Харно и двое молодых охотников не пали духом. Добравшись до ближайших саней, они достали свои копья и окружили зверя, когда тот вывалился наружу в снежную бурю. Снег слепил ему глаза, но он все еще был опасным соперником: копье Харно он отбросил взмахом лапы, и оно ушло куда-то в темноту, а прицельный удар Орну он остановил, переломив древко пополам.
   Джози, которая теперь была прямо на пути медведя, не хотела покидать Леппо и от отчаяния закричала. Это маленькое бледное существо, скорчившееся в снегу, несколько озадачило зверя, и он немного притормозил.
   Вот тогда-то в схватку вступил Арик. Зажав копье в одной руке, а другой схватив медведя за лапу, которой тот уже тянулся к его горлу, он закричал: «Прости меня, брат-медведь!» – и всадил копье.
   И это копье сломалось пополам от удара мощной лапы, но Арик не остановился. И обломок древка попал медведю в плечо, задев сустав.
   Это вовсе не было серьезным ранением, и при других обстоятельствах такой сильный зверь, как медведь, продолжал бы бороться. Но сейчас он был сонный, а вокруг стояла враждебная зима, от которой он привык прятаться, и поэтому резкая боль в плече заставила его отступить. Опрокинув Арика в сугроб, он побежал, и вскоре его тяжелое сопение затихло вдали, заглушаемое завыванием ветра.
   Один за другим члены клана стали подходить к неподвижной фигуре Леппо. В темноте невозможно было оценить, насколько серьезно он ранен. Он еще дышал – это все, в чем они были уверены. Чтобы осмотреть его более тщательно, нужны были свет и тепло – иными словами, огонь, – а здесь, среди снега и льда, без дров и торфа огня они получить не могли.
   Льена уже начала причитать, уверенная, что потеряла сына, когда Айвен побежал по тропинке назад. Через несколько минут он вернулся с вязанкой хвороста. Леппо уже перенесли в пещеру, и Харно осматривал его при помощи грубого светильника – полого камня, заполненного жиром, в который был вставлен фитиль. Когда чадящий огонек осветил ледяные стены пещеры, Айвен бросил вязанку на пол.
   – Там есть еще, – кратко пояснил он, и на этот раз Арик и Орну пошли вместе с ним.
   Они перенесли остальной запас дров и тлеющие угли. Пока молодые охотники помогали Харно развести костер, Айвен присоединился к женщинам, собравшимся вокруг Леппо. Он думал, что Леппо буден смертельно бледен, но тот, наоборот, весь горел, и до лба невозможно было дотронуться.
   – Боюсь, что медведь убил моего сына, – тихо сказала Льена.
   Для Айвена, однако, это не было столь очевидно. Одно дело нападение медведя. Из-за этого Леппо потерял сознание. А вот его жар – это совсем другое дело.
   Причина стала ясна, когда они попытались перенести его поближе к огню. Пытаясь помочь, Гунига взяла его за ногу, и от боли Леппо застонал и заметался.
   – Ну-ка дайте мне взглянуть, – сказал Айвен и, отогнув кожаные поножи, обнажил глубокую рану от недавней охоты.
   У него явно началось заражение – кожа вокруг набухла и воспалилась, а между царапин сочился гной.
   – О боже! – прошептала Джози, – Неудивительно, что он так мучился.
   Айвен покосился на Льену. Она совсем побледнела.
   – Ты можешь вылечить это? – спросил он. Она неуверенно пожала плечами.
   – Есть особые травы в лесу, но их надо прикладывать прежде…
   – Мы принесем их, – перебил он ее.
   – Не думаю, – тихо сказал Харно и махнул в сторону входа в пещеру. – Послушай, какой ветер. На нас надвигается новый буран. Я почувствовал его приближение еще на равнине. Если мы попытаемся добраться до леса, то погибнем все.
   В завываниях ветра появились нотки ярости.
   – Тогда кто-то один, – предложил Айвен, – дойдет до леса и вернется.
