Страница:
Драматический упадок социального капитала кажется чем-то плохим. Но с экономической точки зрения понижение социального капитала не столь катастрофично. Как в большинстве случаев, существует оборотная сторона медали.
Географические области с низким уровнем инноваций, как правило, обладают большим социальным капиталом.[79] Возможно, люди столь заняты, играя в командный боулинг и вращаясь в обществе, что у них не остается ни времени, ни желания на новаторство. Со временем отношения на определенной территории становятся чрезвычайно устойчивыми, воцаряются мир и покой, изолированные от внешнего мира.
С другой стороны, места, где инновации цветут пышным цветом, такие как Сиэтл или Бэй в Калифорнии, в целом отличаются уровнем социального капитала ниже среднего. Похоже, слабые социальные связи способствуют инновациям и экономическому росту. Поэтому, если мы захотим создать еще один фантастически успешный высокотехнологичный кластер, помимо прочего необходимо будет запретить коллективный боулинг и братание с соседями.
В этой истории есть еще одна интересная деталь. Лучшим залогом слабого социального капитала и, следовательно, высокого уровня инноваций является разнородность населения и его культурной деятельности. Чем больше гомосексуалистов, дизайнеров, архитекторов, музыкантов, танцоров, фотографов, художников и актеров живут в данной местности, тем сильнее способность этого региона к само обновлению. Возможно, они не играют в боулинг в компаниях, но определенно обладают способностями к созданию конкурентных товаров и услуг.
Возможно, этот феномен объясняет, почему среди консервативных партий всего мира существует растущая озабоченность тем, что индивидуализм, может быть, зашел слишком далеко. Идет много разговоров о потребности в некоей форме «коммунитарианизма» – еще одно слово для обозначения возврата к ключевым традиционным (семейным) ценностям.
Географические области с низким уровнем инноваций, как правило, обладают большим социальным капиталом.[79] Возможно, люди столь заняты, играя в командный боулинг и вращаясь в обществе, что у них не остается ни времени, ни желания на новаторство. Со временем отношения на определенной территории становятся чрезвычайно устойчивыми, воцаряются мир и покой, изолированные от внешнего мира.
С другой стороны, места, где инновации цветут пышным цветом, такие как Сиэтл или Бэй в Калифорнии, в целом отличаются уровнем социального капитала ниже среднего. Похоже, слабые социальные связи способствуют инновациям и экономическому росту. Поэтому, если мы захотим создать еще один фантастически успешный высокотехнологичный кластер, помимо прочего необходимо будет запретить коллективный боулинг и братание с соседями.
В этой истории есть еще одна интересная деталь. Лучшим залогом слабого социального капитала и, следовательно, высокого уровня инноваций является разнородность населения и его культурной деятельности. Чем больше гомосексуалистов, дизайнеров, архитекторов, музыкантов, танцоров, фотографов, художников и актеров живут в данной местности, тем сильнее способность этого региона к само обновлению. Возможно, они не играют в боулинг в компаниях, но определенно обладают способностями к созданию конкурентных товаров и услуг.
Для достижения успеха нам требуется больше, а не меньше нонконформистов.
Вывод таков, что гомосексуалисты и богема движут экономический рост. Уберите их, и экономика застынет на месте. Для достижения успеха нам требуется больше, а не меньше нонконформистов.Возможно, этот феномен объясняет, почему среди консервативных партий всего мира существует растущая озабоченность тем, что индивидуализм, может быть, зашел слишком далеко. Идет много разговоров о потребности в некоей форме «коммунитарианизма» – еще одно слово для обозначения возврата к ключевым традиционным (семейным) ценностям.
Изгои в мире без законов
Старые привычки отмирают тяжело. Многие из них объединены в замысловатую сеть социальных институтов, поддерживающих друг друга и эффективно противостоящих переменам. Рассмотрим национальное государство в связи с международным законодательством. Представим себе, что мэр Нью-Йорка вследствие неудачного рабочего дня неожиданно решит извести население Бронкса или Бруклина при помощи нервно-паралитического газа.[80] В течение нескольких часов или даже минут в дело вступит национальная гвардия, и мэру несдобровать. Никто не станет возражать. Фактически мы будем только приветствовать быстрые и решительные действия. Теперь представим следующее. Саддам Хусейн неожиданно применил отравляющий газ, чтобы избавиться от проживающего в Ираке курдского населения. Поскольку он был правителем суверенного государства, международное право (которое исходит из принципа, что институт демократии главенствует во всех странах) выступило бы на его стороне. К счастью, ничто не длится вечно.
Разрушение институтов и перекройка общества влекут за собой эмоциональный и институциональный хаос и замешательство. Дерегулирование охватывает все. Оплоты старины исчезли. Когда институты не являются данностью, но доступны для изменений, успех сводится к тому, чтобы активно формировать завтрашний день, а не продолжать ждать милости от дня вчерашнего.
