Страница:
-- Но вы и не запрещаете?-- спросил Йорам.
-- Нет. Вы этого хотели от меня, не так ли? Я, как и всякий другой, не
тороплюсь умирать. Однако предпочитаю более ничего не знать о ваших методах
и действиях.
-- Так и будет, Ваше Величество. Не смею больше беспокоить вас своим
присутствием.
Йорам подобрал с ковра свою амуницию и вышел. Синил смотрел в пол, а
Каллен, помолчав, спросил:
-- Можете уделить мне несколько минут?
-- Как будет угодно.
-- Не очень любезное согласие, но я благодарен и за такое.
Он придвинул стул и сел, хорошо смазанная кольчуга тихонько звякнула.
Король досадовал, что его никак не оставят в покое, и гадал о причинах,
заставивших его гостя задержаться, а Каллен молчал и чего-то выжидал.
Синил стянул кольчугу с головы, пригладил тронутые сединой волосы
дрожавшей от усталости рукой и спрятал лицо в ладонях.
-- Итак, святой отец, что еще? Я устал, зол и, честно говоря, напуган.
У меня нет сил пускаться в споры или исследования тайных струн души.
Каллен переменил позу.
-- У меня тоже. Нам обоим нужен отдых. Но вас что-то тревожит, нечто
большее, чем обычное раздражение на еще одно проявление деринийской магии.
Может быть, страх смерти завтрашнем бою. Я видел, как вы говорили с отцом
Альфредом, видел, что вы не удовлетворены беседой. Думаю, что не юноша
поможет вам облегчить душу, а человек более зрелый. Кажется, мы с вами почти
одного возраста.
Синил понял, куда клонит викарий, но не решался принять предложение.
-- Мне нравится мой духовник отец Альфред.
-- Не спорю. Он прекрасный, добродетельный молодой священник. Если бы
он не состоял при вас, я с радостью уговорил бы его перейти ко мне, когда я
стану епископом. Но он юн и в сыновья вам годится, Синил. Он никогда не
сталкивался с теми силами, управлять которыми вы и я вынуждены учиться. Я
предлагаю себя не как духовника, я предлагаю дружбу. Во многом мы очень
схожи. Неужели эта близость не поможет забыть о различиях между нами?
Синил слушал, не отваживаясь поднять глаза. Каллен повторял
предложение, сделанное несколько дней назад. Тогда они толковали о том, что
могли бы делить радости и печали королевской и епископской жизни. Как не
хватало как раз такого друга. Кто, как не Каллен, был достоин им стать... Но
что-то отталкивало в нем и во всех дерини.
Завтра по их воле будут разбужены и приведены в движение таинственные и
страшные силы, которым обычным людям не дано противостоять.
В голову закрадывались чудовищные вопросы. Кому они служат? Кто владеет
их душами? Может, могущество дерини от Лукавого? Будь проклят враг рода
человеческого вместе со своими прислужниками. Тогда все происходящее с ним--
бесовское искушение, его морочат, внушая веру в полезность магии. Он кое-что
слышал о зверствах, богохульстве и иных мерзостях, которыми было отмечено
правление Имра. Его кровосмесительный брак с родной сестрой Ариэллой был не
последним в этом устрашающем перечне. А Синилу, затворившемуся от мира за
монастырскими стенами, становилось известным далеко не все.
Он вздрогнул, вспомнив, что сейчас не один. Каллен выжидающе глядел на
него, ледяные глаза до самых глубин светились ясным светом
доброжелательности, надежды и еще чего-то, чего Синил никогда прежде не
замечал на морщинистом лице.
Еще секунда, и Синил поддался бы искушению довериться, открыться и
вручить свои мысли другому, поделиться горестями, страхами и опасениями за
свою судьбу и будущее того мира, в который он был ввергнут против воли.
Но прошло еще мгновение. И он уже не мог сделать этого-- только не
сейчас и не здесь, в окружении Камбера и его сообщников, всех этих дерини.
Не стоит. Пока...
Вздохнув, он покачал головой и бросил перчатки на пол рядом с мечом.
Когда он наконец посмотрел на Каллена, его глаза покраснели и едва не
наполнились слезами.
-- Благодарю, отец Каллен, но уже поздно, к тому же у меня ноет каждая
косточка. Пока будет довольно и того, что вы станете извещать меня о
малейшем изменении планов. Сейчас мне хотелось бы отойти ко сну.
-- Как прикажете, Ваше Величество. Потупив взор, настоятель поднял
шлем, перчатки и встал, наконец-то взглянув на короля. Он собирался
заговорить, но потом поклонился и вышел, не оглядываясь. Синил оставался
недвижим.
Даже после ужина он не пришел в себя. Принял ванну, помолился и лег, но
сон не шел к нему. Он ворочался, дремал, погружался в кошмары и снова
страдал от бессонницы; казалось, этому не будет конца.
Однажды он даже поднялся, зажег свечу, бездумно глядел на огонек и
старался обрести ясность в мыслях.
В конце концов он встал за несколько часов до рассвета, , надел костюм
для верховой езды-- мягкая кожа почти не стесняла движений. Натягивая
сапоги, он вздрогнул от боли, сразу вспомнив все прелести путешествия
верхом, и замахал руками на Сорла, разбуженного возней и заглянувшего к
нему. Синил прицепил к поясу кинжал, решив, что в военном лагере королю не
пристало появляться без оружия, набросил на плечи черный плащ, завязав его
под горлом, и надвинул отделанный мехом капюшон. Считая, что экипирован
полностью, он выскользнул наружу, ходьбой будоража кровь и прогоняя вялость
мышц.
Никто не останавливал Синила, не заговаривал с ним, но инкогнито
сохранить не удалось. Очевидно, стража у его шатра передала другим часовым,
что король без свиты обходит лагерь и не желает провожатых. Он чувствовал на
себе взгляды солдат-- весть о приближении короля каким-то неведомым способом
опережала его без всякой деринийской магии.
Когда он направился к холмам, чтобы посмотреть на огни вражеских
аванпостов, один из часовых пошел следом, соблюдая дистанцию. Синил не
замечал его, укрывшись в тени дерева, он осматривал равнину перед собой. Его
беспокоила тишина. Даже обычные ночные шорохи и звуки, казалось, приглушены.
Синил стал вслушиваться в звуки спящего мира. Позади него пофыркивали лошади
и тихо били копытами о землю, чуть ближе вышагивали часовые, бряцая
доспехами при каждом шаге.
Где-то далеко мычали запертые в загонах коровы, и это напомнило ему о
том, что он стоит в самом сердце своей страны, и о том, почему он здесь.
Серебристый лунный свет играл в каплях росы на еще зеленой пшенице и нежной
траве. Что-то будет завтра на этом поле. Он задрожал. Никогда люди не
убивали друг друга на его глазах, стенка на стенку, армия на армию.
