Матушка нашла пятидолларовый пакетик с травой в моем тайнике под половичком и выкинула в туалет. Имела со мной долгую беседу и поинтересовалась, давно ли я подсел. Объяснил, что подсесть можно на героин, а не на траву, и, думаю, все-таки сумел ее убедить. Но она не настолько поверила, чтобы вернуть мне пять баксов, хоть я и попросил. Короче, по-моему, она на меня рассердилась.
Весна-лето 64-го
Единственное, чем мне нравится наш квартал в Инвуде, — это гигантский парк и леса. Там есть сказочные индийские пещеры со всякими длинными туннелями, их черта с два облазишь. Однажды в одном коридоре застрял жирный чувак, пришлось вызывать пожарных, чтобы его вытащили. Понадобилось пять здоровых мужиков вытянуть его на веревке. Смешное зрелище. У этих пещер каждый день ошивается дед по имени Билл. Он дарит всем шоколадки, еще у него есть бутыль яблочного сидра, к которой мы прикладываемся, и, помимо этого, Билл играет весь день напролет на флейте, извлекая странный звук, разносящийся по всему лесу. К нему сбегаются белки и слетаются птицы, а он бросает им хлебные крошки и орехи. Как святой. Мой двоюродный брат утверждает, что он был там еще в те времена, когда его папа был маленьким. В парке возвышается невероятно крутой и высокий холм, называемый «Холм мертвеца», на нем потрясающе здорово кататься на санках зимой, но сейчас лето, и местами растительность на нем такая густая, как в джунглях, если можно так выразиться. На вершине раскинулся луг, а за ним утес, откуда виден Гудзон. Я прихожу туда один, курю травушку, если есть (в этом блядском районе ее не достать, затариваюсь на 29-й в Банки, когда время от времени езжу в наш старый квартал), и смотрю, как плывут корабли мимо прибрежных скал. Сегодня я раскумаривался вместе с Вилли, это единственный парень из нашей школы, кто тоже курит, и мы наблюдали два самолета, двигавшихся по небу, словно оно плоское, и за ними бежал один длинный след. Я просто хочу, чтобы мне было по кайфу, и я жил в этом лесу. И на хуй всех остальных, в том числе Святого Билла с его пещерами.
Яснова занимался этим сегодня, когда остальные сладко спали. В смысле родичи. Я занимаюсь этим уже почти целую неделю и каждый раз придумываю предлог посидеть допоздна, подождать и тихонько это поделать. Этим вечером я просто вылез из кровати, оценил обстановку, влез в какие-то широкие джинсы и майку (обуваться не стал) и вылез наверх. «Наверх», в смысле на крышу, там я снимаю одежду, стою немножко так, эдаким нагим мальчиком, гляжу на бескрайнее звездное небо и дрочу. Чудно? Возможно, но, несомненно, такой способ мастурбировать самый прекраснейший и волнующий из всех мною испробованных, с тех пор как я регулярно стал упражняться в этом искусстве, когда мне стукнуло двенадцать... По-моему, года полтора назад. Время и вправду летит, пока ты молод и много отрываешься.
Мне так очень нравится. Босыми ногами я чувствую смолу, размякшую от летней жары, легкий ветерок, обвевающий все тело... всегда кажется, что сильнее всего он дует в пах, и ощущаешь себя невероятно сильным, стоя обнаженным под куполом из звезд, а огромный город светится, и везде на пять пролетов ниже мелькают машины. Мне кажется, секрет сексуальности обстановки заключается в мысли о том, что в любую секунду из чердачной двери кто-нибудь может заглянуть на крышу и тебя застукать... шанс быть пойманным в такой ситуации при отсутствии шанса оправдаться — вот, что настолько заводит... или что кто-то, возможно, шпионит за тобой, не проявляя собственного присутствия.
Такая мысль пришла мне в голову пару недель назад, когда я просто глазел с крыши на пожар на улице и заметил в окне верхнего этажа аппетитную девчонку лет восемнадцати, стоящую голой в спальне перед здоровенным зеркалом и пошаливающую сама с собой (я спустил в серые школьные брюки, даже не успев расстегнуть молнию и достать член). Понятное дело, на выходных я вечерами напролет торчал на том же месте и, в конечном итоге, досконально узнал ее и ее радости таким нехитрым способом (она любит лежать в постели нагишом и елозить у себя пальчиком). И приблизительно через неделю я подумал, что будет прикольно заняться этим с ней в унисон, и я просто офигел, а прикол превратился в новый опыт, причем очень классный.
А на сей раз мы с ней кончили не вместе. Возможно, она мне поднадоела. Ну, то есть я почти не глядел больше в ее окно... под бескрайним небесным покровом гораздо лучше... и это больше чем секс. Если честно, я, по большому счету, ни о чем не думаю в процессе заката солнца вручную, и меньше всего обуревают всякие жуткие сексуальные фантазии, нередко посещающие меня, когда я дома. Просто я и моя обнаженная сущность, и дышащее ночное небо. Это прекрасно.
Прошлым вечером устроили в лесу пикник с размахом, дабы отпраздновать находку вчера гигантского кальяна в Виллидже. По правде говоря, присутствовали только я и Вилли, но у нас была унция травы и пива просто залиться. Кальян был здоровенный, высотой фута в два, и когда мы тащили его по лестнице, ведущей в парк, какой-то дед остановился, оглядел предмет и поинтересовался: «Что это, черт возьми, за хитрая штуковина?» «Честно говоря, не знаю, — ответствовал я, — но, полагаю, это подставка под лампу, мы нашли ее в помойном ящике тут неподалеку. Вот, решил отнести домой и подарить мамке». «Хорошо, парень, придумал, значит, не все потеряно для грязных волосатых уродов вроде вас», — и он поковылял дальше выгуливать своего песика.
