Страница:
– Она моя, – усмехнулся Николай, глядя на Анастасию. – И дочь моя.
– Я не твоя вещь, – впервые заговорила Анастасия – дрожащим от гнева голосом, сквозь зубы.
– Зато я отец твоей дочери, – медовым голосом протянул Николай. – Это моя дочь.
– Неправда! – вдруг раздался возмущенный голосок. – Врешь ты все!
Даже Владыка Мертвых обернулся.
– Катя! Ты что здесь делаешь?! – крикнула Анастасия.
– Я снюсь, – серьезно ответила девочка.
Черный кот на ее руках на сей раз не притворялся игрушечным. Он сверкал зеленым глазом и шипел.
– Катенька, – сел на корточки Николай. – Девочка моя. Иди к папе. Ты же хочешь к папе?
– Ты не папа! – выкрикнула она. – Ты чучелище! И она чучелище! Ты не папа!!! – Она побежала назад, к трону Владыки, размахивая руками и ревя в три ручья. – Ты чучелище, чучелище!
«Господи! – осенило Анастасию. – Так вот почему он забрать ее не мог! Она же суть его видит!»
Владыка Мертвых легко поймал ее и посадил на колено. Девочка уткнулась ему в плечо и разревелась в голос.
– Устами младенца, – усмехнулся Владыка Мертвых. Кот вспрыгнул на подлокотник и стал лизать ее в щеку. – Ты можешь вернуться, – снова повторил Владыка Мертвых. Но ты должен захотеть. Тогда ты умрешь и станешь свободным.
– Я и так свободен! – крикнул Николай. – Я – Эйдолон, Господь и Повелитель! И я объявляю вам войну!
Зал ахнул.
«Что он несет? И как он говорит? Как в дурном пафосном театре. Какая дурацкая, пошлая пьеса…»
Владыка Мертвых спокойно улыбнулся, гладя по голове всхлипывающую Катю.
– И в этом ты не первый. Но, понимаешь ли, ты покушаешься на мою власть, а этого я не прощаю. Моя власть – есть власть, данная мне от моего Господина, а его я оскорблять не позволю никому.
– Почему вы его не уничтожите? – гневно обернулась к Владыке Мертвых Анастасия. – Почему вы их не уничтожите? Вы же все можете!
– Могу. Но не на все имею право. Он не мертвец. Я не имею над ним власти. Он нежить. Он еще только должен умереть. По-настоящему.
– Если вы не можете, то я смогу, – неожиданно даже для себя сказал Игорь и выступил вперед. – Эй, ты! Меня, надеюсь, не забыл?
– Ах вот ты где, – сладким голосом протянул Николай, словно бы только что заметил Игоря. – Охотник за чужими женами! Доблестный муш-ке-тер!
– А ты убийца и нежить. И еще сволочь.
– Дурак. Твой хозяин мог бы стать действительно могучим, а теперь он сдохнет, как и все боги и божки. Они лишь в нашем сознании. А скоро ваше сознание будет таким, каким надо мне, и там не будет места божкам!
Владыка Мертвых с загадочным видом наблюдал за перепалкой.
Игорь решительно взялся за рукоять сабли.
– Хватит трепаться, ты, тварь. Я вызываю тебя на поединок.
– Когда-то вон тот молодой человек, – доверительно склонился к Крысу Владыка Мертвых и указал на кого-то в дальнем конце зала, – тоже вызвал на поединок одну нежить. Статую. Командором называлась. Теперь сей молодой человек – мой гость, хоть и не каменный.
Крыс почтительно кивнул.
– Надеюсь, ваше величество, ваш невольный поборник окажется удачливее?
Владыка Мертвых загадочно улыбнулся, со странным выражением на лице наблюдая за действом.
– Ты замахнулся на права Владыки Мертвых. И раз он ничего с тобой сделать не вправе, так я-то могу!
Николай расхохотался, как безумный:
– Да? А вот мне кажется, что все это просто из-за бабы. Обычной бабы, которых сотня за пятак! Еще до рассвета я заберу и ее, – он ткнул пальцем в Анастасию, – и ее! Они мои! А ты – сдохнешь!
– Я отрекаюсь от тебя! Ты мне не муж! – крикнула Анастасия. – Ты бросил нас! Предал! Отказался! Ты отказался и от нее, и от меня! Мы больше не твои! И ты больше не человек!
И тут с Николаем что-то произошло. Что-то неуловимое, но необратимое и страшное.
– Нежить… – протянул Игорь.
Теперь он ясно видел это. Бедный Арамис. Всегда так хотел быть первым – а теперь лишь щупальце собственного создания…
– Мы встретимся, – проскрежетал он. – Не пройдет ночи – мы встретимся на мосту… – Он повернулся, чтобы выйти.
– Куда? – крикнула Анастасия. Все это время она еле сдерживалась, глядя на Красную Женщину, и, когда та собралась было уйти вместе с Николаем, бросилась на нее. – Стой! Мы еще не поговорили!
Никто не понял, что произошло. Раздался страшный треск, словно прямо рядом ударила молния, и в следующее мгновение на том месте, где обе только что стояли, дрожал воздух, словно затягивая какую-то дырку.
Николай расхохотался и вышел из зала. Ему никто не препятствовал.
Игорь оцепенело смотрел туда, где только что стояла Анастасия. Катя закричала.
– Тихо, – сказал Владыка Мертвых, и девочка тут же замолчала. – Вы понимаете, молодой человек, что вызвались быть моим поборником? – обратился Владыка Мертвых к оцепеневшему Игорю. Он говорил негромко, но очень четко, устремив на Игоря свой страшный бездонный взгляд. – Я за язык вас не тянул. – Он помолчал, улыбнулся, все так же не размыкая губ. – До рассвета есть время. Иди и сражайся. Сражайся за свою женщину и свою дочь. И за мою честь. Победишь – я не останусь в долгу. Проиграешь – не взыщи. – Он кивнул рыцарю, начальнику стражи. – Дайте ему коня. Путь долгий, а время небесконечно.
Ветер надул как паруса тяжелые шторы, они захлопали, будто надеялись взлететь, и безнадежно опали с тихим вздохом. Владыка Смерти еще чего-то ждал, еле заметно улыбаясь.
