Кей Гай. Самая тёмная дорога (Гобелены Фьонавара - 3)

   Трудно было разглядеть что-либо в слабом лунном свете, и она находилась от него далеко внизу, но ей показалось, что его улыбка светится добротой.
   - Мы можем взять вас на борт, - сказал он. - Хотя вы и не увидите никого из моряков, а меня самого - только тогда, когда звезды будут сиять прямо над головой. Ближе к корме от того места, где вы стоите, есть веревочный трап. Вы оба можете подняться на борт, и мы поставим корабль на якорь у подножия Анор Лизен, чтобы взять ваших спутников.
   - Там очень мелко, - сказал Пуйл. - Вы сможете подойти так близко к берегу?
   В ответ Амаргин внезапно запрокинул голову и расхохотался резким, холодным смехом в темноте над морем.
   - Дважды Рожденный, - сказал он, - тебе следует ясно понимать, на что ты идешь. Нет морей, слишком мелких для этого судна. Нас здесь нет. И вас не будет, стоит вам лишь ступить на эту палубу. Я снова спрашиваю вас: вы готовы отправиться в плавание вместе с мертвецами?
   - Я готов, - спокойно ответил Пуйл, - если именно это мы должны сделать.
   Они вместе прошли по морю до того места, где свисала веревочная лестница с почти прозрачного борта гниющего корабля. Переглянулись, не говоря ни слова. Пуйл полез первым, доверив лестнице вес своего тела. Она выдержала, и он медленно поднялся наверх и достиг палубы. Джаэль последовала за ним. Казалось, она карабкалась очень долго, опираясь на пустоту, чтобы достичь пустоты. Она старалась заставить себя не думать об этом. Пуйл протянул ей руку. Она ухватилась за нее и позволила ему помочь ей взобраться на палубу. Палуба выдержала ее вес, но, взглянув вниз, она увидела море сквозь доски. Волны катились через трюм под ними. Джаэль быстро отвела взгляд.
   Внезапно ветер стих, но звезды светили ярче, и луна тоже. Амаргин к ним не приближался. Он подошел к румпелю и без какой-либо видимой помощи со стороны начал поворачивать корабль к берегу.
   Никого не было видно, но вокруг себя Джаэль теперь слышала шаги, потом потрескивание рваных парусов, которые внезапно полностью развернулись, хотя она по-прежнему не чувствовала ни малейшего дуновения ветра.
   Звучали слабые голоса, ниточка чего-то, вроде смеха; они плыли по направлению к Анор. Глядя на сушу, она увидела остальных, которые теперь проснулись и молча ждали. Она подумала о том, могут ли они ее видеть и как они с Пуйлом выглядят, стоя на палубе, не превратились ли и сами в призраков. И какими станут, когда сойдут с корабля на берег, если когда-нибудь сойдут.
   Слова оказались ненужными. Дьярмуд, поразительно быстрый, как всегда, уже понял, что происходит.
   Амаргин медленно направил свое судно к подножию Башни Лизен, а ведь Джаэль знала, что при жизни ему никогда этого делать не приходилось. Она взглянула на него, но ничего не смогла прочесть у него на лице. Интересно, подумала она, не вообразила ли она ту улыбку, которую видела, стоя внизу.
   Больше времени гадать не оставалось. Первые люди из шлюпки уже перелезали через борт, с изумлением и страхом в глазах. Они с Пуйлом подошли, чтобы им помочь. Одной из последних поднялась Шарра, затем Джиневра и Артур и, наконец, на палубу ступил Дьярмуд дан Айлиль.
   Он взглянул на Пуйла, затем его голубые глаза обратились к Джаэль и долго смотрели на нее.
   - Так себе корабль, - в конце концов пробормотал он, - но должен признать, что мы его заранее не заказывали.
