— Значит, вас, молодой человек, окрыляет мечта, что этот ваш пси-фактор изменит мир и сдернет покров тайны с загадки Вселенной? — Казалось, волосы Хальдера трещат от статического электричества.
— Мечты, — ответил Тони кокетливо, — это частная собственность. Однако никто не может a priori исключить возможность того, что мы живем, погруженные в океан пси-сил, в своеобразном психо-магнитном поле, о котором ничего не знаем, как раньше не ведали об электромагнитным полях. Когда нас, наконец, осенит, это может оказаться эквивалентно новой революции Коперника. Мир это, положим, не изменит, но наш взгляд на мир — вполне. Мне казалось, что никто здесь не спорит: такая перемена — насущнейшая потребность.
— Может быть, — встрепенулся Джон Д. Джон, — вы намекаете, что это может привести к появлению новых систем коммуникационных каналов? С точки зрения теории информации это заманчивый проект, если он не окажется контрпродуктивным.
— Аминь, — сказал Тони. — Хотите видеть это так — ваше право.
— Я бы изложил это следующим образом, — начал Соловьев. — Наша главная беда в том, что мы более не имеем связного мировоззрения — ни религиозного, ни научного. Бог мертв, но и материализм не живее, раз материя превратилась в бессмысленное слово. Причинность, детерминизм, работающая, как часы, Вселенная Ньютона — все это без всяких церемоний предано земле. Возможно, друзья Тони безумны, но тем они мне и симпатичны. Вдруг эта их машинка с альфа-волнами окажется новой лейденской банкой?
— Значит, вы предлагаете, — сухо резюмировала Харриет, — запросить Конгресс о предоставлении средств на выяснение, действительно ли тот святой, забыла его имя, летал над головой испанского посла?
Преданность Харриет Николаю была общеизвестна, тем сильнее и болезненнее был ее сарказм: она выразила всеобщее неудовольствие Николаем, оказавшимся приверженцем безумных теорий.
— А что, не такая уж плохая идея, — спокойно парировал Нико. — Тем более что, как я уже сказал, военные держат нос по ветру. Что ж, кажется, пришло время коктейля.
Все разошлись в крайнем смущении, словно их заставили посмотреть до крайности непристойный кинофильм.
IV
Пятница
— Мечты, — ответил Тони кокетливо, — это частная собственность. Однако никто не может a priori исключить возможность того, что мы живем, погруженные в океан пси-сил, в своеобразном психо-магнитном поле, о котором ничего не знаем, как раньше не ведали об электромагнитным полях. Когда нас, наконец, осенит, это может оказаться эквивалентно новой революции Коперника. Мир это, положим, не изменит, но наш взгляд на мир — вполне. Мне казалось, что никто здесь не спорит: такая перемена — насущнейшая потребность.
— Может быть, — встрепенулся Джон Д. Джон, — вы намекаете, что это может привести к появлению новых систем коммуникационных каналов? С точки зрения теории информации это заманчивый проект, если он не окажется контрпродуктивным.
— Аминь, — сказал Тони. — Хотите видеть это так — ваше право.
— Я бы изложил это следующим образом, — начал Соловьев. — Наша главная беда в том, что мы более не имеем связного мировоззрения — ни религиозного, ни научного. Бог мертв, но и материализм не живее, раз материя превратилась в бессмысленное слово. Причинность, детерминизм, работающая, как часы, Вселенная Ньютона — все это без всяких церемоний предано земле. Возможно, друзья Тони безумны, но тем они мне и симпатичны. Вдруг эта их машинка с альфа-волнами окажется новой лейденской банкой?
— Значит, вы предлагаете, — сухо резюмировала Харриет, — запросить Конгресс о предоставлении средств на выяснение, действительно ли тот святой, забыла его имя, летал над головой испанского посла?
Преданность Харриет Николаю была общеизвестна, тем сильнее и болезненнее был ее сарказм: она выразила всеобщее неудовольствие Николаем, оказавшимся приверженцем безумных теорий.
— А что, не такая уж плохая идея, — спокойно парировал Нико. — Тем более что, как я уже сказал, военные держат нос по ветру. Что ж, кажется, пришло время коктейля.
Все разошлись в крайнем смущении, словно их заставили посмотреть до крайности непристойный кинофильм.
IV
Бруно Калецки отозвали в Вашингтон. Он отсутствовал на лекции Тони и провел почти все дневное заседание в стеклянной телефонной будке Конгресс-центра, дожидаясь звонка. Звонившие ему люди никак, впрочем, не могли к нему прорваться, а если прорывались, то их мгновенно разъединяли нервные телефонистки. Тем не менее, Бруно забежал в коктейль-холл, чтобы проститься, прежде чем Тустав отвезет его вниз, в долину, где он сядет на ночной поезд, а дальше — в самолет. Он умудрился с каждым попрощаться за руку, пожимая по две руки одновременно; при этом образовывались перекрестья, словно заимствованные из кадрили, однако набитый портфель все время оставался у него под мышкой, как приклеенный. Наконец, он убежал — маленький суетливый человечек, трогательный в своем наивном зазнайстве, невозможный и одновременно неотразимый.
Другие участники-американцы тоже получили телеграммы из консульства с рекомендацией не затягивать пребывание за границей ввиду обострения международной ситуации и возможных трудностей с транспортом. Деревня за окнами выглядела обезлюдившей и темной: после отъезда туристов местные жители экономили на электричестве. Один Конгресс-центр сиял под звездами, как одинокий маяк
“Девушки по вызову” растерянно бродили по коктейль-холлу, надеясь, что второй или третий мартини позволит им увидеть происходящее в радужном свете. Некоторые — в основном, персонал — слушали по радио новости, но большинству не было дела до новостей. Соловьевы стояли в углу одни. Их оставили в покое, так как никому не хотелось продолжать дискуссию о безумном Ордене Тони и о бегстве Нико в оккультную тьму.
— Ты считаешь, что на этот раз ситуация действительно серьезная? — спросила Клэр.
Соловьев выразительно пожал плечами
— Я задал тот же самый глупый вопрос Бруно перед тем, как он удрал. Знаешь, что он ответил? Схватил меня за руку выше локтя, как всегда делает, — сильно так схватил, — заглянул в глаза и говорит: “Как сказать… Это все, что я могу ответить”,
Соловьев взял с подноса у Ханси еще одни стакан с мартини, хотя так и не выпил предыдущий.
