Буква Y - человек, шествующий ногами по небу, а Я - он же, идущий по земле. Человек, идущий ногами по земле, попадает головой в голову своему космическому двойнику, шествующему по небу. Вместе они образуют "чашу космических обособленностей".
Здесь сразу вспоминаются четыре великие чаши, символизирующие единство человека и Бога, человека и космоса: китайский кубок Гунь, персидская чаша Джемшид, чаша Будды и чаша Грааля.
Устройство чаши Джемшид хорошо известно. Верхняя часть её символизирует вселенную, нижняя - человека. Каждой части небесной сферы соответствует часть её нижней сферы - человеческого тела. Овен - голова, Телец - шея. Близнецы - руки. Солнце - сердце, Меркурий - мозг. Луна легкие.
Текст "Голубиной книги" свидетельствует о том, что таковы же были космогонические представления в русском фольклоре.
Устройство чаши Будды описано Н. Рерихом. Это разноцветный сосуд из четырех чаш, входящих друг в друга.
Четыре чаши, составляющие одну, вполне могут символизировать четыре фазы луны, а кроме того, это может быть сжатая проекция четырех оппозиций: земля - небо, запад - восток, север - юг, правое - левое - словом, некий четырехмастный код, к нему мы ещё вернемся.
Иначе выглядит легендарная чаша Грааля. Она сияет и светится от крови Христа, которую собрал в неё Иосиф Аримафейский.
Ослепительное сияние чаши Грааля чем-то похоже на свет, исходящий от зеркала Искандера в поэме Навои "Фархад и Ширин".
В сокровищнице своего отца Фархад находит хрустальный ларец.
Как это чудо создала земля!
Был дивный ларчик весь из хрусталя,
Непостижим он, необыден был,
Внутри какой-то образ виден был,
Неясен, смутен, словно бы далек
Непостижимой прелестью он влек.
В ларце оказалось магическое зеркало с надписью:
"Вот зеркало, что отражает мир:
Оно зенит покажет и надир".
Магическое зеркало! - Оно,
Столетьями в хрусталь заключено...
Нет! Словно солнце в сундуке небес,
Хранилось это зеркало чудес...
Чтобы увидеть что-либо в это зеркало, Фархаду надо было проделать путешествие в Армению, на другой конец света, где хранилась вторая часть сияющей чаши. Убив дракона и властителя тьмы Ахримана (в русской сказке дракон-змий, а Ахриман, властитель тьмы, - Кощей), проникнув в середину замка, Фархад находит вторую половину магического зеркала Искандера:
Был в середине замка небольшой,
От прочих обособленный покой.
Он вкруг себя сиянье излучал,
Загадочностью душу обольщал.
Фархад вошел. Предчувствием влеком,
Увидел солнце он под потолком,
Нет, это лучезарная была
Самосветящаяся пиала!
Не пиала, а зеркало чудес,
Всевидящее око, дар небес!
Весь мир в многообразии своем,
Все тайны тайн отображались в нем;
События, дела и люди - все
И то, что было, и что будет, все.
С поверхности был виден пуп земной,
Внутри вращались сферы до одной.
Метакод - это и есть такое магическое зеркало Искандера, чаша Джемшид, хрустальный ларец Кощея, магический кристалл и волшебное зеркало.
Две разрозненные полусферы зеркала Искандера в целом опять же составляют чашу.
Здесь я должен сказать об одном удивительном совпадении (если это действительно только совпадение). В теории относительности Эйнштейна есть знаменитый световой конус мировых событий.
Он поразительным образом напоминает очертания чаши света и четырех чаш Будды, как бы разложенных по кругу.
В верхней части конуса находится "прошлое", в нижней - "будущее". Горловина чаши - нуль времени. Так выглядит мир, если мчаться со скоростью света. Чем-то это напоминает хрустальную гору света из сказки "Хрустальная гора".
Хрустальный ларец Фархада, отнятый у Ахримана, похож на ларец Кощея, а смерть Кощея, таящаяся как некий генетический код в игле, все же дает права на фантастические гипотезы о какой-то реальной тайне, закодированной в архаичных слоях культуры разных народов.
Взять хотя бы таинственный спуск в подземелья или в колодец, предшествующий возвышению героя во множестве мифов и преданий от библейского Иосифа до русского Иванушки.
Вот как это происходит у Низами в поэме "Сокровищница тайн":
В подземелье меня окружила мгла,
Но любовь меня за руку взяла.
В дверь ударил я во тьме глухой,
И спросили: "Кто входит здесь в час такой?"
Сорвала завесу с меня любовь,
И упал с души телесный покров)
Предо мною чертог. Не чертог, о нет!
Предо мною сияние всех планет...
Небосвод перед этим царством мал,
Я глядел. Предо мною и прах блистал.
Семь халифов со мною в зданье одном...
Это семь планет и одновременно сердце, печень, легкие, желчный пузырь, желудок, кишечник, почки.
Первый - это полудня, движения царь.
Стран дыханья, живого стремленья царь. (Сердце)
Красный всадник - витязь учтивый второй. (Легкие)
Третий скрыт под яхонтовой кабой. (Печень)
Дальше - горький юноша-следопыт. (Желчь)
Пятый - черный, что едким отстоем сыт. (Желудок)
Словно жирный ловчий, халиф шестой,
Сел в засаду и мечет аркан витой. (Кишечник)
А седьмой - с телом бронзовым боец,
Весь в броне из серебряных колец. (Почки).
Но все всадники оказываются мошками вокруг свечи - сердца.
Были мошками все. Быть свечой только сердцу дано.
Все рассеяны были, но собранным было оно.
Это сердце-солнце оказывается как бы точкой соприкосновения нутра и неба. Здесь, поднимаясь ввысь, окажешься внизу, опускаясь вниз, окажешься на вершине; погружаясь во тьму, выйдешь к свету; проникая в узкое пространство, войдешь в бесконечность.
Таково, в частности, пространство "Божественной комедии" Данте.
Все необычные свойства такого мира отчетливо видны и в русской сказке.
Узкое пространство дупла или колодца по своему местонахождению соответствует горловине хрустальной чаши.
В той же "Сокровищнице тайн" Низами есть глава "О вознесении пророка", где вознесение на небо сравнивается со спуском в колодец библейского Иосифа.
Этот спуск-восхождение весьма знаменателен, поскольку дает возможность проследить за звездным путем героя, подробно представить весь небесный маршрут.
Поначалу речь идет об оставленном внизу скакуне. Это созвездие Пегаса - русский Сивка-бурка.
Скакуна с его стойлом высоким внизу он оставил,
О попоне заботу оставшимся здесь предоставил.