Синил поплотнее завернулся в плащ и пошел обратно. Обходя стороной
постовые костры, он оказался среди стреноженных лошадей, в конце концов
наткнулся на Лунного Ветра и Фростлинга. Жеребцы, подняв головы,
приветственно заржали, а Лунный Ветер с грубой лаской толкнул его в грудь
бархатным носом. Синил прижался к шее коня. Позабыв о своих переживаниях, он
наслаждался запахом лошадиного нота и теплом шелковистой шеи Лунного Ветра.
Фростлинга он почесывал за ухом.
Это было подарком судьбы. Но вскоре ноги привели его в центр лагеря, к
рядам палаток и пирамидам оружия. Двигаясь наугад, король очутился у шатра
михайлинцев, данного Алистеру Каллену. Синил подумал о том, как нынче спится
викарию, и было бы сейчас спокойнее ему, прими он дружескую руку Каллена.
Вдруг он услышал голоса в шатре.
Синил взглянул вверх. Чернота неба свидетельствовала, что до рассвета
осталось несколько часов, а звезды указывали время-- шел четвертый час.
Он отступил в тень и прислушался; доносившиеся из палатки голоса
принадлежали участникам далеко не праздного разговора. Иногда все говорили
разом со странной горячностью, от которой мурашки бежали по телу. Потом спор
затихал, и речь держал один. Среди всех выделялся голос Каллена, других он
не узнавал.
Он закрыл глаза, тщетно пытаясь разобрать слова. Его волю и ум снова
парализовали недавние страшные сомнения.
Что они делали? Кто там был? Могли ли они тайно исполнять какой-нибудь
деринийский ритуал, который он заведомо не одобрял? Может быть, поэтому они
собрались ночью, когда весь лагерь спал? Надеялись скрыть от него?
Синил должен был все выяснить. Внимательно оглядевшись, он не обнаружил
поблизости часовых и никаких признаков того, что его присутствие замечено.
Проверил внутренним зрением-- никто вокруг не думал о короле.
Оглядевшись еще раз, Синил двинулся вперед, проскользнул полосу,
освещенную луной, и замер в темноте у шатра. Его сердце бешено колотилось,
он слышал только его удары, отдававшиеся в висках оглушительными толчками
крови.
С глубоким вздохом он приказал себе расслабиться. Выждал мгновение и
набрался смелости, чуть-чуть раздвинув полотно, заглянуть внутрь.
В шатре было темно. После лунного света Синил, пока не привыкли глаза,
различил только группу мужчин (около дюжины), большинство сидело на коленях
спиной к нему.
Один, кажется, Каллен, стоял в стороне, отвернувшись. Когда он нагнулся
над сундуком или столом, покрытым белой тканью, за ним стала видна свеча.
Другой, светловолосый, склонив голову, ждал, расположившись слева от
Каллена. Синил решил, что это Йорам.
Глаза привыкли к полутьме, и он узнал в мужчине со слегка посеребренной
шевелюрой Камбера, а в огненно-рыжем незнакомце -- Риса. Когда Каллен
выпрямился, все посмотрели на него, и Синил узнал в присутствующих
большинство своих командиров: Джебедия, Бэйвела де Камерона, Джаспера
Миллера, юных Джеймса Драммонда и Гьюэра, графа Сайхира с двумя из троих
своих сыновей, а также михайлинцев, которых король не помнил по именам, но
знал в лицо.
Тут до него дошло, отчего фигура Каллена поначалу вызвала сомнения--
отец Алистер был в облачении священника, только не в обычном, а в
темно-синем, михайлинском, с особыми крестами Ордена на ризе, вышитыми по
традиции золотыми, серебряными и красными нитями. На столе, в котором Синил
наконец узнал походный алтарь, виднелись сосуды для таинства причастия.
Синил хотел уличить своих друзей-дерини в совершении таинства и оказался
прав. Но какой стыд! Он вовсе не ожидал стать свидетелем святого причастия.
В нем просыпались и сжимали грудь такие знакомые чувства-- любовь и
умиление. Каллен поднял потир со священным телом Господа и произнес:
-- Ессе Agnus Dei ecce qui tollis peccata mundi.
-- Domini, non sum dignus,-- негромко в унисон ответили остальные.--
Господи, я не достоин того, чтобы Ты снизошел ко мне. Просвети меня, да
будут слово и душа моя исцелены.
Синил преклонил голову и закрыл глаза, давая неподвластным времени и
дорогим его сердцу словам наполнить все его существо. Даже в устах дерини,
тем более такого дерини, как Алистер Каллен, эти слова сохраняли свое
значение и сущность, давая силы пройти все, что ему суждено.
Синил открыл глаза и увидел, что Каллен протянул потир Йораму,
поклонившемуся и отпившему глоток. Затем Каллен повернулся, чтобы взять с
алтаря другую чашу, и начал обходить собравшихся, подавая причастие. Йорам
прислуживал, давая каждому отпить из чаши, которую держал, и каждый раз
вытирая ее край.
Слухи оказались правдой. Синилу говорили, что иногда михайлинцы
причащаются, нарушая обряд, но он думал, что так делается только в самом
Ордене. Здесь же присутствовали и те, кто не был михайлинцем, и даже не
монахи -- Камбер, Рис, Гьюэр и другие мирские; они принимали причастие
наравне с членами Ордена.
Но не время размышлять об этом. Пора уходить, пока его не обнаружили.
Если все дело только в необычном способе причастия, королевская бдительность
чрезмерна.
Синил огляделся, убедился, что никто не появился поблизости, и вдруг
увидел надвигавшуюся тень. В испуге он втянул голову в плечи, бежать было
поздно. Высокая фигура Каллена загородила луну, взгляд главы михайлинцев
пригвоздил Синила к месту, он чувствовал себя птицей, угодившей в силок.
-- Вы могли открыто присоединиться к нам, Государь. -- Голос священника
был совсем не сердит.-- Вам незачем было стоять в темноте и холоде. Все
братья во Христе -- желанные гости у Его престола.
Синил в замешательстве даже пальцем пошевелить не мог, только видел и
слышал. Слева от отца Алистера в полосе света возник Йорам, скрипели ремни--
кто-то развязывал полотнище входа в шатер, Джебедия и Джаспер Миллер
отбрасывали парусину. Он оказался перед участниками полночной мессы.
Щеки заливала краска стыда. Король попался, как воришка на месте
преступления. Что они подумают? Как поступят с ним?
Прерывая мучительные переживания, чьи-то крепкие недобрые руки ухватили
Синила, подталкивая, повели вперед, к собравшимся в середине шатра.
Перед алтарем он опустился на колени, пристыженно опустив голову и
закрыв глаза. Синил слышал, что Каллен и Йорам продолжают раздавать
причастие, доносились негромкие реплики на латыни, смотреть на обряд он не
решался. Перед лицом Господа нарушил совершение священного таинства,
оскорбил чувства, верующих, поймали, как злоумышленника,-- и все он. У
Синила комок встал поперек горла, когда кто-то-- а это был Каллен--
остановился перед ним.
