Страница:
, и сел на трон, с которого василевс обыкновенно смотрит конские ристания и гимнастические упражнения. (43) Мунд выступил из дворца через ворота в том месте, которое называется Кохлией (Улиткой) из-за формы своего сильно закругленного выхода[210]. (44) Велисарий же вначале прямо направился к Ипатию и трону василевса. Когда же он оказался возле ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, он стал кричать солдатам, приказывая им как можно скорее открыть ворота, чтобы он мог двинуться против тирана. (45) Поскольку же у этих солдат было условлено не помогать ни тем, ни другим, пока не станет ясным, на чьей стороне победа, они заперлись там, делая вид, что ничего не слышат[211]. (46) Возвратившись к василевсу, Велисарий стал уверять его, что дело их погибло. (47) Так как даже солдаты, которые несут охрану дворца, думают о перевороте. Василевс приказал ему идти к Халке[212] и тамошним пропилеям. (48) С трудом, не без больших опасностей и усилий пробираясь через развалины и полуобгоревшие строения, он добрался до ипподрома. (49) Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от трона василевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, но поскольку там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами Ипатия, он устрашился того, как бы народ не набросился на него, когда он окажется в трудном положении в этом узком месте, и не уничтожил бы его и всех его людей, а затем без каких-либо препятствий не двинулся бы против василевса. (50) Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на ипподроме — бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке. Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них[213]. (51) Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство. (52) Как обычно бывает в подобных случаях, поднялся большой крик. Поблизости находился Мунд, человек смелый и энергичный, сам жаждавший принять участие в деле, но не знавший, что именно ему надлежит сейчас делать. Догадавшись наконец, (по крику), что Велисарий уже действует, он тотчас устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый)[214]. (53) Ипатиевы мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон. Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, двоюродные братья Юстиниана, Вораид[215] и Юст[216], поскольку никто уже не отважился поднять на них руку, стащили Ипатия с трона, и отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу. (54) В этот день погибло более тридцати тысяч людей[217]. Василевс приказал содержать их [Ипатия и Помпея] под надежной охраной. (55) Тогда Помпеи стал рыдать и говорить жалобные речи, был он человеком совершенно неискушенным в делах и бедах такого рода. Ипатий же его много упрекал, говоря, что не следует плакать тому, кто погибает невинно: (56) ибо народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса. На следующий день солдаты убили и того, и другого, а тела их бросили в море. (57) Василевс конфисковал в пользу казны их имущество, а также имущество всех других членов сената, которые приняли их сторону. (58) Впоследствии, однако, он вернул всем им, в том числе и детям Ипатия[218] и Помпея, все их прежние достоинства и отдал то имущество, которое не успел раздать своим приближенным[219]. Таков был исход мятежа в Визáнтии.
XXV. Трибониан и Иоанн, отрешенные таким образом от должностей, впоследствии оба были возвращены на прежние посты. (2) Трибониан прожил еще много лет, занимал свою должность и умер от болезни[220], не испытав более ни от кого никакой неприятности. Был он обходительным и во всех прочих отношениях приятным, а благодаря своей высокой образованности он очень умело скрывал болезненную страсть к корыстолюбию. (3) Напротив, Иоанн (был он груб и несносен, раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя сплошь все их имущество), на десятом году исполнения своей должности[221] претерпел достойное и справедливое возмездие за беззаконие, совершаемое им в течение своей жизни, следующим образом. (4) Василиса Феодора ненавидела его больше всех. Он же, оскорбив женщину своими поступками, не старался лестью или услужливостью смягчить ее, но открыто строил против нее козни и клеветал на нее василевсу, не стыдясь ее высокого сана и не щадя той великой любви, которую питал к ней василевс. (5) Заметив его поступки, она задумала погубить этого человека, но не находила для этого подходящих средств, поскольку василевс высоко его ценил. (6) Иоанн же, узнав о том, каковы были мысли василисы на его счет, впал в большой страх. (7) Когда он, собираясь ложиться спать, входил в свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какого-нибудь варвара, посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора. (8) С наступлением дня, забыв все страхи и перед Богом, и перед людьми, он вновь становился гибелью для римлян, как в государственных делах, так и в частной жизни. Он часто общался с колдунами, внимая нечестивым их пророчествам, предсказывавшим ему верховную власть, явно витал в эмпиреях и возносился до небес в надеждах на царский престол. (9) Но вся его порочность, весь гнусный образ жизни ничуть не менялись и не прекращались. (10) У него не было никакого почтения к Богу, и если он когда-нибудь шел в храм молиться или на всенощное бдение, он поступал не так, как принято у христиан, но, надев на себя одеяние, подобающее скорее жрецу древней веры, которую теперь принято называть эллинской, в течение всей этой ночи долбил вытверженные им какие-то нечестивые слова с тем, чтобы мысли василевса еще более стали подвластны ему, а сам он не подвергся никаким бедам со стороны каких бы то ни было людей.
