Страница:
Я засмеялся и покачал головой.
- Очень хорошо. Просто отлично. Вы произнесли замечательную речь о детях и семье, генерал, но, конечно, мы оба прекрасно знаем, что вы держите информацию об этом деле в секрете из опасения, что все увидят: современная полиция - сборище дилетантов, ничего не смыслящих в своем деле. Это уронит и их, и ваш престиж. И вы хотите, чтобы я вернулся, совсем не потому, что я такой уж хороший сыщик, а потому, что все остальные - плохие. Современное Крипо в состоянии расследовать только два вида преступлений - нарушение чистоты расы и распространение анекдотов о фюрере.
Гейдрих улыбнулся, как побитая собака, но глаза его сузились.
- Вы что, отказываете мне, господин Гюнтер? - спросил он без всякого выражения.
- Я хотел бы вам помочь, действительно хотел. Но вы выбрали плохое время. Понимаете, я только что узнал, что вчера ночью был убит мой напарник. Можете считать меня старомодным, но я хотел бы найти того, кто это сделал. При обычных обстоятельствах я передал бы дело ребятам из комиссии по расследованию убийств, но, принимая во внимание то, что вы мне сейчас сказали, это бы ни к чему не привело, не так ли? Они додумались до того, что обвинили меня в его убийстве, так что, кто знает, может, они заставят и меня подписать признание, тогда уж мне ничего не остается, как работать на вас, чтобы избежать гильотины.
- Естественно, я слышал о смерти господина Штальэкера. - Он снова поднялся. - И конечно, вам хочется навести кое-какие справки. Если мои люди смогут вам чем-нибудь помочь, невзирая на их дилетантство, смело обращайтесь к ним. Тем не менее допустим на минуту, что это препятствие устранено, что вы тогда ответите?
Я пожал плечами.
- Допустим, что я откажусь. Означает ли это, что я лишусь своей лицензии частного сыщика?
- Естественно.
- Разрешения на ношение оружия, водительских прав?
- Без сомнения, мы отыщем какой-нибудь предлог...
- Тогда, вероятно, я вынужден принять ваше предложение.
- Отлично.
- При одном условии.
- Говорите.
- На все время расследования я получаю чин криминалькомиссара, и мне будет позволено вести следствие так, как я посчитаю нужным.
- Минуточку, - вмешался Небе. - А чем вам не нравится ваш старый чин инспектора?
- Если не принимать во внимание разницу в зарплате, - сказал Гейдрих, Гюнтер, без сомнения, стремится к тому, чтобы как можно меньше зависеть от вмешательства высших чинов. Он, конечно, совершенно прав. Ему нужен этот чин для того, чтобы преодолеть предубеждение, с которым, можно не сомневаться, встретят его возвращение в Крипо. Мне следовало подумать об этом самому. Я согласен с вашим условием.
Мы направились назад во дворец. За дверью офицер СД протянул Гейдриху записку. Он прочитал ее и улыбнулся.
- Ну разве не совпадение? - улыбнулся он. - Похоже, мои некомпетентные полицейские отыскали человека, который убил вашего напарника, господин Гюнтер. Интересно, говорит ли вам о чем-нибудь имя Клауса Херинга?
- Штальэкер наблюдал за его квартирой, когда его убили.
- Хорошие новости. Только в эту бочку меда попала ложка дегтя - этот Херинг покончил жизнь самоубийством. - Гейдрих посмотрел на Небе и улыбнулся. - Наверное, нам лучше съездить туда и посмотреть, как ты думаешь, Артур? А то господин Гюнтер подумает, что мы все это подстроили.
Всегда очень трудно сформулировать впечатление от вида повешенного - в нем есть что-то гротескное. Высунутый распухший язык, напоминающий третью губу, выпученные, похожие на шары, глаза, как у собаки, участвующей в гонках, - все это влияет на ваше восприятие. Кроме того, что Клаус Херинг никогда бы не выиграл приза местного дискуссионного клуба, о нем мало что можно было сказать. Разве только, что ему было около тридцати, худощавый, волосы светлые, довольно высок - отчасти из-за своего страшного "галстука".
Все более или менее ясно. По своему опыту я знаю, что вешаются в основном самоубийцы: существует много более легких способов убить человека. Я знаю несколько исключений, но это были несчастные случаи, при которых у погибших происходило неожиданное торможение блуждающего нерва в тот момент, когда они предавались самомазохистским извращениям. Этих сексуальных извращенцев обычно находили обнаженными или одетыми в женское белье с развернутыми порнографическими журналами, прилипшими к рукам, и это всегда были мужчины.
В случае с Херингом не имелось никаких доказательств, что смерть произошла во время подобных сексуальных развлечений. Одет он был так, как могла бы одеть его мать; и руки, висящие вдоль тела, служили наглядным подтверждением тому, что он сам сунул голову в петлю.
Инспектор Штрунк, тот самый полицейский, который допрашивал меня в Алексе, доложил Гейдриху и Небе о результатах обследования места преступления.
- Мы нашли листок с именем этого человека и его адресом в кармане Штальэкера. В кухне лежит штык, завернутый в газету. Он покрыт кровью, и по его виду я бы сказал, что именно этим оружием его убили. Мы нашли также запачканную кровью рубашку, которая, вероятно, была на Херинге в момент убийства.
- Что-нибудь еще? - спросил Небе.
- Кобура под мышкой у Штальэкера была пуста, генерал, - сказал Штрунк. - Может быть, Гюнтер захочет сказать нам, его это пистолет или нет? Мы нашли его в одном бумажном пакете с рубашкой.
Он протянул мне "Вальтер-ППК". Я поднес дуло к носу и вдохнул запах смазки. Затем передернул затвор и увидел, что в стволе нет патрона, хотя магазин полон. Я сдвинул предохранитель. На черном металле были аккуратно процарапаны инициалы Бруно.
- Да, это пистолет Бруно, - подтвердил я. - Однако не похоже, чтобы он им пользовался. Я хотел бы осмотреть рубашку, если вы не возражаете.
Штрунк взглянул на своего рейхскриминальдиректора.
- Пусть осматривает, инспектор, - распорядился Небе.
Это была рубашка фирмы "С и А", область живота и правая манжета сильно запачканы кровью, что подтверждало общую картину убийства.
- Похоже, именно этот парень убил вашего напарника, господин Гюнтер, сказал Гейдрих. - Он вернулся домой и, переодеваясь, осознал, что натворил. В порыве раскаяния сунул голову в петлю.
- Похоже на то. - Я не стал выдавать своих сомнений. - Однако, если вы не возражаете, генерал Гейдрих, я хотел бы осмотреть квартиру. Только один. Просто чтобы выяснить одну или две интересующие меня детали.
- Очень хорошо. Но не задерживайтесь, ладно?