   Харно покачал головой.
   – Ты бы отважился на это? – Айвен не смог ответить, и Харно продолжил: – С таким ветром в спину ты мог бы добраться до леса, но вот вернуться обратно у тебя бы уже не вышло.
   – Может, ты и прав, – сказала Джози. – Но я бы рискнула.
   – Ты? – удивленно спросил Айвен. – Ради Леппо?
   – А почему нет? Мы же не можем оставить его здесь и дать ему умереть, как… как животному.
   – Но раньше ты все время говорила, что он…
   – Не важно, что я говорила раньше, – ответила она ему по-английски, и Айвен с удивлением отметил, что в ее глазах появились слезы. – Сейчас все изменилось. Я теперь Юта, и это все, что у меня есть, – клан и… и Леппо. Если бы не он, я бы погибла, когда медведь напал на нас. Поэтому я должна пойти в лес. Ему нужна моя помощь.
   Почувствовав, что она задумала, Харно взял ее за руку – Никто не сомневается в твоей храбрости, – мягко сказал он – Она так же неизменна, как небеса. Но какие травы ты собираешься искать в лесу? Где их надо искать? Это знает только Льена.
   – Тогда я возьму ее с собой, – ответила Джози.
   – Этого я допустить не могу, – сказал Харно, покачав головой. – Она – душа клана. Если мы потеряем ее, то наш народ будет носить по ветрам, и некому будет привязать нас корнями к родной земле. И потом, посмотри на нее, Юта, на нас обоих. Мы уже не молоды, и сейчас наши силы на пределе. Там, снаружи, мы погибнем. Если мы послушаемся веления нашего сердца и пойдем туда, то сегодня ночью небесные демоны заберут не одну жизнь.
   На это Джози ответить было нечего, и, утирая слезы, она снова уселась рядом с Леппо.
   – Так ты думаешь, что он может не пережить эту ночь? – спросила она через некоторое время, осознав вдруг смысл его последней фразы.
   Харно вздохнул и посмотрел на Льену, оставляя слово за ней.
   – Если сердце моего сына достаточно сильное, – она прикоснулась рукой к его груди, – то он выживет. Но яд в нем тоже силен. Никто не знает, каков будет исход. Нам остается только верить в дух птицы и ждать.
   Ждать Льена собиралась не просто так, а в наряде из перьев. Забыв об усталости, она взяла в руки бубен и начала танцевать, напевая про легендарные случаи победы над демонами смерти.
   Пока она исполняла свой ритуал, а Джози несла свою вахту около Леппо, остальные члены клана поели и легли спать вокруг костра. Костер был небольшой – из-за недостатка дров они могли позволить себе только тлеющие угли, немного отгонявшие ледяной холод пещеры.
   Впервые за несколько дней наевшись от души, Айвен крепко проспал несколько часов. Растревожил его сон, в котором он брел сквозь буран, а ветры нашептывали ему о близкой потере. Вздрогнув, он проснулся с отчаянно бьющимся сердцем и сразу же услышал вой ветра и непрерывное бормотание Льены.
   Снаружи продолжалась снежная буря, и ветер свистел и выл среди камней, а внутри, под тесными сводами пещеры, свет от лампы дрожал и метался по стенам, отбрасывая причудливые тени.
   Джози все еще сидела около Леппо, чуть склонив голову от усталости. Айвен подполз и сел рядом с ней.
   – Ну как он? – спросил Айвен.
   – Горит, – коротко ответила она. Айвен взглянул на иссохшие губы Леппо.
   – Наверное, надо давать ему побольше жидкости.
   – Я пробовала, но все без толку. Вот смотри. – Она вышла из пещеры и вернулась с пригоршней снега. Растопив его во рту, она попыталась влить воду в чуть приоткрытые губы Леппо.
   Он тут же закашлялся, и на воспаленном лбу вспухли вены, пока он пытался восстановить дыхание.