Мы согласны с Полом Эвансом из французской бизнес-школы INSEAD, когда он говорит, что люди больше боятся внутренних перемен, чем внешних. Не все способны легко справиться с метаморфозами такого размаха, как сегодня. Неопределенность рождает тревогу, так было и так будет.
Люди без таких «протеианских» умений, как называет их социолог Роберт Джей Лифтон (по имени греческого бога моря Протея, который мог принять любой облик), будут испытывать серьезные затруднения.[81] Они будут страдать от, как называет это Лифтон, «психосоциальной несовместимости». Их поведение зачастую будет реактивным, а не проактивным, или протеианским. И чем быстрее и глубже будут изменения в данной местности, тем более вероятно обнаружить там таких людей. Саудовская Аравия прошла путь от пастухов до шейхов практически мгновенно. За тот же срок Япония прошла путь от феодализма к постиндустриализму. Усама бен Ладен и Шоко Асахара, лидер секты Аум, который пустил отравляющий газ в токийское метро, есть оборотный результат тех сейсмического масштаба изменений, через которые мир прошел и все еще проходит.
Некоторые люди будут стремиться защитить или даже восстановить прежний мир с его закрытыми географическими границами, традиционными семейными ценностями, обязательным посещением церкви, пожизненной занятостью и прочим. Однако они не понимают, что независимо от их усилий будущее принадлежит индивидуальным институциональным новаторам, а не фанатикам фундаментализма. От тех, кто принимал правила игры, власть переходит к тем, кто их устанавливает и нарушает.
Разрушение институтов и перекройка общества влекут за собой эмоциональный и институциональный хаос и замешательство. Дерегулирование охватывает все. Оплоты старины исчезли. Когда институты не являются данностью, но доступны для изменений, успех сводится к тому, чтобы активно формировать завтрашний день, а не продолжать ждать милости от дня вчерашнего.
Мы согласны с Полом Эвансом из французской бизнес-школы INSEAD, когда он говорит, что люди больше боятся внутренних перемен, чем внешних. Не все способны легко справиться с метаморфозами такого размаха, как сегодня. Неопределенность рождает тревогу, так было и так будет.
Люди не так боятся перемен, как когда меняют их самих.
Тем, у кого нет способностей и желания совладать с фрагментацией, то есть научиться функционировать в институциональном вакууме растущего индивидуализма, придется нелегко. Им просто недостанет адаптивной способности, необходимой для успеха в быстро меняющемся мире. Важны и настрой, и ловкость.Люди без таких «протеианских» умений, как называет их социолог Роберт Джей Лифтон (по имени греческого бога моря Протея, который мог принять любой облик), будут испытывать серьезные затруднения.[81] Они будут страдать от, как называет это Лифтон, «психосоциальной несовместимости». Их поведение зачастую будет реактивным, а не проактивным, или протеианским. И чем быстрее и глубже будут изменения в данной местности, тем более вероятно обнаружить там таких людей. Саудовская Аравия прошла путь от пастухов до шейхов практически мгновенно. За тот же срок Япония прошла путь от феодализма к постиндустриализму. Усама бен Ладен и Шоко Асахара, лидер секты Аум, который пустил отравляющий газ в токийское метро, есть оборотный результат тех сейсмического масштаба изменений, через которые мир прошел и все еще проходит.
Некоторые люди будут стремиться защитить или даже восстановить прежний мир с его закрытыми географическими границами, традиционными семейными ценностями, обязательным посещением церкви, пожизненной занятостью и прочим. Однако они не понимают, что независимо от их усилий будущее принадлежит индивидуальным институциональным новаторам, а не фанатикам фундаментализма. От тех, кто принимал правила игры, власть переходит к тем, кто их устанавливает и нарушает.
4. Материальные мальчики и девочки{17}
Смысл перестал исходить из церкви или от государства. Господствует материализм! Чтобы вырваться за пределы meaning of lite{18} и растущего одиночества, люди вынуждены создавать свои собственные сообщества, состоящие из близких и схожих в чем-то людей, где бы те ни находились. Мы наблюдаем смену караула из граждан государства на членов глобальных племен.
Смысл of lite
Не только технологии и институты подвергаются изменениям. Третьей и последней силой, подверженной изменениям, становятся наши ценности или, как скажут некоторые, недостаток ценностей. В наше время повседневная жизнь утратила смысл. Современная личность, пишет Салман Рушди, есть «шаткое сооружение, которое мы выстраиваем из мусора, догм, детских обид, газетных статей, старых фильмов, случайных наблюдений, скромных побед, тех, кого мы любим и ненавидим».[82] Неудивительно, что поиски смысла жизни продолжаются.
