Страница:
Глава 3
Уже несколько часов Джексону казалось, что все происходит в страшном сне и он никак не может проснуться. Свет, который был направлен прямо ему в глаза, уже не казался освещением. Словно бурав, он проникал ему в мозг — все глубже и глубже. Если бы он только знал, жива ли Тельма. Несколько часов назад врачи заявили ему: всего двадцать процентов надежды на то, что ее доставят живой до операционной.
— Сигарету, Харт?
— Да, спасибо.
Он почувствовал, как ему сунули сигарету в распухшие губы, услышал, как чиркнула спичка, и сделал глубокую затяжку. Но дым не дошел до легких — он получил удар в лицо, который чуть не свалил его со стула.
— Вместо того чтобы курить, — недовольно проронил лейтенант Мак-Крини из отдела по расследованию убийств, — ты бы лучше сказал нам, почему стрелял Тельму.
— Я в нее не стрелял.
— Так мы тебе и поверили.
— Но это правда. В нее стрелял Монах. Собственно, он стрелял в меня, а попал в нее.
— Монах? Ты имеешь в виду Джека Уотса?
— Да.
— Уотс был в машине один?
— Нет. За рулем находился Флип Эванс.
— Вы уже допросили Эванса, Джек? — крикнул лейтенант в темноту, окружавшую Джексона со всех сторон.
— Да, — раздался голос из темноты. — Только что вернулся. Эванс клянется, что никуда не выходил из своей квартиры. И что Уотс был с ним всю вторую половину дня. Его слова подтверждают оба лифтера и привратник.
Но лейтенант Мак-Крини был опытным сыщиком.
— Их показания ничего не значат. Это его люди.
— Все это так… но, тем не менее, так они сказали.
Мак-Крини снова повернулся к Джексону.
— Почему вы не скажете нам правды, Харт? Ведь тогда на суде вам будет легче, черт вас побери!
— На суде?
— Да. На процессе, который вам предстоит… Дело об убийстве…
— Я никого не убивал.
— Если девушка умрет, вам будет предъявлено обвинение в убийстве.
Для Джексона эти слова прозвучали сладкой музыкой: значит, врач ошибся и Тельма жива.
— Вы можете сказать, как давно вы знаете Тельму?
— Я ее вообще не знал. Она начала выступать в клубе Флипа после моего ареста.
— Значит, на остановке перед тюрьмой вы увидели ее в первый раз?
— Да.
— И она последовала за вами сюда, в Чикаго, и в одном из баров на Кларк-стрит предложила вам жениться на ней?
— Да, все так и было.
— Вы полагаете, что присяжные проглотят эту пилюлю?
— Но это правда…
Джексон скорее услышал удар, чем почувствовал. Его и без того тяжелая голова стала нечувствительной к боли.
— Вы лжете, — деловито проговорил Мак-Крини. — Скорее напрашивается такой вариант, что вы уже длительное время тайно посылали ей письма из тюрьмы с просьбой выйти за вас замуж. Не был ли этот вариант задуман как месть Флипу Эвансу?
— Чепуха…
— И вы утверждаете, что она сама принесла брачную лицензию, как только вы вышли из тюрьмы?
— Да, так все и было.
— Почему Тельма Уинстон решила выйти за вас замуж?
— Этого она мне не сказала… Хотя что-то сказала, — вспомнил Джексон. — Я ее тоже об этом спрашивал, и она ответила в том роде, что ей известно о моей порядочности. Она добавила, что именно таким представляла себе человека, которого когда-нибудь полюбит. Человека, который борется за то, что считает правильным, и заботится о своих ближних.
В комнате раздался издевательский смех.
— Вот так начинается большая любовь!
— История, подсказанная жизнью, — сухо заметил Мак-Крини и попытался начать с другого конца. — Между нами, Харт, сколько ты пообещал человеку, который пристрелил ее по твоему поручению? Скажи не для записи.
— Ничего.
— Вы хотите сказать, что это была просто дружеская услуга? Значит, это был кто-то из тюремных приятелей?
Джексон закрыл глаза от яркого света, но стоявший сзади полицейский грубо схватил его за волосы, так что он был вынужден снова открыть глаза. — Лейтенант спросил тебя кое о чем.
— Я уже сказал, что в нее стреляли.
— Вы думаете, что я поверю такой глупости? — нахмурился Мак-Крини и помахал перед носом Джексона какой-то бумажкой. — Знаете, что это такое?
— Нет.
— Страховой полис, Харт. Жизнь Тельмы была застрахована на десять тысяч долларов. И в вашу пользу. Мы нашли его в сумочке Тельмы.
Джексон попытался сосредоточиться. Тельма действительно упоминала о деньгах, сказала, что позднее он получит больше, а именно — десять тысяч. Она, судя по всему, знала, что на ее жизнь будут покушаться, и боялась этого. Но она хотела выйти за него замуж… да, из-за Ольги… Джексон остановился на этом имени. Вероятно, это был ключ ко всему происходящему. Полиция ничего не могла ему сделать. Они даже не нашли при нем оружия и блуждали в потемках, пытаясь хоть что-нибудь выяснить.
— Вы знали об этом полисе?
— Нет.
Мак-Крини попытался взять себя в руки.
— Ведите себя разумнее, Харт. Неужели вы думаете, что нам доставляет удовольствие избивать вас? Но наша профессия заставляет нас выяснить правду любой ценой. Так что соберитесь с духом…
— Что вы имеете в виду?
— Сознайтесь, что вы наняли человека, который должен был прикончить Тельму. Тогда мы угостим вас сандвичами и кофе, уверяю вас, Джексон.
Он почувствовал, как ему в губы снова сунули сигарету. На этот раз дым попал в легкие.
— Ну, договорились? — произнес Мак-Крини таким голосом, точно разговаривал с больным. — Сейчас мы пригласим стенографиста, и вы расскажете ему всю историю.
Джексон качнул головой.
— Не пойдет!
— Что не пойдет? — удивился лейтенант.
— Чтобы я сознался в том, чего не делал. Какой мне смысл убивать ее? Я же познакомился с ней только сегодня.
Вновь сильный удар по лицу. Сигарета вылетела изо рта. Допрос продолжался.
— Значит, вы вернулись в Чикаго?
— Да, чтобы убить Флипа.
— Это вы признаете?
— Да.
— Почему?
У Джексона раскалывалась голова, и он счел более разумным сказать правду.
— Потому что Флип Эванс, находясь в пьяном виде, убил Элея Адель, а потом попытался свалить вину на моего брата Джерри.
— Свалить вину на вашего младшего брата Джерри? Почему-то я считал, что это именно вы получили двадцать лет за это убийство?