— Не помню, спрашивала ли я тебя когда-нибудь, серьезно ли ты относишься к Бруно?
Нико поморщился.
— Как сказать… В этих краях есть национальный герой — Малыш Мориц, этакий двойник Алисы из Страны Чудес, только гораздо более циничный. И поговорка: “История складывается так, как ее себе представляет Малыш Мориц”.
— Значит, все серьезно?
— Что ты! Зубная боль — вот это серьезно. Когда зуб вовсю разболится, человек перестает беспокоиться за судьбу человечества. Вот только наоборот никогда не бывает…
— В таком случае я — сторонница зубной боли. У тебя случайно не болит зуб?
Иногда с ним приходилось обращаться, как с ребенком. Они оба добросовестно исполняли свои роли — больного и сиделки.
К ужину настроение участников стало более приподнятым. Густав договорился с хозяином гостиницы “Пост”, где не осталось ни одного гостя, чтобы фольклорный ансамбль выступил там специально для “девушек по вызову”. Выступление всем понравилось; пожарная команда издавала оглушительные тирольские йодли и звонко шлепала ладонями по задницам. Фон Хальдер не выдержал и присоединился к танцорам, сорвав аплодисменты. Танец с притопом он исполнил как заправский профессионал; судя по всему, к танцам он относился серьезнее, чем к науке.
Другие участники-американцы тоже получили телеграммы из консульства с рекомендацией не затягивать пребывание за границей ввиду обострения международной ситуации и возможных трудностей с транспортом. Деревня за окнами выглядела обезлюдившей и темной: после отъезда туристов местные жители экономили на электричестве. Один Конгресс-центр сиял под звездами, как одинокий маяк
“Девушки по вызову” растерянно бродили по коктейль-холлу, надеясь, что второй или третий мартини позволит им увидеть происходящее в радужном свете. Некоторые — в основном, персонал — слушали по радио новости, но большинству не было дела до новостей. Соловьевы стояли в углу одни. Их оставили в покое, так как никому не хотелось продолжать дискуссию о безумном Ордене Тони и о бегстве Нико в оккультную тьму.
— Ты считаешь, что на этот раз ситуация действительно серьезная? — спросила Клэр.
Соловьев выразительно пожал плечами
— Я задал тот же самый глупый вопрос Бруно перед тем, как он удрал. Знаешь, что он ответил? Схватил меня за руку выше локтя, как всегда делает, — сильно так схватил, — заглянул в глаза и говорит: “Как сказать… Это все, что я могу ответить”,
Соловьев взял с подноса у Ханси еще одни стакан с мартини, хотя так и не выпил предыдущий.
— Не помню, спрашивала ли я тебя когда-нибудь, серьезно ли ты относишься к Бруно?
Нико поморщился.
— Как сказать… В этих краях есть национальный герой — Малыш Мориц, этакий двойник Алисы из Страны Чудес, только гораздо более циничный. И поговорка: “История складывается так, как ее себе представляет Малыш Мориц”.
— Значит, все серьезно?
— Что ты! Зубная боль — вот это серьезно. Когда зуб вовсю разболится, человек перестает беспокоиться за судьбу человечества. Вот только наоборот никогда не бывает…
— В таком случае я — сторонница зубной боли. У тебя случайно не болит зуб?
Иногда с ним приходилось обращаться, как с ребенком. Они оба добросовестно исполняли свои роли — больного и сиделки.
К ужину настроение участников стало более приподнятым. Густав договорился с хозяином гостиницы “Пост”, где не осталось ни одного гостя, чтобы фольклорный ансамбль выступил там специально для “девушек по вызову”. Выступление всем понравилось; пожарная команда издавала оглушительные тирольские йодли и звонко шлепала ладонями по задницам. Фон Хальдер не выдержал и присоединился к танцорам, сорвав аплодисменты. Танец с притопом он исполнил как заправский профессионал; судя по всему, к танцам он относился серьезнее, чем к науке.
Пятница
I
Последнее утреннее заседание симпозиума было посвящено выступлению доктора Сезаре Валенти. Все ждали от него сочетания драмы и развлечения и не обманулись в ожиданиях.
От него веяло самоуверенностью, как от всякого опытного хирурга; к тому же он был изощренным шоуменом. Он был заносчив и одновременно внушал доверие пациентам-слушателям — от его бодрой улыбки все начинали ощущать себя пациентами.
Валенти начал с изящного комплимента в адрес Тони, чье владение такими невнятными материями, как альфа-ритмы и “волны намерений” внушило ему, Валенти, искреннее уважение. Он симпатизирует области исследований, избранной Тони, которая направлена, если он правильно понял, на достижение уровня сознания или состояния ума, возносящихся над рутиной повседневного существования. Его собственный труд на поприще нейрохирургии преследует гораздо более скромную цель: помочь пациентам, страдающим умственными нарушениями, вернуться к нормальности, к той самой рутине. Однако он считает необходимым с самого начала признаться в сильном подозрении, что самому роду человеческому свойственен некоторый умственный сдвиг. Так что если в самом ближайшем будущем не будет найдена какая-то форма массовой терапии, то сам вид Homo Sapiens не просто окажется под угрозой, а вообще угаснет. Впрочем, он хотел бы сперва продемонстрировать некоторые последние достижения в методах индивидуальной терапии, а уж после этого “поболтать о проблемах человечества вообще”. (Английский Валенти был таким же наманикюренным, как его ногти, однако в нем присутствовали некоторые шероховатости, как, например, неспособность провести различие между глаголами “обсудить” и “поболтать”.)
