Он повернулся, тяжело поднялся наверх. Хасан спросил его:
   — Что случилось?
   — Одновременная атака сверху и снизу. Исход тот же, что и здесь… Слушайте, спросите у этого парня, есть ли тут заключенные.
   Хасан схватил указанного человека за волосы и заставил встать. Он задал ему вопрос на арабском.
   Тот ответил резкими гортанными звуками и энергичными знаками отрицания.
   — Он утверждает, что нет, — перевел Хасан, — что, если я его немного побью?
   — Давайте. Я могу вам помочь, если хотите.
   В следующую секунду он понял, что это не нужно.
   Хасан стиснул пальцы пленника и одновременно сунул свою руку под подбородок; он стал бить его голову о перегородку, и эта операция длилась секунд пятнадцать, так что Франсис боялся увидеть источник информации совершенно выведенным из строя.
   — У них крепкие головы, — успокоил его турок. — Точь-в-точь как у нас.
   Он мстительно повторил свой вопрос, Шатаясь, схватившись обеими руками за раненую ногу, араб что-то простонал в ответ.
   — Был всего один… и его перевели в Багдад — сказал Хасан Коплану.
   — Белый или мусульманин?
   После обмена репликами Хасан сообщил ему:
   — Кажется, белый.
   Значит, если этот тип не врал, д'Эпенуа в Мосуле больше не было. А Халид, метрдотель, куда он делся?
   Коплан попытался это узнать, но араб только кричал, что он ничего не знает.
   Подавленный, Коплан положил конец допросу.
   — Оставьте, — сказал он Хасану. — Мы свяжем всех этих типов и обыщем дом. Возможно, мы найдем интересный документ.
   Чтобы облегчить себе задачу, Хасан обрушил удар дубинки на голову последнего уцелевшего, потом помог Коплану развязать веревки, стягивавшие раненых, и привязал их одного к другому, запястье к лодыжке.
   Когда все было кончено, они спустились по лестнице, подобрали спящего, по-прежнему неподвижного, унесли его на первый этаж. Тефвик, ворча, связывал вторую партию арабов.
   — Где шеф? — спросил Хасан.
   — В погребе.
   — Как туда пройти?
   Тефвику не пришлось ответить, потому что Тархан насвистывал вызов.
   Коплан и Хасан заметили открытую дверь, откуда шел звук, прошли в нее, спустились по каменным ступеням винтовой лестницы.
   Затем они прошли через первый сводчатый погреб, занятый ящиками, связками листовок, стойками для винтовок, и попали во второе помещение, чем-то напоминающее то, где временно жил Фабиани: настоящий радиоузел с коротковолновым передатчиком, шкаф с документами, кушетки.
   Но Тархан был еще дальше, в довольно большом помещении, совершенно пустом. Турок стоял на коленях и разглядывал что-то на полу.
   Коплан и Хасан приблизились и увидели труп мужчины с перерезанным горлом.

Глава X

   — Кто это? — прошептал Хасан, наклонившись над трупом.
   Тархан пожал плечами.
   — При нем нет документов. Ничего, что позволило бы его опознать.
   Коплан тоже посмотрел в лицо убитого, искаженное ужасной гримасой. Это, очевидно, был иракец. Полицейский, может быть.
   — Политический противник, которого они ликвидировали? — предположил Тархан. — Этого несчастного, должно быть, казнили вчера, во второй половине дня, если судить по степени его окоченения. Смерть наступила примерно часов двенадцать назад.
   Он тяжело поднялся.
   — Для него уже ничего нельзя сделать. Поспешим собрать все, что может быть интересно. Меньше чем через час рассветет.
   Коплан вывернул окровавленный воротничок мертвого и проверил, есть ли на рубашке инициалы. Ничего. Он прошел в соседнее помещение, где турки уже принялись за работу, собирая бумаги, лежавшие в шкафу.