(11) В это время Велисарий, подчинив василевсу Италию, вместе со своей женой Антониной вернулся в Визáнтий с тем, чтобы выступить против персов[222]. (12) Все другие почитали его и считали достойным всякого прославления, как это и следовало ожидать; один только Иоанн относился к нему враждебно и усиленно строил против него козни не почему-либо другому, а только потому, что сам он у всех вызывал ненависть к себе, Велисарий же пользовался всеобщей любовью. Так как на него была вся надежда римлян, он вновь пошел войной на персов, оставив жену в Визáнтии. (13) Антонина, жена Велисария (была она самой способной из всех людей находить выходы из безвыходного положения)[223], задумав угодить василисе, придумала следующую хитрость. У Иоанна была дочь Евфимия, весьма известная своим благоразумием, но крайне молодая и поэтому легко поддававшаяся на обман. Отец ее очень любил, так как ее одной он был отцом. (14) В продолжение многих дней прибирая ее к рукам, Антонина сумела притвориться самой близкой ее подругой, дойдя до того, что сделала ее поверенной своих тайн. (15, Как-то раз, оставшись с ней вдвоем в комнате, Антонина притворилась, что сетует на свою судьбу, говоря, что Велисарий расширил римскую державу гораздо более прежнего, привел в Визáнтий двух пленных царей[224] с такими великими богатствами, а со стороны Юстиниана получил одну только неблагодарность; и в прочих отношениях государственное управление несправедливо, обманно заявляла она. (16) Евфимия была чрезвычайно рада слышать подобные речи, ибо из-за страха перед василисой она и сама испытывала ненависть к существующей власти. «Но в этом, дорогая моя, — сказала она Антонине, — виноваты вы сами, имея возможность, вы не хотите пользоваться своей силой и влиянием». (17) Антонина возразила: «Мы не можем, дочь моя, попытаться произвести переворот в армии, если нам в этом деле не окажет содействия кто-нибудь из тех, кто находится здесь. Если бы твой отец захотел, мы очень легко могли бы приступить к делу и совершить то, что угодно Богу». (18) Услышав это, Евфимия охотно пообещала, что все будет исполнено и, удалившись с места беседы, тотчас же рассказала об этом деле отцу. (19) Обрадованный этим сообщением (ибо он предполагал, что это путь к тому, что ему было предсказано, и к царскому трону), он тотчас же безо всякого промедления дал свое согласие и велел дочери устроить так, чтобы на следующий день он мог лично переговорить с Антониной и дать ей клятвенное обещание. (20) Выведав мысли Иоанна и желая как можно дальше увести этого человека от понимания истинного смысла интриги, она сказала, что встречаться с ним теперь она считает опасным, поскольку это может вызвать подозрение и помешать их предприятию, но что в скором времени она собирается отправиться на Восток к Велисарию. (21) И вот, когда она уедет из Визáнтия и будет в пригородном имении (которое называется Руфинианами[225] и было в то время собственностью Велисария), пусть туда к ней прибудет Иоанн как бы для того, чтобы выразить свое почтение ей и проводить ее, там они смогут переговорить обо всем и дать друг другу взаимные клятвы[226]. Так сказала она. Иоанн подумал, что ее слова правильны, и день свидания был определен. (22) Услышав обо всем этом от Антонины, василиса одобрила задуманный план и, поощряя ее, тем самым еще более возбудила ее рвение.
