Страница:
Как заявил посол в Баку Стенли Эскудеро, выступая 7 мая перед собранием американских предпринимателей, «мы поможем вам взять старт, найти партнеров, арендовать машину, обеспечим переводчиком, мы закажем вам место в гостинице и окажем вам любую помощь» (The Moscow Times. 1999. 15 июня). Где еще можно найти такое услужливое правительство, как правительство Билла Клинтона, выступающее уже не только как деловой посредник, а просто как туристическое агентство? Ситуация сложилась более чем забавная. Америка Клинтона, получив роль мирового лидера из-за стечения обстоятельств, которые она не могла даже предвидеть, играет эту роль исключительно в национальном, чтобы не сказать в домашнем, ключе, играет себе на руку. Конечно, дом у Соединенных Штатов большой, но все же в мире есть кое-что и помимо него. Нет ничего удивительного, что молчит Кремль, лижущий пятки хозяина, но кажется странным, что Европа не пытается отстоять свои кровные интересы. А император вместо того, чтобы выступать в качестве верховного главы (и тем самым выражать общие интересы), занят тем, что набивает собственные карманы и карманы своих прислужников. Недавно США открыли в Анкаре Каспийский финансовый центр (КФЦ) — мощную структуру, которая призвана объединять капиталы, поступающие на строительство нефте— и газопроводов в Средней Азии, на Кавказе и в Турции. Цель этой организации, отраженная в ее уставе, — «постоянно увеличивать американское коммерческое представительство в инфраструктурах, обеспечивающих строительство нефтепроводов» (Агентство Франс-Пресс. 1999. 25 января). Можно только восхищаться подобной эффективностью действий американских управленцев. КФЦ располагает поддержкой со стороны американского Экспортно-импортного банка, со стороны ОПИКа (Overseas Private Investment Corporation) и американского правительственного агентства ТДА (Trade and Development Agency). И конечно же, центр отнюдь не ограничивается чистым представительством.
Наступление «charm and cash» («обаяния и наличных») теперь в самом разгаре, и дождь из сотен миллионов долларов уже пролился над каспийским регионом. В I998 году, к примеру. Экспортно-импортный банк выделил 860 млн. долларов для кредитования американского экспорта в Грузию, Узбекистан, Туркмению и Турцию, а ОПИК — полтора миллиарда долларов для финансирования проектов и страхования коммерческих рисков. Одна лишь Туркмения во главе с таким «образцовым демократическим» лидером, как Сапармурад Ниязов, отцом всех туркменов, пожизненным президентом, получила от ТДА 700 млн. долларов на изучение проекта транскаспийского газопровода. И здесь обнаруживается еще один любопытный факт: именно вашингтонская администрация выступает самым горячим сторонником проекта, который отрежет Россию от гигантского энергетического пирога. Это друг Билл (лучший друг Бориса), даже вступая в противоречие с желаниями американских нефтяных корпорации, поддерживает проект нефтепровода Баку — Сейхан, который доставит каспийскую нефть через Грузию и Турцию прямиком к Средиземному морю, минуя Россию, Черное море и Дарданеллы. Между тем крупные нефтяные компании, в том числе американские, совсем не прочь использовать существующие трубопроводы. Тому есть две причины: невысокие цены на нефть и высокая стоимость строительства новых нефтепроводов, с одной стороны: более сдержанные оценки (о них упоминалось выше) каспийских энергетических запасов — с другой. Они предлагают увеличить пропускную способность нефтепровода Баку — Супса (па черноморском побережье Грузии), который также составит альтернативу «северному пути»: Махачкала (российский Дагестан) — Грозный — Новороссийск. Но Вашингтон и Анкара твердо намерены выложить 5 млрд. долларов на строительство нефтепровода Баку — Сейхан. Ясно. что причины здесь политические. а не экономические.
Соединенные Штаты и Турция медленно, но верно внедряются в Закавказье по линии Азербайджан — Грузия. Христианская Армения все еще тяготеет к Москве и сохраняет на своей территории российские военные базы. Если ее политика не изменится (а в это верится с трудом), то она задохнется в тисках трех мусульманских государств, два из которых настроены откровенно враждебно. а одно безразлично к ее судьбе. Естественно, что в нынешней ситуации Армении не достанется ни гроша от Соединенных Штатов и вообще от Запада. Грузия во главе с бывшим членом Политбюро Эдуардом Шеварднадзе уже превратилась в протекторат Соединенных Штатов, которые взяли на себя даже подготовку ее пограничников (после того, как от услуг российских пограничников она с презрением отказалась). Тбилиси не может простить России ее участия в абхазских событиях и поддержки отколовшейся республики. Грузия требует, чтобы силы ООН заменили российских миротворцев, которые не внушают ей доверия (и в этом отношении она, наверное, права). Но Шеварднадзе, явно опираясь на поддержку Клинтона, говорит уже об «общем кавказском доме», в котором нет места для русских. Это тот же план, который выдвигали чеченский бунтарь Дудаев и безумный диктатор Гамсахурдия, избранный президентом Грузии сразу после распада СССР. (Сколько. однако, совпадений!)