   Не видя другого, что можно обыскать, Коплан подошел к радиопередатчику. Он отметил, что шкала приема установлена на частоту двадцати четырех мегагерц, и стал осматривать, нет ли в комнате тайника, сейфа, спрятанного в стене или за отодвигающимися панно.
   Пока он простукивал стены, прислушиваясь к звуку, он вспомнил, что сигнал тревоги раздался, когда они открывали дверь на третьем этаже. Не означало ли это, что главные документы лежат наверху?
   Он поделился своей мыслью с турками, и те согласились с ним, тем более что они не нашли до сих пор ничего интересного.
   Проходя через арсенал, они захватили несколько листовок, бросили взгляд на оружие и закрытые ящики. Оружие было с британскими клеймами, что заставило вздрогнуть Хасана и Франсиса.
   — Неудивительно, — буркнул Тархан. — Большая часть вооружения в этой стране была поставлена англичанами. Эти винтовки, несомненно, были похищены из военного арсенала.
   Закрытые ящики пришли из Болгарии.
   Трое мужчин поднялись. Тефвик по-прежнему охранял коридор. Раненые, привязанные один к другому, начинали шевелиться.
   — Постарайтесь узнать, кто тот мертвый, которого мы нашли в подвале, — сказал Тархан своему подчиненному. — Один из этих типов должен знать.
   Деревянная лестница заскрипела под его ногами. Коплан и Хасан пошли следом за ним.
   Наверху, в комнате, оборудованной под зал заседаний, они приступили к детальному обыску. Мебель, пол, стены и потолок были осмотрены методично и быстро.
   Вдруг Хасан сказал:
   — Не ищите больше. Вот тайник.
   Он только что нашел в полу, под ковром, маленький люк и извлек на свет разноцветные папки. Коплан и Тархан осмотрели то, что он складывал возле себя: шкатулку с висячим замком, три пистолета, обоймы.
   Хорошенько ощупав углубление, чтобы убедиться, что оно полностью опустело, Хасан встал и отряхнулся.
   — Они не слишком трудились, чтобы спрятать свои документы, — заметил он. — Рассчитывали на систему сигнализации, по-видимому.
   — Уходим, — скомандовал Тархан, стараясь оценить добычу. — Хасан, у вас есть пара зажигательных карандашей?
   — Конечно.
   — Установите один на восемь минут и бросьте на кровать, там. Потом еще один на ковер на втором этаже. Если полиция приедет, она заберет этих субъектов. Если нет…
   Он беззаботно махнул рукой, прежде чем взяться за перила.
   Коплан с несколькими досье под мышкой последовал за ним.
   Эта вылазка, несомненно, окажется результативной и сообщит немало интересного о готовящемся восстании. Но где его коллеги?
   Через несколько секунд он покинул дом вместе с тремя турками. Улочка была такой же спокойной и тихой, как час назад.
   Небо светлело. Купола мечетей становились нежно-розовыми. Только в стороне Атгир-стрит небо было затянуто облаком черного дыма.
   Сидя вместе с Копланом в своем кабинете, Тархан начал разбирать захваченные документы. Они были написаны по-арабски, и французский агент, дрожа от нетерпения, должен был ждать некоторое время, пока Тархан сообщит ему, что там написано.
   Тархан несколько раз удовлетворенно пощелкал языком, и это еще усилило любопытство Коплана, который спрашивал себя, все ли скажет ему турок.
   Не выдержав, он нарушил молчание:
   — Ну что? Никакого намека о моих соотечественниках? Тархан хотел ответить, но в дверь постучали. Вошел Тефвик.
   — Простите, патрон… Я забыл вам сказать. Мертвец в погребе — это некий Халид Рашир…
   Коплан понял имя.
   — Что? — рявкнул он. — Халид Рашир! Один из наших агентов! Что сказал Тефвик?
   — Что человек с перерезанным горлом — это он, — сказал Тархан, помрачнев.
