Страница:
Он стоял, опираясь на косяк двери, и созерцал ее. «Вот теперь, — подумала она, — Хантер должен сказать, что уходит, оставляя меня одну в комнате», — и мысленно молила Бога, чтобы этого не произошло. С минуту они молча стояли, глядя в глаза друг другу. Потом Хантер неторопливо двинулся к ней и остановился рядом. Линетт подняла голову, чтобы видеть глаза любимого. Хантер, неотрывно глядя в ее глаза, медленными движениями вытащил заколку, скрепляющую прическу на затылке. У Линетт перехватило дыхание. Тяжелый узел волос упал, рассыпаясь шелком по его рукам, и от этих прикосновений глаза потемнели.
— Я не должен был бы этого делать, — прошептал он.
Линетт смотрела на него блестящими глазами.
— Нет, — тоже шепотом произнесла она, — должен. Мы не можем поступить по-другому.
У него вырвался какой-то непонятный звук — не то вздох, не то стон. Лицо Хантера приблизилось. Поцелуй был горячим и требовательным, губы с силой впились в нее, а руки крепко прижали к своему напряженному телу. Линетт ответила на поцелуй, губы ее были также горячи. Она почувствовала» что изголодалась по его телу, и поглощала аромат кожи, забывшись от наслаждения, испытываемого в мужских объятиях. Она провела ладонью по груди, горячей и гладкой под тонкой тканью рубашки, затем, коснувшись твердых мужских сосков, погладила их подушечкой пальца, как когда-то делал Хантер с ней. Под пальцами ощущалось напряжение мышц. А он с еще большей силой и какой-то ожесточенностью впился в ее губы.
Наконец, оторвавшись от губ, он отпустил ее. Не отводя глаз от лица Линетт, он начал расстегивать пуговицы платья. От его прикосновений Линетт трепетала, вдруг стало очень жарко и показалось, что он занимается пуговицами целую вечность. Покончив с этим, они оба погрузились в пылающий огонь. Хантер опустил платье с ее плеч, и оно упало к ногам Линетт. Хантер смотрел на белоснежную грудь, на высокие, скрытые тончайшей белой сорочкой бугорки. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивались темные кружки сосков, которые у него на глазах увеличивались и набухали, возбуждая еще сильнее. Он протянул руку и развязал бретельки сорочки. Она белоснежным пятном упала поверх голубого платья. Он осматривал ее живот, ноги, кружевные белоснежные трусики, обтягивающие бедра.
— Ты очень красивая, — тяжело дыша, сказал Хантер, не отводя глаз от ее фигуры. Жар разрывал низ живота Линетт, бурлил где-то внутри, между ног. Она ждала его ласк.
Хантер поднял руку и накрыл ладонью одну грудь, пальцами слегка касаясь соска. В ответ на прикосновение сосок стал еще напряженнее, тверже и чувствительнее. Хантер нащупал застежку лифчика и, расстегнув, снял его совсем, глядя на обнаженную грудь, высокую, белую, с розоватыми кружками отвердевших сосков. Мужчина затаил дыхание, затем медленно, нежно, любовно принялся ласкать их. Линетт вся дрожала, чувствуя влагу между ног. Тело изнывало, ожидая прикосновений, и она непроизвольно подалась вперед, изгибаясь, инстинктивно двигая бедрами.
Он резко прижал ее к себе, до боли впившись снова в ее губы, поднял Линетт на руки, понес к кровати, затем осторожно опустил на подушки. В следующее мгновение он быстро сорвал с себя одежду, обнажая свое упругое, загорелое тело, готовое взять ее. Взгляд Линетт скользнул от мускулистой груди и сильных рук к плоскому животу и очевидному доказательству мужского желания. Когда она увидела возлюбленного обнаженным, губы ее сжались от страсти, а зовущее выражение лица еще больше распалило любовное влечение Хавдгера. Он наклонился и принялся целовать, постепенно соскальзывая губами вниз, по нежной коже шеи, по груди, и коснулся сосков. Со стоном обхватив ладонью грудь, он целовал то один, то другой сладостный бутон. Губы медленно двигались по упругим бугоркам, останавливаясь у напряженных сосков. Он брал их в губы и дразнил языком, пока они не превращались в острые, сладковато-болезненные бутоны. Язык его не переставал ласкать, отчего Линетт пронизывали острые иглы желания. Она стонала, сжимала ноги и извивалась.
Не выпуская из губ сосок, Хантер скользнул рукой к трусикам и дальше. Пальцы гладили через влажную ткань белья Линетт, которая затаила дыхание, зажав бедрами его руку. Он продолжал ласкать, пока ее бедра не стали импульсивно двигаться, то поднимаясь, то опускаясь. Избавляясь от ее туфель, Хантер швырнул их на пол, затем почти незаметно снял с Линетт трусики, чулки и пояс. Отбросив все это в сторону, он взглянул на уже ничем не прикрытое женское тело. Несколько мгновений любовался его красотой, а потом осторожно лег сверху.
Линетт видела обнаженное, сильное тело над собой, и по жилам разливался жар. Она положила руки ему на спину и притянула к себе, наслаждаясь удивительным ощущением прикосновения его покрытой жестковатым волосом кожи. Хантер замер. Ничего не говоря, он просто смотрел на нее блестящими глазами. Нежные руки гладили его ноги, все выше подбираясь к гладкому, жаркому животу, затем двигались вновь вниз и играли, обходя и не касаясь горячего напряженного центра. Он нагнулся, давая возможность ее пальцам ласкать мускулистую грудь, исследовать тело, дразнить и возбуждать его еще больше.
Он наклонил голову и взял в губы второй сосок. Возлюбленные гладили и ласкали тела друг друга жадно и неустанно. Он скользнул пальцами по влажным волоскам туда, где пульсировало женское естество Линетт, вырвав стон желания, потом нежно гладил ее атласную плоть. Линетт тихо стонала, изгибаясь. Он улыбнулся, довольный своей мужской властью над ней, находя пальцем спрятанную точку наивысшего сладострастия.
Губы его заскользили по телу, повторяя путь, только что проделанный руками. Руки Линетт упали, перестав ласкать Хантера, когда ее собственное тело томилось в вожделении. Она вцепилась пальцами в простыни, голова металась по подушке, и она стонала от непрестанно растущего в ней желания. Женщина замерла, скорее удивленная, чем обрадованная, когда губы коснулись ее самого интимного и недоступного места. Когда его язык начал нежно ласкать, она стала прерывисто дышать, потом застонала и закричала от переполнявшего ее чувственного удовольствия. Напряжение внутри все росло и росло, превращая ее в трепещущее пламя, пока, наконец, она не испытала горячий взрыв наслаждения. Откуда-то изнутри возникли волны страсти, сотрясающие тело и расплавляющие горячим пламенем. Тело судорожно вздрагивало, и она, полностью отдаваясь страсти, закричала.
