Кейн Андреа. Кража

   «Любовь моя, когда мы наконец будем принадлежать друг другу, это будет означать все — слова, действия, обязательства, — все!»
   Ноэль не колеблясь ответила: «да!»
   Но ее ответ был заглушен его поцелуем, и его мужское естество постепенно, дюйм за дюймом, начало проникать в ее тело. Ноэль еще крепче обвила его руками, еще сильнее прижалась к нему, и руки ее ощутили влажную и гладкую кожу его спины, напряженные сильные мускулы. Он изо всех сил старался сдерживать себя и замедлить их полное слияние. Время остановилось, и Ноэль старалась запомнить каждое новое впечатление — ширину его плеч, восхитительное прикосновение его груди с мягким руном кудрявых волос к ее чувствительным соскам, мощные, как колонны, бедра, оказавшиеся между ее бедер. Но больше всего — неописуемое чудо его мужественности, его решительное и нежное вторжение и то, как он заполнил ее всю, вступая во владение тем, что могло и должно было принадлежать ему, и ему одному.
   — Ты такая маленькая и такая… нетронутая. Я… я попытаюсь не причинить тебе боли. — Он мотнул головой в безуспешном усилии сдержать естественный порыв.
   — Не бойся! — Она поцеловала его в плечо и подняла кверху колени, пытаясь сжать ими его бока. — Ты не можешь сделать мне больно! Пожалуйста, не бойся причинить мне боль. Не сдерживай себя! — Она изогнулась, стараясь облегчить ему проникновение. — Пожалуйста!
   И Эшфорд перестал сопротивляться. Он проник в ее тело, сломав хрупкую и тонкую преграду ее девственности, и проникал все глубже и глубже. Ноэль зарылась лицом в его шею, вздрогнув от боли, но эта боль была желанна и радостна. Теперь она полностью принадлежала ему, принадлежала своему Эшфорду — отныне и навсегда.
   — Любовь моя. — Его голос был хриплым от страсти и волнения.
   — Пусть будет все до конца, что должно быть, — прошептала она, почувствовав, что боль утихает.
   — До конца, — эхом отозвался он, почувствовав сначала ее боль, а потом наслаждение. — Ноэль…
   Он двигался медленно и легко, но проник в нее глубоко, и их тела слились, зажженные единым огнем любви.
   — Любовь моя! Ноэль! О Боже!
   В теле Ноэль будто взорвался целый фейерверк ракет, приближая ее к еще более сильному взрыву, которого, как ей казалось, она не сможет пережить. Все ее тело напряглось, ногти вцепились в спину Эшфорда. Она откинула голову на подушки кушетки, пока наконец не наступил момент высочайшего наслаждения, и она вскрикнула, забыв обо всем на свете, кроме этого ощущения, и отдаваясь восторгу принадлежать и обладать им.
   Эшфорд, так же как и она, забыл обо всем. Его руки скользнули под нее, приподняв ее тело так, чтобы острее ощущать каждое движение, каждый толчок его мужского естества внутри нее. Он подчинялся инстинктивной потребности быть как можно глубже внутри ее тела, когда наступит пик наслаждения.
   Внезапно это случилось с Ноэль — она взмыла высоко, и в ней будто взорвались миллионы ослепительных огней, а потом тело ее сотрясла яростная спазма. Ее будто поразила молния. Она выкрикнула имя Эшфорда, и тело ее изогнулось, как тетива лука. Он же оставался неподвижен, наслаждаясь ее экстазом, и только когда его семя изверглось в ее тело, по его телу прошла мощная судорога. Ощущение, вызванное этим последним содроганием закончившимся излиянием горячего семени, было неописуемо возбуждающим, и Ноэль снова испытала пик наслаждения. Снова тело ее сотрясли спазмы, столь сильные, что ей показалось, она теряет сознание. Тело Эшфорда все еще содрогалось, и их соитие, казалось, сплавило оба их тела в одно. Теперь они лежали обессиленные, и по их телам пробегали едва заметные судороги, как бежит по воде легкая рябь после сильной бури. Их дыхание было частым и неглубоким. Постепенно, целую вечность, они возвращались к жизни. Глаза Ноэль все еще были закрыты. Ей казалось, что она парит над землей или плывет в голубом океане. На крыльях, которые удерживают ее легкое тело.
