Фабиани посмотрел на него, совершенно ошарашенный.
   — Что будем делать? — разозлился он. — Если начнется мятеж, европейцы, которые высунут нос, будут растерзаны, можешь быть уверен! Тебе надо бы послушать, что они говорят, их радиомуэдзины.
   Лицо Коплана стало суровым, опустив глаза, он размышлял.
   — По-настоящему заварушка разразится через два или три часа; ранним утром, по всей видимости Д'Эпенуа, Марта, Фельдман будут убиты, как только мятежники почувствуют первые признаки победы, и их тела будут выброшены на улицу, чтобы все поверили, что их растерзала толпа. Если мы хотим спасти их, надо это сделать сейчас!
   Фабиани смотрел на него в крайнем изумлении.
   — Но как? — воскликнул он. — Мы даже не знаем, где они!:
   — Единственный способ это узнать — засечь передатчик. С помощью еще существующих властей. Я предупрежу государственную полицию, что зачинщики мятежа используют волну двадцать четыре мегагерца. Где находится эта организация?
   Фабиани резко пожал плечами.
   — Ты сумасшедший!
   — У меня есть шанс приехать туда раньше их. Где это?
   Его решимость была абсолютной, и Фабиани понял, что ничто не может свернуть его с пути, который он себе наметил.
   — Ты не сможешь ничего сделать, только погибнешь без пользы, — возразил, однако, Фабиани. — А потом, черт побери, мне надоело торчать в этом погребе! Если ты выйдешь наружу, я пойду с тобой.
   — Хорошо, — согласился Коплан. — Одевайся, уходим. «…Широкая инициатива…» — сказал Старик. Ну что же, сейчас момент показать ему, что эти слова не были обращены к глухому.
   Через десять минут Коплан и Фабиани покинули виллу. Фабиани вел машину.
   В предместье эль Харк друзья не заметили ничего необычного. Но вокзал действительно охранялся армейским подразделением, и это внушило Франсису странную мысль.
   — Представь себе, что правительство наконец узнало, что готовится. В конце концов, отряд, который окружает вокзал, и встреченное мною танковое подразделение могут быть воинскими частями, верными королю. Если эти солдаты на позициях, чтобы сорвать восстание, мы играем наверняка.
   — Не строй иллюзий. Оцепенение дворца и доверчивость премьер-министра вечны. Что же касается армии, она прогнила до мозга костей. А ты знаешь, чего опасаюсь я? Что мы приедем в управление полиции, а легавые тоже на стороне мятежа!
   — Я об этом думал, — сказал Коплан с обычным спокойствием. — В этом случае бумага генерала Мухтара сыграет решающую роль: или она нас спасет, или окончательно погубит, в зависимости от ее подлинного или двойного смысла.
   Проезжая по эр Рашид-стрит, Фабиани бросил на него косой взгляд.
   — Ладно, старина, — пробурчал он.
   В центре столицы все спало. Только вывески продолжали расточать свои разноцветные огни да редкие такси развозили по домам задержавшихся в ночных клубах. Ни военных грузовиков, ни вооруженных патрулей.
   — А ты говорил об осадном положении! — сыронизировал Фабиани.
   Он остановился на некотором расстоянии от административного здания, поставил машину на ручной тормоз.
   На первый взгляд подступы к зданию были пусты. Как и обычно, большая лампа, закрытая в фонарь из кованого железа, горела над входной дверью. Полицейский, сунувший пальцы за пояс, обеспечивал обычную охрану без особого рвения.
   — Он нас пошлет подальше, — сказал Фабиани, охваченный порывом пессимизма. — Этим парням хочется спать.
   — Разбудим, — сказал Коплан, готовый выйти из машины. — Но не забывай, что все пойдет, как с полковником Зелли: я предпочитаю, чтобы ты ждал здесь…ну, скажем, час?
   Фабиани насупился.
   — Опять… — пробурчал он.
   — Поменяемся ролями, если хочешь, — любезно предложил Коплан. — Ты говоришь по-арабски. Я передам тебе записку, подписанную Мухтаром, и ты пойдешь обсудить дело.
   — Это мне нравится больше. Давай бумагу.
   Коплан достал из внутреннего кармана бумажник, вынул из него записку.
   — Вот. Используй ее только, если после твоей речи тебя пошлют.
   — Разумеется, — ответил Фабиани.
   Он открыл дверцу и заколебался. Из здания вышел человек, спустился по ступенькам, пошел к машине.