И вот – она вошла. Бледная до прозрачности, высокая и стройная, с кроваво-алыми губами и непроглядными глазами. По белым плечам рассыпались тугие завитки черных кудрей. Простое белое платье на ее плечах по сравнению с белизной ее лика казалось чуть желтоватым, как засыхающий лепесток мертвой розы. Толпа в страхе расступалась перед ней, и Владыка Мертвых чуть слышно сказал Крысу:
– И чего боятся? Вот ты можешь мне это объяснить? Она ведь уже приходила к ним, а дважды она не приходит. Приветствуй госпожу. И не забывай – ты идешь с ней в первой паре!
– Это кто? – спросила Владыку Мертвых уже успокоившаяся Катя.
– Это, дитя, – ответил тот, – разлучительница собраний и разрушительница наслаждений. Это госпожа Смерть.
– Ой! – пискнула Катя.
– Не бойся, дитя мое. К тебе она придет еще очень не скоро. Да и не стоит бояться ее. Разве ты не хочешь еще раз побывать на моем балу? Разве здесь не прекрасно?
– Я к маме и Игорю хочу, – буркнула Катя.
Владыка Мертвых засмеялся – тихо, не раскрывая рта.
– Ты сказала.
Катя не поняла, но ей стало очень страшно. Владыка Мертвых снял Катю с колена, встал и посадил девочку на трон. Больше он не говорил с ней и не смотрел на нее.
– Привет тебе, госпожа и сестрица! – раскатистым глубоким голосом произнес он. – Начнем же наш бал! Будем веселиться эту ночь!
Крыс печально трусил следом за Владыкой Мертвых.
– Почему он такой унылый? – спросила Смерть. – Вроде бы к нему я не собиралась в гости.
– А он проиграл мне спор, – усмехнулся Владыка Мертвых. – И пойдет в первой паре с тобой, госпожа.
Смерть улыбнулась, приоткрывая великолепные белые зубы.
– Ну так пойдем! За все надо платить, особенно если споришь с самим Владыкой Мертвых. Зато мало кому доводилось плясать со Смертью!
Грянула музыка. Откуда она неслась, Катя не понимала, музыка струилась со всех сторон – прекрасная, торжественная, страшная и дикая. Танцующие не то чтобы шли ей в такт, музыка тащила и кружила их, волокла и дергала, и они были похожи на деревянные такие куклы на ниточках. Катя прижала к себе Вильку и подобрала ноги. Трон был очень уж большой.
Танец закончился. Крыс, облегченно вздохнув, раскланялся со Смертью и поцеловал ее бледную руку, сквозь которую просвечивали кости, тонкие и изящные, и подбежал, мелко семеня, к своему повелителю. Тот что-то сказал Крысу, а потом возгласил:
– Веселитесь же до тех пор, как солнце встанет над горизонтом! Пейте, ешьте и танцуйте! Пусть воины состязаются в воинских искусствах, пусть состязаются певцы и поэты, художники и танцовщики! Я покидаю вас, ибо ныне особая ночь. Пуст будет мой трон, и лишь ребенку дозволено сидеть ныне на нем. Пусть она повелевает балом до моего возвращения! – Он обернулся к Смерти. – Госпожа, нам пора в путь! – Та кивнула и сняла с пояса холодный серый серп. – Как ныне пожелаешь зваться? Марена или Морриган? Эрешкигаль или Ванф? [27]
Смерть подняла руку, останавливая его.
– Каждый сам назовет меня, как увидит. Мы с тобой знаем, кто мы, и знаем наши имена. Вперед же, брат мой, настала пора Дикой Охоты!
Глава 6
– Я не твоя вещь, – впервые заговорила Анастасия – дрожащим от гнева голосом, сквозь зубы.
– Зато я отец твоей дочери, – медовым голосом протянул Николай. – Это моя дочь.
– Неправда! – вдруг раздался возмущенный голосок. – Врешь ты все!
Даже Владыка Мертвых обернулся.
– Катя! Ты что здесь делаешь?! – крикнула Анастасия.
– Я снюсь, – серьезно ответила девочка.
Черный кот на ее руках на сей раз не притворялся игрушечным. Он сверкал зеленым глазом и шипел.
– Катенька, – сел на корточки Николай. – Девочка моя. Иди к папе. Ты же хочешь к папе?
– Ты не папа! – выкрикнула она. – Ты чучелище! И она чучелище! Ты не папа!!! – Она побежала назад, к трону Владыки, размахивая руками и ревя в три ручья. – Ты чучелище, чучелище!
«Господи! – осенило Анастасию. – Так вот почему он забрать ее не мог! Она же суть его видит!»
Владыка Мертвых легко поймал ее и посадил на колено. Девочка уткнулась ему в плечо и разревелась в голос.
– Устами младенца, – усмехнулся Владыка Мертвых. Кот вспрыгнул на подлокотник и стал лизать ее в щеку. – Ты можешь вернуться, – снова повторил Владыка Мертвых. Но ты должен захотеть. Тогда ты умрешь и станешь свободным.
– Я и так свободен! – крикнул Николай. – Я – Эйдолон, Господь и Повелитель! И я объявляю вам войну!
Зал ахнул.
«Что он несет? И как он говорит? Как в дурном пафосном театре. Какая дурацкая, пошлая пьеса…»
Владыка Мертвых спокойно улыбнулся, гладя по голове всхлипывающую Катю.
– И в этом ты не первый. Но, понимаешь ли, ты покушаешься на мою власть, а этого я не прощаю. Моя власть – есть власть, данная мне от моего Господина, а его я оскорблять не позволю никому.
– Почему вы его не уничтожите? – гневно обернулась к Владыке Мертвых Анастасия. – Почему вы их не уничтожите? Вы же все можете!
– Могу. Но не на все имею право. Он не мертвец. Я не имею над ним власти. Он нежить. Он еще только должен умереть. По-настоящему.
– Если вы не можете, то я смогу, – неожиданно даже для себя сказал Игорь и выступил вперед. – Эй, ты! Меня, надеюсь, не забыл?
– Ах вот ты где, – сладким голосом протянул Николай, словно бы только что заметил Игоря. – Охотник за чужими женами! Доблестный муш-ке-тер!
– А ты убийца и нежить. И еще сволочь.
– Дурак. Твой хозяин мог бы стать действительно могучим, а теперь он сдохнет, как и все боги и божки. Они лишь в нашем сознании. А скоро ваше сознание будет таким, каким надо мне, и там не будет места божкам!
