Страница:
тудасюда, в Бангор и обратно. Больше не будет таинственных происшествий - в
Дерри, как он однажды сказал Адриану, всегда было что-то роковое. Быть
может, Адриан и считал Дерри великим городом, но это испугало Дона. Какая-то
мрачная гомофобия была свойственна этому городу, гомофобия, настолько ярко
выраженная городскими проповедниками равно как и надписями в Бассейпарке,
что это сразу бросалось в глаза. Хагарти указал на это Адриану. Но тот
рассмеялся.
- Дон, в каждом городишке в Америке есть контингент, который ненавидит
гомосексуалистов, - сказал он. - Не говори мне, что ты не знаешь. В конце
концов, это эпоха Ронн Морона и Филлиса Хауелая.
- Пошли со мной в Бассейпарк, - ответил Дон, увидев, что Адриан в самом
деле считает, будто Дерри не хуже любого другого ярмарочного городка в
глубинке Штатов. - Я хочу тебе кое-что показать, любовь моя.
Они поехали в Бассейпарк - это было в середине июня, приблизительно за
месяц до убийства Адриана, как сказал Хагарти полицейским. Он привел Адриана
в мрачную темень Моста Поцелуев, от которого на расстоянии пахнуло вонью. Он
показал на одну из надписей. Адриану пришлось зажечь спичку, чтобы прочесть
ее: ПОКАЖИ МНЕ СВОЙ ХЕР, И Я ЕГО ОТРЕЖУ.
- Я знаю, как люди относятся к гомикам, - спокойно сказал Дон Адриану.
- Меня избили на автостоянке в Дейтоне, когда я был подростком; несколько
парней в Портленде бросили мои ботинки в огонь перед баром, а его владелец,
толстокожий кот, сидел в своей тачке и ржал. Я много видел... но я никогда
не видел ничего подобного. Посмотри вот здесь.
Другая спичка осветила: ВБИВАЙТЕ ГВОЗДИ В ГЛАЗА ВСЕМ ПЕДЕРАСТАМ (ВО ИМЯ
ГОСПОДА)!
- Все авторы этих призывов страдают глубоким психическим расстройством.
Мне легче было бы считать, что это делает один человек, один изолированный
больной, но... - Дон указал рукой на Мост Поцелуев. - Здесь много этого... и
я не верю, будто все это сделал один человек. Вот почему я хочу уехать из
Дерри, Эйд. Здесь слишком много людей, по-видимому, тяжело больных
психически.
- Ладно, подожди, пока я закончу роман, о'кей? Ну пожалуйста! Октябрь,
я обещаю, не позже. Здесь воздух лучше.
- Он не знал, что нужно остерегаться воды, - с горечью сказал Дон
Хагарти.
Том Бутильер и шеф полиции Рейдмахер подались вперед, оба они молчали.
Крис Унвин сидел с опущенной головой, и глядя в пол, монотонно рассказывал.
Это было как раз то, что они хотели услышать: то, что определит судьбу этих
подонков; по меньшей мере двое из них попадут в Томастон.
- На ярмарке ничего хорошего уже не было, - сказал Унвин. - Они все
разобрали. Они уже повесили вывеску "закрыто". Все было закрыто, кроме
детских катаний. Поэтому, мы прошли мимо игр и Вебби увидел аттракцион
"Бросай, пока не выиграешь", и он заплатил пятьдесят центов и увидел шляпу"
которую держал на голове тот дурик, и он бросал, но все промазывал, и с
каждым разом настроение у него все больше портилось. А Стиву (этот парень
всегда всех подстрекает) все было по фигу, потому что он принял ту пилюлю,
знаете? Я не знаю, что за пилюля. Красная такая. Может быть, даже
дозволенная. Он стал подначивать Вебби: "Эх ты, даже не можешь выиграть
шляпы того дурика, ты, должно быть, пропащий, если не можешь даже выиграть
той шляпы". Я даже подумал, сейчас Вебби ударит его. В конце концов женщина
дала ему приз, хотя он его и не выиграл. Просто хотела от нас избавиться.
Хотя не знаю. Может и нет. Но я думаю, хотела. Шумелку такую дала, знаете? В
нее дуешь, а она развертывается и издает звук, словно пернул кто, знаете? У
меня была одна. Я получил ее на Хэллоуин или на Новый год, или на какой-то
херовый день рождения, кажется, она была здоровская, только я потерял ее.
Или может быть, кто-то увел ее из кармана на этой херовой спортплощадке в
школе, знаете? Так вот, ярмарка закрывается и мы уходим, а Стив все еще
цепляется к Вебби, не мог мол выиграть шляпы того дурика, знаете, и Вебби
помалкивает, а я знаю, что это плохой признак; надо, думаю, тему сменить, а
чего придумать - не знаю. Приходим мы, значит, на стоянку автомобилей, Стив
говорит: ты куда хочешь идти? Домой? А Вебби в ответ: давай-ка подрулим
сначала к Фэлкону, посмотрим, нет ли там поблизости того дурика.
Бутильер и Рейдмахер обменялись взглядом. Бутильер приложил палец к
щеке: этот недоносок в саперных ботинках не подозревает, что речь идет об
убийстве первой степени.
- Я с ними не иду, я собираюсь домой, а Вебби говорит: "Ты что,
испугался идти к тому дуриковому бару?" Ну я пошел, черт! А Стив все
подначивает: "Пойдем размажем какого-нибудь дурика! Пойдем размажем
какого-нибудь дурика!.."
По времени все выходило так, что срабатывало против всех и каждого.
Адриан Меллон и Дон Хагарти вышли из бара Фэлкон после двух кружек пива,
прошли мимо автобусной остановки, а затем соединили руки. Бездумно взялись
за руки - и все. Было 10.20. Они дошли до угла и повернули налево.
Мост Поцелуев был почти в полумиле отсюда вверх по течению реки. Они
намеревались пересечь Главный мост, который был не столь живописным. Речка
Кендускеаг текла спокойно, вода по крайней мере на четыре фута не доходила
до бетонных надолбов.
Когда машина поравнялась с ними (Стив Дубей заметил их обоих, когда они
выходили из Фэлкона, и ликующе указал на них), они были уже у пролета.
- Врежь, врежь! - кричал Вебби Гартон. Двое мужчин как раз только что
прошли под светофором, и он отметил то, что они держались за руки. Это
разъярило его... но еще больше его разъярила шляпа. Огромный бумажный цветок
кланялся во все стороны. - Врежь, черт возьми!
И Стив врезал.
Крис Унвин отрицал свое активное участие в том, что последовало, но Дон
Хагарти утверждал иное. Он сказал, что Гартон вышел из машины еще до того,
как она остановилась, а два другие быстро его догнали. Был разговор.
Нехороший разговор. Со стороны Адриана в тот вечер не было никакого намека
на дерзость или фальшивое кокетство, он понял, что они с Хагарти попали в
беду.
- Дай мне эту шляпу, - сказал Гартон, - дай мне ее, дурик.
- Если я дам ее, вы оставите нас в покое? - Адриан хрипло дышал, только
что не кричал от страха, переводя взгляд с Унвина на Дубея и на Гартона.
Глаза его были полны ужаса.
- Давай же мне эту хреновину!