Когда Гейдрих, Небе и полицейский покинули квартиру, я занялся тщательным осмотром тела Клауса Херинга. Очевидно, он привязал кусок электрического шнура к перилам лестницы, накинул петлю на шею и затем просто спрыгнул со ступеньки. Но только осмотр кистей, запястий и шеи Херинга мог подтвердить, как это действительно произошло. Было что-то странное в обстоятельствах его смерти - правда, я не мог четко сформулировать, что именно вызывало подозрение, - и в том, что он решил переодеть рубашку, прежде чем повеситься.
Я перелез через перила, взобрался на небольшой уступ в верхней части стенки лестничного проема и свесился вниз. Наклонившись, я смог разглядеть то место, к которому был привязан шнур, проходивший за правым ухом Херинга. Если тело было кем-то подвешено, то веревка должна натянуться сильнее и располагаться вертикальнее, чем когда человек вешается сам. Присмотревшись, я увидел на шее Херинга вторую горизонтальную полосу, как раз пониже петли, что, по-видимому, подтверждало мою догадку. Перед тем как повеситься, Клаус Херинг был задушен.
Я проверил, соответствует ли размер воротника рубашки Херинга размеру запачканной кровью рубашки, которую я осмотрел раньше. Соответствовал. Затем снова перелез через перила и спустился на несколько ступенек. Стоя на цыпочках, я стал исследовать его кисти и запястья. Разжав правую руку, я увидел засохшую кровь и маленький блестящий предмет, который, похоже, вдавился в мякоть ладони Херинга. Я вытащил его и осторожно положил на свою ладонь. Значок здорово погнут, вероятно, Херинг с силой сжал его в кулаке, и, хотя он был запачкан кровью, можно было без труда разглядеть эмблему, изображавшую мертвую голову. Такой значок носили на своих фуражках эсэсовцы.
Я задержался ненадолго в квартире, пытаясь понять, что здесь произошло, будучи совершенно уверенным теперь, что к этому приложил руку Гейдрих. Не он ли сам спрашивал меня там, в саду дворца принца Альбрехта, каков будет мой ответ на его предложение, если "препятствие", необходимость найти убийцу Бруно, будет "устранено"? И устранено так, что теперь и концов не найдешь? Без сомнения, он предвидел мой ответ и к тому времени, когда мы отправились на прогулку в сад, уже отдал приказ убрать Херинга.
Думая об этом и о многих других вещах, я осмотрел квартиру - быстро, но тщательно: заглянул под матрасы и в баки, скатал ковры и даже пролистал несколько учебников по медицине. Я отыскал целый лист старых марок, выпущенных к пятой годовщине прихода нацистов к власти, которые постоянно появлялись на письмах, адресованных фрау Ланге. Но писем ее сына к доктору Киндерману не было.
Глава 6
Пятница, 9 сентября
Странно было снова очутиться на совещании в Алексе и еще более странно слышать, как Небе обращается к тебе "комиссар Гюнтер". Прошло пять лет с тех пор, как в июне 1933 года, не выдержав больше полицейских чисток Геринга, я ушел с поста инспектора криминальной полиции и начал работать детективом в отеле "Адлон". Все равно меня бы уволили несколькими месяцами позже. И скажи мне кто-нибудь тогда, что я вернусь в это здание в более высоком звании при правительстве национал-социалистов, я бы назвал его сумасшедшим.
Большая часть сидевших за столом почти наверняка придерживалась того же мнения, однако их лица ничего не выражали. Это были:
Ганс Лоббес, третий рейхскриминальдиректор и начальник управления криминальной полиции; граф Фриц фон дер Шуленберг, заместитель полицей-президента Берлина и представитель городской полиции, называемой Орпо. И даже три офицера из Крипо, один из полиции нравов и два из отдела убийств, которых включили в следственную группу - по моей просьбе она должна была быть небольшой. Все они смотрели на меня со смешанным чувством страха и отвращения. Но я их в том не виню. Для них я был шпионом Гейдриха. На их месте я чувствовал бы, наверное, то же самое.
В комнате находились еще два человека, вызванные по моей просьбе, чье присутствие также усиливало атмосферу недоверия. Один из них - женщина, судебный психиатр из берлинского госпиталя "Шарите". Фрау Мария Калау фон Хофе была другом Артура Небе, который и сам неплохой криминолог. Она официально числилась консультантом управления полиции по вопросам психологии преступников. Вторым был Ганс Ильман, профессор судебной медицины из университета имени Фридриха Вильгельма в Берлине, бывший старший патологоанатом полицейского управления. Он был им до тех пор, пока его холодная враждебность нацизму не заставила Небе отправить его в отставку. Но даже Небе признавал, что Ильман - лучший патологоанатом, работавший в то время в Алексе. Поэтому по моей просьбе его пригласили принять участие в расследовании порученного мне дела.
Шпион, женщина и политический диссидент. Не хватало только встать и спеть "Красное знамя", чтобы собравшиеся окончательно убедились, что они стали жертвами розыгрыша.
Небе закончил свою пространную вступительную речь, в которой представил меня присутствующим, и дал мне возможность вести совещание.
Я сказал:
- Я ненавижу бюрократию, я ее терпеть не могу. Однако сейчас нам нужна бюрократия информации. Какая ее часть действительно относится к делу, станет ясно потом. Информация - это источник развития любого расследования, и если вы пользуетесь загрязненной информацией, то этим вы отравляете все тело расследования. Конечно, человек в чем-то ошибается. В этой игре мы все ошибаемся до тех пор, пока не докопаемся до правды. Но, если я обнаружу, что кто-то в моей группе сознательно распространяет ложную информацию, я не буду передавать это дело в дисциплинарный трибунал. Я просто убью его. В этом вы можете быть уверены.
Хочу предупредить вас, что мне все равно, кто совершил эти преступления. Еврей, черномазый, гомик, штурмовик, вожак "Гитлерюгенда", чиновник или дорожный рабочий - мне безразлично. Достаточно того, что он их совершил.
А теперь я хочу перейти к делу Йозефа Кана. Напомню, что это еврей, который признался в убийстве Бригитты Хартман, Кристины Шульц и Зары Лишки. В настоящее время он, в соответствии с пятьдесят первым параграфом Уголовного кодекса, содержится в муниципальной психиатрической лечебнице в Херцберге, и одна из задач нашего совещания - оценить это признание в свете убийства четвертой девушки - Лотты Винтер.
Далее, позвольте представить вам профессора Ганса Ильмана, который любезно согласился выполнять обязанности патологоанатома в этом расследовании. Для тех, кому он не знаком, сообщаю, что это один из лучших патологоанатомов страны, и нам повезло, что он будет работать с нами.
