Страница:
(21) Как только они ушли отсюда, лазутчики Каваона стали делать то, что им было приказано: тотчас очистили храмы, с большим старанием убрали навоз и все непристойное, что здесь находилось, зажгли все лампады, священнослужителей приветствовали с почтением и всячески выказывали им расположение. (22) Раздав деньги нищим, сидевшим возле храмов, они, наконец, вновь последовали за войском вандалов. (23) И так в течение всего пути вандалы совершали свои бесчинства, а лазутчики выполняли свою службу. (24) Когда они оказались недалеко от войска маврусиев, лазутчики, обогнав врагов, дали знать Каваону, что по отношению к христианским храмам сделано вандалами и что ими, и как близко находится неприятель. (25) Услышав об этом, Каваон приготовился к нападению следующим образом: очертив в поле круг, где он собирался возвести вал с палисадом, он в качестве укрепления поставил по кругу наискось верблюдов, сделав глубину фронта приблизительно в двенадцать верблюдов. (26) Детей, женщин и всех, кто был небоеспособен, вместе с ценностями он поместил в середине, а всему боеспособному люду он приказал находиться между ногами животных, прикрывшись щитами. (27) При виде этой фаланги маврусиев вандалы оказались в недоумении, не зная, что им предпринять в данном случае: они не могли точно метать ни дротики, ни стрелы, не умели они идти в бой пешим строем, но были лишь всадниками, в бою пользовались копьями и мечами и потому были не в состоянии нанести врагам урон издали, а их кони, приходя в волнение от вида верблюдов, никак не шли против врагов. (28) Маврусии же, находившиеся в безопасном положении, посылали против них тучи стрел и дротиков, без труда убивая их коней и их самих, и, так как их было великое множество и шли они густой толпой, вандалы обратились в бегство[76]. Маврусии их преследовали и многих убили, а некоторых взяли в плен; очень немного от этого войска вандалов вернулось домой. (29) Вот какое поражение пришлось испытать Трасамунду от маврусиев. Немного спустя он умер после двадцатисемилетнего правления вандалами.
IX. Власть над вандалами принял Ильдерих, сын Гонориха, сына Гизериха; он был очень доступен для своих подданных и в общем кроток, не притеснял ни христиан[77], ни кого-либо другого, в военном отношении был слаб и даже не хотел, чтобы до его слуха доходили разговоры о войне. Поэтому в предпринимаемых вандалами походах предводительствовал его племянник Оамер, искусный в военном деле: его называли Ахиллесом вандалов[78]. (3) В правление этого Ильдериха вандалы были разбиты в сражении маврусиями, жившими в Бизакии, вождем которых был Антала[79]; кроме того случилось так, что из союзников и друзей Теодориха и готов, живших в Италии, они превратились во врагов. (4) Дело в том, что они заключили под стражу Амалафриду и истребили всех готов, возведя на них обвинение в стремлении произвести переворот против вандалов и Ильдериха[80]. (5) Со стороны Теодориха не последовало никакого отмщения, так как он не считал себя достаточно сильным, чтобы, снарядив большой флот, двинуться походом на Ливию, а, кроме того, Ильдерих был ближайшим другом и гостем Юстиниана, который, еще не будучи василевсом, правил государством по своему усмотрению, так как его дядя Юстин был очень стар и не очень опытен в государственных делах[81]. Юстиниан и Ильдерих обменивались ценными дарами.
(6) Был в роду Гизериха некто Гелимер[82], сын Гилариса, сына Гензона, сына Гизериха, достигший такого возраста, что уступал только Ильдериху. Поэтому можно было предположить, что очень скоро ему удастся достигнуть престола. (7) В военном деле он считался среди своих современников исключительно сведущим, но в остальном был человеком коварным, бессердечным и подлым, всегда готовым совершить переворот и воспользоваться чужими богатствами. (8) Этот Гелимер, хотя и видел, что в будущем власть придет в его руки, не мог жить, как установлено законом. Присвоив себе права царской власти, он стремился и к самому сану, что было для него преждевременно; хотя Ильдерих но своей снисходительности многое ему позволял, он тем не менее не мог больше сдерживать своих стремлений, но, привлекши на свою сторону знатных вандалов, убедил их отнять у Ильдериха царскую власть, как у человека невоинственного, потерпевшего поражение от маврусиев и предающего василевсу Юстину державу вандалов с тем, чтобы верховная власть не перешла к нему, Гелимеру, как принадлежащему к другому дому (как коварно он исказил цель посольства, отправленного Ильдерихом в Византии), и передать власть над вандалами ему. Убежденные этими доводами, они так и поступили. (9) Таким образом, захватив высшую власть, он схватил Ильдериха, правившего вандалами уже седьмой год, Оамера и его брата Евагея.