-- Egо te absolve, Синил, -- позвал голос. Он почувствовал свет над
своей склоненной головой.-- Добро пожаловать,-- продолжал Каллен мягко.--
Разделите ли с нами причастие в утро битвы?
Синил открыл глаза, но не отважился поднять их выше колен Каллена.
-- D-Domine, non sum dignus -- удалось выдавить в ответ.
-- Ты навеки священник,-- прошептал Каллен.
Король вздрогнул, но, в страхе подняв глаза на Каллена, увидел в
ледяных глазах тепло и ласку, то, что накануне он открыл для себя в этом
человеке.
Каллен взял из чаши кусочек просфоры и протянул Синилу.
-- Corpus Domini nostri Jesu Christi custodiat animam tuam in vitam
aeternam,-- Каллен умолк и опустил святой хлеб в дрожавшую руку Синила.
Тот кивнул, не в силах вымолвить ответ, и поднес руку ко рту. Этот
обычный хлеб был самой чудесной вещью из всех. Переполняемый чувствами, он
опустил просфору в рот. Рядом появился Йорам с чашей.
-- Sanguinis Domini nostri Jesu Christi custodiat animam tuam in vitam
aeternam,-- произнес Йорам.
Когда он подносил чашу к губам Синила, тот наконец поднял глаза и не
увидел в сыне Камбера ни тени гнева или недовольства. С глотком вина
воспарила душа Синила. Он склонил голову и на несколько секунд впал в
забытье.
Все остальные поднялись и поклонились королю, прощаясь. Когда Синил
вернулся к действительности, Каллен и Йорам складывали алтарь и
разоблачались. Слева, наклонившись к нему, сидел Камбер, а Рис молча стоял
рядом. Четверо оставшихся в шатре исподволь изучали Синила.
Поднимаясь, король нерешительно их оглядел.
-- Я проходил мимо и услышал голоса,-- он запоздало извинялся.-- Я не
мог заснуть. Не думал, что в столь ранний час у кого-то могут быть дела.
-- Священники отслужат очень короткую мессу для людей,-- неопределенно
произнес Камбер.-- Существует обычай, что командиры слушают мессу раньше
остальных, если не заняты приготовлениями к битве.
-- Я и не знал,-- пробормотал Синил.
-- Вы не спрашивали,-- ответил Камбер,-- Мы не догадались, что вы
захотите послушать мессу, а то пригласили бы вас. Однако вы, судя по всему,
хотели бы присутствовать на службе вашего личного капеллана.
-- Я не собирался подглядывать, но...
-- Но Его Величеству было очень интересно,-- сказал Каллен,
поворачиваясь и жутко глядя на Синила.-- А когда он увидел, что это
михайлинская месса, деринийская месса, он побоялся самого худшего.
Он сложил ризу и начал снимать стихарь.
-- Ваше Величество удивлен или разочарован?
-- Разочарован? -- Синил обиженно взглянул на полураздетого
священника.-- Причащаться подобным образом... это... это было... Боже мой,
Алистер, я думал, хотя бы вы поймете!
Каллен, оставшийся в нижнем белье, теперь одевался в кожаный костюм и
кольчугу.
-- Праведные слова, Синил. Но вы ожидали чего-то большего? Неужели
преступного осквернения этого величайшего таинства, несмотря на единство
нашей веры? Может быть, вы надеялись на это как на повод порвать с расой
дерини и успокоить свою совесть?
-- Что?-- Синил был потрясен.
-- Значит, я прав?-- упорствовал Каллен.
-- Да как вы смеете!-- вскричал Синил.-- Вы... больше всех остальных вы
виноваты в моем теперешнем состоянии!
-- Это вы виноваты в своем состоянии!-- вмешался Йорам.-- Вы
произносите благочестивые речи, но ваши действия говорят об обратном. Никто
не принуждал вас к тому, что вы совершили.
-- Никто не принуждал? Да как я, наивный священник, сорок три года
знавший лишь монастырскую жизнь, мог отказаться. Вы и Рис вырвали меня из
обители против воли, отняли жизнь, которую я любил, и отдали людям, еще
более жестоким, чем вы сами!
-- С вами плохо обращались?-- спросил Каллен.-- Вам причиняли боль?
-- Физическую-- нет,-- прошептал Синил.-- Да вам и не требовалось
этого. Вы были настоятелем одного из самых могущественных и уважаемых
Орденов в этом мире. А Камбер был Камбером. Что тут еще нужно добавлять? За
вами стояли Целитель,-- он указал на Риса,-- и мой брат во Христе отец
Йорам, и архиепископ Энском, примас Гвинедда. И даже ваша застенчивая,
невинная дочь, Камбер. О, как коварно она предала меня! И все вы говорили,
что моей священной обязанностью было оставить излюбленное поприще и принять
ненавистную корону!
-- И вы послушались,-- спокойно сказал Камбер.
-- Да. Что еще оставалось делать? Если бы я попробовал перечить, вы
убили бы меня или подчинили себе, сломив мою волю. Я не мог противостоять
всему и всем. Я всего лишь слабое человеческое существо.
-- Разве раньше не бывало мучеников?-- холодно осведомился Каллен.-- Вы
могли выбрать этот путь, но не решились. Если ваша вера столь дорога вам,
почему же вы так быстро сдались? Да, мы не слишком церемонились, но вы не
можете перекладывать всю ответственность на наши плечи, Синил. Если бы вы
были стойки, нам ничего не удалось бы.
-- А может быть, вам так ничего и не удалось!-- крикнул Синил и,
сверкнув глазами, бросился вон.
-- Открытая война,-- пробормотал Камбер, когда шаги короля затихли.
-- Он скоро придет в себя,-- сказал Каллен.-- По крайней мере, должен.
Или я всех нас погубил. Прошу простить. Кажется, мое негодование в конце
концов разрядилось.
Йорам, повесив голову, перебирал в пальцах епитрахиль.
-- Отчасти это и моя вина. Я утратил выдержку. Прости, отец, что и тебя
втянули.
Он виновато взглянул на Камбера, но тот улыбнулся, пожав плечами.
-- У него есть несколько часов, чтобы остыть. Возможно, ему следовало
услышать все это. Ведь мы правы, как, впрочем, и он.
-- Верно.-- Каллен вздохнул и надел меч поверх синей михайлинской
сутаны.-- Верно. Полагаю, через несколько часов выяснится подлинная правота
каждой из сторон.
ГЛАВА 6
Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.
Второе послание к Тимофею 4:7
Размышлять о возможных последствиях спора времени не было. Пора было
отдать последние приказы, выслушать донесения разведки, напоить и оседлать
лошадей, проверить перед боем оружие.