   — Они его убили, — прошептал Коплан. — Это не стыкуется с тем, что утверждает Мухтар. И сделали они это вчера.
   Он остановился, посмотрел Тархана.
   — Если им больше не нужны заложники, значит, революция вот-вот начнется и они уверены, что возьмут верх, — заключил он. — Господи! Остальные тоже в смертельной опасности!
   Турок отпустил Тефвика, потом сказал:
   — Его могли убить по особой причине, как предателя, за сотрудничество с западной разведкой, например. Это не обязательно означает, что других ваших агентов ждет та же участь.
   — Однако этого можно опасаться. Надо действовать быстро, Тархан. В этих бумагах есть указания? Хоть какая-нибудь нить?
   — Пока нет, — ответил Тархан. — Это детальные инструкции для дня «Д»: выступление толпы и армии, перечисление стратегических пунктов, которые надо занять в городе, список лиц, подлежащих уничтожению в самом начале бунта, перечень домов для разграбления, место, где должно произойти соединение с батальоном пятьдесят второго пехотного полка и так далее. Но я не вижу никакого адреса, никаких сведений о местонахождении других станций и главного штаба.
   Коплан настаивал:
   — Ни одного упоминания о месте в Багдаде? Тархан медленно покачал головой:
   — Нет даже ни одного имени. Если довериться моему профессиональному опыту, все это разработано египетскими подстрекателями. Это точное повторение того, что произошло в Сирии. Кроме того, некоторые выражения, использованные в текстах, типично египетские. Я бы не удивился, если бы в этой шкатулке лежали деньги того же происхождения.
   Он похлопал по запертому ящичку.
   — Сбейте замок, — предложил Коплан.
   С помощью медной линейки он помог турку сорвать скобы. Дерево хрустнуло, одна из застежек раскрылась. Крышку подняли: под ней лежали стянутые резинками пачки банковских билетов, подтверждая предположения Тархана.
   — Вот видите, — сказал он, извлекая их, чтобы осмотреть шкатулку до конца. — Фунты… тысячи фунтов… Каир не скупится на расходы.
   Разочарованный Коплан бросил пачку на стол.
   — Нам остается только один способ: генерал Мухтар. Он должен знать командный пункт революционеров.
   — Он предпочтет быть изрубленным на куски, чем открыть эту тайну.
   — Посмотрим… Вы не прикажете привести его? Турок нажал кнопку звонка на углу своего стола, приказал своему агенту разбудить пленного и доставить его.
   Часто мигая, генерал вошел в прокуренный кабинет с по-прежнему задернутыми шторами.
   Коплан, сунув руки в карманы, бросил на него косой взгляд.
   — Если я правильно понял, вы мне сказали, что пытались начать переговоры с руководителем французской сети в Багдаде?
   — Верно.
   — Как вы смогли установить его личность?
   — Нам ее открыл д'Эпенуа.
   Коплан вздрогнул. Наморщив лоб, он недоверчиво повторил:
   — Д'Эпенуа?
   — Да, — вновь подтвердил генерал с двусмысленной улыбкой, игравшей на его полных семитских губах.
   Коплан слишком хорошо знал применяющиеся при допросах методы, чтобы удивиться сверх меры. Однако новость его неприятно поразила.
   — Д'Эпенуа? — продолжал он. — Как вы его засекли?
   — Благодаря метрдотелю из «Рица».
   — Во время их встречи?
   — Нет, после. Когда мы похитили Халида, мы, разумеется, допросили его с пристрастием. Он не смог назвать нам своего шефа, но объяснил, как обеспечивалась связь. Он описал нам д'Эпенуа, не сообщив, впрочем, его настоящего имени, которое он, может быть, и не знал. Мы рассчитывали, что результатом исчезновения Халида будет приезд в «Риц» человека, осуществляющего связь с Багдадом.
   Коплан подумал, что события, хоть и пошли не так, как рассчитывали заговорщики, все же послужили их замыслам.