(10) Когда об этом услышал Юстиниан, достигший уже царской власти, он, отправив в Ливию к Гелимеру послов, написал следующее: «Ты поступаешь безбожно и противно завещанию Гизериха, держа в заключении старика, твоего родственника и царя вандалов (в соответствии с волей Гизериха), силою захватив власть, хотя немного спустя ты смог бы получить ее по закону. (11) Не продолжай же дальше действовать преступно и не заменяй имени царя прозвищем тирана, которое ты получил из-за того, что не подождал короткое время. (12) Но позволь ему, каждую минуту ожидающему смерти, сохранить видимость верховной власти, а сам действуй во всем, как подобает правителю, и только подожди, когда в ходе времени и в соответствии с законом Гизериха ты обретешь и наименование своей деятельности. (13) Если ты поступишь так, то и от Всемогущего получишь милость, и от нас дружбу». Вот что гласило послание. (14) Гелимер, ничего не исполнив, отпустил послов, Оамера велел ослепить, а Ильдериха и Евагея велел содержать в еще более строгом заключении, обвинив их в том, что они задумали бежать в Визáнтий. (15) Когда и об этом услышал василевс Юстиниан, он отправил второе посольство с таким письмом: «Мы написали тебе первое письмо, не думая, что ты поступишь совершенно обратно нашим советам. (16) Если тебе хочется приобрести верховную власть так, как ты ее сейчас приобрел, получи с нею и то, что дает за это демон. (17) Ты же пошли к нам Ильдериха, слепого Оамера и его брата, чтобы они получили утешение, какое могут иметь люди, лишенные власти или зрения. (18) Мы не потерпим, если ты этого не сделаешь. Нами руководит надежда, возлагаемая ими на нашу дружбу. (19) На преемника его власти мы пойдем не для того, чтобы воевать, но чтобы по возможности его наказать».
(20) Прочитав это письмо, Гелимер ответил следующими словами: «Царь Гелимер царю Юстиниану. Не насилием захватил я власть, и ничего безбожного по отношению к моим родственникам мною не совершено. (21) Ильдериха, замыслившего совершить переворот против дома Гизериха, лишил власти вандальский народ; меня же призвало к власти время согласно закону о праве старшинства. (22) Хорошо бы, чтобы каждый занимался управлением своей собственной страной и не брал на себя чужих забот. (23) Так что и тебе, имеющему собственное царство, не пристало вмешиваться в чужие дела. Если ты хочешь нарушить договор и идти против нас, мы встретим вас всеми силами, какие только у нас есть, призывая в свидетели клятвы, данные Зиноном, а от него ты принял царство, которым теперь владеешь». (24) Получив такое письмо, василевс Юстиниан, и раньше полный гнева на Гелимера, теперь еще сильнее рассердился на него и решил его наказать. (25) Он задумал как можно скорее прекратить войну с персами и идти походом на Ливию. Поскольку он обладал способностью быстро составлять план и без колебания приводить его в исполнение, он тотчас же вызвал к себе Велисария, являвшегося стратигом Востока, однако не для того, чтобы предупредить его или кого-либо другого о своем намерении назначить его командующим похода на Ливию, но под предлогом, что он снят с той должности, которую он имел[83]. (26) Тотчас же был заключен мир с персами, как мною было рассказано в прежних книгах.
X. Устроив наилучшим образом внутренние дела и отношения с персами, василевс Юстиниан обратил все свое внимание на дела в Ливии. (2) Когда он объявил государственным мужам, что намерен собрать войско против вандалов и Гелимера, большинство их сразу отнеслось враждебно к этому плану и оплакивало его как несчастье; у них была свежа память о морском походе василевса Льва и о поражении Василиска; они наизусть перечислили, сколько тогда погибло солдат, сколько денег потеряла казна. (3) Особенно печалились и горевали, полные забот, эпарх двора, которого римляне называют претором[84], и управитель казначейства, равно и все другие на которых был возложен сбор государственных или царских доходов, предвидя, что им придется доставить на военные расходы огромные суммы и что не будет для них ни снисхождения, ни отсрочек. (4) Из военачальников же каждый, кто думал, что ему придется командовать в этом походе, был охвачен страхом, ужасаясь огромной опасности стать, если им будет суждено спастись от бедствий морского пути, лагерем во вражеской земле, и, высадившись с кораблей, сражаться с силами огромного и могущественного царства. (5) И солдаты, только что вернувшиеся с долгой и трудной войны и еще не насладившиеся вполне радостями домашней жизни, были в отчаянии как потому, что их ведут на морское сражение, о чем они раньше даже слыхом не слыхивали, так и потому, что их посылают от пределов Востока к крайнему Западу на тяжелую войну с вандалами и маврусиями. (6) Что же касается остальных, как это бывает при большом стечении народа, они хотели быть свидетелями новых приключений, хотя и сопряженных с опасностями для других.