Затем начинается описание зодиака, в котором отсутствует лишь одно созвездие - Овен. Почему? Только потому, что Овен есть сам Магомет, так же как в Апокалипсисе это созвездие - сам Христос. Ему отведена столь высокая роль за то, что в нем находится точка весеннего равноденствия.
Как мы уже знаем, рядом с Овном - альфой - находится Телец - омега. Именно таков порядок восхождения пророка в поэме Низами.
Ночью темной, как амбра, жемчужину неба ночного
Бык небесный похитил, изъяв из ноздри у земного. (Телец)
И когда наступил путешествию длинный конец,
Близнецы ему дали свой пояс и Рак свой венец. (Рак и созвездие Короны)
Неба колос расцвел при одном появленье пророка,
Этот колос, расцветший от Льва, он отбросил далеко. (С колосом в руках изображалось созвездие Девы)
Чтоб измерить, насколько той ночи цена велика,
На Весах её вес проверяла Венеры Рука...
И пока проносился пророк меж сияющих звезд,
Чашу противоядья излил Скорпиону на хвост. (Упоминается созвездие Чаши вблизи Скорпиона)
Вдаль метнул он стрелу, где его проходила дорога, (Созвездие Стрельца)
Ею был уничтожен губительный вред Козерога.
Стал Иосифом в кладезе, солнцу подобно, пророк,
Стал Ионою Рыб, ибо кладезь от них недалеко.
Финал особенно важен, он прямо указывает место колодца - созвездие Водолея. Вероятно, сама форма Водолея напоминает сооружение типа колодезного журавля, спускающее Овна вниз, к водяным созвездиям Кита и реки Эридан. Почему именно здесь происходят эти события?
При переходе солнца от Рыб к Овну день начинает прибывать и становится длиннее ночи. Но при этом в жертву приносится агнец - Овен: он исчезает из поля зрения, чтобы вернуться на небо через сорок дней. Здесь же поблизости находится созвездие Кита, заглотившего библейского Иону на сорок дней. Значит, библейский Иосиф и пророк Иона, заглоченный китом, есть не что иное, как созвездие Овна. В это же весеннее время происходит вознесение Магомета на небо и погребение Христа.
Овен - русский Садко, ныряющий на дно океана, и Синдбад-мореход, проглоченный большой рыбой, а позднее барон Мюнхгаузен во чреве все того же кита.
В сказке Н. Ершова Овен - Иван, только встречается с китом в своих странствиях по небу, но это уже следы литературной обработки сюжета.
Итак, на небе в созвездии Водолея находится горловина чаши, спуск в небесный колодец, ведущий ввысь. Это трещина в хрустальной горе небес, куда можно проникнуть, уменьшившись до размера муравья. Иногда "узкое пространство" - это тропа в лесу, лабиринт, проход между скалами, или переправа по хлипкому мосту, или даже коровье ушко. Для Одиссея это проход между скалами. Для Данте в "Божественной комедии" - лес: "Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу..."
Через узкую горловину предстоит пройти будущей счастливой невесте падчерице, сиротке. Ее чаще всего спускают в колодец, но с ней обычно происходит то же, что произошло с библейским Иосифом Прекрасным. Брошенный в колодец в рубище, он в конечном итоге оказывается на вершине славы и богатства. Предание об Иосифе интересно ещё и тем, что в нем сохраняется изначальная звездная символика, забытая и утерянная во многих более поздних сюжетах. Иосиф видит сон о том, как "солнце, луна и одиннадцать звезд поклоняются ему". Близкие мгновенно истолковывают этот сон по правилам звездного кода: "И побранил его отец его, и сказал ему: что это за сон, который ты видел? Неужели я и твоя мать и твои братья поклонимся тебе до земли?" Библия ничем не обосновывает такое истолкование сна Иосифа, но мы помним, что кодовая основа едина в фольклорных системах разных народов, и могли бы сами истолковать этот сон. Ведь и в русском фольклоре солнце мать, месяц - отец, звезды - дети.
Еще отчетливее видна звездная основа сюжета о спуске в колодец в киргизской сказке "Сын раба и птица Зымырык". Здесь путешествию героя за своей небесной невестой предшествует творение вселенной из человека.
"Мне снилось, будто из головы моей вышло солнце, из ног выплыла серебряная луна. Потом раскрылась моя грудь и оттуда посыпались алмазные звезды".
В сказке "Вещий сон" старшему сыну приснилось: "Будто брат Иван высоко летал по поднебесью на двенадцати орлах; да ещё будто пропала... любимая овца". Как видим, и здесь сохраняется вся небесная символика: двенадцать орлов - двенадцать знаков зодиака и овца (созвездие Овна), символизирующая младшего сына, который по законам метакода должен пропасть.
Это дает возможность расшифровать звездную природу младшего брата. Овен - Иван, младший сын. Позднее, как мы теперь знаем, он стал символом пасхальной весенней жертвы - агнца, Христа. Древние ассирийцы видели в нем умирающего и воскресающего Таммуза, египтяне связывали его с птицей Бену, сжигающей себя в огне раз в тысячелетие и возрождающейся снова. Греки называли её птицей Феникс. Отсюда ясно, что Жар-птица русского фольклора и злоключения младшего сына Ивана, связанные с ней, отнюдь не случайны. Иванушка должен попасть в темницу или в колодец, как и его прообраз младший сын Иосиф в библейских сказаниях.
У спуска в колодец, над которым сияет созвездие Ориона, видим мы Иосифа в романе Томаса Манна "Иосиф и его братья". На свои злоключения в колодце жалуется и древнеиндийский Трита (буквально "третий"), заметим, что Иван не только младший, но и третий сын.
Намек на звездную природу героя сохранен в сказке "Иван-ковш". Созвездие Овна действительно похоже на ковшик.
Спуск в колодец, в подземелье - это вход в роскошный звездный дворец, усыпанный драгоценными камнями. Так древние представляли "подземное небо" за горизонтом. Иногда в подземелье находятся три царства: медное, серебряное, золотое; их можно забрать с собой, скатав в яйцо (Солнце) или завернув в платок (Плеяды), как это делает Иван-ковш. Не менее интересен спуск в колодец звездной невесты. Падчерица спускается туда за утерянным золотым веретенцем - месяцем. Попав туда замарашкой, она возвращается "вся в золоте". Это Венера утренняя, исчезающая на востоке в золоте восхода. Иначе выглядит уход под землю старшей дочери - Венеры западной. Она возвращается из колодца "вся в дегте", так как появляется вечером, в ночном небе.