— Так оно и вышло. Когда я понял, что для Джерри дело принимает опасный оборот, я спрятал его в надежном месте и взял вину на себя.
— С какой целью?
Этот вопрос Джексон и сам не раз задавал себе и всякий раз думал, что поступил так потому, что Джеррн был еще незрелым юнцом, а порядочный человек всегда должен заботиться о своих близких.
— С какой целью? — повторил Мак-Крини. — И почему вы говорите об этом только сейчас?
Вспухшие губы Джексона скривились в горькой усмешке.
— Потому что теперь это не имеет значения. Джерри мертв.
— Сломал шею о тысячедолларовую банкноту? — издевательски спросил лейтенант.
— Его убили. Вчера в тюрьме я получил официальное известие.
В прокуренной комнате какое-то время царила тишина.
— Прошу прощения, — сказал наконец Мак-Крини. — Ну, а теперь послушайте, Харт. Вы были непревзойденным профессионалом, даже талантом. Вы зарабатывали больше, чем любой другой. За две недели вы получали столько, сколько любой другой, повторяю, — например, любой из сидящих сейчас здесь, — зарабатывает в год. И вы умный человек, в этом вам не откажешь. Не относитесь к тому сорту людей, которых мы обычно усаживаем перед лампой. Но сейчас вы сидите в глубокой луже. В вашей версии нет и капли правды, и чем скорее вы сознаетесь, тем будет лучше для вас.
— Но чего вы от меня требуете, Мак-Крини? — воскликнул Джексон. — Я не могу сказать вам ничего другого! Никогда до этого я не видел Тельму Уинстон, никогда — вплоть до нашей встречи на автобусной остановке, чтобы мне провалиться на этом месте!
— Враки! — отрубил лейтенант.
Джексон закрыл глаза, и стоявший позади коп снова потянул его за волосы.
— Но вы признаете, что этот револьвер принадлежит вам?
Джексон на мгновение задумался. Если он признает, что револьвер принадлежит ему, то с его испытательным сроком будет покончено. Теперь он понимал, почему Тельма вырвала у него из рук револьвер. В поединке с Монахом он все равно не имел никаких шансов, а Тельме никто бы не помог, если бы его опять запрятали в тюрьму. Только на свободе он сможет присмотреть за этой таинственной Ольгой.
И впервые за весь допрос он решился на ложь.
— Нет. Я никогда не видел этого револьвера.
Один из полицейских, стоявших вокруг него полукругом, зло буркнул:
— Надо кончать, черт бы его побрал! Он все равно не расколется, а у меня уже затекли конечности.
Мак-Крини легонько стукнул Джексона и спросил:
— Значит, если девушка умрет, то ваша защита будет построена на том, что ее убили Монах и Флип?
— Да.
— Мне это кажется неправдоподобным. Зачем это Эвансу убивать свою подружку?
На какой-то миг все остановилось перед глазами Джексона, но он быстро пришел в себя.
— Я этого не знаю.
— А что вы знаете?
— Я не знал, что Тельма Уинстон была его подружкой.
Мак-Крини громко рассмеялся.
— Можете спокойно этому поверить. Откуда же у нее тогда серебристая лисица и пятьсот долларов в кармане? А элегантная квартира, в которой она живет, откуда? — В его голосе прозвучало что-то вроде зависти. — Этот толстяк решил прибрать к своим липким рукам всех девиц. Вам бы следовало это знать лучше других. Ведь вы два года были конферансье в клубе у Вели…
При мысли о том, что Эванс лапал Тельму своими жирными лапами и укладывался на нее толстым жирным брюхом, у Джексона заныл желудок. Какой бы она ни была, но для Флипа Эванса она не пара. Он знал, как Флип поступает со своими девушками, что он с ними проделывает.
Джексон обхватил голову руками. Ему никто не стал в этом препятствовать, никто не ударил его и не потянул за волосы. Лейтенант выключил ослепительный прожектор и включил обычное освещение.
— Так, мальчики, на этом закончим, — проронил он. — На первом этапе выборов Джексон не прошел. Но мы повторим еще и еще, думаю, что это потребуется. Захвати его с собой наверх, Чарли, — обратился он к одному из копов. — Повод обычный: подозрение в убийстве.
Джексон тяжело поднялся и спросил.
— Как она там?
— Кто?
— Тельма, естественно.
Лейтенант сокрушенно покачал головой.
— Не сказал бы, что хорошо. Когда я в последний раз звонил в больницу, мне сообщили, что она вряд ли выкарабкается.
— Вы не говорили с ней?
— Нет, и знаешь почему? — Мак-Крини ядовито ухмыльнулся и добавил: — Потому что она в таком состоянии, что с ней нельзя разговаривать, вот так-то. А вы хитрец, Джексон. Если она даже и выкарабкается, то с ней нельзя будет разговаривать еще с неделю.
Чарли надел на Харта наручники.
— Ну, пошли, друган. Джексон не сдвинулся с места.
— Еще одно, Мак-Крини…
— Ну что еще?
— На вашем месте я бы приставил к ней двух полицейских для охраны. Только представьте себе, что я вам не лгал. А мне как раз пришла в голову мысль, что для Флипа важнее прикончить ее, а не меня.
— Зачем же им убивать ее? — усмехнулся Мак-Крини. Джексон внимательно уставился на лейтенанта.
— Возможно, из-за Ольги.
— А кто такая Ольга, черт бы вас побрал? — нарочито спокойным голосом спросил лейтенант.
— Я бы и сам хотел знать, — беспомощно ответил Джексон.
— Сигарету, Харт?
— Да, спасибо.
Он почувствовал, как ему сунули сигарету в распухшие губы, услышал, как чиркнула спичка, и сделал глубокую затяжку. Но дым не дошел до легких — он получил удар в лицо, который чуть не свалил его со стула.
— Вместо того чтобы курить, — недовольно проронил лейтенант Мак-Крини из отдела по расследованию убийств, — ты бы лучше сказал нам, почему стрелял Тельму.
— Я в нее не стрелял.
— Так мы тебе и поверили.
— Но это правда. В нее стрелял Монах. Собственно, он стрелял в меня, а попал в нее.
— Монах? Ты имеешь в виду Джека Уотса?
— Да.
— Уотс был в машине один?
— Нет. За рулем находился Флип Эванс.
— Вы уже допросили Эванса, Джек? — крикнул лейтенант в темноту, окружавшую Джексона со всех сторон.
— Да, — раздался голос из темноты. — Только что вернулся. Эванс клянется, что никуда не выходил из своей квартиры. И что Уотс был с ним всю вторую половину дня. Его слова подтверждают оба лифтера и привратник.
Но лейтенант Мак-Крини был опытным сыщиком.