— Для начала я покажу вам кадры весьма странной корриды, хотя некоторые их уже, вероятно, видели. Это пленку отснял мой уважаемый коллега Хосе Дельгадо из Йельского университета в середине шестидесятых годов. Животное, которое вы увидите, принадлежит к специально выведенной породе особо свирепых быков. В отличие от ручного быка, не реагирующего на людей, такой бык начинает злобно атаковать первого же попавшегося ему на глаза человека. Сейчас вы сами все увидите…
Валенти сделал грациозный жест вездесущему Густаву. Тот проворно опустил экран, нажал кнопку, управляющую автоматическими жалюзи на окнах, и включил проектор. На экране возникла пустая арена, залитая солнцем, и безлюдные трибуны. Потом на арене появилась одинокая человеческая фигура в джинсах и водолазке. В качестве оружия человек взял на арену не мулету, а что-то вроде маленького радиоприемника с выдвинутой антенной. Через секунду на арену выпустили грозного быка. Стоило ему заметить экспериментатора, как он устремился к нему, с каждой секундой набирая скорость. Казалось, этот живой локомотив ничем не остановить. Но буквально в последний момент, когда между ним и человеком оставалось всего несколько ярдов, и расправа могла быть предотвращена только чудом, чудо произошло. Камера показала крупным планом, как профессор крутит на своем радиоприемнике какой-то тумблер. Кончики бычьих рогов уже отделяли от живота отважного профессора считанные дюймы, как вдруг бык резко затормозил, словно внутри у него сидел водитель, вспомнивший о необходимости ударить по тормозам перед выросшей впереди стеной. Медленный разворот со скучным видом, полная апатия… Поворот другого тумблера на приборе — и бык издал жалобное мычание. Сколько раз экспериментатор крутил этот тумблер, столько же раз животное принималось мычать. Грозный бык на глазах превратился в покорного теленка.
Валенти подал сигнал Густаву, и жалюзи на окнах снова взлетели вверх, словно по волшебству. Роскошная горная панорама вернулась на положенное место. Валенти продолжил:
— Вы наблюдали, как работает метод электрической стимуляции мозга, сокращенно ЭСМ. В мозг быка вживлены в определенных участках и на разную глубину электроды — тонкие платиновые иглы. Электроды подсоединены к миниатюрному приемо-передающему устройству, прикрепленному стоматологическим цементом к черепу животного. Благодаря этому прибору, экспериментатор получает информацию о мозговой деятельности быка, а также стимулирует мозг в избранных участках с помощью электрических импульсов. Вы могли наблюдать, как профессор Дельгадо принудил быка прервать бег и развернуться — это было сделано через электроды в моторной коре свода головного мозга; одновременно произошла стимуляция центров в средней части мозга, управляющих агрессивностью. Как видите, можно не только управлять движениями быка, но и резко менять его эмоциональное состояние: только что он был настроен на насилие, а уже через секунду покорен, как овечка…
За последние десять лет, продолжал Валенти, электростимуляция мозга с помощью вживленных радиоуправляемых электродов была испробована на крысах, кошках, обезьянах, дельфинах, сверчках и быках. Оказалось, что таким способом можно управлять движениями животных, их позами, вызывать ярость, страх, покорность, любовное и материнское поведение, а также их противоположности. В очередной раз был приведен в действие Густав, показавший под управлением Валенти несколько коротких сюжетов, иллюстрирующих возможности умных электродов. Игривые киски под воздействием стимуляции их бокового гипоталамуса превращались в диких тигриц, а потом так же внезапно — опять в урчащих пушистых зверюшек. А вот обезьяна, с наслаждением лакомящаяся бананом. Когда от банана остается ровно половина, экспериментатор нажимает кнопку. Обезьяна мгновенно перестает жевать и выбрасывает банан.
— В данном случае импульс подействовал на ядро центральной нервной системы, — прокомментировал Валенти, тыкая указкой в анатомическую таблицу на стене, где означенное ядро имело вид оранжевого зернышка в глубине вязкой массы.
…Кошка, лакавшая молоко, внезапно прерывала свое занятие и замирала с вываленным языком. Обезьяны-самцы, только что игнорировавшие заигрывания самок, молниеносно превращались в неутомимых секс-маньяков. Бойких шимпанзе усыпляли за полминуты, простимулировав область мозговой перегородки. Самки макак-резусов, не жалевшие времени на кормление и уход за своими малышами, мгновенно теряли к ним интерес и отвергали их попытки обратить на себя материнское внимание, так что малышам приходилось уповать только на нежность других мамаш; угнетенный материнский инстинкт восстанавливался спустя десять минут.
Последний сюжет, называвшийся “Укрощение диктатора”, всех развеселил. “Диктатором” оказалось существо с дурным нравом по кличке Нерон, признанный вожак стаи из дюжины обезьян в большом вольере. Половину вольера Нерон считал своей личной вотчиной, куда не допускались прочие смертные, которым предписывалось обитать в обстановке невыносимой скученности в дальнем углу. Кроме того, вожаку принадлежало преимущественное право утоления голода и удовлетворения похоти. Авторитет его держался на угрожающих жестах и звуках, которыми он встречал любой признак нарушения субординации. Одного его взгляда на нарушителя оказывалось достаточно, чтобы несчастного охватил ужас. Прочие подданные лишь испуганно косились на тирана.
Но в один прекрасный день Нерона выволокли из клетки, усыпили и оснастили электродами. Проснувшись, он почувствовал нарост на черепе, что-то вроде шишки, от которой никак не избавиться и к которой он очень быстро привык; что касается электродов в самом черепе, то их объект вообще не чувствует. Но не прошло и часа после их задействования, как Нерону пришлось сложить власть. Стимуляция длилась не больше пяти секунд в минуту, но и этих пяти секунд хватало, чтобы морда Нерона от раза к разу утрачивала свирепость, угрожающие жесты и взгляды забывались, рычание стихало. Подданные мгновенно улавливали перемены. Всего за час они забыли о страхе перед вожаком, стали вторгаться на его территорию и в результате сильно потеснили, наплевав на его былой авторитет.
Победа была такой сокрушительной, что в нее было трудно поверить. Но куда деваться от фактов?
— Перед вами, друзья, только первый акт драмы, — предупредил Валенти. — Готовьтесь ко второму.
Второй акт оказался короток и печален. Мозг Нерона перестал получать стимуляцию, и по истечение десяти минут он снова превратился в вожака. С каждой минутой его взгляд обретал все больше свирепости, оскал клыков становился все более хищным, лапы снова громко барабанили по полу. В итоге граждане едва народившейся демократии опять вобрали головы в плечи и ретировались в свой загаженный угол.
— А теперь — акт номер три! — провозгласил Валенти. — Сейчас произойдет самое интересное.
