Кертц Кэтрин. Святой Камбер

степени зависел от первой встречи с его теперешним слугой.
-- Ты появился как раз вовремя,-- Рис знаком подозвал Йоханнеса.-- Отец
настоятель утверждал, что его раны не опасны, но я хотел убедиться в этом.
Кажется, наши представления о тяжести ранений не совсем совпадают. Подай
воду сюда.-- Он махнул стражнику, заглядывавшему в палатку. Благодарю, сэр
Верен. Все в порядке.
Когда полотнище снова опустилось за рыцарем, Рис принял от Йоханнеса
посудину с водой и поставил на ковер, попросив лакея встать за спиной
хозяина и поддерживать его. Настоятель сделался мертвенно-бледен, и Рис
подивился способности Камбера так быстро освоиться в сложной роли.
Он принялся очищать раны и открыл мозг для контакта, о котором
встревоженный Йоханнес даже не заподозрит.
Я последую туда, куда поведешь ты,-- подумал он, взглянув на
полуприкрытые глаза Камбера.-- Лучше всего притвориться истощенным болью от
ран и пережитым потрясением. Это вполне естественно, а тебе даст повод не
показываться на люди, пока ты не подготовишься как следует.
Мозг Камбера ответил:
Я думал об этом, сынок. Сейчас мы достаточно убедительно исцелим эти
раны, чтобы наш славный Йоханнес отдохнул от переживаний за жизнь своего
несчастного хозяина. Клади руку на большую рану в боку, я закрываю ее.
Рис выполнил просьбу. Целителю было очень непривычно, рана под рукой
затягивалась безо всяких усилий с его стороны. Камбер тоже оценил странность
ситуации, понимая в то же время разницу между подлинным исцелением и этим
балаганом. Он мысленно попросил Риса перенести руку к меньшей ране. Первая
уже сморщилась в узкую влажную полосу-- полное "исцеление", когда Рис так
утомлен, казалось бы неестественным.
Камбер откинулся на руки Йоханнеса, будто теряя сознание, и проверил
мысли в беззащитном мозге слуги-- тот искренне верил происходящему.
"Исцеление" продолжалось, Камбер все более валился на Йоханнеса.
-- Он совсем обессилел,-- шепнул Рис, вытирая окровавленные руки о
полотенце, и отодвинул таз с буревшей водой.-- Я хочу, чтобы он заснул.
Помоги уложить его в постель.
-- Нет,-- выговорил Камбер, зашевелившись и едва приподнимая голову,--
Я должен увидеть моих людей. У нас много дел.
-- О них позаботятся другие. Вам необходим покой,-- объявил Рис и
вместе с Йоханнесом он повел слабо сопротивляющегося Камбера к кровати.
Для большей убедительности Камбер продолжал упираться, пока Йоханнес
полностью его не раздел и не облачил в чистую рубаху из мягкой белой ткани.
На все протесты Рис отвечал непреклонно.
-- Не надо споров, отец настоятель. Теперь вы должны спать.-- Рис
положил руку ему на лоб.-- Не противьтесь, не втягивайте меня в пустое
препирательство. Меня ждут раненые, я растрачиваю без толку силы,
необходимые для них.
Бледные глаза закрылись. Казалось, больной уснул. Рис собрался убрать
руку со лба, когда в его сознании зазвучал повеселевший голос Камбера:
Жестоко так обманывать воина! Если бы вместо меня был Алистер, для
усмирения потребовалось бы больше сил. А теперь ступай и делай то, что
должен. Я обещаю хорошенько отдохнуть.
Выполнить обещание удалось лишь после того, как у верного Йоханнеса не
осталось ни одного надуманного повода далее оставаться возле хозяина. Сквозь
прикрытые веки Камбер следил за его бестолковыми перемещениями, имитируя
глубокое и мерное дыхание спящего всякий раз, когда слуга склонялся над ним.