Наши предки считали смысл жизни и работы чем-то не требующим доказательств. Благодаря религии и государству смысл существовал автоматически. Одно-два поколения назад религия означала не просто посещение церкви раз в неделю. Она пронизывала всю жизнь. Фактически христианство может рассматриваться как некий предел караоке. Господь даже послал своего Сына в качестве достойного для подражания объекта, чтобы все мы могли равняться и учиться у Него. Цель была совершенно прозрачна – стать по возможности как Иисус.
С появлением протестантства трудовая деятельность стала неразрывно связана с религией. Трудовая этика протестантов ассоциировала упорный труд с набожностью. Работа была благом, даже если она приводила в уныние, опустошала душу, была невыносима физически и плохо оплачивалась. Не только на Западе, но и в таких местах, как Япония, множество людей стремились доказать свою ценность через труд. Он придавал жизни смысл. Статус в организации имел значение. Он указывал четко очерченное место в организации и обществе. Работа давала чувство причастности. Мы принадлежали – физически и в некоторых случаях фигурально – организации. Мы были мужчины (и женщины) компании.
Смысл, предлагаемый церковью и государством, заместился смыслом денег. Но если протестантская этика, как однажды заявил немецкий мыслитель Макс Вебер, была столь жизненно необходима для рождения и роста капитализма, возможно, следует задаться вопросом: что произойдет с капитализмом, если оставить его без религии?
В караоке-мире понятие личности связано не с производством, но с потреблением. Вы совершаете покупки – значит, вы существуете. Права на то, чтобы быть, выбирать и потреблять, являются основой нашего бытия. У нас есть возможность изобрести смысл для самих себя.
О величии государства говорят его архитектурные творения. Египтяне возвели пирамиды. Греки оставили после себя Акрополь. Римляне создали Колизей. Современность дала нам торговый центр.
В этом новом мире индивидуализм, выбор и рынки крепко, порой причудливо, переплетены. Такова новая реальность. Церкви пусты.
В гипермаркетах не протолкнуться. В большинстве крупных европейских городов круглосуточных заправок больше, чем круглосуточно работающих церквей (включая мечети и синагоги).
Смысл жизни превратился в meaning of lite.
Да будет lite. Оглянитесь, и вы увидите вокруг выхолощенные институты. Можно было бы назвать это материальным миром, но, по странности, материалы все дешевеют, тогда как программная составляющая (sof stuf) становится все дороже. Правит lite.
Почитайте газеты. Вместо привычной привязки к определенному месту или точке зрения самые популярные новые издания все больше выглядят как ежедневная европейская бесплатная газета Metro. Media lite – информация вместо идей и идеалов.
Ценности изменились. В 1968 году на вопрос о жизненных целях 41% первокурсников колледжей ответили, что их целью является финансовое благополучие, тогда как три четверти стремились выработать философское понимание бытия. 30 лет спустя о финансовом благополучии заботились 78% респондентов, а о смысле жизни – лишь 41%.[83] Вероятно, время подтвердило правоту Скотта Фицджеральда, когда он говорил, что проблема американской мечты
состоит в том, что у нее отсутствует второе действие. Что следует за благополучием?
«Я обладаю всеми качествами человеческого существа: плотью, кровью, кожей, волосами, – но ни единой отчетливой эмоцией, за исключением жадности и отвращения», – говорит Патрик Бейтман, персонаж романа Бретт Истон Эллис «Американский сумасшедший». Смысл жизни иллюзорен. Новая элита выбирает его по вкусу, наугад или осознанно. Но что они выбирают? Что они хотят? Чем вдохновятся?
Каково их понятие хорошей жизни?
Ответ, видимо, надо искать на рыночной площади. Люди проявляют свою индивидуальность посредством бросающегося в глаза потребления, о котором писал еще экономист Торстен Веблен. Они покупают, чтобы быть. Более чем когда-либо люди ищут самовыражения и само определения, совершая покупки.
В то время как общее потребление возросло на 29%, экстремальный туризм вырос на 46%, потребление элитного шоколада – на 51%, жемчуга – на 73%, дорогих авто – на 74%, яхт – на 143%.[84] Актриса и femme fatale Мэй Уэст была права: слишком много хорошего – это удивительно прекрасно!
Следующий рубеж в наших поисках смысла – космос. Компания Zero Gravity Corporation планирует полеты людей на специальном самолете с тем, чтобы пассажиры могли испытать состояние невесомости. Вероятно, компания ориентируется на спрос. Один полный день тренировки космонавта может стоить около $4 тыс. и включает в себя два часа полетов с несколькими пике и с 30 секундами состояния невесомости в каждом.[85]
Ничто не преуспевает так, как излишество, утверждал Оскар Уайльд, так что да здравствует великая глобальная вечеринка – фрагментированный мир, в котором единство находится на грани вымирания. Мы всё еще слышим отзвук слов Бада Фокса в начале фильма «Wall Street»: «В бедности сегодня нет ничего благородного». Жадность может быть отвратительна, но она работает. Более важный вопрос: сможет ли изобилие когда-нибудь избавить от жадности?