Адриан протянул шляпу. Гартон достал нож из переднего левого кармана
джинсов и разрезал ее на два куска. Он потер эти куски о зад своих джинсов.
Затем бросил их под ноги и растоптал.
Дон Хагарти отпрянул назад, пока их внимание было разделено между
Адрианом и шляпой - сказал, что искал полицейского.
- Теперь вы разрешите нам у... - начал Адриан Меллон, и вот тогда
Гартон ударил его в лицо, отбросив на ограждение моста. Адриан закричал,
схватившись руками за рот. По пальцам его текла кровь.
- Эйд! - закричал Хагарти и бросился ему на помощь. Дубей подставил ему
подножку. Гартон ударил его ботинком в живот, отбросил с пешеходной части на
проезжую. В это время проезжала какая-то машина. Хагарти поднялся на колени
и крикнул. Она не остановилась. Водитель, сказал он Гарднеру и Ривзу, даже
не оглянулся.
- Заткнись, дурик! - сказал Дубей и ударил его в скулу. Хагарти упал на
бок в водосток, в полубессознательном состоянии.
Через несколько минут он услышал голос Криса Унвина. Тот советовал ему
убираться, пока он не получил того, что сейчас получает его приятель. Унвин
в своих показаниях подтвердил это.
Хагарти слышал глухие удары и крик своего любовника. Так кричит кролик
в силках, говорил он в полиции. Хагарти отполз к перекрестку, к яркому свету
автобусной стоянки, и, когда оказался на достаточном расстоянии, обернулся.
Адриана Меллона, весившего примерно фунтов сто тридцать пять,
совершенно мокрого, пинали от Гартона к Дубею, от него к Унвину, словно в
какой-то игре с тремя участниками. Тело его тряслось и глухо шлепалось на
землю, как тело тряпичной куклы. Они толкали его, били, рвали одежду.
Хагарти видел, как Гартон ударил Адриана в промежность. Волосы Адриана
прилипли к лицу. Кровь хлестала изо рта и насквозь промочила его рубашку.
Вебби Гартон носил два тяжелых кольца на правой руке: одно - кольцо
деррийской школы, другое он сделал сам в школьной мастерской - переплетение
медных букв ДБ. Буквы эти означали "Дед Багз" - группа металл, которой он
восторгался. Кольца разорвали верхнюю губу Адриана и выбили три зуба сверху.
- Помогите! - кричал Хагарти. - Помогите! Помогите! Они убивают его!
Помогите!
Дома на Мейнстрит оставались темными и таинственными. Никто не пришел
на помощь - даже из белого островка света - с автобусной станции. А ведь
люди там были! Он видел их, когда вместе с Эйдом проходил мимо. Никто из них
не пришел на помощь! Никто!
"Помогите! Помогите! Они убивают его, помогите, пожалуйста, ради Бога!"
- Помогите, - донесся до Дона Хагарти слабый шепот... а вслед затем
хихиканье.
- Задницын ублюдок! - кричал теперь Гартон... кричал и смеялся. Все
трое, как сказал Хагарти Гарднеру и Ривзу, хохотали, избивая Адриана. -
Задницын ублюдок!
- Задницын ублюдок! Задницын ублюдок! Задницын ублюдок! - подпевал,
смеясь, Дубей.
- Помогите, - снова послышался слабый голос, и потом - смешок - будто
голос беззащитного ребенка.
Хагарти посмотрел вниз и увидел клоуна. - и именно с этого момента
Гарднер и Ривз начали скептически относиться ко всему, что сказал Хагарти,
потому что все остальное было бредом лунатика. Однако потом, вспомнив, что
Унвин тоже видел клоуна - или сказал, что видел, - Гарднер почувствовал себя
озадаченным - у него появились мысли иного порядка. У его напарника либо
никогда не было мыслей, либо он не признавался в них.
Клоун, как сказал Хагарти, напоминал и Рональда Макдональда и старого
телевизионного клоуна Бозо - а может так ему только показалось. Клочья рыжих
волос торчали у него во все стороны, что и давало повод сравнивать его с
Макдональдом и Бозо. Но по зрелом размышлении оказывалось, что он вовсе не
был похож на них. Улыбка на белом блине нарисована красным, а не оранжевым,
и глаза отливают таинственным серебряным блеском. Контактные линзы,
возможно... хотя и тогда что-то ему подсказывало, и сейчас, что серебро,
возможно, было настоящим цветом его глаз. На клоуне был мешковатый костюм с
большими оранжевыми пуговицамипомпонами; на руках - картонные рукавицы.
- Если вам нужна помощь. Дон, - сказал клоун, - возьмите себе шарик.
И он предложил связку, которую держал в руке.
- Они летают, - сказал клоун. - Мы здесь внизу все летаем; очень скоро
ваш приятель тоже полетит.
- Этот клоун назвал тебя по имени, - сказал Джефф Ривз бесцветным
голосом. Он посмотрел через склоненную голову Хагарти на Гарольда Гарднера и
подмигнул ему.
- Да, - сказал Хагарти, не поднимая взгляда. - Я знаю его голос.
- Итак, затем вы сбросили его, - сказал Бутильер, - сбросили задницына
ублюдка.
- Не я!- сказал Унвин, взглянув вверх. Он убрал рукой спадавшие на
глаза волосы и в упор посмотрел на полицейских. - Когда я увидел, что они в
действительности хотят сделать, я пытался оттолкнуть Стива, так как знал,
что так парня можно изувечить... Футов десять было до воды..."
До воды было двадцать три фута. Один из патрульных шефа полиции уже
сделал замер.
- Он был похож на сумасшедшего. Те двое продолжали вопить "Задницын
ублюдок! Задницын ублюдок!", а затем подняли его. Вебби держал его за руки,
а Стив за штаны сзади и... и...
Когда Хагарти увидел, что они делают, он рванулся к ним, крича во весь
голос: - Нет! Нет! Нет!
Крис Унвин оттолкнул его, и они с Хагарти упали в кучу металлической
стружки на пешеходной дорожке. - Ты тоже хочешь туда? - прошипел Унвин. -
Беги, щенок!
Они скинули Адриана Меллона с моста в воду. Хагарти услышал всплеск.
- Давайте сматываться отсюда, - сказал Стив Дубей. Он и Вебби пятились
к машине.
Крис Унвин подошел к перилам и посмотрел вниз. Сначала он увидел
Хагарти, ползущего по заросшей сорняками, заваленной отбросами насыпи к
воде. Затем он увидел клоуна. Одной рукой клоун вытаскивал Адриана; в другой
руке были шары. С Адриана стекала вода, он задыхался, стонал. Клоун вращал
его голову и во весь рот улыбался Крису. Крис сказал, что он видел его
сверкающие серебром глаза и его оскаленные зубы - большие, огромные зубы,
сказал он.
- Как у льва в цирке, - сказал он. - Я имею в виду, что они такие же
большие.
Затем, сказал он, он увидел, как клоун закидывает руку Адриана ему на
голову.
- Что потом, Крис? - спросил Бутильер. Слушать такое ему надоело.
Сказки наскучили ему с восьми лет.