В конце концов Йоханнес потушил все свечи, кроме одной, и удалился. Камбер
слышал, как он несколько минут болтал со стражниками, потом голоса стихли, и
снаружи доносился лишь обычный шум военного лагеря.
Облегченно вздохнув, Камбер позволил себе расслабиться по-настоящему.
Если повезет, его не потревожат до утра.
Он выровнял дыхание, привел мысли в порядок и потянулся всем телом,
проверяя свое самочувствие в новой оболочке. Во всем, кроме лица и рук, он
не нашел значительных перемен: они с Алистером оба были худощавы и
высокорослы, хотя Алистер был, пожалуй, на дюйм повыше. Одним словом,
различия если и были, то несущественные и легко объяснимые. Они вполне могли
быть приписаны истощению, бремени забот, свалившихся на Каллена после гибели
Камбера.
О лице вообще не стоило беспокоиться. При всем желании прежние черты
могли быть возвращены только в результате сложных магических манипуляций и
немалых усилий. Можно считать, что маска Алистера приросла к нему. Она будет
оставаться на месте во сне и даже если он потеряет сознание. Кроме того, его
маска подвластна только его воле, так что внешность не подведет.
Но вот манеры и привычки... Алистер Каллен был весьма оригинальной
личностью и очень общительной. Джебедия и Синил значились даже не в первых
строчках длинного списка близких к викарию персон. Конечно, к Камберу
перешло то, что осталось от памяти Каллена, вернее, перейдет, когда появится
возможность уединиться и поддержка, чтобы усвоить приобретенное. Теперь не
время. Пока придется полагаться на свои воспоминания о настоятеле,
прислушиваться к интуиции и ссылаться на последствия ранения и горечь
потери. Ничего иного не было у Камбера, чтобы стать Калленом не только
внешне.
В его нынешнем положении был, пожалуй, один плюс-- Алистер Каллен,
наиболее консервативный из всех дерини, никогда публично не пользовался
своим могуществом. Если только он не был совершенно другим под кровом
Ордена, в чем Камбер сильно сомневался. Кроме того, духовенство, особенно
деринийское, стремилось к замкнутой жизни, храня себя от мира, почти как
тайну исповеди. Епископство еще более отдалит Алистера от случайных людей. В
общем, трудности Камбера кажутся преодолимыми, и даже от дерини возможно
будет утаить истину. Когда память Алистера перейдет к нему, в любых
мысленных контактах с собратьями он будет неуязвим.
Камбер задумывался над тем, как авантюрная затея начинает влиять на его
собственное "я", о переменах в судьбе после посвящения в епископы, и вдруг
услышал голоса снаружи. Нахмурившись,-- он не ожидал никаких посещений среди
ночи-- Камбер обратился в слух. Противная дрожь пробрала его-- там был голос
Синила.
-- Я знаю, он ранен, Знаю, что лорд Рис велел не беспокоить,-- говорил
Синил.-- Но мне необходимо видеть его; Я не отниму много времени.
Воцарилась тишина, потом зашелестела отодвигаемая ткань. Камбер с
закрытыми глазами молился, отвернувшись от входа. Он просил Бога избавить
его от этой встречи.

ГЛАВА 9
Я по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил
основание, а другой строит на нем; но каждый, смотри, как строит.
Первое послание к Коринфянам 3:10

Еще несколько секунд было тихо-- Синил, должно быть, стоял у входа. Так
и подмывало повернуть голову и убедиться в этом, но он боялся выдать, что не
спит. А так Синил мог и уйти, не потревожив.
Наконец, когда неизвестность сделалась невыносимой, напряженный слух
уловил почти беззвучные шаги по толстому ковру. Они приближались и замерли у
изголовья, Камбер почувствовал прикосновение к своему плечу.
Он продолжал притворяться спящим в легковерной надежде. что король
все-таки отступится, но его уже бесцеремонно трясли за плечо. Со стоном--
Камбер надеялся, что убедительным,-- он скривился и слегка повернул голову.
