Саймон уже тут, окей, мы берем такси в оперу и высаживаем там Лазаруса и идем повидаться с МакЛиром в баре - поэт Патрик МакЛир, наш "враг", согласился встретиться с нами в баре - Мы оставляем Лазаруса среди голубей и людей, внутри сверкают огни, оперная публика, именные шкафчики раздевалок, коробки, занавеси, маски, будет опера Верди - Лазарус увидит все это сквозь громыхание грома - Бедный парень боится идти в одиночку - Он беспокоится о том что люди скажут про него - "Может ты встретишь там каких-нибудь девушек!", уговаривает его Саймон и подталкивает ко входу. "Давай же, сейчас твой шанс порадоваться жизни. Целуй их, щипай и мечтай об их любви"
   "Окей", соглашается Лазарус и мы видим как он скачет к опере в своем собранном с-миру-по-нитке костюме, галстук развевается на ветру - целая новая жизнь для "симпатичного юноши" (так назвал его школьный учитель), вот так вот вприпрыжку в эти оперы смерти - оперы надежды - ждать - наблюдать - Целые жизни проведенные в мечтах об ушедшей луне.
   Мы двигаемся дальше - таксист, вежливый негр, слушает с искренним интересом как Рафаэль объясняет ему все о поэзии - "Ты должен читать поэзию! Ты должен врубаться в красоту и истину! Что ты знаешь о красоте и истине? Китс это сказал, что красота есть истина и истина есть красота, ты красивый парень и должен знать такие вещи"
   "А где же мне взять эти книжки - в библиотеке, наверное..."
   "Точно! Или иди в магазины на Норт Бич, накупи там маленьких брошюрок стихов и почитай что измученные и голодные говорят про измученных и голодных".
   "Это измученный и голодный мир", говорит он понимающе. Я в темных очках, мой рюкзак уже собран потому что в понедельник я залезу на товарняк и поеду, и я слушаю внимательно. Как хорошо. Мы пролетаем сквозь печальные улицы, разговаривая откровенно как граждане Афин, Сократ Рафаэль предлагает, Альцибиад таксист покупает. Ирвин наблюдающий Зевс. Саймон Ахиллес набивающий цену. Я Приам оплакивающий свой сожженный город и растерзанного сына и выброшенный на обочину истории. И я никакой не Тимон Афинский, а Крез рыдающий над истиной горящего катафалка.
   "Окей", соглашается таксист, "Буду читать поэзию", и желает нам приятным голосом доброй ночи, отсчитывает сдачу и мы бежим в бар, к темным столикам в глубине похожим на задние комнатки в кабачках Дублина, и тут Рафаэль удивляет меня тем что нападает на МакЛира:
   "МакЛир! Ты ничего не знаешь об истине и красоте! Ты пишешь стихи но ты не настоящий! Ты живешь жестокой бессердечной жизнью буржуазного предпринимателя!"
   "Что?"
   "Это очень плохо, это все равно как убить Октавиана сломанной скамьей! Ты подлый сенатор!"
   "Зачем ты говоришь все это - "
   "Потому что ты меня ненавидишь и думаешь что я дерьмо!"
   "Ты чертов нью-йоркский итальяшка, Рафаэль", кричу я и улыбаюсь чтобы дать понять всем "Ну теперь-то мы знаем что Рафаэль просто дурит, так давайте не будем спорить".
   Но стриженого ежиком МакЛира невозможно ни обидеть ни переспорить и он отвечает нападением, "Потому что никто из вас ничего не знает о языке кроме Джека"
   Окей, ну раз я знаю кое-что о языке тогда пожалуйста не пользуйтесь им для руготни.