Сопровождаемый сумрачным Йорамом, Камбер отправился к своему отряду,
чтобы выслушать доклады офицеров. Каллен осмотрел михайлинских рыцарей со
строгостью, невиданной прежде. Молчаливый, поджав губы, он вместе со своим
заместителем обходил ряды воинов.
Рису выпала обязанность разбирать палатки для раненых, распределять
обязанности между дюжиной Целителей и вдвое большим числом лекарей-людей,
которых подобрали специально. К концу дня у хирургов и подручных будет
полным полно дел, другие займутся легко раненными, Целителям придется иметь
дело с тяжелыми случаями. Те, кому они будут бессильны помочь, перейдут на
попечение священников.
При самой лучшей организации лазарета после боя здесь неизбежна
неразбериха, и даже втрое больше Целителей не смогли бы спасти всех
страждущих. Многих не удастся сразу перенести в лагерь, и они останутся на
поле брани до окончания сражения. Посылать к ним Целителей во время битвы
было бы неоправданным риском при сильном недостатке лекарей.
Покинув Каллена и остальных, король поспешно вернулся в свой шатер и не
выходил оттуда до тех пор, пока не пришло время садиться на Фростлинга.
Короля сопровождал Джебедия, предупрежденный Йорамом о перепалке Синила и
Каллена, поэтому он старался не быть навязчивым и держаться с наибольшей
предупредительностью. Приказания отдавались негромко, непременно после
королевского дозволения. Синил старался отвечать как можно более кратко,
подавляя свой гнев. Никто не решался попусту тревожить его, а молчание
короля воспринималось как решимость. Синил стискивал зубы и старался как
можно крепче держать поводья, радуясь, что лицо скрыто забралом.
На противоположных сторонах поля выстраивались войска. Противный
холодок возник внутри и комком застрял в горле. Сейчас так не хватало
надежного друга. Король скакал в окружении рыцарей личной охраны, среди них
далеко не все были дерини, но Синил никого из них не знал настолько, чтобы
положиться на него.
Чуть выше на холме Камбер с сыном наблюдали за построением противника.
Над легкой влажной дымкой утреннего тумана возвышались знамена, штандарты и
рыцарские значки на сотнях копий. Ниже, у границы тумана, тенями двигались
пехотинцы, их оружие отбрасывало слепящие блики.
Камбер посмотрел на Йорама, а потом снова на серую пустую равнину перед
ними, догадываясь, что мысли сына во многом схожи с его собственными.
-- Ты думаешь о том, чего все это стоило, не так ли?-- спросил он,
иронически улыбаясь.
Йорам прищурился, продолжая вглядываться в даль.
-- Сегодня утром я оказался круглым идиотом,-- расстроенно сказал он.--
Все, на что было положено столько усилий, обратилось в прах. Неужели он
никому не верит?
-- Очевидно, нет, по крайней мере пока. Наши с тобой надежды на
Алистера и его дружбу обмануты, возможно, они изначально были велики,
принимая во внимание мою совершенную несостоятельность в данной области. Я
никогда не думал, что Алистер... или ты сможете вот так его завести.
Йорам рассматривал луку седла.
-- Но ты сам признал, что это правда.
-- Верно. Но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что он
не был готов к своему преображению. Должен признаться, мне казалось, что у
Алистера хватит терпения еще ненадолго.
-- Так и было,-- пробормотал Йорам.-- Не успел рассказать тебе, но
прошлой ночью он опять пытался втолковать Синилу, что хочет помочь ему. Тот
снова отказался. После возвращения Алистера мы с Джебедия битый час убеждали
его, что его попытка не напрасна, и неудача-- это проблема Синила, а не его.
Как мне кажется, Каллен чувствовал, что Синил был почти готов принять его
предложение. Признаю, я был нетерпелив. Вчера вечером, когда Синил возражал
против наблюдательных преград, мне пришлось выйти из палатки. Боялся сказать
резкость, о которой потом придется сожалеть. Наверное, утром тоже стоило
уйти.
-- Тогда почему Алистер...
-- Сегодня утром? Полагаю, это было в ответ на то, что Синил шпионил за
нами. К тому же не следует забывать о возбуждении перед битвой. За суровой
наружностью нашего викария прячется чувственный, легко ранимый человек.
Камбер вздохнул.
-- Я ничего не знал о прошлой ночи. Как по-твоему, положение поправимо?
-- Трудно сказать. Ты знаешь, Алистер Каллен горд, но он по-своему
заботится о Синиле. В последний год он привязался к нему. Я думаю... я
надеюсь, что Синил чувствует это. Видит Бог, если наш король хочет выжить в
этом мире, то должен научиться доверять кому-то.
-- В таком случае, может, это лишь временное препятствие,-- произнес
Камбер.-- Синил испуган и оттого упрям. Думаю, он не понимает, что имеет
дело с человеком, почти таким же упрямым, как и он.
Несмотря на серьезность ситуации, Йорам засмеялся.
-- Это точно. Алистер один из самых упрямых людей, с которыми мне
приходилось сталкиваться. Почти такой же упрямец, как ты временами.
Камбер тоже развеселился.
-- Нет, таким, как я, никто не может быть. Даже твой настоятель.
Кстати, вот и он, грозный, как Апокалипсис, Алистер!
Каллен преодолел последние метры по склону холма и натянул поводья,
останавливая своего жеребца. Его синяя накидка была уже испачкана грязью,
лицо горело возбуждением.
-- Остался еще час или около того. Нам известно-- распределение ее сил
совпадает с твоим описанием. Наш разъезд ввязался в небольшую стычку с ее
патрулем, обошлось без потерь.
Камбер мрачно улыбнулся.
-- Не думаю, что ей известно о нас столько, сколько удалось узнать мне.
У нее не было времени для того, чтобы существенно менять планы, продолжая
наступление.
-- Удача, которая ничего не решает. Но удача,-- пробормотал Каллен.--
Это сегодня и нужно. Ее силы по-прежнему превосходят наши.
-- Как Синил?-- спросил Йорам, меняя тему разговора. Каллен вздохнул.
-- Старательно избегает меня. Не думаю, что это затянется надолго.
Конечно, его чувства оскорблены. Но он держит себя в руках. Думаю, когда все
закончится, дело пойдет на лад.
Камбер похлопал Каллена по плечу и кивнул.
-- Добрые вести. Теперь о сражении. Нам следует кое о чем помнить
особо?
Поодаль, где остановились король, Джебедия, Бэйвел де Камерон и
рыцари-телохранители, раздался сигнал рога. Каллен подобрал поводья и
улыбнулся.
-- Просто держи свои защиты повыше, а голову пониже,-- ответил он,
поворачивая коня.-- Удачи вам, друзья мои, даст Бог, увидимся вечером!