Комедия пробуждения разыгрывалась добросовестно: Камбер жмурился от света,
непонимающе глядел перед собой, снова закрывал глаза; потом улегся на спину
и окончательно "проснулся". Печать тревог лежала на лице августейшего гостя,
сейчас он казался стариком.
-- Ваше Величество?
Синил кивнул и отступил на шаг.
-- Простите, что разбудил вас, отец Каллен, но я не мог оставаться
один.
Со вздохом немощи Камбер на постели, кутаясь в меха, потер рукой глаза,
подавил зевок-- он торопливо соображал.
Очевидно, разговора не избежать. Со слов Йорама известно о беседе
Алистера в королевском шатре. После бурной сцены на утреннем причастии
простительна забывчивость в деталях. Бог даст, пронесет.
Снова зевнув, Камбер заставил себя взглянуть Синилу в глаза, его новое
лицо выражало покорное ожидание.
-- Простите, Ваше Величество. Рис заставил меня уснуть, сопротивляться
ему непросто. Чем могу служить? Синил смущенно уставился в пол.
-- Извините, святой отец. Я знаю, вы были ранены, но я... мне нужно вас
спросить о Камбере, Не могу поверить, что он мертв.
Камбер отвернулся. Уж очень опасная тема предлагалась, придется очень
искусно защищаться.
-- Вы видели тело,-- осторожно сказал он.-- Почему же вы не можете
верить? В конце концов разве не этого вы в глубине души желали?
Синил, бледнея, открыл рот, и Камбер забеспокоился: не слишком ли
далеко он зашел.
-- Я желал? Святой отец, я никогда...
-- Возможно, безотчетно,-- прервал его Камбер, не давая возможности
оправдываться.-- Но все, кто был вместе с вами и около вас, ощущали вашу
неприязнь, и Камбер был средоточием этой неприязни. Он нашел вас, оторвал от
жизни, которую вы любили, и день за днем подавлял ваше сознание до тех пор,
пока вы не примирились со своей участью.
-- Но смерти ему я никогда не желал!
-- Может, и нет. Пусть это останется на вашей совести,-- устало ответил
Камбер.-- Он мертв. Ретивый и назойливый наставник навсегда покинул вас.
Никто более не будет докучать вам напоминаниями о королевском долге.
Синил со стоном опустился на стул, закрыв лицо руками, его плечи
сотрясали беззвучные рыдания.
В молчании Камбер дождался прекращения слез. Король поднял на него
заплаканные глаза, и Камбер постарался смягчить свой взгляд.
-- Простите, Синил, не следовало этого говорить. Сейчас слишком поздно,
я устал, хочу спать и немного не в себе.
-- Нет, вы в чем-то правы,-- прошептал Синил, утираясь рукавом.-- Я в
самом деле винил его в том, что лишился своего сана, и думаю, что так и
было.-- Он шумно вздохнул и опустил глаза.-- Но он был мудр, по-своему любил
эту страну и ее народ, вероятно, я его не понимал и, быть может, не смогу
понять. Во многом он был прав: сколько бы я не противился, другой
кандидатуры на трон не было. Ради блага Гвинедда я должен помириться с этим.
Но поймите и меня, когда в душе я тоскую о том, чего навсегда лишился.
Королевские откровения удивляли. Его отношение к Камберу оказалось
более сложным и неоднозначным, в словах звучало искреннее сожаление, но и
обольщаться не стоило. Нет, никогда любовь и признательность не перевесят
неприятия к Камберу в этом сердце.
Оставалось выяснить, поможет ли смерть МакРори сближению с Синилом
новоявленного Алистера Каллена.
~-- Кажется, я понимаю, Государь,-- сказал он после дол* гой паузы.-- И
что еще более важно, думаю, что и Камбер понимал.
Лицо Синила со следами слез озарилось надеждой.