Наши предки считали смысл жизни и работы чем-то не требующим доказательств. Благодаря религии и государству смысл существовал автоматически. Одно-два поколения назад религия означала не просто посещение церкви раз в неделю. Она пронизывала всю жизнь. Фактически христианство может рассматриваться как некий предел караоке. Господь даже послал своего Сына в качестве достойного для подражания объекта, чтобы все мы могли равняться и учиться у Него. Цель была совершенно прозрачна – стать по возможности как Иисус.
С появлением протестантства трудовая деятельность стала неразрывно связана с религией. Трудовая этика протестантов ассоциировала упорный труд с набожностью. Работа была благом, даже если она приводила в уныние, опустошала душу, была невыносима физически и плохо оплачивалась. Не только на Западе, но и в таких местах, как Япония, множество людей стремились доказать свою ценность через труд. Он придавал жизни смысл. Статус в организации имел значение. Он указывал четко очерченное место в организации и обществе. Работа давала чувство причастности. Мы принадлежали – физически и в некоторых случаях фигурально – организации. Мы были мужчины (и женщины) компании.
Смысл, предлагаемый церковью и государством, заместился смыслом денег. Но если протестантская этика, как однажды заявил немецкий мыслитель Макс Вебер, была столь жизненно необходима для рождения и роста капитализма, возможно, следует задаться вопросом: что произойдет с капитализмом, если оставить его без религии?
В караоке-мире понятие личности связано не с производством, но с потреблением. Вы совершаете покупки – значит, вы существуете. Права на то, чтобы быть, выбирать и потреблять, являются основой нашего бытия. У нас есть возможность изобрести смысл для самих себя.
О величии государства говорят его архитектурные творения. Египтяне возвели пирамиды. Греки оставили после себя Акрополь. Римляне создали Колизей. Современность дала нам торговый центр.
В этом новом мире индивидуализм, выбор и рынки крепко, порой причудливо, переплетены. Такова новая реальность. Церкви пусты.
В гипермаркетах не протолкнуться. В большинстве крупных европейских городов круглосуточных заправок больше, чем круглосуточно работающих церквей (включая мечети и синагоги).
Смысл жизни превратился в meaning of lite.
Да будет lite. Оглянитесь, и вы увидите вокруг выхолощенные институты. Можно было бы назвать это материальным миром, но, по странности, материалы все дешевеют, тогда как программная составляющая (sof stuf) становится все дороже. Правит lite.
Почитайте газеты. Вместо привычной привязки к определенному месту или точке зрения самые популярные новые издания все больше выглядят как ежедневная европейская бесплатная газета Metro. Media lite – информация вместо идей и идеалов.
Ценности изменились. В 1968 году на вопрос о жизненных целях 41% первокурсников колледжей ответили, что их целью является финансовое благополучие, тогда как три четверти стремились выработать философское понимание бытия. 30 лет спустя о финансовом благополучии заботились 78% респондентов, а о смысле жизни – лишь 41%.[83] Вероятно, время подтвердило правоту Скотта Фицджеральда, когда он говорил, что проблема американской мечты
состоит в том, что у нее отсутствует второе действие. Что следует за благополучием?
«Я обладаю всеми качествами человеческого существа: плотью, кровью, кожей, волосами, – но ни единой отчетливой эмоцией, за исключением жадности и отвращения», – говорит Патрик Бейтман, персонаж романа Бретт Истон Эллис «Американский сумасшедший». Смысл жизни иллюзорен. Новая элита выбирает его по вкусу, наугад или осознанно. Но что они выбирают? Что они хотят? Чем вдохновятся?
Каково их понятие хорошей жизни?
Ответ, видимо, надо искать на рыночной площади. Люди проявляют свою индивидуальность посредством бросающегося в глаза потребления, о котором писал еще экономист Торстен Веблен. Они покупают, чтобы быть. Более чем когда-либо люди ищут самовыражения и само определения, совершая покупки.
В то время как общее потребление возросло на 29%, экстремальный туризм вырос на 46%, потребление элитного шоколада – на 51%, жемчуга – на 73%, дорогих авто – на 74%, яхт – на 143%.[84] Актриса и femme fatale Мэй Уэст была права: слишком много хорошего – это удивительно прекрасно!
Следующий рубеж в наших поисках смысла – космос. Компания Zero Gravity Corporation планирует полеты людей на специальном самолете с тем, чтобы пассажиры могли испытать состояние невесомости. Вероятно, компания ориентируется на спрос. Один полный день тренировки космонавта может стоить около $4 тыс. и включает в себя два часа полетов с несколькими пике и с 30 секундами состояния невесомости в каждом.[85]
Ничто не преуспевает так, как излишество, утверждал Оскар Уайльд, так что да здравствует великая глобальная вечеринка – фрагментированный мир, в котором единство находится на грани вымирания. Мы всё еще слышим отзвук слов Бада Фокса в начале фильма «Wall Street»: «В бедности сегодня нет ничего благородного». Жадность может быть отвратительна, но она работает. Более важный вопрос: сможет ли изобилие когда-нибудь избавить от жадности?