(23) Когда назначенный день наступил, Антонина, поклонившись василисе, выехала из города и остановилась в Руфинианах, чтобы на следующий день начать свое путешествие на Восток. Сюда же к ночи прибыл и Иоанн с намерением осуществить то, о чем было договорено. (24) Между тем василиса донесла своему мужу о действиях Иоанна, направленных на незаконный захват власти. Она послала в Руфинианы евнуха Нарсеса[227] и начальника дворцовой стражи Маркелла[228] с большим количеством солдат для того, чтобы они расследовали это дело, и, если они обнаружат, что Иоанн пытается произвести государственный переворот, убить его и вернуться назад. (25) Итак, они отправились по назначению. Уверяют, будто бы василевс, догадавшись, что происходит, послал к Иоанну одного из близких ему людей, запрещая в каком бы то ни было случае тайно встречаться с Антониной. (26) Но так как Иоанну было судьбой предназначено погибнуть, он не обратил внимания на предостережение василевса и ночью встретился с Антониной поблизости от ограды, по другую сторону которой та поместила людей Нарсеса и Маркелла, чтобы они могли услышать, что будет говориться. (27) Когда Иоанн безо всякой осторожности дал согласие совершить покушение на василевса и подтвердил свое обещание самыми страшными клятвами, внезапно перед ним предстали Нарсес и Маркелл. (28) Поскольку, как это обычно бывает, поднялся шум, телохранители Иоанна, стоявшие поблизости, тотчас оказались около него. (29) Один из них поразил мечом Маркелла, не зная, кто он таков, и таким образом Иоанн получил возможность бежать с ними и быстро прибыл в город. (30) И если бы он решился тут же прийти к василевсу, думается мне, он не потерпел бы от него ничего плохого. Но он стал искать убежища в храме и тем самым предоставил василисе возможность воспользоваться, как ей было угодно, коварным замыслом против него.
(31) Став из эпарха частным человеком, <май 541 г.> по выходе оттуда он был переправлен в другой [храм], который находится в предместье города Кизика, жители Кизика называют это предместье Артакой. Здесь он против воли был пострижен в священнослужительский сан, но не в сан епископа, а того, кого принято называть пресвитером. (32) Но он меньше всего хотел священнослужительствовать, боясь, как бы это не помешало ему вновь достигнуть власти: он никак не хотел отказываться от своих, надежд. Имущество его было сразу же описано в казну. (33) Однако василевс оставил ему значительную часть его состояния. Он и теперь щадил его. (34) И так Иоанну представилась возможность, не думая ни о каких опасностях и обладая большим состоянием, частью спрятанным, частью оставленным ему по воле василевса, роскошествовать, как он пожелает, и по здравому разумению считать свое теперешнее положение счастливым. (35) Поэтому все римляне, естественно, испытывали негодование по отношению к этому человеку, поскольку, будучи самым скверным из всех демонов, он незаслуженно вел теперь жизнь более счастливую, нежели прежде. (36) Но Бог, я думаю, не вынес того, что так закончилось возмездие Иоанну, и приготовил ему большее наказание. Случилось это следующим образом. (37) Был в Кизике епископ по имени Евсевий, не менее Иоанна неприятный для всех, кто имел с ним дело. Жители Кизика жаловались на него василевсу, прося произвести над ним суд. (38) Поскольку они ничего не достигли, так как он значительно превосходил их своим могуществом, некие юноши, сговорившись, убили его на площади Кизика. (39) Случилось так, что Иоанн находился с Евсевием в самых враждебных отношениях, и от этого подозрение в злоумышлении пало на него. (40) Было послано несколько сенаторов для расследования этого преступления. Они сначала заключили Иоанна в тюрьму, затем этого человека, бывшего столь могущественным эпархом, причисленного к патрикиям и возведенного на консульское кресло, выше чего нет почести в римском государстве, выставили голым, как разбойника или вора, и, нанося множество ударов по спине, принуждали его рассказывать о своей прошлой жизни. (41) Виновность Иоанна в убийстве Евсевия не была полностью доказана, но суд Божий, казалось, воздал ему кару за его злодеяния всему миру. (42) Затем, отобрав у него все деньги, нагим посадили его на корабль, бросив на него один только плащ и то очень грубый, ценой в несколько оболов. Везде, где приставал корабль, сопровождавшие заставляли его просить у встречных хлеба или оболов. (43) Так, прося милостыню в продолжение всего переезда, он был доставлен в город Антиной[229] в Египте. Уже три года, как он содержится там в заключении[230]. (44) И хотя он дошел до такого бедственного положения, он все еще не оставил своих надежд на царский престол и сумел донести на нескольких александрийцев, будто они являются должниками казначейства. Так десять лет спустя Иоанн Кападокийский понес наказание за то, что он совершил за время своей государственной службы.