Трансформация характера Нерона была постепенной, но самые резкие перемены в его поведении происходили за те пять секунд раз в минуту, когда его мозг подвергался стимуляции. На протяжении этих пяти секунд он походил на йога в состоянии “самадхи”. Когда Нерон вернулся к власти, экспериментатор устроил ему новое испытание — установил на заметном месте в клетке рычаг. При нажатии на этот рычаг мозг бедняги получал очередную пятисекунд-ную дозу электричества, после чего он временно терял свою неумолимость. Одна сообразительная обезьянка, самка по кличке Долорес, быстро обнаружила, как благотворно влияет на постылого тирана нажатие на рычаг. Стоило Нерону повести себя в отношении нее угрожающе — и она моментально приводила его в чувство. У нее даже появилась привычка смотреть ему прямо в глаза, что до появления рычага расценивалось как наихудшее оскорбление, брошенное властелину. Нерон остался вожаком, но перестал быть абсолютным монархом, поскольку Долорес научилась не только предотвращать нападения на нее лично, но и спасать других: при первых признаках агрессивного настроения у Нерона она хваталась за рычаг.
— После этого, — резюмировал Валенти, — маленькая обезьянья стая обрела покой. Здесь завершается и моя притча, как назвал бы этот развернутый пример доктор Каспари. Пришло время перейти от зверей к людям. Через несколько минут я с удовольствием продемонстрирую вам контролируемое по радио поведение нормального человека. Но сперва я должен исполнить процедуру успокоения, подобно стюардессе, напоминающей о необходимости пристегнуть ремни безопасности, хотя в такой блестящей компании в этом вряд ли существует необходимость…
Далее Валенти скучным голосом поведал, что вживление электродов в человеческий мозг преследовало чисто лечебные цели, а новые научные данные, которые благодаря этому удалось получить, — это всего лишь побочное удачное приобретение. В мире насчитывается много тысяч и в ус не дующих людей, живущих с двадцатью-сорока электродами в мозгу. Вживление производится при местной анестезии, электроды могут оставаться в черепе по несколько лет, не причиняя реципиенту ни малейших неудобств. Мозг нечувствителен к прикосновению: его можно резать, замораживать, прижигать без ведома пациента. Мозг так хорошо защищен черепом, что в нем самом отсутствуют сенсорные и болевые рецепторы. Нейрохирурги давно проводят операции на открытом мозге, болтая при этом с оперируемыми, не чувствующими никакой боли. Однако методы, применявшиеся в прошлом, — лоботомия, лейкотомия, электрошоковая терапия — были мясницкими приемами по сравнению с использованием тонких электродных игл. Они соединены с цоколями, вцементированными в череп, которые можно скрыть повязкой, париком, головным убором. Нарушения, врачуемые таким способом, — это эпилепсия, неустранимые боли, бессонница, острая тревога, депрессия, неконтролируемая жестокость и некоторые формы шизофрении. Ряд нарушений удается лечить диспансерно, проводя с регулярными интервалами электростимуляцию мозга. Часть пациентов носят в кармане портативный электростимулятор и пользуются им при приступах боли, ярости и так далее. Иглы, вживленные в так называемые “центры удовольствия” гипоталамуса, дают пациенту ощущение эйфории или сексуального возбуждения, иногда приводящего к психологическому эквиваленту оргазма.
— А это тоже имеет лечебный смысл? — встрепенулся Блад.
— В некоторых случаях, представьте, да, — осторожно ответил Валенти, смекнув, что перегнул.палку, знакомя аудиторию с некоторыми экзотическими направлениями своих изысканий.
— Чем же плоха добрая старая мас-тур-бация? — не отставал Блад. — Зачем какие-то платиновые иглы?
Улыбка Валенти стала еще более вежливой, но вопрос Блада остался без ответа.
— Кроме того, успешными оказались эксперименты по установлению двусторонней радиосвязи между мозгом реципиента и компьютером. Компьютер запрограммирован на узнавание нарушений в электроэнцифалограмме мозга, указывающих на приближение эпилептического припадка или вспышки неконтролируемого гнева. Компьютер, получив сигнал, подает радиоимпульс, приводящий в действие иглы в центрах, блокирующих развитие приступа… Что ж, теперь, имея всю необходимую информацию, вы сможете оценить демонстрацию. Вызовите мисс Кейри! — велел он Густаву.
Большинство участников не обратили внимание на отсутствие мисс Кейри и на то, что магнитофон доверен Клэр.
— Мисс Кейри, — объяснил Валенти в ожидании ее появления, — моя пациентка. Она поступила ко мне с жалобами на острую тревогу вперемежку с приступами жестокости, нападениями на членов семьи, особенно на младшую замужнюю сестру…
Напряженное молчание аудитории напоминало тишину в приемной зубоврачебной клиники, где все знают, что их ждет неприятное испытание. Наконец, стеклянные створки двери распахнулись, и Густав учтиво пропустил в зал мисс Кейри. Она улыбалась и теребила седой узел на затылке. Все дружно уставились на узел, потом смущенно зашелестели блокнотами.
— Доброе утро, мисс Кейри! — сказал Валенти с улыбкой. — Будьте добры, сядьте вот здесь.
Он указал на кресло в углу, поставленное туда еще до начала заседания. Мисс Кейри послушалась, явно наслаждаясь всеобщим вниманием к своей персоне. Половина участников развернулись в креслах.
— Скажите, мисс Кейри, — начал Валенти, поправляя чересчур большие наручные часы, — вы не возражаете поучаствовать в маленьком демонстрационном эксперименте?
— С удовольствием! — ответила она, — Я к вашим услугам, доктор.
— Как вы себя чувствовали до поступления в нашу клинику?
— Ужасно!
— На что вы жаловались?
— У меня было много жалоб…
— Извольте рассказать.
— Я была дурочкой, — сказала мисс Кейри, хихикая.
— Вы чего-то боялись? Чего именно?
— Не хочу вспоминать. Разных глупостей.
— Придется вспомнить. Теперь вы здоровы и знаете, что, участвуя в таких сеансах, помогаете выздоровлению других пациентов.
Мисс Кейри кивнула, не переставая хихикать.
— Конечно, доктор, просто мне не хочется вспоминать…
— Может быть, вам помочь? — Он тронул какую-то кнопку на своих часах. — Итак, Элеонора, расскажите нам о своих страхах.
С мисс Кейри произошла перемена. Лицо стало пепельным, дыхание тяжелым, как при приступе астмы, худые пальцы вцепились в подлокотники кресла, словно она находилась в самолете, который вот-вот врежется в землю.
