Керр Филипп. Бледный преступник

   ______________
   * Полицейский архив.
   - О девушке по фамилии Ханке нет никакой информации? - спросил я Дойбеля, когда Корш ушел.
   - Мои люди обыскали все. Железнодорожные насыпи, парки, пустыри. Дважды протралили канал Тельтов. Больше мы ничего не можем сделать. - Он закурил и ухмыльнулся. - Она уже мертва. Все это знают.
   - Я хочу, чтобы вы расспросили всех жителей в том районе, где она пропала. Поговорите с каждым, да, именно с каждым, включая школьных подруг девушки. Может быть, кто-нибудь что-то видел. Возьмите с собой несколько фотографий, это поможет людям вспомнить.
   - Разрешите заметить, комиссар, - недовольно произнес он, - что такой черной работой занимаются ребята из полиции охраны общественного порядка.
   - Эти дубы могут арестовывать пьяниц и мелких хулиганов, - сказал я. А для такой работы нужны мозги. Это все.
   Дойбель смял окурок в пепельнице с таким выражением, что я понял: он желал бы, чтобы вместо пепельницы там была моя физиономия, а потом с видимым нежеланием отправился выполнять мой приказ.
   - Лучше не говорите ничего плохого об Орпо при Дойбеле, комиссар, предупредил Беккер. - Он дружок Думми Далюега. Она оба служили в Штеттинском добровольческом полку, это - полувоенная организация бывших солдат, созданная после войны для того, чтобы уничтожить большевизм в Германии и защитить германские границы от вторжения поляков. Курт Думми Далюег возглавляет Орпо.
   - Спасибо, я читал его личное дело.
   - Когда-то он был хорошим полицейским. Но сейчас он просто отбывает свое дежурство и убегает домой. Эберхард Дойбель хочет от жизни только одного - дожить до пенсии и дождаться того момента, когда его дочь вырастет и выйдет замуж за управляющего местным банком.
   - В Алексе таких много, - сказал я. - У вас ведь тоже есть дети, Беккер?
   - У меня сын, комиссар, - произнес он с гордостью. - Норфрид. Ему скоро два.
   - Норфрид? Истинно германское имя.
   - Это все моя жена, комиссар. Она поклонница идей доктора Розенберга и очень хорошо разбирается во всех арийских тонкостях.
   - А как она относится к тому, что вы работаете в полиции нравов?
   - Мы не часто говорим с ней о моей работе. Для нее я просто полицейский.
   - Тогда расскажите мне об этих осведомителях - сексуальных извращенцах.
   - Когда я работал в отделе М-2 - надзор за публичными домами, - мы использовали только одного или двух осведомителей, - объяснил он. - Но отделение Майзингера, занимающееся гомосексуалистами, постоянно обращается к ним за помощью. Он целиком зависит от осведомителей. Несколько лет назад существовала организация гомосексуалистов под названием "Лига друзей", в которой было около тридцати тысяч членов. Так вот, Майзингер сумел достать список их всех и до сих пор время от времени обращается к кому-нибудь из этого списка за нужной ему информацией. У него также имеются конфискованные подписные листы на порнографические журналы и список издателей. Можно обратиться к кому-нибудь из них. Затем существует "чертово колесо" рейхсфюрера Гиммлера. Это электрический вращающийся каталог, в который внесены тысячи и тысячи имен, комиссар. Посмотрим, может быть, из этого что-то получится.
   - Как у какой-нибудь цыганки-гадалки.
   - Говорят, что Гиммлер - большой специалист по этим делам.
   - А кто же за всем наблюдает? Куда разлетелись эти пташки после того, как бордели были закрыты?
   - По массажным кабинетам. Если хочешь развлечься с девушкой, сначала подставь ей свою спину для растирания. Кун - это босс отдела М-2 - особо их не донимает. Может, спросим нескольких массажисток, не приходилось ли им в последнее время делать массаж какому-нибудь пижону?
   - Думаю, лучше всего начать с массажных кабинетов.
   - Нам потребуется ордер Е, то есть ордер, предъявляемый при розыске пропавших.