Ильман кивнул в знак благодарности и какое-то время продолжал свертывать свою великолепную самокрутку. Хрупкий человек с редкими темными волосами, в очках-пенсне и с маленькой бородкой. Он закончил облизывать бумагу и сунул самокрутку себе в рот, словно это была фирменная сигарета. Я молча восхищался. Его впечатляющие медицинские познания были ничто в сравнении с утонченной ловкостью рук.
- Профессор Ильман ознакомит нас с результатом своих исследований после того, как ассистент Корш прочитает соответствующую запись в деле.
Я кивнул смуглому коренастому человеку, сидящему напротив меня. Было что-то искусственное в его лице, как будто его изготовили виртуозы из технического отдела службы безопасности. В глаза бросались три отличительные черты: брови, сросшиеся на переносице и посаженные так высоко, что они напоминали сокола, изготовившегося к схватке; длинный, как у колдуна, подбородок, придающий лукавое выражение всему лицу, и маленькие усики. Корш прочистил горло и заговорил голосом, который оказался на октаву выше, чем я ожидал.
- "Бригитта Хартман, - читал он, - пятнадцати лет, родители немцы. Пропала 23 мая 1938 года. Тело найдено 10 июня в Зисдорфе в мешке из-под картофеля. Жила с родителями в районе Бриц, южнее Нойкельна. Вышла из дому и направилась к станции подземки на Пархимералле. Собиралась навестить свою тетю в Райникендорфе. Предполагалось, что тетя встретит ее на станции Хольцхаузерштрассе, однако Бригитта там не появилась. Начальник станции "Пархимер" не помнит, садилась ли она в поезд. Но он сказал, что всю ночь пил пиво и все равно вряд ли бы ее запомнил".
Это заявление вызвало дружный хохот за столом.
- Пьянчуга! - фыркнул Ганс Лоббес.
- Это одна из двух девушек, которые уже похоронены, - тихо сказал Ильман. - Вряд ли я смогу что-либо добавить к результатам вскрытия. Можете продолжать, господин Корш.
- "Кристина Шульц, шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 8 июня 1938 года. Тело обнаружено 2 июля в трамвайном туннеле, соединяющем Трептов-парк на правом берегу Шпрее с поселком Штралау на другом берегу. В центре туннеля есть технический пункт в виде углубления в арке. Там дорожный рабочий и нашел ее тело, завернутое в старый брезент. Девушка была певицей и часто выступала в вечерних радиопрограммах Лиги немецких девушек. Вечером в день исчезновения она была на радиостудии на Мазуренштрассе и в семь часов исполняла песню из репертуара "Гитлерюгенда". Отец девушки работает инженером на авиационном заводе Арадо в Бранденбург-Нойендорфе. Предполагалось, что он заберет ее по пути домой в восемь часов. Но у машины спустило колесо, и он опоздал на двадцать минут. К тому времени, когда он добрался до студии, ее нигде не было, и, полагая, что она решила идти домой одна, он поехал назад в Шпандау. В 9.30 вечера ее все еще не было, и он, обзвонив ее друзей, обратился в полицию".
Корш взглянул на Ильмана, затем на меня. Погладил свои усики и приступил к чтению следующей страницы лежащего перед ним дела.
- "Зара Лишка, шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 6 июля 1938 года, тело обнаружено 1 августа в сточной канаве в Тиргартене, недалеко от Колоннады Победы. Семья живет на Антонштрассе в Веддинге. Отец работает на бойне на Ландсбергералле. Мать девушки послала ее за покупками в магазин на Линдоверштрассе, недалеко от трамвайной остановки. Владелец магазина помнит ее. Она покупала сигареты, хотя никто из ее родителей не курит, несколько "Голубых лент" и батон хлеба. Затем зашла в соседнюю аптеку. Владелец тоже запомнил ее. Она купила краску для волос "Шварцкопф экстра блонд".
"Ею пользуются шестьдесят немецких девушек из ста", - почти автоматически подумал я. Смешно вспомнить, какую только ерунду не приходилось мне запоминать в те дни. Не знаю, смог бы я сказать тогда, что происходило в мире, кроме, конечно, событий в немецких Судетах. Нам еще только предстояло понять, настолько важно было все то, что происходило в Чехословакии.
Ильман затушил сигарету и начал докладывать о результатах своих расследований.
- Девушка была обнажена и, судя по следам на ногах, связана. На горле два ножевых ранения. Однако есть доказательства того, что ее, похоже, задушили, чтобы она перестала кричать. Вероятнее всего, она была без сознания, когда убийца перерезал ей горло. Об этом говорит характер синяков в области ножевых ранений. Интерес представляет следующее обстоятельство: судя по количеству крови в ступнях и запекшейся крови в носу и на волосах, а также по тому, что ступни были туго связаны, можно предположить, что девушка висела вниз головой, когда ей перерезали горло. Как это делают со свиньями.
- Господи! - выдохнул Небе.
- Изучение материалов двух предыдущих дел позволяет предположить, что в этих случаях убийца пользовался тем же modus operandi*. Предположение моего предшественника, что девушкам перерезали горло, когда они лежали на земле, явная чепуха. В нем не учитывается наличие ссадин на лодыжках и количество крови в ступнях. По всей видимости, исследование проведено недобросовестно.
______________
* Способ действия (лат.).
- Учтено, - сказал Артур Небе, делая записи. - Ваш предшественник, по-моему, еще и некомпетентен.
- Влагалище девушки не повреждено и нет следов проникновения, продолжал Ильман. - Однако анус расширен на два пальца. Анализы на присутствие спермы дали положительные результаты. - Кто-то издал стон. Желудок мягкий и пустой. Очевидно, прежде чем пойти на станцию, она съела яблоко и бутерброд. На момент смерти вся пища была переварена. Но яблоко переваривается труднее и в процессе пищеварения поглощает воду. Таким образом, я отношу смерть девушки ко времени между шестью и восемью часами после обеда, то есть через два часа после того, как было заявлено об ее исчезновении. Можно заключить, что ее сначала похитили, а затем убили.
Я взглянул на Корша.
- Пожалуйста, последний случай, господин Корш.
- "Лотта Винтер, - прочитал он, - шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 28 июля 1938 года, тело найдено 25 августа. Жила на Прагерштрассе, посещала местную школу, готовилась к экзаменам за среднюю школу. Ушла на урок верховой езды в манеже "Таттер-зал" в зоопарке и не вернулась. Ее тело найдено на дне старой лодки в лодочном сарае на берегу озера Муггель".
- Наш клиент успевает везде, не так ли? - спокойно заметил граф фон дер Шуленберг.
- Как черная смерть, - сказал Лоббес.