   Д'Эпенуа вернулся в Мосул скрепя сердце и только по особой просьбе Фабиани, даже не догадываясь, что Халида похитили.
   Озабоченный Коплан машинально взял длинную турецкую сигарету из ящичка Тархана, закурил ее.
   — Если бы я хотел обменять наше молчание по поводу этой ленты и возвращение вам свободы на свободу моих коллег, к кому мне следовало бы обратиться?
   Генерал опустил голову, чтобы лучше обдумать ответ. Вопрос ставил его в сложное положение. Конечно, его друзья хотели вести переговоры, но сохраняя инициативу. Назвать имя — значит предать этого человека.
   Он поднял черные глаза на Коплана.
   — Я ваш пленник и не могу вам советовать, — выговорил он. — Я не думаю, что это даст положительный результат. Слишком поздно. Теперь, когда мы удерживаем заложников, вы уже не можете использовать эту запись. Остается только ждать. События положат конец этой ситуации.
   Это было верно, но Мухтар не сказал, кто, в конце концов, последняя инстанция, которая решает судьбу захваченных агентов.
   Коплан и Тархан обменялись озабоченными взглядами. Дипломатия не дала желаемых результатов.
   — Отлично, — сухо заключил Коплан, — Движущие причины вашей революции, возможно, заслуживают уважения; если бы мы хотели быть информированы о ваших действиях, то не для того, чтобы им мешать, а чтобы понять. Раз вы мне в этом мешаете, я вернусь в Багдад, пойду в управление государственной полиции и посоветую там прослушать эфир на частоте двадцати четырех мегагерц. Когда пеленгатор засечет передатчик, мы несомненно освободим наших товарищей.
   Он повернулся спиной к генералу и сказал Тархану:
   — Я покидаю вас. Он может идти досыпать после того, как оказал огромную услугу своему делу.
   Турок был ошарашен почти так же, как генерал. У этого чертова француза были светлые мысли, приводящие в замешательство своей простотой.
   Отекшее лицо Тархана прояснилось.
   — Удачи! — пожелал он. — Вы можете добраться до Багдада к полудню. Вам зальют полный бак.
   — Подождите, — внезапно взмолился Мухтар, с лихорадочно блестящими глазами хватая Франсиса за руку. — Не делайте этого! Вы спровоцируете страшную бойню!
   — Вы тоже! То, что вы выпускаете кишки друг другу, мне безразлично; но как только вы касаетесь волоска одного из моих соотечественников, я не согласен.
   Он освободился резким движением, а Мухтар опять заговорил прерывающимся голосом:
   — Послушайте. Я дам вам пропуск, подписанный моей рукой. Вы сможете освободить ваших друзей, беспрепятственно покинуть страну. Вам заплатят целое состояние… но поклянитесь мне, что откажетесь от своего плана!
   Коплан невозмутимо раздавил окурок о пачку египетских фунтов.
   — Деньги меня не интересуют. И я никогда не даю клятв. Вам придется рискнуть.
   Генерал сомневался недолго.
   — Дайте мне ручку, — лихорадочно попросил он. — Я вам доверяю.
   Тархан подтолкнул к нему листок бумаги и авторучку.
   Он был доволен, что Коплан добился своего. Сам же он все слышал, но не вмешивался. Он не взял на себя никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было. И если француз откажется от программы, которой угрожал Мухтару, турецкой разведке ничто не мешает осуществить ее.
   Коплан угадал мысли Тархана и, стоя за спиной генерала, подмигнул турку.
   Мухтар закончил послание специальным знаком и протянул Коплану.
   — С этой бумагой идите в Багдад на Мансур-стрит, дом семьдесят два. Это как раз недалеко от посольства Франции. Спросите полковника Зелли. Договариваться будете с ним.
   Коплан взял листок, покрытый арабскими буквами, и передал его Тархану:
   — Что он тут написал?