У народов Океании амплуа лентяйки принадлежит, наоборот, утренней звезде по имени Манди, которая была "очень красивой девушкой, но совсем не хотела работать". Вечерняя звезда Охом была "самой прилежной из женщин".
Мужчины похитили красивую Манди, чтобы принести её в жертву на культовом празднике, но девушке удалось бежать: "Рано утром она поднялась на небо и превратилась в красивую звезду; и теперь каждое утро её можно там видеть. А прилежная Охом тоже стала звездой. Правда, по утрам у неё нет свободного времени, как у лентяйки Манди: Охом весь день трудится. Но как только стемнеет, она появляется на небе. Первая звезда-это и есть Охом" ("Сказки и мифы народов Океании". М., 1970).
Во многих сказках слышен один и тот же намек на особую космическую миссию человека. Ему предстоит дальний путь через подземелье и тьму к звездному космическому свету, к вершине хрустальной горы, где сокрыта чаша.
В этом контексте особенно интересны сказки, где звездные имена героев обозначены прямо, как, например, в сказке О царевне Звезде и её сестре Луне.
У царя и царицы родились дети: сестры Звезда и Луна и брат. Вскоре Звезду и Луну похищает Вихрь, он же Змей. Брат отправляется на поиски и после многих приключений возвращается победителем. Он уничтожил злодея и вернул похищенных сестер Звезду и Луну.
В древнегреческой мифологии эту роль Ивана-царевича выполняет Персей, спасая Андромеду.
Сравним путь Персея и путь Ивана-царевича.
Персей встречает на своем пути волшебниц, они отдают ему три дара: рог Оберона, шлем-невидимку и сандалии с крыльями. Иван-царевич гонится за лешими, и они отдают ему скатерть-самобранку, сапоги-скороходы и шапку-невидимку. Надо ли говорить о функциональном тождестве шапки и шлема, сапог и сандалий, рога изобилия и скатерти-самобранки.
Есть основания предположить, что звездный облик Ивана-царевича в данном случае таков же, как и звездный облик Персея. Созвездие Персея по форме напоминает букву "Л", повернутую в другую сторону, ? - это богатырь с опущенной палицей. Персей спасает Андромеду, неотделимую от созвездия Пегаса. Заходя за горизонт, Пегас увлекает за собой и Андромеду. В данной сказке Пегас - это Великий вихрь. Конь-вихрь известен во многих сказаниях. Днем он настолько бел, что невидим, а ночью его очертания выступают ясно. Предание о белом коне, крылатом коне пронизывает весь мировой фольклор. У нас это Сивка-бурка, вещий каурка.
Вот как выглядит похищение сестры Луны. Она исчезает из поля зрения, как поздний месяц, пройдя все четыре фазы, чтобы через три дня появиться на небе, "обернувшись" ранним месяцем.
Далее путь царевича идет в хоромы сестры Луны, которую сторожит медведь-оборотень. Тут само имя указывает на Большую Медведицу. Ударившись о землю, оборотень становится молодцем. Возможно, это положение Большой Медведицы, ударившейся о землю, - как бы соприкоснувшейся с горизонтом.
Следующая встреча Ивана-царевича уже с Вихрем в хоромах похищенной сестры Звезды. Здесь происходит знаменитая битва богатыря с чудищем "на Калиновом мосту". Если предположить, что "Калинов мост" - это Млечный Путь, а Вихрь о двенадцати головах - это двенадцать звезд созвездия Пегаса, то останутся нерасшифрованными три момента: что за "палаты белокаменные" ожидают Ивана на другой стороне моста, какие "семь дев" берут его за руки и ведут к невесте-царице и кто эта Царица-невеста?
Карта звездного неба подсказывает, что "палаты белокаменные могут означать летне-осенний треугольник на другом конце Млечного Пути ("Калинова моста"). Семь дев-купальщиц - это весьма распространенное наименование Плеяд, или Стожар. А вот царевна-невеста - это созвездие Девы, ибо и в греческой мифологии она чаще всего невеста, о чем свидетельствует само её название.
Нетрудно догадаться что во всех сказках, где подразумеваются персонажи-созвездия, женские роли будут распределены между Девой, Андромедой и Кассиопеей. Что же касается главных мужских ролей, то они отданы чаще всего пяти созвездиям - Персею, Ориону, Геркулесу, Возничему, Стрельцу. Орион господствует в зимнем небе. Почти все с легкостью находят три звезды, именуемые Пояс Ориона. Орион часто выступает в мировом эпосе в роли хромого великана, в тех же случаях, когда созвездие не воспринимается целиком, большую роль играет его Пояс из трех звезд. Это могут быть три брата, три волшебных дара, три волхва, три косаря. В сказке о Царевне-звезде эти волхвы упоминаются: к ним обращается царь Ахридей с просьбой сообщить, куда унес Вихрь его дочерей, упоминаются и три волшебных предмета.
Если данная расшифровка верна, то мы можем раскрыть звездное инкогнито почти всех персонажей этой сказки:
Иван-царевич - Персей сестра Звезда - Сириус
Вихрь - Пегас сестра Луна - Луна
Избушка - Малая Медведица, вращающаяся на курьих ножках вокруг оси Полярной звезды
Баба Яга - Кассиопея медведь-оборотень - Большая Медведица
Калинов мост - Млечный Путь палаты белокаменные - осенне-зимний треугольник девы-купальщицы - Плеяды
Царевна-невеста - Дева два леших - Близнецы три волхва - Пояс Ориона
Отождествив с большой долей уверенности Ивана-царевича с Персеем, купальщиц с Плеядами, двух леших с Близнецами (здесь на нашей стороне античная мифология, совпадение функций героев и прямое наименование их в астрономии), я не могу с той же уверенностью утверждать, xто и остальные персонажи расшифрованы точно.
Итак, мы видим, что в одних сказках Иван - Овен, а в других Персей. Одно амплуа отдано разным созвездиям. А есть ещё Иван - месяц. Иван солнце.
В XIX веке в трудах филологов мифологической школы была широко исследована доминирующая роль солнца в мифологии и фольклоре. Позднее роль солнца стал играть сам литературный герой, но его солнечная озаряющая роль оставалась главной. Так, в былинах киевского цикла князь Владимир именуется Владимир - Красное солнце. Герой-солнце озаряет мир своим светом. Солнечные герои в мировой литературе озаряют мир своим внутренним душевным светом. В эпосе солярный герой облачен в сияющие доспехи, как "шлемоблещущий Гектор" в "Илиаде". В литературе солнечные доспехи тускнеют, и вот уже мы видим Дон Кихота с медным бритвенным тазом вместо шлема. Однако солнечная озаряющая природа образа от этого не тускнеет, а становится ещё ярче. Дон Кихот озаряет мир жаждой справедливости, Фауст - мудростью, Зосима В "Братьях Карамазовых" - сердечной глубиной. Все это солнечные, солярные герои.