— Не надо… — прошептала она. — Пожалуйста, прекратите!
— Что вас пугает?
— Не знаю, У меня ощущение, что сейчас случится что-то страшное. — Она стала крутиться в кресле, вглядываясь в углы зала. — Мне кажется, что у меня за спиной стоит человек…
— Там всего лишь стена,
— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Перестаньте, умоляю! Ради Христа!
— Еще вам казалось, что за ваши грехи вас отправят в ад. А ведь вам известно, что ада не существует.
— Откуда вы знаете? Я видала такие картины… — Она задрожала всем телом.
— Какие картины?
— Перестаньте!
Она истошно заорала. Блад шумно встал из-за стола и покинул зал. Мисс Кейри взвизгнула еще раз. Казалось, сейчас с ней начнется истерика. Валенти еще раз прикоснулся к своим часам — и испытуемая сразу размякла, сделала несколько глубоких вдохов, порозовела.
— Вот видите, Элеонора! — сказал Валенти. — Все опять хорошо.
Она кивнула. Оба улыбались.
— Вы не жалеете, что согласились на эксперимент?
— Ни в коем случае, доктор! Просто небольшой
приступ глупости.
— Вы не испытываете ко мне враждебности? Мисс Кейри отрицательно покрутила головой. Ей
уже владело воодушевление.
— Мне хочется целовать вам руки, доктор. — Опять смешок. — Вы — мой спаситель! — Она наблюдала, как он жмет кнопку на часах. — Ах!… — вздохнула она. — Какое дивное ощущение… Это, наверное, та самая противная иголочка… Противная, противная… А вы… На ее лице появилось выражение экстаза.
— Вздор! — не выдержала Харриет. — Прекратите! Это неприлично!
Соловьев постучал по столу.
— Кажется, вы все нам доказали, доктор Валенти. Но мисс Кейри уже вернулась в нормальное состояние. Врач и пациент снова друг другу улыбались.
— Кое-кто из джентльменов — и леди — огорчен, — сказал ей Валенти. — Вы понимаете, что так на них повлияло?
Она потрясла головой, снова превратившись в благодушную монахиню средних лет.
— Нет, доктор. Просто заметила, что сэр Ивлин вышел.
Валенти отвесил своей пациентке учтивый поклон.
— Большое спасибо, мисс Кейри. Итак, леди и джентльмены, демонстрация состоялась. Вы, видимо, обратили внимание, что наши чудо-электронщики уменьшили радио-стимулятор до размера наручных часов. — Он положил свой прибор на стол. — Если это кому-то интересно, я с радостью объясню, как он работает. А теперь, подводя итоги сказанного, мы можем сделать несколько заключительных замечаний по поводу исследований, касающихся не только отдельных пациентов, но и, не побоюсь этого слова, человечества в целом…
Увы, после демонстрации с участием мисс Кейри диагноз состояния человечества в исполнении Валенти был встречен не очень охотно, даже несколько враждебно. Он указал, что мисс Кейри полностью сознавала, что с ней происходит под действием электростимуляции, и помнила свои ощущения потом, однако эти воспоминания ее нисколько не смущали. Она помнила свои МЫСЛИ, но не переживала ЭМОЦИИ, которые их сопровождали. Точно так же суеверия, вроде вечного проклятия, которые до смерти ее пугали в период болезни, теперь, когда она выздоровела, представляются ей просто “глупостями”. Однако даже теперь, после выздоровления, эти страхи можно снова возродить стимуляцией глубоких участков мозга, где они зарождались. Вместе со страхом, из соседних глубинных участков можно извлечь и чувства восторга, любви, преданности; эти участки мозга сходны у человека и у его предков из животного царства, в них коренятся инстинкты, страсти, биологические побуждения. Эти допотопные структуры в коре мозга почти не подверглись влиянию эволюции. В отличие от анахронической коры, более свежие структуры мозга человека — новая кора или неокортекс — развивались в последние полмиллиона лет чрезвычайно быстро, со скоростью, не имеющей прецедента во всей эволюции. Некоторые анатомы старой школы даже называют этот рост злокачественным. Такие взрывы, всплески нарушают природный баланс, поэтому “мозговой взрыв” в середине плейстоцена привел к появлению вида единственными нарушениями. Несогласным с этим утверждением предлагалось взглянуть на человеческую историю глазами бесстрастного зоолога с другой планеты. История так плачевна, что указывает на биологические нарушения, точнее, свидетельствует, что свежие в эволюционном масштабе мозговые структуры, благодаря которым человек владеет логикой и языком, так и не научились взаимодействовать с более древними структурами, управляющими эмоциями, которые оказались подавленными при бурном развитии поверхностных структур. Из-за этой ошибки в эволюции старый мозг и новый мозг, эмоция и разум, то вступают друг с другом в острый конфликт, то мучительно сосуществуют. С одной стороны — рационализм и логика, подвешенные на тонкой ниточке, которая все время лопается; с другой — страстное следование иррациональным воззрениям, которое, как верно указала доктор Эпсом, приводило и приводит людей к катастрофам. Неокортекс сравнивают с компьютером; но когда компьютер получает неверные данные, то результат его работы катастрофичен…
От него веяло самоуверенностью, как от всякого опытного хирурга; к тому же он был изощренным шоуменом. Он был заносчив и одновременно внушал доверие пациентам-слушателям — от его бодрой улыбки все начинали ощущать себя пациентами.
Валенти начал с изящного комплимента в адрес Тони, чье владение такими невнятными материями, как альфа-ритмы и “волны намерений” внушило ему, Валенти, искреннее уважение. Он симпатизирует области исследований, избранной Тони, которая направлена, если он правильно понял, на достижение уровня сознания или состояния ума, возносящихся над рутиной повседневного существования. Его собственный труд на поприще нейрохирургии преследует гораздо более скромную цель: помочь пациентам, страдающим умственными нарушениями, вернуться к нормальности, к той самой рутине. Однако он считает необходимым с самого начала признаться в сильном подозрении, что самому роду человеческому свойственен некоторый умственный сдвиг. Так что если в самом ближайшем будущем не будет найдена какая-то форма массовой терапии, то сам вид Homo Sapiens не просто окажется под угрозой, а вообще угаснет. Впрочем, он хотел бы сперва продемонстрировать некоторые последние достижения в методах индивидуальной терапии, а уж после этого “поболтать о проблемах человечества вообще”. (Английский Валенти был таким же наманикюренным, как его ногти, однако в нем присутствовали некоторые шероховатости, как, например, неспособность провести различие между глаголами “обсудить” и “поболтать”.)