— Их показания ничего не значат. Это его люди.
— Все это так… но, тем не менее, так они сказали.
Мак-Крини снова повернулся к Джексону.
— Почему вы не скажете нам правды, Харт? Ведь тогда на суде вам будет легче, черт вас побери!
— На суде?
— Да. На процессе, который вам предстоит… Дело об убийстве…
— Я никого не убивал.
— Если девушка умрет, вам будет предъявлено обвинение в убийстве.
Для Джексона эти слова прозвучали сладкой музыкой: значит, врач ошибся и Тельма жива.
— Вы можете сказать, как давно вы знаете Тельму?
— Я ее вообще не знал. Она начала выступать в клубе Флипа после моего ареста.
— Значит, на остановке перед тюрьмой вы увидели ее в первый раз?
— Да.
— И она последовала за вами сюда, в Чикаго, и в одном из баров на Кларк-стрит предложила вам жениться на ней?
— Да, все так и было.
— Вы полагаете, что присяжные проглотят эту пилюлю?
— Но это правда…
Джексон скорее услышал удар, чем почувствовал. Его и без того тяжелая голова стала нечувствительной к боли.
— Вы лжете, — деловито проговорил Мак-Крини. — Скорее напрашивается такой вариант, что вы уже длительное время тайно посылали ей письма из тюрьмы с просьбой выйти за вас замуж. Не был ли этот вариант задуман как месть Флипу Эвансу?
— Чепуха…
— И вы утверждаете, что она сама принесла брачную лицензию, как только вы вышли из тюрьмы?
— Да, так все и было.
— Почему Тельма Уинстон решила выйти за вас замуж?
— Этого она мне не сказала… Хотя что-то сказала, — вспомнил Джексон. — Я ее тоже об этом спрашивал, и она ответила в том роде, что ей известно о моей порядочности. Она добавила, что именно таким представляла себе человека, которого когда-нибудь полюбит. Человека, который борется за то, что считает правильным, и заботится о своих ближних.
В комнате раздался издевательский смех.
— Вот так начинается большая любовь!
— История, подсказанная жизнью, — сухо заметил Мак-Крини и попытался начать с другого конца. — Между нами, Харт, сколько ты пообещал человеку, который пристрелил ее по твоему поручению? Скажи не для записи.
— Ничего.
— Вы хотите сказать, что это была просто дружеская услуга? Значит, это был кто-то из тюремных приятелей?
Джексон закрыл глаза от яркого света, но стоявший сзади полицейский грубо схватил его за волосы, так что он был вынужден снова открыть глаза. — Лейтенант спросил тебя кое о чем.
— Я уже сказал, что в нее стреляли.
— Вы думаете, что я поверю такой глупости? — нахмурился Мак-Крини и помахал перед носом Джексона какой-то бумажкой. — Знаете, что это такое?
— Нет.
— Страховой полис, Харт. Жизнь Тельмы была застрахована на десять тысяч долларов. И в вашу пользу. Мы нашли его в сумочке Тельмы.
Джексон попытался сосредоточиться. Тельма действительно упоминала о деньгах, сказала, что позднее он получит больше, а именно — десять тысяч. Она, судя по всему, знала, что на ее жизнь будут покушаться, и боялась этого. Но она хотела выйти за него замуж… да, из-за Ольги… Джексон остановился на этом имени. Вероятно, это был ключ ко всему происходящему. Полиция ничего не могла ему сделать. Они даже не нашли при нем оружия и блуждали в потемках, пытаясь хоть что-нибудь выяснить.
— Вы знали об этом полисе?
— Нет.
Мак-Крини попытался взять себя в руки.
— Ведите себя разумнее, Харт. Неужели вы думаете, что нам доставляет удовольствие избивать вас? Но наша профессия заставляет нас выяснить правду любой ценой. Так что соберитесь с духом…
— Что вы имеете в виду?
— Сознайтесь, что вы наняли человека, который должен был прикончить Тельму. Тогда мы угостим вас сандвичами и кофе, уверяю вас, Джексон.
Он почувствовал, как ему в губы снова сунули сигарету. На этот раз дым попал в легкие.
— Ну, договорились? — произнес Мак-Крини таким голосом, точно разговаривал с больным. — Сейчас мы пригласим стенографиста, и вы расскажете ему всю историю.
Джексон качнул головой.
— Не пойдет!
— Что не пойдет? — удивился лейтенант.
— Чтобы я сознался в том, чего не делал. Какой мне смысл убивать ее? Я же познакомился с ней только сегодня.
Вновь сильный удар по лицу. Сигарета вылетела изо рта. Допрос продолжался.
— Значит, вы вернулись в Чикаго?
— Да, чтобы убить Флипа.
— Это вы признаете?
— Да.
— Почему?
У Джексона раскалывалась голова, и он счел более разумным сказать правду.
— Потому что Флип Эванс, находясь в пьяном виде, убил Элея Адель, а потом попытался свалить вину на моего брата Джерри.
— Свалить вину на вашего младшего брата Джерри? Почему-то я считал, что это именно вы получили двадцать лет за это убийство?
— Так оно и вышло. Когда я понял, что для Джерри дело принимает опасный оборот, я спрятал его в надежном месте и взял вину на себя.
— С какой целью?
Этот вопрос Джексон и сам не раз задавал себе и всякий раз думал, что поступил так потому, что Джеррн был еще незрелым юнцом, а порядочный человек всегда должен заботиться о своих близких.
— С какой целью? — повторил Мак-Крини. — И почему вы говорите об этом только сейчас?
Вспухшие губы Джексона скривились в горькой усмешке.
— Потому что теперь это не имеет значения. Джерри мертв.
— Сломал шею о тысячедолларовую банкноту? — издевательски спросил лейтенант.
— Его убили. Вчера в тюрьме я получил официальное известие.
В прокуренной комнате какое-то время царила тишина.
— Прошу прощения, — сказал наконец Мак-Крини. — Ну, а теперь послушайте, Харт. Вы были непревзойденным профессионалом, даже талантом. Вы зарабатывали больше, чем любой другой. За две недели вы получали столько, сколько любой другой, повторяю, — например, любой из сидящих сейчас здесь, — зарабатывает в год. И вы умный человек, в этом вам не откажешь. Не относитесь к тому сорту людей, которых мы обычно усаживаем перед лампой. Но сейчас вы сидите в глубокой луже. В вашей версии нет и капли правды, и чем скорее вы сознаетесь, тем будет лучше для вас.
— Но чего вы от меня требуете, Мак-Крини? — воскликнул Джексон. — Я не могу сказать вам ничего другого! Никогда до этого я не видел Тельму Уинстон, никогда — вплоть до нашей встречи на автобусной остановке, чтобы мне провалиться на этом месте!