   – Видишь, к чему это приводит? – сказала Джози, когда Леппо снова вернулся в свое беспокойное забытье.
   – Так что же мы можем сейчас сделать?
   На секунду в Джози проснулась ее старая привычка язвить.
   – Ничего, если только ты не собираешься присоединиться к Льене с ее песнями и плясками.
   – Я бы присоединился, если бы это помогало, – признал Айвен.
   Повернувшись спиной к Льене, Айвен чуть отодвинул одеяло, прикрывавшее Леппо, и снова взглянул на рану. Никогда он не видел ничего более страшного и ужасного – бедро распухло чуть не вдвое, и было какого-то странного цвета.
   – Вся беда в этом, – пробормотал он. – Разобраться бы с ногой, и он бы поправился.
   – Да, но что можно сделать с такой чудовищной раной?
   – Я знаю, что сделали бы с ней в наши времена.
   – И что же?
   – Для начала вскрыли бы рану, чтобы выпустить гной.
   Джози развернулась к нему, и в ее голосе вдруг появилась надежда.
   – Так почему мы не можем этого сделать?
   – Потому что в этом нет смысла: у нас нет ни средств дезинфекции, ни антибиотиков. Мы заставим его бессмысленно страдать.
   – А как же раньше? – настаивала Джози, не желая отказываться от этой идеи.
   – Когда раньше?
   – До наших времен. Например, в восемнадцатом или девятнадцатом веке. У них тогда тоже были дезинфицирующие средства и антибиотики?
   – Антибиотиков не было.
   – Тогда, может, дезинфицирующие средства?
   – Может, и их не было.
   – Что же они делали? Не сидели же они вот так и не смотрели, как люди умирают? Лечили же они их как-то?
   – Я точно не знаю, – вынужден был признать Айвен. – Но могу предположить, что воспаленные раны они прижигали.
   – Прижигали? Что это значит?
   – Ну, они использовали тепло, вернее, огонь для очистки раны.
   Джози тут же вскочила, а с ее лица исчезли все следы усталости.
   – Так чего же мы ждем?! Огонь у нас есть.
   – Да, но нет всего остального.
   – Чего именно?
   – Чистого хирургического инструмента для вскрытия раны.
   – У тебя есть нож.
   – Я сказал «чистый», имея в виду «стерильный». Грязный нож его погубит.
   – Но микробов на лезвии может и не быть, – заметила Джози. – Его тоже можно обеззаразить в огне.
   На это Айвену возразить было нечего, но он все равно не торопился приступать к делу.
   – Ну? – нетерпеливо спросила Джози. – Чего мы медлим?
   Айвен нашарил в кармане нож.
   – Мне кажется, что это неправильно.
   – Неправильно? – Она недоверчиво посмотрела на него. – Ты о чем?
   – Наверное… – Немного поколебавшись, он начал заново: – Я думаю, мы не должны использовать нож.
   – Мне плевать, что ты думаешь! – взорвалась она, и спящие вокруг люди беспокойно зашевелились во сне.
   Льена, не прерывая песни, повернулась, чтобы взглянуть на них.
   – До начала производства стали еще тысячи лет, – робко возразил Айвен. – Если мы начнем вмешиваться со своими современными технологиями, мы можем…
   – Можем застрять тут, ты хотел сказать?
   – Ну, вроде того.
   Джози откинула волосы с лица и наклонилась поближе к Айвену, пристально и не мигая глядя на него в неверном свете лампы.
   – Неужели до тебя еще не дошло? – прошипела она. – Мы уже застряли здесь. Это все, что у нас есть и что будет всегда. Для тебя, для меня, но особенно для Леппо. Оставить его умирать? За ним-то не прилетят никакие корабли с неба, и никакая сказочная фея не спасет его. Мы – его единственная надежда. Мы да этот нож. Так что воспользуйся им, пока не поздно!
   Айвен достал нож из кармана и протянул его ей.
   – На, попробуй.