- Дада, - сказал Крис. - Это было, когда Стив схватил меня и пихнул в
машину. Но... Я думаю, он укусил его подмышкой. Крис снова посмотрел на
полицейских, но теперь неуверенно. - Я так думаю, он это сделал. Укусил его
подмышкой. Как будто хотел съесть его. Как будто хотел съесть его сердце.
- Нет, - сказал Хагарти, когда ему представили версию Криса Унвина в
форме вопросов. Клоун не вытаскивал и не тащил Эйда, во всяком случае, он
этого не видел. До определенного момента клоун, по-видимому, был сторонним
наблюдателем.
Клоун, как сказал Хагарти, стоял на дальнем берегу обхватив руками
мокрое тело Эйда. Правая несогнутая рука Меллона, торчала из-за головы
клоуна, а глаза клоуна вперились в правую подмышку Эйда, но он не кусал его,
он улыбался. Хагарти увидел, что он смотрит из-под руки Эйда и улыбается.
Руки клоуна сжались, и Хагарти услышал, как затрещали ребра.
Эйд пронзительно закричал.
- Плыви с нами, Дон, - произнес гримасничающий красный рот и рука в
белой перчатке указала под мост.
Шары полетели под мостом - не десяток и не десять десятков, а тысячи -
красные, и синие, и зеленые, и желтые, и на каждом было написано: Я ЛЮБЛЮ
ДЕРРИ!
- Да, действительно тысячи шаров, - сказал Ривз и еще раз подмигнул
Гарольду Гарднеру.
- Я знаю звук его голоса, - снова и снова повторял Хагарти тем же
мрачным голосом.
- Ты видел эти шары, - сказал Гарднер.
Дон Хагарти медленно поднес руки к лицу.
- Я видел их так же ясно, как вижу свои собственные пальцы. Тысячи
шаров. Ничего нельзя было разглядеть под мостом - так много их было. Они
касались друг друга и расходились в стороны. И еще был звук, какой-то звук.
Чудной, жалостливый. Это они терлись друг о друга. И бечевка. Свисал целый
лес белых бечевок. Будто белые нити паутины. Клоун забрал Эйда туда. Я
видел, как мелькает его костюм через эти бечевки. Эйд издавал ужасные
удушливые звуки. Я устремился туда, за ним... и клоун обернулся. Я увидел
его глаза, и тут же понял, кто он такой.
- Кто же это был. Дон? - спросил мягко Гарольд Гарднер.
- Это был Дерри, - сказал Дон Хагарти. - Этот город.
- И что вы тогда сделали? - спросил Ривз.
- Я побежал, черт вас дери, - сказал Хагарти и залился слезами.
Гарольд Гарднер сохранял спокойствие до 13-го ноября-до того дня, когда
Джон Гартон и Стивен Дубей должны были предстать перед судом в окружном суде
Дерри за убийство Адриана Меллона. Накануне суда он пошел к Тому Бутильеру.
Он хотел поговорить с ним о клоуне. Бутильер не хотел этого, но, увидев, что
Гарднер может сделать какуюнибудь глупость, согласился.
- Не было никакого клоуна, Гарольд. Единственные клоуны той ночью - те
три мальчишки. Ты знаешь это не хуже меня.
- У нас есть два свидетеля...
- Это чушь. Унвин решил настроиться на Однорукого - их песня: "Мы не
убивали несчастного лидера, это сделал Однорукий" - как только понял, что
дело на этот раз пахнет керосином. Хагарти - истеричка. Он стоял рядом и
наблюдал, как трое мальчишек убивают его лучшего друга. Я бы не удивился,
если бы он увидел летающие тарелки.
Но Бутильер знал другое. Гарднер мог прочесть это в его глазах, и
увертывание, виляние помощника прокурора федерального судебного округа
раздражали его.
- Мы говорим с тобой сейчас о беспристрастных свидетелях, - сказал он.
- Не засирай мне мозги.
- О, ты хочешь говорить об этой чепухе? Выходит, ты веришь, что под
мостом был клоун-вампир? Все это бред собачий.
- Нет, не так, но...
- Или о том, что Хагарти увидел там биллионы баллонов и на каждом было
написано в точности то же самое, что на шляпе его любовника? Это тоже бред
собачий.
- Нет, но...
- Тогда зачем ты меня этим беспокоишь?
- Прекрати подвергать меня перекрестному допросу! - взревел Гарднер.
Оба они говорили одно и то же, хотя ни один из них не знал, что говорил
другой.
Бутильер сидел за столом, играя карандашом. Теперь он положил карандаш,
встал и подошел к Гарольду Гарднеру. Бутильер был на пять дюймов ниже, но
Гарднер попятился, видя гнев полицейского.
- Ты хочешь, чтобы мы проиграли это дело? А, Гарольд?
- Нет. Конечно...
- Ты хочешь, чтобы эти праздношатающиеся хлюсты ходили на свободе?
- Нет!
- О'кей. Хорошо. Так как тут у нас полное согласие, я расскажу тебе без
утайки, что думаю по этому поводу. Да, возможно под мостом в ту ночь был
человек. Не исключено даже, что на нем был клоунский костюм, хотя я имел
дело с достаточным количеством свидетелей и думаю, что это просто какой-то
случайный бездельник в чужих обносках. Там он, возможно, торчал в поисках
оброненной мелочи или мясных отбросов. Все остальное сделали его ГЛАЗА,
Гарольд. Ну, что такое возможно?
- Я не знаю, - сказал Гарольд. Он бы сам хотел, чтобы его убедили, но
учитывая точное соответствие двух описаний... нет. Он не считал такое
возможным.
- Это уже слишком. Мне плевать, был ли это Кинкоклоун, или парень в
костюме Анкла Сэма на ходулях, или Губерт Счастливчик. Если мы введем в дело
этого парня, их адвокат уцепится за него, ты и ахнуть не успеешь. Он скажет,
что два эти невинных агнца с модными стрижками в модных костюмчиках не
сделали ничего особенного, просто в шутку сбросили этого парня-гомика с
моста в реку. Он заметит, что Медлен был еще жив после падения; у них для
этого есть свидетельские показания Хагарти, а также Унвина.
- ЕГО клиенты не совершили убийства, о нет! Это был какой-то дух в
клоунском костюме...
- Во всяком случае, Унвин собирается рассказать эту историю.
- А Хагарти нет, - сказал Бутильер. - Потому что ОН понимает. Без
Хагарти кто поверит Унвину?
- Мы, - сказал Гарольд Гарднер с горечью, которая удивила даже его
самого, - но я думаю, МЫ не будем рассказывать.
- Что за дьявольщина. - взревел Бутильер, воздевая руки. - ОНИ УБИЛИ
ЕГО! Они не просто бросили его в реку - у Гартона была бритва. Меллону
нанесли семь режущих ранений, в том числе в левое легкое и два в яйца. Раны
явно нанесены бритвой. Сломано четыре ребра - Дубей сделал это, медвежьей
своей хваткой. Его укусили, да. У него на руках были укусы, на левой щеке,
на шее. Я думаю, это сделали Унвин и Гартон, хотя у нас только одно явное
доказательство, да и то, вероятно, недостаточно явное, чтобы выставить его
на суде. Да, под правой его мышкой вырван большой кусок мяса, ну так что?
Один из них действительно любил кусаться. Вероятно, даже лакомился, делая
это. Я имею в виду Гартона, хотя мы никогда не докажем это. И еще у Меллона
не было мочки уха.