Владыка Мертвых с загадочным видом наблюдал за перепалкой.
Игорь решительно взялся за рукоять сабли.
– Хватит трепаться, ты, тварь. Я вызываю тебя на поединок.
– Когда-то вон тот молодой человек, – доверительно склонился к Крысу Владыка Мертвых и указал на кого-то в дальнем конце зала, – тоже вызвал на поединок одну нежить. Статую. Командором называлась. Теперь сей молодой человек – мой гость, хоть и не каменный.
Крыс почтительно кивнул.
– Надеюсь, ваше величество, ваш невольный поборник окажется удачливее?
Владыка Мертвых загадочно улыбнулся, со странным выражением на лице наблюдая за действом.
– Ты замахнулся на права Владыки Мертвых. И раз он ничего с тобой сделать не вправе, так я-то могу!
Николай расхохотался, как безумный:
– Да? А вот мне кажется, что все это просто из-за бабы. Обычной бабы, которых сотня за пятак! Еще до рассвета я заберу и ее, – он ткнул пальцем в Анастасию, – и ее! Они мои! А ты – сдохнешь!
– Я отрекаюсь от тебя! Ты мне не муж! – крикнула Анастасия. – Ты бросил нас! Предал! Отказался! Ты отказался и от нее, и от меня! Мы больше не твои! И ты больше не человек!
И тут с Николаем что-то произошло. Что-то неуловимое, но необратимое и страшное.
– Нежить… – протянул Игорь.
Теперь он ясно видел это. Бедный Арамис. Всегда так хотел быть первым – а теперь лишь щупальце собственного создания…
– Мы встретимся, – проскрежетал он. – Не пройдет ночи – мы встретимся на мосту… – Он повернулся, чтобы выйти.
– Куда? – крикнула Анастасия. Все это время она еле сдерживалась, глядя на Красную Женщину, и, когда та собралась было уйти вместе с Николаем, бросилась на нее. – Стой! Мы еще не поговорили!
Никто не понял, что произошло. Раздался страшный треск, словно прямо рядом ударила молния, и в следующее мгновение на том месте, где обе только что стояли, дрожал воздух, словно затягивая какую-то дырку.
Николай расхохотался и вышел из зала. Ему никто не препятствовал.
Игорь оцепенело смотрел туда, где только что стояла Анастасия. Катя закричала.
– Тихо, – сказал Владыка Мертвых, и девочка тут же замолчала. – Вы понимаете, молодой человек, что вызвались быть моим поборником? – обратился Владыка Мертвых к оцепеневшему Игорю. Он говорил негромко, но очень четко, устремив на Игоря свой страшный бездонный взгляд. – Я за язык вас не тянул. – Он помолчал, улыбнулся, все так же не размыкая губ. – До рассвета есть время. Иди и сражайся. Сражайся за свою женщину и свою дочь. И за мою честь. Победишь – я не останусь в долгу. Проиграешь – не взыщи. – Он кивнул рыцарю, начальнику стражи. – Дайте ему коня. Путь долгий, а время небесконечно.
Ветер надул как паруса тяжелые шторы, они захлопали, будто надеялись взлететь, и безнадежно опали с тихим вздохом. Владыка Смерти еще чего-то ждал, еле заметно улыбаясь.
И вот – она вошла. Бледная до прозрачности, высокая и стройная, с кроваво-алыми губами и непроглядными глазами. По белым плечам рассыпались тугие завитки черных кудрей. Простое белое платье на ее плечах по сравнению с белизной ее лика казалось чуть желтоватым, как засыхающий лепесток мертвой розы. Толпа в страхе расступалась перед ней, и Владыка Мертвых чуть слышно сказал Крысу:
– И чего боятся? Вот ты можешь мне это объяснить? Она ведь уже приходила к ним, а дважды она не приходит. Приветствуй госпожу. И не забывай – ты идешь с ней в первой паре!
– Это кто? – спросила Владыку Мертвых уже успокоившаяся Катя.
– Это, дитя, – ответил тот, – разлучительница собраний и разрушительница наслаждений. Это госпожа Смерть.
– Ой! – пискнула Катя.
– Не бойся, дитя мое. К тебе она придет еще очень не скоро. Да и не стоит бояться ее. Разве ты не хочешь еще раз побывать на моем балу? Разве здесь не прекрасно?
– Я к маме и Игорю хочу, – буркнула Катя.
Владыка Мертвых засмеялся – тихо, не раскрывая рта.
– Ты сказала.
Катя не поняла, но ей стало очень страшно. Владыка Мертвых снял Катю с колена, встал и посадил девочку на трон. Больше он не говорил с ней и не смотрел на нее.
– Привет тебе, госпожа и сестрица! – раскатистым глубоким голосом произнес он. – Начнем же наш бал! Будем веселиться эту ночь!
Крыс печально трусил следом за Владыкой Мертвых.
– Почему он такой унылый? – спросила Смерть. – Вроде бы к нему я не собиралась в гости.
– А он проиграл мне спор, – усмехнулся Владыка Мертвых. – И пойдет в первой паре с тобой, госпожа.
Смерть улыбнулась, приоткрывая великолепные белые зубы.
– Ну так пойдем! За все надо платить, особенно если споришь с самим Владыкой Мертвых. Зато мало кому доводилось плясать со Смертью!
Грянула музыка. Откуда она неслась, Катя не понимала, музыка струилась со всех сторон – прекрасная, торжественная, страшная и дикая. Танцующие не то чтобы шли ей в такт, музыка тащила и кружила их, волокла и дергала, и они были похожи на деревянные такие куклы на ниточках. Катя прижала к себе Вильку и подобрала ноги. Трон был очень уж большой.
Танец закончился. Крыс, облегченно вздохнув, раскланялся со Смертью и поцеловал ее бледную руку, сквозь которую просвечивали кости, тонкие и изящные, и подбежал, мелко семеня, к своему повелителю. Тот что-то сказал Крысу, а потом возгласил:
– Веселитесь же до тех пор, как солнце встанет над горизонтом! Пейте, ешьте и танцуйте! Пусть воины состязаются в воинских искусствах, пусть состязаются певцы и поэты, художники и танцовщики! Я покидаю вас, ибо ныне особая ночь. Пуст будет мой трон, и лишь ребенку дозволено сидеть ныне на нем. Пусть она повелевает балом до моего возвращения! – Он обернулся к Смерти. – Госпожа, нам пора в путь! – Та кивнула и сняла с пояса холодный серый серп. – Как ныне пожелаешь зваться? Марена или Морриган? Эрешкигаль или Ванф? [27]
Смерть подняла руку, останавливая его.