XXVI. Василевс вновь назначил Велисария главнокомандующим войсками Востока, а затем, послав его в Ливию, овладел этой страной, как об этом будет сказано в последующих книгах. (2) Когда известие об этом дошло до Хосрова и персов, они сильно горевали и уже сожалели о том, что заключили мир с римлянами, так как понимали, что силы римлян благодаря этому заметно возросли. (8) Отправив в Визáнтий посольство, Хосров передал, что он вместе с василевсом Юстинианом испытывает радость и в шутку, конечно, потребовал часть добычи из Ливии, говоря, что тот никогда не смог бы одолеть в этой войне вандалов, если бы персы не заключили с ним мира. (4) Тогда Юстиниан, одарив Хосрова большими богатствами, в скором времени отослал его послов.
(5) В городе Даре произошло тогда[231] следующее событие. Был там некто Иоанн, приписанный к пехоте. Сговорившись с солдатами, но не со всеми, а только с немногими, он учинил тиранию и завладел городом. (6) Засев во дворце, как в крепости, он с каждым днем укреплял захваченную власть. (7) И если бы не случилось так, что персы в это время были с римлянами в мире, то для римлян это обернулось бы великими бедами. Но заключенный, как мной было сказано, договор помешал этому. (8) На четвертый день тирании, солдаты, сговорившись, по совету городского священника Маманта и одного из именитых граждан города Анастасия[232], в самый полдень вошли во дворец, спрятав каждый под одеждой кинжал. (9) Прежде всего, найдя у двери во внутренние покои немногих телохранителей, они тотчас их убили. Затем, ворвавшись в помещение самозванца, схватили его. Некоторые же говорят, что первыми это сделали не солдаты, но пока они, остерегаясь опасности, еще медлили во внутреннем дворе, один колбасник, бывший вместе с ними, ворвался туда с ножом и, внезапно напав на Иоанна, ударил его. (10) Но поскольку рана оказалась не смертельной, Иоанн в большом смятении выбежал оттуда и неожиданно наткнулся на этих солдат. (11) Итак, схватив этого человека, они, бросив огонь, сожгли дворец, чтобы не оставить никакой надежды у тех, кто задумывает государственный переворот, его же, отведя в тюрьму, заковали в оковы. (12) Но один из них, опасаясь, как бы другие солдаты, узнав, что тиран жив, вновь не произвели в городе волнения, убил Иоанна и таким образом прекратил мятеж. Так завершились события, связанные с этой тиранией.
Книга вторая
XXV. Трибониан и Иоанн, отрешенные таким образом от должностей, впоследствии оба были возвращены на прежние посты. (2) Трибониан прожил еще много лет, занимал свою должность и умер от болезни[220], не испытав более ни от кого никакой неприятности. Был он обходительным и во всех прочих отношениях приятным, а благодаря своей высокой образованности он очень умело скрывал болезненную страсть к корыстолюбию. (3) Напротив, Иоанн (был он груб и несносен, раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя сплошь все их имущество), на десятом году исполнения своей должности[221] претерпел достойное и справедливое возмездие за беззаконие, совершаемое им в течение своей жизни, следующим образом. (4) Василиса Феодора ненавидела его больше всех. Он же, оскорбив женщину своими поступками, не старался лестью или услужливостью смягчить ее, но открыто строил против нее козни и клеветал на нее василевсу, не стыдясь ее высокого сана и не щадя той великой любви, которую питал к ней василевс. (5) Заметив его поступки, она задумала погубить этого человека, но не находила для этого подходящих средств, поскольку василевс высоко его ценил. (6) Иоанн же, узнав о том, каковы были мысли василисы на его счет, впал в большой страх. (7) Когда он, собираясь ложиться спать, входил в свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какого-нибудь варвара, посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора. (8) С наступлением дня, забыв все страхи и перед Богом, и перед людьми, он вновь становился гибелью для римлян, как в государственных делах, так и в частной жизни. Он часто общался с колдунами, внимая нечестивым их пророчествам, предсказывавшим ему верховную власть, явно витал в эмпиреях и возносился до небес в надеждах на царский престол. (9) Но вся его порочность, весь гнусный образ жизни ничуть не менялись и не прекращались. (10) У него не было никакого почтения к Богу, и если он когда-нибудь шел в храм молиться или на всенощное бдение, он поступал не так, как принято у христиан, но, надев на себя одеяние, подобающее скорее жрецу древней веры, которую теперь принято называть эллинской, в течение всей этой ночи долбил вытверженные им какие-то нечестивые слова с тем, чтобы мысли василевса еще более стали подвластны ему, а сам он не подвергся никаким бедам со стороны каких бы то ни было людей.
