. Она-то не преминет рассказать обо всем учителям. Или хотя бы косвенно даст им понять, чтобы самой не мараться. Не говорил Джастин ей ничего. Лана, наверное, как и мистер Джанини, просто сопоставила очевидные факты. Я ухожу из класса, а через две минуты раздается сирена. А в этот день моя лучшая подруга искала для себя больших неприятностей.
Однако, хотя Лана может только предполагать, она ведет себя так, будто точно обо всем знает.
И вот тут я на секунду утратила контроль над собой. Просто не знаю, как могло случиться то, что произошло дальше. В результате я теперь сижу в кабинете директора.
Не знаю, заключалась ли причина:
в нервозности перед зачетами;
в приближающейся поездке в Дженовию;
во всей этой истории с Кенни;
в моей любви к человеку, который встречается с разводительницей фруктовых мошек;
в еще не угасшем удивлении тем, что моя мама вышла замуж за моего учителя алгебры и скоро родит от него ребенка;
в том, что Лана мне просто надоела и надоела давно;
во всем вышеперечисленном, вместе взятом.
Короче, какова бы ни была причина, но я сорвалась. Взяла и сорвалась: в бешенстве вскочила, схватила с парты Ланин мобильник и грохнула его об пол.
Аппарат разлетелся на тысячу маленьких осколков. Я добила его ботинком. А ботинки у меня армейские, 39-го размера. От телефона осталось, естественно, мокрое место.
Ну, и после этого я не могу упрекать мистера Джанини в том, что он отправил меня в кабинет директора.
Хотя от собственного отчима можно было ожидать некоторого снисхождения. Ан нет…
Ой-ой-ой. Гупта идет.
Честно. И ложная пожарная тревога была только началом.
Не знаю, что это со мной было… Как будто нарочно – чем ближе поездка в Дженовию и принятие первых официальных обязанностей принцессы этой страны, тем хуже я себя веду. И сама себе уже не кажусь принцессой.
Интересно, исключат меня из школы?
Если да, то это с их стороны будет натуральное свинство. Лана первая начала. А я просто сидела и внимательно слушала мистера Джанини, который толковал о Картезианской школе. Я изо всех сил вникала, даже что-то вроде бы понимала, записывала как сумасшедшая. И вдруг Лана оборачивается ко мне и сует лист из газеты «США сегодня». Посередине страницы огромными буквами заголовок: «Сегодняшний рейтинг».
Да вот эта статья, я ее вклеила в дневник.
СЕГОДНЯШНИЙ РЕЙТИНГ
Рейтинг популярности молодых престолонаследников.
Пятьдесят семь процентов читателей признают принца Уильяма Английского самым любимым и популярным. За ним идет его младший брат Гарри, который получил двадцать восемь процентов голосов. Американская принцесса Миа Ренальдо Дженовийская занимает третье место, ей досталось тринадцать процентов голосов читателей. Дочери принца Эндрю и принцессы Сары Фергюссон – Беатрис и Евгения, собрали по одному проценту каждая.
Отчего же принцесса Миа занимает лишь третье место и не смогла собрать более тринадцати процентов голосов? «Она не выходит в свет» – вот самый простой ответ на этот вопрос. Принцесса Миа оказалась столь же застенчивой, как и принцесса Диана (мать принцев Уильяма и Гарри), когда впервые вступила в яркий круг света прожекторов СМИ.
Принцесса Миа совсем недавно узнала, что является наследницей престола Дженовии, маленького княжества на Лазурном Берегу, и вскоре ей предстоит первый официальный визит в свою страну. Это произойдет уже на следующей неделе. Представитель принцессы поведал нам, что она ожидает поездку с «превеликим нетерпением». Принцесса Миа продолжит свое образование в Америке, а пребывание в Дженовии ограничит летними месяцами.
Я прочла эту дурацкую статью и вернула газету Лане.
– Ну и что? – прошипела я.
– Ну и то, – прошипела Лана в ответ, – просто интересно, насколько поднимется твой рейтинг, особенно среди жителей этой твоей Дженовии, когда все узнают, как ты включила пожарную тревогу. Когда и пожара-то не было.