   Рафаэль разразился обличительной демосфеновской речью с помахиванием в воздухе кончиками пальцев, но улыбка все чаще и чаще появляется у него на лице - и МакЛир тоже улыбается - они оба понимают что все это просто недоразумение возникшее из-за тайных тревог поэтов в штанах, этим-то они и отличаются от поэтов в тогах, вроде Гомера который мог декламировать глядя незрячими глазами и никто из слушателей не пытался его перебивать, редактировать или записывать. Гопники стоящие у входа в бар заинтересовались нашим гвалтом и чудным разговором про какую-то "поезию", и мы чуть было не ввязываемся в драку на выходе, но я говорю себе "Если мне придется ударить кого-то крестом защищая этот крест, да я это сделаю, но О лучше бы мне уйти отсюда и гори оно все огнем", так оно и произошло, слава Богу нам удалось спокойно выйти на улицу
   Но потом Саймон огорчает меня тем что мочится прямо на улице на виду у целой толпы народу, до тех пор пока какой-то человек не подходит и не спрашивает "Зачем ты это делаешь?"
   "Потому что писать хочется", говорит Саймон - и я иду вперед быстрым шагом со своим рюкзаком за плечами, они идут вслед смеясь - Заходим в кафетерий чтобы выпить кофе, но Рафаэль зачем-то разражается длинной громкой речью обращенной ко всем присутствующим, и естественно они не хотят нас обслуживать - Он говорит опять о поэзии и истине но они-то думают что все это безумная анархия (судя по нашему виду) - Я с крестом, и мой рюкзак Ирвин с бородой - Саймон со своим шизовым прикидом - Что бы ни делал Рафаэль, Саймон смотрит на него с восторгом - Он ничего больше не замечает, не видя испуганных людей, "Они должны научиться красоте", говорит Саймон сам себе решительно.
   И в автобусе Рафаэль опять обращается ко всем пассажирам, Эй! Эй! теперь это большая речь о политике "Голосуйте за Стивенсона!" кричит он (непонятно почему), "голосуйте за красоту! Голосуйте за истину! Поднимайтесь на защиту своих прав!"
   Когда нам пора выходить автобус останавливается, и мои пустые бутылки которые мы опустошили в нем начинают громко перекатываться по полу, водитель-негр читает нам нотацию перед тем как открыть дверь: - "И никогда больше не пейте пиво в моем автобусе... У нас обычных людей есть свои проблемы в этом мире, и такие как вы их умножают", говорит он Рафаэлю, и это не совсем так разве что именно сейчас да, но ведь никто же из пассажиров не жалуется, это просто такое представление в автобусе
   "Это автобус мертвецов направляющийся к смерти!" говорит Рафаэль на улице. "И шофер этот знает об этом и ничего не хочет менять!"
   Мы спешим чтобы встретиться с Коди на станции - Бедняга Коди, он случайно зашел в пристанционный буфет позвонить, с головы до ног одетый в железнодорожную форму, и тут его обступила со всех сторон и начала тормошить и гигикать толпа безумных поэтов - Коди смотрит на меня будто пытаясь сказать: "А ты не можешь их успокоить?"
   "Что я могу?" говорю я. "Разве что призвать к доброте".
   "Черт бы драл доброту!" кричит мир. "Нам нужен порядок!" А когда придет порядок, придут и приказы устанавливающие этот порядок - И я говорю, "Пусть в мире царит всепрощение - попытайтесь - простить - забыть - Да, молитесь на коленях о силе прощать и забывать - тогда все станет Небесами белоснежными".
   Коди явно не хочется брать в поезд Рафаэля и всю эту толпу - Он говорит мне "Ты хоть причешись, тогда я скажу проводнику кто ты такой" (что я работал на железной дороге) - Так что я причесываюсь для Коди. И чтобы был порядок. Тоже. Я просто хочу протечь сквозь Господи к тебе - И лучше мне быть в руках твоих чем в руках Клеопатры... до той ночи когда это будут одни и те же руки.
   Короче, мы прощаемся с Саймоном и Ирвином, и поезд трогается на юг, в темноту - Это первый шаг моего трехтысячемильного пути в Мексику, и я покидаю Сан-Франциско.
   100
   Рафаэль по кодиной подначке всю дорогу болтает о правде и истине с блондинкой, которая выходит в Мильбре и не оставляет адреса, потом он спит на своем сиденье а мы чухаем по рельсам дальше в темную ночь.