Мы нашли укромное местечко и установили кальян. В местных лесах сейчас не следует расслабляться, поскольку копам выдали по мотороллеру, отчего они теперь гоняют по тропинкам, где машина просто не проедет. Не далее как на прошлой неделе несколько моих приятелей тащили провод по главной тропе, и там нежданно-негаданно перевернулся коп, что ни ему, ни остальным представителям силовых структур не понравилось. Следовательно, чуваки огребли хороших пиздюлей. Но нам было не так уж плохо вместе с травушкой, и мы для разгона загрузили в бульбулятор около четверти унции. Знали, будет многовато, но кого, на хуй, ебет. Раскумарились, отполировали пивком. Сидели и втыкали, как самолет выписывает в вышине кривую и как от этого небо словно сильно уплощается. Стемнело, можно было разглядеть лишь красные задние огни самолета, и, казалось, от одного края горизонта до другого он летит целый час. Под палой листвой рядом с Вилли валялась старая телепрограмма, и тот стал прикалываться над названиями шоу, ну, например, «Гурман на скорую руку». Бог ты мой, что за чертовщина этот «Гурман на скорую руку»? Нас пробило на смех и долго не отпускало. Хорошая трава, без базара. И пиво не прошло бесследно — я чувствовал, как меня развезло. На этом фоне нас одолела легкая паранойя, и от малейшего шороха в кустах нас передергивало, мы вскакивали с уже готовыми отмазками, и потому решили заныкать бульбик под камнями и листвой и забрать на следующий раз. После того как осилили спуск по лестнице (преодолев охренительные трудности), мы потусовались на 27-й улице и поприкалывались со знакомыми, потом отправились в ближайший бар под названием «Forster's», где зависают все местные малолетки. Большую часть времени я потягивал пиво и слушал Дилана по музыкальному автомату. Плохо в «Forster's» то, что примерно половину здешней тусовки составляют ребята моего возраста, вторую же половину — тупорылые, вновь прибывшие ирландцы, только сошедшие с корабля, которые, по большому счету, неплохи, если только не слишком нажрались, но они вечно гоняют «Clancey Brothers» и прочее говно. Короче, я ушел от Вилли, и расстались мы, будучи в жопу, причем настолько, что я вдруг осознал: завтра мне продавать хот-доги на стадионе «Янки» [4]и я до туда не дойду, если сейчас отправлюсь домой спать, поэтому спустился в метро и решил переночевать в парке у стадиона. Честное слово, следующее, что помню, это как ранним утром меня разбудили какие-то греки и попросили переместиться немного в сторону, ибо я дрых на их любимой гандбольной площадке. Осмотрелся и обнаружил себя на «Янки», но каким образом я туда забрел и почему отрубился на гандбольной площадке, мне вовек не узнать. Я добрел до мужика за стойкой, куда надо идти работникам, и он заявил, что у меня отвратный вид, надо побриться и работать мне сегодня нельзя. Какого хера бриться перед продажей хот-догов в этом жутком месте? Я поехал на метро обратно, потом сразу в парк искать кальян, а там обнаружил Вилли, охмурявшего какую-то чувиху. «Куда тебя понесло вчера вечером?» — спросил он. «Поиграть в гандбол», — ответил я.
Этим летом я подрабатываю на стадионе «Янки», и потому вечно в накладе. Поскольку здесь платят в зависимости от того, сколько продал, тамошние заправилы только и думают, как бы обжулить, а у меня же никак не выходит разрулить дело. Перед матчем всех собирают, сообщают, что будешь продавать, и тут-то меня и объебывают. Например, в пятницу вечером, когда весь стадион заполонили католики, меня просто подставили! Самый холоднющий вечер за сезон, все оделись в пальто, а мне, не поверите, поручают торговать мороженым. Пока стояла сумасшедшая жара, вот без говна, приходилось впаривать соленый попкорн на открытых трибунах, и так постоянно. Сегодня было еще хуже, ведь был день бесплатных бит, и все приперлись за халявой в качестве сувенира, и, мамой клянусь, этот сукин сын отправил меня сбывать сувенирные биты. В любой другой день с них можно неплохо срубить, но какой идиот купит их сегодня, если можно взять за так? Какая-то добрая душа приобрела у меня две штуки, то есть за вечер я заработал для босса два бакса, и в итоге мое вознаграждение составило целых 25 центов. Хорошо, если получается заколачивать по 5 долларов 25 центов, сегодня вот можно было потрудиться на упаковке, и большинство чуваков срубило чистыми по 30 зеленых. Я придумал, что теперь можно сделать с этой блядской работой. Следующий раз буду продавать попкорн на трибунах, вывалю целую коробку на дальней части поля, и меня покажут по телевизору на всю страну. Так что, будьте внимательны.
Влюбой тусовке есть свои приколы, которые доказывают, что ты — настоящий отброс общества. Мой двоюродный братец из Ньюарка любит игру в «цыпленка»: смысл в том, что два машины мчатся навстречу друг другу на скорости 80 миль/час. Первый из водителей, свернувший с пути, понятное дело, становится цыпленком. На нижнем Ист-сайде надо прижать к руке горящую сигарету и не дергаться, пока она не дотлеет до фильтра. А здесь, в верхнем Манхэттене, пацаны сигают с утесов в Гарлем-ривер, где вместо воды дерьмо в буквальном смысле слова, поскольку совсем рядом расположены канализационные стоки, откуда ежедневно стекает содержимое полумиллиона толчков. Надо приурочить каждый прыжок к моменту прохода «поносных потоков». То есть волны с пленкой говна на поверхности, приблизительно по пять футов каждая, возникают каждые сорок секунд. И тебе надо попасть между потоками, прямо как эти психи из Акапулько рассчитывают время так, что входят в воду в тот момент, когда волна начинает разбиваться.
Эта забава всегда практикуется, если проплывает какая-нибудь реально громадная херня. Блин, мы такую мерзопакость видали: население этой канализационной местности живет с несомненным размахом. Однажды мимо несло дохлую свинью (в смысле, животное, а не копа). Она, должно быть, с севера Гудзона, убежала из загона на барже, перевозящей скот, и потопла. Цвета была отвратительно белого и какая-то студенистая, раздавшаяся в два раза больше нормального размера. Помню, как она продефилировала перед нашими взорами, и потом дня три (истинная правда) никто не лазил в воду.
Короче, сегодня мы, то есть Джонни, Дэнни и я, собрались в парке у баскетбольных площадок, немного поиграли, опрокинули по паре кружек пива и пошли на улицу. (Улица называется Симен [5]-авеню, по-моему, довольно смешно, и я знаю одну девицу, живущую на углу улиц Симен и Каминг; чувакам она дает с целью похудеть, но не стоит ее осуждать: что взять с девушки, если у нее такой адрес?). Ну ладно, добрались мы до моста на 225-й улице, перешли по нему в Бронкс, перебежали по рельсам к «обрубку» (так мы называем большую скалу, откуда прыгаем). По пути на нас напала здоровая свирепая сторожевая овчарка, пришлось делать ноги и лезть от нее на забор. Короче, развлеклись, потому что иногда съебаться от этой шавки не получается, и рискуешь, что она одним махом оторвет тебе штанину и, возможно, вместе с приличным куском задницы. Однажды с нами был Сэм Макгигл, не успевший вскарабкаться на забор, тогда мы посоветовали ему замереть, чтобы собака его не тронула. В общем, он застыл в какой-то придурочной позе, зверюга приблизилась, пару секунд пообнюхивала, и только наш Сэм расслабился, нехило цапнула его за жопу.