Некоторое время Линетт, ошеломленная, лежала неподвижно, ослабевшая от разрывавшего на части ее тело сладострастия, затем, повернув голову, посмотрела на Хантера влажными глазами.
— О-о, Хантер…
Потом ее взгляд опустился на его все еще напряженный фаллос, и она удивленно снова подняла глаза на Хантера.
— О-о, — виновато выдохнула она, но ты… что…
— Не беспокойся, удовольствие от меня никуда не денется.
Он погладил ее по щеке.
— Но я была такой эгоистичной.
Она инстинктивно потянулась и обхватила пальцами фаллос. Хантер, закрыв глаза, тихо застонал.
— Нет. Поверь, любовь моя, я испытал огромное наслаждение, наблюдая, как ты подходишь к оргазму. Очень эгоистично, но я хотел бы, чтобы ты испытала это еще раз.
Он осторожно поглаживал пальцем сосок Линетт.
— А если ты сейчас еще раз потрогаешь меня там, я чувствую, что тоже получу наслаждение.
Линетт с готовностью взяла в руку фаллос. Видя, какую реакцию это вызывает в нем, она немного поимпровизировала, поглаживая и растирая, дразня его разгоряченную плоть, пока, наконец, он не остановил ее.
— Все, подожди. Я сейчас кончу, — прошептал он. Глаза его стали какими-то дикими. — Но вначале я снова хочу взять тебя.
Он скользнул пальцами между ног Линетт, которая удивленно поняла, что в ней опять поднимается горячее нетерпение. Наконец, он оказался между ее ног. Она подалась навстречу, принимая его в себя. Член был твердым и требовательным, он будто разрывал ее. От обволакивающего ощущения чего-то жаркого и плотного Хантер почти потерял чувство реальности.
— О Боже, мне так хорошо, — пробормотал он, медленно входя в нее, а потом почти полностью вынимая фаллос. Линетт что-то шептала, ничего не понимая, забывшись от удовольствия и счастья. Она двигала бедрами, поднималась ему навстречу, желая, чтобы он глубже и скорее вошел в нее. Но мужчина не спешил, продолжал свои замедленные плавные движения, дразня ее и себя, доводя почти до безумного оцепенения.
Но потом, больше не в силах выдержать это, Хантер стал двигаться быстрыми сильными толчками, разжигая их страсть все больше и больше, пока влюбленные одновременно не испытали белый горячий взрыв, потрясший их тела. Хантер судорожно вздрагивал, изливая в нее свое семя. Из его горла вырвался почти звериный крик. Линетт обвила его руками, крепко прижалась; ее сотрясали точно такие же судорожные толчки. Он притих, тяжело дыша у ее уха. — Я люблю тебя, — слабым голосом пробормотал он. — О Боже, Линетт, я все еще люблю тебя.
На следующее утро Хантера разбудили нежные, точно прикосновения крыльев бабочки, поцелуи. Он, улыбаясь, открыл глаза.
— Доброе утро.
Линетт, опершись на один локоть, радостно наклонилась над ним.
— Доброе утро. Ты хорошо спал?
Его ленивая улыбка выражала двойной смысл.
— Очень. А ты?
— Да. Вообще-то, мне показалось что это самый лучший сон за всю мою жизнь.
— Хорошо.
Голос Хантера был полон тайного значения, он обхватил ее за шею и притянул к себе. Последовал долгий поцелуй.
— Я думаю, мне может понравиться просыпаться вот так.
— Неужели? — Глаза Линетт заблестели, и она удивленно посмотрела на него.
— Да. — Он помолчал, а потом серьезно добавил: — Я хочу сказать, что то, что я говорил тебе ночью, действительно правда. Я люблю тебя.
На щеках Линетт выступил румянец.
— Значит, ты не жалеешь о том, что было? Как в прошлый раз?
— Нет, — решительно возразил он. Потом продолжил: — Я и в тот раз не жалел. Я просто очень испугался. Любовное влечение к тебе вернулось. Все, о чем я мог думать, это как защитить себя от новых страданий. Но ночью, держа тебя в своих объятиях, я понял, что у меня нет другого выхода. Если бы у меня не было тебя, то не было бы ничего в жизни. Что бы ни случилось, ничто не может быть хуже, чем жить без тебя.
Глаза Линетт блестели, она прижалась губами к его лбу.
— О-о, Хантер! Я так рада слышать от тебя это! Я так люблю тебя и никогда не перестану тебя любить.
Она замолчала, и ее глаза потемнели.
— Но что нам делать? Я все еще замужем.
— Ты потребуешь развод, — твердо сказал он. — Мне наплевать на скандал. А тебе?
— Нет, но… что, если я не получу развода? Бентон очень влиятельный человек. Я не уверена, что смогу доказать, что он украл моего ребенка. Мне кажется, у него есть… — она резко оборвала фразу, будто ей в голову внезапно пришла верная мысль. — Подожди. А… а импотенция, это достаточная причина для развода?
— Что? — Глаза Хантера округлились, и он сел в кровати. — Что ты говоришь? Ты имеешь в виду, что Бентон никогда…
Линетт, покраснев, отвела взгляд в сторону.
— Нет. Он пытался, но он никогда не мог закончить. Все было ужасно. Он приходил в мою спальню, дотрагивался до меня, ласкал меня.
Глаза Хантера потемнели от гнева, и он глухо спросил:
— Он причинял тебе боль?
Линетт покачала головой.
— Не совсем. Скорее всего, это было унизительно.
— Вот скотина! — презрительно выругался Хантер. Он протянул руку и погладил Линетт по щеке, потом приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза.
— Мне очень жаль, что он подвергал тебя такому унижению. Но, с другой стороны, я должен признаться, что рад, что он никогда не занимался с тобой любовью. О-о, Линетт…
Он обнял ее и крепко прижал к груди.
— Я так сильно тебя люблю. И я обещаю, что мы будем вместе. Как только мы вернем Джулию, мы поедем в Пайн-Крик и начнем бракоразводный процесс. Тебе даже не потребуется развод. По-моему, брак, в котором отсутствуют супружеские отношения, может считаться недействительным.
— Но как я смогу это доказать? Бентон никогда не признается в этом!
— Тогда мы придумаем что-нибудь еще.
— Твоя мать возненавидит меня за то, что я вовлекла тебя в такой скандал.