   Она была слишком напряжена и даже не пыталась придумать ответ. Он ей все равно не дал такой возможности. Быстро нагнулся и поцеловал ее в щеку, что по всем меркам было недопустимым поступком, и сказал:
   - Блестяще сотканный узор, Первая после Даны. Вы оба. - И он подошел к Пуйлу и поцеловал его тоже.
   - Не знал, - сухо заметил Пуйл, - что тебя так возбуждают подобные вещи.
   И этот ответ, с благодарностью решила Джаэль, сойдет и за ее ответ тоже.
   Теперь они все были на борту, и все молчали среди топота ног невидимых моряков, под разорванными, надутыми парусами, не способными удержать ветер, которого никто из них не ощущал.
   Джаэль обернулась и увидела Амаргина, который медленно приближался к Артуру, прижимая Копье к груди. Нужно сделать еще одну вещь, поняла она.
   - Добро пожаловать на корабль, - обратился мертвый маг к Воину. - Если только живым место на этом корабле.
   - Если только можно считать меня живым, - спокойно ответил Артур.
   Амаргин несколько мгновений смотрел на него, затем опустился на одно колено.
   - Я владел в этом мире одной вещью, которая принадлежит вам, мой господин. Вы примете из моих рук королевское Копье?
   Они вышли в открытое море, огибая полукруг бухты, и повернули под звездами на север.
   Она услышала, как Артур ответил очень просто, низким голосом, несущим отпечаток столетий и многочисленных войн:
   - Приму.
   Амаргин поднял Копье. Артур взял его, и, когда он прикоснулся к нему, наконечник королевского Копья вспыхнул бело-голубым ослепительным огнем. И в это же мгновение зашла луна.
   Джиневра резко обернулась, словно что-то услышала. Она молча смотрела назад, на полоску берега, на лес позади нее. Затем прошептала:
   - О, любимый мой. О, мой любимый.
   Глава 9
   Когда Флидис наконец добрался до Священной рощи, битва уже давно началась. Он прибыл последним. Все способные передвигаться духи леса уже были здесь, кольцом окружили поляну, наблюдали, а те, кто не мог двигаться, тоже присутствовали: они послали сюда свое сознание и смотрели глазами собравшихся.
   Когда он приблизился, перед ним расступились, некоторые с большей готовностью, некоторые с меньшей, и он это отметил. Но все же он был сыном Кернана. Они дали ему пройти вперед.
   И, пробравшись сквозь эту призрачную компанию, он очутился на самом краю поляны и увидел на ней Ланселота, отчаянно сражающегося за свою жизнь и за жизнь Дариена.
   Флидис прожил долго, но видел Старейшего всего один раз, в ту ночь, когда собрался весь Пендаран, как сейчас, чтобы посмотреть, как Курдадх выйдет из треснувшей земли, чтобы убить Амаргина из Бреннина, посмевшего провести ночь на поляне. Тогда Флидис был молод, но он всегда был мудрым и наблюдательным, и он ясно помнил: демон, вооруженный своим мощным молотом, стремился подавить сознание наглого пришельца, который был всего лишь простым смертным и не мог выстоять. И все же, как помнил Флидис, Амаргин выстоял. С железной волей и мужеством, которые оставались непревзойденными все минувшие с тех времен годы на памяти младшего сына Кернана, он сражался со Старейшим и победил.
   Но только благодаря оказанной ему помощи.
   Флидис никогда не забывал потрясение, которое испытал (как тогда, когда ощутил вкус запретного вина в облачном дворце Махи, или мельком увидел в первый и последний раз обнаженную Кинуин, выходящую из ее озера в роще Фалинн), внезапно осознав, что в битву вмешивается Морнир. В конце, когда Амаргин прогнал Курдадха, в серый предрассветный час, Бог - позже он утверждал своим устрашающе громовым голосом, что его заставила сделать это победа Амаргина, - явился перед смертным и раскрыл ему тайны Небесной премудрости.