Конечно, она блефовала. Она меня там не видела. Разве что…
Разве что Джастин Баксендайл догадался, что к чему. Увидел меня в коридоре, услышал сразу после этого пожарную тревогу, а потом рассказал Лане…
Нет. Невозможно. Не может быть, что он такой негодяй, взял и выдал меня. Зная Лану, я поняла, чем кончится дело. Она-то не преминет рассказать обо всем учителям. Или хотя бы косвенно даст им понять, чтобы самой не мараться. Не говорил Джастин ей ничего. Лана, наверное, как и мистер Джанини, просто сопоставила очевидные факты. Я ухожу из класса, а через две минуты раздается сирена. А в этот день моя лучшая подруга искала для себя больших неприятностей.
Однако, хотя Лана может только предполагать, она ведет себя так, будто точно обо всем знает.
И вот тут я на секунду утратила контроль над собой. Просто не знаю, как могло случиться то, что произошло дальше. В результате я теперь сижу в кабинете директора.
Не знаю, заключалась ли причина:
в нервозности перед зачетами;
в приближающейся поездке в Дженовию;
во всей этой истории с Кенни;
в моей любви к человеку, который встречается с разводительницей фруктовых мошек;
в еще не угасшем удивлении тем, что моя мама вышла замуж за моего учителя алгебры и скоро родит от него ребенка;
в том, что Лана мне просто надоела и надоела давно;
во всем вышеперечисленном, вместе взятом.
Короче, какова бы ни была причина, но я сорвалась. Взяла и сорвалась: в бешенстве вскочила, схватила с парты Ланин мобильник и грохнула его об пол.
Аппарат разлетелся на тысячу маленьких осколков. Я добила его ботинком. А ботинки у меня армейские, 39-го размера. От телефона осталось, естественно, мокрое место.
Ну, и после этого я не могу упрекать мистера Джанини в том, что он отправил меня в кабинет директора.
Хотя от собственного отчима можно было ожидать некоторого снисхождения. Ан нет…
Ой-ой-ой. Гупта идет.
12 декабря, пятница, 17.00, моя комната
Ну вот, пожалуйста. Меня временно отстранили от занятий.
Отстранили. Я не могу поверить. МЕНЯ!!! Миа Термополис! Что же это происходит? Я всегда была такой примерной ученицей, таким тихим, беспроблемным ребенком!
Ладно, отстранили-то всего на один день, но тем не менее! Это же будет записано в моем личном деле! Пятно на всю оставшуюся жизнь!
Что скажет дженовийский кабинет министров?
Нет, конечно, я прекрасно поступлю в колледж, никто не откажется принять меня только из-за того, что я была отстранена от занятий на один день в первом семестре первого курса средней школы, но все равно, позор-то какой. Директриса Гупта смотрела на меня как на чудовище.
А психологи вот что говорят: если обращаться с человеком как с преступником, он им и станет, причем в довольно сжатые сроки. И они правы. И если директриса и учителя будут продолжать в том же духе, возьму и приду в школу в каком-нибудь безумном наряде от Себастьяно (есть у него такие платья, что ого-го). Ой, нет, мы же форму носим. Ладно, тогда ограничусь колготками из рыболовной сети, он и такие производит. Выкрашу волосы в черный цвет, а лучше в фиолетовый. Может, даже начну курить и вставлю в нос серьгу. А в уши – по четыре. По восемь.
Вот журналисты обрадуются! Снимут быстренько документальный фильм со мной в главной роли и назовут его «Скандал в королевском семействе». И тогда процентов у меня точно станет больше, чем у Уильяма Английского. Приеду в Англию (а что, мне уже будет все равно), зайду в Букингемский дворец (и пусть только попробуют меня не пустить), найду Уильяма…
– Ну, – спрошу, – и кто из нас двоих теперь круче?
И дам ему в лоб.