– Каждый сам назовет меня, как увидит. Мы с тобой знаем, кто мы, и знаем наши имена. Вперед же, брат мой, настала пора Дикой Охоты!
Глава 6
ПОЛЯМИ АНГЕЛ СМЕРТИ ПРОШЕЛ…
Утро следующего дня, 2005
Анастасия ощутила саднящую боль в локте. Разбила, наверное, при падении. Под щекой было старое, посеревшее пыльное дерево. Старый паркет. Она с усилием оттолкнулась обеими руками от пола. В глазах прояснело. Она попробовала встать. Это получилось не сразу. Здесь было темно, но замысловатый геометрический узор паркета было видно даже при скудном освещении. Стены тоже были деревянными, вернее, обшиты деревянными панелями. Пахло пылью и чуть кисловатым, старым, затвердевшим от времени деревом. Анастасия прислушалась. Скрипы. Случайные вздохи. Шорохи. Она огляделась. Окон тут не было. Это было перекрестье двух коридоров. В конце одного виднелся желтоватый свет, вдоль другого тянулся ряд окон. Похоже, на улице горели фонари.
Красная Женщина куда-то делась. Только вдалеке слышался быстрый удаляющийся цокот каблуков. Кто-то убегал.
Анастасия встала. Ощущение, что место ей знакомо, было настолько сильным, что ноги сами понесли ее вперед – на свет. Там должна была быть лестница, она это знала. И смутно чувствовала, что там будет еще много комнат и залов, переходов, лестниц, подземелий… Где-то в этом лабиринте прячется та самая библиотека с книгой о любви и смерти, где-то здесь театральный зал с бархатными красными сиденьями.
Где-то здесь бушует Бал Мертвых, но теперь туда никак не попасть. Этот Дом – многогранник, и каждая грань – выход в другой мир. Она это знала. Грани повернулись и теперь бог весть когда совпадут…
И где-то будет еще один зал. Очень простой, желтый, ярко освещенный, с одним-единственным огромным зеркалом на стене…
Она огляделась. Ни следа Красной Женщины, только вдалеке по-прежнему слышен быстрый цокот каблуков. Она вышла на лестницу. Где-то раздавались голоса, хотя никого не было видно. На окрашенной желтой масляной краской бугорчатой стене кто-то прилепил скотчем записку: «Электрику – заменить лампочку!!!» Лампочка, которую, видимо, и следовало заменить, уныло, как висельник, болталась под потолком на длинном шнуре.
Снова быстрый цокот каблуков. Анастасия рванула вперед.
Она бежала по коридорам и комнатам, мимо дверей и лестниц, мимо людей, теней и тварей, и красное платье мелькало и мелькало впереди, как лисий хвост. Анастасия влетела в желтый зал и остановилась. Никого. За шторами только венецианские окна. На балконе пусто. Никаких потайных дверей. Только зеркало.
Зеркало…
Анастасия медленно подошла к темному стеклу. Посмотрела на свое отражение. В красном платье, с кровавыми губами и черными волосами, стриженными под каре. Она улыбалась ей – насмешливо и хищно.
– Иди сюда. – Голос почти отказал Анастасии. – Либо ты, либо я. Вылезай, а то я разобью зеркало!
Женщина плавным движением шагнула вперед, оказавшись в зале. Прекрасная, страшная. Она изящно взмахнула рукой, и из пальцев выстрелили железные ногти-кинжалы.
У Анастасии мерзко похолодело в животе. Бежать. От этого страшного стального веера, притягивающего глаз, от этой красной, беспощадной, неуязвимой…
– Ннне-эт, – промычала она, стиснув зубы и глядя исподлобья. – Я не побегу. Это ты беги, нежить.
Красная Женщина на мгновение замешкалась, словно удивилась. У Анастасии жгуче запульсировала ладонь. Она посмотрела на запястье, перехваченное плетенкой Катиных волос. С удовольствием несколько раз согнула и разогнула пламенеющие пальцы.
– Ты ж мое отражение, – прошептала она, настигнутая озарением. – Ну теперь мы на равных. Не уйдешь, зараза!
Красная Женщина завизжала и бросилась на Анастасию.
Над равниной шел душный, жаркий ветер. Низкие сизые облака медленно ползли на восток сплошной пеленой, но дождя в них не было. Только изредка желеобразные их туши очерчивало на миг синеватой вспышкой молнии – и все. Даже грома не было.
За спиной – Город. Впереди – черно-красная медленная река. За рекой – серая равнина, покрытая пеплом и красноватыми углями. Как в том сне, когда они с Анастасией выполняли какую-то непонятную миссию и пришлось прыгать из окна. И они летели над деревьями, потом над высокими зданиями, похожими на сталинские высотки, над гранитными монументальными сооружениями и статуями, а потом над совершенно ровной, засыпанной мелкими, еще не потухшими углями землей. Они красиво и жутко переливались, словно дышали, они мерцали, в них еще билась огненная кровь. И простирались они во все стороны до горизонта, и сколько они ни летели, пеплу и углям не было конца…
А на горизонте встает призрачная Башня, растет медленно, и тень ее медленно-медленно тянется к мосту и Городу. И в тени ползет что-то огромное, железное, горячее. Подобное чудовищному дракону.
«Ползет лавина саранчи на Город за твоей спиной», [28]– всплыли в памяти строки песни.
Игорь потрепал по шее черного коня с огненными глазами.
– Возвращайся к хозяину. Спасибо за службу.
Конь тряхнул головой, немного потанцевал, тихо заржал, одним могучим скачком поднялся в небо – и исчез.
Игорь сглотнул, огляделся по сторонам. Река была тягучей, густой, как кровь, цветом напоминала гематит. И ничего в ней не отражалось.
Мост узок и высок. Слишком легок и хрупок для дракона. Вот сейчас он поползет в реку, и от воды поднимутся горячие кровавые пары…
Нет, не полезет он в реку. Только этот тонкий мост соединяет его Город и это непонятное место неведомо на какой Стороне и в каком отражении, измерении или слое Города.
Как там говорил Владыка Мертвых? «До рассвета есть время»?