   И вот приходит старый железнодорожный волк Коди светящий в темноте лампой - У него такой особый маленький фонарик, у нас тут у каждого проводехи, стрелочника, ремонтника, у всех по такой штуковине есть (такой вот базар, чувак) - вместо полагающегося здоровенного фонаря - Он влезает в кармашек синей формы но сейчас света маловато, и я спрыгиваю на землю посмотреть что к чему пока Рафаэль спит сном младенца на пассажирском сиденье (дым, депо, все как в старых снах когда ты с папой въезжаешь на поезде в большой город населенный львами) - Коди рысцой подбегает к двигателю, отворачивает его воздушные шланги и дает отмашку "Давай!", и они медленно двигаются к стрелке чтобы подцепить вагон с цветами для завтрашнего утра, воскресного утра - Коди спрыгивает и перекидывает стрелку, в его движениях во время работы видна яростная и преданная серьезность, он хочет чтобы его напарник всегда и во всем ему доверял, и это потому что он верит в Бога (и Господь благословляет его -) - инженер с пожарником смотрят как скачет в темноте свет его фонарика когда он спрыгивает с передней подножки и освещает стрелку, все это на маленьких камешках которые выворачиваются из под ног при прыжке, он отмыкает и перебрасывает стрелку с основной ветки вбок и они заезжают в ангар по ( - ) пути - у этого пути есть особое имя которое кажется вполне нормальным любому железнодорожнику и ничего не значит для всех остальных - но это их работа - и Коди настоящий Король Тормозных Кондукторов этой железной дороги - уж поверьте мне, не раз мотавшемуся в подвагонном ящике[111] по Сант-Луисской дороге, я знаю, - и озабоченно посматривающие на часы железнодорожники тоже знают это, Коди не станет терять времени зря, он отправит цветочный вагон по главной ветке и Бодхисаттва прибудет к Папе весь в цветах - и детишки его заворочаются и вздохнут в своих колыбельках - Потому что Коди родом из мест где детям не запрещают кричать[112] - "Протекая сквозь!"[113] говорит он, помахивая своей большой ладонью "Расступитесь, дубы и сосны!"[114] - Он бежит назад к своей подножке, и мы трогаемся к месту сцепки - Я наблюдаю, стоя в холодной ночи наполненной слабым фруктовым ароматом - и звезды разрывают сердце твое, зачем они там, наверху? - И холм с туманными огнями боковых улочек высится надо мной
   Мы сцепляемся, Коди вытирает и сушит руки в вагонном туалете и говорит мне "Мальчик мой знаешь я еду в Иннисфри[115]! Да да братишка с этими лошадьми я точно опять научусь улыбаться. Слушай, буду лыбиться все время, я буду таким богачом - Ты мне не веришь? Знаешь что завтра будет?"
   "Ага знаю но это неважно".
   "Что неважно, день-ги?" кричит он на меня, он сердится на своего брата которому наплевать на Иннисфри
   "Отлично, ты будешь миллионером. А мне на фиг не надо яхты с блондиночками и шампанским, все что мне нужно - это хижина в лесу. Хижина на Пике Одиночества".
   "А еще не забудь про то", похлопывая меня по плечу и подпрыгивая "что мы сможем сыграть по моей системе на денежки которые я вышлю тебе по Вестерн Юнион как только мы будем в состоянии расширить наш бизнес на всю страну Ты займешься нью-йоркскими ипподромами, я продолжу здесь, а Старого Соню Рафаэля мы зашлем на какие-нибудь Острова Тропического Парка - он может заняться Флоридой - Ирвину Нью-Орлеан - "
   "И Марлону Брандо Санта-Аниту[116]", говорю я
   "Ага и Марлу тоже и вообще всей тусовке - "
   "Саймону Сетабустопольский Парк в Сардинской России"
   "Русский Сирдупапов[117] миляге Лазарусу ага парень дело в шляпе заметано точно-точно, будешь пожары сторожить хе-хе, хряп", треснув себя кулаком в ладонь, "слушай костюмчик вот у меня сзади запачкался, вот те щетка, счисть эту пылищу у меня со спины будь добр?"