— Враки! — отрубил лейтенант.
Джексон закрыл глаза, и стоявший позади коп снова потянул его за волосы.
— Но вы признаете, что этот револьвер принадлежит вам?
Джексон на мгновение задумался. Если он признает, что револьвер принадлежит ему, то с его испытательным сроком будет покончено. Теперь он понимал, почему Тельма вырвала у него из рук револьвер. В поединке с Монахом он все равно не имел никаких шансов, а Тельме никто бы не помог, если бы его опять запрятали в тюрьму. Только на свободе он сможет присмотреть за этой таинственной Ольгой.
И впервые за весь допрос он решился на ложь.
— Нет. Я никогда не видел этого револьвера.
Один из полицейских, стоявших вокруг него полукругом, зло буркнул:
— Надо кончать, черт бы его побрал! Он все равно не расколется, а у меня уже затекли конечности.
Мак-Крини легонько стукнул Джексона и спросил:
— Значит, если девушка умрет, то ваша защита будет построена на том, что ее убили Монах и Флип?
— Да.
— Мне это кажется неправдоподобным. Зачем это Эвансу убивать свою подружку?
На какой-то миг все остановилось перед глазами Джексона, но он быстро пришел в себя.
— Я этого не знаю.
— А что вы знаете?
— Я не знал, что Тельма Уинстон была его подружкой.
Мак-Крини громко рассмеялся.
— Можете спокойно этому поверить. Откуда же у нее тогда серебристая лисица и пятьсот долларов в кармане? А элегантная квартира, в которой она живет, откуда? — В его голосе прозвучало что-то вроде зависти. — Этот толстяк решил прибрать к своим липким рукам всех девиц. Вам бы следовало это знать лучше других. Ведь вы два года были конферансье в клубе у Вели…
При мысли о том, что Эванс лапал Тельму своими жирными лапами и укладывался на нее толстым жирным брюхом, у Джексона заныл желудок. Какой бы она ни была, но для Флипа Эванса она не пара. Он знал, как Флип поступает со своими девушками, что он с ними проделывает.
Джексон обхватил голову руками. Ему никто не стал в этом препятствовать, никто не ударил его и не потянул за волосы. Лейтенант выключил ослепительный прожектор и включил обычное освещение.
— Так, мальчики, на этом закончим, — проронил он. — На первом этапе выборов Джексон не прошел. Но мы повторим еще и еще, думаю, что это потребуется. Захвати его с собой наверх, Чарли, — обратился он к одному из копов. — Повод обычный: подозрение в убийстве.
Джексон тяжело поднялся и спросил.
— Как она там?
— Кто?
— Тельма, естественно.
Лейтенант сокрушенно покачал головой.
— Не сказал бы, что хорошо. Когда я в последний раз звонил в больницу, мне сообщили, что она вряд ли выкарабкается.
— Вы не говорили с ней?
— Нет, и знаешь почему? — Мак-Крини ядовито ухмыльнулся и добавил: — Потому что она в таком состоянии, что с ней нельзя разговаривать, вот так-то. А вы хитрец, Джексон. Если она даже и выкарабкается, то с ней нельзя будет разговаривать еще с неделю.
Чарли надел на Харта наручники.
— Ну, пошли, друган. Джексон не сдвинулся с места.
— Еще одно, Мак-Крини…
— Ну что еще?
— На вашем месте я бы приставил к ней двух полицейских для охраны. Только представьте себе, что я вам не лгал. А мне как раз пришла в голову мысль, что для Флипа важнее прикончить ее, а не меня.
— Зачем же им убивать ее? — усмехнулся Мак-Крини. Джексон внимательно уставился на лейтенанта.
— Возможно, из-за Ольги.
— А кто такая Ольга, черт бы вас побрал? — нарочито спокойным голосом спросил лейтенант.
— Я бы и сам хотел знать, — беспомощно ответил Джексон.
Глава 4
Тельмы не было две ночи, и Ольге стало страшно одной. К тому же в желудке так урчало, что она не могла спать.
Она рассматривала себя в зеркале платяного шкафа. У нее хорошая фигурка, и в лучших чулках Тельмы, ее крошечных трусиках и бюстгальтере она находила себя чрезвычайно элегантной. Посмотрели бы на нее сейчас девчонки из Шелби! Вот бы глаза вытаращили!
Ольга проверила свою косметику. Не чересчур ли она бледна? Она наложила на лицо еще немного румян. Вот теперь в самый раз.
Но от этого бурчание в желудке не проходило. Ее накрашенные губы скривились. Она готова была заплакать. Ведь Тельма обещала прийти сегодня утром, а все не идет.
Перед этим же зеркалом она подтянула чулки чуть повыше. Скоро опять наступит ночь и потом снова придет утро. Она еще не очень разбиралась в часах, чтобы узнать, сколько сейчас времени. Она взглянула на часы Тельмы, украшенные бриллиантами. Двадцать минут восьмого? Ах, да, ведь это большая стрелка. Ольга продолжала упорно высчитывать. Ага, вот оказывается сколько: двадцать пять минут пятого. На ферме дядюшки Джона все уже встают и начинают работать. Хотела бы она теперь оказаться на ферме! Однако чувство голода становилось просто невыносимым.
Она осторожно подняла жалюзи и выглянула наружу.
За поворотом трамвайной линии, по которой они приехали с Тельмой, четко вырисовывалась световая реклама: «Привокзальный ресторан. Бифштексы, сандвичи».
Дядюшка Джон на завтрак часто ел бифштекс или жаркое. При одной только мысли об этом у нее потекли слюнки.
Ольга пересчитала деньги, лежащие на туалетном столике. Один, два, четыре… семь долларов. Со стороны Тельмы было нехорошо оставлять ей деньги, но запрещать их расходовать.
Ольга задумалась. В Шелби ей уже не раз приходилось есть в ресторане. Не говоря уже о кока-коле и мороженом. Если она поспешит и не будет там рассиживаться, то Тельма и не узнает, что она выходила.
Ольга снова выглянула в окно. Во второй половине дня было тепло, а теперь пошел снег. Вся улица, насколько она могла видеть, была покрыта снегом. Она решительно встала. При этом бюстгальтер и трусики соскользнули вниз. Ольга вздохнула. Да, вещи Тельмы ей еще великоваты. Придется надеть собственные. Теплое белье, мягкое шерстяное пальто и платье лежали в кресле, аккуратно сложенные. Ольга сунула ноги в штанишки. Если она надолго задержится в городе, то сумеет подрасти, и тогда вещи Тельмы станут ей впору.