   — Ноэль… — Лицо Эшфорда, которое он приблизил к ней, выражало удивление и беспокойство. Его голос срывался, был хриплым и взволнованным.
   Ее ресницы затрепетали, веки приподнялись. Томная улыбка коснулась ее губ. Она потянулась к нему, отбросив со лба влажные пряди волос.
   — Что, любимый?
   Он взял ее руку, медленно и нежно поднес хрупкую ладонь к губам.
   — Я не причинил тебе боли, моя радость?
   — Ты сделал меня самой счастливой женщиной в мире, — со вздохом ответила Ноэль, — если бы я знала, что это так невероятно прекрасно, я приняла бы твое предложение брака секундой раньше.
   Эшфорд усмехнулся и повернулся на бок, потом протянул руку к своей скомканной одежде. Он закутал Ноэль в свой плащ и принялся нежно баюкать в объятиях.
   — Если бы я знал, что мне будет так неправдоподобно хорошо с тобой, я женился бы на тебе в тот же день, когда встретил тебя в поезде. — В присутствии Грейс? — Она с сомнением покачала головой: — Нет, тогда бы ничего не вышло.
   Заглянув ей в лицо, Эшфорд окончательно отрезвел.
   — Первое, что я сделаю завтра утром, это поговорю с твоим отцом. Я хочу как можно скорее надеть тебе на палец обручальное кольцо. — Его глаза потемнели. — Что же касается зачатия, а это вполне возможно, я… — он поцеловал ее долгим и медленным поцелуем, — я хочу, чтобы в тебе рос мой ребенок. Я хочу этого почти так же сильно, как тебя.
   — Значит, это большое счастье, когда двое становятся одним. — Ноэль снова обвила руками его шею. Ее голос дрогнул и пресекся: — Не могу поверить, что это наконец случилось.
   — Уж поверь. Потому что до того как начнется этот сезон, а это произойдет через несколько недель, ты станешь миссис Эшфорд Торнтон.
   — Через месяц? Сомневаюсь, что это возможно.
   — О! Это возможно, — заверил он ее. — Я в этом ничуть не сомневаюсь.
   И почему-то Ноэль передалась его уверенность. Но не торжественность его тона. В глазах ее засверкали бесовские искорки:
   — Хотя, судя по словам того констебля, которого мы встретили, брак — довольно мрачное и скучное дело. По крайней мере с точки зрения джентльменов.
   Уголок рта Эшфорда приподнялся в решительной улыбке.
   — Я готов рискнуть… Кстати, благодарю тебя за находчивость. Если бы не она и не твой быстрый ум, я, вероятно, провел бы сегодняшнюю ночь в тюрьме.
   — Мой долг — защищать тех, кого я люблю, — сказала она почти торжественно.
   — Я это понимаю. — Лицо Эшфорда выразило решимость. — Принимая во внимание это, а также то, что я скоро собираюсь отвезти тебя домой, думаю, настало время тебе узнать, кто тот человек, которого ты любишь, и в чем он виноват.

Глава 15

   — Я уже знаю, кто он. Только не вполне понимаю, чем он занимается, — ответила Ноэль. — Что же касается моего возвращения домой, то не стоит об этом беспокоиться. Мы с Хлоей разработали план моего возвращения таким образом, чтобы меня не обнаружили. Гораздо важнее сейчас поговорить. — Она провела рукой по его щеке. — Я хочу знать все. Но сначала позволь сказать кое-что и мне. Ничто из того, что ты собираешься мне открыть, не изменит моих чувств к тебе. Ничто!
   Глаза Эшфорда снова потемнели, на этот раз скорее от удивления, чем от страсти.
   — Твоя вера повергает меня в смятение, — пробормотал он, гладя ее волосы. — Я люблю тебя. Буря'
   — И я тебя люблю.