(11) В это время Велисарий, подчинив василевсу Италию, вместе со своей женой Антониной вернулся в Визáнтий с тем, чтобы выступить против персов[222]. (12) Все другие почитали его и считали достойным всякого прославления, как это и следовало ожидать; один только Иоанн относился к нему враждебно и усиленно строил против него козни не почему-либо другому, а только потому, что сам он у всех вызывал ненависть к себе, Велисарий же пользовался всеобщей любовью. Так как на него была вся надежда римлян, он вновь пошел войной на персов, оставив жену в Визáнтии. (13) Антонина, жена Велисария (была она самой способной из всех людей находить выходы из безвыходного положения)[223], задумав угодить василисе, придумала следующую хитрость. У Иоанна была дочь Евфимия, весьма известная своим благоразумием, но крайне молодая и поэтому легко поддававшаяся на обман. Отец ее очень любил, так как ее одной он был отцом. (14) В продолжение многих дней прибирая ее к рукам, Антонина сумела притвориться самой близкой ее подругой, дойдя до того, что сделала ее поверенной своих тайн. (15, Как-то раз, оставшись с ней вдвоем в комнате, Антонина притворилась, что сетует на свою судьбу, говоря, что Велисарий расширил римскую державу гораздо более прежнего, привел в Визáнтий двух пленных царей[224] с такими великими богатствами, а со стороны Юстиниана получил одну только неблагодарность; и в прочих отношениях государственное управление несправедливо, обманно заявляла она. (16) Евфимия была чрезвычайно рада слышать подобные речи, ибо из-за страха перед василисой она и сама испытывала ненависть к существующей власти. «Но в этом, дорогая моя, — сказала она Антонине, — виноваты вы сами, имея возможность, вы не хотите пользоваться своей силой и влиянием». (17) Антонина возразила: «Мы не можем, дочь моя, попытаться произвести переворот в армии, если нам в этом деле не окажет содействия кто-нибудь из тех, кто находится здесь. Если бы твой отец захотел, мы очень легко могли бы приступить к делу и совершить то, что угодно Богу». (18) Услышав это, Евфимия охотно пообещала, что все будет исполнено и, удалившись с места беседы, тотчас же рассказала об этом деле отцу. (19) Обрадованный этим сообщением (ибо он предполагал, что это путь к тому, что ему было предсказано, и к царскому трону), он тотчас же безо всякого промедления дал свое согласие и велел дочери устроить так, чтобы на следующий день он мог лично переговорить с Антониной и дать ей клятвенное обещание. (20) Выведав мысли Иоанна и желая как можно дальше увести этого человека от понимания истинного смысла интриги, она сказала, что встречаться с ним теперь она считает опасным, поскольку это может вызвать подозрение и помешать их предприятию, но что в скором времени она собирается отправиться на Восток к Велисарию. (21) И вот, когда она уедет из Визáнтия и будет в пригородном имении (которое называется Руфинианами[225] и было в то время собственностью Велисария), пусть туда к ней прибудет Иоанн как бы для того, чтобы выразить свое почтение ей и проводить ее, там они смогут переговорить обо всем и дать друг другу взаимные клятвы[226]. Так сказала она. Иоанн подумал, что ее слова правильны, и день свидания был определен. (22) Услышав обо всем этом от Антонины, василиса одобрила задуманный план и, поощряя ее, тем самым еще более возбудила ее рвение.
