Коплана проводили в расположенный на втором этаже рабочий кабинет. Мужчина лет сорока, смуглый и черноглазый, поднял голову, оторвавшись от работы, и молча, пристально стал разглядывать Коплана.
   Тот, не моргнув, выдержал этот пронзительный волевой взгляд, в котором горел огонек фанатизма.
   Зайед Халати был тяжелым человеком, это чувствовалось сразу. Он заговорил на безупречном французском:
   — Кажется, вы принесли рекомендательное письмо от Махмудие?
   — Верно, — ответил Коплан, вынимая конверт из внутреннего кармана.
   Он передал его сирийцу. Пробежав глазами записку, Халати снова посмотрел на гостя и сказал:
   — Необходимо маленькое предварительное объяснение, месье Коплан. Поскольку нам придется работать вместе, вам лучше сразу узнать, что от вас требуется. Приказы, которые я отдаю, должны исполняться буквально; я не терплю возражений. Кроме того, для вас было бы крайне опасно разглашать кому бы то ни было содержание разговоров, ведущихся в этом кабинете.
   — Я не болтлив, — ответил Коплан, — и знаю, что такое дисциплина. А теперь со всей откровенностью скажу вам, что не люблю, когда мне наступают на ноги. Я никогда не был лакеем.
   Сириец задумчиво посмотрел на него, потом резко проговорил:
   — Я обращаюсь с каждым так, как он того заслуживает. В какой гостинице вы остановились?
   — Я приехал сразу сюда, к вам, и еще не снял номер.
   — Хорошо. Тогда вы поселитесь в «Нью-Семирамис», но только на двое суток. Я объясню, в чем заключается ваше первое задание. Садитесь и курите, если хотите.
   Халати встал и, подойдя к большому деревянному ящику, поднял его крышку. Там лежало много рулонов бумаги. Сириец взял один, помеченный буквой "И", развернул его.
   Это была очень подробная карта Иордании. Чтобы не дать ей свернуться, Халати расстелил ее на столе, положив на углы различные предметы, потом обернулся к Коплану:
   — Взгляните. Вам будет легче понять. Коплан внимательно склонился над картой.
   — Смотрите: здесь, вблизи сирийской границы, находится городок Мафрак. Там стоит небольшой гарнизон, охраняющий два нефтепровода, сходящиеся к востоку от местечка. Один идет из Ирака, другой — из Саудовской Аравии. Они идут почти параллельно километров пятьдесят. Начальник гарнизона — поседевший на службе иорданский солдат старой школы.
   Халати отошел от карты, предложил Коплану сесть.
   — Вы отправитесь туда в качестве туриста. С вами будет одна молодая женщина. Официально вы остановитесь в Мафраке, чтобы посетить руины Умм-эль-Джемаля, найденные в самом углу, образуемом обоими нефтепроводами в месте, где они расходятся. Цель вашей миссии очень проста: нужно отвлечь военные патрули, ходящие вдоль нефтепроводов, с двух до четырех часов ночи с двадцать восьмого на двадцать девятое ноября.
   Коплан озабоченно поджал нижнюю губу.
   — Сегодня двадцать четвертое, — заметил он.
   — Я знаю, — сухо перебил сириец, — но задача не такая уж сложная.
   Он сел в кресло, уперся локтями в стол и соединил кончики пальцев.
   — Я уверен, что в Мафраке действуют агенты военной контрразведки, следящие за капитаном. Скажем в скобках, что его зовут Саббах... Отношения между Сирией и Иорданией враждебные, и иорданские агенты насторожатся, если с капитаном встретится сирийский гражданин. Для француза это станет детской игрой, особенно если у него будет уважительная причина для встречи... и средство убеждения.
   Халати замолчал. Коплан спросил:
   — Что вы хотите сказать?
   Жестокие губы сирийца искривила циничная улыбка.
   — Саббах неподкупен, — сообщил он, — но имеет слабость к женщинам. Поэтому вы поедете с дамой.
   Наступило молчание. Коплан рассматривал проблему со всех сторон.
   — Что случится, если у меня не получится? — спросил он.
   — Это было бы очень серьезно. На вашем месте я бы постарался, чтобы получилось. Так надежнее. И намного более выгодно для вашей последующей карьеры. Однако я не хочу выкручивать вам руки: если вы считаете, что это выше ваших сил, я поручу вам менее сложную работу. Управление грузовиком, например.
   — Хорошо, — ответил Коплан. — Я постараюсь. Но мне нужно как можно больше сведений об этом гарнизоне.