   Не двигаясь, французы ждали, сами не понимая почему, пока он уйдет.
   Коплан, внимательно наблюдавший за спешащим человеком, выругался, когда тот проходил мимо. Это был Хасан.
   Коплан окликнул его.
   Турок, несмотря на крепкие нервы, не смог удержать руку, скользнувшую под полу пиджака. Потом он в свою очередь узнал Коплана и остановился.
   — Ставлю десять тысяч долларов против одного, что ваш визит в это учреждение делает мой собственный излишним, — сказал Франсис конфиденциальным тоном.
   Озадаченный Фабиани, не снимая руки с ручки двери, пытался разглядеть лицо незнакомца.
   Хасан решительно открыл дверцу и сел на заднее сиденье. Он улыбнулся, и в темноте блеснули два ряда великолепных зубов.
   — Вы выиграли ваше пари, — заявил он. — Я поджег фитиль. Это было нелегко… Я убеждал их часа четыре. Полицейские не хотели мне верить, разумеется, но, когда они услышали, что передают на волне двадцать четыре мегагерца, они просто позеленели.
   Коплан представил ему Фабиани, потом спросил:
   — Они установили место передатчика?
   — Да, — сказал Хасан. — Они его знают уже ровно двадцать минут. Это магазинчик радиотоваров на Гази-стрит.
   — Когда они собираются его атаковать?
   — Надо подготовиться, собрать людей… Незадолго до рассвета, я полагаю.
   Коплан и Фабиани обменялись озабоченным взглядом. Ни турок, ни полицейские, видимо, не догадывались, что путч близок, что войска мятежников уже занимают стратегические пункты на окраинах.
   Франсис рассказал обо всем Хасану; лицо турка вытянулось.
   — Но это очень важно, то, что вы мне говорите, — воскликнул он. — Надо ввести в курс начальника, не теряя ни секунды! Вы пойдете со мной?
   Оба француза кивнули одновременно. Поскольку государственная полиция оказалась верной правительству, они могли пойти туда вместе.
   Все трое вышли из машины и пошли к дверям Управления. Часовой задал им для проформы какой-то вопрос, и Хасан успокоил его одной фразой.
   Другой сотрудник проводил их в кабинет начальника багдадской тайной полиции.
   Этот чиновник с искаженным лицом землистого цвета ждал, о какой еще катастрофе сообщат ему Хасан и эти два европейца.
   Хасан на арабском рассказал ему о последних новостях.
   Полицейский поднес обе руки ко лбу, смертельно побледнел.
   — Это безумие! — проблеял он. — Дальше некуда! Иностранцы сообщают мне, начальнику полиции, о движении войск в Багдаде! Я прикажу поставить сотню виселиц для этих бестолочей. Свиньи!
   Он бы добавил еще и другие ругательства, если бы голос его не перехватило от ярости. Наконец он снял трубку телефона, чтобы известить министра внутренних дел и начальника службы безопасности дворца, набрал дрожащим пальцем первый номер.
   Гудка не было. Линии были отключены.

Глава XII

   — Это конец, — проговорил чиновник бесцветным голосом.
   Мысли помчались в его голове с сумасшедшей скоростью. Народ ненавидел тайную полицию, и он это знал. В случае бунта он и его люди будут растерзаны. А если революционеры перейдут в наступление, управление полиции станет одной из первых целей. Рассредоточение. Спасение в рассредоточении.
   Он яростно швырнул трубку на рычаг.
   — Я отправлю курьеров, — решил он в приливе хладнокровия. — Потом прикажу начать эвакуацию. Господа, единственное, что я могу, это дать вам совет: немедленно возвращайтесь по домам и не выходите оттуда.
   Он уже надавил ладонью на ряд кнопок звонков, не обращая более внимания на собеседников. Коплан, подойдя вплотную, оперся о стол.
   — А этот дом на Гази-стрит? — заорал он. — Вы позволите им безостановочно посылать приказы, которых ждут мятежники в Багдаде и других городах Ирака?
   Ошеломленный, начальник пролепетал:
   — Но… у меня нет больше времени этим заниматься! У меня нет сил, чтобы захватить этот дом. Мне понадобилась бы поддержка батальона полиции, вооруженного до зубов. Телефоны не ра…
   — Вы убежите с поля боя? Не погасив очаг, распространяющий пожар?
   В коридоре захлопали двери, звонок тревоги звучал на всех этажах. В кабинет вихрем ворвался человек и обратился к начальнику в таком возбуждении, что Хасан и Фабиани его не поняли.