   И я горделиво как проводник старого нью-орлеанского поезда из старого кино, счищаю пыль у него со спины щеткой
   "Отлично мальчик мой", говорит Коди, аккуратно кладя Ипподромный Бюллетень в карман формы, и мы въезжаем в Саннивэйл - "вот тебе и старый Саннивэйл" говорит Коди выглядывая в окно когда мы с лязгом въезжаем на станцию, и он выходит крича "Саннивейл" пассажирам, два раза, некоторые из них позевывая встают - Саннивейл где мы с Коди когда-то вместе работали, и проводник сказал еще Коди что он слишком много болтает хотя он просто объяснял мне как не попасть под подножку локомотива - (Если дернешься не в ту сторону лучше падай на землю и пропускай ее над собой, иногда в темноте тебя не видно совсем) (Стоишь ты там на рельсах в темноте и ни черта не видишь, тут-то эта низкая платформа и подкрадется к тебе как змея) - Так что Коди Кондуктор Небесного Поезда, он пробьет нам билетики потому что мы были добрыми овечками верящими в розы, лампочки и лунные глаза
   Вода с Луны
   Скоро выльется вся
   101
   Но он зол на меня за то что на эти выходные я потащил к нему домой Рафаэля, и хотя ему-то лично все равно, он думает что Эвелин Рафаэль не понравится, или может быть ей не понравится что кто-то приехал вообще - Мы слезаем с поезда в Сан-Хосе, будим Рафаэля, залезаем в новый семейный кодин автомобиль Рэмблер Стэйшн Вагон и отправляемся, Коди опять впадает в безумство, он мотает машину чумовыми зигзагами не издавая ни звука тормозами, однажды он научился этому трюку - "Отлично", будто хочет он сказать, "мы едем домой и ложимся спать. И", добавляет он вслух, "вы ребята завтра развлекаетесь следующим образом; смотрите целый день ящик, футбольный матч Транспортники против Львов, а я вернусь домой около шести и отвезу вас в понедельник домой на первом поезде - на том самом на котором работаю, так что насчет билетов не беспокойтесь - Теперь расслабьтесь, вот мы и дома", поворачивая на маленькую проселочную дорогу, потом еще на одну, потом в переулок и в гараж - "Вот вам мой отпадный особняк[118], а теперь быстренько спать".
   "А где я буду спать?" спрашивает Рафаэль.
   "Ложись на софе в гостиной", говорю я. "А я лягу в своем спальнике на травке. У меня там во дворе есть любимое местечко".
   Ладно, мы выходим и я иду на задворки большого двора и расстеливаю среди кустов свой спальник, вынутый из рюкзака, на росистой траве, и звезды холодны - Но звездный воздух будоражит меня, я заползаю в спальник и это для меня как молитва - Сон это молитва сам по себе, но когда спишь под звездами, когда просыпаешься в три часа и видишь большой и прекрасный Млечный Путь у себя над головой, облачно-молочный, со ста тысячами мириадов вселенных, и больше даже, невероятная молочная бесчисленность, никакой супер-мега-компьютер своим скудным умишком не способен вычислить как огромна эта наша награда, там в небесах
   И как же блаженен сон под звездными небом, хоть земля и бугриста, ты пристраиваешься к изгибам ее, ты ощущаешь сырость земную но она тебя убаюкивает, в каждом из нас живет Индеец Палеолита - Кроманьонец или Гримальдиец, спавший на земле, так естественно, нередко под открытым небом, который часто смотрел на звездное небо, лежа на спине, и пытался вычислить их магическое количество, их вуду-ууудудуду, таинственность их туманного сверкания - И без сомнения он спрашивал себя "Зачем?" "Почему, скажи?" Одинокие губы человека Палеолита под звездами, кочевая ночь - потрескивание костра
   Аййе, звон его лука
   Порази меня Купидон[119], я просто сплю здесь, закутавшись - И когда я просыпаюсь, уже рассвет, и серость, и холод, и я опять зарываюсь в сон - В доме Рафаэль переживает свой сон, и Коди свой, и Эвелин, и у детей свои сны, и даже у собачонки - Впрочем, все равно все закончится нежным раем...