Ильман снова заговорил:
- Задушена. Смерть наступила в результате повреждения гортани, перелома подъязычной кости, вилки и крыльев щитовидного хряща, что указывает на особую жестокость при убийстве. Девушка была физически сильной. Вероятно, она оказывала энергичное сопротивление. В этом случае причиной смерти явилось удушение, хотя и перерезана также правая сонная артерия. Как и в предыдущих случаях, на ступнях следы от веревки, на волосах и в ноздрях кровь. Несомненно, она висела вниз головой, когда ей перерезали горло, и так же, как в других случаях, из тела вытекла почти вся кровь.
- Как будто вампир поработал! - воскликнул детектив из отдела убийств. Он взглянул на фрау Калау фон Хофе и добавил: - Извините.
- Сексуальное вторжение? - спросил я.
- Из-за невыносимого запаха пришлось промыть влагалище, - объявил Ильман под возмущенные взгляды, - поэтому спермы не было обнаружено. Однако царапины на входе во влагалище и синяк на теле в области таза указывают на то, что сексуальное вторжение имело место, насильственное вторжение.
- До того как ей перерезали горло? - уточнил я. Ильман кивнул.
В комнате на какое-то время воцарилось молчание. Ильман занялся изготовлением новой самокрутки.
- И вот исчезла еще одни девушка, - объявил я. - Не так ли, инспектор Дойбель?
Дойбель неловко поерзал на стуле. Это был крупный блондин, выражение его серых усталых глаз свидетельствовало, что ему часто приходилось наблюдать по ночам за такой работой, для выполнения которой надо надевать толстые защитные перчатки из кожи.
- Да, - сказал он. - Ее имя - Ирма Ханке.
- Так, поскольку следствие ведете вы, не смогли бы вы рассказать нам немного об этом деле.
Он пожал плечами.
- Она из прекрасной немецкой семьи. Ей семнадцать лет, живет на Шлоссштрассе в Штеглице. - Он помолчал, пробегая глазами свои записи. Исчезла в среду 24 августа. Ушла, чтобы проводить сбор пожертвований среди населения от имени Лиги немецких девушек в рамках экономической программы рейха.
- Что именно она собирала? - поинтересовался граф.
- Старые тюбики из-под зубной пасты. Я думаю, что этот металл...
- Спасибо, инспектор. Я знаю, в чем ценность тюбиков от зубной пасты.
- Да. - И он вновь заглянул в свои записи. - Сообщают, что ее видели на Фейербахштрассе, Торвальдсенштрассе и Мюнстердам. Мюнстердам проходит в южном направлении мимо кладбища, и церковный сторож утверждает, что видел девушку из Лиги, похожую по описанию на Ирму, около 8.30 вечера. Он полагает, что она шла на запад в направлении Бисмаркштрассе. Возможно, возвращалась домой, так как сказала родителям, что вернется около 8.45. Разумеется, она так и не вернулась.
- Есть какие-нибудь зацепки? - спросил я.
- Никаких, - ответил он твердо.
- Спасибо, инспектор. - Я прикурил и поднес зажженную спичку к самокрутке Ильмана. - Очень хорошо, - сказал я, выпуская дым. - Итак, что у нас есть? Пять девушек, приблизительно одного возраста, все соответствуют арийскому типу, который мы так хорошо знаем и любим. Другими словами, все они блондинки, настоящие или крашеные. После убийства третьей рейнской девы полиция арестовывает Йозефа Кана за попытку изнасилования проститутки. Короче, он пытался уйти, не заплатив.
- Типичный еврей, - сказал Лоббес. Некоторые засмеялись.
- Случилось так, что у Кана был с собой нож, и довольно острый, к тому же он привлекался раньше к уголовной ответственности за мелкую кражу и хулиганское нападение. Очень удобно. Полицейский из участка на Грольманштрассе, который его арестовал, решил попытать счастья и вытащить из колоды козырного туза. Он потолковав с молодым Йозефом, довольно туповатым малым, и вот, после красноречивых увещеваний и тяжелых кулаков, Вилли удается убедить Йозефа подписать признание.
Господа, теперь я бы хотел представить фрау Калау фон Хофе. Я говорю "фрау", поскольку она не разрешает называть себя доктором, хотя имеет степень доктора, видимо, потому, что, как все мы знаем, место женщины дома, чтобы растить солдат для партии и готовить мужу обед. Она психиатр и признанный специалист в области этой неприятной загадки, именуемой "психология преступника".
Я облизал глазами аппетитную женщину на дальнем конце стола. На ней была юбка из дорогой ткани "магнолия" и белая марокеновая блузка, волосы на голове великолепной формы собраны в тугой пучок. Она улыбнулась, достала из портфеля папку и открыла ее.
- "В детстве Йозеф Кан перенес острый энцефалит во время эпидемии этой болезни, поразившей детей Западной Европы в 1915 - 1926 годах. Эта болезнь приводит к изменению личности. После острой фазы болезни дети становятся нервными, раздражительными, агрессивными и могут даже утратить моральные устои. Они попрошайничают, воруют, лгут и бывают жестокими. Они непрерывно говорят и становятся неуправляемыми в школе и дома. Часто наблюдается ненормальное сексуальное любопытство и ненормальное сексуальное поведение. У постэнцефалитных подростков иногда проявляются некоторые черты этого синдрома, особенно несдержанные сексуальные порывы, это, несомненно, имеет место и у Йозефа Кана. У него также развивается болезнь Паркинсона, что говорит о его физической деградации".
Граф фон дер Шуленберг зевнул и посмотрел на часы. Но доктора это совершенно не смутило. Наоборот, похоже, она нашла такое поведение забавным.
- "Несмотря на явные преступные наклонности, - продолжала она, - я не думаю, что Йозеф мог стать убийцей какой-нибудь из этих девушек. Обсудив судебные доказательства и факты этого дела с профессором Ильманом, я считаю, что эти убийства предполагают определенный уровень предварительной подготовки, на который Кан просто не способен. Кан может совершить убийство в приступе бешенства и оставить жертву там, где она упадет".
Ильман кивнул.
- Анализ его признания обнаруживает множество расхождений с фактами, сказал он. - Кан заявляет, например, что для удушения пользовался чулком. Однако экспертиза ясно доказывает, что жертвы были задушены голыми руками. Далее, он утверждает, что наносил удары ножом в живот. Однако экспертиза показала, что ножевых ударов в живот не было, у всех жертв перерезано только горло. Кроме того, четвертое убийство совершено, когда Кан был уже арестован. Могло ли это убийство быть делом рук человека, который пытался скопировать три предыдущих случая? Нет, в прессе не было ни слова о первых трех убийствах. Поскольку все четыре убийства похожи друг на друга, все они совершены одним и тем же человеком. - Он с улыбкой обратился к фрау Калау фон Хофе: - Желаете что-нибудь добавить, мадам?