Значит, удержать мост до рассвета… А если обрушить? Игорь подошел поближе. Опоры были, увы, каменными. Саблей не возьмешь. Игорь взошел на мост. Камень. Литой камень – ни единого стыка или шва.
– Ну тут без вариантов, – уныло сказал он, садясь на корточки и глядя на мост. – На совесть. Так, скажем, на бесконечные века, – крякнул он. – Значит, будем драться так. Без военных хитростей.
Он остановился на мосту и стал смотреть туда, откуда приближалась туча пепла. И странное ощущение охватило его, похожее на щекотную дрожь перехода. И еще странно двоилась перспектива – казалось, будто мост не кончался на другом берегу. Игорь почти видел, как на Андреевых картинах, многомерные перспективы, слабые, призрачные, пересекающиеся. Он быстро обернулся. И сзади творилось то же самое. Друг на друга накладывались, переплетались, дрожали и шевелились различные слои Москвы. Игорь закусил губу. Надо смотреть вперед.
«А ведь он, подлец, явится не один. Шансов-то у меня никаких… Владыка Мертвых в проигрыше не останется – получит меня со всеми потрохами в любом случае…»
Анастасия. Катя.
«Да нет, черт возьми, я все равно буду драться. На мосту можно, можно задержать хоть целую армию. Но не в одиночку… Блин. Иван – Коровий сын тогда рукавицей кидался, а куда, и в кого, и чем я кидаться буду?»
Он поднес руку к горлу, чтобы чуть ослабить вдруг ставший тесным ворот. Ойкнул, уколовшись о фибулу. Инглоров листочек.
– Ну вот, – нервно хмыкнул Игорь. – Первая кровь. – Сунул кончик пальца в рот.
Грохочущее облако подползло ближе, в нем различались какие-то шипы, бугры, тускло поблескивали не то чешуи, не то щиты…
– Ах, поранился, злосчастный, – послышался сзади насмешливый голос. Игорь резко обернулся. Инглор улыбался во весь рот, показывая островатые для человека зубы. За ним маячило еще десятка два Стражей.
– Ты откуда взялся?
Инглор показал на фибулу:
– Ты звал.
«Стреляли», – так и вертелось на языке у Игоря.
– Так быстро?
– Я Страж и знаю переходы. Игорь вздохнул и рассмеялся:
– Очень вовремя. Николаша никогда не любил проигрывать – видишь, сколько с ним идет… всякого?
– Вижу, – просто ответил Инглор. – Бой за Город будет везде. Здесь твой Эйдолон, там, – он неопределенно дернул головой, – другие.
«И везде один Враг», – подумал Игорь. Судя по тому, как на мгновение сошлись брови Инглора, он подумал о том же.
– Ничего. Рог уже разбудил Артура, и Галахад с воинством Грааля выступил. Каменные богатыри в степи проснулись. Гэсэр воздел бунчук. Везде будет битва. У каждого своя. Ничего, выстоим.
– Ты уверен? – усомнился Игорь, глядя на облако, в котором уже ясно было видно железное войско, во главе которого передвигалась жуткая тварь с оловянными глазами – вся в железных шипах. Эйдолонище Поганое.
– Вот этот – мой, – указал на него Игорь. – Сойдетесь в бою – не убивай.
Инглор усмехнулся, забросив прядь волос за острое ухо.
– Постараюсь.
Его лучники уже рассыпались по набережной у моста, готовясь отстреливать нечисть. Наконечники стрел чуть заметно светились голубым. Дай бог…
Порыв раскаленного душного ветра ударил в лицо. Запах горячего железа. Крики.
– Ну пора.
Здесь над городом вставала алая заря новой прекрасной жизни. Она постоянно стояла над этим городом, но ни разу еще над ним так и не поднялось солнце. Время здесь было всегда только одно – наступала новая заря. Присмотревшись, Андрей понял, что небо больше всего напоминало задник декорации для какого-нибудь помпезного спектакля годов тридцатых – пятидесятых.
Оно действительно было ненастоящим. У Андрея мороз прошел по коже.
Город был неузнаваем – только какие-то точки, участочки его оставались прежними, знакомыми. Город, подвергнутый Генеральной Реконструкции, – он видел в свое время на выставках эти планы неоднократно. Город, полный статуй с властно указующими перстами, с торжественными отрешенно-мудрыми улыбками древних богов или с сурово нахмуренными бровями, сжатыми кулаками, выдвинутыми челюстями. Они высматривали всевидящим карающим оком тайных и явных врагов. Статуи, которые некогда были и в его Москве, которые стояли там и поныне и которые могли бы там стоять, свершись Генеральная Реконструкция. Он узнавал их, и волосы шевелились у него на голове. Статуи были везде – от мальчиков-пионеров и девушек-спортсменок до разнокалиберных клонов вождей и героев. Город был оккупирован бронзовым и чугунным воинством.
И над всем царила огромная Вавилонская Башня Дворца Советов, на вершине которого стоял Вождь, и ничто не могло укрыться от взора его.
Андрей отпрянул от окна, боясь, что их увидят.
Академик медленно приблизился к витрине.
– Мое пальто, – прошептал он. Наклонился, чтобы посмотреть на следы от пуль. – Не видно, – прошептал он. – Заштопали? Зачем?
Лидия Васильевна стояла, крепко держа дочерей за руки, словно боялась, что они сейчас набедокурят. Она не двигалась с места.
– Возьми документ! – почти истерически приказала она. – Мне страшно здесь. Очень страшно. Давай скорее заберем его и уйдем.
– Да, Лидочка, да. Ты права.
Академик протянул руку к витрине, и она, на удивление, открылась сама. Он постоял в нерешительности.
– Это же все из моего кабинета, – прошептал он. – Так хочется потрогать…
– Нет! – Лидия Васильевна отпустила дочерей и чуть ли не подбежала к нему.
– Да нет, я не трону, – кротко ответил академик и взял какие-то пожелтевшие бланки с выцветшими печатями. На одной еще видно было слово «секретно». – Вот она, моя проклятая подпись.
– Что это? – полюбопытствовала было Светка, но мать дернула ее за руку. Та надулась.
– Это то, из-за чего мы вот такие, – покачал головой академик. – Подпись о неразглашении. Исследование по существованию сопутствующего мира. Так ничего мы и не успели. А потом меня просто… отстранили.