   После этого Морниру пришлось разбираться с Даной, что вызвало хаос в отношениях Богинь и Богов, который, думал Флидис, снова оказавшись на поляне тысячу лет спустя, не имел никакого отношения к происходящему теперь и одновременно имел к этому прямое отношение. Но миниатюрному андаину открылись две истины, пока он наблюдал за фигурами, сражающимися под звездами.
   Первая заключалась в том, что по какой-то неизвестной причине - а Флидис пока ничего не знал о пребывании Ланселота среди мертвецов Кадер Седата - демон в этой схватке использует свой молот и свою наводящую ужас физическую мощь одновременно с воздействием на разум противника. Вторая что Ланселот сражается один, вооруженный лишь мечом и мастерством, без какой-либо помощи посторонних сил.
   А это значило, понял андаин, что он не может победить, несмотря на то, кем он был сейчас и всегда: не знающим себе равных среди смертных во всех мирах Ткача.
   Флидис вспомнил с кристальной ясностью, как он был Талиесеном в Камелоте и там впервые увидел этого человека в бою. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание, и сердце сжалось в его широкой груди при виде того, как зря пропадает это ослепительное, безнадежное мужество. Он удивился сам себе: андаинам не полагалось принимать близко к сердцу то, что происходит со смертными, даже с этим смертным, и, кроме того, он сам был хранителем леса, а этот человек осквернил Священную рощу. Ему следовало так же ясно помнить свой долг и свои обязанности, как ясен был круг неба над поляной.
   Вероятно, так бы и было еще днем раньше и с любым другим человеком. Но не теперь и не с Ланселотом. Флидис смотрел острым взглядом при свете звезд и испытывал горе при виде этого зрелища, предавая доверие леса.
   Курдадх постоянно менял форму, его аморфный, текучий физический облик находил все новые, смертельно опасные обличья. На глазах у Флидиса он вырастил лишнюю конечность с каменным мечом на конце, созданным из собственного тела. Он наступал на Ланселота, теснил его этим мечом к восточному краю поляны, а затем без всяких усилий, с первозданной мощью обрушил свой могучий молот все сметающим ударом.
   Но человек отчаянным усилием ускользнул от него. Ланселот бросился вниз и в сторону, перекатился и нырнул под опускающийся молот и одновременно перепрыгнул через рассекающий воздух меч, а затем, едва приземлившись, он каким-то образом уже стоял на коленях и ударил наотмашь собственным мечом. Он начисто отрубил новую руку Курдадха у самого плеча. Каменный меч бессильно упал на траву.
   У Флидиса дух захватило от изумления и восхищения. Затем, пережив мгновение безудержной, иррациональной надежды, он снова выдохнул, испустив долгий, печальный вздох. Потому что демон лишь рассмеялся: целый и невредимый, он вырастил еще одну руку из своего синевато-серого торса. Еще одну руку с еще одним мечом, точно таким же. как и первый.
   И снова атаковал, не зная отдыха, не снижая темпа. Снова Ланселот увернулся от выкованного в недрах земли молота, снова отбил выпад каменного меча, и на этот раз движением настолько быстрым, что глаз не успевал за ним уследить, сам нанес колющий удар снизу вверх в темную, покрытую личинками голову демона земли.
   Это должно причинить ему боль, подумал Флидис, продолжая поражаться тому, насколько сильно его это волнует. И он, по-видимому, был прав, так как Курдадх в нерешительности замер, глухо ворча, потом его контуры снова заколебались и начали меняться: на этот раз он превратился в живое создание из безликого камня, неуязвимое, недоступное для клинка, где бы этот клинок ни выковали. И это создание начало преследовать человека на маленьком пространстве поляны, чтобы отрезать ему путь к отступлению и покончить с ним сокрушительным ударом.
   Тут Флидис осознал, что был прав с самого начала.