   Ноэль уютно устроилась, положив голову ему на грудь и чувствуя себя опьяненной счастьем, удовлетворенной их близостью и, увы, чрезвычайно заинтригованной. Ее любопытство было возбуждено до предела, хотя, к ее облегчению, беспокойство по поводу того, что он собирался ей рассказать, в значительной степени улеглось.
   — Итак, почему ты украл эту картину? И кто ты на самом деле? Кому предназначаются эти деньги?
   — А ты уверена, что я не собираюсь оставить их себе? — Он бросил на нее вопросительный взгляд.
   — Совершенно уверена, — ответила Ноэль, опуская голову ему на плечо. — Ты никогда бы этого не сделал.
   — Но я вор. И ты видела это сегодня ночью собственными глазами.
   — Вор крадет для себя. А ты — нет. Я не поверю этому. Итак, ты не ответил на мой вопрос: почему ты украл эту картину? Это как-то связано с Бариччи? С твоим желанием перехитрить его? И какое это имеет отношение к твоему отцу?
   Она прочла в его глазах изумление, но он не собирался отпираться ни от чего.
   Эшфорд привлек ее к себе, обнял и прижался подбородком к ее голове:
   — Итак, я готов доверить тебе не только свою тайну, но и свою жизнь. И не важно, открывал ли я ее кому-нибудь прежде. Но я был напуган до смерти твоим появлением. Я испугался, что ты можешь пострадать. Ты такая бесстрашная и бесшабашная маленькая глупышка. Ты хоть имеешь представление о том, что могло с тобой случиться там, в той части Лондона?
   — Я старалась не привлекать к себе внимания, — запротестовала Ноэль, понимая правоту Эшфорда. Но такова уж была ее прямая и честная натура, что она не могла скрыть от Эшфорда ничего. — Я готова признать, что вела себя рискованно. Но разве тебе не понятно почему? Я не могла позволить тебе воздвигнуть между нами стену до того, как мы стали тем, чем стали. А ты не хотел со мной поделиться. У меня не оставалось выбора, мне пришлось последовать за тобой и увидеть своими глазами, в чем ты замешан.
   — Знаю ли я тебя? — Он вздохнул: — Ничуть. Я должен был предвидеть, что ты никогда не примиришься с моим решением оградить, защитить тебя от моего прошлого. От опасности.
   — Но ведь это не только твое прошлое. Это и настоящее.
   — Нет. Нет, после сегодняшнего вечера так больше не будет. Сегодня, как я обещал тебе, я с этим порываю. — В его тоне прозвучала абсолютная убежденность.
   — Я тебе верю, — отозвалась Ноэль. — Но я понимаю и другое: это твое занятие сыграло решающую роль в твоей жизни и оказало на нее огромное влияние. Это часть жизни того мужчины, которым ты стал. И поэтому это часть и моей жизни тоже.
   — Согласен. — Эшфорд кивнул, — И потому я решил рассказать тебе обо всем, не опуская ничего. — Он откашлялся, прочищая горло: — Ты спросила меня, имеет ли моя деятельность отношение к Бариччи. И мой ответ — да, имеет. И к нему, и к другим таким же, как он, мерзавцам. Имеет ли она отношение к моему отцу? Имеет. И это тоже весьма существенно. — Эшфорд набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул' — Что тебе известно о бандите по прозвищу Оловянная Кружка?
   Ноэль изумленно моргала, пытаясь понять, чем Вызван столь странный вопрос.
   — То же, что известно всем. Он легенда. Более сорока лет он раздает деньги тем, кто в них нуждается. — Она умолкла, и глаза ее широко раскрылись: — Так ты работаешь с ним? С Оловянной Кружкой?
   — Да, и весьма в тесном контакте. Я его сын. В воздухе повисло молчание.
   — Господи! — Ноэль попыталась принять сидячее положение. Ум ее лихорадочно работал, складывая воедино все части головоломки. — Как же я могла быть такой дурой?