У лунных героев природа иная. В фольклоре и мифе они умирают, а затем воскресают, как Озирис или Иванушка. Их жизнь расколота на две фазы - это умирающий и воскресающий месяц. Они погибают, как месяц в последней четверти, а затем живыми и невредимыми возвращаются к жизни, как ранний месяц. Такая неунитожимость свойственна в литературе Швейку Гашека. Ему заранее предопределено выйти живым из всех переделок, хотя его то и дело сажают в тюрьму и даже приговаривают к расстрелу.
Швейк - это почти фольклорный персонаж. В литературе гибель и возрождение лунного героя чаще носит не внешний, а глубинный психологический характер. Но всегда такому герою предстоит умереть (душой), дабы возродиться. Так нравственно гибнет Родион Раскольников, совершая убийство, а Соня твердо верит, что ему предстоит воскреснуть, как Лазарю, раскаяться и возродиться для новой жизни.
Еще тоньше психологическая нравственная гибель Нехлюдова в романе "Воскресение". Здесь нет внешних проявлений смерти, потому и воскресение совершается как бы незаметно, незримо.
Лунные герои всегда сохраняют в душе мечту о некой цельности, завершенности. Их расколотость на две фазы - смерти и воскресения озарена воспоминанием о некой лунной цельности, завершенности. И действительно, обе фазы умирающего и воскресающего месяца в луне соединены.
Солнечный герой путешествует, несет свет людям; лунные герои гибнут, ввергаются в темницу, возрождаются снова. Но есть ещё и внешне неподвижные герои, вокруг которых все вращается. В сказке это царевна в тереме или в башне. Ради неё сражаются храбрые рыцари, скачут в тридевятое царство, совершают подвиги, убивают змея или дракона. Сама же звезда-царевна - некий неподвижный центр мира, вокруг которого происходят события. На небе такая роль отведена Полярной звезде. Это неподвижная точка звездного неба, вокруг которой вращаются все остальные звезды. Такой заточенной в башне царевной чувствует себя Татьяна Ларина. Она видит в Онегине рыцаря-избавителя, который её спасет. Но Онегин уже не рыцарь, не Иван-царевич. В "Илиаде" это Елена. Вокруг неё и ради неё идет Троянская война. Сама же она никак не участвует в этих бурных событиях.
Реже таким неподвижным центром бывает мужской персонаж. Тем более интересен в этой ипостаси Илья Ильич Обломов, пребывающий в неподвижности на диване на протяжении почти всего повествования. Временами его куда-то везут или приходится куда-то перебираться, но главная функция Ильи Ильича неподвижность. Этим он и интересен.
Солнечные, лунные и полярно-звездные герои уже не помнят о своем небесном происхождении, фольклорно-мифологическом прошлом. Да и авторы, как правило, уже не помнят о звездном родстве своих литературных персонажей. Но художественная интуиция, некий подсознательный банк памяти, хранит предания древних, а может быть, и воссоздает их заново на уровне прообраза-архетипа.
Литературные герои - созвездия - часто претерпевают изменения, вплоть до своей полярной противоположности.
Кассиопея - Баба Яга - когда-то была вполне положительным образом как родоначальница, праматерь, живущая в святилище посреди леса. На это обстоятельство справедливо указывает В. Я. Пропп в книге "Исторические корни волшебной сказки". Со временем прародительница обрела черты устрашающего хтонического существа, таящегося в лесу. Она знает заповедную тайну счастья и, как пушкинская Пиковая Дама - графиня, сторожит подступы к сказочной, таинственной Царь-девице.
Однако положительный образ праматери мира также сохранился. Особенно в иконографической традиции. Очертания Кассиопеи отчетливо видны в изображении Богородицы Покрова, простирающей руки над всем земным И небесным миром.
Такова же двойная функция Ориона. Он и свирепый охотник с дубинкой, он же и ослепленный изгнанник, блуждающий в темноте, пока лучи солнца не вернут ему зрение.
Некоторым звездным героям повезло больше. Персей - всегда герой-спаситель. Он спасает Андромеду, прикованную к скале. Зато Андромеда играет звездную роль в трех лицах. Похоже, что три звезды в этом созвездии ещё и три сестры, которых, как и Андромеду, надо спасти от заточения. В литературе речь, конечно, идет лишь о смутных отголосках звездной фольклорной памяти, и все же "небо в алмазах" нет-нет да и вспыхнет своими, невидимыми днем, гранями в пьесе Чехова или на картине Васнецова "Три царства".
Звездная связь литературных героев с их фольклорно-мифологическими прообразами необычайно тонка, почти незрима. Здесь интуиция, предчувствие, художественное прозрение и тысячелетняя память.
Орион в древнегреческой мифологии - охотник, ослепленный царем, обреченный на скитания, изгнанный из дворца. Естественно предположить, что ослепивший себя царь Эдип, покинувший дворец и шекспировский король Лир слепнущий царь-изгнанник, несут на себе отсвет этого созвездия.
В литературе звездная память часто утрачивается, но сохраняется основная черта звездного героя. Как библейский Иосиф, он покидает дом, проходит через множество испытаний, чтобы вернуться в образе нищего или царя в рубище в родной дом. Это и блудный сын, и Алексий Божий человек, и отец Сергий у Льва Толстого.
Часто из цельного звездного портрета к литературному герою переходит лишь одна фрагментарная черта мифологического персонажа. Король Лир, изгнавший свою дочь из дома, пьяница Мармеладов, пославший дочь на панель, связаны лишь отдаленным сюжетным родством, и все же связь эта отчетливо ощутима. Правильнее сказать, ощутима неразрушимость изначального прасюжета, перекодированного в структуру звездного неба ещё в древнейшие времена. В то же время сама структура созвездий возникла при активном творческом участии человека. Роли созвездий и планет в сказке разные, но сами "актеры" бессмертны. Одно созвездие у разных народов играет разные роли, но у него должно быть, как и у живого актера, сравнительно устойчивое амплуа. Во всех случаях Андромеда "похищается" Пегасом, ибо Пегас уходит за горизонт, как бы увлекая её за собой. Но похищенная невеста может быть и Людмилой Пушкина, и Еленой Прекрасной на Сером волке, и тонущей сестрицей Аленушкой с камнем на шее. Выручать сестру или невесту поедет Персей, Руслан, Иван-царевич, братец Иванушка - словом, созвездие Персия, устремившееся за Андромедой.