   Всякий раз, когда Ланселот наносил рану, любую рану противнику, демон мог моментально залечить ее на себе, по-прежнему заставляя утомленного человека уходить от преследования. Даже несмотря на искалеченную ногу, видел Флидис, которую демону ритуально изуродовали тысячу лет назад в знак того, что он отныне назначен хранителем этого места, Курдадх оставался подвижным и смертельно опасным. Поляна же была небольшой, и деревья в роще вокруг, и духи, следящие оттуда, не позволили бы человеку ускользнуть, пусть даже на мгновение, с этого священного места, которое он осквернил. И где должен был умереть.
   Он сам и кое-кто еще. Оторвав взгляд от яростного, кровавого боя, Флидис взглянул вправо. Мальчик со смертельно бледным лицом внимательно наблюдал за схваткой. Глядя на сына Ракота, Флидис ощутил ту же инстинктивную отстраненность, которая посетила его на берегу у Анор, и у него хватило честности назвать это чувство страхом. Потом он вспомнил, кто его мать, и снова взглянул на Ланселота, молча сражающегося в темноте за жизнь ребенка, и, поборов в себе сомнения, зашагал по траве к краю поляны, к Дариену.
   - Я - Флидис, - сказал он, тем самым нарушив свое собственное самое старое правило. Но что такое правила, думал он, в такую ночь, как эта, в разговоре с таким существом, как этот ребенок?
   Дариен отступил на пару шагов в сторону, уходя от более тесной близости. Его глаза не отрывались от двух сражающихся перед ними фигур.
   - Я друг твоей матери, - сказал Флидис, с трудом подыскивая нужные слова, что было на него так не похоже. - Прошу тебя верить, что я не желаю тебе зла.
   Мальчик впервые повернулся к нему.
   - Это не имеет значения, - ответил он почти шепотом. - Ты ведь не можешь ничего изменить, правда? Теперь у меня не будет выбора.
   Флидиса охватил холод, он впервые ясно увидел мальчика, и в этот момент внезапно осознал, как молод Дариен, и как прекрасен, и - благодаря своему умению видеть в темноте - какие у него голубые глаза. Но он не мог, как бы ни старался, забыть о том, как они вспыхнули красным на берегу и пламя охватило дерево.
   На поляне вдруг раздался грохот, и Флидис быстро прижался спиной к стволу дерева. Всего в шести футах от них Ланселот отступал в их сторону, а на него с грохотом камнепада наседал демон, похожий на скалу.
   Когда Ланселот оказался совсем близко, Флидис увидел, что все его тело покрыто сетью ран и багровых синяков. Кровь обильно текла из его левого плеча и правого бока. Одежда на нем висела рваными, окровавленными лентами, а густые черные волосы прилипли к голове. Струйки пота непрерывно текли по лицу. Каждые несколько секунд ему приходилось поднимать свободную руку, несмотря на рану, чтобы смахнуть пот, мешающий видеть.
   Насколько он вообще еще был способен видеть. Потому что он был всего лишь смертным и ему никто не помогал, и даже половинка луны давно ушла на запад и скрылась за высокими деревьями, обрамляющими поляну. Только пригоршня звезд смотрела вниз с высоты на этот доблестный подвиг измученной, сияющей души Ланселота Озерного - самый одинокий, прекрасный, невероятный подвиг из вытканных на Гобелене во все времена.
   Связанный своим долгом перед лесом и силами этого места, Флидис беспомощно смотрел, как эти двое сошлись еще ближе. Он увидел, как Ланселот, побеждая боль и усталость, гибким и точным движением упал на одно колено вне досягаемости надвигающегося демона, сделал выпад мечом вперед и вниз, целясь в ногу, единственную часть тела зеленовато-серой скалы, уязвимую для режущего клинка.
   Но демон рощи, несмотря на свое гротескное, кишащее червями обличье, ловко увернулся от этого удара. С ужасающей быстротой он отрастил новую руку с мечом и, не успело еще оружие затвердеть, нанес яростный удар сверху вниз по припавшему к земле человеку. Тот перекатился резким рывком и подставил свой сверкающий клинок навстречу мощному удару каменного меча Курдадха.