Он поехал, пустив коня галопом к михайлинской коннице, собиравшейся на
северо-востоке. На равнине внизу выстроилась гвинеддская пехота и двинулась,
теряясь в тумане. Михайлинцы Каллена спустились с холма и уходили на север,
-- Нет. Вы этого хотели от меня, не так ли? Я, как и всякий другой, не
тороплюсь умирать. Однако предпочитаю более ничего не знать о ваших методах
и действиях.
-- Так и будет, Ваше Величество. Не смею больше беспокоить вас своим
присутствием.
Йорам подобрал с ковра свою амуницию и вышел. Синил смотрел в пол, а
Каллен, помолчав, спросил:
-- Можете уделить мне несколько минут?
-- Как будет угодно.
-- Не очень любезное согласие, но я благодарен и за такое.
Он придвинул стул и сел, хорошо смазанная кольчуга тихонько звякнула.
Король досадовал, что его никак не оставят в покое, и гадал о причинах,
заставивших его гостя задержаться, а Каллен молчал и чего-то выжидал.
Синил стянул кольчугу с головы, пригладил тронутые сединой волосы
дрожавшей от усталости рукой и спрятал лицо в ладонях.
-- Итак, святой отец, что еще? Я устал, зол и, честно говоря, напуган.
У меня нет сил пускаться в споры или исследования тайных струн души.
Каллен переменил позу.
-- У меня тоже. Нам обоим нужен отдых. Но вас что-то тревожит, нечто
большее, чем обычное раздражение на еще одно проявление деринийской магии.
Может быть, страх смерти завтрашнем бою. Я видел, как вы говорили с отцом
Альфредом, видел, что вы не удовлетворены беседой. Думаю, что не юноша
поможет вам облегчить душу, а человек более зрелый. Кажется, мы с вами почти
одного возраста.
Синил понял, куда клонит викарий, но не решался принять предложение.
-- Мне нравится мой духовник отец Альфред.
-- Не спорю. Он прекрасный, добродетельный молодой священник. Если бы
он не состоял при вас, я с радостью уговорил бы его перейти ко мне, когда я
стану епископом. Но он юн и в сыновья вам годится, Синил. Он никогда не
сталкивался с теми силами, управлять которыми вы и я вынуждены учиться. Я
предлагаю себя не как духовника, я предлагаю дружбу. Во многом мы очень
схожи. Неужели эта близость не поможет забыть о различиях между нами?
Синил слушал, не отваживаясь поднять глаза. Каллен повторял
предложение, сделанное несколько дней назад. Тогда они толковали о том, что
могли бы делить радости и печали королевской и епископской жизни. Как не
хватало как раз такого друга. Кто, как не Каллен, был достоин им стать... Но
что-то отталкивало в нем и во всех дерини.
Завтра по их воле будут разбужены и приведены в движение таинственные и
страшные силы, которым обычным людям не дано противостоять.
В голову закрадывались чудовищные вопросы. Кому они служат? Кто владеет
их душами? Может, могущество дерини от Лукавого? Будь проклят враг рода
человеческого вместе со своими прислужниками. Тогда все происходящее с ним--
бесовское искушение, его морочат, внушая веру в полезность магии. Он кое-что
слышал о зверствах, богохульстве и иных мерзостях, которыми было отмечено
правление Имра. Его кровосмесительный брак с родной сестрой Ариэллой был не
последним в этом устрашающем перечне. А Синилу, затворившемуся от мира за
монастырскими стенами, становилось известным далеко не все.
Он вздрогнул, вспомнив, что сейчас не один. Каллен выжидающе глядел на
него, ледяные глаза до самых глубин светились ясным светом
доброжелательности, надежды и еще чего-то, чего Синил никогда прежде не
замечал на морщинистом лице.
Еще секунда, и Синил поддался бы искушению довериться, открыться и
вручить свои мысли другому, поделиться горестями, страхами и опасениями за
свою судьбу и будущее того мира, в который он был ввергнут против воли.
Но прошло еще мгновение. И он уже не мог сделать этого-- только не
сейчас и не здесь, в окружении Камбера и его сообщников, всех этих дерини.
Не стоит. Пока...
Вздохнув, он покачал головой и бросил перчатки на пол рядом с мечом.
Когда он наконец посмотрел на Каллена, его глаза покраснели и едва не
наполнились слезами.
-- Благодарю, отец Каллен, но уже поздно, к тому же у меня ноет каждая
косточка. Пока будет довольно и того, что вы станете извещать меня о
малейшем изменении планов. Сейчас мне хотелось бы отойти ко сну.
-- Как прикажете, Ваше Величество. Потупив взор, настоятель поднял
шлем, перчатки и встал, наконец-то взглянув на короля. Он собирался
заговорить, но потом поклонился и вышел, не оглядываясь. Синил оставался
недвижим.
Даже после ужина он не пришел в себя. Принял ванну, помолился и лег, но
сон не шел к нему. Он ворочался, дремал, погружался в кошмары и снова
страдал от бессонницы; казалось, этому не будет конца.
Однажды он даже поднялся, зажег свечу, бездумно глядел на огонек и
старался обрести ясность в мыслях.
В конце концов он встал за несколько часов до рассвета, , надел костюм
для верховой езды-- мягкая кожа почти не стесняла движений. Натягивая
сапоги, он вздрогнул от боли, сразу вспомнив все прелести путешествия
верхом, и замахал руками на Сорла, разбуженного возней и заглянувшего к
нему. Синил прицепил к поясу кинжал, решив, что в военном лагере королю не
пристало появляться без оружия, набросил на плечи черный плащ, завязав его
под горлом, и надвинул отделанный мехом капюшон. Считая, что экипирован
полностью, он выскользнул наружу, ходьбой будоража кровь и прогоняя вялость
мышц.
Никто не останавливал Синила, не заговаривал с ним, но инкогнито
сохранить не удалось. Очевидно, стража у его шатра передала другим часовым,
что король без свиты обходит лагерь и не желает провожатых. Он чувствовал на
себе взгляды солдат-- весть о приближении короля каким-то неведомым способом
опережала его без всякой деринийской магии.
Когда он направился к холмам, чтобы посмотреть на огни вражеских
аванпостов, один из часовых пошел следом, соблюдая дистанцию. Синил не
замечал его, укрывшись в тени дерева, он осматривал равнину перед собой. Его
беспокоила тишина. Даже обычные ночные шорохи и звуки, казалось, приглушены.
Синил стал вслушиваться в звуки спящего мира. Позади него пофыркивали лошади
и тихо били копытами о землю, чуть ближе вышагивали часовые, бряцая
доспехами при каждом шаге.
Где-то далеко мычали запертые в загонах коровы, и это напомнило ему о
том, что он стоит в самом сердце своей страны, и о том, почему он здесь.
Серебристый лунный свет играл в каплях росы на еще зеленой пшенице и нежной
траве. Что-то будет завтра на этом поле. Он задрожал. Никогда люди не
убивали друг друга на его глазах, стенка на стенку, армия на армию.