(7) Но никто не отважился сказать василевсу что-либо в предостережение от этого похода, кроме эпарха двора Иоанна Каппадокийского. Это был человек наиболее смелый и сведущий из всех своих современников. (8) В то время как другие молча оплакивали роковые обстоятельства, Иоанн, выступив перед василевсом, сказал следующее: «Уверенность, о василевс, в твоем милостивом обращении со своими подданными дает мне смелость открыто сказать, что могло бы принести пользу твоему правлению, даже если то, что будет сказано или сделано, не покажется тебе приятным. (9) Твоя мудрость так умеет сочетать самодержавную власть со справедливостью, что ты не считаешь преданным себе и заботливо охраняющим твои деяния того, кто во всем угождает тебе, и не питаешь гнева к тому, кто противоречит тебе, но, взвешивая все единственно ясным разумом, ты часто нам доказываешь, что безопасно для нас восстать против твоих решений. (10) Руководствуясь этим, о василевс, я явился на этот совет с целью предоставить тебе соображение, которое, может быть, сейчас, если тому суждено, вызовет у тебя неудовольствие, но покажет совершенно ясно мою преданность тебе, в чем ты сам будешь мне свидетелем. (11) Если ты, нс прислушавшись к моим словам, начнешь войну с вандалами, и эта война затянется, то мои предостережения придется тебе одобрить. (12) Если же у тебя есть уверенность, что ты одолеешь врагов, то, конечно, ты можешь не щадить людей, тратить огромное количество денег и во имя этой войны выносить всякие труды, так как победа покрывает все страдания войны. (13) Но если все это находится в руках Божьих и, если мы, основываясь на примерах прошлого, поневоле боимся крайностей войны, то не лучше ли предпочесть спокойствие опасностям борьбы? (14) Ты намереваешься воевать с Карфагеном, до которого, если идти сухим путем по материку, сто сорок дней пути, а если плыть по морю, надо отправиться на самый край его, пересекая все водное пространство. Поэтому если что-то случится с войском, гонцу с известием потребуется целый год, чтобы добраться сюда. (15) Допустим, что ты победишь врагов, но закрепить за собой обладание Ливией ты не сможешь, пока Сицилия и Италия находятся под властью других. (16) И если, о василевс, после расторжения тобой мира произойдет с тобой неудача, то всю опасность и бедствия ты навлечешь на нашу землю. Одним словом, от победы тебе не будет никакой пользы, а всякое изменение судьбы в худшую сторону принесет бедствие теперешнему счастливому положению. (17) Прежде чем приступить к делу, следует хорошо обо всем подумать. Для попавших в беду нет смысла в раскаянии, между тем как переменить решение до наступления тяжелых времен неопасно. Итак, выгоднее всего будет воспользоваться как следует тем, что в данный момент является благоприятным».
(18) Так сказал Иоанн. Василевс прислушался к его словам и сдержал свое стремление к войне. Но тут с Востока прибыл один из священнослужителей, которых называют епископами, и сказал, что он хочет получить возможность беседовать с василевсом. (19) Представ перед тем, он сказал, что Бог в сновидении приказал ему явиться к василевсу и упрекнуть его, что, решившись освободить христиан Ливии от тиранов, он безо всякого основания испугался. (20) «Я, — сказал он, — буду ему помощником в этой войне и сделаю его владыкой Ливии»[85]. (21) Услышав это, василевс уже не мог сдержать своих помыслов; он стал собирать войско и флот, готовить оружие и продовольствие и приказал Велисарию быть готовым к отправлению в Ливию в качестве главнокомандующего. (22) В это время в Триполисе один из местных жителей, Пуденций, побудил горожан отпасть от вандалов. Отправив к василевсу своих людей, он просил прислать ему войско. (23) Он сказал, что безо всякого труда можно приобрести эту область. Василевс послал к нему архонта Таттимута и небольшое войско. (24) Соединившись с этим войском и воспользовавшись отсутствием вандалов, Пуденций захватил эту область и подчинил ее василевсу. Гелимер хотел наказать Пуденция, но вот какое обстоятельство помешало ему и этом.
(25) Среди рабов Гелимера был некто Года, по происхождению гот, смелый, энергичный и физически очень сильный. Казалось, он был очень предан интересам своего господина. (26) Этому Годе Гелимер поручил остров Сардинию как для того, чтобы охранять ее, так и для того, чтобы собирать ежегодную дань. (27) Но он не сумел пережить посланного судьбой счастья, душа его не выдержала, он попытался захватить власть, и не только не считал нужным отправлять ежегодную дань, но весь этот остров он отнял у вандалов и завладел им. (28) И когда он услышал, что василевс Юстиниан собирается идти походом против Ливии и Гелимера, он написал ему следующее: (29) «Не под влиянием необдуманного порыва и не потому, что я испытал от своего господина оскорбление, я решился на отпадение, а потому, что увидал, сколь велика его жестокость по отношению к родственникам и подданным; я по доброй воле не захотел быть участником его бесчеловечных поступков. (30) Лучше служить государю справедливому, законному, чем тирану, приказывающему совершать беззакония. (31) Согласись же содействовать мне в моем стремлении и прислать мне войско, чтобы у меня было достаточно сил защищаться от нападения». (32) Василевс получил это послание с радостью и отправил к нему послом Евлогия с письмом, где он хвалил Году за его разумное решение и его ревность к справедливости; он обещал ему содействие, намереваясь дать солдат и стратига, который вместе с ним будет охранять остров и сможет помочь ему в других отношениях так, чтобы со стороны вандалов он не испытал никаких неприятностей. (33) Прибыв на остров Сардинию, Евлогий обнаружил, что Года принял имя царя и внешние знаки власти, а также окружил себя телохранителями. (34) Когда он прочел письмо василевса, он сказал, что желательно, чтобы в знак союза к нему прибыли солдаты, а в военачальнике он совершенно не нуждается. Написав то же самое василевсу, он отослал с этим письмом Евлогия.