   Клинки встретились с треском, от которого затряслась поляна. Флидис сжал кулаки, сердце его стучало, как молот, но он увидел, что даже против этого, против всей свирепой мощи руки демона Ланселот устоял. Его клинок не сломался, и мышцы руки не подвели. Мечи встретились, и каменный меч разлетелся на куски, а Ланселот снова перекатился прочь от края поляны и вскочил на ноги, конвульсивно хватая ртом воздух.
   И тут Флидис заметил еще одну рану. Зазубренный кусок сломанного меча демона еще раз ранил Ланселота. Сорочка его была разорвана на полоски, которые стесняли его движения, и Ланселот сорвал ее с себя и стоял посреди поляны, обнаженный по пояс, а темная кровь текла из раны выше сердца. Он балансировал на цыпочках, не отрывая пристального взгляда от противника, меч его снова был наготове. Он ждал нового нападения Курдадха.
   И Курдадх атаковал с первобытной, безжалостной, не знающей усталости силой. Еще раз поменял форму, отказавшись от неуклюжего, хоть и неуязвимого обличья скалы, снова сделал себе голову - почти человеческую, хоть всего с одним чудовищным глазом посреди лица, из которого, словно слезы, падали черные личинки и жуки. И еще раз откуда-то из своих недр он вырастил устрашающий, колоссальный молот. Ухватив его рукой, настолько мускулистой, что в объеме она не уступала грудной клетке Ланселота, демон ринулся вперед, покрыв пространство поляны одним огромным шагом, и с грохотом лавины обрушил молот на поджидающего его человека.
   Тот снова ушел в сторону, хоть и с трудом, так как демон двигался теперь очень быстро. Флидис почувствовал, как земля снова содрогнулась от удара, а когда Курдадх бросился преследовать противника, андаин увидел дымящуюся дыру среди опаленной травы на поляне, там, куда молот только что обрушился, словно рок.
   Это продолжалось и продолжалось, пока Флидис, бессознательно впившийся ногтями в ладони, не стал опасаться, как бы его собственное сердце не разорвалось от напряжения и усталости. Снова и снова Ланселот ускользал от разрушительного молота и рубящих мечей, которые демон создавал из собственного тела. Еще дважды человеку удалось отрубить руку, размахивающую каменным мечом, еще дважды он смог подскочить вплотную, с блестящим изяществом, достойным наблюдающих сверху звезд, и ранить Курдадха, один раз в глаз, а потом в шею, каждый раз заставляя его принимать обличье скалы, чтобы восстановить свои силы.
   Это давало человеку какую-то передышку, но очень недолгую, так как даже в этом обличье демон мог атаковать, стремясь загнать Ланселота к непроницаемой стене деревьев вокруг поляны и раздавить всей массой своего пятнисто-черного тела.
   Очередная атака привела демона и человека к тому месту, возле которого стоял Флидис рядом с Дариеном. И снова Ланселот ухитрился броском на землю уйти от удара. Но на этот раз его плечо соприкоснулось с дымящейся дырой, пробитой в земле молотом, и Флидис услышал, как Ланселот невольно застонал от боли, и увидел, как на этот раз он, неуклюже двигаясь, едва избежал нового нападения. Теперь он еще и обжегся, понял андаин, и душа его наполнилась ужасом и жалостью.
   Он услышал рядом с собой сдавленный звук и понял, что Дариен тоже увидел то, что произошло. Он мельком взглянул на мальчика, и сердце его на мгновение остановилось в буквальном смысле слова. Дариен непрерывно вертел в руках блестящий кинжал, казалось, он почти не сознавал, что делает это. Флидис заметил синюю вспышку, которая о многом говорила, и понял, что это за кинжал.
   - Осторожно! - тревожно прошептал он. И кашлянул, потому что у него пересохло в горле. - Что ты собираешься делать?