— Я не живу по подсказке матери. Кроме того, если этого я сам хочу, моя семья всегда будет на моей стороне. А в худшем случае, если тебе не удастся выпутаться из паучьих сетей замужества, мы убежим. Мы приедем сюда, в Техас, и начнем новую жизнь.
— А я останусь по закону женой этого ужасного человека?
— Если не будет никакого выхода, — твердо ответил Хантер. — Все это не имеет никакого значения для нас. Черт побери, Линетт, я не хочу еще раз терять тебя!
— Ах, Хантер, я тоже! Просто я боюсь принуждать тебя жить в грехе всю оставшуюся жизнь из-за моих ошибок!
— Твои «ошибки» были в такой же мере и моими. А жизнь вместе с тобой никак не может быть грехом. Это будет даже больше, чем рай. У нас будет семья — ты, я, наша дочь и Мэри Маргарет. В нашем доме будет больше любви и радости, чем во многих других семьях.
Он помолчал и вопросительно посмотрел на нее.
— Неужели ты не хочешь?
— Хочу! — воскликнула она, обхватив руками его за шею. — Да, очень! В любую минуту я согласна начать жить с тобой. Мне не нужно ничего больше. Только наша семья. В любом случае я буду твоей. В браке или вне брака! Все равно я буду любить тебя. У меня уже был брак без любви, и теперь я предпочитаю иметь любовь без брака. Не нужно, чтобы ты страдал.
— Хорошо. Если ты будешь со мной! — Он заглянул ей в глаза. — Ты — это все, чего я хочу.
Линетт улыбнулась и подставила для поцелуя губы.
— Если, действительно, так, почему бы тебе не доказать это?
Он засмеялся и упал назад, на подушки, увлекая за собой Линетт.
Глава 22
— Я не должен был бы этого делать, — прошептал он.
Линетт смотрела на него блестящими глазами.
— Нет, — тоже шепотом произнесла она, — должен. Мы не можем поступить по-другому.
У него вырвался какой-то непонятный звук — не то вздох, не то стон. Лицо Хантера приблизилось. Поцелуй был горячим и требовательным, губы с силой впились в нее, а руки крепко прижали к своему напряженному телу. Линетт ответила на поцелуй, губы ее были также горячи. Она почувствовала» что изголодалась по его телу, и поглощала аромат кожи, забывшись от наслаждения, испытываемого в мужских объятиях. Она провела ладонью по груди, горячей и гладкой под тонкой тканью рубашки, затем, коснувшись твердых мужских сосков, погладила их подушечкой пальца, как когда-то делал Хантер с ней. Под пальцами ощущалось напряжение мышц. А он с еще большей силой и какой-то ожесточенностью впился в ее губы.
Наконец, оторвавшись от губ, он отпустил ее. Не отводя глаз от лица Линетт, он начал расстегивать пуговицы платья. От его прикосновений Линетт трепетала, вдруг стало очень жарко и показалось, что он занимается пуговицами целую вечность. Покончив с этим, они оба погрузились в пылающий огонь. Хантер опустил платье с ее плеч, и оно упало к ногам Линетт. Хантер смотрел на белоснежную грудь, на высокие, скрытые тончайшей белой сорочкой бугорки. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивались темные кружки сосков, которые у него на глазах увеличивались и набухали, возбуждая еще сильнее. Он протянул руку и развязал бретельки сорочки. Она белоснежным пятном упала поверх голубого платья. Он осматривал ее живот, ноги, кружевные белоснежные трусики, обтягивающие бедра.
— Ты очень красивая, — тяжело дыша, сказал Хантер, не отводя глаз от ее фигуры. Жар разрывал низ живота Линетт, бурлил где-то внутри, между ног. Она ждала его ласк.
Хантер поднял руку и накрыл ладонью одну грудь, пальцами слегка касаясь соска. В ответ на прикосновение сосок стал еще напряженнее, тверже и чувствительнее. Хантер нащупал застежку лифчика и, расстегнув, снял его совсем, глядя на обнаженную грудь, высокую, белую, с розоватыми кружками отвердевших сосков. Мужчина затаил дыхание, затем медленно, нежно, любовно принялся ласкать их. Линетт вся дрожала, чувствуя влагу между ног. Тело изнывало, ожидая прикосновений, и она непроизвольно подалась вперед, изгибаясь, инстинктивно двигая бедрами.
Он резко прижал ее к себе, до боли впившись снова в ее губы, поднял Линетт на руки, понес к кровати, затем осторожно опустил на подушки. В следующее мгновение он быстро сорвал с себя одежду, обнажая свое упругое, загорелое тело, готовое взять ее. Взгляд Линетт скользнул от мускулистой груди и сильных рук к плоскому животу и очевидному доказательству мужского желания. Когда она увидела возлюбленного обнаженным, губы ее сжались от страсти, а зовущее выражение лица еще больше распалило любовное влечение Хавдгера. Он наклонился и принялся целовать, постепенно соскальзывая губами вниз, по нежной коже шеи, по груди, и коснулся сосков. Со стоном обхватив ладонью грудь, он целовал то один, то другой сладостный бутон. Губы медленно двигались по упругим бугоркам, останавливаясь у напряженных сосков. Он брал их в губы и дразнил языком, пока они не превращались в острые, сладковато-болезненные бутоны. Язык его не переставал ласкать, отчего Линетт пронизывали острые иглы желания. Она стонала, сжимала ноги и извивалась.
Не выпуская из губ сосок, Хантер скользнул рукой к трусикам и дальше. Пальцы гладили через влажную ткань белья Линетт, которая затаила дыхание, зажав бедрами его руку. Он продолжал ласкать, пока ее бедра не стали импульсивно двигаться, то поднимаясь, то опускаясь. Избавляясь от ее туфель, Хантер швырнул их на пол, затем почти незаметно снял с Линетт трусики, чулки и пояс. Отбросив все это в сторону, он взглянул на уже ничем не прикрытое женское тело. Несколько мгновений любовался его красотой, а потом осторожно лег сверху.
Линетт видела обнаженное, сильное тело над собой, и по жилам разливался жар. Она положила руки ему на спину и притянула к себе, наслаждаясь удивительным ощущением прикосновения его покрытой жестковатым волосом кожи. Хантер замер. Ничего не говоря, он просто смотрел на нее блестящими глазами. Нежные руки гладили его ноги, все выше подбираясь к гладкому, жаркому животу, затем двигались вновь вниз и играли, обходя и не касаясь горячего напряженного центра. Он нагнулся, давая возможность ее пальцам ласкать мускулистую грудь, исследовать тело, дразнить и возбуждать его еще больше.