Бутильер остановился, внимательно посмотрел на Гарольда.
- Если мы допустим эту клоунскую версию, мы НИКОГДА не уличим их.
- Ты хочешь этого?
- Нет, я же сказал тебе.
- Парень был тот еще фрукт, но он никого не обижал, - сказал Бутильер.
- И вот нежданно-негаданно пришли эти трое в своих саперных ботинках и
украли его жизнь. Я упеку их в каталажку, друг мой, и если услышу, что они
греют свои сморщенные зады там, в Томастоне, я пошлю им открытки, где
напишу, что надеюсь, тот, кто сделал это, заражен СПИДОМ.
"Очень здорово, - подумал Гарднер. - Все ваши убеждения и взгляды будут
очень хорошо смотреться в вашем послужном списке, когда через два года вы
достигнете верхней ступени своей карьеры".
Но он ушел, ничего больше не сказав, потому что тоже хотел, хотел
видеть этих подонков упрятанными в тюрьму.
Джон Веббер Гартон был обвинен в непредумышленном убийстве первой
степени и приговорен к тюремному заключению в Томастонской тюрьме штата Мэн
сроком от десяти до двадцати лет.
Стивен Бишоф Дубей был обвинен в непредумышленном убийстве первой
степени и приговорен к пятнадцати годам заключения в Шоушенкской тюрьме
штата Мэн.
Кристофер Филипп Унвин был привлечен к судебной ответственности
отдельно, как несовершеннолетний, и обвинен в непредумышленном убийстве
второй степени. Он был приговорен к шести месяцам воспитательной колонии для
мальчиков Саус Виндхэм, с отсрочкой исполнения приговора.
В то время, когда пишутся эти строки, все три приговора находятся в
апелляции. Гартона и Дубей в любой день можно увидеть в Бассейпарке, где они
наблюдают за девочками либо играют на деньги недалеко от того места, где
разорванное тело Меллона нашли плавающим возле одной из опор Мейн Стрит
Бридж.
Дон Хагарти и Крис Унвин уехали из города.
На основном судебном процессе - процессе над Гартоном и Дубей - никто
не упомянул о клоуне.
Глава 3 ШЕСТЬ ТЕЛЕФОННЫХ ЗВОНКОВ (1985) Стэнли Урис принимает ванну
Патриция Урис позже корила себя: Почему я не заподозрила неладное, -
говорила она своей матери. - Ведь я же знала, что Стэнли никогда не принимал
ванну ранним вечером. Он мылся под душем рано утром, иногда поздно вечером
(с журналом в одной руке и холодным пивом - в другой), но чтобы в семь часов
вечера - никогда. И еще одно: книги. Вместо удовольствия он, читая их -
почему, она не понимала, - казалось, испытывал раздражение и даже ужас. За
три месяца до той страшной ночи Стэнли узнал, что его друг детства Уильям
Денбро, по прозвищу Заика Билл, оказывается, писатель, да при том еще не
просто писатель, а писатель-романист. Он перечитал все книги Денбро и
последнюю читал всю ночь 28 мая 1985 года. Пэтти из любопытства заглянула в
одну из ранних работ Денбро, но, просмотрев три главы, отложила.
Это был не просто роман, как сказала она позже матери. Это - роман
ужасов. Пэтти была милой, доброй женщиной, но не умела ясно и кратко
выражаться - она пыталась объяснить матери, почему эта книга напугала ее,
расстроила, но не смогла. "В ней речь идет только о монстрах, - сказала она.
- О монстрах, которые гоняются за маленькими детьми. Там полно убийств и...
я не знаю, как сказать... нездоровых ощущений и боли... Вот такая книга!"
Роман задел ее, почти как порнография; это слово держало ее в страхе, может
быть, потому, что она никогда в жизни не произносила его, хотя знала, что
оно значит. "Но Стэн, читая книги Денбро, будто нашел старого друга, друга
детства. Он говорил о том, что напишет ему, но я знаю, что он не сделал бы
этого... я знаю, те истории портили ему настроение, он потом плохо себя
чувствовал... и... и..."
И здесь Пэтти Урис разрыдалась.
Той ночью - почти шесть месяцев прошло с того дня, когда двадцать
восемь лет назад Джордж Денбро встретил клоунаГрошИка - Стэнли и Пэтти
находились в комнате, у себя дома в окрестностях Атланты. Они смотрели
телевизор. Пэтти сидела на своем любимом месте, разделяя внимание между
мытьем посуды и своей любимой передачей - семейный конкурс. Она просто
преклонялась перед Ричардом Даусоном и находила очень пикантной его цепочку
для часов. Еще она любила эту передачу потому, что в ней получала самые
популярные ответы на интересующие ее вопросы, именно популярные, а не
правильные ответы! Однажды она спросила Стэнли, почему вопросы, которые
кажутся ей простыми, так сложны для участников передачц. "Наверно, находясь
там, под этими лампами, гораздо хуже соображаешь, - сказал Стэнли, и, как
показалось Пэтти, тень прошла по его лицу. - Все становится гораздо сложнее,
когда ничего нельзя сделать. Когда задыхаешься, например. Когда ничего
нельзя сделать..."
Она решила, что это очень похоже на правду. Стэнли вообще были
свойственны очень правильные взгляды на человеческую природу. Гораздо более
правильные, чем у его старого друга Уильяма Денбро, который нажил свое
состояние, издавая романы ужасов, которые портят изначальную человеческую
природу.
Не то, чтобы' Урисы испытывали нужду. Предместье, в котором они жили,
считалось одним из лучших, а дом, который в 1979 году был оценен в 87 000
долларов, сейчас можно было свободно и быстро продать за 165 000 долларов;
не то, чтобы они хотели его продать, но знать такие вещи было полезно.
Возвращаясь иногда из Фоке Ран Молл на своем "Вольво", (Стэнли водил
"Мерседес" на дизельном топливе, он им гордился; Пэтти, дразня его, называла
его машину "Седанли") она, при виде своего дома, живописно выглядевшего за
невысокой живой изгородью, мысленно обращалась к себе: "А кто живет в этом
доме? Конечно, я! Миссис Стэнли Урис! Но дикая гордость, которую она
испытывала при этом омрачала ее счастье. Давным-давно жила себе одинокая
восемнадцатилетняя девушка по имени Патриция Блюм, которую не пустили на
вечеринку в городе Плойнтон на севере штата Нью-Йорк. И не пустили, конечно
же, потому что ее фамилия рифмо валась со "сливой" (блюмплюм). Она и была
маленькой, сухой еврейской сливой - произошло это в 1967 году, такая
дискриминация была противозаконна и потом прекратилась. Но в душе ее
оставила неизгладимый след. В памяти то и дело возникала машина с Майклом
Розенблаттом, одолженная им на один вечер у отца. Она слышала, как шуршит
гравий под ее легкими туфлями и его ботинками для официальных приемов,
взятыми напрокат. Она всегда будет мысленно возвращаться к прогулкам с
Майклом, одетым в светлый вечерний пиджак, - как он мерцал в мягкой весенней
ночи! А она была одета в бледнозеленое вечернее платье, в котором, как
заявила ее мать, походила на русалку; сама мысль о... еврейской русалке была
Дерри, как он однажды сказал Адриану, всегда было что-то роковое. Быть
может, Адриан и считал Дерри великим городом, но это испугало Дона. Какая-то
мрачная гомофобия была свойственна этому городу, гомофобия, настолько ярко
выраженная городскими проповедниками равно как и надписями в Бассейпарке,
что это сразу бросалось в глаза. Хагарти указал на это Адриану. Но тот
рассмеялся.