   Он ждал, что она жадно выхватит нож у него из рук, но она покачала головой и бессильно развела руками.
   – Нет, я не могу, – сказала она с дрожью в голосе. – Я могу резать себя, ты это видел. Но только не его. Если я взрежу рану, а он… он потом… – Она вздрогнула. – К тому же это ведь ты читал обо всех этих медицинских штучках, а не я. Я даже не знала, что такое прижигание. С тобой у него больше шансов. Ты и сам это знаешь.
   – Но ты же охотник, – в отчаянии возразил Айвен. – А я не могу даже…
   – Можешь! И это единственный раз, когда я тебя о чем-то прошу. Я обещаю. Если ты сделаешь это для меня… для нас, то о большем одолжении я и не мечтаю. Я даю тебе слово. И я всегда буду защищать тебя. И Леппо тоже.
   Поддавшись страсти, звучавшей в ее голосе, он открыл большое лезвие ножа и уставился на него, гадая, хватит ли у него духу довести дело до конца.
   – Леппо верит в тебя, – прошептала Джози, – из-за того, как ты вел себя на охоте. Ты не прирожденный охотник, и он это знает. Но ты и не сбежал до конца охоты. Он оценил это, да и остальные тоже. Они говорили об этом потом. А Льена даже станцевала что-то, чтобы оградить тебя от опасностей. Ты подведешь их всех, если отступишься.
   Это был последний довод, устоять перед которым он не мог. И, тем не менее, решиться сейчас – это значило переступить через еще один невидимый порог, отвернуться от будущего, которое он считал своим, и стать кем-то другим. Кем-то, о ком он сам имел лишь смутное представление.
   На мгновение усомнившись, Айвен еще раз взглянул на горящее лицо Леппо, как будто желая найти в нем поддержку. Если не считать лихорадки, в нем не было ничего необычного – такое же лицо, как у остальных неандертальцев, к которым он начал привыкать за эти месяцы. Единственное, что в нем было необычного, – это его молодость. Сейчас в свете лампы было отчетливо видно, что это лицо юноши-мужчины, который только вступает во взрослую жизнь. Он и сам бы мог лежать сейчас вот так неподвижно, и его губы дрожали бы и бормотали что-то бессвязное, его жизнь могло засосать в темноту, возврата из которой нет.
   Айвен закрыл глаза, пытаясь представить себя на месте Леппо, и тут же открыл их. Пещера перестала казаться ему холодной и неприветливой. По сравнению с непроницаемым мраком снаружи эта пещера, освещенная лампой, с теплым семейным крутом, казалась самым уютным местом на свете, вселяла надежду. Ради этого стоило бороться, сейчас и всегда.
   С этими мыслями он взял нож и повернулся к огню.

23

   Обернув руку куском шкуры, чтобы не обжечься, Айвен положил лезвие на угли и держал до тех пор, пока чистая сталь не изменилась в цвете и не заиграла цветами радуги. Раскаленный металл чуть шипел на холодном воздухе, пока Айвен пробирался между спящими обратно к тому месту, где лежал Леппо.
   Льена, почуяв, что что-то затевается, перестала петь и подошла поближе, все еще притопывая в ритме танца. Харно, растревоженный этой суетой, проснулся и встал со своей лежанки.
   Когда Айвен опустился перед Леппо на колени и поднес нож к ране, над ним резко и отчетливо прозвенел голос Харно.
   – Что ты задумал?
   Льена тихим голосом предостерегла Айвена.
   – Законы клана ясно гласят: мы не можем сами отдавать жизнь демонам. Они должны забрать ее.
   – Они думают, что я хочу убить его, – прошептал Айвен Джози по-английски.
   – Не обращай внимания на них, делай свое дело, – ответила она и тайком потянулась за своим копьем.