— Я хочу есть и пойду в ресторан, — серьезно сказала она своему отражению в зеркале и показала язык.
Но тут она вспомнила о своем обещании.
«Пообещай мне, дорогая, — сказала ей Тальма, крепко прижав к себе, — пообещай, что ты ни при каких обстоятельствах не выйдешь из этой комнаты. Дай мне честное слово!»
И она торжественно дала слово:
— Я не выйду из этой комнаты, пока ты не вернешься. И для большей убедительности поплевала себе на руку.
По веснушкам, которых не смогли скрыть даже румяна, побежали слезы. Ей очень хотелось сдержать клятву, но ведь она так голодна!
А потом ей пришла в голову другая мысль. Ольга даже удивилась, почему она не догадалась об этом раньше. Ведь она могла позвонить. Номер телефона был записан на воздушном шарике, который Ольга прихватила из того замечательного ресторана, где Тельма пела такие чудесные песни.
Ольга попыталась вспомнить, как же называлось то место: клуб Бали, кажется, или Вали… Это местечко на южных озерах.
Телефон быт легким. Буква, потом шестерка и четыре единицы. Она сняла трубку и назвала телефонистке отеля этот номер.
— Клуб Вели, — раздался в трубке мужской голос. Ольга медленно и внятно, как ее учила тетушка Сони, произнесла в трубку: — Мне бы очень хотелось поговорить с Тельмой.
На другом конце линии возникла небольшая пауза, а потом мужчина сказал:
— Ну, конечно! Сейчас я позову ее к телефону.
Ольга была горда собой. Но гордость ее сразу улетучилась, когда она снова услышала голос. Это не был голос Тельмы, а скорее голос того толстяка, что окровянил того седовласого.
— Прошу меня извинить, но как раз сейчас Тельма занята, — дружелюбно промурлыкал он. — Но я могу ей все передать. Что мне ей сообщить? И кто это говорит?
— Это Ольга, ее сестра. Прошу вас передайте Тельме, чтобы она поскорее шла домой. — Ольга попыталась не расплакаться, но ее выдавал предательски дрожащий голосок. — Передайте ей, что мне страшно и… я очень хочу есть.
Толстяк был любезней любезного.
— Конечно, моя маленькая. Я немедленно передам ей, чтобы она поспешила. Откуда ты, говоришь?
— Я… — Ольга запнулась.
Внезапно она ясно поняла, что Тельма не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, где она находится. Именно поэтому она и перевела ее из своей роскошной квартиры сюда, в отель, чтобы никто не мог ее найти.
— Отвечай! — прорычал в трубку толстяк. — Ты что, меня не слышишь? Где ты находишься? Откуда говоришь?
На мгновение воцарилась тишина, потом кто-то тихо спросил:
— Она что, не говорит адреса?
Толстяк уже не на шутку разозлился и выдавил из себя что-то нецензурное…
— Нет… — Ольга повесила трубку.
Плечи ее дрожали. Она кинулась на кровать и горько разрыдалась. Она была одна, ей было страшно и очень хотелось есть. Ей уже расхотелось играть во взрослую и в Тельму. Когда дядюшка Джо, после смерти тетушка Сони, отослал ее в город к Тельме, ей было семь лет. Раньше она никогда не видела большого города.
В конце короткого коридора, прислонив стул к стена и подремывая над газетой, сидел — он это знал — охранник, позади него склонился над своими бумагами писарь, что-то записывая в журнал. За ними, у отделенной решеткой стены, находился лифт. Именно туда ему и необходимо было добраться. Причем сделать, это надо было умно. О насилии тут нечего было и думать, такие вещи всегда заканчивались плохо.
Этой ночью было довольно тихо. Камеры вытрезвителя были, вероятно, переполнены, но вместе с? ним, в камере для преступников, сидел только один человек.
— Сигарету? — предложил Джексон.
Человек, сидящий в соседней камере, за перегородкой, жадно протянул руку, пытаясь достать пачку.
— Спасибо, приятель.
— Можешь оставить себе всю пачку, — улыбнулся Джексон, — а я отсюда слиняю.
Человек рассмеялся.
— Ты что, спятил? Мы же на одиннадцатом этаже! Даже если бы ты выбрался из этой клетки, тебе надо миновать надсмотрщиков, писаря и лифтера.
— Да что ты говоришь? — насмешливо произнес Джексон. Он схватился за решетку руками и крикнул дремавшему сторожу: — Послушай! Пересади меня в другую камеру, здесь мне крысы мешают!
Сторож, поднимаясь, опрокинул стул.
— Ложись спать, Джексон. Это просто игра воображения. У нас тут нет крыс, чтоб мне пропасть…
— Нет? А вы послушайте…
Джексон смотрел сторожу прямо в лицо. Из темного угла позади него раздалось какое-то попискиванье. Такие же звуки слышались изо всех углов.
— Черт возьми! Вот же напасть! — изумился сторож. Арестант в соседней камере заржал:
— Как в ООН.
— Я просто требую, чтобы меня перевели в другую камеру!
Сторож прошлепал по коридору и вошел в камеру Джексона. Из-под кровати продолжало раздаваться попискиванье. Сторож снова удивился.
— В окружной тюрьме полно крыс, — сообщил он Джексону. — Но здесь я сталкиваюсь с таким впервые. Может, они забрались по мусоропроводу?
— Все может быть, — не стал возражать Джексон. Сторож нагнулся, чтобы заглянуть под нары, и в этот момент Джексон нанес ему удар по уху. Не успел тот упасть, как Джексон ловко подхватил его.
— Высокий класс, приятель, — похвалил сосед. — С таким способностями ты мог бы выступать на сцене.
— Что я и делал, — лаконично заметил Джексон.
Он связал сторожа разорванной на ленты простыней и сунул ему в рот кляп. Затем надел пальто и шляпу сторожа и спокойно вышел из камеры.
— А ты не хочешь пошляться по бабам? — обратился он к соседу.
Тот покачал головой.
— Они ничего не смогут мне пришить. И кроме того, для побега надо много чего подготовить, да и тебе отсюда ни за что не выбраться.
— Может быть, ты и прав, — согласился Джексон. На мгновение он прислонился к решетке камеры, из которой только что выбрался. Возможно, он и в самом деле совершает глупость. Ему тоже не смогут пришить никаких обвинений, если Тельма останется жива. Но он не был в этом уверен, а Мак-Крини ему не верил. А вот попытаться сорвать предполагаемое покушение Флипа на Тельму он сможет только на свободе.
И ко всему прочему эта Ольга…
— Трусишь? — поинтересовался он у соседа.
— Да нет… просто ни к чему.