Синил поплотнее завернулся в плащ и пошел обратно. Обходя стороной
постовые костры, он оказался среди стреноженных лошадей, в конце концов
наткнулся на Лунного Ветра и Фростлинга. Жеребцы, подняв головы,
приветственно заржали, а Лунный Ветер с грубой лаской толкнул его в грудь
бархатным носом. Синил прижался к шее коня. Позабыв о своих переживаниях, он
наслаждался запахом лошадиного нота и теплом шелковистой шеи Лунного Ветра.
Фростлинга он почесывал за ухом.
Это было подарком судьбы. Но вскоре ноги привели его в центр лагеря, к
рядам палаток и пирамидам оружия. Двигаясь наугад, король очутился у шатра
михайлинцев, данного Алистеру Каллену. Синил подумал о том, как нынче спится
викарию, и было бы сейчас спокойнее ему, прими он дружескую руку Каллена.
Вдруг он услышал голоса в шатре.
Синил взглянул вверх. Чернота неба свидетельствовала, что до рассвета
осталось несколько часов, а звезды указывали время-- шел четвертый час.
Он отступил в тень и прислушался; доносившиеся из палатки голоса
принадлежали участникам далеко не праздного разговора. Иногда все говорили
разом со странной горячностью, от которой мурашки бежали по телу. Потом спор
затихал, и речь держал один. Среди всех выделялся голос Каллена, других он
не узнавал.
Он закрыл глаза, тщетно пытаясь разобрать слова. Его волю и ум снова
парализовали недавние страшные сомнения.
Что они делали? Кто там был? Могли ли они тайно исполнять какой-нибудь
деринийский ритуал, который он заведомо не одобрял? Может быть, поэтому они
собрались ночью, когда весь лагерь спал? Надеялись скрыть от него?
Синил должен был все выяснить. Внимательно оглядевшись, он не обнаружил
поблизости часовых и никаких признаков того, что его присутствие замечено.
Проверил внутренним зрением-- никто вокруг не думал о короле.
Оглядевшись еще раз, Синил двинулся вперед, проскользнул полосу,
освещенную луной, и замер в темноте у шатра. Его сердце бешено колотилось,
он слышал только его удары, отдававшиеся в висках оглушительными толчками
крови.
С глубоким вздохом он приказал себе расслабиться. Выждал мгновение и
набрался смелости, чуть-чуть раздвинув полотно, заглянуть внутрь.
В шатре было темно. После лунного света Синил, пока не привыкли глаза,
различил только группу мужчин (около дюжины), большинство сидело на коленях
спиной к нему.
Один, кажется, Каллен, стоял в стороне, отвернувшись. Когда он нагнулся
над сундуком или столом, покрытым белой тканью, за ним стала видна свеча.
Другой, светловолосый, склонив голову, ждал, расположившись слева от
Каллена. Синил решил, что это Йорам.
Глаза привыкли к полутьме, и он узнал в мужчине со слегка посеребренной
шевелюрой Камбера, а в огненно-рыжем незнакомце -- Риса. Когда Каллен
выпрямился, все посмотрели на него, и Синил узнал в присутствующих
большинство своих командиров: Джебедия, Бэйвела де Камерона, Джаспера
Миллера, юных Джеймса Драммонда и Гьюэра, графа Сайхира с двумя из троих
своих сыновей, а также михайлинцев, которых король не помнил по именам, но
знал в лицо.
Тут до него дошло, отчего фигура Каллена поначалу вызвала сомнения--
отец Алистер был в облачении священника, только не в обычном, а в
темно-синем, михайлинском, с особыми крестами Ордена на ризе, вышитыми по
традиции золотыми, серебряными и красными нитями. На столе, в котором Синил
наконец узнал походный алтарь, виднелись сосуды для таинства причастия.
Синил хотел уличить своих друзей-дерини в совершении таинства и оказался
прав. Но какой стыд! Он вовсе не ожидал стать свидетелем святого причастия.
В нем просыпались и сжимали грудь такие знакомые чувства-- любовь и
умиление. Каллен поднял потир со священным телом Господа и произнес:
-- Ессе Agnus Dei ecce qui tollis peccata mundi.
-- Domini, non sum dignus,-- негромко в унисон ответили остальные.--
Господи, я не достоин того, чтобы Ты снизошел ко мне. Просвети меня, да
будут слово и душа моя исцелены.
Синил преклонил голову и закрыл глаза, давая неподвластным времени и
дорогим его сердцу словам наполнить все его существо. Даже в устах дерини,
тем более такого дерини, как Алистер Каллен, эти слова сохраняли свое
значение и сущность, давая силы пройти все, что ему суждено.
Синил открыл глаза и увидел, что Каллен протянул потир Йораму,
поклонившемуся и отпившему глоток. Затем Каллен повернулся, чтобы взять с
алтаря другую чашу, и начал обходить собравшихся, подавая причастие. Йорам
прислуживал, давая каждому отпить из чаши, которую держал, и каждый раз
вытирая ее край.
Слухи оказались правдой. Синилу говорили, что иногда михайлинцы
причащаются, нарушая обряд, но он думал, что так делается только в самом
Ордене. Здесь же присутствовали и те, кто не был михайлинцем, и даже не
монахи -- Камбер, Рис, Гьюэр и другие мирские; они принимали причастие
наравне с членами Ордена.
Но не время размышлять об этом. Пора уходить, пока его не обнаружили.
Если все дело только в необычном способе причастия, королевская бдительность
чрезмерна.
Синил огляделся, убедился, что никто не появился поблизости, и вдруг
увидел надвигавшуюся тень. В испуге он втянул голову в плечи, бежать было
поздно. Высокая фигура Каллена загородила луну, взгляд главы михайлинцев
пригвоздил Синила к месту, он чувствовал себя птицей, угодившей в силок.
-- Вы могли открыто присоединиться к нам, Государь. -- Голос священника
был совсем не сердит.-- Вам незачем было стоять в темноте и холоде. Все
братья во Христе -- желанные гости у Его престола.
Синил в замешательстве даже пальцем пошевелить не мог, только видел и
слышал. Слева от отца Алистера в полосе света возник Йорам, скрипели ремни--
кто-то развязывал полотнище входа в шатер, Джебедия и Джаспер Миллер
отбрасывали парусину. Он оказался перед участниками полночной мессы.
Щеки заливала краска стыда. Король попался, как воришка на месте
преступления. Что они подумают? Как поступят с ним?
Прерывая мучительные переживания, чьи-то крепкие недобрые руки ухватили
Синила, подталкивая, повели вперед, к собравшимся в середине шатра.
Перед алтарем он опустился на колени, пристыженно опустив голову и
закрыв глаза. Синил слышал, что Каллен и Йорам продолжают раздавать
причастие, доносились негромкие реплики на латыни, смотреть на обряд он не
решался. Перед лицом Господа нарушил совершение священного таинства,
оскорбил чувства, верующих, поймали, как злоумышленника,-- и все он. У
Синила комок встал поперек горла, когда кто-то-- а это был Каллен--
остановился перед ним.