   — Ты далеко не дура, любовь моя. — Едва заметная улыбка тронула губы Эшфорда. — Ты невероятно умна. Мой отец — отличный актер. Он почти полвека дурачил всю страну, всех, кроме моей матери. И все же с самого начала ты почувствовала, что с ним что-то не то. И со мной тоже.
   Ноэль пыталась вспомнить все, что ей было известно об Оловянной Кружке, все, что она узнала и прочитала о нем раньше.
   — Этот бандит, то есть твой отец, имел обыкновение отбирать драгоценности у недостойных богачей и отдавать полученные за них деньги бедным, оставляя их в оловянной кружке. , — Ну, примерно так… Потом он встретил мою мать.
   — И покончил с грабежами?
   — В некотором роде. Сначала его партнером и помощницей была моя мать, до тех пор пока не были зачаты я и Джульетта.
   Брови Ноэль изумленно поднялись.
   — Твоя мать — еще более замечательная женщина, чем я предполагала.
   — Это еще очень слабо сказано. Но грядущее материнство и отцовство изменило планы моих родителей. Они расстались с опасными сторонами своего ремесла и всю свою энергию посвятили сбору средств, чтобы легальным путем наполнять оловянные кружки и оставлять их беднякам.
   — И они делают это и по сей день, — подытожила Но-эль, наконец поняв все. — Поэтому, когда ты стал старше, когда ты возмужал, ты взял на себя активную часть их ремесла, а они, разумеется, остались твоими советчиками.
   — Да, отчасти, — уточнил Эшфорд. — Только вместо драгоценностей я отбирал у недостойных богачей картины. Но никто не подозревал, что «бандит» изменил профиль своей деятельности.
   — Но Бариччи то знает, как обстоят дела, и, должно быть, зеленеет от злости, понимая, что его кто-то обставляет в сфере его деятельности. Как я понимаю, прежде у тебя были и другие соперники на этом поприще.
   Эшфорд не отвел взгляда. Он твердо решил рассказать Ноэль все, что обещал, ничего не утаивая.
   — Я не ограничивался вымогателями и мошенниками. Я грабил и тех, кто не был преступником в буквальном смысле слова и чьи грехи заключаются не в нарушениях закона, а в алчности, жестокости, полном бессердечии.
   — Могу себе представить, — заметила Ноэль, — какое торжество ты испытывал, вспоминая, как наказал негодяев, от которых в молодости страдал твой отец. Это многое объясняет — твой гнев, когда ты говоришь о таких мерзавцах, как Бариччи, а также то, что твой отец получает информацию раньше полиции. — Она снова помолчала. — А как же насчет твоих обязательств, о которых ты говорил? Ведь речь идет о верности твоему отцу и ради него ты обязан соблюдать тайну.
   — Да, и вчера в Маркхеме я получил отпущение.
   — Вовсе нет! — Ноэль облизнула губы кончиком языка. — Эшфорд, я понимаю тебя лучше, чем ты сам. Сейчас ты воображаешь, что с прошлым покончено раз и навсегда. Но я вовсе не уверена, что тебе это удастся. Да, ты свободен от обязательств, но как быть с беспокойством, которое будет постоянно снедать тебя? В таком образе жизни есть своя притягательность, азарт, и сегодня вечером я почувствовала это в тебе. Неужели ты и впрямь готов расстаться с этой волнующей жизнью, с этим ощущением торжества, которое ты испытываешь всякий раз, когда тебе удается перехитрить какого-нибудь отпетого негодяя?
   — Безусловно, — ответил Эшфорд.
   — Но… — Ноэль схватила его за руку.
   — Послушай меня, Ноэль. — Он снова привлек ее к себе, перебирая пряди ее волос. — Я ничего не отвергаю. Просто возбуждение одного рода заменяю другим. — Его губы легонько коснулись уголка ее губ. — Поверь мне, я знаю, что делаю. В тебе, моя дорогая, весь восторг и все волнение, которое я способен испытать, которого я хочу и в котором нуждаюсь. Правда, иногда случается, что я не могу с тобой справиться. Сегодня я чуть не упал замертво, когда ты вдруг появилась из-под попоны и я понял, какой опасности ты подвергала себя. Теперь Ноэль почувствовала в его тоне полную убежденность, и ее захватила жгучая радость. Он полностью уверен в себе. Он знал, что говорит. И он принадлежит ей. Она ощутила огромное облегчение и улыбнулась ему.