Он наклонил голову и взял в губы второй сосок. Возлюбленные гладили и ласкали тела друг друга жадно и неустанно. Он скользнул пальцами по влажным волоскам туда, где пульсировало женское естество Линетт, вырвав стон желания, потом нежно гладил ее атласную плоть. Линетт тихо стонала, изгибаясь. Он улыбнулся, довольный своей мужской властью над ней, находя пальцем спрятанную точку наивысшего сладострастия.
Губы его заскользили по телу, повторяя путь, только что проделанный руками. Руки Линетт упали, перестав ласкать Хантера, когда ее собственное тело томилось в вожделении. Она вцепилась пальцами в простыни, голова металась по подушке, и она стонала от непрестанно растущего в ней желания. Женщина замерла, скорее удивленная, чем обрадованная, когда губы коснулись ее самого интимного и недоступного места. Когда его язык начал нежно ласкать, она стала прерывисто дышать, потом застонала и закричала от переполнявшего ее чувственного удовольствия. Напряжение внутри все росло и росло, превращая ее в трепещущее пламя, пока, наконец, она не испытала горячий взрыв наслаждения. Откуда-то изнутри возникли волны страсти, сотрясающие тело и расплавляющие горячим пламенем. Тело судорожно вздрагивало, и она, полностью отдаваясь страсти, закричала.
Некоторое время Линетт, ошеломленная, лежала неподвижно, ослабевшая от разрывавшего на части ее тело сладострастия, затем, повернув голову, посмотрела на Хантера влажными глазами.
— О-о, Хантер…
Потом ее взгляд опустился на его все еще напряженный фаллос, и она удивленно снова подняла глаза на Хантера.
— О-о, — виновато выдохнула она, но ты… что…
— Не беспокойся, удовольствие от меня никуда не денется.
Он погладил ее по щеке.
— Но я была такой эгоистичной.
Она инстинктивно потянулась и обхватила пальцами фаллос. Хантер, закрыв глаза, тихо застонал.
— Нет. Поверь, любовь моя, я испытал огромное наслаждение, наблюдая, как ты подходишь к оргазму. Очень эгоистично, но я хотел бы, чтобы ты испытала это еще раз.
Он осторожно поглаживал пальцем сосок Линетт.
— А если ты сейчас еще раз потрогаешь меня там, я чувствую, что тоже получу наслаждение.
Линетт с готовностью взяла в руку фаллос. Видя, какую реакцию это вызывает в нем, она немного поимпровизировала, поглаживая и растирая, дразня его разгоряченную плоть, пока, наконец, он не остановил ее.
— Все, подожди. Я сейчас кончу, — прошептал он. Глаза его стали какими-то дикими. — Но вначале я снова хочу взять тебя.
Он скользнул пальцами между ног Линетт, которая удивленно поняла, что в ней опять поднимается горячее нетерпение. Наконец, он оказался между ее ног. Она подалась навстречу, принимая его в себя. Член был твердым и требовательным, он будто разрывал ее. От обволакивающего ощущения чего-то жаркого и плотного Хантер почти потерял чувство реальности.
— О Боже, мне так хорошо, — пробормотал он, медленно входя в нее, а потом почти полностью вынимая фаллос. Линетт что-то шептала, ничего не понимая, забывшись от удовольствия и счастья. Она двигала бедрами, поднималась ему навстречу, желая, чтобы он глубже и скорее вошел в нее. Но мужчина не спешил, продолжал свои замедленные плавные движения, дразня ее и себя, доводя почти до безумного оцепенения.
Но потом, больше не в силах выдержать это, Хантер стал двигаться быстрыми сильными толчками, разжигая их страсть все больше и больше, пока влюбленные одновременно не испытали белый горячий взрыв, потрясший их тела. Хантер судорожно вздрагивал, изливая в нее свое семя. Из его горла вырвался почти звериный крик. Линетт обвила его руками, крепко прижалась; ее сотрясали точно такие же судорожные толчки. Он притих, тяжело дыша у ее уха. — Я люблю тебя, — слабым голосом пробормотал он. — О Боже, Линетт, я все еще люблю тебя.
На следующее утро Хантера разбудили нежные, точно прикосновения крыльев бабочки, поцелуи. Он, улыбаясь, открыл глаза.
— Доброе утро.
Линетт, опершись на один локоть, радостно наклонилась над ним.
— Доброе утро. Ты хорошо спал?
Его ленивая улыбка выражала двойной смысл.
— Очень. А ты?
— Да. Вообще-то, мне показалось что это самый лучший сон за всю мою жизнь.
— Хорошо.
Голос Хантера был полон тайного значения, он обхватил ее за шею и притянул к себе. Последовал долгий поцелуй.
— Я думаю, мне может понравиться просыпаться вот так.
— Неужели? — Глаза Линетт заблестели, и она удивленно посмотрела на него.
— Да. — Он помолчал, а потом серьезно добавил: — Я хочу сказать, что то, что я говорил тебе ночью, действительно правда. Я люблю тебя.
На щеках Линетт выступил румянец.
— Значит, ты не жалеешь о том, что было? Как в прошлый раз?
— Нет, — решительно возразил он. Потом продолжил: — Я и в тот раз не жалел. Я просто очень испугался. Любовное влечение к тебе вернулось. Все, о чем я мог думать, это как защитить себя от новых страданий. Но ночью, держа тебя в своих объятиях, я понял, что у меня нет другого выхода. Если бы у меня не было тебя, то не было бы ничего в жизни. Что бы ни случилось, ничто не может быть хуже, чем жить без тебя.
Глаза Линетт блестели, она прижалась губами к его лбу.
— О-о, Хантер! Я так рада слышать от тебя это! Я так люблю тебя и никогда не перестану тебя любить.
Она замолчала, и ее глаза потемнели.
— Но что нам делать? Я все еще замужем.
— Ты потребуешь развод, — твердо сказал он. — Мне наплевать на скандал. А тебе?
— Нет, но… что, если я не получу развода? Бентон очень влиятельный человек. Я не уверена, что смогу доказать, что он украл моего ребенка. Мне кажется, у него есть… — она резко оборвала фразу, будто ей в голову внезапно пришла верная мысль. — Подожди. А… а импотенция, это достаточная причина для развода?
— Что? — Глаза Хантера округлились, и он сел в кровати. — Что ты говоришь? Ты имеешь в виду, что Бентон никогда…
Линетт, покраснев, отвела взгляд в сторону.
— Нет. Он пытался, но он никогда не мог закончить. Все было ужасно. Он приходил в мою спальню, дотрагивался до меня, ласкал меня.
Глаза Хантера потемнели от гнева, и он глухо спросил:
— Он причинял тебе боль?
Линетт покачала головой.