   Турок пробежал записку глазами и возвратил ее:
   — «Податель сего достоин самого глубокого уважения. Соблаговолите выполнить его просьбу и помогать ему при всех обстоятельствах». Подпись: «М-3».
   Коплан кивнул и сложил бумагу вчетверо.
   Мосульские пожарные все еще тушили огонь, возникший в старом квартале, возле Атгир-стрит, когда Коплан проехал местечко Эрбиль.
   В два часа дня, в ужасную жару, он въехал в столицу.
   На вилле «Шахерезада» предупрежденный электрическим звонком Фабиани выскочил в холл, поспешил ему навстречу.
   — Ну что? Возвращаешься несолоно хлебавши? А тип, которого ты должен был притащить?
   Франсис ответил:
   — Мне не пришлось тащить его сюда, представь себе. Я там получил все, что мы надеялись вытянуть из него здесь.
   — И ты отпустил его?
   — Не совсем. Но предложи мне сначала выпить.
   Его оптимистический вид несколько успокоил Фабиани, который после его отъезда ужасно волновался.
   Укрывшись в подземном тайнике, друзья принялись за «Шуэпс тоник», сдобренный дозой джина, и несколько минут Коплан наслаждался настоящим покоем.
   — У меня достаточно материала, чтобы ты смог отправить Старику роман с продолжением, — объявил он, положив руки на подлокотники своего кресла, а ноги на стол.
   — Хорошо, а ребята?
   — Я надеюсь, мы вытащим их из передряги. Сегодня вечером или завтра. И я, в общем, догадываюсь: Халид заложил Марту и Эктора, девчонка сдала Фельдмана, а д'Эпенуа назвал тебя.
   Фабиани откинулся назад, неприятно пораженный.
   — Что ты тут рассказываешь?
   — Правду. Я понимаю, что это может показаться странным, но это так.
   Коплан рассказал о своих приключениях в Мосуле. Он сообщил, как генерал и он сам попали в руки турецких агентов, дал отчет о своем сотрудничестве с ними и об их совместной экспедиции на тайную базу в старом квартале.
   — Кстати, — напомнил он, — тебе следовало бы держать приемник постоянно включенным на двадцать четыре мегагерца. Главный штаб должен рассылать приказы на этой частоте, и ты, вероятно, услышишь пароль для всеобщего восстания.
   Фабиани перебил его:
   — Кстати о радио. Лемуан мне вчера передал, что подразделения иорданской дивизии замечены на этой стороне границы людьми ИПК. Эта дивизия, кажется, движется к столице. А Лавирон сообщает мне, что подпольный передатчик в районе Басры уже три или четыре дня передает подстрекательские речи против правительства. Что скажешь?
   Коплан задумался, потом прошептал:
   — Инструкция типов в Мосуле предписывает им осуществить соединение с батальоном 52-го пехотного полка. Это прозрачно, как горная вода: вся дивизия в руках мятежников. Она составляет главную силу восстания и его ударный отряд.
   Помолчав, он продолжил:
   — Да, следи за этой частотой волн, она сообщит тебе больше, чем десять агентов. А возвращаясь к нашим пропавшим товарищам: у меня есть все основания считать, что они живы, кроме Халида. Когда мы освободим наших товарищей…
   Фраза осталась незаконченной. Коплан глубоко задумался.
   — Ну? — подтолкнул его Фабиани.
   — …мы постараемся выяснить странное поведение твоего друга д'Эпенуа.

Глава XI

   Фабиани и Коплан поговорили еще некоторое время, потом замолчали.
   Хорошенько подкрепившись, Коплан лег немного поспать. Фабиани пришлось его сильно потрясти, чтобы разбудить и убедить пойти принять душ.
   Чтобы окончательно привести Коплана в чувство, он сказал:
   — Я поймал передачу на двадцати четырех мегагерцах. Оператор без конца вызывает пост с позывными ИРК-5, но не получает ответа.