XI. Василевс, еще не зная об этом письме, стал готовить для совместной с Годой охраны острова четыреста воинов во главе с архонтом Кириллом. (2) Наряду с этим шло приготовление и войска против Карфагена — десяти тысяч пеших и пяти тысяч всадников, набранных из регулярных солдат и из федератов[86]. (3) В прежнее время к федератам причислялись только те из варваров, которые не находились в подчинении у римлян, поскольку не были ими побеждены, но пришли к ним, чтобы жить в государстве на равных с римлянами правах. (4) Словом «федера» римляне называют договор о мире, заключенный с врагами, теперь же всех стало можно называть этим именем, так как с течением времени теряется точность приложенных к чему-либо названий, и поскольку условия жизни и дела меняются в том направлении, в каком угодно людям, они обращают мало внимания на ранее данные ими названия. (5) Командующие федератами были Дорофей, стратиг войск в Армении[87], и Соломон, который помогал в войске Велисарию (римляне называют такого человека доместиком[88]).
(6) Этот Соломон был евнухом, он лишился срамных мест не по злому умыслу какого-то человека, но по какой-то случайности, когда был еще в пеленках. Кроме того, были еще Киприан, Валериан[89], Мартин[90], Алфия, Иоанн, Маркелл и Кирилл, о котором я упоминал раньше[91]. (7) Конницей командовали Руфин и Эган[92], принадлежавшие к дому Велисария, Варват и Папп; пехотой — Феодор, которому было прозвище Ктеан, Терентий, Заид, Маркиан и Сарапис. (8) Иоанн, бывший родом из Эпидамна, который теперь называется Диррахий, был поставлен во главе всех начальников пеших войск. (9) Из всех них один Соломон был родом с Востока, с самых крайних пределов Римской державы, где теперь находится город Дара; Эган был родом из массагетов, которых теперь называют гуннами. (10) Остальные полководцы почти все происходили из Фракии. (11) За ними следовало четыреста герулов, которыми командовал Фара[93], и приблизительно шестьсот союзных варваров из племени массагетов, все — конные стрелки. (12) Ими командовали Синний и Вала, весьма одаренные храбростью и твердостью характера. (13) Для этого войска потребовалось пятьсот кораблей; из них ни один не поднимал больше пятидесяти тысяч медимнов, но и не меньше трех тысяч. (14) На этих кораблях плыли тридцать тысяч моряков, по большей части египтяне и ионяне, а также и киликийцы. Начальником над всеми этими кораблями был назначен один — Калоним из Александрии. (15) Были у них и длинные корабли, приспособленные для морского боя, в количестве девяноста двух; у них было по одному ряду весел и сверху они имели крышу, чтобы находившиеся тут гребцы не поражались стрелами врагов. (16) Нынешние люди называют эти суда дромонами[94], ибо они могут плыть очень быстро. На этих судах было две тысячи византийцев, одновременно и гребцы, в воины; и не было на них ни одного лишнего человека. (17) Был послан с ними и Архелай, имевший сан патрикия и бывший уже эпархом двора в Визáнтии и Иллирии[95]; тогда он был назначен эпархом войска: так называется заведующий расходами армии. (18) Главнокомандующим над всем василевс поставил Велисария, вновь возглавлявшего войско Востока. (19) За ним следовало много копьеносцев и щитоносцев; все это были люда, хорошо знавшие военное дело и испытанные в боях. (20) Василевс вручил ему грамоту, которая давала ему право поступать, как он сочтет нужным, и все его действия получали такую же силу, как совершенные самим василевсом. Таким образом, эта грамота давала ему права царской власти. (21) Велисарий был родом из Германии, которая расположена между Фракией и Иллирией. Таковы были тогда дела.
(22) Лишенный Триполиса Пуденцием, а Сардинии — Годой, Гелимер испытывал мало надежды вернуть Триполис, поскольку тот находился далеко от его владений, да и римляне уже начали оказывать содействие отпавшим, а тотчас начинать войну с римлянами он считал для себя совсем невыгодным; поэтому он решил ускорить свое нападение на остров, пока сюда не явилось вспомогательное войско от василевса. (23) Отобрав пять тысяч вандалов и дав им сто двадцать самых быстроходных и крепких кораблей, он послал их в Сардинию под предводительством своего брата Цазона. (24) И так они отплыли, полные воодушевления и гнева против Годы и Сардинии. Василевс же Юстиниан отправил вперед Валериана и Мартина, чтобы они приняли другое войско, которое находилось на Пелопоннесе. (25) Когда они уже были на кораблях, василевс вспомнил, что он хотел им кое-что поручить, он хотел сказать им об этом раньше, но охватившие его ум заботы о других делах заслонили это намеренно. (26) Итак, он послал за ними, чтобы сказать то, что желал, но подумав, решил, что, если он приостановит их отправление, то это может оказаться для них дурным предзнаменование. (27) Поэтому он послал к ним нескольких человек, запретив им возвращаться или сходить с кораблей. (28) Когда посланники приблизились к кораблям, они с большим криком и шумом возвестили им, чтобы они ни в коем случае не возвращались к василевсу. Это показалось присутствующим плохим предзнаменованием: они подумали, что никто из тех, кто находится на кораблях, не вернется из Ливии в Византии. (29) Ибо помимо неблагоприятного предзнаменования василевс невольно произнес и проклятие в их адрес, так что они начали подозревать, что не вернутся. Если бы кто захотел отнести этот случай к архонтам Валериану и Мартину, он понял бы, что его мнение ошибочно. (30) Но среди копьеносцев Мартина был некто Стоца[96], которому суждено было стать врагом василевса, учинить тиранию и уж, конечно, менее всего возвратиться в Византии; на него, можно предположить, божество и перенесло это слово проклятия. (31) Так ли надо это толковать или иначе, я предоставляю каждому судить, как он хочет. Я же перехожу к рассказу о том, как отправился в поход военачальник Велисарий и его войско.