— Не совсем. Скорее всего, это было унизительно.
— Вот скотина! — презрительно выругался Хантер. Он протянул руку и погладил Линетт по щеке, потом приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза.
— Мне очень жаль, что он подвергал тебя такому унижению. Но, с другой стороны, я должен признаться, что рад, что он никогда не занимался с тобой любовью. О-о, Линетт…
Он обнял ее и крепко прижал к груди.
— Я так сильно тебя люблю. И я обещаю, что мы будем вместе. Как только мы вернем Джулию, мы поедем в Пайн-Крик и начнем бракоразводный процесс. Тебе даже не потребуется развод. По-моему, брак, в котором отсутствуют супружеские отношения, может считаться недействительным.
— Но как я смогу это доказать? Бентон никогда не признается в этом!
— Тогда мы придумаем что-нибудь еще.
— Твоя мать возненавидит меня за то, что я вовлекла тебя в такой скандал.
— Я не живу по подсказке матери. Кроме того, если этого я сам хочу, моя семья всегда будет на моей стороне. А в худшем случае, если тебе не удастся выпутаться из паучьих сетей замужества, мы убежим. Мы приедем сюда, в Техас, и начнем новую жизнь.
— А я останусь по закону женой этого ужасного человека?
— Если не будет никакого выхода, — твердо ответил Хантер. — Все это не имеет никакого значения для нас. Черт побери, Линетт, я не хочу еще раз терять тебя!
— Ах, Хантер, я тоже! Просто я боюсь принуждать тебя жить в грехе всю оставшуюся жизнь из-за моих ошибок!
— Твои «ошибки» были в такой же мере и моими. А жизнь вместе с тобой никак не может быть грехом. Это будет даже больше, чем рай. У нас будет семья — ты, я, наша дочь и Мэри Маргарет. В нашем доме будет больше любви и радости, чем во многих других семьях.
Он помолчал и вопросительно посмотрел на нее.
— Неужели ты не хочешь?
— Хочу! — воскликнула она, обхватив руками его за шею. — Да, очень! В любую минуту я согласна начать жить с тобой. Мне не нужно ничего больше. Только наша семья. В любом случае я буду твоей. В браке или вне брака! Все равно я буду любить тебя. У меня уже был брак без любви, и теперь я предпочитаю иметь любовь без брака. Не нужно, чтобы ты страдал.
— Хорошо. Если ты будешь со мной! — Он заглянул ей в глаза. — Ты — это все, чего я хочу.
Линетт улыбнулась и подставила для поцелуя губы.
— Если, действительно, так, почему бы тебе не доказать это?
Он засмеялся и упал назад, на подушки, увлекая за собой Линетт.
Глава 22
Позже, этим же днем, Линетт, Хантер и Мэри Маргарет сели в дилижанс, оставалось преодолеть последний переезд. Вечером они прибыли в Сан-Антонио, где задержались на двое суток, пока Хантер организовывал все необходимое для их поездки на север, во Фредериксберг. После долгого и утомительного путешествия в дилижансе провести время в уютной гостинице было просто наслаждением. Единственное неудобство сейчас состояло в том, что Мэри Маргарет ночевала с ними в одной комнате. Линетт с Хантером не могли заняться любовью. Но зато теперь их сексуальное влечение друг к другу стало более волнующим, а не болезненным, как раньше. Они знали, что у них еще будет возможность вновь отдаться друг другу и удовлетворить свое ненасытное желание.
Но последующие дни Линетт чувствовала себя как на иголках, приближаясь к моменту возможной встречи с дочерью, теперь ставшей уже близкой реальностью. Несмотря на усталость от их длительной дороги, она не могла вынести сколько-нибудь продолжительного отдыха и рвалась вперед, не в силах даже отдыхать, зная, что ее дочь, может быть, совсем рядом.
Мэри Маргарет наблюдала за вышагивающей по комнате Линетт, томившейся в ожидании Хантера, который должен был нанять лошадей для дальнейшего пути. Девочка спокойно спросила вдруг:
— Вы и на самом деле так взволнованы поисками этой девочки, да?
Линетт повернулась и натянуто улыбнулась.
— Моей дочери? О-о, да. Конечно, взволнована.
— А вы уверены, что это именно та девочка? — Мэри Маргарет пристально посмотрела ей в лицо.
В глазах Линетт промелькнул страх, но она быстро подавила его.
— Должно быть, она. Ее принесли в приют как раз на следующий день после рождения моей дочери, и в тот самый приют, куда ее отдала Луиза. Это она. Луиза была слишком напугана, чтобы соврать. — Линетт решительно кивнула. — Я уверена, что, когда мы туда приедем, мы это увидим. Я почувствую. Я узнаю собственную дочь.
— О-о, да. Думаю, вы и вправду узнаете. «Зов крови» — это мне однажды сказала одна из подружек отца.
— Да. Верно. Должно быть, так. — Линетт посмотрела в окно, выглядывая Хантера, и не заметила, как погрустнело личико Мэри Маргарет. Когда она снова повернулась, девочка придала лицу свое обычное, веселое выражение.
Хантер вернулся с лошадьми и со всем необходимым для дороги. Он также добыл план, где указывалось, как добраться до немецкого поселения, которое они ищут. На следующее утро все трое отправились в путь верхом.
На этой же улице, через дорогу, за углом здания, напротив, стоял мужчина и пристально наблюдал за гостиницей. Шляпа была низко надвинута на глаза, а воротник пальто поднят. Увидев, что Хантер и Линетт седлают лошадей, он подошел к дереву, где была привязана его собственная лошадь, отвязал ее и оседлал. Он не спеша поехал за троицей по улицам города, держась от них на значительном расстоянии. Когда же они выехали из города, незнакомец приотстал, потом совсем потерял их из виду. Но теперь это было не важно, они выехали на дорогу, ведущую во Фредериксберг. Он знал точно, куда они направляются. Самое главное то, что его никто не заметил.
Позже, к вечеру, трое путешественников прибыли во Фредериксберг. Расспросив нескольких человек, они быстро нашли дом Шереров. Он находился в противоположном конце города. Такой аккуратный маленький домик. Его каменные стены были покрашены в белый цвет, но ставни черные, недавно обновленные. Низкий железный заборчик окружал внутренний дворик. Какая-то девочка там играла. Нагнувшись, она что-то чертила палкой на земле, а услышав топот подъехавших лошадей, с любопытством повернулась в их сторону. Когда Хантер, Линетт и Мэри Маргарет остановились у калитки, она пошла им навстречу.
Линетт, не ожидая, пока Хантер подаст ей руку, спрыгнула с коня. Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Девочка, идущая навстречу, могла быть только той, которую они искали. Ее дочерью!