Ничего удивительного поэтому нет в том, что Вашингтон отстегивает ежегодно несколько десятков миллионов долларов на поддержку расходной части грузинского бюджета, на обучение грузинских спецслужб, на выплату пенсий и зарплаты населению, на оплату счетов Грузии за электроэнергию. Если бы США лишили Грузию долларовых инъекций, она рухнула бы за несколько месяцев. Отсюда и возрастающий энтузиазм Тбилиси по поводу программы «партнерство ради мира», и разговоры о будущем вступлении в НАТО — необходимое условие для прямого вовлечения НАТО в решение абхазского вопроса.
Параллельно и еще более быстрыми темпами идет перевод Азербайджана на орбиту нового светила — Америки — и его турецкого сателлита. Военные советники Турции вместе с их американскими коллегами уже давно обосновались в Баку. В январе 1999 года Вафа Гулизад, советник по внешней политике президента Гейдара Алиева (бывшего члена Политбюро ЦК КПСС) заявил со всей прямотой, что «в целях обеспечения безопасности Азербайджана США, НАТО или Турция должны разместить здесь свои войска», поскольку «Россия лишь ожидает удобного случая, для того чтобы осуществить в Азербайджане переворот и поставить во главе правительства своего человека». Одним словом, «безопасность Азербайджана находится под угрозой, в особенности из-за концентрации российских войск в Армении» (Агентство Франс-Пресс. 1999. 25 января). Опровержения со стороны «патрона» не последовало. И вообще трудно представить, чтобы подобное заявление было плодом импровизации. Отсюда можно заключить, что Баку связывает решение территориального спора с Арменией из-за Нагорного Карабаха с силами НАТО. Надо заметить, что на это заявление последовал необычный отклик российского Министерства иностранных дел. Необычность заключается, собственно, в том, что отклик появился, ибо аналогичные декларации в предыдущие годы встречались глухим молчанием. Теперь же премьер Евгений Примаков и его министр иностранных дел Игорь Иванов решили отреагировать иначе. «Совершенно очевидно, — говорилось в официальной реплике Москвы, — что заявления такого рода продиктованы вовсе не заботой о мире и стабильности в регионе… и не направлены на устранение существующих конфликтов», за ними стоят попытки «нарушить исторический и геополитический баланс сил в Закавказье, оправдать проведение новых демаркационных линий и осложнить отношения Азербайджана и России». Примаков отреагировал тем самым на адресованное России послание, дав понять даже скорее Вашингтону, чем Баку. что он все понял. Это стало одной и не самой маловажной причиной его отставки: уже весной его место занял Сергей Степашин, один из «ястребов» чеченской воины.
В свете приведенных данных вряд ли будет выглядеть слишком рискованным предположение, что чеченское сопротивление подстегивалось, если не прямо организовывалось, Турцией, получившей «добро» от американских секретных служб и располагавшей финансовой и военной поддержкой со стороны самых реакционных и самых фундаменталистских арабских режимов во главе с Саудовской Аравией. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что лучший способ дискредитировать проект нефтепровода — это взрывать его раз в месяц: будущие клиенты быстро убедятся, что на страну, в которой такое происходит, положиться нельзя.
Вот в подтверждение сказанного еще некоторые факты. Почти все чеченские полевые командиры поддерживали во время и после войны постоянные контакты с Турцией и другими арабскими странами и часто их посещали. Именно из Турции через Грузию, Азербайджан и Дагестан поступали оружие и боеприпасы, средства связи, медикаменты, продовольствие, разведданные. В Турции производилась вся пропагандистская литература чеченских мятежников и была подготовлена государственная символика будущей Республики Ичкерия. В Турцию отправился на лечение Салман Радуев, там лечились и десятки других чеченских командиров. Неужели российские спецслужбы и Кремль ничего об этом не ведали? Очень сомнительно. Даже в российской прессе появлялись на этот счет весьма впечатляющие материалы.
Чем же объясняется молчание Москвы? Может быть. наличием здесь таких сил, которые, преследуя свои политические и экономические интересы, вели дело к поражению и поддерживали секретные отношения с турками и американцами? И об этом много говорилось во время воины, и этому предположению нашлось множество серьезных подтверждений, которые, однако, не заинтересовали ни одного генерального прокурора.
А как оценить тот факт, что спустя три года после попадания в унизительное положение, в котором оказалась Россия в результате войны с Чечней, чему без всякого сомнения содействовали Турция и Соединенные Штаты, Кремль выдворил из страны Оджалана, сыграв тем самым свою роль в охоте на курдского лидера, организованной турецкими, американскими и израильскими спецслужбами? Ответ может быть только один: в кремлевских верхах действовали силы и интересы, не имеющие ничего общего с российскими национальными интересами. Происходило это в той же ситуации, что и в случае так называемого «посредничества» Кремля во время косовского кризиса: Ельцин и Черномырдин вели двойную игру, даже не особенно ее скрывая, — они демонстрировали широкой публике свое недовольство Соединенными Штатами, а под шумок работали им на руку.
Все сказанное не означает, разумеется, что чеченской проблемы, имеющей давние исторические корни, не существует. С помощью армии наемников нельзя создать многочисленное мощное и продолжительное народное сопротивление. Воздействие внешних факторов, совершенно неоспоримое, опиралось на реальную внутреннюю базу. К тому же нельзя считать, что российская власть всегда и во всем послушно выполняла приказы из Вашингтона. Во всей этой истории с лихо закрученным сюжетом много двойной и даже тройной игры, много фантастических просчетов. В одной своей книге (Chiesa G. Russia. Addio. Roma: Editori Riuniti, 1997) я показал, например, что среди причин, подвигнувших Ельцина и его камарилью развязать войну против Дудаева, было желание поднять рейтинг популярности президента, катастрофически упавшей за год до думских выборов. Ельцину указали на легкий военный успех, как на способ продемонстрировать всей стране, с одной стороны, твердость Кремля, а с другой — решительность президента в отстаивании территориальной целостности России. Расчеты оказались ошибочными, но они и были именно такими.