   - Сходите и возьмите его, Беккер.
   На лице Беккера, верзилы с маленькими невыразительными голубыми глазками, редкими соломенными волосами и вытянутым, как у собаки, носом, сияла вечная ухмылка. Лицо циника, что вполне соответствовало его натуре.
   Посчитав, что трясти владельцев массажных кабинетов еще рано, мы решили нагрянуть сначала к торговцам порнухой, и прямо из Алекса отправились к Галлийским воротам.
   Высокое серое здание "Венде-Хаус" находилось недалеко от городской железной дороги. Мы поднялись на верхний этаж, и Беккер, со своей неизменной ухмылкой на лице, пинком открыл одну из дверей.
   Когда мы вошли в комнату, чопорный коротконогий толстяк с моноклем и усами, сидевший на стуле, поднял голову и нервно улыбнулся.
   - А, господин Беккер! - произнес он. - Входите, входите. Вы привели с собой друга. Отлично.
   В комнате было тесно и пахло затхлостью. Груда книг и журналов лежала вокруг письменного стола и шкафа. Я взял один журнал и начал его листать.
   - Привет, Гельмут! - ухмыльнулся Беккер, беря другой. Перелистывая страницы, он удовлетворенно хмыкал.
   - Помощь не нужна, господа? - спросил человек по имени Гельмут. - Если вы ищете что-нибудь особенное, скажите мне. Не стесняйтесь.
   Он откинулся на стуле, достал из кармана своего замызганного серого жилета табакерку и открыл ее щелчком грязного большого пальца. Затем сунул щепотку табака в ноздрю, издавая при этом такие звуки, которые оскорбляли слух, так же как валявшиеся повсюду печатные издания оскорбляли глаз.
   В журнале, который я просматривал, среди неприличных фотографий очень низкого качества мне попалась статья, написанная с таким расчетом, чтобы у мужчин при чтении отрывались пуговицы на ширинках. Если верить этой статье, молодые немецкие медсестры отдаются мужчинам бездумно, как обыкновенные бродячие кошки.
   Беккер швырнул свой журнал на пол и поднял другой.
   - "Брачная ночь девственницы", - прочел он.
   - Это не в вашем вкусе, господин Беккер, - сказал Гельмут.
   - А "История Дилдо"?
   - Неплохо.
   - А "Изнасилованная в подземке"?
   - Вот это - то, что вам надо. Здесь есть фотографии девицы с самой сексуальной попкой, какую я когда-либо видел.
   - А ты не так уж мало их повидал, правда, Гельмут?
   Заглядывая Беккеру через плечо, пока тот внимательно разглядывал фотографии, человек скромно улыбался.
   - Тот тип красоток, которые живут по соседству, правда?
   Беккер фыркнул.
   - Если ты живешь по соседству с собачьей будкой.
   - О, очень остроумно, - засмеялся Гельмут и начал протирать свой монокль.
   Неожиданно от его лысины, которую он безуспешно пытался скрыть, отделилась длинная и совершенно прямая прядь каштановых волос и, словно одеяло, свешивающееся с кровати, нелепо зависла над его прозрачным красным ухом.
   - Мы ищем человека, который любит уродовать молодых девушек, - сказал я. - У вас есть какие-нибудь журналы, в которых публикуется то, что интересует людей с подобными извращениями?
   Гельмут улыбнулся и грустно покачал головой.
   - Нет, боюсь, что нет. Нас мало интересуют читатели с садистскими наклонностями. Мы предпочитаем, чтобы животными инстинктами и бичеванием занимались другие.
   - Как бы не так! - насмешливо сказал Беккер.
   Я подергал дверцу шкафа, но он был заперт.
   - А что хранится здесь?
   - Несколько документов. Коробка с мелочью. Бухгалтерские книги... Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.
   - Откройте его.
   - Правда, господа, здесь нет ничего интересного... - Слова замерли на его губах, когда он увидел в моей руке зажигалку. Я щелкнул зажигалкой и поднес пламя снизу к журналу, который читал. Он сгорел медленным синим пламенем.