   Начальник резко встал, бросил два слова подчиненному, который тут же убежал. Затем он сказал Коплану:
   — Слишком поздно. Мои люди, осуществляющие охрану домов министров, возвращаются один за другим. Вокруг резиденций встают солдаты. Теперь оставьте меня, я занят.
   Это было сказано тоном, не допускавшим возражений.
   Коплан хмуро сказал спутникам:
   — Пошли, будем выкручиваться по-другому.
   Они повернулись, пошли по коридору, спустились на улицу.
   Внешне все еще ничего не происходило. Никакой шум мотора не нарушал ночной покой, никакой ропот не слышался из серого тумана, предшествующего рассвету.
   Все трое мужчин сели в машину, которую повел Коплан. Он резко взял с места и направился к эр Рашид-стрит.
   — Где вас высадить, Хасан? — спросил он. Опершись локтями на спинку переднего сиденья, турок ответил:
   — Я рассчитывал вернуться в Мосул. Моя машина осталась у ночного заведения на Абу Навас-стрит. Но я могу остаться с вами. Поскольку у меня есть документы иракского гражданина, я ничего не боюсь. А что собираетесь делать вы?
   Этот же вопрос задавал себе и Фабиани.
   Судя по развитию событий, им оставалось только вернуться на виллу «Шахерезада» и ждать конца беспорядков. Все пропало.
   Внимательно вглядываясь в малейшую подозрительную деталь на проспекте, по которому ехала машина, Коплан, помолчав, сказал:
   — Вы можете быть нам полезны, Хасан, но я вас ни о чем не прошу. Это — на ваш страх и риск. Все-таки то, что я хочу предпринять, может представлять некоторый интерес для вашей службы, и я думаю, Тархан согласился бы.
   — Хорошо, — сказал турок. — Вы все еще хотите освободить ваших соотечественников?
   — Да. Я не могу оставить их на произвол судьбы. То, что произойдет, это государственный переворот, превосходно организованный, проработанный и руководимый армией: все подтверждает это. Толпа спит, вы сами прекрасно видите. Она примет участие только на второй стадии восстания, когда главное будет сделано. И это оставляет нам шанс. Хорошенько послушайте меня оба.
   Четырнадцатого июля, в шесть часов утра, во дворце Рихаб молодой король Фейсал готовился отбыть на самолете в Турцию в обществе своего дяди, бывшего регента Абдул Иллаха.
   Вся королевская семья в радостном возбуждении готовилась провожать их на аэродром. Старый церемониймейстер ходил из одного зала в другой, чтобы проверить все еще раз.
   Одетая с иголочки королевская гвардия ожидала приказа выйти в большой двор, чтобы отсалютовать. Слуги укладывали багаж в три сверкающих лимузина. Королевский автомобиль и автомобили свиты уже стояли в парке полукругом, готовые тронуться с места, чтобы принять августейший кортеж внизу, у лестницы.
   Глухой рокот послышался на улице, сначала очень слабый, но довольно быстро усилился, стал ближе и вдруг прекратился.
   Ни король, ни его близкие не обратили внимания на этот гул моторов, зная, что эскорт до аэродрома должен включать несколько грузовиков с пехотой и что агенты службы безопасности на тяжелых мотоциклах должны окружать машины.
   Однако командующий королевской гвардией удивился, услышав эти звуки, странно напоминавшие гул движения танков. Насколько ему было известно, участие танковой роты не предусматривалось.
   Он вышел из кабинета, прошел под арками парадного двора, глядя в сторону ворот. Перед воротами стояли три бронеавтомобиля. На них сидели офицеры в полевой форме с автоматами наперевес.
   Все более удивляясь, командующий направился к ним, чтобы потребовать объяснений и попросить освободить выезд из дворца.
   При его приближении один из офицеров спрыгнул с бронемашины. Прежде чем командующий успел открыть рот, он сказал ему сдержанным тоном:
   — Прикажите церемониймейстеру вывести королевскую семью. Быстро.
   Его указательный палец многозначительно поглаживал спусковой крючок автомата. Офицер гвардии побледнел.
   — Я… Вы… — забормотал он. Офицер в полевой форме перебил его:
   — Я сказал: быстро. А нет, мы пойдем сами. Офицеры спрыгнули с трех бронемашин и окружили своего коллегу. Их лица были угрожающими.
   — Это… Хорошо.
   Командующий не мог сказать ничего больше.