Крайне маловероятно, что, решаясь на воину с Чечней. Ельцин советовался с Клинтоном. Тот, скорее всего, постарался бы его отговорить. Но весьма вероятно, что Ельцин сделал ставку — и не ошибся в этом, как последующие события доказали сполна, — на поддержку Запада или по крайней мере на его благожелательный нейтралитет. Ельцину, наверняка, вспомнился тот карт-бланш. который он получил от Билла Клинтона в начале 1993 года в послании, переданном через экс-президента Ричарда Никсона. Располагая заявлением о превентивной безоговорочной поддержке, Ельцин сначала спровоцировал Верховный Совет на сопротивление, а затем в октябре 1993 года разогнал его вооруженной рукой.
Борису Ельцину нельзя отказать в хитрости, но во многих случаях он демонстрировал непроходимую тупость. Если бы не поддержка извне, он давно бы лишился власти. Так что вряд ли по заслугам воспеты его интуиция и легендарная жизнестойкость. Об этом ярко свидетельствует чеченская война, причем не только ее кровавый и бесславный финал. Для нее характерна сплошная череда ошибок, которая началась еще с того момента, когда Джохар Дудаев, фальсифицировав результаты выборов, захватил в 1991 году власть и был поддержан, как либерал и противник грозненских «коммунистов», Геннадием Бурбулисом и Сергеем Шахраем, принадлежавшими в то время к ближайшему ельцинскому окружению. Она продолжилась, когда генералу Дудаеву, начавшему проявлять строптивость, была противопоставлена оппозиция, оказавшаяся бессильной и продажной. Ставка на эту оппозицию привела к полномасштабной войне, которую легко можно было избежать, либо согласившись на переговоры, которые предлагал Дудаев, либо задушив его чисто экономическими мерами, либо продвинув его в новую московскую номенклатуру. Достаточно было просто не захотеть этой войны, чтобы ее не было. Но с ней, как мы уже знаем, связывалось слишком много надежд. Она была развязана и проиграна. Поражение во всех отношениях оказалось сокрушительным — таким, которое могла «соорудить» собственными руками только команда дефективных. В связи с этим вновь вспоминаются слова Роберта Музиля о мире, находящемся в «состоянии, близком к идиотизму, что является единственным приемлемым объяснением событий, которые в нем происходят», как прямо относящиеся в данном случае к России.
Война в Чечне — самая крупная военная операция российской армии со времен Афганистана. В ней участвовал экспедиционный корпус из 40 тыс. человек (под конец, и августе 1996 года, российских солдат и офицеров, вовлеченных в чеченскую мясорубку, стало уже 220 тыс.), все еще мощная авиация, более чем 1550 единиц бронетанковой техники, элитные подразделения МВД и ФСБ. И вся эта армада не смогла справиться с теми, кого официальный Кремль продолжал именовать не иначе, как «незаконными вооруженными бандами», численность которых не превышала 15 тыс. человек. Итог подвел генерал Александр Лебедь в тот короткий период времени, когда он занимал должность секретаря Совета безопасности: от 80 до 120 тыс. погибших (военных и гражданских): превращенный в груду развалин город Грозный: уничтоженная до основания экономика одной из российских республик; 200 тыс. русских, вынужденных спасаться бегством: непомерные финансовые затраты на восстановление жизнедеятельности на территории военных действий (фигурировала сумма порядка 10 млрд. долларов — и это в стране, чья экономика продолжает пребывать в жестоком кризисе!). Вдобавок ко всему — чувство унижения от сознания того, что российская армия представляет собой фантом, не способный воевать, даже имея подавляющее превосходство в силах и средствах.
В любой нормальной стране ответственные за подобный финал с президентом во главе немедленно отправились бы в отставку. Ведь они не поняли не только, в какую игру играют, но и даже то, что им противостоит целый народ, а вовсе не шайка бандитов; они не смогли уразуметь (таков был их отрыв от собственной страны), что солдаты и офицеры воюют плохо, потому что не верят в необходимость и праведность этой войны. Нельзя же за пару дней заставить людей проникнуться чувством ответственности за родину, нельзя внушить им мужество и гордость. Они рассчитывали на русский патриотизм и не заметили, что простые люди давно смекнули, что к чему, и ни в грош не ставят то чучело государства, которое им навязывают как знамя. Двадцать два месяца унизительных поражений обозначили крах российского военного могущества, явственно продемонстрировав всему миру, что Россия не способна и. видимо, долго не будет способна проводить какие-либо внешние военные акции, не прибегая к ядерному оружию. (Можно в связи с этим напомнить, что в последующие два года США беспрепятственно, не опасаясь какого-либо серьезного недовольства России, осуществили решительное политическое наступление, завершив первый этап операции но расширению НАТО на восток.) Создавшейся ситуации, как показано и в других разделах данной работы, активно способствовали российские власти. Так что в ответ на громогласные антизападные выпады, которые время от времени делает очередной представитель российской политической элиты (и число которых в послеельцинскпй период, несомненно, значительно умножится), уместно заметить, что тяжелое положение, в котором оказалась Россия, ее поражения, ее унижение перед Западом — все это не что иное, как побочные эффекты ее собственной политики.