- Очень хорошо. Просто отлично. Вы произнесли замечательную речь о детях и семье, генерал, но, конечно, мы оба прекрасно знаем, что вы держите информацию об этом деле в секрете из опасения, что все увидят: современная полиция - сборище дилетантов, ничего не смыслящих в своем деле. Это уронит и их, и ваш престиж. И вы хотите, чтобы я вернулся, совсем не потому, что я такой уж хороший сыщик, а потому, что все остальные - плохие. Современное Крипо в состоянии расследовать только два вида преступлений - нарушение чистоты расы и распространение анекдотов о фюрере.
Гейдрих улыбнулся, как побитая собака, но глаза его сузились.
- Вы что, отказываете мне, господин Гюнтер? - спросил он без всякого выражения.
- Я хотел бы вам помочь, действительно хотел. Но вы выбрали плохое время. Понимаете, я только что узнал, что вчера ночью был убит мой напарник. Можете считать меня старомодным, но я хотел бы найти того, кто это сделал. При обычных обстоятельствах я передал бы дело ребятам из комиссии по расследованию убийств, но, принимая во внимание то, что вы мне сейчас сказали, это бы ни к чему не привело, не так ли? Они додумались до того, что обвинили меня в его убийстве, так что, кто знает, может, они заставят и меня подписать признание, тогда уж мне ничего не остается, как работать на вас, чтобы избежать гильотины.
- Естественно, я слышал о смерти господина Штальэкера. - Он снова поднялся. - И конечно, вам хочется навести кое-какие справки. Если мои люди смогут вам чем-нибудь помочь, невзирая на их дилетантство, смело обращайтесь к ним. Тем не менее допустим на минуту, что это препятствие устранено, что вы тогда ответите?
Я пожал плечами.
- Допустим, что я откажусь. Означает ли это, что я лишусь своей лицензии частного сыщика?
- Естественно.
- Разрешения на ношение оружия, водительских прав?
- Без сомнения, мы отыщем какой-нибудь предлог...
- Тогда, вероятно, я вынужден принять ваше предложение.
- Отлично.
- При одном условии.
- Говорите.
- На все время расследования я получаю чин криминалькомиссара, и мне будет позволено вести следствие так, как я посчитаю нужным.
- Минуточку, - вмешался Небе. - А чем вам не нравится ваш старый чин инспектора?
- Если не принимать во внимание разницу в зарплате, - сказал Гейдрих, Гюнтер, без сомнения, стремится к тому, чтобы как можно меньше зависеть от вмешательства высших чинов. Он, конечно, совершенно прав. Ему нужен этот чин для того, чтобы преодолеть предубеждение, с которым, можно не сомневаться, встретят его возвращение в Крипо. Мне следовало подумать об этом самому. Я согласен с вашим условием.
Мы направились назад во дворец. За дверью офицер СД протянул Гейдриху записку. Он прочитал ее и улыбнулся.
- Ну разве не совпадение? - улыбнулся он. - Похоже, мои некомпетентные полицейские отыскали человека, который убил вашего напарника, господин Гюнтер. Интересно, говорит ли вам о чем-нибудь имя Клауса Херинга?
- Штальэкер наблюдал за его квартирой, когда его убили.
- Хорошие новости. Только в эту бочку меда попала ложка дегтя - этот Херинг покончил жизнь самоубийством. - Гейдрих посмотрел на Небе и улыбнулся. - Наверное, нам лучше съездить туда и посмотреть, как ты думаешь, Артур? А то господин Гюнтер подумает, что мы все это подстроили.
Всегда очень трудно сформулировать впечатление от вида повешенного - в нем есть что-то гротескное. Высунутый распухший язык, напоминающий третью губу, выпученные, похожие на шары, глаза, как у собаки, участвующей в гонках, - все это влияет на ваше восприятие. Кроме того, что Клаус Херинг никогда бы не выиграл приза местного дискуссионного клуба, о нем мало что можно было сказать. Разве только, что ему было около тридцати, худощавый, волосы светлые, довольно высок - отчасти из-за своего страшного "галстука".
Все более или менее ясно. По своему опыту я знаю, что вешаются в основном самоубийцы: существует много более легких способов убить человека. Я знаю несколько исключений, но это были несчастные случаи, при которых у погибших происходило неожиданное торможение блуждающего нерва в тот момент, когда они предавались самомазохистским извращениям. Этих сексуальных извращенцев обычно находили обнаженными или одетыми в женское белье с развернутыми порнографическими журналами, прилипшими к рукам, и это всегда были мужчины.
В случае с Херингом не имелось никаких доказательств, что смерть произошла во время подобных сексуальных развлечений. Одет он был так, как могла бы одеть его мать; и руки, висящие вдоль тела, служили наглядным подтверждением тому, что он сам сунул голову в петлю.
Инспектор Штрунк, тот самый полицейский, который допрашивал меня в Алексе, доложил Гейдриху и Небе о результатах обследования места преступления.
- Мы нашли листок с именем этого человека и его адресом в кармане Штальэкера. В кухне лежит штык, завернутый в газету. Он покрыт кровью, и по его виду я бы сказал, что именно этим оружием его убили. Мы нашли также запачканную кровью рубашку, которая, вероятно, была на Херинге в момент убийства.
- Что-нибудь еще? - спросил Небе.
- Кобура под мышкой у Штальэкера была пуста, генерал, - сказал Штрунк. - Может быть, Гюнтер захочет сказать нам, его это пистолет или нет? Мы нашли его в одном бумажном пакете с рубашкой.
Он протянул мне "Вальтер-ППК". Я поднес дуло к носу и вдохнул запах смазки. Затем передернул затвор и увидел, что в стволе нет патрона, хотя магазин полон. Я сдвинул предохранитель. На черном металле были аккуратно процарапаны инициалы Бруно.
- Да, это пистолет Бруно, - подтвердил я. - Однако не похоже, чтобы он им пользовался. Я хотел бы осмотреть рубашку, если вы не возражаете.
Штрунк взглянул на своего рейхскриминальдиректора.
- Пусть осматривает, инспектор, - распорядился Небе.
Это была рубашка фирмы "С и А", область живота и правая манжета сильно запачканы кровью, что подтверждало общую картину убийства.
- Похоже, именно этот парень убил вашего напарника, господин Гюнтер, сказал Гейдрих. - Он вернулся домой и, переодеваясь, осознал, что натворил. В порыве раскаяния сунул голову в петлю.
- Похоже на то. - Я не стал выдавать своих сомнений. - Однако, если вы не возражаете, генерал Гейдрих, я хотел бы осмотреть квартиру. Только один. Просто чтобы выяснить одну или две интересующие меня детали.
- Очень хорошо. Но не задерживайтесь, ладно?