Более чем когда-либо люди ищут самовыражения и самоопределения, совершая покупки.
Племена выше нас
Неуверенные, колеблющиеся, порой напуганные люди нуждаются в ком-то, кто разделял бы их ценности. Человеческие существа не выносят одиночества. Поэтому молодые люди, для которых жизнь не имеет смысла, переселяются из промышленного Бирмингема в центре Англии в тренировочные лагеря Аль-Кайеды у подножия Гималаев. Молодежь предпочитает культовые или экстремистские движения традиционным носителям ценностей по той же самой причине, по какой она выбирает предпринимательские компании вместо обычных организаций. Эти племена предлагают кое-что свеженькое и менее предсказуемое для мужчин и женщин, которые в противном случае прожили бы жизнь, не предполагающую никаких сюрпризов.
Некоторые люди не узнают себя в lite-жизни караоке-мира. Зеркало не дает отражения. «Я простой американский парень, вскормленный MTV. Я видел всех этих ребят в рекламе газировки. Но ни один из них не похож на меня», – поет кантри-рокер Стив Эрл в песне «John Walker’s Blues», пытаясь понять, что толкнуло Джона Уокера Линда стать американским воплощением Талибана. Реакция на текст песни вынудила Эрла переехать с семьей в охраняемую гостиницу.
Мы хотим быть частью чего-то. Человечество всегда было и будет состоять из племен, но племен, отличных от прежних. Близости уже недостаточно. Где и кто больше не эквивалентны. В нынешней реальности география, культура и религия не обязательно накладываются друг на друга. К примеру, в Европе проживают 15 млн мусульман.[86] Взамен многие новые племена структурированы биографически, как то: специализированные академические сообщества, кришнаиты, фан-клубы, Amnesty International или любители компьютерных игр. Вот вам смелая гипотеза. В 2042 году финал чемпионата мира по футболу вместо национальных сборных Бразилии и Италии вполне может пройти между командами «Гомосексуалисты Юнайтед» и ФК «Ангелы Ада»!
Возьмем к примеру Народную Республику Бритни Спирс. У этого племени, невзирая на сомнительное качество последнего альбома, сторонников больше, чем населения во многих европейских государствах. Для большинства бизнес-организаций Народная Республика Бритни Спирс имеет большее значение, чем страна наподобие Бельгии. Она обладает большей покупательской способностью. Населяющие ее люди молоды, а в самой этой республике больше смысла, чем в любом старомодном национальном государстве.
Возможно, говоря о снижении уровня социального капитала, профессор Путнам смотрел не в ту сторону. Возможно, новые племена просто другие. Вместо боулинга (в одиночестве) они занимаются чем-то слегка более интересным совместно с людьми из самых отдаленных уголков планеты.
И опять три силы взаимодействуют. Технология предоставляет племенам инструмент для контактов и рукопожатий – в международном масштабе. IT позволяет маргиналам местного уровня занять серьезные позиции на уровне глобальном. Однако у этой истории есть и мрачная сторона. Дискуссии ради предположим, что в каждой отдельно взятой деревне есть один педофил или неонацист. Эти индивидуумы на местном уровне являются маргиналами, но когда они объединятся в Сети и станут группой, племенем из, скажем, 250 тыс. особей, они из маргиналов превращаются в серьезную силу. Повторим еще раз, обвинять технологии – означает не понимать сути вещей. Только люди могут быть плохими или хорошими.
Вследствие биографикации система ценностей изменяется не только с точки зрения пространства, но и в двух других измерениях. Когда-то ценности были вечными. Мы умирали с тем же набором ценностей, на которых были воспитаны. Сегодня ценности становятся временными. Нормы прежде заменяли нам кожу, теперь они вроде рубашки – некоторые могут менять их по своей прихоти и делают это. Вдобавок большинство людей привыкли иметь лишь один набор ценностей. В мире караоке-капитализма можно одновременно быть приверженцем разных верований. Мы не принадлежим одному племени, у нас их несколько. Можно быть членом племени академиков, племени родителей, художников или финнов. География, конечно, еще имеет значение – например, во время Олимпийских игр. Биография дополняет географию, а не вытесняет ее. Важно лишь понимать, что не так давно мы все жили в монорежиме, теперь, по крайней мере некоторые, живут в стерео. Ценности все более преходящи.
Возьмем футбол. 50 млн человек во всем мире являются поклонниками Manchester United. Но для некоторых граждан этого племени привязанность к клубу столь слаба, что они даже не знают, что Манчестер – это город в Англии. Связи уже далеко не так прочны. Верность мимолетна. «Мы привыкли считать, что шансы поменять команду меньше, чем шансы поменять спутника жизни или даже пол, – говорит Хосе Анхель Санчес, маркетинг-менеджер Real Madrid, клуба, недавно купившего суперзвезду Дэвида Бекхэма у Manchester United.[88] – Но в Азии люди присоединяются к футболу иначе: они приходят на звезд». Люди начинают следовать за личностями, а не за институтами – даже в коллективистской (в прошлом?) Азии. Когда звезды перемещаются, племена последователей движутся за ними.