   — Даю голову на отсечение, что это их отделение в Мосуле! — бросил Франсис, отправляясь в ванную. — Главное, не теряй ни одного слова.
   Он вернулся через двадцать пять минут с влажными волосами, гладкими щеками и просветленным взглядом.
   — Налей мне скотча, — попросил он, закуривая сигарету, но, рассеянно взглянув на часы, вздрогнул.
   — Восемь часов! Черт возьми, мне надо немедленно увидеться с полковником Зелли.
   За их спинами динамик, встроенный в платяной шкаф, не передавал ничего, кроме посторонних шумов и атмосферных помех. Фабиани протянул Коплану стакан виски.
   — Если все пойдет хорошо, что ты собираешься делать с нашими коллегами?
   Франсис отпил глоток, поднял левую руку:
   — Э! Не так быстро… Предположи на минуту, что в записке бравого генерала есть подвох и этот подвох и меня отправит во тьму. Что тогда?
   Глаза Фабиани округлились.
   — Ты думаешь, что он…
   — Поставь себя на его место. Если он об этом не подумал, он дурак. Признайся, что случай удобный: если я в свою очередь исчезну вслед за другими, он выигрывает несколько дней, дает своим друзьям дополнительного заложника: хорошее дело, разве нет?
   Фабиани смутился. Ясно, что в безобидном и лояльном письме Мухтара могло быть какое-то слово, имеющее особый смысл, который невозможно понять непосвященному. И с этого момента абсолютно все ставилось под вопрос.
   — Как будешь выкручиваться? — недовольно спросил он.
   Коплан допил виски, вновь взялся за сигарету.
   — Есть только один способ проверить — сходить туда. И смотреть в оба. Если я не подам признаков жизни в три часа ночи, считай, что дела пошли плохо. Запомни адрес: полковник Зелли, Мансур-стрит, семьдесят два.
   Фабиани со вздохом согласился.
   — Не хочешь запастись какой-нибудь маленькой пушечкой? Мой арсенал полон.
   — Слушай, — сказал Коплан. — В наши времена делают отличные штуки для парней, которые совершают неосторожные поступки.
   Франсис оставил свою машину на перпендикулярной Мансур-стрит улице, ближайшей к дому полковника Зелли.
   Идя по этому недавно проложенному проспекту, где многоэтажные дома стояли на большом расстоянии друг от друга, а пустырей было больше, чем домов, Коплан был во власти весьма противоречивых чувств. С одной стороны, фантастическая надежда спасти всех, с другой — серьезное опасение возможности ловушки. Неприятно…
   Дом семьдесят два был современной многоквартирной пятиэтажкой, напоминающей некоторые гостиницы на Лазурном берегу. Большая дверь из кованого железа, одна из створок которой была открыта, вела в холл, где начиналась каменная лестница, поднимающаяся вокруг шахты двух лифтов.
   Фамилии, написанные возле кнопок переговорного устройства, указали Коплану, что полковник Зелли живет в левом крыле, на третьем этаже. В общем, этот буржуазный дом имел самый успокаивающий вид.
   Коплан поднялся, постоял перед входной дверью в квартиру офицера. Маленькое окошко с железными украшениями в форме шахматной доски находилось на уровне лица.
   Нажав на кнопку звонка, Коплан стал ждать. Окошко открылось, и на него уставилась пара угольно-черных глаз.
   — Полковник Зелли, please? — сказал Франсис, не понимая, какого пола его наблюдатель.
   Он показал визитную карточку.
   Дверь открылась. Слуга в длинном платье, тюрбане, с кинжалом за поясом поклонился и сказал на плохом английском:
   — Полковник нет здесь. Ушел. Коплан скрыл свое разочарование.
   — Куда? — спросил он, убирая карточку в карман пиджака.
   Мимика араба была очень выразительна.
   — Нет знать.