   Во второй раз Дариен посмотрел прямо на него.
   - Не знаю, - ответил мальчик, юный до боли. - Перед вашим приходом я сделал глаза красными... так ко мне приходит моя сила. - Флидис постарался скрыть свой страх, на этот раз ему это удалось. Он кивнул. Дариен продолжал: - Но ничего не случилось. Этот, из камня, сказал, у меня не получилось потому, что я не проник достаточно глубоко, чтобы овладеть силой. Что здесь у меня нет силы. Поэтому я... - Он замолчал и посмотрел на кинжал. - Я подумал, может быть...
   Сквозь черноту ночи, сквозь черноту происходящего, сквозь жалость и ужас, которые он ощущал, Флидис из Пендарана увидел мысленным взором слабый, почти иллюзорный свет, сияющий далеко-далеко. Маленький огонек, подобный огоньку свечи в окне ночью, который заметил путешественник, оказавшийся вдали от дома в грозовую ночь.
   Он произнес своим низким, звучным голосом:
   - Хорошая мысль, Дариен. Она достойна тебя и того, кто совершает это ради тебя. Но не делай это сейчас и не этим кинжалом.
   - Почему? - тонким голосом спросил Дариен.
   - Я скажу - только один раз, и только тебе, а одного раза для мудреца достаточно, - нараспев произнес Флидис, снова, хоть и ненадолго, возвращаясь к своей загадочной, уклончивой манере. Он ощутил знакомый прилив удовольствия даже здесь, даже во время всего происходящего, оттого, что знает это. И это напомнило ему о том, что еще он теперь знает, и удовольствие переросло в радость. И, вспомнив об этом, он также вспомнил, что дал клятву в ту ночь попытаться создать Свет из окружающей Тьмы.
   Он заколебался, посмотрел на Дариена, а потом продолжал без всяких околичностей:
   - Клинок, что ты держишь в руках, называется Локдал. Это заколдованный кинжал гномов, подаренный ими Колану дан Конари в давние времена.
   Он на мгновение прикрыл глаза, чтобы вспомнить точные выражения, которые употреблял в разговоре с ним сонный от вина маг однажды весенним вечером семьсот лет тому назад у костра на краю Ллихлинских болот.
   - "Тот, кто нанесет этим клинком удар без любви в сердце, обречен на верную гибель, - произнес Флидис, вспомнив точные слова. А потом договорил остальное: - Тот, кто убьет с любовью, может сделать свою душу подарком тому, кто отмечен узором на рукоятке кинжала". Могущественные слова, сложная, глубоко скрытая магия.
   Дариен смотрел вниз, на слабо намеченный узор на ручке кинжала. Потом снова поднял глаза и произнес так тихо, что Флидису пришлось напрягать слух, чтобы его услышать.
   - Я не пожелал бы свою душу в качестве подарка никому из живых. - И затем, после паузы, андаин услышал: - Перед тем как меня привели в это место, я думал подарить сам кинжал.
   - Кому подарить? - спросил Флидис, уже зная в душе ответ.
   - Моему отцу, разумеется, - ответил Дариен. - Чтобы меня приветливо приняли хоть где-нибудь среди миров.
   Должен же быть на это какой-то ответ, думал Флидис. Должен существовать правильный ответ, ведь от него так много зависит. Но на этот раз он ничего не смог придумать. Не мог найти слова, а потом вдруг на это уже не осталось времени.
   С поляны донесся грохочущий удар, более громкий, чем любой из предыдущих, и на этот раз в нем звучало торжество. Флидис обернулся как раз вовремя и увидел, как Ланселот летит по воздуху, задетый самым кончиком молота, не сумев полностью увернуться от удара. Если бы этот удар попал прямо в него, он бы с ним покончил. И так от этого скользящего удара он перелетел через половину поляны и рухнул на землю рядом с Дариеном.