   102
   Я просыпаюсь от звука нежных голосков двух маленьких девочек и мальчика, "Вставай Джек, завтрак уже готов!" Они как-то по особенному выпевают это "завтрак готов", их послали сказать это мне, но потом они минутку-другую шарятся вокруг по кустам просто так, и убегают, а я встаю, оставляю свой спальник в соломенной Осенней траве и иду в дом умываться Рафаэль уже встал и сидит задумчиво на стуле - блондинка Эвелин как обычно по утрам сияет. Мы улыбаемся друг другу и разговариваем - Она скажет мне: "Чего ж ты не лег спать на диванчике на кухне?" и я скажу "О мне очень нравится спать у вас во дворе, там мне снятся отличные сны" - "Хорошо что еще кому-то сегодня снятся хорошие сны". Она подносит мне чашечку кофе.
   "Ты о чем это задумался, Рафаэль?"
   "Думаю о твоих хороших снах", говорит он рассеянно грызя себе ноготь.
   Коди носится как угорелый по спальне, переключает телевизионные программы, закуривает сигареты и в перерывах между передачами бегает в ванную, занимается своим утренним туалетом - "Ух, глянь какая милашка!", скажет он глядя на женщину рекламирующую мыло, и Эвелин на кухне это услышит и тоже что-нибудь скажет. "По всему видать она настоящая ведьма".
   "Ведьма или нет", скажет Коди. "Но я б особо не огорчился залезь мне такая в постель" - "Фу", скажет она и все пойдет своим чередом.
   И целый день никто не любит бедного Рафаэля, проголодавшись он спрашивает у меня еды, я спрашиваю нет ли каких-нибудь бутербродов у Эвелин, а потом делаю их сам - И отправляюсь с детьми в волшебный поход через маленькое Кошачье Королевство - среди сливовых деревьев которые я обрываю подчистую мы идем по дорогам и полям к волшебному дереву, под которым какой-то мальчик построил маленький волшебный шалаш
   "Ну, скажем, а чем он здесь занимается?"
   "О", говорит Эмили, 9 лет, "он просто сидит и поет".
   "А что он поет?"
   "Все что захочет"
   "И", говорит 7 летняя Габи, "он очень хороший мальчик. Тебе надо его повидать. Он очень смешной".
   "Ага, тии хии, очень смешной", говорит Эмили.
   "Он очень смешной", говорит Тимми, 5 лет, он такой маленький и держится за мою руку где-то там внизу у самой земли, так далеко что я забываю про него - Внезапно я оказываюсь бродящим по заброшенным землям с маленькими ангелами
   "Мы пойдем по тайной тропе"
   "По короткой тропе"
   "Расскажи нам про нее"
   "Не-а"
   "А куда ведет эта тропа?"
   "Она ведет к Королям", говорю я.
   "Королям? Хм"
   "Через двери-ловушки и убубуны", говорю я.
   "О Эмили", объявляет Габи, "правда Джек смешной?"
   "Действительно, он смешной", слегка кивает Эмили, невероятно серьезная.
   Тимми говорит "А я умею руками играться!" и показывает нам волшебных теневых птиц
   "Эта птица поет на дереве", подсказываю я ему.
   "О я ее слышу", говорит Эмили - "Я хочу идти дальше"
   "Ладно, только не потеряйся"
   "Я великан на дереве", говорит Тимми забираясь на дерево.
   "Держись крепче", говорю я.
   Я сажусь чтобы помедитировать и расслабиться - Здесь хорошо - солнце припекает сквозь ветки
   "Я очень высоко[120]", говорит Тимми, сверху.
   "Это уж точно"
   Мы идем назад, по дороге к нам подбегает собака и трется о ногу Эмили и та говорит "О, она прямо как человек"
   "Она и есть как человек", говорю я ("в некотором смысле")
   Мы идем вместе домой, лопая сливы, радостные и довольные.
   "Эвелин", говорю я, "как это здорово иметь троих детей, я даже не могу сказать кто мне больше нравится, они все одинаково милые".