— Для начала я покажу вам кадры весьма странной корриды, хотя некоторые их уже, вероятно, видели. Это пленку отснял мой уважаемый коллега Хосе Дельгадо из Йельского университета в середине шестидесятых годов. Животное, которое вы увидите, принадлежит к специально выведенной породе особо свирепых быков. В отличие от ручного быка, не реагирующего на людей, такой бык начинает злобно атаковать первого же попавшегося ему на глаза человека. Сейчас вы сами все увидите…
Валенти сделал грациозный жест вездесущему Густаву. Тот проворно опустил экран, нажал кнопку, управляющую автоматическими жалюзи на окнах, и включил проектор. На экране возникла пустая арена, залитая солнцем, и безлюдные трибуны. Потом на арене появилась одинокая человеческая фигура в джинсах и водолазке. В качестве оружия человек взял на арену не мулету, а что-то вроде маленького радиоприемника с выдвинутой антенной. Через секунду на арену выпустили грозного быка. Стоило ему заметить экспериментатора, как он устремился к нему, с каждой секундой набирая скорость. Казалось, этот живой локомотив ничем не остановить. Но буквально в последний момент, когда между ним и человеком оставалось всего несколько ярдов, и расправа могла быть предотвращена только чудом, чудо произошло. Камера показала крупным планом, как профессор крутит на своем радиоприемнике какой-то тумблер. Кончики бычьих рогов уже отделяли от живота отважного профессора считанные дюймы, как вдруг бык резко затормозил, словно внутри у него сидел водитель, вспомнивший о необходимости ударить по тормозам перед выросшей впереди стеной. Медленный разворот со скучным видом, полная апатия… Поворот другого тумблера на приборе — и бык издал жалобное мычание. Сколько раз экспериментатор крутил этот тумблер, столько же раз животное принималось мычать. Грозный бык на глазах превратился в покорного теленка.
Валенти подал сигнал Густаву, и жалюзи на окнах снова взлетели вверх, словно по волшебству. Роскошная горная панорама вернулась на положенное место. Валенти продолжил:
— Вы наблюдали, как работает метод электрической стимуляции мозга, сокращенно ЭСМ. В мозг быка вживлены в определенных участках и на разную глубину электроды — тонкие платиновые иглы. Электроды подсоединены к миниатюрному приемо-передающему устройству, прикрепленному стоматологическим цементом к черепу животного. Благодаря этому прибору, экспериментатор получает информацию о мозговой деятельности быка, а также стимулирует мозг в избранных участках с помощью электрических импульсов. Вы могли наблюдать, как профессор Дельгадо принудил быка прервать бег и развернуться — это было сделано через электроды в моторной коре свода головного мозга; одновременно произошла стимуляция центров в средней части мозга, управляющих агрессивностью. Как видите, можно не только управлять движениями быка, но и резко менять его эмоциональное состояние: только что он был настроен на насилие, а уже через секунду покорен, как овечка…
За последние десять лет, продолжал Валенти, электростимуляция мозга с помощью вживленных радиоуправляемых электродов была испробована на крысах, кошках, обезьянах, дельфинах, сверчках и быках. Оказалось, что таким способом можно управлять движениями животных, их позами, вызывать ярость, страх, покорность, любовное и материнское поведение, а также их противоположности. В очередной раз был приведен в действие Густав, показавший под управлением Валенти несколько коротких сюжетов, иллюстрирующих возможности умных электродов. Игривые киски под воздействием стимуляции их бокового гипоталамуса превращались в диких тигриц, а потом так же внезапно — опять в урчащих пушистых зверюшек. А вот обезьяна, с наслаждением лакомящаяся бананом. Когда от банана остается ровно половина, экспериментатор нажимает кнопку. Обезьяна мгновенно перестает жевать и выбрасывает банан.
— В данном случае импульс подействовал на ядро центральной нервной системы, — прокомментировал Валенти, тыкая указкой в анатомическую таблицу на стене, где означенное ядро имело вид оранжевого зернышка в глубине вязкой массы.
…Кошка, лакавшая молоко, внезапно прерывала свое занятие и замирала с вываленным языком. Обезьяны-самцы, только что игнорировавшие заигрывания самок, молниеносно превращались в неутомимых секс-маньяков. Бойких шимпанзе усыпляли за полминуты, простимулировав область мозговой перегородки. Самки макак-резусов, не жалевшие времени на кормление и уход за своими малышами, мгновенно теряли к ним интерес и отвергали их попытки обратить на себя материнское внимание, так что малышам приходилось уповать только на нежность других мамаш; угнетенный материнский инстинкт восстанавливался спустя десять минут.
Последний сюжет, называвшийся “Укрощение диктатора”, всех развеселил. “Диктатором” оказалось существо с дурным нравом по кличке Нерон, признанный вожак стаи из дюжины обезьян в большом вольере. Половину вольера Нерон считал своей личной вотчиной, куда не допускались прочие смертные, которым предписывалось обитать в обстановке невыносимой скученности в дальнем углу. Кроме того, вожаку принадлежало преимущественное право утоления голода и удовлетворения похоти. Авторитет его держался на угрожающих жестах и звуках, которыми он встречал любой признак нарушения субординации. Одного его взгляда на нарушителя оказывалось достаточно, чтобы несчастного охватил ужас. Прочие подданные лишь испуганно косились на тирана.
Но в один прекрасный день Нерона выволокли из клетки, усыпили и оснастили электродами. Проснувшись, он почувствовал нарост на черепе, что-то вроде шишки, от которой никак не избавиться и к которой он очень быстро привык; что касается электродов в самом черепе, то их объект вообще не чувствует. Но не прошло и часа после их задействования, как Нерону пришлось сложить власть. Стимуляция длилась не больше пяти секунд в минуту, но и этих пяти секунд хватало, чтобы морда Нерона от раза к разу утрачивала свирепость, угрожающие жесты и взгляды забывались, рычание стихало. Подданные мгновенно улавливали перемены. Всего за час они забыли о страхе перед вожаком, стали вторгаться на его территорию и в результате сильно потеснили, наплевав на его былой авторитет.