-- Вы так думаете, святой отец?
-- Да. Он умер на руках у нас с Йорамом; в последние минуты он думал о
том, что ожидает вас, Гвинедд и жителей страны, когда его не станет. Он
всегда помнил о вас, Синил, вы были очень дороги ему, сын мой.
-- Не я достоин последних мыслей,-- произнес Синил с тоской.-- Он
должен был обратиться к Богу.
-- Он сделал и это,-- ответил Камбер.-- У мер с уверенностью, что
прожил жизнь наилучшим образом. Легкая смерть. Я верю, он спит с миром.
-- Только бы вы оказались правы,-- прошептал король. Наступила неловкая
пауза, Синил потупил взор и погрузился в собственные мысли, потом с робкой
надеждой взглянул на собеседника.
-- Возможно, сейчас не время спрашивать об этом, святой отец, но, мне
кажется, Камбер одобрил бы это. Я хотел спросить, не... еще не поздно
принять ваше вчерашнее предложение.
-- Почему вы решили, что может быть поздно?-- осведомился Камбер, не
понимая смущения Синила. Король теребил край плаща, не поднимая глаз.
-- Сегодня утром мы оба были вне себя.
-- Был трудный день,-- прервал Камбер.-- Мы оба мало спали и слишком
много переживали. Мне не следовало выходить из равновесия.
-- Нет, я говорил ужасные вещи,-- настаивал Синил.-- Вы были правы, а я
не хотел в это поверить. Если бы я был тверже в вере, истина мне открылась
бы сразу, но Господь не пожелал этого.
-- Господь предоставляет нам свободу воли. Он не подсказывает
правильных поступков.
-- Увы.-- Синил вздохнул и встал.-- Мною сделан выбор. Я должен
научиться уживаться с последствиями этого, независимо от его причин.
Спокойной ночи, святой отец.
-- Спокойной ночи, Ваше Величество,-- пробормотал Камбер в спину
удаляющемуся Синилу.-- Нам всем нужно учиться,-- добавил он, когда король
вышел.
Возвращение победителей в Валорет откладывалось. Люди и лошади отдыхали
после битвы. Целители души и тела корпели над живыми, похоронные команды
заботились о мертвых. В долине Йомейра поднимались могильные курганы, меняя
ее вид в память и назидание грядущим поколениям. Только тела наиболее
именитых отправятся с войском назад, чтобы упокоиться в родовых гробницах.
Продолжалась и работа, за которую принялись в ночь после сражения. Отряды
ловких и опытных солдат обыскивали холмы и горные долины Йомейра в поисках
сторонников Ариэллы, избежавших пленения на поле боя. Те из них, кто остался
цел, разумеется, унесли ноги, но слишком много раненых и увечных не могли
сбежать. Их и вылавливали королевские войска, поручая одних заботам
хирургов, а других -- священникам и могильщикам.
Число торентских пленников достигало сотни, в большинстве дворяне,
обязанные Ариэлле Фестилийской своим положением. Этих Синил немедленно лишил
права выкупа, чтобы, обретя свободу, они тут же не встали под знамена ярых
врагов Гвинедда.
Торентским пленникам надлежало вместе с войском отправиться в Валорет и
пребывать там. Строгость содержания каждому была назначена в соответствии со
знатностью и положением. В этих условиях рыцарям предстояло ожидать прибытия
посольства от короля Торента и исхода его переговоров с королем Синилом.
Захваченные победителями уроженцы Гвинедда не могли рассчитывать на
снисхождение как изменники, хотя, воюя против Синила, они держали сторону
его предшественника, такого же короля. Именно поэтому они и все
сомневающиеся должны были раз и навсегда запомнить, кто владычествует н
Гвинедде, получить суровый урок. И Синилу предстояло решить, каким он будет.
Королю этого вовсе не хотелось, но Джебедия и граф Стихир настаивали.