- Дон, в каждом городишке в Америке есть контингент, который ненавидит
гомосексуалистов, - сказал он. - Не говори мне, что ты не знаешь. В конце
концов, это эпоха Ронн Морона и Филлиса Хауелая.
- Пошли со мной в Бассейпарк, - ответил Дон, увидев, что Адриан в самом
деле считает, будто Дерри не хуже любого другого ярмарочного городка в
глубинке Штатов. - Я хочу тебе кое-что показать, любовь моя.
Они поехали в Бассейпарк - это было в середине июня, приблизительно за
месяц до убийства Адриана, как сказал Хагарти полицейским. Он привел Адриана
в мрачную темень Моста Поцелуев, от которого на расстоянии пахнуло вонью. Он
показал на одну из надписей. Адриану пришлось зажечь спичку, чтобы прочесть
ее: ПОКАЖИ МНЕ СВОЙ ХЕР, И Я ЕГО ОТРЕЖУ.
- Я знаю, как люди относятся к гомикам, - спокойно сказал Дон Адриану.
- Меня избили на автостоянке в Дейтоне, когда я был подростком; несколько
парней в Портленде бросили мои ботинки в огонь перед баром, а его владелец,
толстокожий кот, сидел в своей тачке и ржал. Я много видел... но я никогда
не видел ничего подобного. Посмотри вот здесь.
Другая спичка осветила: ВБИВАЙТЕ ГВОЗДИ В ГЛАЗА ВСЕМ ПЕДЕРАСТАМ (ВО ИМЯ
ГОСПОДА)!
- Все авторы этих призывов страдают глубоким психическим расстройством.
Мне легче было бы считать, что это делает один человек, один изолированный
больной, но... - Дон указал рукой на Мост Поцелуев. - Здесь много этого... и
я не верю, будто все это сделал один человек. Вот почему я хочу уехать из
Дерри, Эйд. Здесь слишком много людей, по-видимому, тяжело больных
психически.
- Ладно, подожди, пока я закончу роман, о'кей? Ну пожалуйста! Октябрь,
я обещаю, не позже. Здесь воздух лучше.
- Он не знал, что нужно остерегаться воды, - с горечью сказал Дон
Хагарти.
Том Бутильер и шеф полиции Рейдмахер подались вперед, оба они молчали.
Крис Унвин сидел с опущенной головой, и глядя в пол, монотонно рассказывал.
Это было как раз то, что они хотели услышать: то, что определит судьбу этих
подонков; по меньшей мере двое из них попадут в Томастон.
- На ярмарке ничего хорошего уже не было, - сказал Унвин. - Они все
разобрали. Они уже повесили вывеску "закрыто". Все было закрыто, кроме
детских катаний. Поэтому, мы прошли мимо игр и Вебби увидел аттракцион
"Бросай, пока не выиграешь", и он заплатил пятьдесят центов и увидел шляпу"
которую держал на голове тот дурик, и он бросал, но все промазывал, и с
каждым разом настроение у него все больше портилось. А Стиву (этот парень
всегда всех подстрекает) все было по фигу, потому что он принял ту пилюлю,
знаете? Я не знаю, что за пилюля. Красная такая. Может быть, даже
дозволенная. Он стал подначивать Вебби: "Эх ты, даже не можешь выиграть
шляпы того дурика, ты, должно быть, пропащий, если не можешь даже выиграть
той шляпы". Я даже подумал, сейчас Вебби ударит его. В конце концов женщина
дала ему приз, хотя он его и не выиграл. Просто хотела от нас избавиться.
Хотя не знаю. Может и нет. Но я думаю, хотела. Шумелку такую дала, знаете? В
нее дуешь, а она развертывается и издает звук, словно пернул кто, знаете? У
меня была одна. Я получил ее на Хэллоуин или на Новый год, или на какой-то
херовый день рождения, кажется, она была здоровская, только я потерял ее.
Или может быть, кто-то увел ее из кармана на этой херовой спортплощадке в
школе, знаете? Так вот, ярмарка закрывается и мы уходим, а Стив все еще
цепляется к Вебби, не мог мол выиграть шляпы того дурика, знаете, и Вебби
помалкивает, а я знаю, что это плохой признак; надо, думаю, тему сменить, а
чего придумать - не знаю. Приходим мы, значит, на стоянку автомобилей, Стив
говорит: ты куда хочешь идти? Домой? А Вебби в ответ: давай-ка подрулим
сначала к Фэлкону, посмотрим, нет ли там поблизости того дурика.
Бутильер и Рейдмахер обменялись взглядом. Бутильер приложил палец к
щеке: этот недоносок в саперных ботинках не подозревает, что речь идет об
убийстве первой степени.
- Я с ними не иду, я собираюсь домой, а Вебби говорит: "Ты что,
испугался идти к тому дуриковому бару?" Ну я пошел, черт! А Стив все
подначивает: "Пойдем размажем какого-нибудь дурика! Пойдем размажем
какого-нибудь дурика!.."
По времени все выходило так, что срабатывало против всех и каждого.
Адриан Меллон и Дон Хагарти вышли из бара Фэлкон после двух кружек пива,
прошли мимо автобусной остановки, а затем соединили руки. Бездумно взялись
за руки - и все. Было 10.20. Они дошли до угла и повернули налево.
Мост Поцелуев был почти в полумиле отсюда вверх по течению реки. Они
намеревались пересечь Главный мост, который был не столь живописным. Речка
Кендускеаг текла спокойно, вода по крайней мере на четыре фута не доходила
до бетонных надолбов.
Когда машина поравнялась с ними (Стив Дубей заметил их обоих, когда они
выходили из Фэлкона, и ликующе указал на них), они были уже у пролета.
- Врежь, врежь! - кричал Вебби Гартон. Двое мужчин как раз только что
прошли под светофором, и он отметил то, что они держались за руки. Это
разъярило его... но еще больше его разъярила шляпа. Огромный бумажный цветок
кланялся во все стороны. - Врежь, черт возьми!
И Стив врезал.
Крис Унвин отрицал свое активное участие в том, что последовало, но Дон
Хагарти утверждал иное. Он сказал, что Гартон вышел из машины еще до того,
как она остановилась, а два другие быстро его догнали. Был разговор.
Нехороший разговор. Со стороны Адриана в тот вечер не было никакого намека
на дерзость или фальшивое кокетство, он понял, что они с Хагарти попали в
беду.
- Дай мне эту шляпу, - сказал Гартон, - дай мне ее, дурик.
- Если я дам ее, вы оставите нас в покое? - Адриан хрипло дышал, только
что не кричал от страха, переводя взгляд с Унвина на Дубея и на Гартона.
Глаза его были полны ужаса.
- Давай же мне эту хреновину!