   — Секунду, — заметил Халати. — Сначала я должен рассказать вам о вашей спутнице. Вы должны крепко держать ее в руках, поскольку она может воспользоваться поездкой, чтобы попытаться удрать.
   Коплан поднял брови.
   — Да, — продолжил сириец деловым тоном. — В моем распоряжении большая группа девушек — все родом из Европы, — которые подписали контракт на работу танцовщицами на Ближнем Востоке. После стажировки в одном кабаре Бейрута, как и предусматривалось в контракте, их отправили в другие места, где теперь они занимаются гораздо более простым ремеслом. Большинство возражает, но это ничего не значит: их быстро вразумляют. Если они оказываются чересчур упрямыми, их отдают на одну ночь десятку бедуинов. После этого они уже не рыпаются. Та, которая поедет с вами, прошла через этот опыт и укрощена; но, оказавшись почти на свободе, она может задумать побег. Вы отвечаете передо мной за ее возвращение в Дамаск, поскольку у этой малышки есть талант... Впрочем, вы в этом скоро убедитесь сами: она будет выдавать себя за вашу жену.
   Коплан постучал кончиком сигареты по ногтю и сунул ее в угол рта.
   — Хм... — буркнул он. — И когда же я получу это секретное оружие?
   — Немедленно, — ответил Халати. — Вы должны приехать в отель «Нью-Семирамис» парой, как будто прилетели в Дамаск вместе.
   Он ударил в гонг, чтобы позвать слугу. Тот бесшумно вошел в кабинет, и сириец отдал ему приказание по-арабски. Поклонившись, слуга вышел.
   — Пока она собирается, я улажу с вами несколько второстепенных моментов, — вновь заговорил Халати по-французски. — Отсюда до Мафрака всего несколько часов езды на поезде, если не будет задержек на границе. Возьмите минимум багажа.
   Он продолжал сообщать необходимые сведения об иорданском городке и способах войти в контакт с капитаном Саббахом.
   Его речь, прерываемая время от времени вопросами Коплана, внезапно оборвалась, когда слуга появился снова в сопровождении элегантной молодой женщины с недовольным лицом.
   Она бросила на Коплана быстрый взгляд и стала ждать, пока к ней обратится Халати.
   — Представляю тебе твоего соотечественника, — произнес он с плохо скрытой иронией. — Ты станешь его партнершей и будешь его слушаться, да?
   В голубых глазах молодой женщины мелькнул огонек интереса и сразу же погас. За долгие недели она привыкла беспрекословно подчиняться приказам и капризам Халати. Она устало пожала плечами и покорно согласилась.
   — Мадемуазель Клодин Серве, танцовщица, — представил ее Халати своему гостю. — Пустая голова, но восхитительное тело.
   Коплан был невозмутим, хотя в глубине души был вынужден признать, что у этой девушки было все необходимое, чтобы покорить мужчину.
   Блондинка с нежной кожей, прекрасным цветом лица и высокой красивой грудью. Лицо, правда, было немного усталое, но обладало тем таинственным шармом, который вызывает неприязнь других женщин и сразу радует мужчин. Ее тонкая талия, какую можно встретить только у парижанок, очень гармонично переходила в бедра, еще не совсем развившиеся. Что касается ног, то достаточно было увидеть их от лодыжки до колена, чтобы догадаться, что выше они еще восхитительнее.
   Ноги были обтянуты изысканного цвета чулками, и это делало их еще более соблазнительными. Несомненно, Клодин Серве была первоклассной приманкой. Если капитан Саббах устоит перед ней, значит, в его жилах течет не кровь.
   Коплан вяло пожал девушке руку.
   Халати внимательно рассматривал пару. Довольный, он заявил:
   — Вы можете стать хорошей командой. Вы неплохо смотритесь вдвоем.
   Затем он обратился к Коплану:
   — Возвращайтесь из Иордании утром двадцать девятого, но ко мне приходите, только когда стемнеет. Надеюсь, все пройдет хорошо.
   Были оговорены последние детали; около половины двенадцатого Коплан и Клодин вышли на улицу, более смущенные, чем хотели показать.
   — Меня зовут Франсис, — сказал он, оглядываясь в поисках такси. — Будет лучше, если мы сразу перейдем на «ты». Это более естественно.
   — Еще бы, — ответила она с тягучим произношением уроженки парижского предместья. — Что это за махинация? Ты работаешь на этих парней?
   Он повел ее к бульвару, не глядя на нее.