– Давайте рвите! – резко, нервно скомандовал Андрей, глядя на бронзового революционного солдата за окном. Солдат был суров, угловат и предостерегающе вечно снимал винтовку с плеча. Нет, все же эти статуи положительно были не просто статуями. Иногда они явно двигались. Андрей зябко передернул плечами – не хотел бы он попасть сюда в такой момент.
– Ой, – вдруг послышался Светкин тихий вскрик, а затем – тонкий звон разбитого стекла.
– Я же велела тебе ничего не трогать! – закричала Лидия Васильевна.
– Я не нарочно! – заплакала Светка, глядя на разбитую старинную лампу на зеленой стеклянной ножке и с молочно-белым абажуром-«грибком». – Я просто хотела посмотреть! Это же наша лампа!
За окном почудилось какое-то движение. Андрей бросился к окну – солдат медленно поворачивал голову к нему. Его неподвижный взгляд застыл прямо на лице Андрея, и тот попятился. Но затем солдат снова стал поворачивать голову. «Не видит». От сердца отлегло.
– Рвите же! – прошипел он.
Академик послушно растерзал бланки на мелкие клочки. Желтоватыми хлопьями бумага осыпалась на гранитные полированные плиты. Какое-то мгновение они лежали, подобно вянущим лепесткам чайной розы, и вдруг начали сползаться. Все, застыв, смотрели на то, как бумага снова собралась воедино. Андрей едва успел на нее наступить. Все медленно подняли взгляды – на несчастную Светку, которая разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Огня, – прошептал Андрей.
Фомин дрожащими руками пошарил по карманам, вытащил спички.
– Не горит, – почти плача, сказал он. – Не горит здесь огонь!
Снаружи слышались какие-то непонятные шумы и отдаленные звуки бравурной музыки, словно где-то шагала демонстрация.
Андрей закусил губу. Зажмурился. И тут вспомнил слова Ли – «Чистый Пламень». И ведь Владыка Мертвых тоже говорил – Чистый Пламень.
– Черт! – наконец выругался он. – Есть одно место. Оно даже здесь должно быть, в этом мертвом городе! Бежим!
– Что? Зачем?
– Вечный огонь, – через плечо бросил Андрей, таща за руки Вику и Светку.
Солдат продолжал медленно поворачиваться. Винтовка уже была у него в руках. Откуда-то слева слышалась мерная металлическая поступь, маршевая музыка стала громче.
– Он нас не видит, – шепотом сказал Андрей, таща мимо солдата сестер. Академик и Лидия Васильевна подбежали, тяжело дыша.
– Даже и не знаю этого дома, – признался академик. – Какие страшные лики!
Андрей посмотрел. На стене бывшего Института марксизма-ленинизма виднелись три лика основоположников, три барельефа, подавляющих и могучих. И тут вдруг каменный барельефный Маркс открыл каменные очи, и из них ударили два красных луча. Андрей едва успел отпихнуть девушек в сторону и выдернуть из-под лучей академика.
Затем открыл глаза Энгельс.
Потом Вождь.
– Вот они, – пророкотал гулкий бас. И солдат медленно стал поворачиваться к ним.
– Бежим! – заорал Андрей и ринулся к центру, к Кремлю.
Вожди на постаментах указывали на них перстами, спортсмены и солдаты, студенты и рабочие гулко соскакивали с пьедесталов и каким-то чудовищно-замедленным зомбическим бегом пускались за ними, и над всем городом висел гулкий вопль:
– Вот они!
Из-за угла навстречу появились статуи. Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!
Анастасия ощутила саднящую боль в локте. Разбила, наверное, при падении. Под щекой было старое, посеревшее пыльное дерево. Старый паркет. Она с усилием оттолкнулась обеими руками от пола. В глазах прояснело. Она попробовала встать. Это получилось не сразу. Здесь было темно, но замысловатый геометрический узор паркета было видно даже при скудном освещении. Стены тоже были деревянными, вернее, обшиты деревянными панелями. Пахло пылью и чуть кисловатым, старым, затвердевшим от времени деревом. Анастасия прислушалась. Скрипы. Случайные вздохи. Шорохи. Она огляделась. Окон тут не было. Это было перекрестье двух коридоров. В конце одного виднелся желтоватый свет, вдоль другого тянулся ряд окон. Похоже, на улице горели фонари.
Красная Женщина куда-то делась. Только вдалеке слышался быстрый удаляющийся цокот каблуков. Кто-то убегал.
Анастасия встала. Ощущение, что место ей знакомо, было настолько сильным, что ноги сами понесли ее вперед – на свет. Там должна была быть лестница, она это знала. И смутно чувствовала, что там будет еще много комнат и залов, переходов, лестниц, подземелий… Где-то в этом лабиринте прячется та самая библиотека с книгой о любви и смерти, где-то здесь театральный зал с бархатными красными сиденьями.
Где-то здесь бушует Бал Мертвых, но теперь туда никак не попасть. Этот Дом – многогранник, и каждая грань – выход в другой мир. Она это знала. Грани повернулись и теперь бог весть когда совпадут…
И где-то будет еще один зал. Очень простой, желтый, ярко освещенный, с одним-единственным огромным зеркалом на стене…
Она огляделась. Ни следа Красной Женщины, только вдалеке по-прежнему слышен быстрый цокот каблуков. Она вышла на лестницу. Где-то раздавались голоса, хотя никого не было видно. На окрашенной желтой масляной краской бугорчатой стене кто-то прилепил скотчем записку: «Электрику – заменить лампочку!!!» Лампочка, которую, видимо, и следовало заменить, уныло, как висельник, болталась под потолком на длинном шнуре.
Снова быстрый цокот каблуков. Анастасия рванула вперед.
Она бежала по коридорам и комнатам, мимо дверей и лестниц, мимо людей, теней и тварей, и красное платье мелькало и мелькало впереди, как лисий хвост. Анастасия влетела в желтый зал и остановилась. Никого. За шторами только венецианские окна. На балконе пусто. Никаких потайных дверей. Только зеркало.
Зеркало…
Анастасия медленно подошла к темному стеклу. Посмотрела на свое отражение. В красном платье, с кровавыми губами и черными волосами, стриженными под каре. Она улыбалась ей – насмешливо и хищно.
– Иди сюда. – Голос почти отказал Анастасии. – Либо ты, либо я. Вылезай, а то я разобью зеркало!