Адриан протянул шляпу. Гартон достал нож из переднего левого кармана
джинсов и разрезал ее на два куска. Он потер эти куски о зад своих джинсов.
Затем бросил их под ноги и растоптал.
Дон Хагарти отпрянул назад, пока их внимание было разделено между
Адрианом и шляпой - сказал, что искал полицейского.
- Теперь вы разрешите нам у... - начал Адриан Меллон, и вот тогда
Гартон ударил его в лицо, отбросив на ограждение моста. Адриан закричал,
схватившись руками за рот. По пальцам его текла кровь.
- Эйд! - закричал Хагарти и бросился ему на помощь. Дубей подставил ему
подножку. Гартон ударил его ботинком в живот, отбросил с пешеходной части на
проезжую. В это время проезжала какая-то машина. Хагарти поднялся на колени
и крикнул. Она не остановилась. Водитель, сказал он Гарднеру и Ривзу, даже
не оглянулся.
- Заткнись, дурик! - сказал Дубей и ударил его в скулу. Хагарти упал на
бок в водосток, в полубессознательном состоянии.
Через несколько минут он услышал голос Криса Унвина. Тот советовал ему
убираться, пока он не получил того, что сейчас получает его приятель. Унвин
в своих показаниях подтвердил это.
Хагарти слышал глухие удары и крик своего любовника. Так кричит кролик
в силках, говорил он в полиции. Хагарти отполз к перекрестку, к яркому свету
автобусной стоянки, и, когда оказался на достаточном расстоянии, обернулся.
Адриана Меллона, весившего примерно фунтов сто тридцать пять,
совершенно мокрого, пинали от Гартона к Дубею, от него к Унвину, словно в
какой-то игре с тремя участниками. Тело его тряслось и глухо шлепалось на
землю, как тело тряпичной куклы. Они толкали его, били, рвали одежду.
Хагарти видел, как Гартон ударил Адриана в промежность. Волосы Адриана
прилипли к лицу. Кровь хлестала изо рта и насквозь промочила его рубашку.
Вебби Гартон носил два тяжелых кольца на правой руке: одно - кольцо
деррийской школы, другое он сделал сам в школьной мастерской - переплетение
медных букв ДБ. Буквы эти означали "Дед Багз" - группа металл, которой он
восторгался. Кольца разорвали верхнюю губу Адриана и выбили три зуба сверху.
- Помогите! - кричал Хагарти. - Помогите! Помогите! Они убивают его!
Помогите!
Дома на Мейнстрит оставались темными и таинственными. Никто не пришел
на помощь - даже из белого островка света - с автобусной станции. А ведь
люди там были! Он видел их, когда вместе с Эйдом проходил мимо. Никто из них
не пришел на помощь! Никто!
"Помогите! Помогите! Они убивают его, помогите, пожалуйста, ради Бога!"
- Помогите, - донесся до Дона Хагарти слабый шепот... а вслед затем
хихиканье.
- Задницын ублюдок! - кричал теперь Гартон... кричал и смеялся. Все
трое, как сказал Хагарти Гарднеру и Ривзу, хохотали, избивая Адриана. -
Задницын ублюдок!
- Задницын ублюдок! Задницын ублюдок! Задницын ублюдок! - подпевал,
смеясь, Дубей.
- Помогите, - снова послышался слабый голос, и потом - смешок - будто
голос беззащитного ребенка.
Хагарти посмотрел вниз и увидел клоуна. - и именно с этого момента
Гарднер и Ривз начали скептически относиться ко всему, что сказал Хагарти,
потому что все остальное было бредом лунатика. Однако потом, вспомнив, что
Унвин тоже видел клоуна - или сказал, что видел, - Гарднер почувствовал себя
озадаченным - у него появились мысли иного порядка. У его напарника либо
никогда не было мыслей, либо он не признавался в них.
Клоун, как сказал Хагарти, напоминал и Рональда Макдональда и старого
телевизионного клоуна Бозо - а может так ему только показалось. Клочья рыжих
волос торчали у него во все стороны, что и давало повод сравнивать его с
Макдональдом и Бозо. Но по зрелом размышлении оказывалось, что он вовсе не
был похож на них. Улыбка на белом блине нарисована красным, а не оранжевым,
и глаза отливают таинственным серебряным блеском. Контактные линзы,
возможно... хотя и тогда что-то ему подсказывало, и сейчас, что серебро,
возможно, было настоящим цветом его глаз. На клоуне был мешковатый костюм с
большими оранжевыми пуговицамипомпонами; на руках - картонные рукавицы.
- Если вам нужна помощь. Дон, - сказал клоун, - возьмите себе шарик.
И он предложил связку, которую держал в руке.
- Они летают, - сказал клоун. - Мы здесь внизу все летаем; очень скоро
ваш приятель тоже полетит.
- Этот клоун назвал тебя по имени, - сказал Джефф Ривз бесцветным
голосом. Он посмотрел через склоненную голову Хагарти на Гарольда Гарднера и
подмигнул ему.
- Да, - сказал Хагарти, не поднимая взгляда. - Я знаю его голос.
- Итак, затем вы сбросили его, - сказал Бутильер, - сбросили задницына
ублюдка.
- Не я!- сказал Унвин, взглянув вверх. Он убрал рукой спадавшие на
глаза волосы и в упор посмотрел на полицейских. - Когда я увидел, что они в
действительности хотят сделать, я пытался оттолкнуть Стива, так как знал,
что так парня можно изувечить... Футов десять было до воды..."
До воды было двадцать три фута. Один из патрульных шефа полиции уже
сделал замер.
- Он был похож на сумасшедшего. Те двое продолжали вопить "Задницын
ублюдок! Задницын ублюдок!", а затем подняли его. Вебби держал его за руки,
а Стив за штаны сзади и... и...
Когда Хагарти увидел, что они делают, он рванулся к ним, крича во весь
голос: - Нет! Нет! Нет!
Крис Унвин оттолкнул его, и они с Хагарти упали в кучу металлической
стружки на пешеходной дорожке. - Ты тоже хочешь туда? - прошипел Унвин. -
Беги, щенок!
Они скинули Адриана Меллона с моста в воду. Хагарти услышал всплеск.
- Давайте сматываться отсюда, - сказал Стив Дубей. Он и Вебби пятились
к машине.
Крис Унвин подошел к перилам и посмотрел вниз. Сначала он увидел
Хагарти, ползущего по заросшей сорняками, заваленной отбросами насыпи к
воде. Затем он увидел клоуна. Одной рукой клоун вытаскивал Адриана; в другой
руке были шары. С Адриана стекала вода, он задыхался, стонал. Клоун вращал
его голову и во весь рот улыбался Крису. Крис сказал, что он видел его
сверкающие серебром глаза и его оскаленные зубы - большие, огромные зубы,
сказал он.
- Как у льва в цирке, - сказал он. - Я имею в виду, что они такие же
большие.
Затем, сказал он, он увидел, как клоун закидывает руку Адриана ему на
голову.
- Что потом, Крис? - спросил Бутильер. Слушать такое ему надоело.
Сказки наскучили ему с восьми лет.
- Дада, - сказал Крис. - Это было, когда Стив схватил меня и пихнул в
машину. Но... Я думаю, он укусил его подмышкой. Крис снова посмотрел на
полицейских, но теперь неуверенно. - Я так думаю, он это сделал. Укусил его
подмышкой. Как будто хотел съесть его. Как будто хотел съесть его сердце.