Так вот, пришли мы к обрубку, порыскали в кустах в поисках сныканных нами купальных плавок и ракушек (в связи с отсутствием здесь раздевалки растительность неплохо ее заменяет). Потом как следует припрятали имевшиеся деньги и стали переодеваться. Когда мы были в одних лишь трусах, из-за кустов до нас донеслось хихиканье, мы повернулись и узрели трех девчонок, силящихся врубиться в происходящее шоу. Мы решили, что иного выхода кроме нападения нет, стянули белье и, полностью голые, атаковали их, кидаясь ракушками. Тут выявилась их истинная непорочность, они понеслись со скоростью ветра, не прекращая хихикать, и все посматривали на наши мотающиеся приборы. Мы надели плавки и взошли на обрубок. Он где-то двенадцать футов в ширину, с одной стороны течет Гарлем-ривер, сзади проходит поездная магистраль Гудзон-Гарлем. Рядом куча скал поменьше, конечно, в подметки не годящихся самой главной вершине, высотой около восьмидесяти пяти футов. Каждая скала носит собственное имя, например, «Суицид», «Врата ада», «Палец ангельской ноги», а верхушка, самое понтовое место для подобных, блин, экзерсисов, зовется «Ангел ада».
Туда-то мы и полезли, на самый верх, представляющий собой массивный плоский камень, потрескавшийся настолько, что в расщелинах растут мелкие цветочки, напоминающие клевер. Мы присели и стали нетерпеливо ждать, когда туристический корабль «Cirle Line» покажется из-за поворота у моста и направится в нашу сторону Прыгать по-настоящему приколько, когда всякие древние пары из Огайо, монахини, японские менеджеры и прочие гости Нью-Йорк Сити, выложившие по пять баксов за речную прогулку вокруг острова, пялятся, как мы скачем в эти вонючие воды. В общем, первым пошел Дэнни, а мы с Джонни, свесившись, следили, как он минул первое и единственное препятствие — деревце, торчащее на скале футов на пять ниже нас, — потом прямо, руки прижаты к бокам, корпус вытянут; ноги стиснуты, в воду он влетел ракетой. Сверху казалось, что до низа не меньше 50 008 футов. Но Дэнни и раньше прыгал с «Ангела ада», и он рубил эту фишку. Пришла очередь Джонни, а он, как и я, на вершине был впервые. Пересравши до смерти и разинув пасть, он еще раз бросил взгляд на реку, помахал нетерпеливо ждущим любителям достопримечательностей, отступил на шаг назад, раз пятьсот глубоко вздохнул, пробормотал: «А ну, на хуй», — потом проорал тоже самое, сжал яйца обеими ладонями и сиганул. Вниз он летел с широко разведенными ногами, вертелся, словно изображал Попая [6], продолжая зажимать пах. «Хуже не придумаешь», — отметил я со вздохом, когда он вошел в воду. Это еще мягко сказано, поскольку он врезался туда злосчастным осьминогом, конечности в разные стороны, и звук шлепка больно звенел у меня в ушах, пока я оставался наверху. Показавшись на поверхности, он поплыл к берегу, гребя одной рукой, а другой растирая свою невыносимо зудящую задницу, и из-за его медлительности его успела хорошенько накрыть волна дерьма, и это злосчастное зрелище вызвало у Дэнни, стоящего на берегу у тропинок, неистовый хохот. Подошел мой черед, корабль почти миновал нас, и весь народ криками подбадривал меня, садисты херовы.
В голове опустело, я даже не снял кроссовки и просто сиганул, как в нелепом полусне, и не просыпался, пока не коснулся поверхности воды. Движение совсем не ощущается, чувство такое, словно подвешен над отвесной скалой в воздухе, вода настигает тебя стремительно и болезненно. Я сильно треснулся о воду, но зашел не слишком глубоко и, вынырнув, обнаружил, что все туристы мне аплодируют. Я двинул к берегу к остальным, мы отвернулись, стянули плавки и продемонстрировали пидорским туристам голую жопу, когда корабль разворачивался и брал курс на Гудзон. Оделись и двинули назад (кстати, старый гомосек Эдди подглядывал из кустов, как мы переодеваемся). Я вернулся в наш квартал и решил пойти домой, поесть, сделать записи и лечь спать; знаю, что всегда можно дождаться утра, а потом уже начинать перед всеми хвастаться и показывать, какой я охуительный и так далее.
Сегодня вечером бухали в парке с Дэнни, Жирным Эдди и Шином, нажрались в сиську, и нам пришло в голову взломать парковую сторожку и спиздить мячей для разминок перед важным матчем, ожидающим нас на следующей неделе в Лонг-Бич. По большому счету, взломом это не назовешь, поскольку Дэнни спер вчера ключ у Сэла, этого туповатого паркового служителя. Он оставил ключ в двери, когда мыл ванную. Сэл — потрясающий кадр. Он поклоняется то ли дьяволу, то ли другой фигне из этой оперы, и частенько, убираясь в сортире, становится на колени и начинает читать какие-то безумные псалмы, сопровождая их странным хрюканьем. Он натурально ебанутый. Итак, мы подкрались к сторожке, открыли дверь и взломали найденным на полке с инструментами небольшим ломом кладовку со снаряжением. Взяли четыре новых фирменных мяча «Bob Cousy», сунули их в брезентовый мешок, смылись из парка и отнесли их заныкать у Дэнни на хате. Маме его сочинили, что выиграли их на ярмарке, устроенной Церковью Апостола Иуды, благодаря офигенно счастливой случайности. После вернулись в парк, засели на скамейках у спортивных площадок, чувствуя, что совершенно подзаебались. Неожиданно к нам на приличной скорости чешет полицейская машина. Мы запаниковали и побежали по широченной бейсбольной площадке. Я мотанул налево прямиком по полю, а остальные, как предполагаю, побежали прятаться на трибунах справа. Копы погнались (разумеется) за мной, так что я развил охуительную скорость, но меня по пятам настигал поток света фар и развязка неумолимо приближалась. Слышал, что мои кореша, глядя на меня, как на идиота, громко ржали. Я напоминал им Джеймса Брауна [7], как позже поведали они мне. Я почти достиг противоположной границы поля и уже вот-вот мог оторваться от преследователей, но услышал не обрадовавшее меня восклицание: «Стой, а то стреляю по ногам». Надо думать, я тут же тормознул. Водитель остановился рядом со мной, один коп вылез наружу, толкнул меня к тачке и обратился к персонажу, который сидел на заднем сиденье: «Это тот парень?» «Гмм, что это за парень?» И из машины выходит Липи Луи Сальвадорио из Бронкса, мой главный соперник по баскетболу и сын парикмахера, у которого я стригусь, Сэла Сальвадорио. «Да нет, — произносит Луи, — это Джим Кэррол, мой главный соперник по баскетболу, он живет здесь, в Манхэттене». Как я понял, Луи в тот вечер обобрали где-то неподалеку, и он рыскал с копом в поисках злодея. Коп спросил меня, зачем убегал, и я ответствовал, по той причине, что другие тоже стали убегать. «Ты осел!» — сообщил мне он и неслабо вдарил по коленям дубинкой, чтобы поквитаться за устроенную мной глупую гонку. Я вернулся к моим пидорам, и они остаток вечера стебались надо мной, пародируя мое улепетывание в стиле Чарли Чаплина. Ну и пошли на хер, а также пойдет на хер парикмахер Сэл со своими ебаными стрижками.