Хантер взял из рук Линетт поводья, но она даже не заметила. Взволнованная женщина не обратила внимания, как Хантер снял с лошади Мэри Маргарет и привязал коней к забору. Она не видела ничего и никого, кроме девочки, стоящей у калитки и с интересом разглядывающей гостей.
Лицо маленькой незнакомки обрамляли черные волосы, заплетенные в аккуратные косички, лежащие на спине. Она была худенькой, а личико — овальной формы, с очень красиво очерченными носом и губами. Большие ярко-голубые глаза смотрели на них. Линетт стояла и рассматривала девочку, создавалось впечатление, что она увидела себя ребенком. И если бы у их дочери вместо черных волос Хантера волосы были бы рыжевато-золотистые и отсутствовал упрямый тирреловский подбородок, она выглядела бы точной копией Линетт. Ее черты лица удивительно точно соединяли в себе черты Линетт и Хантера. Поиски, наконец, завершились. Перед ними стояла их дочь. Их Джулия!
Линетт с трудом могла дышать, испытывая одновременно испуг, волнение и счастье. Будто бы потеряв дар речи, она взглянула на Хантера, тот тоже смотрел на девочку, а почувствовав взгляд Линетт, повернулся к ней. Их глаза на мгновение встретились. Почувствовав как бы физическое соприкосновение, они соединились, стали единым целым друг с другом и с ребенком. В глазах Линетт стояли слезы. Она никогда не испытывала такой острой, почти болезненной любви к Хантеру и к этой малютке, которую совсем не знала и в то же время знала, как свое собственное сердце.
— Здравствуйте, — произнесла девочка, так как никто не начинал говорить. — Кто вы?
— Я — Хантер Тиррел, — ответил Хантер тихим и необычно неуверенным голосом. — Я… А это Линетт Сандерс, то есть, Конвей.
Он слегка покраснел и бросил извиняющийся взгляд на Линетт.
— А я Мэри Маргарет Кинан, — сказала Мэри Маргарет, выходя из-за спины Хантера и становясь рядом с девочкой, которую внимательно разглядывала, а потом повернулась к взрослым.
Линетт заметила ее взгляд: смесь счастья, боли и страха, который, правда, быстро исчез. Впервые Линетт поняла, какие противоречивые эмоции испытывает Мэри Маргарет. Она, должно быть, волнуется: что ждет ее, когда Хантер и Линетт вернут свою собственную дочь? Сердце Линетт сжалось от жалости к бедному ребенку, и захотелось заверить ее, что они все так же дорожат и ею, Мэри Маргарет. Но сейчас было не время и не место для таких объяснений.
— Твои мама и папа дома? — спросил девочку Хантер.
Она вежливо кивнула и показала рукой, чтобы они следовали за ней.
— Пойдемте, я позову их.
В голосе ее слышался небольшой акцент. Все трое направились за ней к дому. В это время на крыльцо вышла женщина, улыбаясь и вытирая мокрые руки о передник.
— Гуттен таг, — весело поздоровалась она. — Здравствуйте.
Она говорила с сильным немецким акцентом.
— Я — фрау Шерер. Входите, пожалуйста. Предстала невысокая полная женщина, круглолицая, розовощекая. Видимо, она только что работала на жаркой кухне. Черты ее лица были простые, даже некрасивые, но веселая улыбка придавала ей очарование.
— Вы хотите увидеть герра Шерера? — спросила она. — Кузнеца, да?
— Нет… честно говоря, мы хотели бы переговорить с вами обоими, с вашим мужем и вами, — сказал Хантер, снимая шляпу и входя за женщиной в дом. Ему пришлось нагнуться перед низким входом.
Миссис Шерер поколебалась и с любопытством оглянулась на них.
— А-а, да, присаживайтесь, а я схожу за мужем.
Она указала на маленькую гостиную, чистую и опрятную, и исчезла где-то в дальних комнатах дома. Они слышали ее высокий голос, зовущий мужа по-немецки, и густой мужской говор откуда-то из глубины дома.
Хантер и Линетт присели на диван в гостиной. Джулия пошла следом и остановилась около Линетт. Мэри Маргарет задержалась у дверей, переводя взгляд с Хантера на Линетт, а с Линетт на их дочь.
— Вы красивая, — просто сказала девочка Линетт. Потом добавила: — Не такая, конечно, как моя мама, но… очень симпатичная.
Это было забавно. Ни один посторонний человек никогда бы не стал сравнивать толстоватую некрасивую немку с Линетт. Но девочка говорила как дочь миссис Шерер, воспринимая ее любящими глазами. И именно любовь ее родной дочери к другой женщине пронзила сердце Линетт болью.
Через несколько минут в гостиную вошла миссис Шерер с подносом в руках.
— Муж сейчас придет, — весело объявила она, ставя поднос на стол. — Вы, должно быть, хотите чего-нибудь перекусить, да? По-моему, вы прибыли издалека?
— Из Сан-Антонио, — ответил ей Хантер. Он посмотрел на маленькую девочку. — У вас очень хорошенькая дочь, фрау Шерер.
Женщина улыбнулась.
— Ах, герр, спасибо. Она такая… радость для нас. Джованна, поздоровайся с добрыми джентльменом и леди.
— Добрый день, сэр… мэм, — послушно сказала Джованна и сделала реверанс.
— У вас тоже дочь, да? — спросила миссис Шерер, указывая на Мэри Маргарет, стоящую у дверей. — Иди сюда, девочка, возьми что-нибудь.
— Нет, спасибо, мэм.
Мэри Маргарет покачала головой. Но не бросилась немедленно к еде, как обычно. Она казалась почти робкой.
В этот момент в комнату вошел мистер Шерер. Как и его жена, он выглядел невысоким и грузным. Плечи и руки были мускулистыми и непропорциональными по отношению ко всей фигуре. Линетт вспомнила, что его жена упоминала, будто он кузнец, человек, который использует мышцы верхней половины туловища намного чаще. Он представился и, взяв тарелку, которую ему протянула жена, сел на скамейку. Этот неразговорчивый человек молча ел и смотрел на гостей, в то время как его жена, не переставая, щебетала о погоде и о дороге из Сан-Антонио.
Наконец мистер Шерер спросил:
— Герта сказала, что вы хотели меня видеть?
— Да. Вас обоих.
Хантер перевел дыхание. Посмотрев на Линетт, он начал:
— У меня и у Линетт есть дочь. Не Мэри Маргарет, а другая девочка, которой сейчас девять лет.
— Нашей Джованне как раз столько же! — весело воскликнула миссис Шерер. Муж ее озабоченно нахмурился.