IX. Власть над вандалами принял Ильдерих, сын Гонориха, сына Гизериха; он был очень доступен для своих подданных и в общем кроток, не притеснял ни христиан[77], ни кого-либо другого, в военном отношении был слаб и даже не хотел, чтобы до его слуха доходили разговоры о войне. Поэтому в предпринимаемых вандалами походах предводительствовал его племянник Оамер, искусный в военном деле: его называли Ахиллесом вандалов[78]. (3) В правление этого Ильдериха вандалы были разбиты в сражении маврусиями, жившими в Бизакии, вождем которых был Антала[79]; кроме того случилось так, что из союзников и друзей Теодориха и готов, живших в Италии, они превратились во врагов. (4) Дело в том, что они заключили под стражу Амалафриду и истребили всех готов, возведя на них обвинение в стремлении произвести переворот против вандалов и Ильдериха[80]. (5) Со стороны Теодориха не последовало никакого отмщения, так как он не считал себя достаточно сильным, чтобы, снарядив большой флот, двинуться походом на Ливию, а, кроме того, Ильдерих был ближайшим другом и гостем Юстиниана, который, еще не будучи василевсом, правил государством по своему усмотрению, так как его дядя Юстин был очень стар и не очень опытен в государственных делах[81]. Юстиниан и Ильдерих обменивались ценными дарами.
(6) Был в роду Гизериха некто Гелимер[82], сын Гилариса, сына Гензона, сына Гизериха, достигший такого возраста, что уступал только Ильдериху. Поэтому можно было предположить, что очень скоро ему удастся достигнуть престола. (7) В военном деле он считался среди своих современников исключительно сведущим, но в остальном был человеком коварным, бессердечным и подлым, всегда готовым совершить переворот и воспользоваться чужими богатствами. (8) Этот Гелимер, хотя и видел, что в будущем власть придет в его руки, не мог жить, как установлено законом. Присвоив себе права царской власти, он стремился и к самому сану, что было для него преждевременно; хотя Ильдерих но своей снисходительности многое ему позволял, он тем не менее не мог больше сдерживать своих стремлений, но, привлекши на свою сторону знатных вандалов, убедил их отнять у Ильдериха царскую власть, как у человека невоинственного, потерпевшего поражение от маврусиев и предающего василевсу Юстину державу вандалов с тем, чтобы верховная власть не перешла к нему, Гелимеру, как принадлежащему к другому дому (как коварно он исказил цель посольства, отправленного Ильдерихом в Византии), и передать власть над вандалами ему. Убежденные этими доводами, они так и поступили. (9) Таким образом, захватив высшую власть, он схватил Ильдериха, правившего вандалами уже седьмой год, Оамера и его брата Евагея.
(10) Когда об этом услышал Юстиниан, достигший уже царской власти, он, отправив в Ливию к Гелимеру послов, написал следующее: «Ты поступаешь безбожно и противно завещанию Гизериха, держа в заключении старика, твоего родственника и царя вандалов (в соответствии с волей Гизериха), силою захватив власть, хотя немного спустя ты смог бы получить ее по закону. (11) Не продолжай же дальше действовать преступно и не заменяй имени царя прозвищем тирана, которое ты получил из-за того, что не подождал короткое время. (12) Но позволь ему, каждую минуту ожидающему смерти, сохранить видимость верховной власти, а сам действуй во всем, как подобает правителю, и только подожди, когда в ходе времени и в соответствии с законом Гизериха ты обретешь и наименование своей деятельности. (13) Если ты поступишь так, то и от Всемогущего получишь милость, и от нас дружбу». Вот что гласило послание. (14) Гелимер, ничего не исполнив, отпустил послов, Оамера велел ослепить, а Ильдериха и Евагея велел содержать в еще более строгом заключении, обвинив их в том, что они задумали бежать в Визáнтий. (15) Когда и об этом услышал василевс Юстиниан, он отправил второе посольство с таким письмом: «Мы написали тебе первое письмо, не думая, что ты поступишь совершенно обратно нашим советам. (16) Если тебе хочется приобрести верховную власть так, как ты ее сейчас приобрел, получи с нею и то, что дает за это демон. (17) Ты же пошли к нам Ильдериха, слепого Оамера и его брата, чтобы они получили утешение, какое могут иметь люди, лишенные власти или зрения. (18) Мы не потерпим, если ты этого не сделаешь. Нами руководит надежда, возлагаемая ими на нашу дружбу. (19) На преемника его власти мы пойдем не для того, чтобы воевать, но чтобы по возможности его наказать».