Сегодня меня выперли с моей злоебучей работы на стадионе «Янки», но мне абсолютно необидно. Как обычно, всучили впаривать наифиговейший товар: мороженое. Обычно мороженое не главная подстава, в отличие от попкорна; но сегодня было около 20 градусов, и моросило, а здесь даже фрукты не очень фруктово выглядят. В общем, хожу как всегда туды-сюды по верхней трибуне, радовало только наличие одной блондиночки в секции 20, делавшей эту тусовку в несколько раз краше, короче, телка, что надо. Черные брюки и все дела. Тут дождь зарядил сильнее, появилась команда стадионных служителей, накрывшая поле специальным тентом, не помню, как он, блин, называется, а пеньки с верхней трибуны поспешили забраться еще выше, где можно укрыться от ливня. Я тоже туда направился, и тут меня окликнули две чувихи и спросили, что продаю. Понял, меня позвали не только из-за мороженого, подсел к ним, и мы разговорились. Оказалось, они раскуривались, по крайней мере, так они сообщили, и мне захорошело после того, как курнул и посидел без этого херова ящика с мороженым за спиной. И вдруг проходит этот мозгоеб Руди, наш главный. Эта сука вечно шныряет по стадиону, вынюхивая отлынивающих чуваков, а я отношусь к его излюбленным мишеням. Он — натуральный немец, и, несомненно, мог бы стать заведующим газовой камеры в гитлеровском концлагере. На сей раз, он не мог доебаться до меня за нарушение десяти пунктов инструкции, но сидеть во время работы это ни-ни. Оставался только один шанс, я оставил ящик на месте и постарался смотаться в надежде, что он не разглядит ни моего лица, ни номера бэйджика, если я успею уйти на нижнюю трибуну. Фанатам это дополнительная забава, и вся трибуна одобрительно вопила, пока я старался обогнуть кайзера в такой вот уморительной обстановке. В итоге я начинаю делать спуск, сулящий мне спасение, но дело труба, ведь он закрыт и я все же попался. Этот козел срывает мой бэйджик эдаким напыщенным жестом, словно отбирает почетную медаль, и приказывает мне вернуть мороженое. Я сказал, куда ему пойти, где он найдет свое мороженое, повернулся и достойно покинул заведение, не снимая униформы и так далее, и никогда впредь невернусь в эту ебаную дыру, и пошли далеко шесть миллионов ходов и лестниц. Слава, блин, «Янки»!
Яи Вилли Колл приперлись на станцию Лонг-Бич примерно в 3.30. Сегодня вечером у нас был первый матч в серии плейофф на устроенном Торговой Палатой Лонг-Бич летнем турнире по баскетболу: старший, юниорский и профессиональный дивизионы. Мы играем в старшем дивизионе и за весь сезон продули только одну встречу с командой мебельного магазина «Orlando's». Наша команда принадлежит кафе-бару «Shine's». Нашим сегодняшним соперником были «Римские львы из церкви Пресвятой Девы Марии». Когда мы отправились есть очень невкусную пиццу в забегаловке под названием «Patio Chief», несколько гопников начали прикалываться над нашим хаером. Один из ублюдков подкрался и облил волосы Вилли кетчупом, в ответ Вилли запустил ему в морду пиццой. Между ними разгорелась драчка, и тут какой-то взрослый чувак, видевший нас на баскетбольном матче, прекратил махаловку и разъяснил тому идиоту, что мы с Вилли звезды баскетбольной лиги и сегодня играем в центре отдыха. «Не думал, что подобные пидоры играют в баскетбол, — сказал гопник. — Извиняюсь». От удара кулаком у Вилли изо рта шла кровь. «Держи, промой содовой», — добавил его обидчик. Тот пригубил содовой, кинул туда (честное слово) 20 миллиграммов чистого кристаллического амфетамина и вернул стакан тому уроду, допившему остаток. Потом мы двинули на пляж отмывать от кетчупа хаер Вилли.
В игре мы победили влегкую и теперь через два вечера будет играть с мебельным магазином «Orlando's» на звание чемпиона. После матча в раздевалку прокрался всеми нелюбимый за голубизну студент Бенни Гринбаум. Наш центровой Том Макналти предложил Бенни, что у всех на виду отсосет у него за 15 долларов. «Не могу выложить наличные, пока не достанешь мой прибор», — отвечал Бенни. Том вынул его член, не меньше семи дюймов длиной, а Бенин стал быстро-быстро глотать свежий воздух Лонг-Бича, глаза его выпучились, как у людей на рекламном плакате больших распродаж. Зрелище отвратное, но было уморительно, когда Бенни стал спускать. Томми забрал деньги и мы отчалили. Сегодня готов выебать любую чувиху в Лонг-Биче.
Мы пошли праздновать в гости к Тому Мигрелло. Когда мы приперлись, его не было, тогда мы зашли внутрь и, ожидая его, напились. Когда пиво закончилось, Дэнни и Ронни побежали за добавкой. Вернулись через несколько минут с рассказом о том, как некий ублюдок пытался похитить у них пиво и как они его побили. И как раз в дверь заходит Томми, одежда на нем порвана. «Это Том», — говорю я. «А это те козлы, которые только что меня отпиздили», — говорит Том. В итоге конфликт замяли и все напились в жопу. Один раз я свалился на лестнице, настолько сильно нажрался. Я позвонил маме, а она мне сказала: «Ты пьян».