Дестабилизация, вызванная чеченской войной, в течение четырех лет после нее лишь продолжала усиливаться и охватила весь Северный Кавказ. Чечня стала местом рандеву для спецслужб, местом, где не прекращается ожесточенная борьба за овладение инициативой и за подрыв позиций противника. Эта борьба стоит и за похищением генерала Шпигуна, и за терактами во Владикавказе — типичными примерами стратегии, направленной на нагнетание напряженности. Она стоит за вылазками чеченских «банд» на российскую территорию, за убийствами российских милиционеров, за серией покушений в Дагестане, за попытками покушений на Аслана Масхадова. Чечня стала не только источником дестабилизации Северного Кавказа, но и удобным инструментом для ослабления позиций России и для удаления ее с «мирового перепутья». Она всегда под рукой, когда в кремлевских верхах вызревает очередной внутренний конфликт, когда нужна экспансия смуты, чтобы использовать ее в политических целях. Заинтересованность в этом различных российских группировок так перепутала их ходы, что почти невозможно уже различить цели и тактику тех чеченских групп, которые, к примеру, организуют похищения православных священников в соседней Ингушетии, или тех лиц, которые подогревают напряженность между Ингушетией и Северной Осетией или стоят за спиной радикальных националистических и религиозных движений, борьба которых раздирает в настоящее время Дагестан и ведет дело к его распаду. Даже Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкессия, остававшиеся островками спокойствия, ныне под воздействием извне переживают неспокойные времена.
Пытается ли Москва что-то противопоставить нарастающей нестабильности на Северном Кавказе? Никаких признаков этого не видно. Напротив, Кремль склонен использовать кризис для укрепления своей власти: к примеру, связывая рост терроризма в России с чечено-дагестанским кризисом и подводя дело к возможности чрезвычайного положения. Никакой последовательной российской политики в том, что касается региона в целом, по крайней мере до середины 1999 года, не существовало. А этого было достаточно, чтобы лишиться Северного Кавказа и остатков влияния в регионе. Ситуация говорит сама за себя. Хотя de jure Чечня является субъектом Российской Федерации и ни одна страна не признала ее суверенитета и независимости, все ее связи с Москвой оборваны почти полностью. Чечня не подписала федеративный договор, и ее современный статус не определен никаким федеративным законом.
Достаточно одного факта: «внешняя» российская граница, совпадающая с границей Чечни и Грузии, не охраняется никем, а «внутренние» границы Чечни с Дагестаном, Ставропольским краем, Ингушетией стали для России но сути дела «внешними», и охраняет их армия. В действительности более или менее охраняется только граница Чечни и Дагестана (из-за постоянно вспыхивающих здесь военных действий), граница же с Ингушетией совершенно прозрачна. Поэтому зажать мятежную республику в тиски очень трудно, если вообще возможно. Разве что начать новую войну с Грозным. [13]
Как известно, двусторонним соглашением, подписанным в августе 1996 года Александром Лебедем и Асланом Масхадовым, предусматривается, что государственный статус Чечни будет определен позднее, в течение пяти лет. Этот компромисс устраивал тогда обе стороны: Москва получала возможность положить конец уже проигранной войне (заслуга А. Лебедя, которому пришлось потрудиться, чтобы сломить сопротивление кремлевских ястребов), чеченцы получали передышку, чтобы собраться с силами. Предполагалось, что за первым соглашением последуют другие договоренности по разным обоюдоважным вопросам. Однако с тех пор было сделано ничтожно мало для того, чтобы хоть как-то приблизить к Москве мятежную республику. Все эксперты считают весьма вероятным, что в случае нового обострения обстановки кризис не ограничится одной Чечней. Даже при ином варианте развития событий — при более или менее спонтанном начале гражданской войны в Чечне — противоборствующие стороны перенесут военные действия на прилегающую российскую территорию либо посредством терактов, либо с помощью рейдов, подобных тем, что совершались против Буденновска или Первомайского. Никто в России не гарантирован от акций подобного типа. [14]
Имеется ли вообще в России на федеральном уровне политика, отличная от той, что описана в главе «Федеральное самоубийство»? Да, был один такой проект, именовавшийся «проектом концепции государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе». Его духовный отец — министр по делам национальностей Рамазан Абдулатипов, в прошлом один из лидеров мятежного Верховного Совета (который затем удалось приручить). Но этот проект раскритиковали в пух и в прах. Между тем характерно, что, несмотря на огромную чеченскую пробоину в корпусе Федерации и другие явные в нем дефекты, о которых здесь говорилось, Федеральное Собрание (Дума и Совет Федерации) не посвятило ни одного заседания этой проблеме. В такого рода политическом вакууме позиции, занимаемые московским истеблишментом, отличаются полным отсутствием единства. Григорий Явлинский вообще предложил отгородиться от Чечни самой настоящей государственной границей с тем, чтобы хотя бы попытаться заткнуть эту бездонную бочку, куда в огромных количествах утекают российские деньги и откуда поступают наркотики, грязная валюта и товары самого сомнительного происхождения и качества. Многие, однако, полагают, что подобные меры не столько покончат со всякими территориальными претензиями Москвы, сколько будут интерпретированы как недружественный акт но отношению ко всем северокавказским народностям. Нельзя также забывать о том, что Чечня многим (в том числе и в Москве) дает возможность нагреть руки. Коммунисты стоят за жесткие меры со стороны центра, но отдают себе отчет в том, что это (как и идея Юрия Лужкова вооружить казаков) приведет к новой войне, — поэтому ограничиваются пропагандой. Праворадикальные наследники Бурбулиса и Шахрая считают, что все образуется благодаря рынку: когда Россия станет богатой и процветающей, Северный Кавказ неизбежно вернется на ее орбиту. А поскольку до этого далеко, они не слишком горюют из-за потери Северного Кавказа, к которому, впрочем, не испытывают никакого интереса.