   Он повернулся, пересек двор, залитый солнцем. Ему захотелось крикнуть, позвать на помощь, но он знал, что никогда не сможет отдать своим людям приказ стрелять в офицеров иракской армии.
   Как сомнамбула, он поднялся по ступеням широкой лестницы.
   Тем временем вокруг собрались любопытные. Танки, ряд машин во дворе, бронемашины, остановившиеся перед величественными воротами, несомненно, обещали интересный спектакль.
   Офицеры в полевой форме пошли вперед. Шоферы и слуги инстинктивно почувствовали опасность, и страх приковал их к месту.
   Долгие секунды тянулась мертвая тишина. Офицеры как раз достигли лестницы, когда появился адъютант короля. Его связали и оглушили прежде, чем он успел сделать хоть одно движение.
   Нападающие продолжили свое движение внутри дворца. Они остановились шеренгой, когда по шуму разговора поняли, что подходят король и его семья.
   Свита с регентом во главе спустилась по величественной лестнице в огромный салон.
   Абдул Иллах вдруг увидел офицеров, вооруженных автоматами. Он тотчас догадался, что их ждет, и выхватил свой револьвер, но молодой король, его тетка и две принцессы ничего не понимали.
   Длинная очередь разорвала воздух. Без единого крика регент, король и их спутницы закружились на месте, попадали лицом вперед, забрызгав своей кровью огромные вазы, стоящие по обеим сторонам большой лестницы.
   Грубый звук выстрелов разрушил оцепенение толпы. Раздались громкие крики любопытных, и они, словно с цепи сорвавшись бросились к дворцу. В салонах второго этажа еще звучали выстрелы, а бунтовщики рванулись грабить помещения и убивать придворных, сановников и слуг королевского дома.
   Труп Абдул Иллаха, поднятый как трофей, был вынесен из дворца под хор оскорблений.
   Королевская гвардия, бросая оружие, браталась с солдатами танковой роты.
   Вскоре из дворца выскочил офицер, держа автомат над головой, словно знамя. Толпа встретила его с восторгом. Мятежники запели гимн, приветствуя приход республики. Словно по бикфордову шнуру новость пронеслась из одного конца Багдада в другой.
   И тогда в дело вступили хорошо обученные коммандос в штатском.
   Согласно подробно разработанным планам, одни из них возбуждали народ, другие осуществляли конкретные цели, намеченные заранее: убийство некоторых иракских и иностранных граждан, разгром посольств некоторых западных стран и многих правительственных зданий, в которых содержались секретные документы наивысшей важности.
   Получасом раньше этих событий машина с Копланом, Фабиани и Хасаном стояла на перекрестке шоссе Карада и Гази-стрит.
   Вокруг было пусто. Автобусы не ходили. Мужчины разговаривали, куря сигареты, и изо всех сил старались умерить свое нетерпение.
   Далекие выстрелы заставили их насторожиться.
   — Начинается, — произнес Фабиани. — Кажется, это из королевского дворца.
   — Я в этом уверен, — сказал Коплан. — Вот увидишь: революционеры осуществят пункт за пунктом программу, которую мы узнали из записи в «Рице». Там начиналось с уничтожения королевской семьи: вот оно.
   Хасан, сжав губы, глядя в одну точку, внимательно слушал. Фабиани заметил:
   — Тогда не будем терять время. Нам надо использовать короткий интервал между реальным захватом власти и военным бунтом, который якобы отдаст ее им.
   Коплан повернул ключ зажигания, завел мотор.
   Машина поднялась по Гази-стрит, остановилась метрах в тридцати от радиомагазина.
   Франсис взглянул на часы: шесть двадцать пять. Стрельба почти прекратилась, но то там, то тут еще щелкали пистолетные выстрелы.
   Несколько минут ожидания показались им вечностью. Наконец гражданский грузовик выехал из боковой улочки и остановился перед магазином.
   Коплан тронул Фабиани за локоть.
   Едва грузовик остановился, сидевшие в нем люди выпрыгнули один за другим и побежали в магазинчик. Они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на машину, стоящую неподалеку.
   Через некоторое время несколько типов, вооруженные карабинами, вышли из соседнего дома и залезли в грузовик, тогда как приехавшие, нагруженные пачками листовок, винтовками и другим оружием, совершали свои рейды между машиной и домом.
   — Как в Мосуле, — заметил Хасан еле слышно. Погрузка длилась недолго: все было хорошо организовано, тщательно просчитано по минутам.