Джексон прошел по коридору и затаился в углу рядом с дверью. Потом он заговорил, подражая голосу старика-надсмотрщика. Голос его звучал взволнованно и резко. Одновременно он застучат кулаком по стальной двери.
— Послушай, Джим, не зайдешь ли на минуту? Мне кажется, парень, которого прислал Мак-Крини, хочет повеситься.
Послышался шум отодвигаемого стула.
— Это каким же образом?
— Он рвет простыню на ленты.
— Ну так помешай ему, старый идиот, дай ему в челюсть! — буркнул писарь. Ключ в замке повернулся. — Если с ним что-нибудь случится, нам не миновать…
Едва только писарь просунулся в дверь, Джексон опустил ему на голову резиновую дубинку, которую позаимствовал у сторожа.
— Великолепная работа! Ребята не поверят! — похвалил его сосед по камере.
Джексон взял у потерявшего сознание писаря револьвер и сунул себе в карман. Потом он прикрепил на внутренний отворот куртки служебный знак и задвинул» стальную дверь на засов.
Пакет с его личными вещами еще лежал на столе у писаря. Джексон забрал деньги и открыл дверь в холл. Чиновник, обслуживающий лифт, находился в другом конце. Джексон поднял воротник куртки, словно хотел защититься от холода, и крикнул в сторону лифта.
— Тебе сандвич с черным хлебом или с белым?
— С черным, — голос писаря не вызвал у него никаких сомнений. Имитация всегда была сильной стороной Джексона. — И не забудь зайти в прокуратуру и принести бумаги на того парня, что прислал Мак-Крини.
Взад и вперед сновали чиновники из уголовной полиции. Увидев служебный знак, дежурный только зевнул, не прекращая своих дел. Джексон решительно нажал кнопку лифта.
Лифтер был пожилой человек. Он безучастно скользнул взглядом по Джексону.
— Похолодало, — сообщил он. Джексон старался держаться спокойно.
— Да?
Старик кивнул.
— И снег опять пошел. Я так думаю, что лето долго не продержится.
Лифт остановился на восьмом этаже, потом на пятом, четвертом, и везде входили и выходили чиновники в форме и гражданском платье. Никто не обращал внимания на Джексона. Смена Мак-Крини и его людей, видимо, уже кончилась.
Выйдя из лифта в холл, плиты которого были покрыты мокрыми следами от растаявшего снега, Джексон приподнял воротник еще выше. Его ботинки громко скрипели на каждом шагу.
Никто его не узнал, никто не окликнул, никто не попытался задержать.
Стояла темная ночь. Ему в лицо ударил холодный ветер. Кроме нескольких дежурных машин, у тротуара стояло одинокое такси. Временами из здания кто-нибудь выходил, пригибался и отворачивался, направляясь против ветра. А вообще улицы были пустыми.
Джексон некоторое время находился в нерешительности. Прежде чем его схватят, ему надо сделать три дела: убедиться, что Тельма в безопасности, поговорить с Ольгой и привести в исполнение решение, принятое в тюрьме: убить Флипа Эванса.
Первым делом он решил увидеться с Ольгой и поэтому направился через улицу к такси. Он открыл дверцу и сказал:
— К Логан… — слова застряли у него в глотке.
На машине горел знак, что она свободна, но там уже кто-то сидел. В темноте салона светились две сигареты. Джексон схватился за оружие, прихваченное у писаря, и одновременно сделал шаг назад.
— Без фокусов, — предупредил его голос. — Моя пушка нацелена тебе прямо в пузо. Как, черт возьми, тебе удалось выбраться из этой крысиной норы?
— На своих двоих, — глухо ответил Джексон.
— Молодец! — похвалил его Джек Уотс. — Мы здесь торчим, мерзнем и ломаем головы, как тебя выцарапать оттуда, а ты сваливаешься к нам свадебным тортом. Мы только что говорили, что ты крепкий орешек, и ты это подтвердил.
Джексон подумал, что сейчас ему всадят пулю в живот, но пока ничего такого не случилось.
— Садись! — приказал Уотс. Сначала он отодвинулся, но потом передумал и показал на место перед собой. — Знаешь, садись-ка лучше к Сэму.
— Не ломайся, как невинная девица, садись. Сэм по тебе страшно соскучился.
— Куда едем, Монах?
— В клуб. — Затем он прижал к голове Джексона револьвер. — Флип считает, что наш супермен может нам подсказать, где находится Ольга.
Она рассматривала себя в зеркале платяного шкафа. У нее хорошая фигурка, и в лучших чулках Тельмы, ее крошечных трусиках и бюстгальтере она находила себя чрезвычайно элегантной. Посмотрели бы на нее сейчас девчонки из Шелби! Вот бы глаза вытаращили!
Ольга проверила свою косметику. Не чересчур ли она бледна? Она наложила на лицо еще немного румян. Вот теперь в самый раз.
Но от этого бурчание в желудке не проходило. Ее накрашенные губы скривились. Она готова была заплакать. Ведь Тельма обещала прийти сегодня утром, а все не идет.
Перед этим же зеркалом она подтянула чулки чуть повыше. Скоро опять наступит ночь и потом снова придет утро. Она еще не очень разбиралась в часах, чтобы узнать, сколько сейчас времени. Она взглянула на часы Тельмы, украшенные бриллиантами. Двадцать минут восьмого? Ах, да, ведь это большая стрелка. Ольга продолжала упорно высчитывать. Ага, вот оказывается сколько: двадцать пять минут пятого. На ферме дядюшки Джона все уже встают и начинают работать. Хотела бы она теперь оказаться на ферме! Однако чувство голода становилось просто невыносимым.
Она осторожно подняла жалюзи и выглянула наружу.
За поворотом трамвайной линии, по которой они приехали с Тельмой, четко вырисовывалась световая реклама: «Привокзальный ресторан. Бифштексы, сандвичи».
Дядюшка Джон на завтрак часто ел бифштекс или жаркое. При одной только мысли об этом у нее потекли слюнки.
Ольга пересчитала деньги, лежащие на туалетном столике. Один, два, четыре… семь долларов. Со стороны Тельмы было нехорошо оставлять ей деньги, но запрещать их расходовать.
Ольга задумалась. В Шелби ей уже не раз приходилось есть в ресторане. Не говоря уже о кока-коле и мороженом. Если она поспешит и не будет там рассиживаться, то Тельма и не узнает, что она выходила.
Ольга снова выглянула в окно. Во второй половине дня было тепло, а теперь пошел снег. Вся улица, насколько она могла видеть, была покрыта снегом. Она решительно встала. При этом бюстгальтер и трусики соскользнули вниз. Ольга вздохнула. Да, вещи Тельмы ей еще великоваты. Придется надеть собственные. Теплое белье, мягкое шерстяное пальто и платье лежали в кресле, аккуратно сложенные. Ольга сунула ноги в штанишки. Если она надолго задержится в городе, то сумеет подрасти, и тогда вещи Тельмы станут ей впору.