По просьбе Синила советники определили перечень подобающих и справедливых
наказаний, описав их подробно и красочно, чтобы наивный государь мог
составить о новом для него предмете исчерпывающее представление. Они своего
добились, Синил взялся за дело и после горячих молитв в заранее
отрепетированных речах сумел обосновать свое первое по-настоящему
независимое решение. Приговор короля был справедливым и милосердным.
Каждый десятый из двухсот пятидесяти пленников-гвинеддцев, независимо
от положения в обществе, будет публично казнен, пусть все видят, какая кара
ожидает изменников. Избавленные жребием от виселицы вместе с торентскими
пленниками прибудут в столицу, и там им будет объявлено о королевском
милосердии. Домой они вернутся в оковах, лишенные всех титулов и прав, а в
Валорете будут прощены, получат свободу и право начать новую жизнь.
Отрубленная голова Ариэллы была водружена на копье и отправлялась в
Валорет с королевскими лучниками (таково было предложение Сайхира), ее тело
четвертовали и разослали по городам, чтобы выставить на воротах. Пусть
ропщущие умолкнут, а злоумышленники убоятся восставать на короля. Синилу был
нужен мир в стране, новой войны он не мог допустить.
Решения были приняты, и армия покидала Йомейр. Сайхир повел свою армию
домой в Истмарч залечивать раны, а Синил и его люди отправились в Валорет.
Приговор Синила исполнялся через каждые пять миль пути. Невиданные страшные
плоды раскачивались на деревьях вдоль дороги на Валорет, привлекая
стервятников. Местным жителям разрешалось снимать повешенных по истечении
тридцати дней, ослушники объявлялись вне закона и подлежали изгнанию. Синил
заставил себя присутствовать при первой казни, но за остальными попросил
следить Джебедия.
Король по-прежнему раскаивался в своих недавних нападках на покойного
лорда МакРори и остальных дерини. По его приказу на время пути телу Камбера
воздавались почести. Облаченное в саван тело, каким-то чудесным образом
хранимое Рисом от разложения на июньской жаре, помещалось в повозке,
запряженной парой белых коней. Траурный экипаж безотлучно сопровождали шесть
лордов в полном вооружении. Почетная стража сменялась дважды в день, чтобы
последние почести мертвому дерини успели оказать все высокородные дворяне.
Перед повозкой и позади шли священники со свечами И крестами-- кадили,
читали псалмы и молились об усопшем. А Камбер в обличий Алистера Каллена
следовал сразу за траурной колесницей во главе михайлинцев. Иногда к нему
присоединялся Йорам-- как сын Камбера он был вправе приближаться к гробу.
Вся эта пышность сразу же не понравилась Камберу, ее сопровождала
неизбежная суета и праздные речи. И он совершал путь, углубившись в себя или
напуская на себя такой вид. Его добровольное душевное затворничество имело и
свои минусы, так как давало слишком много времени для рассуждении и взгляда
на происходящее со стороны.
Смертным не дано наблюдать реакцию других на собственную смерть. Камбер
удостоился видеть. Был удивлен, польщен и несколько обеспокоен, хотя не мог
понять причину своей тревоги.
Он ожидал изъявлений печали и был к ним готов. Кое-как представлял себе
благодарность людей за восстановление Халдейнов после всех ужасов Имра. Но
никак не думал обнаружить в простом люде такую огромную симпатию к себе. Что
знали они о лорде МакРори и его истинной роли в возведении Синила на
престол? Вероятно, молва разнесла и оснастила многими выдумками историю о
его роли в воцарении Синила. Так, ничего для этого не предпринимая, Камбер,
похоже, становился новым народным героем. От этого делалось немного не по
себе.