   - Беккер, сколько, по-вашему, стоит этот журнал?
   - О, они очень дорогие, комиссар. Каждый стоит не менее десяти рейхсмарок.
   - В этой крысиной норе этого добра наберется, пожалуй, на пару тысяч.
   - Запросто. Жалко будет, если все это сгорит.
   - Я надеюсь, все застраховано.
   - Вы хотите посмотреть, что в шкафу? - спросил Гельмут. - Нужно было просто попросить. - Он протянул Беккеру ключ, а я выбросил тлеющие клочья журнала в проволочную корзину для бумаг.
   В верхнем ящике лежала только коробка с мелочью, но в нижнем мы нашли еще одну стопку порнографических журналов. Беккер взял один и перевернул скромную обложку.
   - "Жертвоприношение девственницы", - прочел он название не первой странице. - Посмотрите, комиссар.
   Он показал мне несколько фотографий, на которых уродливый старикашка в старомодном неуклюжем парике сладострастно истязал девушку, по внешнему виду - старшеклассницу. Полосы от ударов его трости на ее голых ягодицах выглядели очень натурально.
   - Это омерзительно, - сказал я.
   - Вы не понимаете, я просто распространитель этих журналов, а не их издатель, - сказал Гельмут, сморкаясь в грязный носовой платок.
   Одна фотография представляла особый интерес. На ней обнаженная девушка, связанная по рукам и ногам, лежала на алтаре, словно приготовленная для жертвоприношения. Из ее влагалища торчал огромных размеров огурец. Беккер в ярости взглянул на Гельмута.
   - Но ты все знаешь! Кто это издает?
   Гельмут ничего не ответил, тогда Беккер схватил его за горло и стал бить по лицу.
   - Не бейте меня, прошу вас.
   - Тебе, наверное, это нравится, ты, чертов извращенец! - рычал Беккер. Ярость его возрастала с каждым ударом. - Давай рассказывай все, а то попробуешь вот это. - Он выхватил короткую резиновую дубинку из кармана и ткнул ею Гельмута в лицо.
   - Это Полица! - закричал Гельмут.
   Беккер сдавил руками его лицо.
   - Повтори!
   - Теодор Полица. Он фотограф. Держит студию на Шифбауердам, рядом с Театром комедии. Он тот, кто вам нужен.
   - Если ты нам наврал, Гельмут, - Беккер поводил дубинкой по щеке Гельмута, - мы вернемся сюда. И не только спалим всю твою порнуху, но и тебя самого. Надеюсь, ты это хорошо понял. - Он оттолкнул его от себя.
   Гельмут приложил носовой платок к своим кровоточащим губам.
   - Да, - сказал он, - я все понял.
   Когда мы снова оказались на улице, я сплюнул в канаву.
   - Во рту какой-то мерзкий привкус, тебе не кажется? Как я рад, что у меня нет дочери, правда рад.
   Я хотел бы сказать, что согласен с ним, но это было бы неправдой.
   Мы поехали в северном направлении.
   Какие в этом городе общественные здания! Своими огромными размерами они напоминают серые гранитные скалы. Их строили такими большими, чтобы они внушали людям мысль о важности государства и незначительности человека в сравнении с ним. Эти дома демонстрировали, как росло и крепло дело национал-социализма. Трудно не испытывать благоговейного страха перед правительством, любым правительством, занимающим такие грандиозные здания. А эти длинные, прямые, широкие проспекты, соединяющие один район с другим! Казалось, они проложены только для того, чтобы по ним маршировали колонны солдат.
   Быстро справившись с неприятными ощущениями в желудке, я попросил Беккера остановить машину у магазина на Фридрихштрассе, где продавались готовые мясные блюда, и купил себе и ему по тарелке чечевичной похлебки. Пристроившись у одной из маленьких стоек, мы наблюдали, как берлинские домохозяйки выстраивались в очередь за колбасой, кольца которой лежали на длинном мраморном прилавке, словно ржавые рессоры какого-то гигантского автомобиля, или свешивались с кафельных стен огромными связками, будто перезревшие бананы.