Сегодня вечером, до сих пор не покинув Лонг-Бич, мы снова напились, но не так сильно, как вчера, и потащились в какой-то ужасный бар в надежде кого-нибудь снять. Один чувак сообщил нам, что сестры Селия пошли на пляж. Элис Селия как-то раз делала мне минет, а ее младшая сестра от нее не отстает, и мы с Вилли двинули за ними. Когда их нагнали, то остановились в сторонке посмотреть, как они ныряют в аллею — обе были пьяны в усмерть. Приблизившись вплотную, мы увидели, что они вдвоем занимаются любовью прямо на бетоне. «Блин, реально возбуждает», — сказал мне Вилли, потом окликнул Элис, она подошла и выдала мне: «Помню, ты кончил мне в рот, и у твоей спермы был вкус клубники». Девка наглухо ебнутая, подумал я. Ей, как и мне, всего четырнадцать, ее сестре — тринадцать. «Пойдемте с нами на пляж», — предложил я.
Яснова занимался этим сегодня, когда остальные сладко спали. В смысле родичи. Я занимаюсь этим уже почти целую неделю и каждый раз придумываю предлог посидеть допоздна, подождать и тихонько это поделать. Этим вечером я просто вылез из кровати, оценил обстановку, влез в какие-то широкие джинсы и майку (обуваться не стал) и вылез наверх. «Наверх», в смысле на крышу, там я снимаю одежду, стою немножко так, эдаким нагим мальчиком, гляжу на бескрайнее звездное небо и дрочу. Чудно? Возможно, но, несомненно, такой способ мастурбировать самый прекраснейший и волнующий из всех мною испробованных, с тех пор как я регулярно стал упражняться в этом искусстве, когда мне стукнуло двенадцать... По-моему, года полтора назад. Время и вправду летит, пока ты молод и много отрываешься.
Мне так очень нравится. Босыми ногами я чувствую смолу, размякшую от летней жары, легкий ветерок, обвевающий все тело... всегда кажется, что сильнее всего он дует в пах, и ощущаешь себя невероятно сильным, стоя обнаженным под куполом из звезд, а огромный город светится, и везде на пять пролетов ниже мелькают машины. Мне кажется, секрет сексуальности обстановки заключается в мысли о том, что в любую секунду из чердачной двери кто-нибудь может заглянуть на крышу и тебя застукать... шанс быть пойманным в такой ситуации при отсутствии шанса оправдаться — вот, что настолько заводит... или что кто-то, возможно, шпионит за тобой, не проявляя собственного присутствия.
Такая мысль пришла мне в голову пару недель назад, когда я просто глазел с крыши на пожар на улице и заметил в окне верхнего этажа аппетитную девчонку лет восемнадцати, стоящую голой в спальне перед здоровенным зеркалом и пошаливающую сама с собой (я спустил в серые школьные брюки, даже не успев расстегнуть молнию и достать член). Понятное дело, на выходных я вечерами напролет торчал на том же месте и, в конечном итоге, досконально узнал ее и ее радости таким нехитрым способом (она любит лежать в постели нагишом и елозить у себя пальчиком). И приблизительно через неделю я подумал, что будет прикольно заняться этим с ней в унисон, и я просто офигел, а прикол превратился в новый опыт, причем очень классный.
А на сей раз мы с ней кончили не вместе. Возможно, она мне поднадоела. Ну, то есть я почти не глядел больше в ее окно... под бескрайним небесным покровом гораздо лучше... и это больше чем секс. Если честно, я, по большому счету, ни о чем не думаю в процессе заката солнца вручную, и меньше всего обуревают всякие жуткие сексуальные фантазии, нередко посещающие меня, когда я дома. Просто я и моя обнаженная сущность, и дышащее ночное небо. Это прекрасно.
Прошлым вечером устроили в лесу пикник с размахом, дабы отпраздновать находку вчера гигантского кальяна в Виллидже. По правде говоря, присутствовали только я и Вилли, но у нас была унция травы и пива просто залиться. Кальян был здоровенный, высотой фута в два, и когда мы тащили его по лестнице, ведущей в парк, какой-то дед остановился, оглядел предмет и поинтересовался: «Что это, черт возьми, за хитрая штуковина?» «Честно говоря, не знаю, — ответствовал я, — но, полагаю, это подставка под лампу, мы нашли ее в помойном ящике тут неподалеку. Вот, решил отнести домой и подарить мамке». «Хорошо, парень, придумал, значит, не все потеряно для грязных волосатых уродов вроде вас», — и он поковылял дальше выгуливать своего песика.
Мы нашли укромное местечко и установили кальян. В местных лесах сейчас не следует расслабляться, поскольку копам выдали по мотороллеру, отчего они теперь гоняют по тропинкам, где машина просто не проедет. Не далее как на прошлой неделе несколько моих приятелей тащили провод по главной тропе, и там нежданно-негаданно перевернулся коп, что ни ему, ни остальным представителям силовых структур не понравилось. Следовательно, чуваки огребли хороших пиздюлей. Но нам было не так уж плохо вместе с травушкой, и мы для разгона загрузили в бульбулятор около четверти унции. Знали, будет многовато, но кого, на хуй, ебет. Раскумарились, отполировали пивком. Сидели и втыкали, как самолет выписывает в вышине кривую и как от этого небо словно сильно уплощается. Стемнело, можно было разглядеть лишь красные задние огни самолета, и, казалось, от одного края горизонта до другого он летит целый час. Под палой листвой рядом с Вилли валялась старая телепрограмма, и тот стал прикалываться над названиями шоу, ну, например, «Гурман на скорую руку». Бог ты мой, что за чертовщина этот «Гурман на скорую руку»? Нас пробило на смех и долго не отпускало. Хорошая трава, без базара. И пиво не прошло бесследно — я чувствовал, как меня развезло. На этом фоне нас одолела легкая паранойя, и от малейшего шороха в кустах нас передергивало, мы вскакивали с уже готовыми отмазками, и потому решили заныкать бульбик под камнями и листвой и забрать на следующий раз. После того как осилили спуск по лестнице (преодолев охренительные трудности), мы потусовались на 27-й улице и поприкалывались со знакомыми, потом отправились в ближайший бар под названием «Forster's», где зависают все местные малолетки. Большую часть времени я потягивал пиво и слушал Дилана по музыкальному автомату. Плохо в «Forster's» то, что примерно половину здешней тусовки составляют ребята моего возраста, вторую же половину — тупорылые, вновь прибывшие ирландцы, только сошедшие с корабля, которые, по большому счету, неплохи, если только не слишком нажрались, но они вечно гоняют «Clancey Brothers» и прочее говно. Короче, я ушел от Вилли, и расстались мы, будучи в жопу, причем настолько, что я вдруг осознал: завтра мне продавать хот-доги на стадионе «Янки» [4]и я до туда не дойду, если сейчас отправлюсь домой спать, поэтому спустился в метро и решил переночевать в парке у стадиона. Честное слово, следующее, что помню, это как ранним утром меня разбудили какие-то греки и попросили переместиться немного в сторону, ибо я дрых на их любимой гандбольной площадке. Осмотрелся и обнаружил себя на «Янки», но каким образом я туда забрел и почему отрубился на гандбольной площадке, мне вовек не узнать. Я добрел до мужика за стойкой, куда надо идти работникам, и он заявил, что у меня отвратный вид, надо побриться и работать мне сегодня нельзя. Какого хера бриться перед продажей хот-догов в этом жутком месте? Я поехал на метро обратно, потом сразу в парк искать кальян, а там обнаружил Вилли, охмурявшего какую-то чувиху. «Куда тебя понесло вчера вечером?» — спросил он. «Поиграть в гандбол», — ответил я.