   — Я работаю на кого угодно, лишь бы мне платили, — непринужденно ответил он. — А потом, у меня аллергия на вопросы. Если хочешь, чтобы мы поладили, спокойно делай свою работу и не нервируй меня.
   — Ладно, — ответила она, насупившись. — Тебе виднее. Я приняла тебя за другого.
   Наконец они нашли такси. До аэропорта доехали меньше чем за десять минут. Коплан, заплатив за хранение багажа, отнес его в машину и велел шоферу ехать в отель «Нью-Семирамис».
   По дороге Клодин все же нарушила молчание:
   — Я бы все-таки хотела, чтобы ты мне сказал, что это за комедия... Зайед Халати держит меня взаперти в своем гареме целых шесть недель, а потом отправляет в поездку вместе с тобой. Ты меня купил или что?
   Коплан понял, что ей совершенно ничего не известно. Он бы предпочел, чтобы сириец сам рассказал ей о роли, которую она должна сыграть.
   — Мы с тобой коллеги, — объяснил он, повернувшись к ней. — Для всех мы женаты. Мы поедем туристами в Иорданию и остановимся в Мафраке. Там тебе придется соблазнить одного парня, возможно, переспать с ним. Об остальном не беспокойся.
   Такси обогнуло вокзал, проехало по проспекту до моста Виктория и наконец остановилось перед одним из четырех самых лучших Отелей столицы.
   — А теперь, — предупредил Коплан сквозь зубы, — будь благоразумна и внимательна: поскольку ты считаешься моей благоверной, веди себя прилично и с достоинством.
   — Пошел ты... — прошептала она тем же тоном.
   Но когда он вышел из такси и подал ей руку, чтобы помочь выйти, она поставила ногу с таким изяществом, что ее одобрила бы даже знатная дама. Она посмотрела сквозь портье, как будто он был прозрачным, и громко сказала:
   — Как жаль, дорогой, что мы не сможем пробыть в Дамаске дольше. Какая восхитительная обстановка для медового месяца!
   Он взял ее под руку. Когда они входили в роскошный холл, он шепнул ей:
   — Очень хорошо, но не переигрывай.
   Они подошли к стойке. За ними следовал носильщик с их чемоданами, взятыми из такси.
   Коплан поговорил несколько минут с администратором, потом решил взять номер на пятом этаже. Узнав время отправления поезда на Амман, он попросил разбудить их завтра в семь утра.
   Вместе с молодой женщиной он поднялся на лифте и вошел в их номер. Комната была огромной; номер дополняла просторная ванная.
   Когда дверь за ними закрылась, Коплан и Клодин озабоченно посмотрели друг на друга. Эта вынужденная близость, к которой их не подготовили, застала обоих врасплох.
   Чтобы скрыть легкое чувство смущения, Клодин спросила:
   — А почему нужно, чтобы я опутала этого типа из Мафрака? У него много денег?
   Франсис почесал за ухом.
   — Не очень, — ответил он. — Это военный. Она нахмурила брови.
   — Военный? А что в нем особенного?
   — В нем? Ничего... Его главное достоинство в том, что он охраняет участок территории, по которому проходят нефтепроводы.

Глава V

   Они пообедали вместе в ресторане отеля, погуляли по Дамаску и, как полагается туристам, осмотрели мечеть Омейадов, дворец Азем и базар в центре старого города.
   По молчаливому согласию они не вспоминали о предстоящей поездке в Мафрак и мало-помалу между ними возникло ворчливое товарищество.
   Вечером, когда они остались одни в номере отеля, нерешительность медленно погасила разговор.
   — Слушай, — сказал наконец Франсис, — не будем продолжать игру в аббата и цветочницу. Давай разденемся и ляжем в постель. Мне хочется спать.
   Она нерешительно посмотрела на Коплана. Не то чтобы она отказалась в который раз уже отдать свое тело объятиям, если бы это пришлось сделать. Просто она не верила в его искренность.
   Не обращая на нее внимания, он снял пиджак и расстегнул рубашку, одним движением освободил торс.
   Клодин увидела страшные фиолетовые полосы на его груди и спине и уставилась на него расширившимися глазами.
   — Господи, — пораженно прошептала она. — Что с тобой сделали?
   — Воспоминания о Судане, — ответил он, беря из чемодана коробку с зубным порошком.
   По-прежнему ошеломленная, она подошла к нему и осторожно погладила больную кожу кончиками пальцев.
   — Тебе больно? — спросила она со сжавшимся при виде свежих шрамов сердцем.