   Хотя Беккер и был женат, он не потерял интереса к женщинам и все время, пока мы ели, отпускал замечания, находившиеся на грани приличия, по поводу почти каждой женщины, входившей в магазин. Кроме того, от моего внимания не ускользнуло, что он прихватил с собой несколько порнографических журналов. Беккер даже не пытался их прятать. Как это возможно? Бьешь человека по лицу, разбиваешь ему в кровь губы, угрожаешь резиновой дубинкой, называешь грязным подонком и тут же прихватываешь с собой несколько его грязных книжонок! Впрочем, для сотрудников Крипо это была обычная вещь.
   Мы вернулись в машину.
   - Вы не знаете, кто такой этот Полица? - спросил я.
   - Я с ним встречался, - ответил он. - Что о нем сказать? Да так, дерьмо, прилипшее к вашему ботинку.
   Старинное здание Театра комедии на Шифбауердам, увенчанное башней и украшенное гипсовыми тритонами, дельфинами и обнаженными нимфами, располагалось на северном берегу Шпрее. Студия Полицы находилась поблизости, в подвале.
   Мы спустились вниз по лестнице на несколько ступенек и оказались в длинном проулке. У дверей в студию нам встретился мужчина, одетый в кремовую куртку, зеленые брюки и шелковый галстук лимонного цвета. В петлице торчала красная гвоздика. Чувствовалось, что он не жалеет времени и денег на свою внешность, но из-за полного отсутствия вкуса выглядел он как цыганская могила.
   Одного взгляда на нас Полице было достаточно, чтобы понять: мы явились сюда не пылесосы продавать. Бегун он был никудышный - слишком тяжелая задница, чересчур короткие ноги и, очевидно, очень слабые легкие. Но к тому времени, когда мы сообразили, что произошло, он успел отбежать метров на десять.
   - Вот сволочь! - выругался Беккер.
   Голос разума, должно быть, подсказывал Полице, что, пытаясь убежать, он совершает большую глупость - мне и Беккеру ничего не стоило поймать его, но страх, по-видимому, заглушал этот голос или делал его слишком хриплым, что вызывало у Полицы такую же неприязнь, как я и Беккер.
   Но Беккер не слышал ни хриплого, ни какого другого голоса. Он заорал, чтобы Полица остановился, и бросился в погоню ровным и мощным бегом. Я пытался не отставать от него, но уже через несколько прыжков он намного опередил меня. Еще несколько секунд, и он бы поймал беглеца.
   В следующее мгновение я увидел у него в руке пистолет, длинноствольный "парабеллум", и закричал, чтобы они оба остановились.
   Полица почти сразу же застыл на месте. Он начал поднимать руки, как бы пытаясь защитить уши от грохота выстрела, и, поворачиваясь, рухнул на землю. Кровь и жижа обильно полились из входного отверстия в глазу или того, что от него осталось. Мы стояли над трупом Полицы.
   - Что с тобой? - выговорил я, задыхаясь. - У тебя мозоли? Тебе что, ботинки жмут? Или ты думал, у тебя дыхалки не хватит? Послушай, Беккер, я на десять лет тебя старше, но догнал бы его даже в водолазном костюме.
   Беккер вздохнул и замотал головой.
   - Боже мой, извините, комиссар, - сказал он. - Я хотел слегка задеть его.
   Он недоуменно посмотрел на свой пистолет, как будто не веря, что из него только что убили человека.
   - Задеть? Куда ты целился, в мочку уха? Послушай, Беккер, когда хочешь ранить человека, если ты, конечно, не Билл из Буффало, целься в ноги, а не пытайся причесать его пулей. - Я растерянно огляделся, ожидая, что соберется толпа, но проулок был пуст. Я кивнул на его пистолет. - Что за пушка?
   Беккер поднял свой пистолет.
   - Артиллерийский "парабеллум".
   - О, черт, ты слышал когда-нибудь о Женевской конвенции? Да им можно нефтяные скважины бурить.
   Я велел ему позвонить и вызвать машину для перевозки трупов. Пока он отсутствовал, я осмотрел студию Полицы.