Здесь сразу вспоминаются четыре великие чаши, символизирующие единство человека и Бога, человека и космоса: китайский кубок Гунь, персидская чаша Джемшид, чаша Будды и чаша Грааля.
Устройство чаши Джемшид хорошо известно. Верхняя часть её символизирует вселенную, нижняя - человека. Каждой части небесной сферы соответствует часть её нижней сферы - человеческого тела. Овен - голова, Телец - шея. Близнецы - руки. Солнце - сердце, Меркурий - мозг. Луна легкие.
Текст "Голубиной книги" свидетельствует о том, что таковы же были космогонические представления в русском фольклоре.
Устройство чаши Будды описано Н. Рерихом. Это разноцветный сосуд из четырех чаш, входящих друг в друга.
Четыре чаши, составляющие одну, вполне могут символизировать четыре фазы луны, а кроме того, это может быть сжатая проекция четырех оппозиций: земля - небо, запад - восток, север - юг, правое - левое - словом, некий четырехмастный код, к нему мы ещё вернемся.
Иначе выглядит легендарная чаша Грааля. Она сияет и светится от крови Христа, которую собрал в неё Иосиф Аримафейский.
Ослепительное сияние чаши Грааля чем-то похоже на свет, исходящий от зеркала Искандера в поэме Навои "Фархад и Ширин".
В сокровищнице своего отца Фархад находит хрустальный ларец.
Как это чудо создала земля!
Был дивный ларчик весь из хрусталя,
Непостижим он, необыден был,
Внутри какой-то образ виден был,
Неясен, смутен, словно бы далек
Непостижимой прелестью он влек.
В ларце оказалось магическое зеркало с надписью:
"Вот зеркало, что отражает мир:
Оно зенит покажет и надир".
Магическое зеркало! - Оно,
Столетьями в хрусталь заключено...
Нет! Словно солнце в сундуке небес,
Хранилось это зеркало чудес...
Чтобы увидеть что-либо в это зеркало, Фархаду надо было проделать путешествие в Армению, на другой конец света, где хранилась вторая часть сияющей чаши. Убив дракона и властителя тьмы Ахримана (в русской сказке дракон-змий, а Ахриман, властитель тьмы, - Кощей), проникнув в середину замка, Фархад находит вторую половину магического зеркала Искандера:
Был в середине замка небольшой,
От прочих обособленный покой.
Он вкруг себя сиянье излучал,
Загадочностью душу обольщал.
Фархад вошел. Предчувствием влеком,
Увидел солнце он под потолком,
Нет, это лучезарная была
Самосветящаяся пиала!
Не пиала, а зеркало чудес,
Всевидящее око, дар небес!
Весь мир в многообразии своем,
Все тайны тайн отображались в нем;
События, дела и люди - все
И то, что было, и что будет, все.
С поверхности был виден пуп земной,
Внутри вращались сферы до одной.
Метакод - это и есть такое магическое зеркало Искандера, чаша Джемшид, хрустальный ларец Кощея, магический кристалл и волшебное зеркало.
Две разрозненные полусферы зеркала Искандера в целом опять же составляют чашу.
Здесь я должен сказать об одном удивительном совпадении (если это действительно только совпадение). В теории относительности Эйнштейна есть знаменитый световой конус мировых событий.
Он поразительным образом напоминает очертания чаши света и четырех чаш Будды, как бы разложенных по кругу.
В верхней части конуса находится "прошлое", в нижней - "будущее". Горловина чаши - нуль времени. Так выглядит мир, если мчаться со скоростью света. Чем-то это напоминает хрустальную гору света из сказки "Хрустальная гора".
Хрустальный ларец Фархада, отнятый у Ахримана, похож на ларец Кощея, а смерть Кощея, таящаяся как некий генетический код в игле, все же дает права на фантастические гипотезы о какой-то реальной тайне, закодированной в архаичных слоях культуры разных народов.
Взять хотя бы таинственный спуск в подземелья или в колодец, предшествующий возвышению героя во множестве мифов и преданий от библейского Иосифа до русского Иванушки.
Вот как это происходит у Низами в поэме "Сокровищница тайн":
В подземелье меня окружила мгла,
Но любовь меня за руку взяла.
В дверь ударил я во тьме глухой,
И спросили: "Кто входит здесь в час такой?"
Сорвала завесу с меня любовь,
И упал с души телесный покров)
Предо мною чертог. Не чертог, о нет!
Предо мною сияние всех планет...
Небосвод перед этим царством мал,
Я глядел. Предо мною и прах блистал.
Семь халифов со мною в зданье одном...
Это семь планет и одновременно сердце, печень, легкие, желчный пузырь, желудок, кишечник, почки.
Первый - это полудня, движения царь.
Стран дыханья, живого стремленья царь. (Сердце)
Красный всадник - витязь учтивый второй. (Легкие)
Третий скрыт под яхонтовой кабой. (Печень)
Дальше - горький юноша-следопыт. (Желчь)
Пятый - черный, что едким отстоем сыт. (Желудок)
Словно жирный ловчий, халиф шестой,
Сел в засаду и мечет аркан витой. (Кишечник)
А седьмой - с телом бронзовым боец,
Весь в броне из серебряных колец. (Почки).
Но все всадники оказываются мошками вокруг свечи - сердца.
Были мошками все. Быть свечой только сердцу дано.
Все рассеяны были, но собранным было оно.
Это сердце-солнце оказывается как бы точкой соприкосновения нутра и неба. Здесь, поднимаясь ввысь, окажешься внизу, опускаясь вниз, окажешься на вершине; погружаясь во тьму, выйдешь к свету; проникая в узкое пространство, войдешь в бесконечность.
Таково, в частности, пространство "Божественной комедии" Данте.
Все необычные свойства такого мира отчетливо видны и в русской сказке.
Узкое пространство дупла или колодца по своему местонахождению соответствует горловине хрустальной чаши.
В той же "Сокровищнице тайн" Низами есть глава "О вознесении пророка", где вознесение на небо сравнивается со спуском в колодец библейского Иосифа.
Этот спуск-восхождение весьма знаменателен, поскольку дает возможность проследить за звездным путем героя, подробно представить весь небесный маршрут.
Поначалу речь идет об оставленном внизу скакуне. Это созвездие Пегаса - русский Сивка-бурка.
Скакуна с его стойлом высоким внизу он оставил,
О попоне заботу оставшимся здесь предоставил.