(23) Когда назначенный день наступил, Антонина, поклонившись василисе, выехала из города и остановилась в Руфинианах, чтобы на следующий день начать свое путешествие на Восток. Сюда же к ночи прибыл и Иоанн с намерением осуществить то, о чем было договорено. (24) Между тем василиса донесла своему мужу о действиях Иоанна, направленных на незаконный захват власти. Она послала в Руфинианы евнуха Нарсеса[227] и начальника дворцовой стражи Маркелла[228] с большим количеством солдат для того, чтобы они расследовали это дело, и, если они обнаружат, что Иоанн пытается произвести государственный переворот, убить его и вернуться назад. (25) Итак, они отправились по назначению. Уверяют, будто бы василевс, догадавшись, что происходит, послал к Иоанну одного из близких ему людей, запрещая в каком бы то ни было случае тайно встречаться с Антониной. (26) Но так как Иоанну было судьбой предназначено погибнуть, он не обратил внимания на предостережение василевса и ночью встретился с Антониной поблизости от ограды, по другую сторону которой та поместила людей Нарсеса и Маркелла, чтобы они могли услышать, что будет говориться. (27) Когда Иоанн безо всякой осторожности дал согласие совершить покушение на василевса и подтвердил свое обещание самыми страшными клятвами, внезапно перед ним предстали Нарсес и Маркелл. (28) Поскольку, как это обычно бывает, поднялся шум, телохранители Иоанна, стоявшие поблизости, тотчас оказались около него. (29) Один из них поразил мечом Маркелла, не зная, кто он таков, и таким образом Иоанн получил возможность бежать с ними и быстро прибыл в город. (30) И если бы он решился тут же прийти к василевсу, думается мне, он не потерпел бы от него ничего плохого. Но он стал искать убежища в храме и тем самым предоставил василисе возможность воспользоваться, как ей было угодно, коварным замыслом против него.
(31) Став из эпарха частным человеком, <май 541 г.> по выходе оттуда он был переправлен в другой [храм], который находится в предместье города Кизика, жители Кизика называют это предместье Артакой. Здесь он против воли был пострижен в священнослужительский сан, но не в сан епископа, а того, кого принято называть пресвитером. (32) Но он меньше всего хотел священнослужительствовать, боясь, как бы это не помешало ему вновь достигнуть власти: он никак не хотел отказываться от своих, надежд. Имущество его было сразу же описано в казну. (33) Однако василевс оставил ему значительную часть его состояния. Он и теперь щадил его. (34) И так Иоанну представилась возможность, не думая ни о каких опасностях и обладая большим состоянием, частью спрятанным, частью оставленным ему по воле василевса, роскошествовать, как он пожелает, и по здравому разумению считать свое теперешнее положение счастливым. (35) Поэтому все римляне, естественно, испытывали негодование по отношению к этому человеку, поскольку, будучи самым скверным из всех демонов, он незаслуженно вел теперь жизнь более счастливую, нежели прежде. (36) Но Бог, я думаю, не вынес того, что так закончилось возмездие Иоанну, и приготовил ему большее наказание. Случилось это следующим образом. (37) Был в Кизике епископ по имени Евсевий, не менее Иоанна неприятный для всех, кто имел с ним дело. Жители Кизика жаловались на него василевсу, прося произвести над ним суд. (38) Поскольку они ничего не достигли, так как он значительно превосходил их своим могуществом, некие юноши, сговорившись, убили его на площади Кизика. (39) Случилось так, что Иоанн находился с Евсевием в самых враждебных отношениях, и от этого подозрение в злоумышлении пало на него. (40) Было послано несколько сенаторов для расследования этого преступления. Они сначала заключили Иоанна в тюрьму, затем этого человека, бывшего столь могущественным эпархом, причисленного к патрикиям и возведенного на консульское кресло, выше чего нет почести в римском государстве, выставили голым, как разбойника или вора, и, нанося множество ударов по спине, принуждали его рассказывать о своей прошлой жизни. (41) Виновность Иоанна в убийстве Евсевия не была полностью доказана, но суд Божий, казалось, воздал ему кару за его злодеяния всему миру. (42) Затем, отобрав у него все деньги, нагим посадили его на корабль, бросив на него один только плащ и то очень грубый, ценой в несколько оболов. Везде, где приставал корабль, сопровождавшие заставляли его просить у встречных хлеба или оболов. (43) Так, прося милостыню в продолжение всего переезда, он был доставлен в город Антиной[229] в Египте. Уже три года, как он содержится там в заключении[230]. (44) И хотя он дошел до такого бедственного положения, он все еще не оставил своих надежд на царский престол и сумел донести на нескольких александрийцев, будто они являются должниками казначейства. Так десять лет спустя Иоанн Кападокийский понес наказание за то, что он совершил за время своей государственной службы.