   — В таком случае мне придется подумать о более приемлемом способе подарить тебе необходимые волнение и азарт, чтобы приводить на грань обморока. — Она обвила руками его шею. — Что скажешь?
   Эшфорд повалил ее на спину.
   — Я скажу «да»! — Он наклонился, чтобы поцеловать голубую жилку у нее на виске. — Но мы еще не закончили разговор, — напомнил он ей.
   Его губы проследовали вниз по ее шее и остановились на ложбинке между грудями.
   — Мы закончим разговор завтра, — пробормотала Ноэль. Тело ее уже вновь пробудилось для ласк. — Как я уже говорила тебе в Маркхеме, беседовать можно и при свидетелях, но есть вещи, который при свидетелях делать нельзя. Поэтому наш разговор можно отложить…
   Ее фраза завершилась стоном, когда Эшфорд, нагнувшись к ней, захватил губами ее сосок.
   — Это именно то, что чувствую и я, — прошептал он.
   На этот раз он не спешил, стараясь продлить изощренными ласками ее томление, и ласки эти походили на сладостные пытки. Его язык дразнил ее розовый сосок. Его губы ритмично захватывали и выпускали его, пока Ноэль не почувствовала, как где-то глубоко внутри ее тела завязался тугой клубок, и страсть ее была острее, чем прежде. Теперь ее невозможно было сдерживать, жаркую и непреодолимую, теперь, когда ее тело познало наслаждение. Эшфорд тоже это почувствовал, потому что он издал глухой возглас и принялся ласкать другую ее грудь, и эти сладостные и мучительные ласки вызвали у нее столь бурный отклик, 'что тело ее начало непроизвольно извиваться под ним и ее бедра бешено заработали, производя волнообразные движения. Он продолжал покрывать поцелуями все ее тело, удерживая ее бедра, потом встал на колени между ее широко разведенными ногами. Подняв ее ноги и положив их себе на плечи, он прошептал:
   — Ты моя, навеки моя, Ноэль, — и с этими словами прильнул к ее лону самым нежным, волнующим и страстным поцелуем. Его язык ласкал ее нежную плоть снова и снова, а губы, захватив бутон ее женственности, слегка потянули его к себе.
   Волны почти непереносимого наслаждения пронизывали тело Ноэль, и, изогнувшись дугой, она вскрикнула, а язык Эшфорда проникал в нее все глубже и глубже. Его губы обжигали ее, и она молила его прекратить эту сладостную пытку, остановиться, а потом, противореча себе, — чтобы он продолжал ее ласкать. Ощущения, которые она испытывала, были столь острыми, что она уже едва переносила их, почти теряя сознание, Эшфорд не обращал внимания на ее мольбы. Он завладел ее руками, продолжая свою чувственную атаку — его губы и язык продолжали ласкать ее, доводя до исступления. Пик наслаждения застиг ее неожиданно, и спазмы, сотрясавшие ее тело, были настолько сильными, что она не могла даже вздохнуть. Эшфорд переживал этот экстаз вместе с ней — его рот был прижат к ее разгоряченной плоти, и он вкушал ее и разделял ее восхитительные содрогания и наслаждался ими. Наконец наслаждение стало угасать, и Ноэль медленно опустилась с небес на землю, хотя пока еще продолжала дышать часто и неровно, вздрагивая всем телом. Эшфорд покрывал нежными поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер и, поднимая голову, окидывал ее взглядом счастливого обладателя.
   — Твой вкус и аромат опьяняют, я никогда не смогу пресытиться тобой.
   На ее губах расцвела томная улыбка:
   — Надеюсь, что так оно и будет.
   — А я в этом уверен.
   Он целовал ее щеки, переносицу, подбородок, радуясь ее ощущениям, ее полной раскованности и с видимым усилием стараясь обуздать собственную страсть.