-- Egо te absolve, Синил, -- позвал голос. Он почувствовал свет над
своей склоненной головой.-- Добро пожаловать,-- продолжал Каллен мягко.--
Разделите ли с нами причастие в утро битвы?
Синил открыл глаза, но не отважился поднять их выше колен Каллена.
-- D-Domine, non sum dignus -- удалось выдавить в ответ.
-- Ты навеки священник,-- прошептал Каллен.
Король вздрогнул, но, в страхе подняв глаза на Каллена, увидел в
ледяных глазах тепло и ласку, то, что накануне он открыл для себя в этом
человеке.
Каллен взял из чаши кусочек просфоры и протянул Синилу.
-- Corpus Domini nostri Jesu Christi custodiat animam tuam in vitam
aeternam,-- Каллен умолк и опустил святой хлеб в дрожавшую руку Синила.
Тот кивнул, не в силах вымолвить ответ, и поднес руку ко рту. Этот
обычный хлеб был самой чудесной вещью из всех. Переполняемый чувствами, он
опустил просфору в рот. Рядом появился Йорам с чашей.
-- Sanguinis Domini nostri Jesu Christi custodiat animam tuam in vitam
aeternam,-- произнес Йорам.
Когда он подносил чашу к губам Синила, тот наконец поднял глаза и не
увидел в сыне Камбера ни тени гнева или недовольства. С глотком вина
воспарила душа Синила. Он склонил голову и на несколько секунд впал в
забытье.
Все остальные поднялись и поклонились королю, прощаясь. Когда Синил
вернулся к действительности, Каллен и Йорам складывали алтарь и
разоблачались. Слева, наклонившись к нему, сидел Камбер, а Рис молча стоял
рядом. Четверо оставшихся в шатре исподволь изучали Синила.
Поднимаясь, король нерешительно их оглядел.
-- Я проходил мимо и услышал голоса,-- он запоздало извинялся.-- Я не
мог заснуть. Не думал, что в столь ранний час у кого-то могут быть дела.
-- Священники отслужат очень короткую мессу для людей,-- неопределенно
произнес Камбер.-- Существует обычай, что командиры слушают мессу раньше
остальных, если не заняты приготовлениями к битве.
-- Я и не знал,-- пробормотал Синил.
-- Вы не спрашивали,-- ответил Камбер,-- Мы не догадались, что вы
захотите послушать мессу, а то пригласили бы вас. Однако вы, судя по всему,
хотели бы присутствовать на службе вашего личного капеллана.
-- Я не собирался подглядывать, но...
-- Но Его Величеству было очень интересно,-- сказал Каллен,
поворачиваясь и жутко глядя на Синила.-- А когда он увидел, что это
михайлинская месса, деринийская месса, он побоялся самого худшего.
Он сложил ризу и начал снимать стихарь.
-- Ваше Величество удивлен или разочарован?
-- Разочарован? -- Синил обиженно взглянул на полураздетого
священника.-- Причащаться подобным образом... это... это было... Боже мой,
Алистер, я думал, хотя бы вы поймете!
Каллен, оставшийся в нижнем белье, теперь одевался в кожаный костюм и
кольчугу.
-- Праведные слова, Синил. Но вы ожидали чего-то большего? Неужели
преступного осквернения этого величайшего таинства, несмотря на единство
нашей веры? Может быть, вы надеялись на это как на повод порвать с расой
дерини и успокоить свою совесть?
-- Что?-- Синил был потрясен.
-- Значит, я прав?-- упорствовал Каллен.
-- Да как вы смеете!-- вскричал Синил.-- Вы... больше всех остальных вы
виноваты в моем теперешнем состоянии!
-- Это вы виноваты в своем состоянии!-- вмешался Йорам.-- Вы
произносите благочестивые речи, но ваши действия говорят об обратном. Никто
не принуждал вас к тому, что вы совершили.
-- Никто не принуждал? Да как я, наивный священник, сорок три года
знавший лишь монастырскую жизнь, мог отказаться. Вы и Рис вырвали меня из
обители против воли, отняли жизнь, которую я любил, и отдали людям, еще
более жестоким, чем вы сами!
-- С вами плохо обращались?-- спросил Каллен.-- Вам причиняли боль?
-- Физическую-- нет,-- прошептал Синил.-- Да вам и не требовалось
этого. Вы были настоятелем одного из самых могущественных и уважаемых
Орденов в этом мире. А Камбер был Камбером. Что тут еще нужно добавлять? За
вами стояли Целитель,-- он указал на Риса,-- и мой брат во Христе отец
Йорам, и архиепископ Энском, примас Гвинедда. И даже ваша застенчивая,
невинная дочь, Камбер. О, как коварно она предала меня! И все вы говорили,
что моей священной обязанностью было оставить излюбленное поприще и принять
ненавистную корону!
-- И вы послушались,-- спокойно сказал Камбер.
-- Да. Что еще оставалось делать? Если бы я попробовал перечить, вы
убили бы меня или подчинили себе, сломив мою волю. Я не мог противостоять
всему и всем. Я всего лишь слабое человеческое существо.
-- Разве раньше не бывало мучеников?-- холодно осведомился Каллен.-- Вы
могли выбрать этот путь, но не решились. Если ваша вера столь дорога вам,
почему же вы так быстро сдались? Да, мы не слишком церемонились, но вы не
можете перекладывать всю ответственность на наши плечи, Синил. Если бы вы
были стойки, нам ничего не удалось бы.
-- А может быть, вам так ничего и не удалось!-- крикнул Синил и,
сверкнув глазами, бросился вон.
-- Открытая война,-- пробормотал Камбер, когда шаги короля затихли.
-- Он скоро придет в себя,-- сказал Каллен.-- По крайней мере, должен.
Или я всех нас погубил. Прошу простить. Кажется, мое негодование в конце
концов разрядилось.
Йорам, повесив голову, перебирал в пальцах епитрахиль.
-- Отчасти это и моя вина. Я утратил выдержку. Прости, отец, что и тебя
втянули.
Он виновато взглянул на Камбера, но тот улыбнулся, пожав плечами.
-- У него есть несколько часов, чтобы остыть. Возможно, ему следовало
услышать все это. Ведь мы правы, как, впрочем, и он.
-- Верно.-- Каллен вздохнул и надел меч поверх синей михайлинской
сутаны.-- Верно. Полагаю, через несколько часов выяснится подлинная правота
каждой из сторон.
ГЛАВА 6
Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил.
Второе послание к Тимофею 4:7
Размышлять о возможных последствиях спора времени не было. Пора было
отдать последние приказы, выслушать донесения разведки, напоить и оседлать
лошадей, проверить перед боем оружие.