Этим летом я подрабатываю на стадионе «Янки», и потому вечно в накладе. Поскольку здесь платят в зависимости от того, сколько продал, тамошние заправилы только и думают, как бы обжулить, а у меня же никак не выходит разрулить дело. Перед матчем всех собирают, сообщают, что будешь продавать, и тут-то меня и объебывают. Например, в пятницу вечером, когда весь стадион заполонили католики, меня просто подставили! Самый холоднющий вечер за сезон, все оделись в пальто, а мне, не поверите, поручают торговать мороженым. Пока стояла сумасшедшая жара, вот без говна, приходилось впаривать соленый попкорн на открытых трибунах, и так постоянно. Сегодня было еще хуже, ведь был день бесплатных бит, и все приперлись за халявой в качестве сувенира, и, мамой клянусь, этот сукин сын отправил меня сбывать сувенирные биты. В любой другой день с них можно неплохо срубить, но какой идиот купит их сегодня, если можно взять за так? Какая-то добрая душа приобрела у меня две штуки, то есть за вечер я заработал для босса два бакса, и в итоге мое вознаграждение составило целых 25 центов. Хорошо, если получается заколачивать по 5 долларов 25 центов, сегодня вот можно было потрудиться на упаковке, и большинство чуваков срубило чистыми по 30 зеленых. Я придумал, что теперь можно сделать с этой блядской работой. Следующий раз буду продавать попкорн на трибунах, вывалю целую коробку на дальней части поля, и меня покажут по телевизору на всю страну. Так что, будьте внимательны.
Влюбой тусовке есть свои приколы, которые доказывают, что ты — настоящий отброс общества. Мой двоюродный братец из Ньюарка любит игру в «цыпленка»: смысл в том, что два машины мчатся навстречу друг другу на скорости 80 миль/час. Первый из водителей, свернувший с пути, понятное дело, становится цыпленком. На нижнем Ист-сайде надо прижать к руке горящую сигарету и не дергаться, пока она не дотлеет до фильтра. А здесь, в верхнем Манхэттене, пацаны сигают с утесов в Гарлем-ривер, где вместо воды дерьмо в буквальном смысле слова, поскольку совсем рядом расположены канализационные стоки, откуда ежедневно стекает содержимое полумиллиона толчков. Надо приурочить каждый прыжок к моменту прохода «поносных потоков». То есть волны с пленкой говна на поверхности, приблизительно по пять футов каждая, возникают каждые сорок секунд. И тебе надо попасть между потоками, прямо как эти психи из Акапулько рассчитывают время так, что входят в воду в тот момент, когда волна начинает разбиваться.
Эта забава всегда практикуется, если проплывает какая-нибудь реально громадная херня. Блин, мы такую мерзопакость видали: население этой канализационной местности живет с несомненным размахом. Однажды мимо несло дохлую свинью (в смысле, животное, а не копа). Она, должно быть, с севера Гудзона, убежала из загона на барже, перевозящей скот, и потопла. Цвета была отвратительно белого и какая-то студенистая, раздавшаяся в два раза больше нормального размера. Помню, как она продефилировала перед нашими взорами, и потом дня три (истинная правда) никто не лазил в воду.
Короче, сегодня мы, то есть Джонни, Дэнни и я, собрались в парке у баскетбольных площадок, немного поиграли, опрокинули по паре кружек пива и пошли на улицу. (Улица называется Симен [5]-авеню, по-моему, довольно смешно, и я знаю одну девицу, живущую на углу улиц Симен и Каминг; чувакам она дает с целью похудеть, но не стоит ее осуждать: что взять с девушки, если у нее такой адрес?). Ну ладно, добрались мы до моста на 225-й улице, перешли по нему в Бронкс, перебежали по рельсам к «обрубку» (так мы называем большую скалу, откуда прыгаем). По пути на нас напала здоровая свирепая сторожевая овчарка, пришлось делать ноги и лезть от нее на забор. Короче, развлеклись, потому что иногда съебаться от этой шавки не получается, и рискуешь, что она одним махом оторвет тебе штанину и, возможно, вместе с приличным куском задницы. Однажды с нами был Сэм Макгигл, не успевший вскарабкаться на забор, тогда мы посоветовали ему замереть, чтобы собака его не тронула. В общем, он застыл в какой-то придурочной позе, зверюга приблизилась, пару секунд пообнюхивала, и только наш Сэм расслабился, нехило цапнула его за жопу.
Так вот, пришли мы к обрубку, порыскали в кустах в поисках сныканных нами купальных плавок и ракушек (в связи с отсутствием здесь раздевалки растительность неплохо ее заменяет). Потом как следует припрятали имевшиеся деньги и стали переодеваться. Когда мы были в одних лишь трусах, из-за кустов до нас донеслось хихиканье, мы повернулись и узрели трех девчонок, силящихся врубиться в происходящее шоу. Мы решили, что иного выхода кроме нападения нет, стянули белье и, полностью голые, атаковали их, кидаясь ракушками. Тут выявилась их истинная непорочность, они понеслись со скоростью ветра, не прекращая хихикать, и все посматривали на наши мотающиеся приборы. Мы надели плавки и взошли на обрубок. Он где-то двенадцать футов в ширину, с одной стороны течет Гарлем-ривер, сзади проходит поездная магистраль Гудзон-Гарлем. Рядом куча скал поменьше, конечно, в подметки не годящихся самой главной вершине, высотой около восьмидесяти пяти футов. Каждая скала носит собственное имя, например, «Суицид», «Врата ада», «Палец ангельской ноги», а верхушка, самое понтовое место для подобных, блин, экзерсисов, зовется «Ангел ада».