Затем начинается описание зодиака, в котором отсутствует лишь одно созвездие - Овен. Почему? Только потому, что Овен есть сам Магомет, так же как в Апокалипсисе это созвездие - сам Христос. Ему отведена столь высокая роль за то, что в нем находится точка весеннего равноденствия.
Как мы уже знаем, рядом с Овном - альфой - находится Телец - омега. Именно таков порядок восхождения пророка в поэме Низами.
Ночью темной, как амбра, жемчужину неба ночного
Бык небесный похитил, изъяв из ноздри у земного. (Телец)
И когда наступил путешествию длинный конец,
Близнецы ему дали свой пояс и Рак свой венец. (Рак и созвездие Короны)
Неба колос расцвел при одном появленье пророка,
Этот колос, расцветший от Льва, он отбросил далеко. (С колосом в руках изображалось созвездие Девы)
Чтоб измерить, насколько той ночи цена велика,
На Весах её вес проверяла Венеры Рука...
И пока проносился пророк меж сияющих звезд,
Чашу противоядья излил Скорпиону на хвост. (Упоминается созвездие Чаши вблизи Скорпиона)
Вдаль метнул он стрелу, где его проходила дорога, (Созвездие Стрельца)
Ею был уничтожен губительный вред Козерога.
Стал Иосифом в кладезе, солнцу подобно, пророк,
Стал Ионою Рыб, ибо кладезь от них недалеко.
Финал особенно важен, он прямо указывает место колодца - созвездие Водолея. Вероятно, сама форма Водолея напоминает сооружение типа колодезного журавля, спускающее Овна вниз, к водяным созвездиям Кита и реки Эридан. Почему именно здесь происходят эти события?
При переходе солнца от Рыб к Овну день начинает прибывать и становится длиннее ночи. Но при этом в жертву приносится агнец - Овен: он исчезает из поля зрения, чтобы вернуться на небо через сорок дней. Здесь же поблизости находится созвездие Кита, заглотившего библейского Иону на сорок дней. Значит, библейский Иосиф и пророк Иона, заглоченный китом, есть не что иное, как созвездие Овна. В это же весеннее время происходит вознесение Магомета на небо и погребение Христа.
Овен - русский Садко, ныряющий на дно океана, и Синдбад-мореход, проглоченный большой рыбой, а позднее барон Мюнхгаузен во чреве все того же кита.
В сказке Н. Ершова Овен - Иван, только встречается с китом в своих странствиях по небу, но это уже следы литературной обработки сюжета.
Итак, на небе в созвездии Водолея находится горловина чаши, спуск в небесный колодец, ведущий ввысь. Это трещина в хрустальной горе небес, куда можно проникнуть, уменьшившись до размера муравья. Иногда "узкое пространство" - это тропа в лесу, лабиринт, проход между скалами, или переправа по хлипкому мосту, или даже коровье ушко. Для Одиссея это проход между скалами. Для Данте в "Божественной комедии" - лес: "Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу..."
Через узкую горловину предстоит пройти будущей счастливой невесте падчерице, сиротке. Ее чаще всего спускают в колодец, но с ней обычно происходит то же, что произошло с библейским Иосифом Прекрасным. Брошенный в колодец в рубище, он в конечном итоге оказывается на вершине славы и богатства. Предание об Иосифе интересно ещё и тем, что в нем сохраняется изначальная звездная символика, забытая и утерянная во многих более поздних сюжетах. Иосиф видит сон о том, как "солнце, луна и одиннадцать звезд поклоняются ему". Близкие мгновенно истолковывают этот сон по правилам звездного кода: "И побранил его отец его, и сказал ему: что это за сон, который ты видел? Неужели я и твоя мать и твои братья поклонимся тебе до земли?" Библия ничем не обосновывает такое истолкование сна Иосифа, но мы помним, что кодовая основа едина в фольклорных системах разных народов, и могли бы сами истолковать этот сон. Ведь и в русском фольклоре солнце мать, месяц - отец, звезды - дети.
Еще отчетливее видна звездная основа сюжета о спуске в колодец в киргизской сказке "Сын раба и птица Зымырык". Здесь путешествию героя за своей небесной невестой предшествует творение вселенной из человека.
"Мне снилось, будто из головы моей вышло солнце, из ног выплыла серебряная луна. Потом раскрылась моя грудь и оттуда посыпались алмазные звезды".
В сказке "Вещий сон" старшему сыну приснилось: "Будто брат Иван высоко летал по поднебесью на двенадцати орлах; да ещё будто пропала... любимая овца". Как видим, и здесь сохраняется вся небесная символика: двенадцать орлов - двенадцать знаков зодиака и овца (созвездие Овна), символизирующая младшего сына, который по законам метакода должен пропасть.
Это дает возможность расшифровать звездную природу младшего брата. Овен - Иван, младший сын. Позднее, как мы теперь знаем, он стал символом пасхальной весенней жертвы - агнца, Христа. Древние ассирийцы видели в нем умирающего и воскресающего Таммуза, египтяне связывали его с птицей Бену, сжигающей себя в огне раз в тысячелетие и возрождающейся снова. Греки называли её птицей Феникс. Отсюда ясно, что Жар-птица русского фольклора и злоключения младшего сына Ивана, связанные с ней, отнюдь не случайны. Иванушка должен попасть в темницу или в колодец, как и его прообраз младший сын Иосиф в библейских сказаниях.
У спуска в колодец, над которым сияет созвездие Ориона, видим мы Иосифа в романе Томаса Манна "Иосиф и его братья". На свои злоключения в колодце жалуется и древнеиндийский Трита (буквально "третий"), заметим, что Иван не только младший, но и третий сын.
Намек на звездную природу героя сохранен в сказке "Иван-ковш". Созвездие Овна действительно похоже на ковшик.
Спуск в колодец, в подземелье - это вход в роскошный звездный дворец, усыпанный драгоценными камнями. Так древние представляли "подземное небо" за горизонтом. Иногда в подземелье находятся три царства: медное, серебряное, золотое; их можно забрать с собой, скатав в яйцо (Солнце) или завернув в платок (Плеяды), как это делает Иван-ковш. Не менее интересен спуск в колодец звездной невесты. Падчерица спускается туда за утерянным золотым веретенцем - месяцем. Попав туда замарашкой, она возвращается "вся в золоте". Это Венера утренняя, исчезающая на востоке в золоте восхода. Иначе выглядит уход под землю старшей дочери - Венеры западной. Она возвращается из колодца "вся в дегте", так как появляется вечером, в ночном небе.
У народов Океании амплуа лентяйки принадлежит, наоборот, утренней звезде по имени Манди, которая была "очень красивой девушкой, но совсем не хотела работать". Вечерняя звезда Охом была "самой прилежной из женщин".