Победа была такой сокрушительной, что в нее было трудно поверить. Но куда деваться от фактов?
— Перед вами, друзья, только первый акт драмы, — предупредил Валенти. — Готовьтесь ко второму.
Второй акт оказался короток и печален. Мозг Нерона перестал получать стимуляцию, и по истечение десяти минут он снова превратился в вожака. С каждой минутой его взгляд обретал все больше свирепости, оскал клыков становился все более хищным, лапы снова громко барабанили по полу. В итоге граждане едва народившейся демократии опять вобрали головы в плечи и ретировались в свой загаженный угол.
— А теперь — акт номер три! — провозгласил Валенти. — Сейчас произойдет самое интересное.
Трансформация характера Нерона была постепенной, но самые резкие перемены в его поведении происходили за те пять секунд раз в минуту, когда его мозг подвергался стимуляции. На протяжении этих пяти секунд он походил на йога в состоянии “самадхи”. Когда Нерон вернулся к власти, экспериментатор устроил ему новое испытание — установил на заметном месте в клетке рычаг. При нажатии на этот рычаг мозг бедняги получал очередную пятисекунд-ную дозу электричества, после чего он временно терял свою неумолимость. Одна сообразительная обезьянка, самка по кличке Долорес, быстро обнаружила, как благотворно влияет на постылого тирана нажатие на рычаг. Стоило Нерону повести себя в отношении нее угрожающе — и она моментально приводила его в чувство. У нее даже появилась привычка смотреть ему прямо в глаза, что до появления рычага расценивалось как наихудшее оскорбление, брошенное властелину. Нерон остался вожаком, но перестал быть абсолютным монархом, поскольку Долорес научилась не только предотвращать нападения на нее лично, но и спасать других: при первых признаках агрессивного настроения у Нерона она хваталась за рычаг.
— После этого, — резюмировал Валенти, — маленькая обезьянья стая обрела покой. Здесь завершается и моя притча, как назвал бы этот развернутый пример доктор Каспари. Пришло время перейти от зверей к людям. Через несколько минут я с удовольствием продемонстрирую вам контролируемое по радио поведение нормального человека. Но сперва я должен исполнить процедуру успокоения, подобно стюардессе, напоминающей о необходимости пристегнуть ремни безопасности, хотя в такой блестящей компании в этом вряд ли существует необходимость…
Далее Валенти скучным голосом поведал, что вживление электродов в человеческий мозг преследовало чисто лечебные цели, а новые научные данные, которые благодаря этому удалось получить, — это всего лишь побочное удачное приобретение. В мире насчитывается много тысяч и в ус не дующих людей, живущих с двадцатью-сорока электродами в мозгу. Вживление производится при местной анестезии, электроды могут оставаться в черепе по несколько лет, не причиняя реципиенту ни малейших неудобств. Мозг нечувствителен к прикосновению: его можно резать, замораживать, прижигать без ведома пациента. Мозг так хорошо защищен черепом, что в нем самом отсутствуют сенсорные и болевые рецепторы. Нейрохирурги давно проводят операции на открытом мозге, болтая при этом с оперируемыми, не чувствующими никакой боли. Однако методы, применявшиеся в прошлом, — лоботомия, лейкотомия, электрошоковая терапия — были мясницкими приемами по сравнению с использованием тонких электродных игл. Они соединены с цоколями, вцементированными в череп, которые можно скрыть повязкой, париком, головным убором. Нарушения, врачуемые таким способом, — это эпилепсия, неустранимые боли, бессонница, острая тревога, депрессия, неконтролируемая жестокость и некоторые формы шизофрении. Ряд нарушений удается лечить диспансерно, проводя с регулярными интервалами электростимуляцию мозга. Часть пациентов носят в кармане портативный электростимулятор и пользуются им при приступах боли, ярости и так далее. Иглы, вживленные в так называемые “центры удовольствия” гипоталамуса, дают пациенту ощущение эйфории или сексуального возбуждения, иногда приводящего к психологическому эквиваленту оргазма.
— А это тоже имеет лечебный смысл? — встрепенулся Блад.
— В некоторых случаях, представьте, да, — осторожно ответил Валенти, смекнув, что перегнул.палку, знакомя аудиторию с некоторыми экзотическими направлениями своих изысканий.
— Чем же плоха добрая старая мас-тур-бация? — не отставал Блад. — Зачем какие-то платиновые иглы?
Улыбка Валенти стала еще более вежливой, но вопрос Блада остался без ответа.
— Кроме того, успешными оказались эксперименты по установлению двусторонней радиосвязи между мозгом реципиента и компьютером. Компьютер запрограммирован на узнавание нарушений в электроэнцифалограмме мозга, указывающих на приближение эпилептического припадка или вспышки неконтролируемого гнева. Компьютер, получив сигнал, подает радиоимпульс, приводящий в действие иглы в центрах, блокирующих развитие приступа… Что ж, теперь, имея всю необходимую информацию, вы сможете оценить демонстрацию. Вызовите мисс Кейри! — велел он Густаву.
Большинство участников не обратили внимание на отсутствие мисс Кейри и на то, что магнитофон доверен Клэр.
— Мисс Кейри, — объяснил Валенти в ожидании ее появления, — моя пациентка. Она поступила ко мне с жалобами на острую тревогу вперемежку с приступами жестокости, нападениями на членов семьи, особенно на младшую замужнюю сестру…
Напряженное молчание аудитории напоминало тишину в приемной зубоврачебной клиники, где все знают, что их ждет неприятное испытание. Наконец, стеклянные створки двери распахнулись, и Густав учтиво пропустил в зал мисс Кейри. Она улыбалась и теребила седой узел на затылке. Все дружно уставились на узел, потом смущенно зашелестели блокнотами.
— Доброе утро, мисс Кейри! — сказал Валенти с улыбкой. — Будьте добры, сядьте вот здесь.
Он указал на кресло в углу, поставленное туда еще до начала заседания. Мисс Кейри послушалась, явно наслаждаясь всеобщим вниманием к своей персоне. Половина участников развернулись в креслах.