   Смотреть было почти не на что. Набор непристойных снимков висел на просушке в фотолаборатории. Коллекция хлыстов, цепей, наручников и алтарь вместе со свечами - тот же, что и на фотографии девушки с огурцом. Несколько стопок журналов, какие я видел у Гельмута. Ничего указывающего на то, что Полица убил пятерых школьниц.
   Выйдя из студии, я увидел, что Беккер вернулся в сопровождении сержанта полиции. Оба стояли и разглядывали труп Полицы, будто двое мальчишек, рассматривающих дохлую кошку в канаве, а сержант даже ткнул труп в бок носком сапога.
   Я услышал, как полицейский произнес:
   - Прямо в "окно". - Это было сказано почти с восхищением. - Никогда бы не подумал, что там столько желе.
   - Ну и грязи тут, а? - сказал Беккер без особого энтузиазма.
   Когда я подошел, они взглянули на меня.
   - Машина выехала? - Беккер кивнул. - Хорошо. Свой рапорт можешь написать позже. - Я обратился к сержанту: - Пока не придет машина, останьтесь рядом с трупом, сержант.
   Он вытянулся.
   - Есть, комиссар.
   Я повернулся к Беккеру:
   - Ну что, налюбовался на свою работу?
   - Комиссар... - протянул Беккер.
   - Тогда пошли.
   Мы вернулись к машине.
   - Куда едем?
   - Я бы хотел проверить парочку этих массажных салонов.
   - Ивона Вылезинска - это то, что нам нужно. Она владелица нескольких заведений. С каждой девушки берет 25 процентов ее заработка. Скорее всего, она сейчас у себя, на Рихард-Вагнер-штрассе.
   - Рихард-Вагнер-штрассе? - переспросил я. - Где, черт побери, это находится?
   - Когда-то она называлась Зазенхаймерштрассе, ведет к Шпреештрассе. Ну, вы знаете, там, где Оперный театр.
   - Что ж, нам еще повезло, что Гитлер обожает оперу, а не футбол.
   Беккер ухмыльнулся. Похоже, перспектива посетить массажный салон улучшила его настроение.
   - Можно задать вам личный вопрос, комиссар?
   Я пожал плечами.
   - Валяй. Если из этого что-нибудь получится. А может, мне придется запечатать свой ответ в конверт и отправить тебе по почте.
   - Ну, так вот. Вы когда-нибудь спали с еврейкой?
   Я посмотрел на него, пытаясь заглянуть ему в глаза, но он сосредоточенно смотрел на дорогу.
   - Нет, пожалуй, нет. Но, уж конечно, не по расовым соображениям. Думаю, мне просто не попалась такая, которая захотела бы переспать со мной.
   - То есть вы бы не отказались, будь у вас такая возможность?
   Я снова пожал плечами.
   - Да, пожалуй, не против. - Я ждал, что он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Тогда я поинтересовался: - А вообще-то почему ты спросил? Беккер заулыбался.
   - В этом массажном притоне, куда мы едем, есть одна евреечка, заговорил он с энтузиазмом, - сногсшибательная девчонка! У нее щелка, как рот у морского угря - сплошная засасывающая мышца. Заглотит тебя, как мелкую рыбешку, и выплюнет через задницу. Лучшая сучка, которую я когда-либо трахал. - Он с сомнением покачал головой. - Не знаю, бывают ли бабы лучше спеленькой еврейки. До нее, пожалуй, далеко даже негритоске или китаянке.
   - А я и не знал, что у тебя такие широкие взгляды на эти вещи, удивился я. - Ты, оказывается, чертов космополит. Бог ты мой, готов поспорить, что ты даже читал Гёте.
   Беккер загоготал. Он, похоже, совсем забыл о Полице.
   - Еще одна вещь - насчет этой Ивоны, - сказал он. - Она не будет с нами разговаривать, пока мы слегка не расслабимся, ну, вы сами понимаете, о чем я говорю. Выпьем, отдохнем... Будем вести себя так, как будто нам некуда спешить. Потоку что, если мы будем держать себя как пара официальных зануд, она захлопнет ставни и начнет протирать зеркала в спальнях.