— Я хочу есть и пойду в ресторан, — серьезно сказала она своему отражению в зеркале и показала язык.
Но тут она вспомнила о своем обещании.
«Пообещай мне, дорогая, — сказала ей Тальма, крепко прижав к себе, — пообещай, что ты ни при каких обстоятельствах не выйдешь из этой комнаты. Дай мне честное слово!»
И она торжественно дала слово:
— Я не выйду из этой комнаты, пока ты не вернешься. И для большей убедительности поплевала себе на руку.
По веснушкам, которых не смогли скрыть даже румяна, побежали слезы. Ей очень хотелось сдержать клятву, но ведь она так голодна!
А потом ей пришла в голову другая мысль. Ольга даже удивилась, почему она не догадалась об этом раньше. Ведь она могла позвонить. Номер телефона был записан на воздушном шарике, который Ольга прихватила из того замечательного ресторана, где Тельма пела такие чудесные песни.
Ольга попыталась вспомнить, как же называлось то место: клуб Бали, кажется, или Вали… Это местечко на южных озерах.
Телефон быт легким. Буква, потом шестерка и четыре единицы. Она сняла трубку и назвала телефонистке отеля этот номер.
— Клуб Вели, — раздался в трубке мужской голос. Ольга медленно и внятно, как ее учила тетушка Сони, произнесла в трубку: — Мне бы очень хотелось поговорить с Тельмой.
На другом конце линии возникла небольшая пауза, а потом мужчина сказал:
— Ну, конечно! Сейчас я позову ее к телефону.
Ольга была горда собой. Но гордость ее сразу улетучилась, когда она снова услышала голос. Это не был голос Тельмы, а скорее голос того толстяка, что окровянил того седовласого.
— Прошу меня извинить, но как раз сейчас Тельма занята, — дружелюбно промурлыкал он. — Но я могу ей все передать. Что мне ей сообщить? И кто это говорит?
— Это Ольга, ее сестра. Прошу вас передайте Тельме, чтобы она поскорее шла домой. — Ольга попыталась не расплакаться, но ее выдавал предательски дрожащий голосок. — Передайте ей, что мне страшно и… я очень хочу есть.
Толстяк был любезней любезного.
— Конечно, моя маленькая. Я немедленно передам ей, чтобы она поспешила. Откуда ты, говоришь?
— Я… — Ольга запнулась.
Внезапно она ясно поняла, что Тельма не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, где она находится. Именно поэтому она и перевела ее из своей роскошной квартиры сюда, в отель, чтобы никто не мог ее найти.
— Отвечай! — прорычал в трубку толстяк. — Ты что, меня не слышишь? Где ты находишься? Откуда говоришь?
На мгновение воцарилась тишина, потом кто-то тихо спросил:
— Она что, не говорит адреса?
Толстяк уже не на шутку разозлился и выдавил из себя что-то нецензурное…
— Нет… — Ольга повесила трубку.
Плечи ее дрожали. Она кинулась на кровать и горько разрыдалась. Она была одна, ей было страшно и очень хотелось есть. Ей уже расхотелось играть во взрослую и в Тельму. Когда дядюшка Джо, после смерти тетушка Сони, отослал ее в город к Тельме, ей было семь лет. Раньше она никогда не видела большого города.
***
В камере было включено ночное освещение: под потолком горела одна тусклая лампочка. Джексон с горечью подумал, что семь лет назад он совершенно He представ тал, что лежало между ним и свободой. Теперь же он отлично знал все методы и приемы следственной тюрьмы.В конце короткого коридора, прислонив стул к стена и подремывая над газетой, сидел — он это знал — охранник, позади него склонился над своими бумагами писарь, что-то записывая в журнал. За ними, у отделенной решеткой стены, находился лифт. Именно туда ему и необходимо было добраться. Причем сделать, это надо было умно. О насилии тут нечего было и думать, такие вещи всегда заканчивались плохо.
Этой ночью было довольно тихо. Камеры вытрезвителя были, вероятно, переполнены, но вместе с? ним, в камере для преступников, сидел только один человек.
— Сигарету? — предложил Джексон.
Человек, сидящий в соседней камере, за перегородкой, жадно протянул руку, пытаясь достать пачку.
— Спасибо, приятель.
— Можешь оставить себе всю пачку, — улыбнулся Джексон, — а я отсюда слиняю.
Человек рассмеялся.
— Ты что, спятил? Мы же на одиннадцатом этаже! Даже если бы ты выбрался из этой клетки, тебе надо миновать надсмотрщиков, писаря и лифтера.
— Да что ты говоришь? — насмешливо произнес Джексон. Он схватился за решетку руками и крикнул дремавшему сторожу: — Послушай! Пересади меня в другую камеру, здесь мне крысы мешают!
Сторож, поднимаясь, опрокинул стул.
— Ложись спать, Джексон. Это просто игра воображения. У нас тут нет крыс, чтоб мне пропасть…
— Нет? А вы послушайте…
Джексон смотрел сторожу прямо в лицо. Из темного угла позади него раздалось какое-то попискиванье. Такие же звуки слышались изо всех углов.
— Черт возьми! Вот же напасть! — изумился сторож. Арестант в соседней камере заржал:
— Как в ООН.
— Я просто требую, чтобы меня перевели в другую камеру!
Сторож прошлепал по коридору и вошел в камеру Джексона. Из-под кровати продолжало раздаваться попискиванье. Сторож снова удивился.
— В окружной тюрьме полно крыс, — сообщил он Джексону. — Но здесь я сталкиваюсь с таким впервые. Может, они забрались по мусоропроводу?
— Все может быть, — не стал возражать Джексон. Сторож нагнулся, чтобы заглянуть под нары, и в этот момент Джексон нанес ему удар по уху. Не успел тот упасть, как Джексон ловко подхватил его.
— Высокий класс, приятель, — похвалил сосед. — С таким способностями ты мог бы выступать на сцене.
— Что я и делал, — лаконично заметил Джексон.
Он связал сторожа разорванной на ленты простыней и сунул ему в рот кляп. Затем надел пальто и шляпу сторожа и спокойно вышел из камеры.
— А ты не хочешь пошляться по бабам? — обратился он к соседу.
Тот покачал головой.
— Они ничего не смогут мне пришить. И кроме того, для побега надо много чего подготовить, да и тебе отсюда ни за что не выбраться.