   — Сейчас нет. Только ночью. Иногда. Он прошел в ванную и включил душ.
   Клодин подошла к открытому окну, чтобы посмотреть на улицу.
   Странный спутник начинал серьезно ее занимать. Она различила в нем противоречивые наклонности. Может быть, он был бандитом, проходимцем, авантюристом, способным на крайнюю жестокость. Однако в нем было что-то глубоко человечное. Ей бы очень хотелось, чтобы он почувствовал к ней симпатию.
   Он вернулся в комнату, одетый в пижаму.
   — Ты что, — удивился он, — не хочешь отдохнуть? Она быстро обернулась, как будто он застал ее за чем-то нехорошим.
   — О, я замечталась, — прошептала она с полной горечи улыбкой.
   Подавив вздох, она расстегнула пуговицы блузки. Она выглядела бы нелепо, если бы показала, что чувствует что-то вроде стыдливости. Решительным движением она сняла блузку, юбку и комбинацию.
   Коплан, не обращавший на нее внимания, закурил последнюю за день сигарету; он откинул покрывало на широченной кровати, освещенной двумя бра.
   Франсис посмотрел на Клодин без всякого интереса, когда она снимала второй чулок.
   — Если я начну храпеть, толкни меня, — посоветовал он, прежде чем лечь на ослепительную простыню.
   Ему понадобилось усилие воли, чтобы отвести взгляд от почти обнаженной молодой женщины, чья открытая грудь предстала теперь во всем своем великолепии. Он мимолетно увидел ее изящные бедра, прикрытые черным кружевным поясом для чулок. И это окончательно прогнало сон.
   Клодин прошла в ванную.
   Франсис уткнулся головой в подушку, устроился поудобнее и решительно закрыл глаза.
   Хотя он не остался равнодушным к прелестям Клодин, ему было противно начинать любовные игры в таких условиях. Возможно, это было идиотизмом, но главным препятствием являлось то, что Клодин была проституткой, а он не хотел обращаться с ней как с таковой.
   Коплан погасил одно бра, дернув за шнурок, но оставил включенным второе, освещавшее вторую подушку.
   Он постарается настроить свои мысли на Зайеда Халати и капитана Саббаха. Ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое... Нефтепроводы...
   Наконец Клодин легла, и волнующий запах ее духов атаковал его, как коварное приглашение. Гибкие движения совсем близкого прекрасного женского тела нервировали его.
   — Ты спишь? — спросила она, лежа на спине, положив руки за голову.
   — Нет, — ответил он, лежа к ней спиной.
   — Ты не женат?
   — Нет.
   Молчание. Второе бра погасло, и комната погрузилась во мрак.
   — Сколько времени будет продолжаться наш туфтовый брак?
   — До двадцать девятого.
   — А потом?
   — Потом? Полагаю, что мы разойдемся каждый в свою сторону. Это зависит от Халати.
   Снова молчание.
   — Ты на меня дуешься? — спросила она шепотом.
   — Нет. Почему ты так решила?
   — Ты не разговорчив.
   — Я хочу спать.
   Она пошевелилась, почти коснувшись бедром ноги Коплана.
   — Ты не будешь возражать, если я положу голову тебе на плечо?
   Он решительно вздохнул.
   — Нет, — сказал он, неподвижный как камень. — Ложись, как хочешь, только перестань вертеться.
   Ее светлые волосы легли на затылок Франсиса, и она свернулась калачиком, не касаясь его спины.
   — Какие мерзавцы тебя избили? — спросила она еле слышно.
   — Легавые.
   Он закрыл глаза, но заснул только через час.
   Звонок телефона вырвал его из блаженного забытья. Клодин открыла глаза одновременно с ним. Они посмотрели друг на друга с сосредоточенной серьезностью людей, чей мозг еще затуманен.
   — Сними трубку, — прошептала молодая женщина. Он протянул руку, поднес трубку к уху и пробормотал слова благодарности. Его мысли разом прояснились. Он отбросил простыню, сел и спустил ноги на ковер.
   — В путь, — произнес он вслух, чтобы придать себе мужества. — Поезд отходит через час с четвертью.
   Клодин зевнула, с наслаждением потянулась, изогнувшись. Ее грудь натянула прозрачную ткань ночной нейлоновой рубашки и обрисовалась с дерзкой четкостью.
   Коплан, направлявшийся в ванную, не смог не бросить взгляд на свою спутницу. Он был доволен собой. Мужчина, не способный справляться со своими чувствами, — погибший человек.
   Капитан Саббах проверит это на себе.