   Коди с Рафаэлем громко футбольно болеют в соседней комнате смотря матч по телевизору - мы с Эвелин сидим в гостиной и ведем одну из наших длинных тихих бесед о вере - "Все это просто разные слова и фразы чтобы сказать об одном и том же", говорит Эвелин вертя в руках сутры и писания - Мы всегда говорим про Бога. Она отдала себя во власть кодиного безумия, потому что думает что так нужно - Когда проказливые дети закидали яйцами ее окно, он возрадовалась возможности благодарить Бога: "Я благодарила Его за возможность прощать". Она очень красивая маленькая женщина и идеальная мать - Ее совершенно не волнуют какие-то там отвлеченные вещи - И она действительно достигла состояния холодной пустотной истинности о котором все мы столько болтаем, а в обыденной жизни от нее исходят волны тепла - чего же еще можно желать? На стене висит позолоченная металлическая пластинка со странным Христом которого она нарисовала в 14 лет, изобразив струйку крови вытекающую из Его пронзенного бока, очень по средневековому, и на каминной полке два неплохих портрета ее дочерей, написанных просто - В полдень она выходит в купальном костюме, она блондинка и выглядит так как и положено выглядеть счастливчикам живущим в Калифорнии и загорающим на солнце, и я демонстрирую ей и детям прыжки ласточкой и солдатиком в воду - Рафаэль смотрит футбол и не хочет купаться - Коди уходит на работу - Возвращается - Тихий воскресный денек в деревне - Откуда же это радостное возбуждение?
   "Тише, тише, детишки", говорит Коди вылезая из своей железнодорожной формы и надевая халат. "Ужин, Ма"... "Разве нет у нас тут чем-нибудь подкрепиться?"
   "Во-во", говорит Рафаэль.
   И Эвелин заходит с прекрасным вкуснейшим ужином, который мы едим при свечах, после того как Коди с детьми читают короткую Божью Молитву о еде: "Хлеб свой насущный даждь нам днесь" - И не только они, мы все должны прочесть ее вместе потому что Эвелин смотрит, я закрываю глаза, а Рафаэль приходит в изумление
   "Это же безумие, Померэй", в конце концов говорит он - "И ты действительно, честно веришь во всю эту штуковину? - Ну ладно, если тебе охота так - " И тут Коди включает программу Оклахомские Исцеляющие Знахари по телевизору и Рафаэль говорит "Это же дерь-мо собачье!"
   Коди с ним не соглашается - потом Коди немного молится вместе со всей телевизионной публикой когда целитель просит сосредоточиться на молитве, и Рафаэль негодует - Позже этим же вечером мы видим женщину которая участвует в викторине "Вопрос на 64,000$!!!" и говорит что работает мясником в Бронксе, и мы видим ее простое серьезное лицо, может она чуть манерничает, может нет, и Эвелин с Коди соглашаются и берутся за руки (сидя на своем конце кровати на подушках, Рафаэль восседает как Будда у их ног, а потом я у дверей с пивом в руке). "Разве ты не видишь, это простая искренняя женщина-Христианка", говорит Эвелин, "сразу видно она из людей старой закалки, честных добронравных Христиан" - и Коди соглашается "Ага точно-точно, дорогая" и Рафаэль орет: "ДА ЧЕГО ВЫ ЕЕ СЛУШАЕТЕ, ОНА УБИВАЕТ СВИНЕЙ!" И Коди с Эвелин от неожиданности меняются в лице, оба смотрят на Рафаэля широко-открытыми глазами, и не только потому что он сказал это так неожиданно, но и по самой сути сказанного, они не могут не согласиться что это правда, она убивает свиней, но ведь так оно и должно быть, она должна убивать свиней
   Теперь Рафаэль начинает подкалывать Коди и чувствует себя гораздо лучше - Вечерок становится даже забавным, мы пьянеем от движущихся картинок перед глазами. Розмари Клуни поет так очаровательно, потом Фильмы Золотого Фонда которые посмотреть нам так и не удается потому что Коди вскакивает и переключает телевизор на застывшую сценку - снимок спортивной игры, потом на какой-то голос, вопрос, еще один скачок, ковбои стреляют из игрушечных ружей среди невысоких пыльных холмов, затем ба-бах большое испуганное лицо в разговорном шоу, или Вопросы Задаете Вы
   "Перестань, мы хотим посмотреть фильм!" в один голос кричат Эвелин и Рафаэль
   "Но это же просто один и тот же фильм, Коди знает что делает, он знает все - Посмотри-ка, Рафаэль, сейчас увидишь".