   — Он в Багдаде или в отъезде? Слуга воздел руки ладонями кверху.
   — Он вернется сегодня вечером или завтра? — настаивал Франсис. — Я должен его увидеть, это очень важно!
   — Полковник ничего не говорить.
   — Он взял чемодан?
   — No.
   Молчание. В отчаянии Коплан предположил:
   — Он не в казарме?
   Слуга с сомнением поморщился.
   Поняв, что ничего не добьется, Коплан отступил.
   — Я вернусь завтра, — сказал он.
   Араб опять отвесил поклон, закрыл дверь.
   Разозленный этой идиотской потерей времени, Коплан вышел из дома.
   Возвращаясь к машине медленным шагом, он раздумывал, как бы ему отыскать офицера.
   Все способы показались ему такими сомнительными, что он наконец выбрал самый простой и самый надежный: дождаться возвращения полковника домой.
   Франсис проехал по проспекту в оба конца на маленькой скорости, ища уличного продавца газет или книжный магазин. Он купил у газетчика номер «Iraqi Times»,3aTCM остановился недалеко от дома.
   Опустился вечер, количество повозок, верблюдов и машин уменьшилось. Скоро даже прохожие стали редкими. Город был спокоен. Заметив дату газеты — тринадцатое июля, — Коплан вспомнил об украшенных флагами улицах Парижа и о параде, который состоится завтра на Елисейских полях.
   К двум часам ночи он устал по-настоящему. Зелли не было, как ветчины на тарелке мусульманина. А поскольку он обещал Фабиани связаться с ним до трех часов, ему следовало бы сразу отправляться на виллу «Шахерезада».
   В конце Мансуд-стрит он свернул направо, на другом берегу Тигра он поехал по эр Рашид-стрит.
   Проезжая по главной артерии Багдада, Коплан почувствовал, что город не такой, как в другие дни. Но пусть его черт поберет, если он понимает, в чем разница.
   Эта стало ясно, только когда он проехал Исламский музей. Ни на этом перекрестке, ни на площадях не было постовых полицейских.
   Само по себе это не было, в конце концов, таким уж удивительным. Возможно, около двух часов происходила пересмена. Или число постов было сокращено на период отпусков?
   Коплан проехал через Северные ворота, чтобы выехать на Казимейнское шоссе. Справа, возле Северного вокзала, он увидел группу темных силуэтов, перегораживающих улицу. Солдаты.
   Это мгновенное видение не заставило его изменить свой маршрут. Он продолжал ехать прямо к предместью эль Харк, но через километр был вынужден прижаться к правой обочине, потому что навстречу ему ехала колонна грузовиков. Потом прошли бронемашины. Движение это замыкал джип.
   Сдвинув брови, Коплан нажал акселератор, как только колонна освободила дорогу. Через шесть минут он приехал на виллу.
   На этот раз, несмотря на условный звонок, Фабиани не появился, и Коплан тотчас спустился в подземное убежище.
   При его появлении Фабиани, сидевший перед платяным шкафом, повернул к нему озабоченное лицо. Он не удивился, увидев Коплана одного. Его внимание сосредоточилось на словах, которые вылетали, перебиваемые посторонними шумами, из коротковолнового приемника.
   — Полковника не увидел, — лаконично объявил Франсис, предчувствуя, что дело принимает плохой оборот.
   Фабиани наконец вышел из оцепенения.
   — Не удивительно, — проронил он. — Я думаю, что жребий брошен. Подпольный передатчик шлет на высокой скорости сообщения каждой станции. Час «Ч» близок.
   Коплан подошел к аппарату.
   — Проезжая мимо вокзала, я видел войска, которые преграждают к нему путь, — сказал он вполголоса. — А потом я встретился с бронетехникой, входившей в Багдад. Государственный переворот наверняка начнется этой ночью. Самая большая невезуха, какую только можно себе представить. Они могли бы подождать еще один день!