   После бесконечно долгой поездки — поезд останавливался на каждой станции — Коплан и Клодин около четырех часов дня вышли в маленьком иорданском городке Мафрак. Неся чемодан, Коплан пошел по улочкам, ища маленькую гостиницу, адрес которой дал ему Халати. Клодин, шедшая рядом с ним, производила сенсацию.
   Европейских туристов в Мафраке было мало. Последние годы они почти совсем перестали ездить в эту страну, охваченную внутренними раздорами и подвергавшуюся угрозам со всех сторон.
   Иордания переживала тяжелый период. Эта маленькая страна, получившая от англичан автономию, не находила мира. Три противоположные силы постоянно оказывали на нее давление: чрезвычайно амбициозная Сирия, поддерживаемая Советами; Саудовская Аравия — яростный враг Хашимитской династии, царствующей в Иордании и Ираке; наконец, Израиль — пария Среднего Востока.
   Коплан отклонил многочисленные предложения услуг носильщиков, гидов и переводчиков. По пути он заметил несколько гаражей, где машины сдавались напрокат для экскурсий и поездок по стране.
   Утомленные дорогой, мокрые от пота, Франсис и его спутница были рады оказаться в прохладе весьма невзрачной комнаты. Они дали себе два часа отдыха, что возвратило им силы, затем приступили к туалету.
   Немного взволнованная Клодин вдруг спросила:
   — А как я должна взяться за тою капитана? Знаешь, я не говорю ни по-арабски, ни по-английски.
   — Не ломай себе голову, — раздраженно ответил Коплан.
   Он надел легкий пиджак, переложил бумажник и паспорт во внутренние карманы. Теперь рубцы начали чесаться.
   Поджав губы, Клодин закончила свой туалет. Одетая в легкое платье без претензий, но облегавшее ее как перчатка, она была еще привлекательней, чем накануне.
   Перед уходом Коплан бросил взгляд на заметки, сделанные у Халати. Он вспомнил некоторые детали, мельчайшие подробности, которые сириец сообщил о личности Саббаха.
   — Пошли, — сказал он ей менее ворчливым тоном. Они вышли; Клодин с самым естественным видом взяла его под руку. Через пятьдесят метров они увидели гараж и вошли в него.
   Коплан с большим трудом смог нанять на вечер машину с шофером по разумной цене. Хозяин, изъяснявшийся на смешанном жаргоне, в котором английские слова были в явном меньшинстве, наконец понял, что машина должна отвезти двух туристов в военный лагерь в двух километрах к северу от города. Он отдал громкие инструкции здоровяку шоферу подозрительного вида, одетого, как кочевник — в длинное белое платье, спускавшееся до пят, и с сероватым платком на голове, который удерживался красным обручем.
   Они сели в машину — старый синий «воксхолл», — и она поехала к перекрестку, где ответвляется шоссе, идущее через пустыню на Багдад.
   — Вообще-то мы намереваемся посетить руины Умм-эль-Джемаля, — сказал Франсис, показывая польцем на восток. — Видишь, два нефтепровода идут вдоль этой дороги, но отсюда можно видеть только один, а второй уходит на северо-запад примерно в десяти километрах за руинами.
   Клодин из вежливости посмотрела в окно и увидела толстую стальную змею.
   — Какая связь между мной, тем офицером и этой трубой? — спросила она.
   — Узнаем утром двадцать девятого, — уклончиво ответил он.
   Машина ехала вдоль заграждения из колючей проволоки. Внутри заграждения были разбросаны палатки и несколько бараков. На мачте развевался иорданский флаг.
   Машина подъехала к воротам, которые охранял часовой в полевой форме и с покрывалом на голове, удерживаемым двумя параллельными жгутами. Солдаты с автоматами на груди стояли неподвижно.
   Такси остановилось. Шофер окликнул ближайшего солдата и объяснил ему по-арабски, что привез двух иностранцев, желающих встретиться с капитаном Саббахом. Хмурый часовой заглянул в машину. В его бархатных глазах блеснул огонек, когда он увидел Клодин, но лицо осталось суровым. Убедившись, что приехавшие не имеют фотоаппаратов, он громко свистнул.
   Из лагеря прибыл дежурный. Часовой в двух словах объяснил ему, в чем дело.
   Тем временем, предвидя бесконечные переговоры, Коплан и Клодин вышли из машины. Солнце заходило, окрашивая небо в красноватый цвет. На этом плато, расположенном на высоте в тысячу метров, воздух был кристально чист.