— Может быть, ты и прав, — согласился Джексон. На мгновение он прислонился к решетке камеры, из которой только что выбрался. Возможно, он и в самом деле совершает глупость. Ему тоже не смогут пришить никаких обвинений, если Тельма останется жива. Но он не был в этом уверен, а Мак-Крини ему не верил. А вот попытаться сорвать предполагаемое покушение Флипа на Тельму он сможет только на свободе.
И ко всему прочему эта Ольга…
— Трусишь? — поинтересовался он у соседа.
— Да нет… просто ни к чему.
Джексон прошел по коридору и затаился в углу рядом с дверью. Потом он заговорил, подражая голосу старика-надсмотрщика. Голос его звучал взволнованно и резко. Одновременно он застучат кулаком по стальной двери.
— Послушай, Джим, не зайдешь ли на минуту? Мне кажется, парень, которого прислал Мак-Крини, хочет повеситься.
Послышался шум отодвигаемого стула.
— Это каким же образом?
— Он рвет простыню на ленты.
— Ну так помешай ему, старый идиот, дай ему в челюсть! — буркнул писарь. Ключ в замке повернулся. — Если с ним что-нибудь случится, нам не миновать…
Едва только писарь просунулся в дверь, Джексон опустил ему на голову резиновую дубинку, которую позаимствовал у сторожа.
— Великолепная работа! Ребята не поверят! — похвалил его сосед по камере.
Джексон взял у потерявшего сознание писаря револьвер и сунул себе в карман. Потом он прикрепил на внутренний отворот куртки служебный знак и задвинул» стальную дверь на засов.
Пакет с его личными вещами еще лежал на столе у писаря. Джексон забрал деньги и открыл дверь в холл. Чиновник, обслуживающий лифт, находился в другом конце. Джексон поднял воротник куртки, словно хотел защититься от холода, и крикнул в сторону лифта.
— Тебе сандвич с черным хлебом или с белым?
— С черным, — голос писаря не вызвал у него никаких сомнений. Имитация всегда была сильной стороной Джексона. — И не забудь зайти в прокуратуру и принести бумаги на того парня, что прислал Мак-Крини.
Взад и вперед сновали чиновники из уголовной полиции. Увидев служебный знак, дежурный только зевнул, не прекращая своих дел. Джексон решительно нажал кнопку лифта.
Лифтер был пожилой человек. Он безучастно скользнул взглядом по Джексону.
— Похолодало, — сообщил он. Джексон старался держаться спокойно.
— Да?
Старик кивнул.
— И снег опять пошел. Я так думаю, что лето долго не продержится.
Лифт остановился на восьмом этаже, потом на пятом, четвертом, и везде входили и выходили чиновники в форме и гражданском платье. Никто не обращал внимания на Джексона. Смена Мак-Крини и его людей, видимо, уже кончилась.
Выйдя из лифта в холл, плиты которого были покрыты мокрыми следами от растаявшего снега, Джексон приподнял воротник еще выше. Его ботинки громко скрипели на каждом шагу.
Никто его не узнал, никто не окликнул, никто не попытался задержать.
Стояла темная ночь. Ему в лицо ударил холодный ветер. Кроме нескольких дежурных машин, у тротуара стояло одинокое такси. Временами из здания кто-нибудь выходил, пригибался и отворачивался, направляясь против ветра. А вообще улицы были пустыми.
Джексон некоторое время находился в нерешительности. Прежде чем его схватят, ему надо сделать три дела: убедиться, что Тельма в безопасности, поговорить с Ольгой и привести в исполнение решение, принятое в тюрьме: убить Флипа Эванса.
Первым делом он решил увидеться с Ольгой и поэтому направился через улицу к такси. Он открыл дверцу и сказал:
— К Логан… — слова застряли у него в глотке.
На машине горел знак, что она свободна, но там уже кто-то сидел. В темноте салона светились две сигареты. Джексон схватился за оружие, прихваченное у писаря, и одновременно сделал шаг назад.
— Без фокусов, — предупредил его голос. — Моя пушка нацелена тебе прямо в пузо. Как, черт возьми, тебе удалось выбраться из этой крысиной норы?
— На своих двоих, — глухо ответил Джексон.
— Молодец! — похвалил его Джек Уотс. — Мы здесь торчим, мерзнем и ломаем головы, как тебя выцарапать оттуда, а ты сваливаешься к нам свадебным тортом. Мы только что говорили, что ты крепкий орешек, и ты это подтвердил.
Джексон подумал, что сейчас ему всадят пулю в живот, но пока ничего такого не случилось.
— Садись! — приказал Уотс. Сначала он отодвинулся, но потом передумал и показал на место перед собой. — Знаешь, садись-ка лучше к Сэму.
— Не ломайся, как невинная девица, садись. Сэм по тебе страшно соскучился.
— Куда едем, Монах?
— В клуб. — Затем он прижал к голове Джексона револьвер. — Флип считает, что наш супермен может нам подсказать, где находится Ольга.
Глава 5
Ужиная, лейтенант Мак-Крини с интересом наблюдал за мокрыми крупными снежинками, кружащимися за окном.
— Сын обрадуется, если снег не растает до утра, — обратился он к жене. — Можно будет покататься на лыжах. Мы с ним вместе сходим в парк.
Бетти Мак-Крини нарезала готовое мясо, запеченное в духовке.
— Это было бы чудесно! Но почему ты пришел сегодня так поздно? Что-нибудь случилось?
Мак-Крини немного помедлил с ответом. Он был маловпечатлителен и забывал о работе, как только кончалась его смена. Но сегодня все было как-то не так. Его мучила мысль: а что, если Джексон не солгал и говорил правду?
— Допрашивал некоего Харта Джексона, — наконец ответил он.
— Он убил кого-нибудь?
— Девушка еще не умерла. Во всяком случае, была еще жива, когда я в последний раз звонил в больницу.
Он подумал, что, наверное, не будет ничего плохого, если он посоветуется с женой.
— Сын обрадуется, если снег не растает до утра, — обратился он к жене. — Можно будет покататься на лыжах. Мы с ним вместе сходим в парк.
Бетти Мак-Крини нарезала готовое мясо, запеченное в духовке.
— Это было бы чудесно! Но почему ты пришел сегодня так поздно? Что-нибудь случилось?
Мак-Крини немного помедлил с ответом. Он был маловпечатлителен и забывал о работе, как только кончалась его смена. Но сегодня все было как-то не так. Его мучила мысль: а что, если Джексон не солгал и говорил правду?
— Допрашивал некоего Харта Джексона, — наконец ответил он.
— Он убил кого-нибудь?
— Девушка еще не умерла. Во всяком случае, была еще жива, когда я в последний раз звонил в больницу.
Он подумал, что, наверное, не будет ничего плохого, если он посоветуется с женой.