Туда-то мы и полезли, на самый верх, представляющий собой массивный плоский камень, потрескавшийся настолько, что в расщелинах растут мелкие цветочки, напоминающие клевер. Мы присели и стали нетерпеливо ждать, когда туристический корабль «Cirle Line» покажется из-за поворота у моста и направится в нашу сторону Прыгать по-настоящему приколько, когда всякие древние пары из Огайо, монахини, японские менеджеры и прочие гости Нью-Йорк Сити, выложившие по пять баксов за речную прогулку вокруг острова, пялятся, как мы скачем в эти вонючие воды. В общем, первым пошел Дэнни, а мы с Джонни, свесившись, следили, как он минул первое и единственное препятствие — деревце, торчащее на скале футов на пять ниже нас, — потом прямо, руки прижаты к бокам, корпус вытянут; ноги стиснуты, в воду он влетел ракетой. Сверху казалось, что до низа не меньше 50 008 футов. Но Дэнни и раньше прыгал с «Ангела ада», и он рубил эту фишку. Пришла очередь Джонни, а он, как и я, на вершине был впервые. Пересравши до смерти и разинув пасть, он еще раз бросил взгляд на реку, помахал нетерпеливо ждущим любителям достопримечательностей, отступил на шаг назад, раз пятьсот глубоко вздохнул, пробормотал: «А ну, на хуй», — потом проорал тоже самое, сжал яйца обеими ладонями и сиганул. Вниз он летел с широко разведенными ногами, вертелся, словно изображал Попая [6], продолжая зажимать пах. «Хуже не придумаешь», — отметил я со вздохом, когда он вошел в воду. Это еще мягко сказано, поскольку он врезался туда злосчастным осьминогом, конечности в разные стороны, и звук шлепка больно звенел у меня в ушах, пока я оставался наверху. Показавшись на поверхности, он поплыл к берегу, гребя одной рукой, а другой растирая свою невыносимо зудящую задницу, и из-за его медлительности его успела хорошенько накрыть волна дерьма, и это злосчастное зрелище вызвало у Дэнни, стоящего на берегу у тропинок, неистовый хохот. Подошел мой черед, корабль почти миновал нас, и весь народ криками подбадривал меня, садисты херовы.
В голове опустело, я даже не снял кроссовки и просто сиганул, как в нелепом полусне, и не просыпался, пока не коснулся поверхности воды. Движение совсем не ощущается, чувство такое, словно подвешен над отвесной скалой в воздухе, вода настигает тебя стремительно и болезненно. Я сильно треснулся о воду, но зашел не слишком глубоко и, вынырнув, обнаружил, что все туристы мне аплодируют. Я двинул к берегу к остальным, мы отвернулись, стянули плавки и продемонстрировали пидорским туристам голую жопу, когда корабль разворачивался и брал курс на Гудзон. Оделись и двинули назад (кстати, старый гомосек Эдди подглядывал из кустов, как мы переодеваемся). Я вернулся в наш квартал и решил пойти домой, поесть, сделать записи и лечь спать; знаю, что всегда можно дождаться утра, а потом уже начинать перед всеми хвастаться и показывать, какой я охуительный и так далее.
Сегодня вечером бухали в парке с Дэнни, Жирным Эдди и Шином, нажрались в сиську, и нам пришло в голову взломать парковую сторожку и спиздить мячей для разминок перед важным матчем, ожидающим нас на следующей неделе в Лонг-Бич. По большому счету, взломом это не назовешь, поскольку Дэнни спер вчера ключ у Сэла, этого туповатого паркового служителя. Он оставил ключ в двери, когда мыл ванную. Сэл — потрясающий кадр. Он поклоняется то ли дьяволу, то ли другой фигне из этой оперы, и частенько, убираясь в сортире, становится на колени и начинает читать какие-то безумные псалмы, сопровождая их странным хрюканьем. Он натурально ебанутый. Итак, мы подкрались к сторожке, открыли дверь и взломали найденным на полке с инструментами небольшим ломом кладовку со снаряжением. Взяли четыре новых фирменных мяча «Bob Cousy», сунули их в брезентовый мешок, смылись из парка и отнесли их заныкать у Дэнни на хате. Маме его сочинили, что выиграли их на ярмарке, устроенной Церковью Апостола Иуды, благодаря офигенно счастливой случайности. После вернулись в парк, засели на скамейках у спортивных площадок, чувствуя, что совершенно подзаебались. Неожиданно к нам на приличной скорости чешет полицейская машина. Мы запаниковали и побежали по широченной бейсбольной площадке. Я мотанул налево прямиком по полю, а остальные, как предполагаю, побежали прятаться на трибунах справа. Копы погнались (разумеется) за мной, так что я развил охуительную скорость, но меня по пятам настигал поток света фар и развязка неумолимо приближалась. Слышал, что мои кореша, глядя на меня, как на идиота, громко ржали. Я напоминал им Джеймса Брауна [7], как позже поведали они мне. Я почти достиг противоположной границы поля и уже вот-вот мог оторваться от преследователей, но услышал не обрадовавшее меня восклицание: «Стой, а то стреляю по ногам». Надо думать, я тут же тормознул. Водитель остановился рядом со мной, один коп вылез наружу, толкнул меня к тачке и обратился к персонажу, который сидел на заднем сиденье: «Это тот парень?» «Гмм, что это за парень?» И из машины выходит Липи Луи Сальвадорио из Бронкса, мой главный соперник по баскетболу и сын парикмахера, у которого я стригусь, Сэла Сальвадорио. «Да нет, — произносит Луи, — это Джим Кэррол, мой главный соперник по баскетболу, он живет здесь, в Манхэттене». Как я понял, Луи в тот вечер обобрали где-то неподалеку, и он рыскал с копом в поисках злодея. Коп спросил меня, зачем убегал, и я ответствовал, по той причине, что другие тоже стали убегать. «Ты осел!» — сообщил мне он и неслабо вдарил по коленям дубинкой, чтобы поквитаться за устроенную мной глупую гонку. Я вернулся к моим пидорам, и они остаток вечера стебались надо мной, пародируя мое улепетывание в стиле Чарли Чаплина. Ну и пошли на хер, а также пойдет на хер парикмахер Сэл со своими ебаными стрижками.