   Как только в кузов вскочил последний, грузовик отъехал, увозя команду агентов-провокаторов и опытных убийц.
   Когда он уехал в направлении Амин-стрит, Коплан открыл дверцу.
   — Пошли.
   В сопровождении двух друзей он быстрым шагом пошел к радиомагазину.
   Дверь была открыта. В выставочном зале, занятом портативными радиоприемниками, комбинированными аппаратами и проигрывателями, они никого не увидели и продолжили свои поиски дальше. За стойкой, украшенной подставкой для хранения пластинок, открывалась задняя дверь. Им надо было только отодвинуть бархатный занавес, чтобы войти в нее.
   Человек лет пятидесяти, безобидного вида, довольно хрупкого сложения быстро поднял голову, обвел подозрительным взглядом незваных гостей.
   Согласно сценарию, разработанному Копланом, Хасан заговорил на арабском:
   — Мы пришли от генерала Мухтара или, если вам так больше нравится, от М-3… Мы не можем встретиться с полковником Зелли со вчерашнего вечера. Мы ищем троих людей, которых арестовали по ошибке: они должны быть отпущены на свободу.
   Коммерсант, захваченный врасплох, ответил осторожно:
   — Я не понимаю, что вы хотите сказать.
   — Нет? — презрительно спросил Хасан. — Может быть, здесь есть кто-нибудь, кто лучше осведомлен? Диктор, ведущий передачи, например. Проведите нас к нему.
   Он вполне естественно подошел к хозяину магазина.
   — Вашу карточку? — попросил тот.
   Шла ли речь об обычной визитной карточке или о карточке члена революционной группировки?
   Засомневавшись, Хасан выбрал самое оперативное решение. Он направил свой кулак со всей скоростью в лицо торговца.
   Оглушенный мужчина свалился на пол и больше не шевелился. Турок, однако, на всякий случай стукнул его рукояткой пистолета по голове.
   — Он попытался меня поймать, — объяснил он своим спутникам. — Пришлось заткнуть ему рот. Продолжаем.
   Фабиани сделал знак подождать, вернулся в магазин, закрыл входную дверь и запер ее на засов. Коплан одобрительно подмигнул ему.
   Они втроем прошли в другую комнату, она была оборудована под салон. Через боковую дверь они вышли на лестничную клетку.
   — Начнем снизу, — прошептал Коплан. — Возможно, здесь все расположено так же, как в Мосуле.
   Турок согласился. Открыв дверь, он повел французов в подвал.
   Электрическая лампочка освещала ступени. Где-то внизу раздавались голоса.
   Хасан решительно пошел к месту, откуда, как казалось, они доносились, Коплан и Фабиани сзади, на некотором расстоянии от него, готовые выстрелить через карман, если турку будет угрожать опасность.
   Они прошли через пустой погреб, где валялись пустые ящики, подошли к железной двери. Она поддалась с отвратительным скрипом, и внезапно перед Хасаном оказались двое мужчин в рубашках цвета хаки с портупеями и пистолетами.
   Страшно удивившись, обитатели подземного помещения внимательно посмотрели на вошедших. Хасан невозмутимо пересказал им ту же басню, что и владельцу магазина. Коплан и Фабиани молча встали у него по бокам.
   Турок играл комедию с большим талантом, если судить по озабоченным лицам его слушателей.
   Они ни на секунду не усомнились в его словах. Кроме узкого круга посвященных, никто не знал об этом логове, которое так долго бросало вызов полиции.
   Когда Хасан окончил свою речь, они переглянулись и почесали затылки.
   — Мы здесь только со вчерашнего дня, — объяснил один из них. — Вам надо подняться на третий этаж. Начальник, несомненно, сможет вам объяснить.
   — Спасибо, — сказал Хасан.
   Он повернулся, как будто для того чтобы уйти, и его спутники набросились на типов в хаки.
   Коплан прямым ударил первого в челюсть. Фабиани согнул второго пополам хуком в живот. С пистолетом в руке, Хасан ожидал благоприятного момента, чтобы оглушить наиболее сильного из двух арабов.
   Тот, с кем дрался Коплан, отступил, размахивая руками, к противоположной стене, рухнул на колени, потом стал клониться к полу и наконец вяло свалился на него. Более упорный, противник Фабиани схватился за рукоятку пистолета, чтобы отнять его. Коплан сжал ему запястье, вывернул, перехватил падающее оружие на лету и, не выпуская субъекта, саданул его по башке. Тип покатился на пол.