   Потом я выхожу в прихожую чтобы посмотреть что это там за шум (Царственный Коди: "Сходи-ка посмотри что это там такое") и это большой бородатый Константинопольский Патриарх в черной замшевой куртке и очках, Ирвин Гарден вышедший из мрачных русских глубин - И я испугался увидев его! - Я отступаю назад в комнату, наполовину из-за испуга а наполовину чтобы сказать Коди "Здесь Ирвин" - За Ирвином стоят Саймон и Гия - Саймон раздевается и прыгает в залитый лунным светом бассейн, точно так как это сделал бы водитель "Скорой Помощи" на вечеринке Потерянного поколения 1923 года[121] - я отвожу их к стульям на помосте над лунноблистающим бассейном чтобы мы не мешали Коди с Эвелин спать - Гия стоит около меня, смеется, и отходит засунув руки в карманы, она носит штаны - на мгновение мне кажется что это мальчик - она сутулится и курит как мальчишка - один из уличной банды - Саймон подталкивает ее ко мне: "Она любит тебя Джек, она любит тебя"
   Я надеваю темные очки Рафаэля и мы сидим в кабинке ресторана за десять кварталов дальше по трассе - Мы заказываем целую кастрюльку кофе, силексового[122] стекла - Саймон складывает тарелки, тосты и сигаретные окурки в высоченную Вавилонскую башню - Администрация ресторана начинает нами интересоваться, и я прошу Саймона остановиться "Она уже и так высокая" - Ирвин напевает песенку:
   "Тихая ночка
   ночка святая"
   Улыбаясь Гие.
   Рафаэль в задумчивости.
   Мы возвращаемся назад домой где я буду спать у себя на траве, и они прощаются со мной на дорожке у входа, Ирвин говорит "Давайте сядем во дворе и устроим отвальную"
   "Нет", говорю я. "Если вы хотите ехать, то езжайте"
   Саймон целует меня в щеку по-братски - Рафаэль дарит мне свои темные очки, после того как я возвращаю ему крест который он опять пытается подарить мне навсегда - Мне грустно - Я надеюсь что напоследок они не увидят моего усталого лица - наши глаза затуманены временем - Ирвин кивает, такой маленький простой дружеский и печальный, убеждающий и ободряющий кивок, "Ну давай, увидимся в Мексике"
   "Прощай Гия" - и я иду к себе на дворик и сажусь покурить на скамейку возле бассейна пока они уезжают - я смотрю в бассейн как директор школы, как режиссер фильма - как Мадонна в сияние вод - сюрреалистический бассейн - потом смотрю на кухонную дверь, темнота, и вижу как вырисовывается прямо перед моими глазами видение группы темных людей носящих серебряные четки, серебряные безделушки и кресты на темных грудных клетках - оно мелькает передо мной и быстро исчезает.
   Ах как блестят в темноте эти сверкающие предметы!
   103
   На следующий вечер после того как я поцеловал на прощание мать и детишек, Коди отвез меня в железнодорожное депо Сан-Хосе.
   "Коди, прошлой ночью у меня было видение группы темных людей, вроде Рафаэля, Дэвида Д`Анжели, Ирвина и меня, мы все стояли во мраке со сверкающими серебряными распятиями и ожерельями на наших темных грудях! Коди, Христос придет опять".
   "Ну точно", кивает он тихо, держась за рукоятку ручного тормоза, "Так я ж тебе что говорю - "
   Мы останавливаемся около депо и смотрим на задымленный локомотивами пейзаж, на новые тарахтящие локомотивы и контору депо украшенную яркими огнями, тут мы когда-то работали вместе - Я сильно нервничаю и все пытаюсь вылезти из машины чтобы не прозевать Призрак на выезде, но он говорит "Э парень они еще только готовятся - ждут пока двигатель разогреется - ты сам увидишь, этот здоровенный четырех моторный сукин сын домчит тебя до Лос Анжелеса в пять минут, но Джек берегись, держись покрепче и помни то что я всегда говорил тебе, мальчик мой, в этом одиноком мире мы с тобой долго были корешами, я тебя люблю больше чем кого бы то ни было и не хочу терять тебя, сынок - "