   Несмотря на то, что в пещере было холодно, Айвен весь вспотел, и руки стали дрожать, когда он поднес нож к ране. Хладнокровнее! – сказал он себе и сосредоточился на вспухшей ране, пока все остальное – все звуки и люди – не отошло на задний план. Смутно он слышал разгоревшийся спор, но это уже не имело значения в молчаливом пространстве, в котором были только они втроем – он, Леппо и нож. Даже крик Джози «Ради бога, давай же!» не произвел на него никакого эффекта.
   В этот момент он думал над тем, что сказал Леппо несколько недель, а может, и месяцев, назад, перед тем как порезать себя в священной пещере: «Только кровь достаточно сильна, чтобы подчинить мир духов нам».
   Только кровь!
   Повторяя мысленно эти слова, Айвен вонзил нож в рану, да так глубоко, что скопившийся гной струей ударил ему в руку.
   Леппо застонал, а Льена отчаянно закричала, но для него имело значение только то, что сказала Джози.
   – Все назад! – крикнула она окружившим ее людям, замахнувшись на них копьем, а потом обернулась к Айвену. – Я не смогу удерживать их вечно. Заканчивай то, что начал!
   Рана сейчас кровоточила, но он даже не пытался остановить кровь, а вместо этого пошел к костру. Под прикрытием Джози он снова раскалил нож, пока тот не стал светиться. Когда на этот раз он прикоснулся ножом к открытой ране, плоть зашипела. Леппо опять застонал, а пещера наполнилась запахом горелого мяса.
   Даже Джози испугалась.
   – Господи! Ты уверен в том, что ты делаешь? – Остальные же взвыли от боли за сородича.
   Айвен повернулся к ним, собираясь все объяснить, но тут же понял, что не может этого сделать.
   Слово «прижигание» и для Джози то ничего не значило. Как тогда объяснить его людям совсем другой культуры? В их языке даже слова подходящего не найдется. Однако что-то все-таки надо было сделать или сказать, причем срочно. Они смотрели на него в ужасе, Агри вся в слезах опустилась на колени, а Льена в отчаянии выдирала перья и косточки из своих волос.
   – Что ты за существо? – спросила она шепотом.
   – Ты – демон огня, пришедший с неба? – хриплым голосом добавил Харно.
   И тут Айвен понял, что к ним надо обращаться на понятном им языке. Это их мир, в конце концов.
   – Нет, я не дух огня, – ответил он. – Но я призвал его целебную силу. Я вызвал ее, чтобы выжечь яд из ноги Леппо.
   Они продолжали смотреть на него с недоверием, и тогда он сделал вот что: он заговорил с ними на единственном другом доступном ему языке – на языке танца.
   Сначала его движения были неуклюжими, поскольку он не имел никакого представления, как следует изображать огонь. Мысленно он представил пляшущие языки пламени в их родной пещере и постарался подражать им. И не просто копировать, а как бы пропустить их через себя, стать одним из этих языков, дать остальным почувствовать и впитать его внутренний мир, как огонь впитал в себя яд из тела Леппо. И постепенно, под влиянием образа огня, он почувствовал, как он сам меняется. Каждый взмах руки как зеркало отражал мерцание пламени в самом сердце костра, каждый шаг, каждый поворот туловища передавали движение то опадающего, то разгорающегося пламени. Когда он крутился и извивался, его волосы, казалось, рассыпали искры, а в глазах лучились раскаленные угольки.
   Он сам сейчас был огнем, бушующим вокруг распростертого тела Леппо, окутывающим его пламенем, замыкающим его в очищающее кольцо, которое он очертил в танце движением ног. Его тяжелое дыхание превратилось в ветер, раздувающий огонь, невнятное пение, непроизвольно вырывавшееся из губ, было монотонным и низким, как гул отдаленного пожара. В этом безумном танце он утратил ощущение реальности, его будто несло к далекому миру, полному солнечного света. Там он знал, что значит гореть, питать и исцелять. Там он был ярче самого солнца, его дух – стремителен и яростен, как какой-нибудь древний бог огня, не признающий никакой другой силы, кроме своей собственной.