Когда Гейдрих, Небе и полицейский покинули квартиру, я занялся тщательным осмотром тела Клауса Херинга. Очевидно, он привязал кусок электрического шнура к перилам лестницы, накинул петлю на шею и затем просто спрыгнул со ступеньки. Но только осмотр кистей, запястий и шеи Херинга мог подтвердить, как это действительно произошло. Было что-то странное в обстоятельствах его смерти - правда, я не мог четко сформулировать, что именно вызывало подозрение, - и в том, что он решил переодеть рубашку, прежде чем повеситься.
Я перелез через перила, взобрался на небольшой уступ в верхней части стенки лестничного проема и свесился вниз. Наклонившись, я смог разглядеть то место, к которому был привязан шнур, проходивший за правым ухом Херинга. Если тело было кем-то подвешено, то веревка должна натянуться сильнее и располагаться вертикальнее, чем когда человек вешается сам. Присмотревшись, я увидел на шее Херинга вторую горизонтальную полосу, как раз пониже петли, что, по-видимому, подтверждало мою догадку. Перед тем как повеситься, Клаус Херинг был задушен.
Я проверил, соответствует ли размер воротника рубашки Херинга размеру запачканной кровью рубашки, которую я осмотрел раньше. Соответствовал. Затем снова перелез через перила и спустился на несколько ступенек. Стоя на цыпочках, я стал исследовать его кисти и запястья. Разжав правую руку, я увидел засохшую кровь и маленький блестящий предмет, который, похоже, вдавился в мякоть ладони Херинга. Я вытащил его и осторожно положил на свою ладонь. Значок здорово погнут, вероятно, Херинг с силой сжал его в кулаке, и, хотя он был запачкан кровью, можно было без труда разглядеть эмблему, изображавшую мертвую голову. Такой значок носили на своих фуражках эсэсовцы.
Я задержался ненадолго в квартире, пытаясь понять, что здесь произошло, будучи совершенно уверенным теперь, что к этому приложил руку Гейдрих. Не он ли сам спрашивал меня там, в саду дворца принца Альбрехта, каков будет мой ответ на его предложение, если "препятствие", необходимость найти убийцу Бруно, будет "устранено"? И устранено так, что теперь и концов не найдешь? Без сомнения, он предвидел мой ответ и к тому времени, когда мы отправились на прогулку в сад, уже отдал приказ убрать Херинга.
Думая об этом и о многих других вещах, я осмотрел квартиру - быстро, но тщательно: заглянул под матрасы и в баки, скатал ковры и даже пролистал несколько учебников по медицине. Я отыскал целый лист старых марок, выпущенных к пятой годовщине прихода нацистов к власти, которые постоянно появлялись на письмах, адресованных фрау Ланге. Но писем ее сына к доктору Киндерману не было.
Глава 6
Пятница, 9 сентября
Странно было снова очутиться на совещании в Алексе и еще более странно слышать, как Небе обращается к тебе "комиссар Гюнтер". Прошло пять лет с тех пор, как в июне 1933 года, не выдержав больше полицейских чисток Геринга, я ушел с поста инспектора криминальной полиции и начал работать детективом в отеле "Адлон". Все равно меня бы уволили несколькими месяцами позже. И скажи мне кто-нибудь тогда, что я вернусь в это здание в более высоком звании при правительстве национал-социалистов, я бы назвал его сумасшедшим.
Большая часть сидевших за столом почти наверняка придерживалась того же мнения, однако их лица ничего не выражали. Это были:
Ганс Лоббес, третий рейхскриминальдиректор и начальник управления криминальной полиции; граф Фриц фон дер Шуленберг, заместитель полицей-президента Берлина и представитель городской полиции, называемой Орпо. И даже три офицера из Крипо, один из полиции нравов и два из отдела убийств, которых включили в следственную группу - по моей просьбе она должна была быть небольшой. Все они смотрели на меня со смешанным чувством страха и отвращения. Но я их в том не виню. Для них я был шпионом Гейдриха. На их месте я чувствовал бы, наверное, то же самое.
В комнате находились еще два человека, вызванные по моей просьбе, чье присутствие также усиливало атмосферу недоверия. Один из них - женщина, судебный психиатр из берлинского госпиталя "Шарите". Фрау Мария Калау фон Хофе была другом Артура Небе, который и сам неплохой криминолог. Она официально числилась консультантом управления полиции по вопросам психологии преступников. Вторым был Ганс Ильман, профессор судебной медицины из университета имени Фридриха Вильгельма в Берлине, бывший старший патологоанатом полицейского управления. Он был им до тех пор, пока его холодная враждебность нацизму не заставила Небе отправить его в отставку. Но даже Небе признавал, что Ильман - лучший патологоанатом, работавший в то время в Алексе. Поэтому по моей просьбе его пригласили принять участие в расследовании порученного мне дела.
Шпион, женщина и политический диссидент. Не хватало только встать и спеть "Красное знамя", чтобы собравшиеся окончательно убедились, что они стали жертвами розыгрыша.
Небе закончил свою пространную вступительную речь, в которой представил меня присутствующим, и дал мне возможность вести совещание.
Я сказал:
- Я ненавижу бюрократию, я ее терпеть не могу. Однако сейчас нам нужна бюрократия информации. Какая ее часть действительно относится к делу, станет ясно потом. Информация - это источник развития любого расследования, и если вы пользуетесь загрязненной информацией, то этим вы отравляете все тело расследования. Конечно, человек в чем-то ошибается. В этой игре мы все ошибаемся до тех пор, пока не докопаемся до правды. Но, если я обнаружу, что кто-то в моей группе сознательно распространяет ложную информацию, я не буду передавать это дело в дисциплинарный трибунал. Я просто убью его. В этом вы можете быть уверены.
Хочу предупредить вас, что мне все равно, кто совершил эти преступления. Еврей, черномазый, гомик, штурмовик, вожак "Гитлерюгенда", чиновник или дорожный рабочий - мне безразлично. Достаточно того, что он их совершил.
А теперь я хочу перейти к делу Йозефа Кана. Напомню, что это еврей, который признался в убийстве Бригитты Хартман, Кристины Шульц и Зары Лишки. В настоящее время он, в соответствии с пятьдесят первым параграфом Уголовного кодекса, содержится в муниципальной психиатрической лечебнице в Херцберге, и одна из задач нашего совещания - оценить это признание в свете убийства четвертой девушки - Лотты Винтер.
Далее, позвольте представить вам профессора Ганса Ильмана, который любезно согласился выполнять обязанности патологоанатома в этом расследовании. Для тех, кому он не знаком, сообщаю, что это один из лучших патологоанатомов страны, и нам повезло, что он будет работать с нами.