В дороге докучливая суета досаждала, в стенах Валорета Камбер всерьез
занервничал. Похоронный кортеж задал скорость движения войскам, казни через
каждые пять миль еще более задерживали армию. Она пробыла в пути до конца
июня, и весть о победе и возвращении войск достигла Валорета, опередив их на
несколько дней. Город притих в ожидании и встретил победителей, единодушно
высыпав на улицы. Синила встречали радостными криками и поклонами, перед
гробом Камбера умолкали и падали ниц.
Король выглядел все более подавленным, со своего места в торжественной
процессии Камбер это сразу заприметил. Синил, очевидно, ревновал к славе
покойника.
Когда они въезжали в замок, у Камбера появился другой повод для
беспокойства. В толпе придворных, среди фрейлин королевы, рядом с ней,
архиепископом Энскомом и другими священнослужителями, стояла Эвайн,
маленькая, одинокая и потерянная. Жена Катана Элинор теребила ее за рукав, а
толпа теснила со всех сторон.
Остановив коня посреди замкового двора, Камбер видел только свою дочь,
но принадлежал другим. К нему направлялся Энском. Он спешился и ожидал
архиепископа, указав Рису на Эвайн.
-- Подойди.
Опускаясь на колени, чтобы поцеловать перстень архипастыря, он опустил
глаза.
-- Ваша милость,-- невнятно начал Камбер.
Кивнув, Энском поспешно поднял его. Взгляд священнослужителя
остановился на гробе. Старик прикрыл рукой глаза и смахнул навернувшиеся
слезы, потом торжественно опустился на колени рядом с гробом и стоял,
склонив голову. Вслед за ним преклонили колени другие клирики. Гул
оживленных голосов сменился благоговейной тишиной.
Встали на колени и Камбер, и, рядом с ним, Йорам. Он тоже видел Эвайн
среди встречающих. К ней наконец-то протиснулся Рис и обнял, а она спрятала
лицо на груди мужа. Встреча Синила с женой получилась куда прохладней, в
этот момент короля, кажется, куда больше занимало происходящее у гроба.
Лицо Синила было бесстрастно, когда он в сопровождении свиты удалялся в
покои, но неприятное предчувствие осталось у Камбера. Радовало только одно--
Рис добрался до Эвайн и его дочь уже все знает. Надо поскорее самому
объясниться с ней и окончательно успокоить.
В это время Энском закончил молитву, перекрестился, поднялся, и опять
начались странные вещи. Священники приняли тело у сопровождающих рыцарей и
направились к королевской часовне, Энском обернулся к Камберу, встал между
ним и Йорамом, положив руки им на плечи. Траурный кортеж почти целиком
скрылся под сводами часовни, туда же довольно решительно архиепископ увлекал
отца и сына. Поднимаясь по ступеням, Йорам покачнулся.
-- Я думаю, Йорам, ты понимаешь, как тяжело мне было услышать весть о
смерти твоего отца,-- ровно заговорил Энском, останавливаясь перед входом в
часовню.-- Мне не нужно объяснять тебе, мы были с ним, как братья, его
дружба так много значила для меня. Надеюсь, ты примешь мою посильную помощь
во имя памяти и той привязанности, которую я всегда к тебе испытывал.
Йорам принялся складывать слова признательности, подобающие скорбящему
сыну. Камбер знал, какой трудной была для него эта задача.
-- Алистер,-- продолжал архиепископ, искоса глядя на Камбера,-- я знаю,
вы будете очень тосковать по Камберу, в последнее время вы сблизились и со
всей его семьей. Поэтому, надеюсь, вы не сочтете дерзостью мою просьбу о
большой услуге.
Камбер кивнул, не решаясь отвечать и не догадываясь, что задумал
Энскон.
-- Прежде всего знайте; погребальную церемонию я назначил на
послезавтра. Печальную весть о смерти твоего отца, Йорам, я получил раньше
других и помог твоей сестре пережить первые минуты горя. Эвайн-- молодая
особа, весьма сильная духом, тебе, должно быть, это известно лучше меня. Она
сразу же испросила моего позволения участвовать в погребальной мессе для
себя и для тебя. Надеюсь, о твоем согласии нет нужды справляться.