   — Хорошая работа, — оценил Хасан, несколько разочарованный, что не смог вмешаться.
   С лестницы донесся грубый голос:
   — Что там происходит? Хамид! Али!
   Эхо еще разносилось, когда тяжелые, но быстрые шаги послышались в соседнем подвале. Коплан и Фабиани прижались к стене возле дверного проема. Хасан повернулся к двери.
   — Они дерутся, — пожаловался он, показывая на помещение сзади себя. — Нашли время…
   Он первым атаковал колосса с бычьей шеей, который с искаженной мордой готовился вцепиться ему в плечо. Ребро ладони сухо ударило араба по выступающей сонной артерии, а удар левой разбил ему лицо.
   Потрясенный амбал выпятил грудь, размахивая своим огромным кулаком, но опоздание на какую-то долю секунды дорого обошлось ему: турок успел дважды ударить его ногой в солнечное сплетение.
   Выскочив из своего убежища, Коплан и Фабиани успели как раз вовремя, чтобы увидеть, как гигант, отброшенный к стене, с силой ударился о нее. С трогательным единодушием они метнулись вперед с целью помешать ему упасть и добить ударом рукоятки пистолета по темени. Затем они предоставили типа его судьбе и дали упасть на цементный пол.
   — Я бы хотел, чтобы у нас хватило времени сделать еще кое-что, — вздохнул Коплан. — Что вам рассказали эти два субъекта?
   — Что нам надо подняться на третий этаж, — сказал Фабиани.
   Коплан обвел глазами помещение вокруг себя.
   — Я этого очень хочу, — сказал он, — но сначала я хочу найти дверь в соседний дом.

Глава XIII

   Обыск в подвале показал, что он служил только складом оружия: взрывчатка, гранаты, ящики с патронами были сложены у стены. Но ни один из трех друзей не нашел никакой двери, ведущей в соседний дом.
   Фабиани с тревогой посмотрел на часы.
   — Поднимемся, — настойчиво потребовал он. — Время идет.
   Коплан отказался от осмотра стен. Хасан подтащил неподвижное тело своего мощного противника к двум другим типам, лежавшим без сознания.
   Выйдя из подвала, он закрыл железную дверь, заблокировал доской, уперев ее под задвижку, а другой конец поставив наискось в углубление в полу.
   Они поднялись на первый этаж, потом — на второй и третий. Там комнаты были расположены точно так же. Хасан наугад открыл одну дверь с такой непринужденностью, как будто был у себя дома.
   Заглянув внутрь, он увидел пустую столовую. Она сообщалась с другой комнатой, откуда долетал шум разговора.
   Турок вошел в нее.
   Три араба, элегантно одетые по-европейски, удивленно и холодно посмотрели на него. Сидя вокруг заваленного бумагами стола с двумя телефонами, они слегка вздрогнули, заметив за спиной незваного гостя Коплана и Фабиани.
   Не дав им времени на раздумье, Хасан уверенно начал свой монолог.
   Один из людей, с благородной внешностью, тонкими черными усиками над верхней губой, осведомился немного презрительным тоном:
   — О чем идет речь? И кто вы такие?
   — Упомянутые пленные — французские граждане, двое мужчин и женщина. Эти господа — сотрудники посольства Франции. А я — личный друг генерала Абдула Мухтара. Мы приехали из Мосула. Кстати, вот записка, данная мне генералом для полковника Зелли, к несчастью, неуловимого.
   Он извлек бумагу, протянул ее своему собеседнику.
   Пока тот читал текст, Коплан и Фабиани чувствовали, как у них пробежали по коже мурашки. Не сыграл ли с ними Мухтар злую шутку? Сейчас они это узнают.
   Двое других обитателей таинственной комнаты не переставали бросать враждебные взгляды. Они ужасно злились, что их отрывают от работы в решающий момент.
   Человек с усиками вернул записку Хасану.
   — В данный момент я не могу заниматься этим делом, — презрительно заявил он. — Более важные вещи поглощают все мое внимание. Приходите завтра, когда положение укрепится.
   Раздосадованный Хасан перевел эти слова Коплану. Тот произнес:
   — Спросите его, живы ли они. Хасан задал вопрос.
   Араб показался оскорбленным.
   — Никого из наших пленных не казнят без приказа.
   Его губы так и остались приоткрытыми, потому что посреди стола отчаянно замигала красная лампочка. Его помощники, увидев сигнал, изменились в лице.