Мужчины похитили красивую Манди, чтобы принести её в жертву на культовом празднике, но девушке удалось бежать: "Рано утром она поднялась на небо и превратилась в красивую звезду; и теперь каждое утро её можно там видеть. А прилежная Охом тоже стала звездой. Правда, по утрам у неё нет свободного времени, как у лентяйки Манди: Охом весь день трудится. Но как только стемнеет, она появляется на небе. Первая звезда-это и есть Охом" ("Сказки и мифы народов Океании". М., 1970).
Во многих сказках слышен один и тот же намек на особую космическую миссию человека. Ему предстоит дальний путь через подземелье и тьму к звездному космическому свету, к вершине хрустальной горы, где сокрыта чаша.
В этом контексте особенно интересны сказки, где звездные имена героев обозначены прямо, как, например, в сказке О царевне Звезде и её сестре Луне.
У царя и царицы родились дети: сестры Звезда и Луна и брат. Вскоре Звезду и Луну похищает Вихрь, он же Змей. Брат отправляется на поиски и после многих приключений возвращается победителем. Он уничтожил злодея и вернул похищенных сестер Звезду и Луну.
В древнегреческой мифологии эту роль Ивана-царевича выполняет Персей, спасая Андромеду.
Сравним путь Персея и путь Ивана-царевича.
Персей встречает на своем пути волшебниц, они отдают ему три дара: рог Оберона, шлем-невидимку и сандалии с крыльями. Иван-царевич гонится за лешими, и они отдают ему скатерть-самобранку, сапоги-скороходы и шапку-невидимку. Надо ли говорить о функциональном тождестве шапки и шлема, сапог и сандалий, рога изобилия и скатерти-самобранки.
Есть основания предположить, что звездный облик Ивана-царевича в данном случае таков же, как и звездный облик Персея. Созвездие Персея по форме напоминает букву "Л", повернутую в другую сторону, ? - это богатырь с опущенной палицей. Персей спасает Андромеду, неотделимую от созвездия Пегаса. Заходя за горизонт, Пегас увлекает за собой и Андромеду. В данной сказке Пегас - это Великий вихрь. Конь-вихрь известен во многих сказаниях. Днем он настолько бел, что невидим, а ночью его очертания выступают ясно. Предание о белом коне, крылатом коне пронизывает весь мировой фольклор. У нас это Сивка-бурка, вещий каурка.
Вот как выглядит похищение сестры Луны. Она исчезает из поля зрения, как поздний месяц, пройдя все четыре фазы, чтобы через три дня появиться на небе, "обернувшись" ранним месяцем.
Далее путь царевича идет в хоромы сестры Луны, которую сторожит медведь-оборотень. Тут само имя указывает на Большую Медведицу. Ударившись о землю, оборотень становится молодцем. Возможно, это положение Большой Медведицы, ударившейся о землю, - как бы соприкоснувшейся с горизонтом.
Следующая встреча Ивана-царевича уже с Вихрем в хоромах похищенной сестры Звезды. Здесь происходит знаменитая битва богатыря с чудищем "на Калиновом мосту". Если предположить, что "Калинов мост" - это Млечный Путь, а Вихрь о двенадцати головах - это двенадцать звезд созвездия Пегаса, то останутся нерасшифрованными три момента: что за "палаты белокаменные" ожидают Ивана на другой стороне моста, какие "семь дев" берут его за руки и ведут к невесте-царице и кто эта Царица-невеста?
Карта звездного неба подсказывает, что "палаты белокаменные могут означать летне-осенний треугольник на другом конце Млечного Пути ("Калинова моста"). Семь дев-купальщиц - это весьма распространенное наименование Плеяд, или Стожар. А вот царевна-невеста - это созвездие Девы, ибо и в греческой мифологии она чаще всего невеста, о чем свидетельствует само её название.
Нетрудно догадаться что во всех сказках, где подразумеваются персонажи-созвездия, женские роли будут распределены между Девой, Андромедой и Кассиопеей. Что же касается главных мужских ролей, то они отданы чаще всего пяти созвездиям - Персею, Ориону, Геркулесу, Возничему, Стрельцу. Орион господствует в зимнем небе. Почти все с легкостью находят три звезды, именуемые Пояс Ориона. Орион часто выступает в мировом эпосе в роли хромого великана, в тех же случаях, когда созвездие не воспринимается целиком, большую роль играет его Пояс из трех звезд. Это могут быть три брата, три волшебных дара, три волхва, три косаря. В сказке о Царевне-звезде эти волхвы упоминаются: к ним обращается царь Ахридей с просьбой сообщить, куда унес Вихрь его дочерей, упоминаются и три волшебных предмета.
Если данная расшифровка верна, то мы можем раскрыть звездное инкогнито почти всех персонажей этой сказки:
Иван-царевич - Персей сестра Звезда - Сириус
Вихрь - Пегас сестра Луна - Луна
Избушка - Малая Медведица, вращающаяся на курьих ножках вокруг оси Полярной звезды
Баба Яга - Кассиопея медведь-оборотень - Большая Медведица
Калинов мост - Млечный Путь палаты белокаменные - осенне-зимний треугольник девы-купальщицы - Плеяды
Царевна-невеста - Дева два леших - Близнецы три волхва - Пояс Ориона
Отождествив с большой долей уверенности Ивана-царевича с Персеем, купальщиц с Плеядами, двух леших с Близнецами (здесь на нашей стороне античная мифология, совпадение функций героев и прямое наименование их в астрономии), я не могу с той же уверенностью утверждать, xто и остальные персонажи расшифрованы точно.
Итак, мы видим, что в одних сказках Иван - Овен, а в других Персей. Одно амплуа отдано разным созвездиям. А есть ещё Иван - месяц. Иван солнце.
В XIX веке в трудах филологов мифологической школы была широко исследована доминирующая роль солнца в мифологии и фольклоре. Позднее роль солнца стал играть сам литературный герой, но его солнечная озаряющая роль оставалась главной. Так, в былинах киевского цикла князь Владимир именуется Владимир - Красное солнце. Герой-солнце озаряет мир своим светом. Солнечные герои в мировой литературе озаряют мир своим внутренним душевным светом. В эпосе солярный герой облачен в сияющие доспехи, как "шлемоблещущий Гектор" в "Илиаде". В литературе солнечные доспехи тускнеют, и вот уже мы видим Дон Кихота с медным бритвенным тазом вместо шлема. Однако солнечная озаряющая природа образа от этого не тускнеет, а становится ещё ярче. Дон Кихот озаряет мир жаждой справедливости, Фауст - мудростью, Зосима В "Братьях Карамазовых" - сердечной глубиной. Все это солнечные, солярные герои.