Ильман кивнул в знак благодарности и какое-то время продолжал свертывать свою великолепную самокрутку. Хрупкий человек с редкими темными волосами, в очках-пенсне и с маленькой бородкой. Он закончил облизывать бумагу и сунул самокрутку себе в рот, словно это была фирменная сигарета. Я молча восхищался. Его впечатляющие медицинские познания были ничто в сравнении с утонченной ловкостью рук.
- Профессор Ильман ознакомит нас с результатом своих исследований после того, как ассистент Корш прочитает соответствующую запись в деле.
Я кивнул смуглому коренастому человеку, сидящему напротив меня. Было что-то искусственное в его лице, как будто его изготовили виртуозы из технического отдела службы безопасности. В глаза бросались три отличительные черты: брови, сросшиеся на переносице и посаженные так высоко, что они напоминали сокола, изготовившегося к схватке; длинный, как у колдуна, подбородок, придающий лукавое выражение всему лицу, и маленькие усики. Корш прочистил горло и заговорил голосом, который оказался на октаву выше, чем я ожидал.
- "Бригитта Хартман, - читал он, - пятнадцати лет, родители немцы. Пропала 23 мая 1938 года. Тело найдено 10 июня в Зисдорфе в мешке из-под картофеля. Жила с родителями в районе Бриц, южнее Нойкельна. Вышла из дому и направилась к станции подземки на Пархимералле. Собиралась навестить свою тетю в Райникендорфе. Предполагалось, что тетя встретит ее на станции Хольцхаузерштрассе, однако Бригитта там не появилась. Начальник станции "Пархимер" не помнит, садилась ли она в поезд. Но он сказал, что всю ночь пил пиво и все равно вряд ли бы ее запомнил".
Это заявление вызвало дружный хохот за столом.
- Пьянчуга! - фыркнул Ганс Лоббес.
- Это одна из двух девушек, которые уже похоронены, - тихо сказал Ильман. - Вряд ли я смогу что-либо добавить к результатам вскрытия. Можете продолжать, господин Корш.
- "Кристина Шульц, шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 8 июня 1938 года. Тело обнаружено 2 июля в трамвайном туннеле, соединяющем Трептов-парк на правом берегу Шпрее с поселком Штралау на другом берегу. В центре туннеля есть технический пункт в виде углубления в арке. Там дорожный рабочий и нашел ее тело, завернутое в старый брезент. Девушка была певицей и часто выступала в вечерних радиопрограммах Лиги немецких девушек. Вечером в день исчезновения она была на радиостудии на Мазуренштрассе и в семь часов исполняла песню из репертуара "Гитлерюгенда". Отец девушки работает инженером на авиационном заводе Арадо в Бранденбург-Нойендорфе. Предполагалось, что он заберет ее по пути домой в восемь часов. Но у машины спустило колесо, и он опоздал на двадцать минут. К тому времени, когда он добрался до студии, ее нигде не было, и, полагая, что она решила идти домой одна, он поехал назад в Шпандау. В 9.30 вечера ее все еще не было, и он, обзвонив ее друзей, обратился в полицию".
Корш взглянул на Ильмана, затем на меня. Погладил свои усики и приступил к чтению следующей страницы лежащего перед ним дела.
- "Зара Лишка, шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 6 июля 1938 года, тело обнаружено 1 августа в сточной канаве в Тиргартене, недалеко от Колоннады Победы. Семья живет на Антонштрассе в Веддинге. Отец работает на бойне на Ландсбергералле. Мать девушки послала ее за покупками в магазин на Линдоверштрассе, недалеко от трамвайной остановки. Владелец магазина помнит ее. Она покупала сигареты, хотя никто из ее родителей не курит, несколько "Голубых лент" и батон хлеба. Затем зашла в соседнюю аптеку. Владелец тоже запомнил ее. Она купила краску для волос "Шварцкопф экстра блонд".
"Ею пользуются шестьдесят немецких девушек из ста", - почти автоматически подумал я. Смешно вспомнить, какую только ерунду не приходилось мне запоминать в те дни. Не знаю, смог бы я сказать тогда, что происходило в мире, кроме, конечно, событий в немецких Судетах. Нам еще только предстояло понять, настолько важно было все то, что происходило в Чехословакии.
Ильман затушил сигарету и начал докладывать о результатах своих расследований.
- Девушка была обнажена и, судя по следам на ногах, связана. На горле два ножевых ранения. Однако есть доказательства того, что ее, похоже, задушили, чтобы она перестала кричать. Вероятнее всего, она была без сознания, когда убийца перерезал ей горло. Об этом говорит характер синяков в области ножевых ранений. Интерес представляет следующее обстоятельство: судя по количеству крови в ступнях и запекшейся крови в носу и на волосах, а также по тому, что ступни были туго связаны, можно предположить, что девушка висела вниз головой, когда ей перерезали горло. Как это делают со свиньями.
- Господи! - выдохнул Небе.
- Изучение материалов двух предыдущих дел позволяет предположить, что в этих случаях убийца пользовался тем же modus operandi*. Предположение моего предшественника, что девушкам перерезали горло, когда они лежали на земле, явная чепуха. В нем не учитывается наличие ссадин на лодыжках и количество крови в ступнях. По всей видимости, исследование проведено недобросовестно.
______________
* Способ действия (лат.).
- Учтено, - сказал Артур Небе, делая записи. - Ваш предшественник, по-моему, еще и некомпетентен.
- Влагалище девушки не повреждено и нет следов проникновения, продолжал Ильман. - Однако анус расширен на два пальца. Анализы на присутствие спермы дали положительные результаты. - Кто-то издал стон. Желудок мягкий и пустой. Очевидно, прежде чем пойти на станцию, она съела яблоко и бутерброд. На момент смерти вся пища была переварена. Но яблоко переваривается труднее и в процессе пищеварения поглощает воду. Таким образом, я отношу смерть девушки ко времени между шестью и восемью часами после обеда, то есть через два часа после того, как было заявлено об ее исчезновении. Можно заключить, что ее сначала похитили, а затем убили.
Я взглянул на Корша.
- Пожалуйста, последний случай, господин Корш.
- "Лотта Винтер, - прочитал он, - шестнадцати лет, родители немцы. Пропала 28 июля 1938 года, тело найдено 25 августа. Жила на Прагерштрассе, посещала местную школу, готовилась к экзаменам за среднюю школу. Ушла на урок верховой езды в манеже "Таттер-зал" в зоопарке и не вернулась. Ее тело найдено на дне старой лодки в лодочном сарае на берегу озера Муггель".
- Наш клиент успевает везде, не так ли? - спокойно заметил граф фон дер Шуленберг.
- Как черная смерть, - сказал Лоббес.