Вариантов возможного развития событии немного. Если к центробежным тенденциям, действующим извне и изнутри, добавится отсутствие какого-либо им противостояния, то можно быть уверенным, что в цепной реакции распада Северный Кавказ окажется первым звеном. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет».
Наступление «charm and cash» («обаяния и наличных») теперь в самом разгаре, и дождь из сотен миллионов долларов уже пролился над каспийским регионом. В I998 году, к примеру. Экспортно-импортный банк выделил 860 млн. долларов для кредитования американского экспорта в Грузию, Узбекистан, Туркмению и Турцию, а ОПИК — полтора миллиарда долларов для финансирования проектов и страхования коммерческих рисков. Одна лишь Туркмения во главе с таким «образцовым демократическим» лидером, как Сапармурад Ниязов, отцом всех туркменов, пожизненным президентом, получила от ТДА 700 млн. долларов на изучение проекта транскаспийского газопровода. И здесь обнаруживается еще один любопытный факт: именно вашингтонская администрация выступает самым горячим сторонником проекта, который отрежет Россию от гигантского энергетического пирога. Это друг Билл (лучший друг Бориса), даже вступая в противоречие с желаниями американских нефтяных корпорации, поддерживает проект нефтепровода Баку — Сейхан, который доставит каспийскую нефть через Грузию и Турцию прямиком к Средиземному морю, минуя Россию, Черное море и Дарданеллы. Между тем крупные нефтяные компании, в том числе американские, совсем не прочь использовать существующие трубопроводы. Тому есть две причины: невысокие цены на нефть и высокая стоимость строительства новых нефтепроводов, с одной стороны: более сдержанные оценки (о них упоминалось выше) каспийских энергетических запасов — с другой. Они предлагают увеличить пропускную способность нефтепровода Баку — Супса (па черноморском побережье Грузии), который также составит альтернативу «северному пути»: Махачкала (российский Дагестан) — Грозный — Новороссийск. Но Вашингтон и Анкара твердо намерены выложить 5 млрд. долларов на строительство нефтепровода Баку — Сейхан. Ясно. что причины здесь политические. а не экономические.
Соединенные Штаты и Турция медленно, но верно внедряются в Закавказье по линии Азербайджан — Грузия. Христианская Армения все еще тяготеет к Москве и сохраняет на своей территории российские военные базы. Если ее политика не изменится (а в это верится с трудом), то она задохнется в тисках трех мусульманских государств, два из которых настроены откровенно враждебно. а одно безразлично к ее судьбе. Естественно, что в нынешней ситуации Армении не достанется ни гроша от Соединенных Штатов и вообще от Запада. Грузия во главе с бывшим членом Политбюро Эдуардом Шеварднадзе уже превратилась в протекторат Соединенных Штатов, которые взяли на себя даже подготовку ее пограничников (после того, как от услуг российских пограничников она с презрением отказалась). Тбилиси не может простить России ее участия в абхазских событиях и поддержки отколовшейся республики. Грузия требует, чтобы силы ООН заменили российских миротворцев, которые не внушают ей доверия (и в этом отношении она, наверное, права). Но Шеварднадзе, явно опираясь на поддержку Клинтона, говорит уже об «общем кавказском доме», в котором нет места для русских. Это тот же план, который выдвигали чеченский бунтарь Дудаев и безумный диктатор Гамсахурдия, избранный президентом Грузии сразу после распада СССР. (Сколько. однако, совпадений!)
Ничего удивительного поэтому нет в том, что Вашингтон отстегивает ежегодно несколько десятков миллионов долларов на поддержку расходной части грузинского бюджета, на обучение грузинских спецслужб, на выплату пенсий и зарплаты населению, на оплату счетов Грузии за электроэнергию. Если бы США лишили Грузию долларовых инъекций, она рухнула бы за несколько месяцев. Отсюда и возрастающий энтузиазм Тбилиси по поводу программы «партнерство ради мира», и разговоры о будущем вступлении в НАТО — необходимое условие для прямого вовлечения НАТО в решение абхазского вопроса.