— Скажите, мисс Кейри, — начал Валенти, поправляя чересчур большие наручные часы, — вы не возражаете поучаствовать в маленьком демонстрационном эксперименте?
— С удовольствием! — ответила она, — Я к вашим услугам, доктор.
— Как вы себя чувствовали до поступления в нашу клинику?
— Ужасно!
— На что вы жаловались?
— У меня было много жалоб…
— Извольте рассказать.
— Я была дурочкой, — сказала мисс Кейри, хихикая.
— Вы чего-то боялись? Чего именно?
— Не хочу вспоминать. Разных глупостей.
— Придется вспомнить. Теперь вы здоровы и знаете, что, участвуя в таких сеансах, помогаете выздоровлению других пациентов.
Мисс Кейри кивнула, не переставая хихикать.
— Конечно, доктор, просто мне не хочется вспоминать…
— Может быть, вам помочь? — Он тронул какую-то кнопку на своих часах. — Итак, Элеонора, расскажите нам о своих страхах.
С мисс Кейри произошла перемена. Лицо стало пепельным, дыхание тяжелым, как при приступе астмы, худые пальцы вцепились в подлокотники кресла, словно она находилась в самолете, который вот-вот врежется в землю.
— Не надо… — прошептала она. — Пожалуйста, прекратите!
— Что вас пугает?
— Не знаю, У меня ощущение, что сейчас случится что-то страшное. — Она стала крутиться в кресле, вглядываясь в углы зала. — Мне кажется, что у меня за спиной стоит человек…
— Там всего лишь стена,
— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Перестаньте, умоляю! Ради Христа!
— Еще вам казалось, что за ваши грехи вас отправят в ад. А ведь вам известно, что ада не существует.
— Откуда вы знаете? Я видала такие картины… — Она задрожала всем телом.
— Какие картины?
— Перестаньте!
Она истошно заорала. Блад шумно встал из-за стола и покинул зал. Мисс Кейри взвизгнула еще раз. Казалось, сейчас с ней начнется истерика. Валенти еще раз прикоснулся к своим часам — и испытуемая сразу размякла, сделала несколько глубоких вдохов, порозовела.
— Вот видите, Элеонора! — сказал Валенти. — Все опять хорошо.
Она кивнула. Оба улыбались.
— Вы не жалеете, что согласились на эксперимент?
— Ни в коем случае, доктор! Просто небольшой
приступ глупости.
— Вы не испытываете ко мне враждебности? Мисс Кейри отрицательно покрутила головой. Ей
уже владело воодушевление.
— Мне хочется целовать вам руки, доктор. — Опять смешок. — Вы — мой спаситель! — Она наблюдала, как он жмет кнопку на часах. — Ах!… — вздохнула она. — Какое дивное ощущение… Это, наверное, та самая противная иголочка… Противная, противная… А вы… На ее лице появилось выражение экстаза.
— Вздор! — не выдержала Харриет. — Прекратите! Это неприлично!
Соловьев постучал по столу.
— Кажется, вы все нам доказали, доктор Валенти. Но мисс Кейри уже вернулась в нормальное состояние. Врач и пациент снова друг другу улыбались.
— Кое-кто из джентльменов — и леди — огорчен, — сказал ей Валенти. — Вы понимаете, что так на них повлияло?
Она потрясла головой, снова превратившись в благодушную монахиню средних лет.
— Нет, доктор. Просто заметила, что сэр Ивлин вышел.
Валенти отвесил своей пациентке учтивый поклон.
— Большое спасибо, мисс Кейри. Итак, леди и джентльмены, демонстрация состоялась. Вы, видимо, обратили внимание, что наши чудо-электронщики уменьшили радио-стимулятор до размера наручных часов. — Он положил свой прибор на стол. — Если это кому-то интересно, я с радостью объясню, как он работает. А теперь, подводя итоги сказанного, мы можем сделать несколько заключительных замечаний по поводу исследований, касающихся не только отдельных пациентов, но и, не побоюсь этого слова, человечества в целом…
Увы, после демонстрации с участием мисс Кейри диагноз состояния человечества в исполнении Валенти был встречен не очень охотно, даже несколько враждебно. Он указал, что мисс Кейри полностью сознавала, что с ней происходит под действием электростимуляции, и помнила свои ощущения потом, однако эти воспоминания ее нисколько не смущали. Она помнила свои МЫСЛИ, но не переживала ЭМОЦИИ, которые их сопровождали. Точно так же суеверия, вроде вечного проклятия, которые до смерти ее пугали в период болезни, теперь, когда она выздоровела, представляются ей просто “глупостями”. Однако даже теперь, после выздоровления, эти страхи можно снова возродить стимуляцией глубоких участков мозга, где они зарождались. Вместе со страхом, из соседних глубинных участков можно извлечь и чувства восторга, любви, преданности; эти участки мозга сходны у человека и у его предков из животного царства, в них коренятся инстинкты, страсти, биологические побуждения. Эти допотопные структуры в коре мозга почти не подверглись влиянию эволюции. В отличие от анахронической коры, более свежие структуры мозга человека — новая кора или неокортекс — развивались в последние полмиллиона лет чрезвычайно быстро, со скоростью, не имеющей прецедента во всей эволюции. Некоторые анатомы старой школы даже называют этот рост злокачественным. Такие взрывы, всплески нарушают природный баланс, поэтому “мозговой взрыв” в середине плейстоцена привел к появлению вида единственными нарушениями. Несогласным с этим утверждением предлагалось взглянуть на человеческую историю глазами бесстрастного зоолога с другой планеты. История так плачевна, что указывает на биологические нарушения, точнее, свидетельствует, что свежие в эволюционном масштабе мозговые структуры, благодаря которым человек владеет логикой и языком, так и не научились взаимодействовать с более древними структурами, управляющими эмоциями, которые оказались подавленными при бурном развитии поверхностных структур. Из-за этой ошибки в эволюции старый мозг и новый мозг, эмоция и разум, то вступают друг с другом в острый конфликт, то мучительно сосуществуют. С одной стороны — рационализм и логика, подвешенные на тонкой ниточке, которая все время лопается; с другой — страстное следование иррациональным воззрениям, которое, как верно указала доктор Эпсом, приводило и приводит людей к катастрофам. Неокортекс сравнивают с компьютером; но когда компьютер получает неверные данные, то результат его работы катастрофичен…