Некоторые люди не узнают себя в lite-жизни караоке-мира. Зеркало не дает отражения. «Я простой американский парень, вскормленный MTV. Я видел всех этих ребят в рекламе газировки. Но ни один из них не похож на меня», – поет кантри-рокер Стив Эрл в песне «John Walker’s Blues», пытаясь понять, что толкнуло Джона Уокера Линда стать американским воплощением Талибана. Реакция на текст песни вынудила Эрла переехать с семьей в охраняемую гостиницу.
Мы хотим быть частью чего-то. Человечество всегда было и будет состоять из племен, но племен, отличных от прежних. Близости уже недостаточно. Где и кто больше не эквивалентны. В нынешней реальности география, культура и религия не обязательно накладываются друг на друга. К примеру, в Европе проживают 15 млн мусульман.[86] Взамен многие новые племена структурированы биографически, как то: специализированные академические сообщества, кришнаиты, фан-клубы, Amnesty International или любители компьютерных игр. Вот вам смелая гипотеза. В 2042 году финал чемпионата мира по футболу вместо национальных сборных Бразилии и Италии вполне может пройти между командами «Гомосексуалисты Юнайтед» и ФК «Ангелы Ада»!
Возьмем к примеру Народную Республику Бритни Спирс. У этого племени, невзирая на сомнительное качество последнего альбома, сторонников больше, чем населения во многих европейских государствах. Для большинства бизнес-организаций Народная Республика Бритни Спирс имеет большее значение, чем страна наподобие Бельгии. Она обладает большей покупательской способностью. Населяющие ее люди молоды, а в самой этой республике больше смысла, чем в любом старомодном национальном государстве.
Возможно, новые племена совсем другие.
Новые племена – это глобальные сообщества, состоящие из людей, которые реально ощущают, что между ними есть что-то общее, и не важно, где они родились. Эти соплеменники и соплеменницы уже давно знакомы друг с другом. Их просто еще не представили друг другу на должный манер. «Мы слушаем одну и ту же музыку, смотрим те же фильмы, пьем одну и ту же водку в одно и то же время», – комментирует Том Форд из Gucci.[87]Возможно, говоря о снижении уровня социального капитала, профессор Путнам смотрел не в ту сторону. Возможно, новые племена просто другие. Вместо боулинга (в одиночестве) они занимаются чем-то слегка более интересным совместно с людьми из самых отдаленных уголков планеты.
И опять три силы взаимодействуют. Технология предоставляет племенам инструмент для контактов и рукопожатий – в международном масштабе. IT позволяет маргиналам местного уровня занять серьезные позиции на уровне глобальном. Однако у этой истории есть и мрачная сторона. Дискуссии ради предположим, что в каждой отдельно взятой деревне есть один педофил или неонацист. Эти индивидуумы на местном уровне являются маргиналами, но когда они объединятся в Сети и станут группой, племенем из, скажем, 250 тыс. особей, они из маргиналов превращаются в серьезную силу. Повторим еще раз, обвинять технологии – означает не понимать сути вещей. Только люди могут быть плохими или хорошими.
Вследствие биографикации система ценностей изменяется не только с точки зрения пространства, но и в двух других измерениях. Когда-то ценности были вечными. Мы умирали с тем же набором ценностей, на которых были воспитаны. Сегодня ценности становятся временными. Нормы прежде заменяли нам кожу, теперь они вроде рубашки – некоторые могут менять их по своей прихоти и делают это. Вдобавок большинство людей привыкли иметь лишь один набор ценностей. В мире караоке-капитализма можно одновременно быть приверженцем разных верований. Мы не принадлежим одному племени, у нас их несколько. Можно быть членом племени академиков, племени родителей, художников или финнов. География, конечно, еще имеет значение – например, во время Олимпийских игр. Биография дополняет географию, а не вытесняет ее. Важно лишь понимать, что не так давно мы все жили в монорежиме, теперь, по крайней мере некоторые, живут в стерео. Ценности все более преходящи.
Возьмем футбол. 50 млн человек во всем мире являются поклонниками Manchester United. Но для некоторых граждан этого племени привязанность к клубу столь слаба, что они даже не знают, что Манчестер – это город в Англии. Связи уже далеко не так прочны. Верность мимолетна. «Мы привыкли считать, что шансы поменять команду меньше, чем шансы поменять спутника жизни или даже пол, – говорит Хосе Анхель Санчес, маркетинг-менеджер Real Madrid, клуба, недавно купившего суперзвезду Дэвида Бекхэма у Manchester United.[88] – Но в Азии люди присоединяются к футболу иначе: они приходят на звезд». Люди начинают следовать за личностями, а не за институтами – даже в коллективистской (в прошлом?) Азии. Когда звезды перемещаются, племена последователей движутся за ними.