- Нет, - сказал Хагарти, когда ему представили версию Криса Унвина в
форме вопросов. Клоун не вытаскивал и не тащил Эйда, во всяком случае, он
этого не видел. До определенного момента клоун, по-видимому, был сторонним
наблюдателем.
Клоун, как сказал Хагарти, стоял на дальнем берегу обхватив руками
мокрое тело Эйда. Правая несогнутая рука Меллона, торчала из-за головы
клоуна, а глаза клоуна вперились в правую подмышку Эйда, но он не кусал его,
он улыбался. Хагарти увидел, что он смотрит из-под руки Эйда и улыбается.
Руки клоуна сжались, и Хагарти услышал, как затрещали ребра.
Эйд пронзительно закричал.
- Плыви с нами, Дон, - произнес гримасничающий красный рот и рука в
белой перчатке указала под мост.
Шары полетели под мостом - не десяток и не десять десятков, а тысячи -
красные, и синие, и зеленые, и желтые, и на каждом было написано: Я ЛЮБЛЮ
ДЕРРИ!
- Да, действительно тысячи шаров, - сказал Ривз и еще раз подмигнул
Гарольду Гарднеру.
- Я знаю звук его голоса, - снова и снова повторял Хагарти тем же
мрачным голосом.
- Ты видел эти шары, - сказал Гарднер.
Дон Хагарти медленно поднес руки к лицу.
- Я видел их так же ясно, как вижу свои собственные пальцы. Тысячи
шаров. Ничего нельзя было разглядеть под мостом - так много их было. Они
касались друг друга и расходились в стороны. И еще был звук, какой-то звук.
Чудной, жалостливый. Это они терлись друг о друга. И бечевка. Свисал целый
лес белых бечевок. Будто белые нити паутины. Клоун забрал Эйда туда. Я
видел, как мелькает его костюм через эти бечевки. Эйд издавал ужасные
удушливые звуки. Я устремился туда, за ним... и клоун обернулся. Я увидел
его глаза, и тут же понял, кто он такой.
- Кто же это был. Дон? - спросил мягко Гарольд Гарднер.
- Это был Дерри, - сказал Дон Хагарти. - Этот город.
- И что вы тогда сделали? - спросил Ривз.
- Я побежал, черт вас дери, - сказал Хагарти и залился слезами.
Гарольд Гарднер сохранял спокойствие до 13-го ноября-до того дня, когда
Джон Гартон и Стивен Дубей должны были предстать перед судом в окружном суде
Дерри за убийство Адриана Меллона. Накануне суда он пошел к Тому Бутильеру.
Он хотел поговорить с ним о клоуне. Бутильер не хотел этого, но, увидев, что
Гарднер может сделать какуюнибудь глупость, согласился.
- Не было никакого клоуна, Гарольд. Единственные клоуны той ночью - те
три мальчишки. Ты знаешь это не хуже меня.
- У нас есть два свидетеля...
- Это чушь. Унвин решил настроиться на Однорукого - их песня: "Мы не
убивали несчастного лидера, это сделал Однорукий" - как только понял, что
дело на этот раз пахнет керосином. Хагарти - истеричка. Он стоял рядом и
наблюдал, как трое мальчишек убивают его лучшего друга. Я бы не удивился,
если бы он увидел летающие тарелки.
Но Бутильер знал другое. Гарднер мог прочесть это в его глазах, и
увертывание, виляние помощника прокурора федерального судебного округа
раздражали его.
- Мы говорим с тобой сейчас о беспристрастных свидетелях, - сказал он.
- Не засирай мне мозги.
- О, ты хочешь говорить об этой чепухе? Выходит, ты веришь, что под
мостом был клоун-вампир? Все это бред собачий.
- Нет, не так, но...
- Или о том, что Хагарти увидел там биллионы баллонов и на каждом было
написано в точности то же самое, что на шляпе его любовника? Это тоже бред
собачий.
- Нет, но...
- Тогда зачем ты меня этим беспокоишь?
- Прекрати подвергать меня перекрестному допросу! - взревел Гарднер.
Оба они говорили одно и то же, хотя ни один из них не знал, что говорил
другой.
Бутильер сидел за столом, играя карандашом. Теперь он положил карандаш,
встал и подошел к Гарольду Гарднеру. Бутильер был на пять дюймов ниже, но
Гарднер попятился, видя гнев полицейского.
- Ты хочешь, чтобы мы проиграли это дело? А, Гарольд?
- Нет. Конечно...
- Ты хочешь, чтобы эти праздношатающиеся хлюсты ходили на свободе?
- Нет!
- О'кей. Хорошо. Так как тут у нас полное согласие, я расскажу тебе без
утайки, что думаю по этому поводу. Да, возможно под мостом в ту ночь был
человек. Не исключено даже, что на нем был клоунский костюм, хотя я имел
дело с достаточным количеством свидетелей и думаю, что это просто какой-то
случайный бездельник в чужих обносках. Там он, возможно, торчал в поисках
оброненной мелочи или мясных отбросов. Все остальное сделали его ГЛАЗА,
Гарольд. Ну, что такое возможно?
- Я не знаю, - сказал Гарольд. Он бы сам хотел, чтобы его убедили, но
учитывая точное соответствие двух описаний... нет. Он не считал такое
возможным.
- Это уже слишком. Мне плевать, был ли это Кинкоклоун, или парень в
костюме Анкла Сэма на ходулях, или Губерт Счастливчик. Если мы введем в дело
этого парня, их адвокат уцепится за него, ты и ахнуть не успеешь. Он скажет,
что два эти невинных агнца с модными стрижками в модных костюмчиках не
сделали ничего особенного, просто в шутку сбросили этого парня-гомика с
моста в реку. Он заметит, что Медлен был еще жив после падения; у них для
этого есть свидетельские показания Хагарти, а также Унвина.
- ЕГО клиенты не совершили убийства, о нет! Это был какой-то дух в
клоунском костюме...
- Во всяком случае, Унвин собирается рассказать эту историю.
- А Хагарти нет, - сказал Бутильер. - Потому что ОН понимает. Без
Хагарти кто поверит Унвину?
- Мы, - сказал Гарольд Гарднер с горечью, которая удивила даже его
самого, - но я думаю, МЫ не будем рассказывать.
- Что за дьявольщина. - взревел Бутильер, воздевая руки. - ОНИ УБИЛИ
ЕГО! Они не просто бросили его в реку - у Гартона была бритва. Меллону
нанесли семь режущих ранений, в том числе в левое легкое и два в яйца. Раны
явно нанесены бритвой. Сломано четыре ребра - Дубей сделал это, медвежьей
своей хваткой. Его укусили, да. У него на руках были укусы, на левой щеке,
на шее. Я думаю, это сделали Унвин и Гартон, хотя у нас только одно явное
доказательство, да и то, вероятно, недостаточно явное, чтобы выставить его
на суде. Да, под правой его мышкой вырван большой кусок мяса, ну так что?
Один из них действительно любил кусаться. Вероятно, даже лакомился, делая
это. Я имею в виду Гартона, хотя мы никогда не докажем это. И еще у Меллона
не было мочки уха.