   Когда он пришел в себя, он стоял на коленях и жадно хватал ртом воздух. В пещере стояла абсолютная тишина. Совсем рядом с собой он увидел глаза – более старые, более мудрые, каких у него самого никогда не будет. В них отражался свет лампы, и они смотрели на него с полным пониманием. Льена кивнула и обернулась к остальным – к другим лицам и глазам, которые, казалось, говорили ему, что они, наконец, узнали его, поняли, кто он такой на самом деле и зачем упал с неба.
   – Смотрите! – сказала Льена. – Дух огня покинул его.
   – Да, но он сделал свое дело, – сказал Харно и показал на розовые краешки, показавшиеся у обугленной раны Леппо. – Он плясал внутри его тела, но не сжег его.
   Рядом с Льеной появилась Агри, и в ее лице читалась надежда.
   – Этот танец огня правда спасет его?
   Айвен хотел сказать ей, сказать им всем: «Да! Да, ваш друг сейчас заснет и проснется таким, каким был прежде. Он снова будет здоров». Вот только говорить сейчас об этом было рановато. Одного взгляда на лицо Леппо было достаточно, чтобы понять, что лихорадка все еще бушует в его теле. Только время покажет, излечился ли он или нет.
   – Теперь духу решать судьбу Леппо, – сказал Айвен и попытался встать, поразившись, насколько он устал, и, не зная, что танец длился добрых полтора часа, а не несколько минут, как ему показалось.
   Льена и Агри помогли ему подняться, и Агри прильнула к его руке, когда он стоял, пошатываясь, между ними.
   – Добро пожаловать, – сказала Агри торжественно, и это несколько удивило его.
   Льена любовно взяла его лицо в ладони, будто он ее второй сын, и прошептала:
   – Даже если Леппо умрет, мы все равно счастливый народ. Наша сестра-луна дважды благословила нас.
   Но именно слова Джози навсегда врезались ему в память.
   Она уже снова сидела около Леппо, обхватив голову руками.
   – Ты меня обманул, Айв, – признала она и усмехнулась. – Я и правда сначала думала, что этот мир не для тебя, что ты слабак, но я ошиблась. Ты, черт возьми, просто чудо, ты знаешь это?

24

   Снежная буря и лихорадка Леппо улеглись одно временно.
   Снаружи на рассвете ветер стал чуть потише, и когда Айвен пощупал лоб Леппо, он был заметно холоднее. Через пару часов пошел мягкий пушистый снег. Это значило, что буря закончилась. А в пещере мирно спал Леппо, которого больше не терзали кошмарные сны.
   Остальные тоже дремали, измученные таким тяжким испытанием. И только когда Айвен снова пощупал лоб Леппо, задев при этом руку Джози, та пошевелилась и открыла глаза.
   – Что? – Она сонно моргала, и в ее голосе все еще была нотка беспокойства. – С ним все в порядке?
   – Все хорошо. Спи.
   Но она уже проснулась. Сходив к выходу, она вернулась с пригоршней снега и своими губами смочила губы Леппо.
   Джози проделывала это уже несколько раз, и в ее жесте была нескрываемая любовь.
   – Так что, это животное станет тем самым? – тихо спросил он и хитровато улыбнулся.
   Она без возражений приняла его подначку.
   – Ну, должен же кто-то быть, я полагаю. Так почему бы не он?
   – Я ведь не об этом спросил, – заметил Айвен.
   – Я знаю.
   – Так он – тот самый?
   Джози пожала плечами и вытерла ладонью губы.
   – Да, думаю, это он.
   – Серьезно?
   – Я знаю, это звучит глупо, но все именно так и есть. Он как раз для меня. Он… – Она замолчала, немного растерявшись. – Как бы тебе это объяснить? Здесь все по-другому. Я и чувствую все по-другому. Я наполовину Юта, а наполовину Джози. Иногда я во сне вижу себя неандерталкой, и это меня по-настоящему пугает.
   – Почему?