Вообще-то, когда мне в первый раз прокалывали уши (по одной дырке), я чуть в обморок не упала, курение вредно для здоровья, а давать кому-нибудь в лоб некрасиво, да и больно.
Скорее всего, из меня не получится убедительного малолетнего преступника.
Папа тоже так считает и рвется натравить на Гупту всех наших адвокатов. И я бы, наверное, не возражала, чтобы натравил, да вот беда – ни в коем случае нельзя признаваться, что именно послужило причиной того, что я грохнула телефон Ланы. Трудно доказать, что нападение было спровоцировано, если нападающий не хочет говорить, что его спровоцировало.
Папа очень хотел выведать, что же случилось на самом деле, даже поругался для вида. Он примчался в школу забирать меня, после того как ему позвонила сама директриса Гупта. Но я ему не рассказала. Стоящий рядом Ларс сделал каменное лицо, и папа сдался. Махнул рукой, сказал «ну, ладно», и его губы сжались в точности как у бабушки, когда она сердится.
Но как я могла передать ему слова Ланы? Если бы рассказала, то все бы узнали, что я повинна не в одном проступке, а сразу в двух!
Ну, а сейчас-то я уже дома. Посмотрели с мамой телевизор. Она почти не рисует с тех пор, как забеременела. Ее тошнит от запаха краски. И трудно долго стоять, все время хочется прилечь. А лежа рисовать неудобно.
Теперь она постоянно сидит в своей кровати и иногда рисует портреты Толстого Луи. Ему нравится, что наконец он не торчит дома один. Так что ночует он у меня, а на день переселяется к маме в спальню, и то спит, то подставляет уши, чтобы она их почесала, то наблюдает за голубями, которые топчутся на пожарной лестнице за окном.
А сегодня мама решила разнообразить галерею образов и, так как я оказалась дома пораньше, рисует меня. Уже несколько портретов готовы. Мне кажется, рот получается слишком большой, но я ничего не говорю, так как мы с мистером Джанини договорились постараться ничем не огорчать маму, ей и так сейчас нелегко. Теперь даже такой невинный вопрос, зачем она положила счет за телефон в овощной ящик холодильника, может привести к слезам и жалобам, которые иногда продолжаются чуть ли не час.
Пока она рисовала меня, я смотрела фильм «Мама, помоги мне» с Тони Спеллинг в главной роли. Тони играет девушку, которую постоянно обижает ее парень. Вообще-то я не понимаю, как можно оставаться с человеком, который бьет тебя, но мама сказала, что тут дело в самооценке и в отношениях с отцом. Сама она, правда, не очень-то ладит с дедулей, но если какой-нибудь мужчина попытался бы хоть пальцем ее тронуть, то, гарантирую, он уже через пять минут звонил бы в травмопункт.
Мама изо всех сил пыталась выведать, что же такого особенного сказала Лана, если это подвигло меня на столь неблаговидный поступок. Она действовала так же, как все мамы в фильмах – спрашивала, спрашивала…
Видимо, в результате способ сработал – вдруг я взяла да и рассказала ей все: про Кенни и как мне не нравится с ним целоваться, и про то, как он признался мне в любви перед всей школой, и про то, как я хочу расстаться с ним сразу после сдачи последнего зачета.
Отстранили. Я не могу поверить. МЕНЯ!!! Миа Термополис! Что же это происходит? Я всегда была такой примерной ученицей, таким тихим, беспроблемным ребенком!
Ладно, отстранили-то всего на один день, но тем не менее! Это же будет записано в моем личном деле! Пятно на всю оставшуюся жизнь!
Что скажет дженовийский кабинет министров?
Нет, конечно, я прекрасно поступлю в колледж, никто не откажется принять меня только из-за того, что я была отстранена от занятий на один день в первом семестре первого курса средней школы, но все равно, позор-то какой. Директриса Гупта смотрела на меня как на чудовище.