Параллельно и еще более быстрыми темпами идет перевод Азербайджана на орбиту нового светила — Америки — и его турецкого сателлита. Военные советники Турции вместе с их американскими коллегами уже давно обосновались в Баку. В январе 1999 года Вафа Гулизад, советник по внешней политике президента Гейдара Алиева (бывшего члена Политбюро ЦК КПСС) заявил со всей прямотой, что «в целях обеспечения безопасности Азербайджана США, НАТО или Турция должны разместить здесь свои войска», поскольку «Россия лишь ожидает удобного случая, для того чтобы осуществить в Азербайджане переворот и поставить во главе правительства своего человека». Одним словом, «безопасность Азербайджана находится под угрозой, в особенности из-за концентрации российских войск в Армении» (Агентство Франс-Пресс. 1999. 25 января). Опровержения со стороны «патрона» не последовало. И вообще трудно представить, чтобы подобное заявление было плодом импровизации. Отсюда можно заключить, что Баку связывает решение территориального спора с Арменией из-за Нагорного Карабаха с силами НАТО. Надо заметить, что на это заявление последовал необычный отклик российского Министерства иностранных дел. Необычность заключается, собственно, в том, что отклик появился, ибо аналогичные декларации в предыдущие годы встречались глухим молчанием. Теперь же премьер Евгений Примаков и его министр иностранных дел Игорь Иванов решили отреагировать иначе. «Совершенно очевидно, — говорилось в официальной реплике Москвы, — что заявления такого рода продиктованы вовсе не заботой о мире и стабильности в регионе… и не направлены на устранение существующих конфликтов», за ними стоят попытки «нарушить исторический и геополитический баланс сил в Закавказье, оправдать проведение новых демаркационных линий и осложнить отношения Азербайджана и России». Примаков отреагировал тем самым на адресованное России послание, дав понять даже скорее Вашингтону, чем Баку. что он все понял. Это стало одной и не самой маловажной причиной его отставки: уже весной его место занял Сергей Степашин, один из «ястребов» чеченской воины.
В свете приведенных данных вряд ли будет выглядеть слишком рискованным предположение, что чеченское сопротивление подстегивалось, если не прямо организовывалось, Турцией, получившей «добро» от американских секретных служб и располагавшей финансовой и военной поддержкой со стороны самых реакционных и самых фундаменталистских арабских режимов во главе с Саудовской Аравией. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что лучший способ дискредитировать проект нефтепровода — это взрывать его раз в месяц: будущие клиенты быстро убедятся, что на страну, в которой такое происходит, положиться нельзя.
Вот в подтверждение сказанного еще некоторые факты. Почти все чеченские полевые командиры поддерживали во время и после войны постоянные контакты с Турцией и другими арабскими странами и часто их посещали. Именно из Турции через Грузию, Азербайджан и Дагестан поступали оружие и боеприпасы, средства связи, медикаменты, продовольствие, разведданные. В Турции производилась вся пропагандистская литература чеченских мятежников и была подготовлена государственная символика будущей Республики Ичкерия. В Турцию отправился на лечение Салман Радуев, там лечились и десятки других чеченских командиров. Неужели российские спецслужбы и Кремль ничего об этом не ведали? Очень сомнительно. Даже в российской прессе появлялись на этот счет весьма впечатляющие материалы.
Чем же объясняется молчание Москвы? Может быть. наличием здесь таких сил, которые, преследуя свои политические и экономические интересы, вели дело к поражению и поддерживали секретные отношения с турками и американцами? И об этом много говорилось во время воины, и этому предположению нашлось множество серьезных подтверждений, которые, однако, не заинтересовали ни одного генерального прокурора.
А как оценить тот факт, что спустя три года после попадания в унизительное положение, в котором оказалась Россия в результате войны с Чечней, чему без всякого сомнения содействовали Турция и Соединенные Штаты, Кремль выдворил из страны Оджалана, сыграв тем самым свою роль в охоте на курдского лидера, организованной турецкими, американскими и израильскими спецслужбами? Ответ может быть только один: в кремлевских верхах действовали силы и интересы, не имеющие ничего общего с российскими национальными интересами. Происходило это в той же ситуации, что и в случае так называемого «посредничества» Кремля во время косовского кризиса: Ельцин и Черномырдин вели двойную игру, даже не особенно ее скрывая, — они демонстрировали широкой публике свое недовольство Соединенными Штатами, а под шумок работали им на руку.
Все сказанное не означает, разумеется, что чеченской проблемы, имеющей давние исторические корни, не существует. С помощью армии наемников нельзя создать многочисленное мощное и продолжительное народное сопротивление. Воздействие внешних факторов, совершенно неоспоримое, опиралось на реальную внутреннюю базу. К тому же нельзя считать, что российская власть всегда и во всем послушно выполняла приказы из Вашингтона. Во всей этой истории с лихо закрученным сюжетом много двойной и даже тройной игры, много фантастических просчетов. В одной своей книге (Chiesa G. Russia. Addio. Roma: Editori Riuniti, 1997) я показал, например, что среди причин, подвигнувших Ельцина и его камарилью развязать войну против Дудаева, было желание поднять рейтинг популярности президента, катастрофически упавшей за год до думских выборов. Ельцину указали на легкий военный успех, как на способ продемонстрировать всей стране, с одной стороны, твердость Кремля, а с другой — решительность президента в отстаивании территориальной целостности России. Расчеты оказались ошибочными, но они и были именно такими.
Крайне маловероятно, что, решаясь на воину с Чечней. Ельцин советовался с Клинтоном. Тот, скорее всего, постарался бы его отговорить. Но весьма вероятно, что Ельцин сделал ставку — и не ошибся в этом, как последующие события доказали сполна, — на поддержку Запада или по крайней мере на его благожелательный нейтралитет. Ельцину, наверняка, вспомнился тот карт-бланш. который он получил от Билла Клинтона в начале 1993 года в послании, переданном через экс-президента Ричарда Никсона. Располагая заявлением о превентивной безоговорочной поддержке, Ельцин сначала спровоцировал Верховный Совет на сопротивление, а затем в октябре 1993 года разогнал его вооруженной рукой.