Сопровождаемый сумрачным Йорамом, Камбер отправился к своему отряду,
чтобы выслушать доклады офицеров. Каллен осмотрел михайлинских рыцарей со
строгостью, невиданной прежде. Молчаливый, поджав губы, он вместе со своим
заместителем обходил ряды воинов.
Рису выпала обязанность разбирать палатки для раненых, распределять
обязанности между дюжиной Целителей и вдвое большим числом лекарей-людей,
которых подобрали специально. К концу дня у хирургов и подручных будет
полным полно дел, другие займутся легко раненными, Целителям придется иметь
дело с тяжелыми случаями. Те, кому они будут бессильны помочь, перейдут на
попечение священников.
При самой лучшей организации лазарета после боя здесь неизбежна
неразбериха, и даже втрое больше Целителей не смогли бы спасти всех
страждущих. Многих не удастся сразу перенести в лагерь, и они останутся на
поле брани до окончания сражения. Посылать к ним Целителей во время битвы
было бы неоправданным риском при сильном недостатке лекарей.
Покинув Каллена и остальных, король поспешно вернулся в свой шатер и не
выходил оттуда до тех пор, пока не пришло время садиться на Фростлинга.
Короля сопровождал Джебедия, предупрежденный Йорамом о перепалке Синила и
Каллена, поэтому он старался не быть навязчивым и держаться с наибольшей
предупредительностью. Приказания отдавались негромко, непременно после
королевского дозволения. Синил старался отвечать как можно более кратко,
подавляя свой гнев. Никто не решался попусту тревожить его, а молчание
короля воспринималось как решимость. Синил стискивал зубы и старался как
можно крепче держать поводья, радуясь, что лицо скрыто забралом.
На противоположных сторонах поля выстраивались войска. Противный
холодок возник внутри и комком застрял в горле. Сейчас так не хватало
надежного друга. Король скакал в окружении рыцарей личной охраны, среди них
далеко не все были дерини, но Синил никого из них не знал настолько, чтобы
положиться на него.
Чуть выше на холме Камбер с сыном наблюдали за построением противника.
Над легкой влажной дымкой утреннего тумана возвышались знамена, штандарты и
рыцарские значки на сотнях копий. Ниже, у границы тумана, тенями двигались
пехотинцы, их оружие отбрасывало слепящие блики.
Камбер посмотрел на Йорама, а потом снова на серую пустую равнину перед
ними, догадываясь, что мысли сына во многом схожи с его собственными.
-- Ты думаешь о том, чего все это стоило, не так ли?-- спросил он,
иронически улыбаясь.
Йорам прищурился, продолжая вглядываться в даль.
-- Сегодня утром я оказался круглым идиотом,-- расстроенно сказал он.--
Все, на что было положено столько усилий, обратилось в прах. Неужели он
никому не верит?
-- Очевидно, нет, по крайней мере пока. Наши с тобой надежды на
Алистера и его дружбу обмануты, возможно, они изначально были велики,
принимая во внимание мою совершенную несостоятельность в данной области. Я
никогда не думал, что Алистер... или ты сможете вот так его завести.
Йорам рассматривал луку седла.
-- Но ты сам признал, что это правда.
-- Верно. Но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что он
не был готов к своему преображению. Должен признаться, мне казалось, что у
Алистера хватит терпения еще ненадолго.
-- Так и было,-- пробормотал Йорам.-- Не успел рассказать тебе, но
прошлой ночью он опять пытался втолковать Синилу, что хочет помочь ему. Тот
снова отказался. После возвращения Алистера мы с Джебедия битый час убеждали
его, что его попытка не напрасна, и неудача-- это проблема Синила, а не его.
Как мне кажется, Каллен чувствовал, что Синил был почти готов принять его
предложение. Признаю, я был нетерпелив. Вчера вечером, когда Синил возражал
против наблюдательных преград, мне пришлось выйти из палатки. Боялся сказать
резкость, о которой потом придется сожалеть. Наверное, утром тоже стоило
уйти.
-- Тогда почему Алистер...
-- Сегодня утром? Полагаю, это было в ответ на то, что Синил шпионил за
нами. К тому же не следует забывать о возбуждении перед битвой. За суровой
наружностью нашего викария прячется чувственный, легко ранимый человек.
Камбер вздохнул.
-- Я ничего не знал о прошлой ночи. Как по-твоему, положение поправимо?
-- Трудно сказать. Ты знаешь, Алистер Каллен горд, но он по-своему
заботится о Синиле. В последний год он привязался к нему. Я думаю... я
надеюсь, что Синил чувствует это. Видит Бог, если наш король хочет выжить в
этом мире, то должен научиться доверять кому-то.
-- В таком случае, может, это лишь временное препятствие,-- произнес
Камбер.-- Синил испуган и оттого упрям. Думаю, он не понимает, что имеет
дело с человеком, почти таким же упрямым, как и он.
Несмотря на серьезность ситуации, Йорам засмеялся.
-- Это точно. Алистер один из самых упрямых людей, с которыми мне
приходилось сталкиваться. Почти такой же упрямец, как ты временами.
Камбер тоже развеселился.
-- Нет, таким, как я, никто не может быть. Даже твой настоятель.
Кстати, вот и он, грозный, как Апокалипсис, Алистер!
Каллен преодолел последние метры по склону холма и натянул поводья,
останавливая своего жеребца. Его синяя накидка была уже испачкана грязью,
лицо горело возбуждением.
-- Остался еще час или около того. Нам известно-- распределение ее сил
совпадает с твоим описанием. Наш разъезд ввязался в небольшую стычку с ее
патрулем, обошлось без потерь.
Камбер мрачно улыбнулся.
-- Не думаю, что ей известно о нас столько, сколько удалось узнать мне.
У нее не было времени для того, чтобы существенно менять планы, продолжая
наступление.
-- Удача, которая ничего не решает. Но удача,-- пробормотал Каллен.--
Это сегодня и нужно. Ее силы по-прежнему превосходят наши.
-- Как Синил?-- спросил Йорам, меняя тему разговора. Каллен вздохнул.
-- Старательно избегает меня. Не думаю, что это затянется надолго.
Конечно, его чувства оскорблены. Но он держит себя в руках. Думаю, когда все
закончится, дело пойдет на лад.
Камбер похлопал Каллена по плечу и кивнул.
-- Добрые вести. Теперь о сражении. Нам следует кое о чем помнить
особо?
Поодаль, где остановились король, Джебедия, Бэйвел де Камерон и
рыцари-телохранители, раздался сигнал рога. Каллен подобрал поводья и
улыбнулся.
-- Просто держи свои защиты повыше, а голову пониже,-- ответил он,
поворачивая коня.-- Удачи вам, друзья мои, даст Бог, увидимся вечером!
Он поехал, пустив коня галопом к михайлинской коннице, собиравшейся на
северо-востоке. На равнине внизу выстроилась гвинеддская пехота и двинулась,
теряясь в тумане. Михайлинцы Каллена спустились с холма и уходили на север,