Дорогами племен
Компании уже нацеливаются на глобальные биографические племена. Корпорации следуют за разными сообществами единомышленников. Не важно, на чем базируются такие сообщества: на покупательских привычках, интересах, фантазиях или взаимоотношениях. И все это находит отражение в деятельности мультинациональных компаний. Когда-то они были построены по страновому или региональному принципу – отражая влияние географии. Ныне многие из них в глобальном масштабе построены по продуктам или сегментам – отражая значение биографии.
Или посмотрим на список интернет-сайтов для геев. Gay.com и Planetout.Com имеют миллионы посетителей каждый месяц. Сравните эти цифры с тиражами печатных журналов для геев – Advocate с 88 тыс. экземпляров или Out с тиражом 155 тыс. Новые технологии позволяют вступить в контакт со значительно большей, чем скромный 1%, частью популяции.[89]
В итоге люди обретут смысл, сколь непостижимым ни казался бы он другим членам общества, и будут на основе личного выбора общаться и объединяться с теми, кто разделяет их воззрения. Движителем этого процесса являются молодые способные люди, не отягощенные физическими барьерами. Бизнес стал первым традиционным институтом, вынужденным приспособиться или, как минимум, принять изменившиеся ценности. Не в пример большинству других исторических образований, корпорации находятся под постоянным давлением результата. Капитализм спускает курок перемен. Нравится это организациям или нет, рыночные силы вынуждают их идти дальше. В таком мире власть переходит от тех, кто идет по проторенной дороге локальной логики, к членам глобальных племен.
Или посмотрим на список интернет-сайтов для геев. Gay.com и Planetout.Com имеют миллионы посетителей каждый месяц. Сравните эти цифры с тиражами печатных журналов для геев – Advocate с 88 тыс. экземпляров или Out с тиражом 155 тыс. Новые технологии позволяют вступить в контакт со значительно большей, чем скромный 1%, частью популяции.[89]
В итоге люди обретут смысл, сколь непостижимым ни казался бы он другим членам общества, и будут на основе личного выбора общаться и объединяться с теми, кто разделяет их воззрения. Движителем этого процесса являются молодые способные люди, не отягощенные физическими барьерами. Бизнес стал первым традиционным институтом, вынужденным приспособиться или, как минимум, принять изменившиеся ценности. Не в пример большинству других исторических образований, корпорации находятся под постоянным давлением результата. Капитализм спускает курок перемен. Нравится это организациям или нет, рыночные силы вынуждают их идти дальше. В таком мире власть переходит от тех, кто идет по проторенной дороге локальной логики, к членам глобальных племен.
5. Век ненормальности
Ненормальность – новая норма. Мы отказались от идеи построения общества, основанного на принципе воспитания. Взамен мы применяем законы природы. Экономика «мыльных пузырей» уступила место двойной экономике взяток и бедствий, возможностей и нищеты. Пропасть между имущими и неимущими становится шире, как между странами, так и внутри них. Что до отдельного человека, то ему становится все труднее совмещать жизнь и выживание в них.
Двойная экономика
Когда-то западный мир был нормален. Причем настолько, что даже в основе экономики было нормальное распределение. Это был мир процветающего среднего класса, массовых рынков, стандартизации, безопасности и стабильности. Нормальность находила отражение в телепрограммах, музыке, моде и т.д. – она была вездесуща. Успех компаний обеспечивался обращением к золотой середине, там находилась большая часть бизнеса. Золотая середина – это мир автомобилей Volkswagen, белых плетеных изгородей и стабильной зарплаты – мир монохромной нормальности.
Индустриальный Запад видел свою задачу в создании этой великолепной середины. Дряблый живот поствоенного капитализма наполняли люди, готовые есть, спать, работать и делать покупки в довольно предсказуемом стиле. Такова ваша жизнь, моя жизнь, все наши жизни. Политические партии нуждались в середнячках. Локальные компании, в их погоне за экономией на масштабах, нуждались в середнячках. Даже капиталистам они были нужны. Растущий публичный сектор выдул из низшего и высшего классов красивый «колокол» нормального распределения.{19}
Это было тогда. Теперь времена иные. Забудьте о норме. Думайте аномально. На практике оказывается, что идея создания общества, основанного на принципе воспитания, была отброшена. Взамен снова правят законы природы. Изменения толкают нас в направлении фундаментально отличного мира экономического дарвинизма, того самого, где аномалия является нормой. Колоколообразная мечта приобрела форму груши.