(20) Прочитав это письмо, Гелимер ответил следующими словами: «Царь Гелимер царю Юстиниану. Не насилием захватил я власть, и ничего безбожного по отношению к моим родственникам мною не совершено. (21) Ильдериха, замыслившего совершить переворот против дома Гизериха, лишил власти вандальский народ; меня же призвало к власти время согласно закону о праве старшинства. (22) Хорошо бы, чтобы каждый занимался управлением своей собственной страной и не брал на себя чужих забот. (23) Так что и тебе, имеющему собственное царство, не пристало вмешиваться в чужие дела. Если ты хочешь нарушить договор и идти против нас, мы встретим вас всеми силами, какие только у нас есть, призывая в свидетели клятвы, данные Зиноном, а от него ты принял царство, которым теперь владеешь». (24) Получив такое письмо, василевс Юстиниан, и раньше полный гнева на Гелимера, теперь еще сильнее рассердился на него и решил его наказать. (25) Он задумал как можно скорее прекратить войну с персами и идти походом на Ливию. Поскольку он обладал способностью быстро составлять план и без колебания приводить его в исполнение, он тотчас же вызвал к себе Велисария, являвшегося стратигом Востока, однако не для того, чтобы предупредить его или кого-либо другого о своем намерении назначить его командующим похода на Ливию, но под предлогом, что он снят с той должности, которую он имел[83]. (26) Тотчас же был заключен мир с персами, как мною было рассказано в прежних книгах.
X. Устроив наилучшим образом внутренние дела и отношения с персами, василевс Юстиниан обратил все свое внимание на дела в Ливии. (2) Когда он объявил государственным мужам, что намерен собрать войско против вандалов и Гелимера, большинство их сразу отнеслось враждебно к этому плану и оплакивало его как несчастье; у них была свежа память о морском походе василевса Льва и о поражении Василиска; они наизусть перечислили, сколько тогда погибло солдат, сколько денег потеряла казна. (3) Особенно печалились и горевали, полные забот, эпарх двора, которого римляне называют претором[84], и управитель казначейства, равно и все другие на которых был возложен сбор государственных или царских доходов, предвидя, что им придется доставить на военные расходы огромные суммы и что не будет для них ни снисхождения, ни отсрочек. (4) Из военачальников же каждый, кто думал, что ему придется командовать в этом походе, был охвачен страхом, ужасаясь огромной опасности стать, если им будет суждено спастись от бедствий морского пути, лагерем во вражеской земле, и, высадившись с кораблей, сражаться с силами огромного и могущественного царства. (5) И солдаты, только что вернувшиеся с долгой и трудной войны и еще не насладившиеся вполне радостями домашней жизни, были в отчаянии как потому, что их ведут на морское сражение, о чем они раньше даже слыхом не слыхивали, так и потому, что их посылают от пределов Востока к крайнему Западу на тяжелую войну с вандалами и маврусиями. (6) Что же касается остальных, как это бывает при большом стечении народа, они хотели быть свидетелями новых приключений, хотя и сопряженных с опасностями для других.
(7) Но никто не отважился сказать василевсу что-либо в предостережение от этого похода, кроме эпарха двора Иоанна Каппадокийского. Это был человек наиболее смелый и сведущий из всех своих современников. (8) В то время как другие молча оплакивали роковые обстоятельства, Иоанн, выступив перед василевсом, сказал следующее: «Уверенность, о василевс, в твоем милостивом обращении со своими подданными дает мне смелость открыто сказать, что могло бы принести пользу твоему правлению, даже если то, что будет сказано или сделано, не покажется тебе приятным. (9) Твоя мудрость так умеет сочетать самодержавную власть со справедливостью, что ты не считаешь преданным себе и заботливо охраняющим твои деяния того, кто во всем угождает тебе, и не питаешь гнева к тому, кто противоречит тебе, но, взвешивая все единственно ясным разумом, ты часто нам доказываешь, что безопасно для нас восстать против твоих решений. (10) Руководствуясь этим, о василевс, я явился на этот совет с целью предоставить тебе соображение, которое, может быть, сейчас, если тому суждено, вызовет у тебя неудовольствие, но покажет совершенно ясно мою преданность тебе, в чем ты сам будешь мне свидетелем. (11) Если ты, нс прислушавшись к моим словам, начнешь войну с вандалами, и эта война затянется, то мои предостережения придется тебе одобрить. (12) Если же у тебя есть уверенность, что ты одолеешь врагов, то, конечно, ты можешь не щадить людей, тратить огромное количество денег и во имя этой войны выносить всякие труды, так как победа покрывает все страдания войны. (13) Но если все это находится в руках Божьих и, если мы, основываясь на примерах прошлого, поневоле боимся крайностей войны, то не лучше ли предпочесть спокойствие опасностям борьбы? (14) Ты намереваешься воевать с Карфагеном, до которого, если идти сухим путем по материку, сто сорок дней пути, а если плыть по морю, надо отправиться на самый край его, пересекая все водное пространство. Поэтому если что-то случится с войском, гонцу с известием потребуется целый год, чтобы добраться сюда. (15) Допустим, что ты победишь врагов, но закрепить за собой обладание Ливией ты не сможешь, пока Сицилия и Италия находятся под властью других. (16) И если, о василевс, после расторжения тобой мира произойдет с тобой неудача, то всю опасность и бедствия ты навлечешь на нашу землю. Одним словом, от победы тебе не будет никакой пользы, а всякое изменение судьбы в худшую сторону принесет бедствие теперешнему счастливому положению. (17) Прежде чем приступить к делу, следует хорошо обо всем подумать. Для попавших в беду нет смысла в раскаянии, между тем как переменить решение до наступления тяжелых времен неопасно. Итак, выгоднее всего будет воспользоваться как следует тем, что в данный момент является благоприятным».