Женщина плавным движением шагнула вперед, оказавшись в зале. Прекрасная, страшная. Она изящно взмахнула рукой, и из пальцев выстрелили железные ногти-кинжалы.
У Анастасии мерзко похолодело в животе. Бежать. От этого страшного стального веера, притягивающего глаз, от этой красной, беспощадной, неуязвимой…
– Ннне-эт, – промычала она, стиснув зубы и глядя исподлобья. – Я не побегу. Это ты беги, нежить.
Красная Женщина на мгновение замешкалась, словно удивилась. У Анастасии жгуче запульсировала ладонь. Она посмотрела на запястье, перехваченное плетенкой Катиных волос. С удовольствием несколько раз согнула и разогнула пламенеющие пальцы.
– Ты ж мое отражение, – прошептала она, настигнутая озарением. – Ну теперь мы на равных. Не уйдешь, зараза!
Красная Женщина завизжала и бросилась на Анастасию.
Над равниной шел душный, жаркий ветер. Низкие сизые облака медленно ползли на восток сплошной пеленой, но дождя в них не было. Только изредка желеобразные их туши очерчивало на миг синеватой вспышкой молнии – и все. Даже грома не было.
За спиной – Город. Впереди – черно-красная медленная река. За рекой – серая равнина, покрытая пеплом и красноватыми углями. Как в том сне, когда они с Анастасией выполняли какую-то непонятную миссию и пришлось прыгать из окна. И они летели над деревьями, потом над высокими зданиями, похожими на сталинские высотки, над гранитными монументальными сооружениями и статуями, а потом над совершенно ровной, засыпанной мелкими, еще не потухшими углями землей. Они красиво и жутко переливались, словно дышали, они мерцали, в них еще билась огненная кровь. И простирались они во все стороны до горизонта, и сколько они ни летели, пеплу и углям не было конца…
А на горизонте встает призрачная Башня, растет медленно, и тень ее медленно-медленно тянется к мосту и Городу. И в тени ползет что-то огромное, железное, горячее. Подобное чудовищному дракону.
«Ползет лавина саранчи на Город за твоей спиной», [28]– всплыли в памяти строки песни.
Игорь потрепал по шее черного коня с огненными глазами.
– Возвращайся к хозяину. Спасибо за службу.
Конь тряхнул головой, немного потанцевал, тихо заржал, одним могучим скачком поднялся в небо – и исчез.
Игорь сглотнул, огляделся по сторонам. Река была тягучей, густой, как кровь, цветом напоминала гематит. И ничего в ней не отражалось.
Мост узок и высок. Слишком легок и хрупок для дракона. Вот сейчас он поползет в реку, и от воды поднимутся горячие кровавые пары…
Нет, не полезет он в реку. Только этот тонкий мост соединяет его Город и это непонятное место неведомо на какой Стороне и в каком отражении, измерении или слое Города.
Как там говорил Владыка Мертвых? «До рассвета есть время»?
Значит, удержать мост до рассвета… А если обрушить? Игорь подошел поближе. Опоры были, увы, каменными. Саблей не возьмешь. Игорь взошел на мост. Камень. Литой камень – ни единого стыка или шва.
– Ну тут без вариантов, – уныло сказал он, садясь на корточки и глядя на мост. – На совесть. Так, скажем, на бесконечные века, – крякнул он. – Значит, будем драться так. Без военных хитростей.
Он остановился на мосту и стал смотреть туда, откуда приближалась туча пепла. И странное ощущение охватило его, похожее на щекотную дрожь перехода. И еще странно двоилась перспектива – казалось, будто мост не кончался на другом берегу. Игорь почти видел, как на Андреевых картинах, многомерные перспективы, слабые, призрачные, пересекающиеся. Он быстро обернулся. И сзади творилось то же самое. Друг на друга накладывались, переплетались, дрожали и шевелились различные слои Москвы. Игорь закусил губу. Надо смотреть вперед.
«А ведь он, подлец, явится не один. Шансов-то у меня никаких… Владыка Мертвых в проигрыше не останется – получит меня со всеми потрохами в любом случае…»
Анастасия. Катя.
«Да нет, черт возьми, я все равно буду драться. На мосту можно, можно задержать хоть целую армию. Но не в одиночку… Блин. Иван – Коровий сын тогда рукавицей кидался, а куда, и в кого, и чем я кидаться буду?»
Он поднес руку к горлу, чтобы чуть ослабить вдруг ставший тесным ворот. Ойкнул, уколовшись о фибулу. Инглоров листочек.
– Ну вот, – нервно хмыкнул Игорь. – Первая кровь. – Сунул кончик пальца в рот.
Грохочущее облако подползло ближе, в нем различались какие-то шипы, бугры, тускло поблескивали не то чешуи, не то щиты…
– Ах, поранился, злосчастный, – послышался сзади насмешливый голос. Игорь резко обернулся. Инглор улыбался во весь рот, показывая островатые для человека зубы. За ним маячило еще десятка два Стражей.
– Ты откуда взялся?
Инглор показал на фибулу:
– Ты звал.
«Стреляли», – так и вертелось на языке у Игоря.
– Так быстро?
– Я Страж и знаю переходы. Игорь вздохнул и рассмеялся:
– Очень вовремя. Николаша никогда не любил проигрывать – видишь, сколько с ним идет… всякого?
– Вижу, – просто ответил Инглор. – Бой за Город будет везде. Здесь твой Эйдолон, там, – он неопределенно дернул головой, – другие.
«И везде один Враг», – подумал Игорь. Судя по тому, как на мгновение сошлись брови Инглора, он подумал о том же.
– Ничего. Рог уже разбудил Артура, и Галахад с воинством Грааля выступил. Каменные богатыри в степи проснулись. Гэсэр воздел бунчук. Везде будет битва. У каждого своя. Ничего, выстоим.
– Ты уверен? – усомнился Игорь, глядя на облако, в котором уже ясно было видно железное войско, во главе которого передвигалась жуткая тварь с оловянными глазами – вся в железных шипах. Эйдолонище Поганое.
– Вот этот – мой, – указал на него Игорь. – Сойдетесь в бою – не убивай.
Инглор усмехнулся, забросив прядь волос за острое ухо.
– Постараюсь.
Его лучники уже рассыпались по набережной у моста, готовясь отстреливать нечисть. Наконечники стрел чуть заметно светились голубым. Дай бог…
Порыв раскаленного душного ветра ударил в лицо. Запах горячего железа. Крики.