У лунных героев природа иная. В фольклоре и мифе они умирают, а затем воскресают, как Озирис или Иванушка. Их жизнь расколота на две фазы - это умирающий и воскресающий месяц. Они погибают, как месяц в последней четверти, а затем живыми и невредимыми возвращаются к жизни, как ранний месяц. Такая неунитожимость свойственна в литературе Швейку Гашека. Ему заранее предопределено выйти живым из всех переделок, хотя его то и дело сажают в тюрьму и даже приговаривают к расстрелу.
Швейк - это почти фольклорный персонаж. В литературе гибель и возрождение лунного героя чаще носит не внешний, а глубинный психологический характер. Но всегда такому герою предстоит умереть (душой), дабы возродиться. Так нравственно гибнет Родион Раскольников, совершая убийство, а Соня твердо верит, что ему предстоит воскреснуть, как Лазарю, раскаяться и возродиться для новой жизни.
Еще тоньше психологическая нравственная гибель Нехлюдова в романе "Воскресение". Здесь нет внешних проявлений смерти, потому и воскресение совершается как бы незаметно, незримо.
Лунные герои всегда сохраняют в душе мечту о некой цельности, завершенности. Их расколотость на две фазы - смерти и воскресения озарена воспоминанием о некой лунной цельности, завершенности. И действительно, обе фазы умирающего и воскресающего месяца в луне соединены.
Солнечный герой путешествует, несет свет людям; лунные герои гибнут, ввергаются в темницу, возрождаются снова. Но есть ещё и внешне неподвижные герои, вокруг которых все вращается. В сказке это царевна в тереме или в башне. Ради неё сражаются храбрые рыцари, скачут в тридевятое царство, совершают подвиги, убивают змея или дракона. Сама же звезда-царевна - некий неподвижный центр мира, вокруг которого происходят события. На небе такая роль отведена Полярной звезде. Это неподвижная точка звездного неба, вокруг которой вращаются все остальные звезды. Такой заточенной в башне царевной чувствует себя Татьяна Ларина. Она видит в Онегине рыцаря-избавителя, который её спасет. Но Онегин уже не рыцарь, не Иван-царевич. В "Илиаде" это Елена. Вокруг неё и ради неё идет Троянская война. Сама же она никак не участвует в этих бурных событиях.
Реже таким неподвижным центром бывает мужской персонаж. Тем более интересен в этой ипостаси Илья Ильич Обломов, пребывающий в неподвижности на диване на протяжении почти всего повествования. Временами его куда-то везут или приходится куда-то перебираться, но главная функция Ильи Ильича неподвижность. Этим он и интересен.
Солнечные, лунные и полярно-звездные герои уже не помнят о своем небесном происхождении, фольклорно-мифологическом прошлом. Да и авторы, как правило, уже не помнят о звездном родстве своих литературных персонажей. Но художественная интуиция, некий подсознательный банк памяти, хранит предания древних, а может быть, и воссоздает их заново на уровне прообраза-архетипа.
Литературные герои - созвездия - часто претерпевают изменения, вплоть до своей полярной противоположности.
Кассиопея - Баба Яга - когда-то была вполне положительным образом как родоначальница, праматерь, живущая в святилище посреди леса. На это обстоятельство справедливо указывает В. Я. Пропп в книге "Исторические корни волшебной сказки". Со временем прародительница обрела черты устрашающего хтонического существа, таящегося в лесу. Она знает заповедную тайну счастья и, как пушкинская Пиковая Дама - графиня, сторожит подступы к сказочной, таинственной Царь-девице.
Однако положительный образ праматери мира также сохранился. Особенно в иконографической традиции. Очертания Кассиопеи отчетливо видны в изображении Богородицы Покрова, простирающей руки над всем земным И небесным миром.
Такова же двойная функция Ориона. Он и свирепый охотник с дубинкой, он же и ослепленный изгнанник, блуждающий в темноте, пока лучи солнца не вернут ему зрение.
Некоторым звездным героям повезло больше. Персей - всегда герой-спаситель. Он спасает Андромеду, прикованную к скале. Зато Андромеда играет звездную роль в трех лицах. Похоже, что три звезды в этом созвездии ещё и три сестры, которых, как и Андромеду, надо спасти от заточения. В литературе речь, конечно, идет лишь о смутных отголосках звездной фольклорной памяти, и все же "небо в алмазах" нет-нет да и вспыхнет своими, невидимыми днем, гранями в пьесе Чехова или на картине Васнецова "Три царства".
Звездная связь литературных героев с их фольклорно-мифологическими прообразами необычайно тонка, почти незрима. Здесь интуиция, предчувствие, художественное прозрение и тысячелетняя память.
Орион в древнегреческой мифологии - охотник, ослепленный царем, обреченный на скитания, изгнанный из дворца. Естественно предположить, что ослепивший себя царь Эдип, покинувший дворец и шекспировский король Лир слепнущий царь-изгнанник, несут на себе отсвет этого созвездия.
В литературе звездная память часто утрачивается, но сохраняется основная черта звездного героя. Как библейский Иосиф, он покидает дом, проходит через множество испытаний, чтобы вернуться в образе нищего или царя в рубище в родной дом. Это и блудный сын, и Алексий Божий человек, и отец Сергий у Льва Толстого.
Часто из цельного звездного портрета к литературному герою переходит лишь одна фрагментарная черта мифологического персонажа. Король Лир, изгнавший свою дочь из дома, пьяница Мармеладов, пославший дочь на панель, связаны лишь отдаленным сюжетным родством, и все же связь эта отчетливо ощутима. Правильнее сказать, ощутима неразрушимость изначального прасюжета, перекодированного в структуру звездного неба ещё в древнейшие времена. В то же время сама структура созвездий возникла при активном творческом участии человека. Роли созвездий и планет в сказке разные, но сами "актеры" бессмертны. Одно созвездие у разных народов играет разные роли, но у него должно быть, как и у живого актера, сравнительно устойчивое амплуа. Во всех случаях Андромеда "похищается" Пегасом, ибо Пегас уходит за горизонт, как бы увлекая её за собой. Но похищенная невеста может быть и Людмилой Пушкина, и Еленой Прекрасной на Сером волке, и тонущей сестрицей Аленушкой с камнем на шее. Выручать сестру или невесту поедет Персей, Руслан, Иван-царевич, братец Иванушка - словом, созвездие Персия, устремившееся за Андромедой.