Борису Ельцину нельзя отказать в хитрости, но во многих случаях он демонстрировал непроходимую тупость. Если бы не поддержка извне, он давно бы лишился власти. Так что вряд ли по заслугам воспеты его интуиция и легендарная жизнестойкость. Об этом ярко свидетельствует чеченская война, причем не только ее кровавый и бесславный финал. Для нее характерна сплошная череда ошибок, которая началась еще с того момента, когда Джохар Дудаев, фальсифицировав результаты выборов, захватил в 1991 году власть и был поддержан, как либерал и противник грозненских «коммунистов», Геннадием Бурбулисом и Сергеем Шахраем, принадлежавшими в то время к ближайшему ельцинскому окружению. Она продолжилась, когда генералу Дудаеву, начавшему проявлять строптивость, была противопоставлена оппозиция, оказавшаяся бессильной и продажной. Ставка на эту оппозицию привела к полномасштабной войне, которую легко можно было избежать, либо согласившись на переговоры, которые предлагал Дудаев, либо задушив его чисто экономическими мерами, либо продвинув его в новую московскую номенклатуру. Достаточно было просто не захотеть этой войны, чтобы ее не было. Но с ней, как мы уже знаем, связывалось слишком много надежд. Она была развязана и проиграна. Поражение во всех отношениях оказалось сокрушительным — таким, которое могла «соорудить» собственными руками только команда дефективных. В связи с этим вновь вспоминаются слова Роберта Музиля о мире, находящемся в «состоянии, близком к идиотизму, что является единственным приемлемым объяснением событий, которые в нем происходят», как прямо относящиеся в данном случае к России.
Война в Чечне — самая крупная военная операция российской армии со времен Афганистана. В ней участвовал экспедиционный корпус из 40 тыс. человек (под конец, и августе 1996 года, российских солдат и офицеров, вовлеченных в чеченскую мясорубку, стало уже 220 тыс.), все еще мощная авиация, более чем 1550 единиц бронетанковой техники, элитные подразделения МВД и ФСБ. И вся эта армада не смогла справиться с теми, кого официальный Кремль продолжал именовать не иначе, как «незаконными вооруженными бандами», численность которых не превышала 15 тыс. человек. Итог подвел генерал Александр Лебедь в тот короткий период времени, когда он занимал должность секретаря Совета безопасности: от 80 до 120 тыс. погибших (военных и гражданских): превращенный в груду развалин город Грозный: уничтоженная до основания экономика одной из российских республик; 200 тыс. русских, вынужденных спасаться бегством: непомерные финансовые затраты на восстановление жизнедеятельности на территории военных действий (фигурировала сумма порядка 10 млрд. долларов — и это в стране, чья экономика продолжает пребывать в жестоком кризисе!). Вдобавок ко всему — чувство унижения от сознания того, что российская армия представляет собой фантом, не способный воевать, даже имея подавляющее превосходство в силах и средствах.
В любой нормальной стране ответственные за подобный финал с президентом во главе немедленно отправились бы в отставку. Ведь они не поняли не только, в какую игру играют, но и даже то, что им противостоит целый народ, а вовсе не шайка бандитов; они не смогли уразуметь (таков был их отрыв от собственной страны), что солдаты и офицеры воюют плохо, потому что не верят в необходимость и праведность этой войны. Нельзя же за пару дней заставить людей проникнуться чувством ответственности за родину, нельзя внушить им мужество и гордость. Они рассчитывали на русский патриотизм и не заметили, что простые люди давно смекнули, что к чему, и ни в грош не ставят то чучело государства, которое им навязывают как знамя. Двадцать два месяца унизительных поражений обозначили крах российского военного могущества, явственно продемонстрировав всему миру, что Россия не способна и. видимо, долго не будет способна проводить какие-либо внешние военные акции, не прибегая к ядерному оружию. (Можно в связи с этим напомнить, что в последующие два года США беспрепятственно, не опасаясь какого-либо серьезного недовольства России, осуществили решительное политическое наступление, завершив первый этап операции но расширению НАТО на восток.) Создавшейся ситуации, как показано и в других разделах данной работы, активно способствовали российские власти. Так что в ответ на громогласные антизападные выпады, которые время от времени делает очередной представитель российской политической элиты (и число которых в послеельцинскпй период, несомненно, значительно умножится), уместно заметить, что тяжелое положение, в котором оказалась Россия, ее поражения, ее унижение перед Западом — все это не что иное, как побочные эффекты ее собственной политики.
Дестабилизация, вызванная чеченской войной, в течение четырех лет после нее лишь продолжала усиливаться и охватила весь Северный Кавказ. Чечня стала местом рандеву для спецслужб, местом, где не прекращается ожесточенная борьба за овладение инициативой и за подрыв позиций противника. Эта борьба стоит и за похищением генерала Шпигуна, и за терактами во Владикавказе — типичными примерами стратегии, направленной на нагнетание напряженности. Она стоит за вылазками чеченских «банд» на российскую территорию, за убийствами российских милиционеров, за серией покушений в Дагестане, за попытками покушений на Аслана Масхадова. Чечня стала не только источником дестабилизации Северного Кавказа, но и удобным инструментом для ослабления позиций России и для удаления ее с «мирового перепутья». Она всегда под рукой, когда в кремлевских верхах вызревает очередной внутренний конфликт, когда нужна экспансия смуты, чтобы использовать ее в политических целях. Заинтересованность в этом различных российских группировок так перепутала их ходы, что почти невозможно уже различить цели и тактику тех чеченских групп, которые, к примеру, организуют похищения православных священников в соседней Ингушетии, или тех лиц, которые подогревают напряженность между Ингушетией и Северной Осетией или стоят за спиной радикальных националистических и религиозных движений, борьба которых раздирает в настоящее время Дагестан и ведет дело к его распаду. Даже Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкессия, остававшиеся островками спокойствия, ныне под воздействием извне переживают неспокойные времена.