(18) Так сказал Иоанн. Василевс прислушался к его словам и сдержал свое стремление к войне. Но тут с Востока прибыл один из священнослужителей, которых называют епископами, и сказал, что он хочет получить возможность беседовать с василевсом. (19) Представ перед тем, он сказал, что Бог в сновидении приказал ему явиться к василевсу и упрекнуть его, что, решившись освободить христиан Ливии от тиранов, он безо всякого основания испугался. (20) «Я, — сказал он, — буду ему помощником в этой войне и сделаю его владыкой Ливии»[85]. (21) Услышав это, василевс уже не мог сдержать своих помыслов; он стал собирать войско и флот, готовить оружие и продовольствие и приказал Велисарию быть готовым к отправлению в Ливию в качестве главнокомандующего. (22) В это время в Триполисе один из местных жителей, Пуденций, побудил горожан отпасть от вандалов. Отправив к василевсу своих людей, он просил прислать ему войско. (23) Он сказал, что безо всякого труда можно приобрести эту область. Василевс послал к нему архонта Таттимута и небольшое войско. (24) Соединившись с этим войском и воспользовавшись отсутствием вандалов, Пуденций захватил эту область и подчинил ее василевсу. Гелимер хотел наказать Пуденция, но вот какое обстоятельство помешало ему и этом.
(25) Среди рабов Гелимера был некто Года, по происхождению гот, смелый, энергичный и физически очень сильный. Казалось, он был очень предан интересам своего господина. (26) Этому Годе Гелимер поручил остров Сардинию как для того, чтобы охранять ее, так и для того, чтобы собирать ежегодную дань. (27) Но он не сумел пережить посланного судьбой счастья, душа его не выдержала, он попытался захватить власть, и не только не считал нужным отправлять ежегодную дань, но весь этот остров он отнял у вандалов и завладел им. (28) И когда он услышал, что василевс Юстиниан собирается идти походом против Ливии и Гелимера, он написал ему следующее: (29) «Не под влиянием необдуманного порыва и не потому, что я испытал от своего господина оскорбление, я решился на отпадение, а потому, что увидал, сколь велика его жестокость по отношению к родственникам и подданным; я по доброй воле не захотел быть участником его бесчеловечных поступков. (30) Лучше служить государю справедливому, законному, чем тирану, приказывающему совершать беззакония. (31) Согласись же содействовать мне в моем стремлении и прислать мне войско, чтобы у меня было достаточно сил защищаться от нападения». (32) Василевс получил это послание с радостью и отправил к нему послом Евлогия с письмом, где он хвалил Году за его разумное решение и его ревность к справедливости; он обещал ему содействие, намереваясь дать солдат и стратига, который вместе с ним будет охранять остров и сможет помочь ему в других отношениях так, чтобы со стороны вандалов он не испытал никаких неприятностей. (33) Прибыв на остров Сардинию, Евлогий обнаружил, что Года принял имя царя и внешние знаки власти, а также окружил себя телохранителями. (34) Когда он прочел письмо василевса, он сказал, что желательно, чтобы в знак союза к нему прибыли солдаты, а в военачальнике он совершенно не нуждается. Написав то же самое василевсу, он отослал с этим письмом Евлогия.
XI. Василевс, еще не зная об этом письме, стал готовить для совместной с Годой охраны острова четыреста воинов во главе с архонтом Кириллом. (2) Наряду с этим шло приготовление и войска против Карфагена — десяти тысяч пеших и пяти тысяч всадников, набранных из регулярных солдат и из федератов[86]. (3) В прежнее время к федератам причислялись только те из варваров, которые не находились в подчинении у римлян, поскольку не были ими побеждены, но пришли к ним, чтобы жить в государстве на равных с римлянами правах. (4) Словом «федера» римляне называют договор о мире, заключенный с врагами, теперь же всех стало можно называть этим именем, так как с течением времени теряется точность приложенных к чему-либо названий, и поскольку условия жизни и дела меняются в том направлении, в каком угодно людям, они обращают мало внимания на ранее данные ими названия. (5) Командующие федератами были Дорофей, стратиг войск в Армении[87], и Соломон, который помогал в войске Велисарию (римляне называют такого человека доместиком[88]).