XXVI. Василевс вновь назначил Велисария главнокомандующим войсками Востока, а затем, послав его в Ливию, овладел этой страной, как об этом будет сказано в последующих книгах. (2) Когда известие об этом дошло до Хосрова и персов, они сильно горевали и уже сожалели о том, что заключили мир с римлянами, так как понимали, что силы римлян благодаря этому заметно возросли. (8) Отправив в Визáнтий посольство, Хосров передал, что он вместе с василевсом Юстинианом испытывает радость и в шутку, конечно, потребовал часть добычи из Ливии, говоря, что тот никогда не смог бы одолеть в этой войне вандалов, если бы персы не заключили с ним мира. (4) Тогда Юстиниан, одарив Хосрова большими богатствами, в скором времени отослал его послов.
(5) В городе Даре произошло тогда[231] следующее событие. Был там некто Иоанн, приписанный к пехоте. Сговорившись с солдатами, но не со всеми, а только с немногими, он учинил тиранию и завладел городом. (6) Засев во дворце, как в крепости, он с каждым днем укреплял захваченную власть. (7) И если бы не случилось так, что персы в это время были с римлянами в мире, то для римлян это обернулось бы великими бедами. Но заключенный, как мной было сказано, договор помешал этому. (8) На четвертый день тирании, солдаты, сговорившись, по совету городского священника Маманта и одного из именитых граждан города Анастасия[232], в самый полдень вошли во дворец, спрятав каждый под одеждой кинжал. (9) Прежде всего, найдя у двери во внутренние покои немногих телохранителей, они тотчас их убили. Затем, ворвавшись в помещение самозванца, схватили его. Некоторые же говорят, что первыми это сделали не солдаты, но пока они, остерегаясь опасности, еще медлили во внутреннем дворе, один колбасник, бывший вместе с ними, ворвался туда с ножом и, внезапно напав на Иоанна, ударил его. (10) Но поскольку рана оказалась не смертельной, Иоанн в большом смятении выбежал оттуда и неожиданно наткнулся на этих солдат. (11) Итак, схватив этого человека, они, бросив огонь, сожгли дворец, чтобы не оставить никакой надежды у тех, кто задумывает государственный переворот, его же, отведя в тюрьму, заковали в оковы. (12) Но один из них, опасаясь, как бы другие солдаты, узнав, что тиран жив, вновь не произвели в городе волнения, убил Иоанна и таким образом прекратил мятеж. Так завершились события, связанные с этой тиранией.
Книга вторая
Немного времени спустя Хосров, узнав, что Велисарий начал приобретать для василевса Юстиниана и Италию[1], уже больше не мог обуздать себя, и ему хотелось найти какой-нибудь предлог, чтобы под благовидной причиной нарушить договор[2]. (2) Посовещавшись по этому делу с Аламундаром, он велел ему придумать повод к войне. (3) Тот, обвинив Арефу в том, что он чинит ему насилия в пограничных областях, напал на него, несмотря на мир, и под этим предлогом начал производить набеги на землю римлян[3]. (4) Он заявил, что, действуя так, он не нарушает существующего между персами и римлянами договора, поскольку ни та, ни другая сторона при заключении договора о нем не упоминала. (5) Это в самом деле так и было. Ибо в договорах никогда не упоминалось о сарацинах по той причине, что они всегда подразумевались, когда речь шла о персах и римлянах. (6) Земля, из-за которой возник спор у сарацин, называется Страта[4] и расположена она к югу от города Пальмиры. На ней нет ни деревьев, ни посевов, поскольку она совершенно иссушена солнцем, но издавна она служила пастбищем для разного рода скота. (7) Арефа утверждал, что эта земля является римской, ссылаясь при этом на ее название, которым с древних времен ее все именуют (на латинском языке Страта значит мощеная дорога). Он прибегал также к свидетельствам старейших людей. (8) Аламундар не считал нужным спорить относительно названия местности, но утверждал, что по существующему здесь издревле закону владельцы стад вносили ему плату. (9) Поэтому василевс Юстиниан поручил патрицию Стратигию, начальнику царской казны, человеку мудрому и знатному[5], а также Суму, командующему воинами в Палестине, разобрать этот спор. (10) Сум приходился братом Юлиану, который незадолго до этого отправлялся с посольством к эфиопам и омиритам[6]. (11) Один из них, а именно Сум, считал, что римляне не должны отдавать эту землю. Стратигий же просил василевса не давать персам предлога к войне, которой они жаждут, из-за какой-то ничтожной и ничего не стоящей земли, совершенно пустынной и бесплодной. Василевс Юстиниан держал по этому поводу совет, и в разбирательстве этого дела прошло много времени[7],