А психологи вот что говорят: если обращаться с человеком как с преступником, он им и станет, причем в довольно сжатые сроки. И они правы. И если директриса и учителя будут продолжать в том же духе, возьму и приду в школу в каком-нибудь безумном наряде от Себастьяно (есть у него такие платья, что ого-го). Ой, нет, мы же форму носим. Ладно, тогда ограничусь колготками из рыболовной сети, он и такие производит. Выкрашу волосы в черный цвет, а лучше в фиолетовый. Может, даже начну курить и вставлю в нос серьгу. А в уши – по четыре. По восемь.
Вот журналисты обрадуются! Снимут быстренько документальный фильм со мной в главной роли и назовут его «Скандал в королевском семействе». И тогда процентов у меня точно станет больше, чем у Уильяма Английского. Приеду в Англию (а что, мне уже будет все равно), зайду в Букингемский дворец (и пусть только попробуют меня не пустить), найду Уильяма…
– Ну, – спрошу, – и кто из нас двоих теперь круче?
И дам ему в лоб.
Вообще-то, когда мне в первый раз прокалывали уши (по одной дырке), я чуть в обморок не упала, курение вредно для здоровья, а давать кому-нибудь в лоб некрасиво, да и больно.
Скорее всего, из меня не получится убедительного малолетнего преступника.
Папа тоже так считает и рвется натравить на Гупту всех наших адвокатов. И я бы, наверное, не возражала, чтобы натравил, да вот беда – ни в коем случае нельзя признаваться, что именно послужило причиной того, что я грохнула телефон Ланы. Трудно доказать, что нападение было спровоцировано, если нападающий не хочет говорить, что его спровоцировало.
Папа очень хотел выведать, что же случилось на самом деле, даже поругался для вида. Он примчался в школу забирать меня, после того как ему позвонила сама директриса Гупта. Но я ему не рассказала. Стоящий рядом Ларс сделал каменное лицо, и папа сдался. Махнул рукой, сказал «ну, ладно», и его губы сжались в точности как у бабушки, когда она сердится.
Но как я могла передать ему слова Ланы? Если бы рассказала, то все бы узнали, что я повинна не в одном проступке, а сразу в двух!
Ну, а сейчас-то я уже дома. Посмотрели с мамой телевизор. Она почти не рисует с тех пор, как забеременела. Ее тошнит от запаха краски. И трудно долго стоять, все время хочется прилечь. А лежа рисовать неудобно.
Теперь она постоянно сидит в своей кровати и иногда рисует портреты Толстого Луи. Ему нравится, что наконец он не торчит дома один. Так что ночует он у меня, а на день переселяется к маме в спальню, и то спит, то подставляет уши, чтобы она их почесала, то наблюдает за голубями, которые топчутся на пожарной лестнице за окном.
А сегодня мама решила разнообразить галерею образов и, так как я оказалась дома пораньше, рисует меня. Уже несколько портретов готовы. Мне кажется, рот получается слишком большой, но я ничего не говорю, так как мы с мистером Джанини договорились постараться ничем не огорчать маму, ей и так сейчас нелегко. Теперь даже такой невинный вопрос, зачем она положила счет за телефон в овощной ящик холодильника, может привести к слезам и жалобам, которые иногда продолжаются чуть ли не час.
Пока она рисовала меня, я смотрела фильм «Мама, помоги мне» с Тони Спеллинг в главной роли. Тони играет девушку, которую постоянно обижает ее парень. Вообще-то я не понимаю, как можно оставаться с человеком, который бьет тебя, но мама сказала, что тут дело в самооценке и в отношениях с отцом. Сама она, правда, не очень-то ладит с дедулей, но если какой-нибудь мужчина попытался бы хоть пальцем ее тронуть, то, гарантирую, он уже через пять минут звонил бы в травмопункт.
Мама изо всех сил пыталась выведать, что же такого особенного сказала Лана, если это подвигло меня на столь неблаговидный поступок. Она действовала так же, как все мамы в фильмах – спрашивала, спрашивала…
Видимо, в результате способ сработал – вдруг я взяла да и рассказала ей все: про Кенни и как мне не нравится с ним целоваться, и про то, как он признался мне в любви перед всей школой, и про то, как я хочу расстаться с ним сразу после сдачи последнего зачета.