   Курдадх, не знающий усталости, почувствовавший наконец близость победы, снова надвигался на него. Истекая кровью, полуживой от усталости, с повисшей бессильно левой рукой, Ланселот каким-то чудом, усилием воли, которого Флидис не мог даже осознать, поднялся на ноги.
   За секунду до того, как демон налетел на него, он повернулся к Дариену. Флидис увидел, как их взгляды встретились. Потом услышал, как Ланселот быстро произнес без всякого выражения:
   - Один последний бросок в память о Гевейне. Больше у меня ничего не осталось. Досчитай до десяти, а потом закричи. А потом молись, кому хочешь.
   Больше он ничего сказать не успел. Он снова нырнул прыжком в сторону, с разворотом, и ушел от очередного убийственного удара молота. Молот врезался в землю там, где он только что стоял, и Флидис отшатнулся от грохота этого удара и жара, взмывшего от расколотой земли.
   Курдадх резко развернулся. Ланселот уже снова стоял на ногах, слегка покачиваясь. Демон издал тихий, рокочущий звук и медленно двинулся на него. Раз.
   Флидису казалось, что сердце его сейчас разорвется в груди прямо на этом месте. Убегающие секунды были самыми длинными за всю его долгую жизнь. Два. Он был хранителем леса, этой рощи, так же как и Курдадх. Эти двое осквернили поляну! Три. Он не мог заставить себя посмотреть на Дариена. Демон нанес удар мечом. Ланселот парировал его, споткнулся. Пять. Снова Курдадх сделал выпад каменным мечом, держа наготове высоко поднятый гигантский молот. И снова человек отбился. Он чуть не упал. Флидис внезапно услышал шелест предвкушения в листьях наблюдающих за схваткой деревьев. Семь. Обреченный на молчание, вынужденный оставаться свидетелем, андаин ощутил во рту привкус крови: он прокусил себе язык. Курдадх без малейших признаков усталости, двигаясь волнообразно и плавно, ринулся вперед, фехтуя мечом. Флидис увидел, как молот поднялся еще выше. Он поднял руки в бессмысленном, жалком жесте отрицания.
   И в эту секунду Дариен издал вопль, какого Флидис не слышал никогда в жизни.
   Это был крик ярости и страдания, ужаса и боли, исторгнутый из кровоточащей, измученной души. Вопль был чудовищным, невыносимым, сокрушительным. Флидис повалился на колени от боли и увидел, как Курдадх быстро оглянулся.
   И Ланселот сделал свой ход. В напряженном прыжке вверх он рубанул своим сверкающим мечом сверху вниз с ошеломляющей силой и полностью отрубил руку, до которой до сих пор никак не мог дотянуться.
   Ту руку, которая держала чудовищный молот.
   Демон взревел от неожиданности и боли, но одновременно уже начал перетекать телом к отрубленной конечности и заново отращивать ее. Флидис краем глаза видел это.
   Но он следил за Ланселотом, который точно приземлился на обе ноги после этого невероятного удара, отшвырнув свой меч в сторону Дариена и Флидиса и теперь наклонился, тяжело дыша, над молотом Курдадха.
   Его левая рука бездействовала. Он ухватился правой за рукоятку и, застонав от усилия, попытался поднять молот. И не смог. Молот был огромным, невообразимо тяжелым. Это было оружие демона, Старейшего. Его выковали в огне, пылающем глубже, чем пропасти Даны. А Ланселот Озерный был всего лишь человеком.
   Флидис видел, что демон вырастил из своего тела два новых меча. И снова надвигался, с мокрым, булькающим звуком, полным ярости и боли. Ланселот взглянул вверх. И Флидис, стоя на коленях, не в состоянии шевельнуться и даже дышать, в тот момент познал новую меру величия смертного человека. Он увидел, как Ланселот приказал себе - другого слова не подберешь - поднять черный молот одной рукой.
   И молот дрогнул.