   — Отдохни немного.
   — Нет, — покачала она головой и потянулась к нему, погладила его плечи, затылок, ее ладони скользнули ниже. Она провела руками по его мускулам, по мощным бицепсам. Они были напряжены, и время от времени по ним пробегала дрожь. От его тела исходили сила, опаляющий жар, и, несмотря на свою неопытность, Ноэль поняла, что это значит и как можно его утолить и остудить.
   — Я не желаю отдыха, — прошептала она, проводя пальцами по его соскам.
   — Не делай этого, Ноэль!
   Он вздрогнул, стараясь взять себя в руки, преодолеть яростное желание, вновь овладевшее им.
   — Я хочу этого так же, как и ты, — прошептала она, и ее рука спустилась по его животу и принялась ласкать его пульсирующий орган.
   — Боже! — Он невольно рванулся к ней. — Не делай этого, любовь моя! Не надо! — Последовал новый рывок. — Тебе будет больно. И я еще должен отвезти тебя домой. — Его слова сменились глухим стоном.
   — Мне не настолько больно. Не спорь со мной. Она продолжала свое исследование, восхищаясь твердостью и гладкостью этой стали, заключенной в бархатные ножны. Он был огромным, влажным, пульсирующим, и она ощутила его отчаянную потребность в ней.
   — Ты великолепен, — прошептала она. Эшфорд что-то процедил сквозь зубы.
   — Сколько времени у нас осталось? — спросил он, переменив позу и отдаваясь ласке се пальцев, обвившихся вокруг этого мощного, как ствол дерева, органа.
   — Окно Хлои останется открытым до рассвета. Ее пальцы продолжали гладить бархатистый кончик'его фаллоса, впитывая выступившие на нем капельки влаги, показавшиеся ей похожими на капли ночной росы.
   — Еще совсем темно. В это время года солнце всходит очень поздно. У нас есть еще по крайней мере три часа.
   — Три… часа. — Еще одно мощное содрогание, и его член стал рефлекторно двигаться, зажатый в ее ладони. Он с трудом сдерживался, чтобы не погрузить его глубоко в ее тело. И на этот раз битва была им проиграна, едва она подняла навстречу ему бедра, дразня и соблазняя его видом своей нежной и желанной плоти.
   — Ты сводишь меня с ума, — пробормотал он, убирая ее руку и раздвигая ее бедра движением своих. — Нет, ты еще не оправилась от нашего первого соития. Я должен подождать. Черт возьми! Мне вообще не следовало торопиться с этим, а подождать до нашей брачной ночи.
   Он овладел ею бережно и медленно, идя вглубь дюйм за дюймом.
   — Господи, Ноэль, с тобой я потерял рассудок, потерял способность соображать.
   Он скрипнул зубами и откинул голову назад, когда ее влажная жаркая плоть сомкнулась, затягивая его в свою все еще трепещущую от пережитого наслаждения глубину. Ноэль вскрикнула снова, но не от боли, и подняла колени выше.
   — Эшфорд…
   Это было невероятно, но ее тело снова пробудилось, снова жаждало его. Она обвилась вокруг него, и ее ритмичные содрогания затягивали его, мучая и даря наслаждение.
   — О Боже!
   Он уже не мог больше сдерживаться. Его руки скользнули под колени Ноэль, полностью раскрыв ее, и он зарылся в нее глубоко-глубоко.
   — Любовь моя, прости меня, — прошептал он, обрушивая на нее всю силу своей страсти. — Господи, Ноэль…
   Он потонул в наслаждении. Его красивое лицо было искажено, они уже независимо от своей воли приближались к завершению. Ноэль не разжимала объятий, и каждое его движение в ее теле вызывало ответ не только тела, но и сердца, и души. Она разделяла его бездонное и неугасающее желание, всепоглощающую страсть, которую она сумела в нем разбудить. Они одновременно испытали вершину наслаждения. Ноэль, задыхаясь, выкрикивала его имя. Ее тело сотрясали отчаянные конвульсии, когда произошло излияние его семени, в самой сердцевине ее существа. Они лежали на подушках, обессиленные, и их сердца бились в унисон — как одно. Их окутывала темная дымка, будто время остановилось и мир вокруг них замер. На этот раз Ноэль пошевелилась первая. Она уткнулась лицом в плечо Эшфорда, чувствуя, как по щекам ее льются слезы. Эшфорд тотчас догадался о ее состоянии. Его тело напряглось. Он поднял голову, ощутив влагу на своей щеке. — Я сделал тебе больно?