Бутильер остановился, внимательно посмотрел на Гарольда.
- Если мы допустим эту клоунскую версию, мы НИКОГДА не уличим их.
- Ты хочешь этого?
- Нет, я же сказал тебе.
- Парень был тот еще фрукт, но он никого не обижал, - сказал Бутильер.
- И вот нежданно-негаданно пришли эти трое в своих саперных ботинках и
украли его жизнь. Я упеку их в каталажку, друг мой, и если услышу, что они
греют свои сморщенные зады там, в Томастоне, я пошлю им открытки, где
напишу, что надеюсь, тот, кто сделал это, заражен СПИДОМ.
"Очень здорово, - подумал Гарднер. - Все ваши убеждения и взгляды будут
очень хорошо смотреться в вашем послужном списке, когда через два года вы
достигнете верхней ступени своей карьеры".
Но он ушел, ничего больше не сказав, потому что тоже хотел, хотел
видеть этих подонков упрятанными в тюрьму.
Джон Веббер Гартон был обвинен в непредумышленном убийстве первой
степени и приговорен к тюремному заключению в Томастонской тюрьме штата Мэн
сроком от десяти до двадцати лет.
Стивен Бишоф Дубей был обвинен в непредумышленном убийстве первой
степени и приговорен к пятнадцати годам заключения в Шоушенкской тюрьме
штата Мэн.
Кристофер Филипп Унвин был привлечен к судебной ответственности
отдельно, как несовершеннолетний, и обвинен в непредумышленном убийстве
второй степени. Он был приговорен к шести месяцам воспитательной колонии для
мальчиков Саус Виндхэм, с отсрочкой исполнения приговора.
В то время, когда пишутся эти строки, все три приговора находятся в
апелляции. Гартона и Дубей в любой день можно увидеть в Бассейпарке, где они
наблюдают за девочками либо играют на деньги недалеко от того места, где
разорванное тело Меллона нашли плавающим возле одной из опор Мейн Стрит
Бридж.
Дон Хагарти и Крис Унвин уехали из города.
На основном судебном процессе - процессе над Гартоном и Дубей - никто
не упомянул о клоуне.
Глава 3 ШЕСТЬ ТЕЛЕФОННЫХ ЗВОНКОВ (1985) Стэнли Урис принимает ванну
Патриция Урис позже корила себя: Почему я не заподозрила неладное, -
говорила она своей матери. - Ведь я же знала, что Стэнли никогда не принимал
ванну ранним вечером. Он мылся под душем рано утром, иногда поздно вечером
(с журналом в одной руке и холодным пивом - в другой), но чтобы в семь часов
вечера - никогда. И еще одно: книги. Вместо удовольствия он, читая их -
почему, она не понимала, - казалось, испытывал раздражение и даже ужас. За
три месяца до той страшной ночи Стэнли узнал, что его друг детства Уильям
Денбро, по прозвищу Заика Билл, оказывается, писатель, да при том еще не
просто писатель, а писатель-романист. Он перечитал все книги Денбро и
последнюю читал всю ночь 28 мая 1985 года. Пэтти из любопытства заглянула в
одну из ранних работ Денбро, но, просмотрев три главы, отложила.
Это был не просто роман, как сказала она позже матери. Это - роман
ужасов. Пэтти была милой, доброй женщиной, но не умела ясно и кратко
выражаться - она пыталась объяснить матери, почему эта книга напугала ее,
расстроила, но не смогла. "В ней речь идет только о монстрах, - сказала она.
- О монстрах, которые гоняются за маленькими детьми. Там полно убийств и...
я не знаю, как сказать... нездоровых ощущений и боли... Вот такая книга!"
Роман задел ее, почти как порнография; это слово держало ее в страхе, может
быть, потому, что она никогда в жизни не произносила его, хотя знала, что
оно значит. "Но Стэн, читая книги Денбро, будто нашел старого друга, друга
детства. Он говорил о том, что напишет ему, но я знаю, что он не сделал бы
этого... я знаю, те истории портили ему настроение, он потом плохо себя
чувствовал... и... и..."
И здесь Пэтти Урис разрыдалась.
Той ночью - почти шесть месяцев прошло с того дня, когда двадцать
восемь лет назад Джордж Денбро встретил клоунаГрошИка - Стэнли и Пэтти
находились в комнате, у себя дома в окрестностях Атланты. Они смотрели
телевизор. Пэтти сидела на своем любимом месте, разделяя внимание между
мытьем посуды и своей любимой передачей - семейный конкурс. Она просто
преклонялась перед Ричардом Даусоном и находила очень пикантной его цепочку
для часов. Еще она любила эту передачу потому, что в ней получала самые
популярные ответы на интересующие ее вопросы, именно популярные, а не
правильные ответы! Однажды она спросила Стэнли, почему вопросы, которые
кажутся ей простыми, так сложны для участников передачц. "Наверно, находясь
там, под этими лампами, гораздо хуже соображаешь, - сказал Стэнли, и, как
показалось Пэтти, тень прошла по его лицу. - Все становится гораздо сложнее,
когда ничего нельзя сделать. Когда задыхаешься, например. Когда ничего
нельзя сделать..."
Она решила, что это очень похоже на правду. Стэнли вообще были
свойственны очень правильные взгляды на человеческую природу. Гораздо более
правильные, чем у его старого друга Уильяма Денбро, который нажил свое
состояние, издавая романы ужасов, которые портят изначальную человеческую
природу.
Не то, чтобы' Урисы испытывали нужду. Предместье, в котором они жили,
считалось одним из лучших, а дом, который в 1979 году был оценен в 87 000
долларов, сейчас можно было свободно и быстро продать за 165 000 долларов;
не то, чтобы они хотели его продать, но знать такие вещи было полезно.
Возвращаясь иногда из Фоке Ран Молл на своем "Вольво", (Стэнли водил
"Мерседес" на дизельном топливе, он им гордился; Пэтти, дразня его, называла
его машину "Седанли") она, при виде своего дома, живописно выглядевшего за
невысокой живой изгородью, мысленно обращалась к себе: "А кто живет в этом
доме? Конечно, я! Миссис Стэнли Урис! Но дикая гордость, которую она
испытывала при этом омрачала ее счастье. Давным-давно жила себе одинокая
восемнадцатилетняя девушка по имени Патриция Блюм, которую не пустили на
вечеринку в городе Плойнтон на севере штата Нью-Йорк. И не пустили, конечно
же, потому что ее фамилия рифмо валась со "сливой" (блюмплюм). Она и была
маленькой, сухой еврейской сливой - произошло это в 1967 году, такая
дискриминация была противозаконна и потом прекратилась. Но в душе ее
оставила неизгладимый след. В памяти то и дело возникала машина с Майклом
Розенблаттом, одолженная им на один вечер у отца. Она слышала, как шуршит
гравий под ее легкими туфлями и его ботинками для официальных приемов,
взятыми напрокат. Она всегда будет мысленно возвращаться к прогулкам с
Майклом, одетым в светлый вечерний пиджак, - как он мерцал в мягкой весенней
ночи! А она была одета в бледнозеленое вечернее платье, в котором, как
заявила ее мать, походила на русалку; сама мысль о... еврейской русалке была