Сегодня меня выперли с моей злоебучей работы на стадионе «Янки», но мне абсолютно необидно. Как обычно, всучили впаривать наифиговейший товар: мороженое. Обычно мороженое не главная подстава, в отличие от попкорна; но сегодня было около 20 градусов, и моросило, а здесь даже фрукты не очень фруктово выглядят. В общем, хожу как всегда туды-сюды по верхней трибуне, радовало только наличие одной блондиночки в секции 20, делавшей эту тусовку в несколько раз краше, короче, телка, что надо. Черные брюки и все дела. Тут дождь зарядил сильнее, появилась команда стадионных служителей, накрывшая поле специальным тентом, не помню, как он, блин, называется, а пеньки с верхней трибуны поспешили забраться еще выше, где можно укрыться от ливня. Я тоже туда направился, и тут меня окликнули две чувихи и спросили, что продаю. Понял, меня позвали не только из-за мороженого, подсел к ним, и мы разговорились. Оказалось, они раскуривались, по крайней мере, так они сообщили, и мне захорошело после того, как курнул и посидел без этого херова ящика с мороженым за спиной. И вдруг проходит этот мозгоеб Руди, наш главный. Эта сука вечно шныряет по стадиону, вынюхивая отлынивающих чуваков, а я отношусь к его излюбленным мишеням. Он — натуральный немец, и, несомненно, мог бы стать заведующим газовой камеры в гитлеровском концлагере. На сей раз, он не мог доебаться до меня за нарушение десяти пунктов инструкции, но сидеть во время работы это ни-ни. Оставался только один шанс, я оставил ящик на месте и постарался смотаться в надежде, что он не разглядит ни моего лица, ни номера бэйджика, если я успею уйти на нижнюю трибуну. Фанатам это дополнительная забава, и вся трибуна одобрительно вопила, пока я старался обогнуть кайзера в такой вот уморительной обстановке. В итоге я начинаю делать спуск, сулящий мне спасение, но дело труба, ведь он закрыт и я все же попался. Этот козел срывает мой бэйджик эдаким напыщенным жестом, словно отбирает почетную медаль, и приказывает мне вернуть мороженое. Я сказал, куда ему пойти, где он найдет свое мороженое, повернулся и достойно покинул заведение, не снимая униформы и так далее, и никогда впредь невернусь в эту ебаную дыру, и пошли далеко шесть миллионов ходов и лестниц. Слава, блин, «Янки»!
Яи Вилли Колл приперлись на станцию Лонг-Бич примерно в 3.30. Сегодня вечером у нас был первый матч в серии плейофф на устроенном Торговой Палатой Лонг-Бич летнем турнире по баскетболу: старший, юниорский и профессиональный дивизионы. Мы играем в старшем дивизионе и за весь сезон продули только одну встречу с командой мебельного магазина «Orlando's». Наша команда принадлежит кафе-бару «Shine's». Нашим сегодняшним соперником были «Римские львы из церкви Пресвятой Девы Марии». Когда мы отправились есть очень невкусную пиццу в забегаловке под названием «Patio Chief», несколько гопников начали прикалываться над нашим хаером. Один из ублюдков подкрался и облил волосы Вилли кетчупом, в ответ Вилли запустил ему в морду пиццой. Между ними разгорелась драчка, и тут какой-то взрослый чувак, видевший нас на баскетбольном матче, прекратил махаловку и разъяснил тому идиоту, что мы с Вилли звезды баскетбольной лиги и сегодня играем в центре отдыха. «Не думал, что подобные пидоры играют в баскетбол, — сказал гопник. — Извиняюсь». От удара кулаком у Вилли изо рта шла кровь. «Держи, промой содовой», — добавил его обидчик. Тот пригубил содовой, кинул туда (честное слово) 20 миллиграммов чистого кристаллического амфетамина и вернул стакан тому уроду, допившему остаток. Потом мы двинули на пляж отмывать от кетчупа хаер Вилли.
В игре мы победили влегкую и теперь через два вечера будет играть с мебельным магазином «Orlando's» на звание чемпиона. После матча в раздевалку прокрался всеми нелюбимый за голубизну студент Бенни Гринбаум. Наш центровой Том Макналти предложил Бенни, что у всех на виду отсосет у него за 15 долларов. «Не могу выложить наличные, пока не достанешь мой прибор», — отвечал Бенни. Том вынул его член, не меньше семи дюймов длиной, а Бенин стал быстро-быстро глотать свежий воздух Лонг-Бича, глаза его выпучились, как у людей на рекламном плакате больших распродаж. Зрелище отвратное, но было уморительно, когда Бенни стал спускать. Томми забрал деньги и мы отчалили. Сегодня готов выебать любую чувиху в Лонг-Биче.
Мы пошли праздновать в гости к Тому Мигрелло. Когда мы приперлись, его не было, тогда мы зашли внутрь и, ожидая его, напились. Когда пиво закончилось, Дэнни и Ронни побежали за добавкой. Вернулись через несколько минут с рассказом о том, как некий ублюдок пытался похитить у них пиво и как они его побили. И как раз в дверь заходит Томми, одежда на нем порвана. «Это Том», — говорю я. «А это те козлы, которые только что меня отпиздили», — говорит Том. В итоге конфликт замяли и все напились в жопу. Один раз я свалился на лестнице, настолько сильно нажрался. Я позвонил маме, а она мне сказала: «Ты пьян».
Сегодня вечером, до сих пор не покинув Лонг-Бич, мы снова напились, но не так сильно, как вчера, и потащились в какой-то ужасный бар в надежде кого-нибудь снять. Один чувак сообщил нам, что сестры Селия пошли на пляж. Элис Селия как-то раз делала мне минет, а ее младшая сестра от нее не отстает, и мы с Вилли двинули за ними. Когда их нагнали, то остановились в сторонке посмотреть, как они ныряют в аллею — обе были пьяны в усмерть. Приблизившись вплотную, мы увидели, что они вдвоем занимаются любовью прямо на бетоне. «Блин, реально возбуждает», — сказал мне Вилли, потом окликнул Элис, она подошла и выдала мне: «Помню, ты кончил мне в рот, и у твоей спермы был вкус клубники». Девка наглухо ебнутая, подумал я. Ей, как и мне, всего четырнадцать, ее сестре — тринадцать. «Пойдемте с нами на пляж», — предложил я.