   - Ну, сейчас много таких людей. Как я всегда говорю, люди и пальцем не пошевельнут у плиты, если поймут, что ты варишь бульон.
   Ивона Вылезинска оказалась полькой с коротко остриженными, пахнущими макассаровым маслом волосами и соблазнительно глубоким декольте. Хотя была еще середина дня, на ней был пеньюар из тонкой прозрачной ткани персикового цвета, накинутый поверх тяжелой, такого же цвета атласной комбинации, и туфли на высоких каблуках. Она приветствовала Беккера так, как будто он принес известие о снижении арендной платы.
   - Эмиль, дорогой, - проворковала она, - как давно ты у нас не был! Где ты скрывался?
   - Я уже не в полиции нравов, - объяснил он, целуя ее в щеку.
   - Какая жалость! Ты так хорошо, управлялся. - Она бросила на меня такой взгляд, словно я был чем-то, что могло запачкать дорогой ковер. - А кого это ты привел?
   - Все в порядке, Ивона. Это - друг.
   - А у твоего друга есть имя? И разве он не знает, что нужно снимать шляпу, когда входишь к даме?
   Я снял шляпу.
   - Бернхард Гюнтер, фрау Вылезинска, - представился я и пожал ей руку.
   - Приятно познакомиться, дорогуша.
   Ее томный голос с сильным акцентом, казалось, возникал где-то в глубине ее корсета, неясные очертания которого угадывались под ее комбинацией. Когда он достигал ее пухлого рта, то звучал соблазнительнее кошачьего мяуканья. Ее рот очень меня заинтересовал. Этот ротик, по-моему, способен поглотить обед из пяти блюд в ресторане Кемпински, не испортив при этом губной помады, а потом еще может попробовать, что я такое.
   Она проводила нас в уютно обставленную гостиную, которая не смутила бы и потсдамского адвоката, и прошествовала к огромному подносу с напитками.
   - Что будете пить, господа? У меня есть абсолютно все.
   Беккер загоготал:
   - Это уж точно.
   Я натянуто улыбнулся. Беккер начинал меня откровенно раздражать. Я попросил налить мне шотландского виски; когда Ивона передавала мне стакан, ее холодные пальцы коснулись моих.
   Она отхлебнула из своего стакана с таким видом, как будто глотала противное лекарство, и потянула меня к большому кожаному дивану. Беккер хихикнул и уселся в кресло около нас.
   - А как поживает мой старый друг Артур Небе? - спросила она и, увидев мое удивление, добавила: - О да, Артур и я знаем друг друга много лет. С 1920 года, когда он начал работать в Крипо.
   - Он почти не изменился, - ответил я.
   - Попросите его зайти как-нибудь, - сказал она. - Он может повеселиться здесь совершенно бесплатно в любое время. Или просто сделать хороший массаж. Да, вот именно. Попросите его прийти на массаж. Я сама его сделаю. - Она громко засмеялась, довольная своей идеей, и зажгла сигарету.
   - Непременно передам, - заверил я ее, сомневаясь про себя, скажу ли я ему вообще что-нибудь и действительно ли она хочет, чтобы я передал Небе ее приглашение.
   - А ты, Эмиль? Может, тебе не с кем отдохнуть? Может, вы оба желаете сделать массаж, а?
   Я было решил начать разговор о цели нашего визита, но увидел, что Беккер хлопает в ладоши и хихикает еще больше.
   - Именно, - сказал он, - давайте немного расслабимся. Мы, такие хорошие и добрые парни. - Он многозначительно взглянул на меня. - Мы ведь не спешим, комиссар?
   Я пожал плечами и покачал головой.
   - Да нет, лишь бы не забыть, зачем мы сюда пришли, - напомнил я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали резонерски.
   Ивона Вылезинска встала, нажала на звонок в стене за занавеской и фыркнула: - А почему бы и не позабыть обо всем? Большинство господ приходят сюда именно за этим - забыть о своих заботах.