   — Нет, — покачала головой Ноэль. — О, нет.
   — Тогда почему ты плачешь? Она смотрела на него, с пронзительной нежностью, надрывавшей сердце.
   — Потому что я люблю тебя, — прошептала она. — Я так тебя люблю!
   Эшфорд молчал. Его потемневшие глаза, казалось, читали самые потаенные ее мысли.
   — Я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь, — сказал он, отирая ее слезы. — Я хочу иметь от тебя детей. Я хочу состариться с тобой.
   Заключив се лицо в ладони, он нежно коснулся губами ее губ:
   — Я люблю тебя, Буря. Никогда не забывай об этом.
   Сегодняшняя ночь — только начало.
   «Сегодняшняя ночь — только начало». Эти слова снова и снова звучали в ней. Как и все остальное, что они пережили вместе. Она вспоминала об этом все следующее утро до тех пор, пока новый день не вступил в свои права. Она ощущала слабость и вялость в мышцах, будто они расплавились и стали студенистыми. Голова болела, потому что в эту ночь она спала не более двух часов, а в глазах ощущала жжение. И все же никогда в жизни она не чувствовала себя лучше, волшебнее. Ноэль улыбнулась и прислонилась головой к оконной раме. Месяц. Эшфорд был намерен жениться на ней через месяц. Улыбка Ноэль вновь померкла. Бариччи был самым серьезным препятствием на ее пути к счастью. Она знала, что пока они не найдут способа вывести его на чистую воду, пока он не будет осужден и заключен в тюрьму, ни она, ни Эшфорд не смогут освободиться от своего прошлого. Правда заключалась в том, что у них обоих были счеты с Франко Бариччи и оба хотели с ним расквитаться. Это бы освободило их от духов прошлого.
   — Ноэль! — Хлоя подошла к ней сзади, прошептав ее имя на ухо.
   Она вздрогнула от неожиданности. — Ты так ничего мне и не рассказала, после того как на рассвете прокралась в дом через мое окно. Я ничего не хочу у тебя выпытывать, но, право же, кое-чем ты могла бы со мной поделиться, ведь я едва не умерла от тревоги за тебя. Ты явилась домой за каких-нибудь двадцать минут до пробуждения слуг. Я уже представляла папу на лихом коне, пронзающего Эшфорда копьем прямо на нашем газоне.
   Прыснув, Ноэль повернулась к сестре и взъерошила ее волосы.
   — Твоя фантазия расцветает с каждым днем все более богатым и пышным цветом. Мне жаль тебя разочаровывать — не будет ни лихих коней, ни мечей, ни копий, ни даже скучной старомодной дуэли. — Она скорчила гримаску: — Но я точно рассчитала время. До минуты. Верно?
   — Конечно. Тебе это блестяще удалось. Ноэль ощутила, как к сердцу ее подкатила волна нежности к Хлое при виде ее встревоженного личика.
   — Ночь была чудесной. Волшебной! Благодаря тебе. Разве я не сказала, как я тебе благодарна за помощь? Без тебя все это стало бы невозможным. Или на нас обоих, Эшфорда и меня, пал бы гнев папы, а это не менее страшно, чем его меч.
   Хлоя хмыкнула и спросила: — Тебе удалось спасти Эшфорда от неприятностей?
   — Да, и поверь мне, что ситуация оказалась почти такой мрачной, как я тебе описала. Я же повела себя изобретательно и почти героически. Но главное вот что, и ты имеешь право узнать это первая: Эшфорд вот-вот приедет сюда просить у папы моей руки.