— Это верно. По сути дела, поэтому мы и здесь. Видите ли… Произошла ужасная вещь.
Миссис Шерер схватилась за сердце, а на лице появилось сочувствующее выражение.
— Нет! Она умерла?
— Нет. Моя… Линетт думала, что она умерла. После родов Линетт постигла серьезная болезнь. Меня не было, я был на войне и не мог помочь или защитить ее. Ей пришлось давать жизнь нашему ребенку в доме у чужих, которые оказались к тому же очень страшными людьми. Они забрали ребенка, а Линетт сказали, что девочка умерла.
— Нет!
Миссис Шерер в волнении округлила глаза. Она посмотрела на Линетт, и та кивнула.
— Это правда. Я очень болела и какое-то время вообще ничего не соображала. Я не знала, что произошло, поэтому поверила, когда мне сказали, что ребенок родился мертвым.
— Ах, бедняжка. Я не знаю, что бы я делала без нашей Джованны.
Почувствовав в голосе миссис Шерер теплоту и любовь, Джованна подошла к ней и стала рядом. Немка улыбнулась девочке, в глазах ее светилась любовь. Она одной рукой обняла девочку за талию и притянула к себе. На секунду она прижалась щекой к ладони Джованны.
Наблюдая за ними, Линетт почувствовала, как к горлу подступил комок. Это ее дочь, она знала наверняка. И она, Линетт, должна была сейчас сидеть рядом с ней, а не миссис Шерер. Вспомнились годы, когда она страдала и скорбела по дочери. Она подумала о любви, общих радостях и неудачах, которых она не разделила со своим ребенком. А вот миссис Шерер все это имела. Как несправедливо! Так жестоко!
Но последующие дни Линетт чувствовала себя как на иголках, приближаясь к моменту возможной встречи с дочерью, теперь ставшей уже близкой реальностью. Несмотря на усталость от их длительной дороги, она не могла вынести сколько-нибудь продолжительного отдыха и рвалась вперед, не в силах даже отдыхать, зная, что ее дочь, может быть, совсем рядом.
Мэри Маргарет наблюдала за вышагивающей по комнате Линетт, томившейся в ожидании Хантера, который должен был нанять лошадей для дальнейшего пути. Девочка спокойно спросила вдруг:
— Вы и на самом деле так взволнованы поисками этой девочки, да?
Линетт повернулась и натянуто улыбнулась.
— Моей дочери? О-о, да. Конечно, взволнована.
— А вы уверены, что это именно та девочка? — Мэри Маргарет пристально посмотрела ей в лицо.
В глазах Линетт промелькнул страх, но она быстро подавила его.
— Должно быть, она. Ее принесли в приют как раз на следующий день после рождения моей дочери, и в тот самый приют, куда ее отдала Луиза. Это она. Луиза была слишком напугана, чтобы соврать. — Линетт решительно кивнула. — Я уверена, что, когда мы туда приедем, мы это увидим. Я почувствую. Я узнаю собственную дочь.
— О-о, да. Думаю, вы и вправду узнаете. «Зов крови» — это мне однажды сказала одна из подружек отца.
— Да. Верно. Должно быть, так. — Линетт посмотрела в окно, выглядывая Хантера, и не заметила, как погрустнело личико Мэри Маргарет. Когда она снова повернулась, девочка придала лицу свое обычное, веселое выражение.
Хантер вернулся с лошадьми и со всем необходимым для дороги. Он также добыл план, где указывалось, как добраться до немецкого поселения, которое они ищут. На следующее утро все трое отправились в путь верхом.
На этой же улице, через дорогу, за углом здания, напротив, стоял мужчина и пристально наблюдал за гостиницей. Шляпа была низко надвинута на глаза, а воротник пальто поднят. Увидев, что Хантер и Линетт седлают лошадей, он подошел к дереву, где была привязана его собственная лошадь, отвязал ее и оседлал. Он не спеша поехал за троицей по улицам города, держась от них на значительном расстоянии. Когда же они выехали из города, незнакомец приотстал, потом совсем потерял их из виду. Но теперь это было не важно, они выехали на дорогу, ведущую во Фредериксберг. Он знал точно, куда они направляются. Самое главное то, что его никто не заметил.
Позже, к вечеру, трое путешественников прибыли во Фредериксберг. Расспросив нескольких человек, они быстро нашли дом Шереров. Он находился в противоположном конце города. Такой аккуратный маленький домик. Его каменные стены были покрашены в белый цвет, но ставни черные, недавно обновленные. Низкий железный заборчик окружал внутренний дворик. Какая-то девочка там играла. Нагнувшись, она что-то чертила палкой на земле, а услышав топот подъехавших лошадей, с любопытством повернулась в их сторону. Когда Хантер, Линетт и Мэри Маргарет остановились у калитки, она пошла им навстречу.
Линетт, не ожидая, пока Хантер подаст ей руку, спрыгнула с коня. Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Девочка, идущая навстречу, могла быть только той, которую они искали. Ее дочерью!
Хантер взял из рук Линетт поводья, но она даже не заметила. Взволнованная женщина не обратила внимания, как Хантер снял с лошади Мэри Маргарет и привязал коней к забору. Она не видела ничего и никого, кроме девочки, стоящей у калитки и с интересом разглядывающей гостей.
Лицо маленькой незнакомки обрамляли черные волосы, заплетенные в аккуратные косички, лежащие на спине. Она была худенькой, а личико — овальной формы, с очень красиво очерченными носом и губами. Большие ярко-голубые глаза смотрели на них. Линетт стояла и рассматривала девочку, создавалось впечатление, что она увидела себя ребенком. И если бы у их дочери вместо черных волос Хантера волосы были бы рыжевато-золотистые и отсутствовал упрямый тирреловский подбородок, она выглядела бы точной копией Линетт. Ее черты лица удивительно точно соединяли в себе черты Линетт и Хантера. Поиски, наконец, завершились. Перед ними стояла их дочь. Их Джулия!
Линетт с трудом могла дышать, испытывая одновременно испуг, волнение и счастье. Будто бы потеряв дар речи, она взглянула на Хантера, тот тоже смотрел на девочку, а почувствовав взгляд Линетт, повернулся к ней. Их глаза на мгновение встретились. Почувствовав как бы физическое соприкосновение, они соединились, стали единым целым друг с другом и с ребенком. В глазах Линетт стояли слезы. Она никогда не испытывала такой острой, почти болезненной любви к Хантеру и к этой малютке, которую совсем не знала и в то же время знала, как свое собственное сердце.
— Здравствуйте, — произнесла девочка, так как никто не начинал говорить. — Кто вы?