– Ну пора.
Здесь над городом вставала алая заря новой прекрасной жизни. Она постоянно стояла над этим городом, но ни разу еще над ним так и не поднялось солнце. Время здесь было всегда только одно – наступала новая заря. Присмотревшись, Андрей понял, что небо больше всего напоминало задник декорации для какого-нибудь помпезного спектакля годов тридцатых – пятидесятых.
Оно действительно было ненастоящим. У Андрея мороз прошел по коже.
Город был неузнаваем – только какие-то точки, участочки его оставались прежними, знакомыми. Город, подвергнутый Генеральной Реконструкции, – он видел в свое время на выставках эти планы неоднократно. Город, полный статуй с властно указующими перстами, с торжественными отрешенно-мудрыми улыбками древних богов или с сурово нахмуренными бровями, сжатыми кулаками, выдвинутыми челюстями. Они высматривали всевидящим карающим оком тайных и явных врагов. Статуи, которые некогда были и в его Москве, которые стояли там и поныне и которые могли бы там стоять, свершись Генеральная Реконструкция. Он узнавал их, и волосы шевелились у него на голове. Статуи были везде – от мальчиков-пионеров и девушек-спортсменок до разнокалиберных клонов вождей и героев. Город был оккупирован бронзовым и чугунным воинством.
И над всем царила огромная Вавилонская Башня Дворца Советов, на вершине которого стоял Вождь, и ничто не могло укрыться от взора его.
Андрей отпрянул от окна, боясь, что их увидят.
Академик медленно приблизился к витрине.
– Мое пальто, – прошептал он. Наклонился, чтобы посмотреть на следы от пуль. – Не видно, – прошептал он. – Заштопали? Зачем?
Лидия Васильевна стояла, крепко держа дочерей за руки, словно боялась, что они сейчас набедокурят. Она не двигалась с места.
– Возьми документ! – почти истерически приказала она. – Мне страшно здесь. Очень страшно. Давай скорее заберем его и уйдем.
– Да, Лидочка, да. Ты права.
Академик протянул руку к витрине, и она, на удивление, открылась сама. Он постоял в нерешительности.
– Это же все из моего кабинета, – прошептал он. – Так хочется потрогать…
– Нет! – Лидия Васильевна отпустила дочерей и чуть ли не подбежала к нему.
– Да нет, я не трону, – кротко ответил академик и взял какие-то пожелтевшие бланки с выцветшими печатями. На одной еще видно было слово «секретно». – Вот она, моя проклятая подпись.
– Что это? – полюбопытствовала было Светка, но мать дернула ее за руку. Та надулась.
– Это то, из-за чего мы вот такие, – покачал головой академик. – Подпись о неразглашении. Исследование по существованию сопутствующего мира. Так ничего мы и не успели. А потом меня просто… отстранили.
– Давайте рвите! – резко, нервно скомандовал Андрей, глядя на бронзового революционного солдата за окном. Солдат был суров, угловат и предостерегающе вечно снимал винтовку с плеча. Нет, все же эти статуи положительно были не просто статуями. Иногда они явно двигались. Андрей зябко передернул плечами – не хотел бы он попасть сюда в такой момент.
– Ой, – вдруг послышался Светкин тихий вскрик, а затем – тонкий звон разбитого стекла.
– Я же велела тебе ничего не трогать! – закричала Лидия Васильевна.
– Я не нарочно! – заплакала Светка, глядя на разбитую старинную лампу на зеленой стеклянной ножке и с молочно-белым абажуром-«грибком». – Я просто хотела посмотреть! Это же наша лампа!
За окном почудилось какое-то движение. Андрей бросился к окну – солдат медленно поворачивал голову к нему. Его неподвижный взгляд застыл прямо на лице Андрея, и тот попятился. Но затем солдат снова стал поворачивать голову. «Не видит». От сердца отлегло.
– Рвите же! – прошипел он.
Академик послушно растерзал бланки на мелкие клочки. Желтоватыми хлопьями бумага осыпалась на гранитные полированные плиты. Какое-то мгновение они лежали, подобно вянущим лепесткам чайной розы, и вдруг начали сползаться. Все, застыв, смотрели на то, как бумага снова собралась воедино. Андрей едва успел на нее наступить. Все медленно подняли взгляды – на несчастную Светку, которая разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Огня, – прошептал Андрей.
Фомин дрожащими руками пошарил по карманам, вытащил спички.
– Не горит, – почти плача, сказал он. – Не горит здесь огонь!
Снаружи слышались какие-то непонятные шумы и отдаленные звуки бравурной музыки, словно где-то шагала демонстрация.
Андрей закусил губу. Зажмурился. И тут вспомнил слова Ли – «Чистый Пламень». И ведь Владыка Мертвых тоже говорил – Чистый Пламень.
– Черт! – наконец выругался он. – Есть одно место. Оно даже здесь должно быть, в этом мертвом городе! Бежим!
– Что? Зачем?
– Вечный огонь, – через плечо бросил Андрей, таща за руки Вику и Светку.
Солдат продолжал медленно поворачиваться. Винтовка уже была у него в руках. Откуда-то слева слышалась мерная металлическая поступь, маршевая музыка стала громче.
– Он нас не видит, – шепотом сказал Андрей, таща мимо солдата сестер. Академик и Лидия Васильевна подбежали, тяжело дыша.
– Даже и не знаю этого дома, – признался академик. – Какие страшные лики!
Андрей посмотрел. На стене бывшего Института марксизма-ленинизма виднелись три лика основоположников, три барельефа, подавляющих и могучих. И тут вдруг каменный барельефный Маркс открыл каменные очи, и из них ударили два красных луча. Андрей едва успел отпихнуть девушек в сторону и выдернуть из-под лучей академика.
Затем открыл глаза Энгельс.
Потом Вождь.
– Вот они, – пророкотал гулкий бас. И солдат медленно стал поворачиваться к ним.
– Бежим! – заорал Андрей и ринулся к центру, к Кремлю.
Вожди на постаментах указывали на них перстами, спортсмены и солдаты, студенты и рабочие гулко соскакивали с пьедесталов и каким-то чудовищно-замедленным зомбическим бегом пускались за ними, и над всем городом висел гулкий вопль:
– Вот они!
Из-за угла навстречу появились статуи. Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!