Уберите идеологические амбиции и экономические стимулы, и середина начнет исчезать. Не будем забывать, что рынок – всего лишь машина, которая делит мир по принципу эффективности. Рынок не слишком интересует середина. Дряблый живот западного мира уже ощутил это. С начала 1980-х число банкротств среди среднего класса в США возросло на 400%. 40% из них были связаны с проблемами со здоровьем, а 20% – с разводами. Около двух третей обанкротившихся так и не смогли оправиться.[90] По оценкам, в 2003 году около 1,5 млн американцев будут вынуждены заявить о банкротстве.[91]
В будущем, размышляя о прошедшем десятилетии, наши дети будут иметь в виду не «мыльные пузыри», хотя это и занимало первые полосы газет. Вместо этого они будут рассуждать о двойной экономике и переходе к биномиальному обществу, поляризованному миру достатка и бедности, возможностей и нищеты, роскоши и второсортности. Изменения в технологиях, институтах и ценностях толкают нас в мир караоке-капитализма, в котором добродетель и порок являются единственными альтернативами – капитал и компетенции или случай, возможности или ответственность, свобода или обязательства, признание или одиночество.
Индустриальный Запад видел свою задачу в создании этой великолепной середины. Дряблый живот поствоенного капитализма наполняли люди, готовые есть, спать, работать и делать покупки в довольно предсказуемом стиле. Такова ваша жизнь, моя жизнь, все наши жизни. Политические партии нуждались в середнячках. Локальные компании, в их погоне за экономией на масштабах, нуждались в середнячках. Даже капиталистам они были нужны. Растущий публичный сектор выдул из низшего и высшего классов красивый «колокол» нормального распределения.{19}
Это было тогда. Теперь времена иные. Забудьте о норме. Думайте аномально. На практике оказывается, что идея создания общества, основанного на принципе воспитания, была отброшена. Взамен снова правят законы природы. Изменения толкают нас в направлении фундаментально отличного мира экономического дарвинизма, того самого, где аномалия является нормой. Колоколообразная мечта приобрела форму груши.
Теперь среднее находится на грани вымирания.
Такое развитие событий далеко не так странно, как может показаться. Оглядываясь назад, можно убедиться, что «нормальный» мир, в котором большинство из нас выросли, является не более чем историческим эпизодом, исключением, длившимся менее ста лет. Теперь мы возвращаемся в обычное состояние (а)нормальности. Это просто естественно.Уберите идеологические амбиции и экономические стимулы, и середина начнет исчезать. Не будем забывать, что рынок – всего лишь машина, которая делит мир по принципу эффективности. Рынок не слишком интересует середина. Дряблый живот западного мира уже ощутил это. С начала 1980-х число банкротств среди среднего класса в США возросло на 400%. 40% из них были связаны с проблемами со здоровьем, а 20% – с разводами. Около двух третей обанкротившихся так и не смогли оправиться.[90] По оценкам, в 2003 году около 1,5 млн американцев будут вынуждены заявить о банкротстве.[91]
В будущем, размышляя о прошедшем десятилетии, наши дети будут иметь в виду не «мыльные пузыри», хотя это и занимало первые полосы газет. Вместо этого они будут рассуждать о двойной экономике и переходе к биномиальному обществу, поляризованному миру достатка и бедности, возможностей и нищеты, роскоши и второсортности. Изменения в технологиях, институтах и ценностях толкают нас в мир караоке-капитализма, в котором добродетель и порок являются единственными альтернативами – капитал и компетенции или случай, возможности или ответственность, свобода или обязательства, признание или одиночество.
Уровень детской смертности в Вашингтоне, округ Колумбия (16,2 на 1000), соответствует уровню Шри-Ланки.[93] В Европе эта величина равняется 9,4.[94] Процент детей, рожденных со сниженным весом, в столице США равен или даже превосходит этот показатель для Замбии.[95]До сих пор большая часть наших представлений о политике, спорте, бизнесе, собственном развитии, архитектуре, демократии и дизайне имела дело с золотой серединой – нормальной и общепринятой. Теперь среднее находится на грани вымирания. Если успех – это вопрос крайности, а не приверженность середине, необходимо переосмыслить то, как мы строим организации и собственные жизни. С точки зрения бизнеса требуется возврат к природе, притом в понимании Чарльза Дарвина, а не Жана-Жака Руссо. В двойной экономике все больший упор будет делаться на выживание наиболее приспособленных. Но компании и отдельные личности могут также выбрать и другую стратегию: выживание наиболее сексуальных.[92] Оставшиеся посередине дороги будут задавлены современными монополистами.
Около 16% населения Европы имеет доход в 60% от среднего уровня. Без социальных пособий число таких людей составило бы 24%.[96]
Расширение в мае 2004 года ЕС за счет 10 государств Центральной и Восточной Европы еще сильнее увеличило разрыв между бедными и богатыми: в наименее развитых регионах ВВП на душу населения скоро будет составлять лишь 31% от среднего. Наиболее благополучные регионы окажутся в 10 раз богаче.[97]