— Я — Хантер Тиррел, — ответил Хантер тихим и необычно неуверенным голосом. — Я… А это Линетт Сандерс, то есть, Конвей.
Он слегка покраснел и бросил извиняющийся взгляд на Линетт.
— А я Мэри Маргарет Кинан, — сказала Мэри Маргарет, выходя из-за спины Хантера и становясь рядом с девочкой, которую внимательно разглядывала, а потом повернулась к взрослым.
Линетт заметила ее взгляд: смесь счастья, боли и страха, который, правда, быстро исчез. Впервые Линетт поняла, какие противоречивые эмоции испытывает Мэри Маргарет. Она, должно быть, волнуется: что ждет ее, когда Хантер и Линетт вернут свою собственную дочь? Сердце Линетт сжалось от жалости к бедному ребенку, и захотелось заверить ее, что они все так же дорожат и ею, Мэри Маргарет. Но сейчас было не время и не место для таких объяснений.
— Твои мама и папа дома? — спросил девочку Хантер.
Она вежливо кивнула и показала рукой, чтобы они следовали за ней.
— Пойдемте, я позову их.
В голосе ее слышался небольшой акцент. Все трое направились за ней к дому. В это время на крыльцо вышла женщина, улыбаясь и вытирая мокрые руки о передник.
— Гуттен таг, — весело поздоровалась она. — Здравствуйте.
Она говорила с сильным немецким акцентом.
— Я — фрау Шерер. Входите, пожалуйста. Предстала невысокая полная женщина, круглолицая, розовощекая. Видимо, она только что работала на жаркой кухне. Черты ее лица были простые, даже некрасивые, но веселая улыбка придавала ей очарование.
— Вы хотите увидеть герра Шерера? — спросила она. — Кузнеца, да?
— Нет… честно говоря, мы хотели бы переговорить с вами обоими, с вашим мужем и вами, — сказал Хантер, снимая шляпу и входя за женщиной в дом. Ему пришлось нагнуться перед низким входом.
Миссис Шерер поколебалась и с любопытством оглянулась на них.
— А-а, да, присаживайтесь, а я схожу за мужем.
Она указала на маленькую гостиную, чистую и опрятную, и исчезла где-то в дальних комнатах дома. Они слышали ее высокий голос, зовущий мужа по-немецки, и густой мужской говор откуда-то из глубины дома.
Хантер и Линетт присели на диван в гостиной. Джулия пошла следом и остановилась около Линетт. Мэри Маргарет задержалась у дверей, переводя взгляд с Хантера на Линетт, а с Линетт на их дочь.
— Вы красивая, — просто сказала девочка Линетт. Потом добавила: — Не такая, конечно, как моя мама, но… очень симпатичная.
Это было забавно. Ни один посторонний человек никогда бы не стал сравнивать толстоватую некрасивую немку с Линетт. Но девочка говорила как дочь миссис Шерер, воспринимая ее любящими глазами. И именно любовь ее родной дочери к другой женщине пронзила сердце Линетт болью.
Через несколько минут в гостиную вошла миссис Шерер с подносом в руках.
— Муж сейчас придет, — весело объявила она, ставя поднос на стол. — Вы, должно быть, хотите чего-нибудь перекусить, да? По-моему, вы прибыли издалека?
— Из Сан-Антонио, — ответил ей Хантер. Он посмотрел на маленькую девочку. — У вас очень хорошенькая дочь, фрау Шерер.
Женщина улыбнулась.
— Ах, герр, спасибо. Она такая… радость для нас. Джованна, поздоровайся с добрыми джентльменом и леди.
— Добрый день, сэр… мэм, — послушно сказала Джованна и сделала реверанс.
— У вас тоже дочь, да? — спросила миссис Шерер, указывая на Мэри Маргарет, стоящую у дверей. — Иди сюда, девочка, возьми что-нибудь.
— Нет, спасибо, мэм.
Мэри Маргарет покачала головой. Но не бросилась немедленно к еде, как обычно. Она казалась почти робкой.
В этот момент в комнату вошел мистер Шерер. Как и его жена, он выглядел невысоким и грузным. Плечи и руки были мускулистыми и непропорциональными по отношению ко всей фигуре. Линетт вспомнила, что его жена упоминала, будто он кузнец, человек, который использует мышцы верхней половины туловища намного чаще. Он представился и, взяв тарелку, которую ему протянула жена, сел на скамейку. Этот неразговорчивый человек молча ел и смотрел на гостей, в то время как его жена, не переставая, щебетала о погоде и о дороге из Сан-Антонио.
Наконец мистер Шерер спросил:
— Герта сказала, что вы хотели меня видеть?
— Да. Вас обоих.
Хантер перевел дыхание. Посмотрев на Линетт, он начал:
— У меня и у Линетт есть дочь. Не Мэри Маргарет, а другая девочка, которой сейчас девять лет.
— Нашей Джованне как раз столько же! — весело воскликнула миссис Шерер. Муж ее озабоченно нахмурился.
— Это верно. По сути дела, поэтому мы и здесь. Видите ли… Произошла ужасная вещь.
Миссис Шерер схватилась за сердце, а на лице появилось сочувствующее выражение.
— Нет! Она умерла?
— Нет. Моя… Линетт думала, что она умерла. После родов Линетт постигла серьезная болезнь. Меня не было, я был на войне и не мог помочь или защитить ее. Ей пришлось давать жизнь нашему ребенку в доме у чужих, которые оказались к тому же очень страшными людьми. Они забрали ребенка, а Линетт сказали, что девочка умерла.
— Нет!
Миссис Шерер в волнении округлила глаза. Она посмотрела на Линетт, и та кивнула.
— Это правда. Я очень болела и какое-то время вообще ничего не соображала. Я не знала, что произошло, поэтому поверила, когда мне сказали, что ребенок родился мертвым.
— Ах, бедняжка. Я не знаю, что бы я делала без нашей Джованны.
Почувствовав в голосе миссис Шерер теплоту и любовь, Джованна подошла к ней и стала рядом. Немка улыбнулась девочке, в глазах ее светилась любовь. Она одной рукой обняла девочку за талию и притянула к себе. На секунду она прижалась щекой к ладони Джованны.
Наблюдая за ними, Линетт почувствовала, как к горлу подступил комок. Это ее дочь, она знала наверняка. И она, Линетт, должна была сейчас сидеть рядом с ней, а не миссис Шерер. Вспомнились годы, когда она страдала и скорбела по дочери. Она подумала о любви, общих радостях и неудачах, которых она не разделила со своим ребенком. А вот миссис Шерер все это имела. Как несправедливо! Так жестоко!