   Она развернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
   – Потому что это неправда.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Какая-то часть меня все еще рвется на корабль.
   – Да, но как ты мне уже сказала, корабль – это дело прошлого, – сказал он и сам рассмеялся над своей неудачной шуткой. – Мы отныне принадлежим этому миру.
   – Тебе теперь тоже так кажется?
   – Да, после вчерашней ночи.
   – Как насчет Агри? Она – та самая?
   – Возможно.
   Теперь была ее очередь хитро улыбнуться.
   – До чего же ты скрытный! Никогда не знаешь, что творится у тебя в голове. Вот как с этим танцем – я и понятия не имела, что ты так можешь.
   – Я тоже. Пока это не случилось.
   – Да ладно! Только не говори мне, что ты не тренировался. Это было похоже на лесной пожар. Ты был не хуже любого шамана.
   – Я бы хотел, чтобы это было так.
   – Так и есть, честно. И весь клан тоже так думает. Я видела это по их лицам, пока ты кружился в танце. Для них ты теперь настоящий шаман.
   Айвен недоверчиво посмотрел на Джози.
   – Но ведь это призвание женщин.
   – Так же, как и охота – для мужчин, – парировала она и погладила свое копье. – Мы же лунные люди, не забывай. Мы можем спокойно нарушать все правила.
   – Во всяком случае, какое-то время. Она посмотрела на него лукаво.
   – Я не совсем понимаю.
   – Ты теперь охотник, – пояснил он. – Я, похоже, стану шаманом. Но это же не профессия. Здесь охотник или шаман – это сущности, и если мы их примем, то будем так же связаны правилами, как все остальные. В какой-то степени твой сон в руку. Мы стали неандертальцами. И дороги назад нет.
   – Никогда?
   – Ну, никогда – это слишком длинный срок, – признал он.
   Джози взяла кусок вяленого мяса и зубами оторвала кусок.
   – А если бы корабль сейчас приземлился прямо здесь, на перевале, ты бы улетел?
   – Не могу сказать точно, теперь уже не могу, – честно ответил Айвен. – Но одно я знаю наверняка: если я все-таки решил бы улететь, это было бы предательством.
   – Тогда ты бы предал себя или их? – Джози махнула в сторону спящих людей.
   – Отчасти их. Они нас приняли, спасли, научили кое-чему. Мы им многим обязаны.
   – Это так, но вот как ты сам? Ты почувствуешь себя преданным?
   – Думаю, да. Ты только что сказала, что часть тебя еще рвется на корабль, и я тоже так чувствую. Возможно, так будет всегда. Но это значит, что другая часть остается здесь, и довольно большая часть, надо сказать.
   Джози кивнула.
   – У меня примерно такие же ощущения. Я вовсе этого не хотела, но как-то незаметно я приросла к этому миру так же, как лианы врастают в самый ствол дерева. Леппо мне как-то рассказывал, что если срубить лиану, то дерево погибнет, и то же будет с лианой, если срубят дерево. Они рождаются по отдельности, но потом так начинают зависеть друг от друга, будто связаны одной судьбой.
   – Ты считаешь это судьбой? – спросил Айвен. – Ты именно так смотришь на то, что случилось с нами?
   – Почему бы и нет?
   – Но у нас же был выбор?
   – Какой же? Что-то я не понимаю. Не я захотела, чтобы животное врезалось в корабль, и не я решила, что корабль должен улететь, прежде чем мы успеем взобраться на борт. Это все случилось независимо от нас.
   – Хорошо, будем считать это несчастным случаем. Но это не судьба. Послушать тебя, так получается, что в нашем пребывании здесь есть некоторый смысл.
   Джози погладила пальцами большие выпирающие брови Леппо. Ногти ее были грязными и обломанными, такими, как у всех.
   – Может, за этим и стоит какой-то смысл, – сказала она задумчиво. – Как знать? Может, мы – семена будущего?
   Айвен подвинулся, чтобы лучше видеть ее.