(6) Этот Соломон был евнухом, он лишился срамных мест не по злому умыслу какого-то человека, но по какой-то случайности, когда был еще в пеленках. Кроме того, были еще Киприан, Валериан[89], Мартин[90], Алфия, Иоанн, Маркелл и Кирилл, о котором я упоминал раньше[91]. (7) Конницей командовали Руфин и Эган[92], принадлежавшие к дому Велисария, Варват и Папп; пехотой — Феодор, которому было прозвище Ктеан, Терентий, Заид, Маркиан и Сарапис. (8) Иоанн, бывший родом из Эпидамна, который теперь называется Диррахий, был поставлен во главе всех начальников пеших войск. (9) Из всех них один Соломон был родом с Востока, с самых крайних пределов Римской державы, где теперь находится город Дара; Эган был родом из массагетов, которых теперь называют гуннами. (10) Остальные полководцы почти все происходили из Фракии. (11) За ними следовало четыреста герулов, которыми командовал Фара[93], и приблизительно шестьсот союзных варваров из племени массагетов, все — конные стрелки. (12) Ими командовали Синний и Вала, весьма одаренные храбростью и твердостью характера. (13) Для этого войска потребовалось пятьсот кораблей; из них ни один не поднимал больше пятидесяти тысяч медимнов, но и не меньше трех тысяч. (14) На этих кораблях плыли тридцать тысяч моряков, по большей части египтяне и ионяне, а также и киликийцы. Начальником над всеми этими кораблями был назначен один — Калоним из Александрии. (15) Были у них и длинные корабли, приспособленные для морского боя, в количестве девяноста двух; у них было по одному ряду весел и сверху они имели крышу, чтобы находившиеся тут гребцы не поражались стрелами врагов. (16) Нынешние люди называют эти суда дромонами[94], ибо они могут плыть очень быстро. На этих судах было две тысячи византийцев, одновременно и гребцы, в воины; и не было на них ни одного лишнего человека. (17) Был послан с ними и Архелай, имевший сан патрикия и бывший уже эпархом двора в Визáнтии и Иллирии[95]; тогда он был назначен эпархом войска: так называется заведующий расходами армии. (18) Главнокомандующим над всем василевс поставил Велисария, вновь возглавлявшего войско Востока. (19) За ним следовало много копьеносцев и щитоносцев; все это были люда, хорошо знавшие военное дело и испытанные в боях. (20) Василевс вручил ему грамоту, которая давала ему право поступать, как он сочтет нужным, и все его действия получали такую же силу, как совершенные самим василевсом. Таким образом, эта грамота давала ему права царской власти. (21) Велисарий был родом из Германии, которая расположена между Фракией и Иллирией. Таковы были тогда дела.
(22) Лишенный Триполиса Пуденцием, а Сардинии — Годой, Гелимер испытывал мало надежды вернуть Триполис, поскольку тот находился далеко от его владений, да и римляне уже начали оказывать содействие отпавшим, а тотчас начинать войну с римлянами он считал для себя совсем невыгодным; поэтому он решил ускорить свое нападение на остров, пока сюда не явилось вспомогательное войско от василевса. (23) Отобрав пять тысяч вандалов и дав им сто двадцать самых быстроходных и крепких кораблей, он послал их в Сардинию под предводительством своего брата Цазона. (24) И так они отплыли, полные воодушевления и гнева против Годы и Сардинии. Василевс же Юстиниан отправил вперед Валериана и Мартина, чтобы они приняли другое войско, которое находилось на Пелопоннесе. (25) Когда они уже были на кораблях, василевс вспомнил, что он хотел им кое-что поручить, он хотел сказать им об этом раньше, но охватившие его ум заботы о других делах заслонили это намеренно. (26) Итак, он послал за ними, чтобы сказать то, что желал, но подумав, решил, что, если он приостановит их отправление, то это может оказаться для них дурным предзнаменование. (27) Поэтому он послал к ним нескольких человек, запретив им возвращаться или сходить с кораблей. (28) Когда посланники приблизились к кораблям, они с большим криком и шумом возвестили им, чтобы они ни в коем случае не возвращались к василевсу. Это показалось присутствующим плохим предзнаменованием: они подумали, что никто из тех, кто находится на кораблях, не вернется из Ливии в Византии. (29) Ибо помимо неблагоприятного предзнаменования василевс невольно произнес и проклятие в их адрес, так что они начали подозревать, что не вернутся. Если бы кто захотел отнести этот случай к архонтам Валериану и Мартину, он понял бы, что его мнение ошибочно. (30) Но среди копьеносцев Мартина был некто Стоца[96], которому суждено было стать врагом василевса, учинить тиранию и уж, конечно, менее всего возвратиться в Византии; на него, можно предположить, божество и перенесло это слово проклятия. (31) Так ли надо это толковать или иначе, я предоставляю каждому судить, как он хочет. Я же перехожу к рассказу о том, как отправился в поход военачальник Велисарий и его войско.