   Пока она стояла к нам спиной, Беккер скорчил недовольную гримасу и покачал головой. Я не совсем понял, что он хотел этим сказать.
   Ивона положила ладонь мне на шею возле затылка и начала разминать ее пальцами, жесткими, как руки кузнеца.
   - Вы слишком напряжены, Бернхард, - сказала она успокаивающим тоном.
   - Не сомневаюсь. Посмотрели бы вы, в какой воз меня впрягли в Алексе. Не говоря о пассажирах, которых меня попросили отвезти. - Теперь наступил мой черед многозначительно посмотреть на Беккера. Затем я убрал пальцы Ивоны со своей шеи и миролюбиво поцеловал их. Они пахли больничным мылом, а в мире для возбуждения желания есть запахи и получше.
   Девушки Ивоны медленно входили в комнату, шествуя, как кавалькада цирковых лошадей. На некоторых из них были одеты лишь комбинация и чулки, но большинство были совершенно голые. Они расположились вокруг Беккера и меня, закурили, стали наливать себе выпивку, как будто мы с ним - пустое место. Здесь было больше женской плоти, чем я видел за все последнее время, а, должен сказать, мой взгляд мог бы прожечь насквозь тело любой обычной женщины. Но эти девушки привыкли, что на них все пялятся, и оставались невозмутимыми под нашими похотливыми взглядами. Одна из них взяла стул, поставила передо мной и уселась на него верхом так, чтобы я мог хорошо рассмотреть ее гениталии, чего, как ей казалось, я желал. Она заерзала голыми ягодицами по стулу, чтобы побольше себя раскрыть.
   Почти сразу Беккер вскочил и начал потирать руки, как заправский уличный торговец.
   - Ну как? Здорово, а? - Беккер сгреб руками сразу двух девушек, при этом его лицо еще больше раскраснелось. Он окинул взглядом комнату и, не найдя той, кого искал, спросил: - Ивона, а где та миленькая еврейская детородная машина, что работала у тебя?
   - Ты имеешь в виду Эстер? Видишь ли, ей пришлось уйти. - Мы ждали разъяснений, но не похоже было, чтобы Ивона собиралась что-нибудь добавить из ее рта выходил только сигаретный дым.
   - Плохо, - сказал Беккер, - я как раз рассказывал о ней моему другу. Он пожал плечами. - Ну, ничего. Есть еще и другие, правда? - Игнорируя мой взгляд, он, опираясь, как пьяный, на двух массажисток, повернулся и направился по скрипучему коридору в одну из спален, оставив меня со всеми остальными.
   - Ну, а кого вы предпочитаете, Бернхард? - Ивона щелкнула пальцами и подозвала одну из девушек. - Эта и Эстер очень похожи, - сказала она и повернула ее ко мне голым задом. Поглаживая ее ладонью, она добавила: - У нее два лишних позвонка, так что ее зад намного ниже талии. Очень красиво, вы не находите?
   - Да, очень, - согласился я и похлопал ладонью по мраморно-холодному заду девушки. - Но, честно говоря, я старомоден. Предпочитаю, чтобы девушка принадлежала мне, а не моему кошельку.
   Ивона улыбнулась.
   - Да что вы! Никогда бы не подумала, что вы такой. - Она шлепнула девушку по заду, словно любимую собачонку. - Ну, пошла. Все вон.
   Я смотрел, как они молча уходили из комнаты, и испытывал что-то вроде разочарования, что не мог последовать примеру Беккера. По-видимому, Ивана почувствовала раздвоенность моих ощущений.
   - Вы не такой, как Эмиль. Его тянет к любой девушке, которая покажет ему свои ноготки. Я думаю, он трахнул бы даже кошку с переломанным хребтом. Вам нравится виски?
   Я демонстративно проглотил свою выпивку и сказал:
   - Очень.
   - Хотите что-нибудь еще?
   Я почувствовал, как она прижимается грудью к моей руке, и улыбнулся, заглянув за ее декольте. Потом зажег сигарету и посмотрел ей в глаза.