-- Нет, ваша милость,-- прошептал Йорам.-- Ни одна небесная или земная
сила не заставит меня отказаться от этого.
-- Я так и думал. А вы, Алистер? Выбор, разумеется, за вами. Хотя Эвайн
и просила, Камбер не принадлежал вашему Ордену, поэтому ваш отказ был бы
извинителен.
Камбер задумчиво вздохнул: достанет ли ему мужества присутствовать на
собственных похоронах. Эвайн просила Энскома, не ведая правды, зная о
взаимной приязни и дружбе между отцом и Алистером Калленом, и была вправе
ожидать согласия викария.
Стоило ли даже ради сохранения приличий принимать участие в мессе по
кому бы то ни было. Будучи диаконом (этот скромный, но все же священный сан
он принял несколько лет назад), Камбер надеялся преодолеть трудности в
совершении обрядов, но избегать этого без крайней необходимости. В
погребальной мессе ему отводилась роль прислужника-- вести мессу будет
Энском, а он может стать единственным, кто во время печальной церемонии
по-божески простится с действительным Алистером Калленом.
Когда еще представится возможность достойно проводить в мир иной
доброго викария.
Камбер заметил, что сын наблюдает за ним,-- Йорам, должно быть, уже
догадался, что творилось в его голове. Оставалось надеяться, что, говоря с
Йорамом, он не даст Энскому повода для подозрений.
-- Йорам, я поступлю так, как пожелаешь ты,-- произнес он, стараясь
придать своему лицу как можно более печальное выражение,-- Если тебе
захочется, чтобы на церемонии присутствовали только самые близкие люди, я,
безусловно, пойму.
Йорам покачал головой. В его глазах к горечи примешивалась радость,
появление которой было понятно Камберу после стольких лет тесного общения.
-- Спасибо за предложение, настоятель. Мне кажется, моему отцу была бы
приятна ваша помощь нам. Былые его разногласия с нашим Орденом принадлежат
прошлому, я знаю, что в последнее время он очень дорожил вашей дружбой.
-- Тогда я почту за честь принять предложение,-- Камбер изящно склонил
голову.
-- Примите мою признательность, Алистер,-- сказал Энском.
-- Я бы хотел попросить вас об одной вещи, отец настоятель,-- продолжал
Йорам. В его голосе послышалось нечто, говорившее о важности просьбы.-- Я
хотел получить ваше разрешение похоронить его в ризе Ордена святого Михаила.
При жизни он не принадлежал к нашему Ордену, но мог стать его почетным
членом и желал этого. Моя просьба не так уж необычна, и, думаю, сестра тоже
одобрит ее.
Камбер опустил глаза, в который раз оценив своего сына. Йорам говорил
чистую правду и предлагал способ воздать должное Алистеру, который, без
сомнения, должен быть погребен по обычаям Ордена.
-- У меня нет возражений,-- Камбер на мгновение встретился с сыном
глазами.-- Если капитул не возразит, я не вижу других причин отклонить
просьбу. Ваша милость, что вы на это скажете?
-- Это ваш Орден, Алистер,-- ответил Энском.-- Однако мне кажется, что
Камберу это понравилось бы. Вы знаете, что в детстве мы вместе готовились
принять священный сан. После смерти двух братьев отец забрал Камбера из
семинарии, и я остался один.-- Энском вздохнул.-- Возможно, он осудил бы
меня за это, но я сказал бы, что из него мог выйти превосходный священник.
-- Я думаю, он был бы польщен, ваша милость,-- сказал Йорам, бросив
взгляд на Камбера, о котором архиепископ совершенно забыл.-- Если больше не
нужен вашей милости, я пойду к сестре.
Его слова вернули Энскома из воспоминаний юности.
-- О, прости, Йорам. Я такой бесчувственный. Кроме того, вы, должно