   Пять минут спустя дежурный вернулся с инструкциями, и часовой знаками объяснил приезжим, что они могут вернуться в машину; затем он сказал шоферу, что автомобиль может проехать в лагерь. Дежурный сел рядом с водителем.
   По разбитой дороге такси, переваливаясь, подъехало к одному из бараков и остановилось перед широко открытой двустворчатой дверью. На пороге стоял офицер.
   Он поприветствовал гостей, коснувшись рукой лба, а потом сердца. Потом он протянул Коплану руку и представился по-английски:
   — Капитан Саббах... Добро пожаловать.
   Это был мужчина лет пятидесяти, худой как палка, с лицом, выдубленным ветрами пустыни, безбородый, с тонким властным ртом. У него был потухший взгляд человека, который, устав служить в дальнем гарнизоне, что равнозначно ссылке, смирился с тем, что закончит службу в том же звании. Хотя коран и запрещает употребление алкоголя, Саббах унаследовал от английских инструкторов серьезную склонность к виски. Это было заметно по большим мешкам у него под глазами.
   — Добрый вечер, капитан, — ответил Коплан. — Представляю вам мою жену...
   Клодин томно протянула руку, которую офицер почтительно взял.
   — Я очарован, мадам, — заявил он с внезапно пересохшим горлом.
   Затем, оробев, он решил проводить гостей в свой кабинет.
   — Туристы крайне редко бывают у меня, — сказал он извиняющимся тоном, предлагая им жалкие стулья. — Итак, чем могу быть полезен?
   — Приехав сюда, мы имели две цели, — произнес Коплан. — Первая — передать привет вам от майора Баки Нагиба, с которым мы познакомились в Дамаске.
   — Да? — переспросил приятно удивленный офицер. — Я не видел его уже семь лет.
   По его лицу пробежала меланхолическая тень, и он продолжил:
   — Как у него дела?
   — Хорошо, — ответил Коплан. — Переоснащение армии идет ускоренными темпами. Благодаря этому продвижение по службе тоже ускорилось, что всегда приятно для солдата.
   Саббах помрачнел.
   — Да, — вздохнул он, незаметно бросая взгляд на ноги Клодин. — Сирийским офицерам везет, а мне...
   Он облокотился на стол, наклонился вперед и добавил более тихим голосом:
   — ... я пять лет служил под началом Глубб паши. В глазах молодых фанатичных офицеров это большой недостаток. Как вы знаете, в королевстве сотрясаются основы.
   Он равнодушно махнул рукой, как бы отгоняя грустные мысли, а потом бросил:
   — А какова ваша вторая цель?
   Коплан секунду смотрел на Клодин нежным взглядом.
   — Вторая — просьба, которая может показаться вам странной, — ответил он. — Представьте себе, моя жена хотела бы получить небольшой эскорт, чтобы осмотреть руины Умм-эль-Джемаля... Она боится отправляться со мной в этот пустынный район, поскольку население настроено против европейцев.
   Губы капитана раздвинула улыбка, и на загорелом лице сверкнули белые зубы.
   — Хотя ее опасения безосновательны, я вполне могу исполнить это желание, — произнес он, разглядывая молодую женщину уже с большей смелостью.
   — Она не понимает по-английски, — предупредил Коплан.
   — О... мне... очень... жаль... — сказал Саббах на французском.
   Клодин как будто проснулась. Ее глаза встретились с черными глазами капитана, и она оживилась.
   — Так вы говорите по-французски? — восхищенно воскликнула она.
   — Очень-очень мало, — пробормотал офицер с сильным английским акцентом.
   Он прикусил губу и снова обратился к Коплану:
   — Когда вы хотите совершить эту экскурсию?
   — Завтра или послезавтра. Но, скорее всего, вы ведь не сможете оторвать несколько человек от обычных обязанностей? Я бы не хотел злоупотреблять вашей любезностью.
   Саббах поднял обе руки ладонями вверх.
   — В этом нет ничего страшного, — уверил он. — К тому же руины Умм-эль-Джемаля находятся на обычном пути моих патрулей. Можно просто сдвинуть время одного из них. Скажите мне, в какое время вы хотите туда отправиться.
   — Что вы посоветуете?
   — В это время года — рано утром или после шести часов вечера.
   Коплан повернулся к Клодин, перевел ей последние фразы капитана и спросил:
   — Когда тебе больше нравится? Утром или вечером?
   Она чуть не сказала, что ей на это наплевать, но, насторожившись под внимательным взглядом иорданца, решила: