Стивен Кинг
Кладбище домашних животных

   Посвящается Кирби Мокколи

ЧАСТЬ I. КЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ

   После этих слов Иисус говорит им:
   Лазарь, друг наш, уснул. Но я пойду и разбужу его.
   Ученики сказали Ему: если уснул, значит, выздоровеет.
   Иисус же говорил о смерти его, а они решили, что Он говорит об обычном сне.
   Тогда Иисус прямо сказал им: Лазарь умер…
   …однако, пойдем к нему.
Евангелие от Иоанна (пересказ).

ГЛАВА 1

   Луис Крид, потерявший отца в три года и никогда не знавший своего деда, не ожидал найти «отца», став взрослым, хотя произошло именно так… он называл этого человека другом, как должен делать любой взрослый, когда, сравнительно поздно в жизни, встречает того, кто становится ему «отцом». Этого человека Луис встретил вечером, когда с женой и двумя детьми переезжал в большой белый дом в Ладлоу. С ними переехал и Уинстон Черчилль. Черч был котом Елены — дочери Луиса.
   Администрация университета не пошевелилась и утомительные поиски своего дома на приемлемом расстоянии от университета пришлось вести самостоятельно. Наконец. Криды приблизились к месту, где, как считал Луис, должен был находиться их дом. «Все ориентиры правильные… словно астрологические знаки перед убийством Цезаря», — с тяжелым сердцем подумал Луис. Криды устали и были раздражены до предела. У Гаджа резались зубы и он капризничал не переставая, никак не засыпал, несмотря на то, что Речел вес время баюкала его. Она хотела накормить Гаджа грудью, хотя время кормления еще не наступило. Гадж знал свое обеденное расписание так же хорошо, как Речел (а может, и лучше) и проворно укусил маму новыми зубками. Речел, до сих пор не совсем уверенная в необходимости переезда в Мэйн из Чикаго, где она прожила всю жизнь, залилась слезами. Елена быстро присоединилась к маме. В задней части легкового автомобиля продолжал беспокойно метаться Черч. Кот вел себя так последние три дня, с тех пор как они уехали из Чикаго. Когда он сидел в клетке для кошек, его завывания были невыносимы, но не меньше раздражали беспрерывные метания Черча по салону автомобиля, после того как Криды, наконец, сдались и выпустили его.
   Луис чувствовал, что сам почти срывается на крик. Дикая, но привлекательная идея, неожиданно родилась у него: он представил, как они возвращаются в Бангор что-нибудь перекусить и подождать грузовик с вещами; а когда три подарка судьбы выйдут из машины, он надавит акселератор и умчится, не оглядываясь, ноги в руки; огромный четырехцилиндровый двигатель легкового автомобиля начнет жадно глотать дорогой бензин. Он мог бы поехать на юг, до Орландо во Флориде, где под новым именем стал бы работать врачом в Диснейленде. Но перед тем, как он доберется до пункта оплаты проезда на старой, широкой 95-й дороге у южной границы штата, он остановится на обочине и вышвырнет этого е….. о кота.
   И вот, когда последний поворот остался позади, они увидели дом, который раньше видел только Луис. Прилетев заранее, он осмотрел каждый из семи домов, которые они выбрали по фотографиям, когда за Луисом закрепили место в Университете Мэйна. Этот дом нравился ему самому: большой, старый особняк в стиле Новой Англии (но заново переоблицованный и утепленный; цены за обогрев, до сих пор выглядевшие просто ужасно, оказались приемлемыми, учитывая размеры дома); три большие комнаты внизу, четыре наверху; рядом длинный сарай, который позже можно будет перестроить в жилое помещение — дом, окруженный ярко-зеленеющими лужайками, несмотря на августовскую жару.
   За домом была большая площадка для детских игр, а за площадкой — лес, конца которому видно не было. «Ваш участок граничит с землями штата, и поэтому в ближайшем будущем тут не предвидится никакого строительства, — так объяснил агент по продаже недвижимости. — Остатки индейского племени Микмака потребовали признания их прав на восемь тысяч акров земель по соседству с Ладлоу и в городках восточное, поэтому возникла запутанная тяжба, в которой федеральное правительство увязло так сильно, что судебное разбирательство продлится до следующего столетия».
   Речел перестала плакать, привстала.
   — Этот…
   — Это он, — ответил Луис, встревожившись… нет, неожиданно испугавшись. На самом деле он почувствовал ужас. В обмен на дом он заложил двенадцать лет их жизни: за дом будет выплачено, когда Елене исполнится семнадцать.
   Он сглотнул.
   — Что ты думаешь? — Думаю, он прекрасен, — проговорила Речел, и огромный камень свалился с души Луиса. Он видел, жена говорит искренне. Пока они ехали по асфальтированному проезду, ведущему вокруг сарая на задний двор, она смотрела на дом; ее взгляд скользил по пустым окнам; она уже отметила отсутствие таких вещей как занавески, клеенки на полках, устроенных на наружной стороне сарая и бог еще знает что.
   — Папочка! — позвала Элли с заднего сиденья. Она тоже перестала плакать. Даже Гадж перестал капризничать. Луис наслаждался тишиной.
   — Что, дорогая?
   Ее глаза, карие, под челкой светлых волос, в отражении зеркальца заднего вида, тоже внимательно изучали дом, лужайку, крышу другого дома, слева в отдалении, пустырь, вытянувшийся к лесу.
   — Этот дом?
   — Он наш, милая, — сказал Луис.
   — Уураа! — взвыла Елена, так что у Луиса заложило уши. И Луис, который мог иногда становиться очень раздражительным при общении с Элли, решил, что и без Диснейленда — его жизнь прекрасна.
   Луис припарковал машину перед сараем и включил холостой ход.
   Двигатель тихо урчал на холостом ходу. В послеполуденной тишине, которая казалась мертвой после Чикаго, суматохи Улицы Штата и Кольцевой, сладко пели птицы.
   — Дома, — мягко сказала Речел, все еще глядя на коттедж.
   — Дома, — самодовольно произнес Гадж у нее на коленях. Луис и Речел переглянулись. В зеркале заднего вида у отражения Елены округлились глаза.
   — Ты…
   — Он…
   — Что это…
   Они заговорили одновременно, потом все вместе рассмеялись. Гадж не обращал на них внимания, продолжая сосать палец. Он уже месяц говорил «Ма» и произносил то, что иногда можно было принять за «Пааа», а может, так лишь хотелось Луису.
   Но в этот раз, даже если получилась случайная имитация, прозвучала она как настоящее слово. «Дома».
   Луис подхватил Гаджа с коленей жены и обнял его.
   Вот так они приехали в Ладлоу.

ГЛАВА 2

   В памяти Луиса Крида этот эпизод навсегда сохранил оттенок волшебства, может, потому, что он и в самом деле был волшебным, а может, потому, что остаток вечера оказался безумным. Следующие три часа никакого отдыха — никакого волшебства…
   Луис вес время держал ключи от дома под рукой (он был аккуратным и методичным человеком), в коробке из-под манильских сигар, на которую наклеил ярлык: «Дом в Ладлоу. Ключи получены 29 июня». Он убрал коробочку с ключами в отделение для перчаток «Файрлайна». В этом Луис был абсолютно уверен. Сейчас их там не оказалось.
   Пока он охотился за ключами, становясь все раздражительнее, Речел, взяв Гаджа на руки, пошла за Еленой к дереву, возвышавшемуся посреди пустыря за домом. Луис третий раз проверял под сиденьем, когда его дочь отчаянно закричала.
   — Луис! — позвала Речел. — Она разбила колено! Елена упала с качелей, сделанных из автомобильной шины, и ударилась коленкой о камень. «Ссадина пустяковая, но вопит, словно ногу потеряла», — подумал Луис (капелька бездушия). Он посмотрел на дом на противоположной стороне дороги; там в гостиной горел свет.
   — Все в порядке, Элли, — сказал он. — Хватит рыдать. Соседи могут подумать, что тут кого-то убили.
   — Боооолит!
   Луис приложил максимум усилий, чтобы сдержаться, и молча вернулся к автомобилю. Ключей в отделении для перчаток не было, но аптечка оказалась на месте. Взяв ее, он отправился назад. Когда аптечку увидела Элли, она стала кричать еще громче.
   — Нет! Только не йод! Я не хочу йода, папочка! Нет…
   — Елена, это — зеленка, а не йод.
   — Будь большой девочкой, — сказала Речел. — Только…
   — Нет… пет — пет… нет… пет…
   — Ты сейчас же прекратишь или у тебя еще и попа заболит, — сказал Луис.
   — Она устала, Луис, — спокойно объяснила Речел.
   — Конечно. Я знаю. Подержи ее ногу.
   Положив Гаджа, Речел подержала ногу Елены, которую, злясь на усилившиеся истерические завывания, Луис красил зеленкой.
   — Кто-то вышел на веранду дома на противоположной стороне улицы, — заметила Речел. Она подняла Гаджа, который пытался уползти по траве.
   — Замечательно, — прошептал Луис.
   — Луи, она…
   — Устала, знаю, — он закрыл зеленку и сумрачно посмотрел на дочь. — Вот так. И на самом деле ни капли не болит. Потерпи, Елена.
   — Болит! На самом деле болит! Боооол…
   У Луиса руки чесались отшлепать ее, но он сдержался.
   — Ты нашел ключи? — спросила Речел.
   — Конечно, нет, — ответил Луис, щелчком закрыв аптечку, и встал. — Я…
   Завопил Гадж. Он не капризничал, не кричал, а по-настоящему вопил, корчась на руках у Речел.
   — Что с ним? — воскликнула Речел, протянув ребенка Луису.
   «Одно из преимуществ, когда выходишь замуж за врача: вы можете пихнуть ребенка своему мужу всякий раз, когда кажется, что ребенок умирает», — в этом Луис был уверен. — Луис! Что?..
   Малыш тер ручками шею и дико кричал. Луис поднял его повыше и увидел раздувающуюся белую опухоль сбоку на шее Гаджа. И еще что-то было на завязке детского комбинезончика, что-то лохматое, слабо подергивающееся.
   Елена, которая стала уже успокаиваться, снова завопила.
   — Пчела! Пчела! Пчееела! — она отскочила, споткнувшись о камень, с которым ей один раз уже не повезло, сильно шлепнулась на попу и снова начала реветь от боли, удивления и страха.
   «Я сойду с ума, — подумал Луис. — Ух-ххххх!»
   — Луис, сделай что-нибудь! Ты можешь что-нибудь сделать?
   — Сперва надо вырвать жало, — донесся сзади голос, растягивавший слова. — Точно. Сперва вырвать жало и приложить немного гашеной извести. Шишка спадет. — Говоривший обладал таким сильным восточным акцентом, что некоторое время смущенный Луис не мог понять о чем речь. «Перва надрвать жал иприложить немногопогшеной звести. Шка падет».
   Луис повернулся и увидел старика лет семидесяти — крепкого и здорового семидесятилетнего старика. Он носил синюю рубашку-поло, открывавшую морщинистую шею с толстыми складками. Обожженное солнцем лицо; и еще он курил сигареты без фильтра. Когда Луис посмотрел на него, старик закончил разминать сигарету между большим и указательным пальцами и ловко положил ее в карман. Протянув руку, он слегка улыбнулся… улыбка понравилась Луису; старик был не из тех, кто «располагает» к себе.
   — Вам виднее в ваших делах, док, — сказал он. Вот так Луис встретил Джадеона Крандолла, человека, который стал ему как отец.

ГЛАВА 3

   С противоположной стороны улицы старик видел, как они приехали, и пришел посмотреть, не может ли он чем-то помочь, когда у них возникли «мелкие трудности», как он называл их.
   Пока Луис держал мальчика на руках, Крандолл подошел ближе, осмотрел опухоль на шее Гаджа и вытянул грубую, кривую руку. Речел открыла рот, чтобы запротестовать — рука старика выглядела ужасно неловкой и почти такой же большой, как голова Гаджа — но прежде чем Речел успела что-то сказать, пальцы старика сделали простое, уверенное движение, такое же стремительное и ловкое, как движение шулера, тасующего колоду карт, или наперсточника, играющего шариками. И жало оказалось на ладони у старика.
   — Большое, — заметил старик. — Приза не возьмет, но медаль вручить можно, так я считаю. — Луис взорвался от смеха.
   Крандолл взглянул на него с плутоватой улыбкой и сказал:
   — Храбрец, не так ли?
   — Что он сказал, мамочка? — спросила Елена, и тогда Речел тоже взорвалась от смеха. Конечно, это было ужасно невежливо, но каким-то образом дальше все пошло хорошо. Крандолл вытащил пачку «Королей Честерфильда», сунул одного из них в морщинистый уголок своего рта, вежливо кивая, пока Криды смеялись… даже Гадж сдавленно захихикал, несмотря на опухоль от пчелиного укуса. Старик зажег деревянную спичку, чиркнув ее о ноготь большого пальца. «У каждого старика есть свои трюк, — подумал Луис. — Порой безыскусный, но некоторые из них красиво смотрятся».
   Луис перестал смеяться и протянул руку, не ту, которой только что поддерживал Гаджа за попку — определенно мокрую попку.
   — Рад встрече с вами, мистер…
   — Джад Крандолл, — сказал старик и потряс руку Луиса. — Я догадался, что вы — доктор.
   — Да. Луис Крид. Это моя жена Речел, моя дочь — Элли, а малыш, которого ужалила пчела, — Гадж.
   — Приятно с вами познакомиться.
   — Я не хотел смеяться… то есть, мы не хотели смеяться… дело в том, что мы… немного устали.
   Эти слова — явное преуменьшение, заставили Луиса снова захихикать. Он почувствовал себя полностью истощенным от смеха.
   Крандолл кивнул.
   — Все в порядке, — сказал он, и это прозвучало: «Все в рядке». А потом старик посмотрел на Речел, — Почему бы вам не прогуляться с малышами к нам, миссис Крид? Мы дадим гашеной извести на примочку. Моя жена будет рад а с вами познакомиться. Она почти не выходит из дому. Последние два-три года ее артрит обострился.
   Речел взглянула на Луиса, который кивнул.
   — Это очень любезно с вашей стороны, мистер Крандолл.
   — Зовите меня просто Джад, — сказал старик. Неожиданно раздался протяжный автомобильный гудок, взревел мотор и из-за поворота появился большой грузовик: неуклюже двигаясь, он свернул к их новому дому.
   — Боже, а я не знаю, где ключи, — вспомнил Луис.
   — Все в порядке, — сказал Крандолл. — Я принесу ключи. Мистер и миссис Кливленд (они жили тут до вас) оставили нам комплект ключей, ох, может, четырнадцать или пятнадцать лет назад. Они долго тут жили. Джоан Кливленд была лучшей подругой моей жены. Она умерла года два назад. Бил переехал в дом престарелых в Оррингтоне. Я верну вам ключи. Во всяком случае, теперь они ваши.
   — Вы очень любезны, мистер Крандолл, — заметила Речел.
   — Вовсе нет, — сказал он. — Просто надеюсь, у нас в округе снова появится молодежь. — Его речь звучала гораздо экзотичнее для их слуха — слуха жителей среднего запада; что-то вроде «млдеш». — Вы только приглядывайте за дорогой, миссис Крид. По этой дороге ездит много больших грузовиков.
   Хлопнула дверь, водитель выпрыгнул из кабины и направился к ним.
   В это время Элли, отошедшая чуть подальше, воскликнула:
   — Папочка, что это?
   Луис, направившийся навстречу шоферу, оглянулся. На краю пустыря, где кончалась лужайка и поднималась высокая летняя трава, начиналась выкошенная тропинка фута четыре шириной. Она вела на холм, изгибаясь среди низких зарослей кустов и пары берез, а дальше исчезала из поля зрения.
   — Выглядит как тропинка, — сказал Луис.
   — О, кнешно, — улыбаясь проговорил Крандолл. — Когда-нибудь я тебе об этом расскажу, мисси. Хочешь, пойдем и приведем в порядок твоего крошку-брата?
   — Ага! — согласилась Элли, а потом с надеждой прибавила. — А гашеная известь жжется?

ГЛАВА 4

   Крандолл принес ключи, но Луис уже нашел свой комплект. Ключи оказались в углу отделения для перчаток; маленькая коробочка забилась под электропроводку. Выудив ее, Луис пустил грузчиков в дом. Крандолл вручил Луису еще один комплект ключей. Ключи были на старом, тусклом кольце. Луис поблагодарил старика и рассеянно опустил ключи в карман, глядя, как грузчики вносят в дом коробки, кухонную утварь, комоды и другие вещи, которые Криды собрали за десять лет совместной жизни. Сорванные со своих родных мест, они казались жалкими. «Точно дерьмо, рассыпанное по коробкам», — подумал Луис и неожиданно почувствовал печаль, уныние — наверное, это была тоска по родине.
   — Сорвались с насиженных мест, — неожиданно рядом с ним произнес Крандолл, Луис аж подпрыгнул.
   — Вы говорите так, словно испытали нечто подобное, — проговорил он.
   — Пожалуй, нет, — Крандолл зажег сигарету. Пшш! Отшвырнул спичку, ярко вспыхнувшую в ранних сумерках. — Дом на той стороне дороги построил мой отец. Он привез сюда свою жену, и она родила там ребенка. Этот ребенок, родившийся в 1900 году, был я.
   — Значит вам…
   — Восемьдесят три, — проговорил Крандолл, и Луис вздохнул с облегчением, когда старик не прибавил «года, юноша» — фраза, которую Луис искренне ненавидел.
   — Вы выглядите значительно моложе. Крандолл пожал плечами.
   — Я всегда жил здесь. Меня призвали, когда началась Первая Мировая, но конечный пункт, которого я достиг, направляясь в Европу, оказался городок Бауонн в Нью-Джерси. Скверное место. Даже в 1917 году это было скверное место. Я был так рад вернуться сюда, жениться на моей Норме, работать на железной дороге. Мы прожили здесь всю жизнь. Но я многое повидал тут в Ладлоу. Ей-богу!
   Грузчики остановились напротив входа в сарай, держа пружинный матрац от большой двуспальной кровати.
   — Куда это, мистер Крид?
   — Наверх… одну минуточку, я покажу вам, — он направился к грузчикам, потом на мгновение остановился, посмотрел назад на Кранзолла.
   — Идите. — улыбаясь, сказал Крандолл. — Я прослежу за вашей семьей. Отведу их к себе домой, чтоб они не мешались под ногами. Переезд в новый дом тяжелое занятие, и после него неплохо примочить горло. Я обычно около девяти сажусь на веранде и выпиваю парочку банок пива. В теплую погоду люблю смотреть, как приходит ночь. Иногда Норма составляет мне компанию. Если хотите, приходите.
   — Ладно, может быть, приду, — сказал Луис. Он не собирался делать ничего подобного. Следующим шагом будет неофициальное (и бесплатное) обследование артрита Нормы на веранде. Луису понравился Крандолл, понравилась его плутоватая улыбка, бесцеремонные манеры разговора, акцент янки, который сметал части слов, но был мягким, почти тягучим. «Хороший человек. — подумал Луис. — Но врачи быстро начинают зло смотреть на людей. Неприятно, но рано или поздно даже самый лучший друг захочет, чтоб его осмотрели. А у стариков это сплошь и рядом», — Не высматривайте меня, и если меня не будет, ложитесь спать… у нас выдался адский день.
   — Главное, чтоб вы поняли — к нам можно заходить и без письменного приглашения. — сказал Крандолл, и что-то в его плутоватой усмешке заставило Луиса подумать, что старик читает все его мысли.
   Мгновение, прежде чем присоединиться к грузчикам, Луис смотрел на старика. Крандолл держался прямо и легко, словно ему было лет шестьдесят, а не восемьдесят. Луис почувствовал первый, слабый порыв сыновней любви.

ГЛАВА 5

   В девять часов грузчики ушли. Элли и Гадж, оба совершенно измученные, спали, каждый в своей комнате; Гадж в детской кроватке, Элли на матрасе на полу, окруженная горами коробок — биллионы карандашей, большей частью поломанные или тупые; плакаты с улицы Тысячи и Одной Ночи; книги с картинками: одежда; одни небеса знают, что еще. И Черч, конечно, был с ней, тоже спал и хриплое ворчание вырывалось из его пасти. Хриплое ворчание — так мурлыкает большой кот.
   Речел беспокойно бродила по дому, освободившись от Гаджа; она смотрела, где какие вещи оставили грузчики, работавшие под предводительством Луиса, начинала приводить вещи в порядок, перекладывать их и перетасовывать. Луис не потерял чек; он до сих пор лежал в нагрудном кармане, среди пяти десятидолларовых купюр, которые он отложил на чаевые. Когда грузовик наконец опустел, Луис передал чек и вручил наличные, кивнув в ответ на благодарности грузчиков, расписался на накладной и остался стоять на веранде, глядя, как большой грузовик задом выезжает с их участка. Наверное, грузчики остановятся в Бангоре и промочат горло, выпив несколько банок пива.
   Пара банок пива и ему не помешала бы. Он снова вспомнил о Джаде Крандолле.
   Луис и Речел присели у кухонного стола, он увидел синяки у жены под глазами.
   — Ты иди, укладывайся, — проговорил он.
   — Рекомендация врача? — спросила она, чуть улыбнувшись.
   — Конечно.
   — Хорошо, — сказала она, поднимаясь. — Меня словно избили. Да и Гадж может ночью проснуться. Ты идешь? Луис заколебался.
   — Пока не собираюсь. Этот старикан с противоположной стороны улицы…
   — Дороги. В этой деревне можешь называть ее дорогой. А если бы ты был Джадеоном Крандоллом, думаю, ты назвал бы ее дорогой.
   — Хорошо, на противоположной стороне дроги. Он приглашал меня на пиво. Думаю, пойду, хлебну. Я устал, но слишком возбужден, чтобы уснуть.
   Речел улыбнулась.
   — Закончишь тем, что Норма Крандолл расскажет тебе, что у нее болит и на каком тюфяке она спит.
   Луис засмеялся, думая, как потешно… потешно и пугающе-то, что жены со временем могут читать мысли своих мужей.
   — Он был тут, когда мы нуждались в нем, — проговорил Луис. — Думаю, я тоже смогу сделать ему одолжение.
   — Ты — мне, я — тебе?
   Луис пожал плечами. Он не знал, как сказать жене, что ему вот так, сразу, понравилось общество Крандолла.
   — Как его жена?
   — Очень милая, — сказала Речел. — Гадж сидел у нес на коленях. Я удивлена, у него был трудный день, а ведь ты знаешь, он быстро не принимает новых людей даже в нормальной обстановке. У нее была куколка, и она дала Елене поиграть с ней.
   — Насколько, по-твоему, плох ее артрит?
   — Совсем плох.
   — Кресло-каталка?
   — Нет… но она ходит очень медленно, а ее пальцы… — Речел подняла свои изящные руки и, для примера, изогнула их, превратив кисть в лапу с когтями. Луис кивнул. — В любом случае, Лу, не задерживайся. У меня мурашки идут по коже, когда я ночую одна в незнакомом доме.
   — Не долго он останется для тебя незнакомым, — проговорил Луис и поцеловал ее.

ГЛАВА 6

   Луис вернулся из гостей, чувствуя себя пристыженным. Никто не просил его осматривать Норму Крандолл, когда он пересек улицу («дрогу» — напомнил он себе, улыбаясь). Хозяйка уже ушла спать. Джад смутным силуэтом маячил на веранде за сеткой от насекомых. Слышался скрип кресла-качалки по старому линолеуму. Луис постучал по сетке от насекомых, которая загремела в раме. Сигарета Крандолла пылала в темной летней ночи, словно большая огненная муха. Из динамика радиоприемника доносился тихий голос, комментирующий игру Красной футбольной Лиги, и от всего этого на Луиса Крида нахлынуло странное чувство: как будто после долгих странствий он вернулся домой.
   — Я так и думал, что вы придете, — сказал Крандолл.
   — Надеюсь, вы говорили всерьез насчет пива, — входя, сказал Луис.
   — Насчет пива я никогда не обманываю, — проговорил Крандолл. — Люди, которые врут насчет пива, наживают себе врагов. Садитесь, Док. Я положил пару банок на лед на всякий случай.
   Веранда была длинной и узкой, обставленной ротанговыми стульями и софами. Луис скользнул на одну из них и удивился, как удобно. Под левой рукой оказалась бадья с кубиками льда и несколькими банками «Черной Этикетки». Он взял одну из банок пива.
   — Спасибо, — сказал Луис и открыл пиво. Первые два глотка — словно благословение.
   — Не за что, — проговорил Крандолл. — Надеюсь, вы тут будете счастливы, Док.
   — Аминь, — сказал Луис.
   — Послушайте! Если хотите крекеров или еще чего, я могу принести. У меня есть «крысиная вырезка».
   — Какая вырезка?
   — Кусок рокфора — крысиного сыра, — с улыбкой пояснил Крандолл.
   — Благодарю, но я, только пиво.
   — Тогда пусть себе там и лежит, — довольно отрыгнул Крандолл.
   — Ваша жена легла? — поинтересовался Луис, удивляясь; что его тянет за язык?
   — Кнешно. Иногда она остается посидеть. Иногда нет.
   — Ее артрит сильно беспокоит, так?
   — Вы когда-нибудь видели, чтоб артрит сильно не беспокоил? — поинтересовался Крандолл.
   Луис покачал головой.
   — Я считаю, дела обстоят сносно, — объяснил Крандолл. — Она почти не жалуется. Хорошая старушка, моя Норма. — В его голосе чувствовалась любовь. С 15 шоссе вынырнул грузовик с цистерной — такой большой и длинной, что на мгновение закрыл от Луиса дом на другой стороне дороги. На боку его в последних лучах солнца можно было едва разобрать: «Оринго».
   — Черт возьми, большой грузовик, — заметил Луис.
   — Оринго поблизости от Оррингтона, — сказал Крандолл. — Завод по производству химических удобрений. Все время ездят туда-сюда. Нефтяные цистерны, самосвалы, люди, которые утром едут на работу, в Бангор или Бревер, а вечером возвращаются. — Он потряс головой. — Только одна вещь в Ладлоумнене нравится — это задроченная дорога. Нет покоя из-за нее. Едут весь день и всю ночь. Иногда они будят Норму. Да, черт возьми, меня иногда будят, а я-то сплю, словно мертвый.
   Луис, который думал о странном ландшафте Мэйна, как о сверхъестественно спокойном, после постоянного рева Чикаго, только покачал головой.
   — Скоро арабы перекроют нефть и тогда на белой полосе шоссе будут выращивать африканские фиалки. — проговорил Крандолл.
   — Может, вы и правы, — Луис приложился к банке и удивился, обнаружив, что она уже пуста. Крандолл засмеялся.
   — Вы, док, берите еще бутылочку. Луис поколебался, а потом сказал:
   — Договорились, но только одну. Мне уже пора возвращаться.
   — Разумеется. Ведь переезд — чертовски утомительное занятие?
   — Да, — согласился Луис, и потом некоторое время они молчали. Приятная тишина, так, словно они знали друг друга долгое время. Чувство, о котором Луис читал в книгах, но которого раньше никогда не испытывал. Он чувствовал себя пристыженно от того, что раньше думал о бесплатном медицинском осмотре Нормы.