Ильман снова заговорил:
- Задушена. Смерть наступила в результате повреждения гортани, перелома подъязычной кости, вилки и крыльев щитовидного хряща, что указывает на особую жестокость при убийстве. Девушка была физически сильной. Вероятно, она оказывала энергичное сопротивление. В этом случае причиной смерти явилось удушение, хотя и перерезана также правая сонная артерия. Как и в предыдущих случаях, на ступнях следы от веревки, на волосах и в ноздрях кровь. Несомненно, она висела вниз головой, когда ей перерезали горло, и так же, как в других случаях, из тела вытекла почти вся кровь.
- Как будто вампир поработал! - воскликнул детектив из отдела убийств. Он взглянул на фрау Калау фон Хофе и добавил: - Извините.
- Сексуальное вторжение? - спросил я.
- Из-за невыносимого запаха пришлось промыть влагалище, - объявил Ильман под возмущенные взгляды, - поэтому спермы не было обнаружено. Однако царапины на входе во влагалище и синяк на теле в области таза указывают на то, что сексуальное вторжение имело место, насильственное вторжение.
- До того как ей перерезали горло? - уточнил я. Ильман кивнул.
В комнате на какое-то время воцарилось молчание. Ильман занялся изготовлением новой самокрутки.
- И вот исчезла еще одни девушка, - объявил я. - Не так ли, инспектор Дойбель?
Дойбель неловко поерзал на стуле. Это был крупный блондин, выражение его серых усталых глаз свидетельствовало, что ему часто приходилось наблюдать по ночам за такой работой, для выполнения которой надо надевать толстые защитные перчатки из кожи.
- Да, - сказал он. - Ее имя - Ирма Ханке.
- Так, поскольку следствие ведете вы, не смогли бы вы рассказать нам немного об этом деле.
Он пожал плечами.
- Она из прекрасной немецкой семьи. Ей семнадцать лет, живет на Шлоссштрассе в Штеглице. - Он помолчал, пробегая глазами свои записи. Исчезла в среду 24 августа. Ушла, чтобы проводить сбор пожертвований среди населения от имени Лиги немецких девушек в рамках экономической программы рейха.
- Что именно она собирала? - поинтересовался граф.
- Старые тюбики из-под зубной пасты. Я думаю, что этот металл...
- Спасибо, инспектор. Я знаю, в чем ценность тюбиков от зубной пасты.
- Да. - И он вновь заглянул в свои записи. - Сообщают, что ее видели на Фейербахштрассе, Торвальдсенштрассе и Мюнстердам. Мюнстердам проходит в южном направлении мимо кладбища, и церковный сторож утверждает, что видел девушку из Лиги, похожую по описанию на Ирму, около 8.30 вечера. Он полагает, что она шла на запад в направлении Бисмаркштрассе. Возможно, возвращалась домой, так как сказала родителям, что вернется около 8.45. Разумеется, она так и не вернулась.
- Есть какие-нибудь зацепки? - спросил я.
- Никаких, - ответил он твердо.
- Спасибо, инспектор. - Я прикурил и поднес зажженную спичку к самокрутке Ильмана. - Очень хорошо, - сказал я, выпуская дым. - Итак, что у нас есть? Пять девушек, приблизительно одного возраста, все соответствуют арийскому типу, который мы так хорошо знаем и любим. Другими словами, все они блондинки, настоящие или крашеные. После убийства третьей рейнской девы полиция арестовывает Йозефа Кана за попытку изнасилования проститутки. Короче, он пытался уйти, не заплатив.
- Типичный еврей, - сказал Лоббес. Некоторые засмеялись.
- Случилось так, что у Кана был с собой нож, и довольно острый, к тому же он привлекался раньше к уголовной ответственности за мелкую кражу и хулиганское нападение. Очень удобно. Полицейский из участка на Грольманштрассе, который его арестовал, решил попытать счастья и вытащить из колоды козырного туза. Он потолковав с молодым Йозефом, довольно туповатым малым, и вот, после красноречивых увещеваний и тяжелых кулаков, Вилли удается убедить Йозефа подписать признание.
Господа, теперь я бы хотел представить фрау Калау фон Хофе. Я говорю "фрау", поскольку она не разрешает называть себя доктором, хотя имеет степень доктора, видимо, потому, что, как все мы знаем, место женщины дома, чтобы растить солдат для партии и готовить мужу обед. Она психиатр и признанный специалист в области этой неприятной загадки, именуемой "психология преступника".
Я облизал глазами аппетитную женщину на дальнем конце стола. На ней была юбка из дорогой ткани "магнолия" и белая марокеновая блузка, волосы на голове великолепной формы собраны в тугой пучок. Она улыбнулась, достала из портфеля папку и открыла ее.
- "В детстве Йозеф Кан перенес острый энцефалит во время эпидемии этой болезни, поразившей детей Западной Европы в 1915 - 1926 годах. Эта болезнь приводит к изменению личности. После острой фазы болезни дети становятся нервными, раздражительными, агрессивными и могут даже утратить моральные устои. Они попрошайничают, воруют, лгут и бывают жестокими. Они непрерывно говорят и становятся неуправляемыми в школе и дома. Часто наблюдается ненормальное сексуальное любопытство и ненормальное сексуальное поведение. У постэнцефалитных подростков иногда проявляются некоторые черты этого синдрома, особенно несдержанные сексуальные порывы, это, несомненно, имеет место и у Йозефа Кана. У него также развивается болезнь Паркинсона, что говорит о его физической деградации".
Граф фон дер Шуленберг зевнул и посмотрел на часы. Но доктора это совершенно не смутило. Наоборот, похоже, она нашла такое поведение забавным.
- "Несмотря на явные преступные наклонности, - продолжала она, - я не думаю, что Йозеф мог стать убийцей какой-нибудь из этих девушек. Обсудив судебные доказательства и факты этого дела с профессором Ильманом, я считаю, что эти убийства предполагают определенный уровень предварительной подготовки, на который Кан просто не способен. Кан может совершить убийство в приступе бешенства и оставить жертву там, где она упадет".
Ильман кивнул.
- Анализ его признания обнаруживает множество расхождений с фактами, сказал он. - Кан заявляет, например, что для удушения пользовался чулком. Однако экспертиза ясно доказывает, что жертвы были задушены голыми руками. Далее, он утверждает, что наносил удары ножом в живот. Однако экспертиза показала, что ножевых ударов в живот не было, у всех жертв перерезано только горло. Кроме того, четвертое убийство совершено, когда Кан был уже арестован. Могло ли это убийство быть делом рук человека, который пытался скопировать три предыдущих случая? Нет, в прессе не было ни слова о первых трех убийствах. Поскольку все четыре убийства похожи друг на друга, все они совершены одним и тем же человеком. - Он с улыбкой обратился к фрау Калау фон Хофе: - Желаете что-нибудь добавить, мадам?