Пытается ли Москва что-то противопоставить нарастающей нестабильности на Северном Кавказе? Никаких признаков этого не видно. Напротив, Кремль склонен использовать кризис для укрепления своей власти: к примеру, связывая рост терроризма в России с чечено-дагестанским кризисом и подводя дело к возможности чрезвычайного положения. Никакой последовательной российской политики в том, что касается региона в целом, по крайней мере до середины 1999 года, не существовало. А этого было достаточно, чтобы лишиться Северного Кавказа и остатков влияния в регионе. Ситуация говорит сама за себя. Хотя de jure Чечня является субъектом Российской Федерации и ни одна страна не признала ее суверенитета и независимости, все ее связи с Москвой оборваны почти полностью. Чечня не подписала федеративный договор, и ее современный статус не определен никаким федеративным законом.
Достаточно одного факта: «внешняя» российская граница, совпадающая с границей Чечни и Грузии, не охраняется никем, а «внутренние» границы Чечни с Дагестаном, Ставропольским краем, Ингушетией стали для России но сути дела «внешними», и охраняет их армия. В действительности более или менее охраняется только граница Чечни и Дагестана (из-за постоянно вспыхивающих здесь военных действий), граница же с Ингушетией совершенно прозрачна. Поэтому зажать мятежную республику в тиски очень трудно, если вообще возможно. Разве что начать новую войну с Грозным. [13]
Как известно, двусторонним соглашением, подписанным в августе 1996 года Александром Лебедем и Асланом Масхадовым, предусматривается, что государственный статус Чечни будет определен позднее, в течение пяти лет. Этот компромисс устраивал тогда обе стороны: Москва получала возможность положить конец уже проигранной войне (заслуга А. Лебедя, которому пришлось потрудиться, чтобы сломить сопротивление кремлевских ястребов), чеченцы получали передышку, чтобы собраться с силами. Предполагалось, что за первым соглашением последуют другие договоренности по разным обоюдоважным вопросам. Однако с тех пор было сделано ничтожно мало для того, чтобы хоть как-то приблизить к Москве мятежную республику. Все эксперты считают весьма вероятным, что в случае нового обострения обстановки кризис не ограничится одной Чечней. Даже при ином варианте развития событий — при более или менее спонтанном начале гражданской войны в Чечне — противоборствующие стороны перенесут военные действия на прилегающую российскую территорию либо посредством терактов, либо с помощью рейдов, подобных тем, что совершались против Буденновска или Первомайского. Никто в России не гарантирован от акций подобного типа. [14]
Имеется ли вообще в России на федеральном уровне политика, отличная от той, что описана в главе «Федеральное самоубийство»? Да, был один такой проект, именовавшийся «проектом концепции государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе». Его духовный отец — министр по делам национальностей Рамазан Абдулатипов, в прошлом один из лидеров мятежного Верховного Совета (который затем удалось приручить). Но этот проект раскритиковали в пух и в прах. Между тем характерно, что, несмотря на огромную чеченскую пробоину в корпусе Федерации и другие явные в нем дефекты, о которых здесь говорилось, Федеральное Собрание (Дума и Совет Федерации) не посвятило ни одного заседания этой проблеме. В такого рода политическом вакууме позиции, занимаемые московским истеблишментом, отличаются полным отсутствием единства. Григорий Явлинский вообще предложил отгородиться от Чечни самой настоящей государственной границей с тем, чтобы хотя бы попытаться заткнуть эту бездонную бочку, куда в огромных количествах утекают российские деньги и откуда поступают наркотики, грязная валюта и товары самого сомнительного происхождения и качества. Многие, однако, полагают, что подобные меры не столько покончат со всякими территориальными претензиями Москвы, сколько будут интерпретированы как недружественный акт но отношению ко всем северокавказским народностям. Нельзя также забывать о том, что Чечня многим (в том числе и в Москве) дает возможность нагреть руки. Коммунисты стоят за жесткие меры со стороны центра, но отдают себе отчет в том, что это (как и идея Юрия Лужкова вооружить казаков) приведет к новой войне, — поэтому ограничиваются пропагандой. Праворадикальные наследники Бурбулиса и Шахрая считают, что все образуется благодаря рынку: когда Россия станет богатой и процветающей, Северный Кавказ неизбежно вернется на ее орбиту. А поскольку до этого далеко, они не слишком горюют из-за потери Северного Кавказа, к которому, впрочем, не испытывают никакого интереса.
Вариантов возможного развития событии немного. Если к центробежным тенденциям, действующим извне и изнутри, добавится отсутствие какого-либо им противостояния, то можно быть уверенным, что в цепной реакции распада Северный Кавказ окажется первым звеном. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет».