ТЕТРАДЬ 16

   Мне представилось, как Петька лежит под корнями вывороченной сосны, зарытый в мокрое сено. Его заносит снегом. Над маленькой дырочкой, которую он продышал, вьется легкий парок. Подходят голодные волки, смотрят и принюхиваются… Меня так передернуло, что зубы лязгнули об кружку. Если мы его не поднимем, он погибнет. Не замерзнет зимой, так проснется в апреле обросший шерстью, будет рычать, ходить на четвереньках и удивляться, что это за драная тряпка висит у него на бедрах…
   — Почему ты перестал пить компот? — спросила Лидка.
   — Брось ты о компоте… Надо выручать Петьку. Он конечно, дурак, но он не какой-нибудь житель, а человек и наш товарищ.
   Лидка придвинулась к столу, подперла щеки кулаками.
   — Миша, ты должен узнать одну вещь, — сказала она. — Раньше я не говорила, потому что не думала, что так выйдет. А теперь, когда это случилось, я должна рассказать. Позавчера, когда тебя не было, приходил Петя. Лохматый, грязный и голодный. Я уговорила его помыться и дала лепешку. Он съел ее с такой жадностью, что я перепугалась. Никогда в жизни не видела таких голодных мальчиков!.. Он говорил, что работать под твоим начальством ему стыдно, а получать от тебя заработную плату кирпичиками — и вовсе немыслимо. И очень ему обидно, что не он все это придумал. Разве он не мог бы выдумать такую простую вещь, как кирпич?
   — Мог бы, — согласился я. — Но он предпочел пить носом воду. Видишь, чем это кончается, когда человек пьет носом воду, вместо того чтобы выдумывать простые вещи?
   — Вижу, — пригорюнилась Лидка. — Все равно мне его жалко.
   Я спросил:
   — Он все еще в тебя влюблен или приходил только за лепешкой?
   Лидка покраснела и опустила глаза.
   — Значит, влюблен, — решил я. — Хоть и не больше, чем в себя. Что он тебе предлагал?
   Лидка молчала.
   — Он предлагал мне обежать на остров Высшей Мудрости и устроить там страну еще получше, чем Мурлындия, — сказала Лидка.
   — Эх, Петька… — вздохнул я.. — Каждый раз попадает пальцем в небо. Знал бы он, что творится на этом острове!
   — А что там творится? — полюбопытствовала Лидка.
   У меня появилось желание рассказать ей, что я узнал за последние дни. Я уже раскрыл рот, но вовремя осекся. Не стоит расстраивать девчонку. Пусть верит в волшебство…
   — Да так, — сказал я. — Скучно там… Наверное, Петька сказал, что если ты с ним убежишь, то он перестанет лениться, будет работать дни и ночи, а насчет того, чтобы пить носом воду, забудет и думать?
   — Да, — ответила Лидка. — Еще он сказал, что если я с ним не убегу, то он заляжет на зиму спать и мы его не найдем.
   — Дураки вы оба! — сказал я. — Капитан Прунамель не перевез бы вас на остров. Он рассказал бы мне и спросил разрешения.
   — За кирпичи многое можно сделать…
   — Только не с капитаном. Прунамель не продаст меня ни за какие кирпичи… А ты что ответила Петьке?
   Лидка уткнулась носом в ладони, и плечи ее затряслись.
   Этого еще не хватало…
   Я стал говорить разные приятные слова, но она все ревела.
   — Капитану ты веришь, а мне нет, — произнесла Лидка, всхлипывая. — Ты все забыл, Миша. Когда тебя назначили Главным комендантом, я поклялась, что никогда не брошу тебя на произвол судьбы. Ты ничего не помнишь, ты толстокожий и никого, кроме своих кирпичей, не любишь. У тебя черствая душа и каменное сердце. Спрашиваешь, что я ответила Петьке!..
   Она снова зарыдала.
   — Лидочка, не надо! — взмолился я. — Прости, пожалуйста. Я все помню, только сейчас немножко забыл. У меня столько дел, а тут еще этот Петька!
   Лидка сразу перестала плакать, улыбнулась и сказала:
   — Прости, Миша. Когда я решила зарыдать, я упустила из виду, что ты занятой человек и Главный комендант целой страны. Больше не буду… Не могла поверить, что Петька заляжет спать…
   Я сказал:
   — Завтра мы его поднимем. Приготовь побольше воды, чтобы его вымыть и вообще привести в порядок.
   Наступило утро, и мы пошли в лес. Дождик как бы раздумывал: стоит ли идти, не остаться ли в своей тучке? Было пасмурно и сыро. Лидка захватила берестяное лукошко. Она обрывала поздние грибы, которые хотела добавить к засоленным на зиму. Я поторапливал ее, потому что люблю идти к цели прямо, не отвлекаясь пустяками. Но так уж Лидка устроена — она не могла пропустить ни одного, даже плохонького, гриба. Зато когда добрались до вывороченной сосны, у нее было полное лукошко.
   Я заглянул под корни и сказал:
   — Здорово спрятался. Сверху ничего не видно.
   Она молча кивнула, отставила лукошко и начала разгребать ветки и листья. Показалось сено. Лидка разгребла его, и мы увидели черные пятки. В одной торчала старая заноза. Лидка сказала:
   — Дальше я не могу… Как могилу разрываешь. Давай ты!
   Я не стал разрывать могилу, а взял Петькину ногу, уперся в корень и потянул. Из берлоги послышалось рычание. Лидка охнула и отвернулась. Петька рычал все громче и за что-то цеплялся. Я и на этот раз оказался сильнее его. Вскоре Петька очутился на поверхности, сел и протер глаза. Увидев наконец меня, он спросил:
   — Рабочих не хватает, Главный комендант? Фига тебе! Убирайся прочь и не мешай мне делать то, что я хочу. Тут Мурлындия!
   — Уберемся вместе, — сказал я.
   — Не желаю тебя слушать! — отрезал Петька. — Пошел прочь, пока я тебе не надавал по шеям.
   — Ты… мне? — спросил я со смехом.
   — Именно я тебе! — грозно крикнул Петька. — Я и укусить могу. Я теперь отчаянный, мне все равно.
   — Ой, какой ужас! — вскрикнула Лидка. — Разве можно кусаться?
   Только теперь Петька ее заметил.
   — Чего притащилась? — спросил он, стряхнув с головы сено.
   — Прошлый раз ты был в тапочках, а теперь босой. Где твои тапочки? — спросила Лидка.
   — Тапочки ее интересуют, — буркнул Петька. — Внешний вид… Когда в жизни нет главного, все остальное не имеет никакого значения. Проваливайте, а то я у вас еще лепешку попрошу!
   — Я захватила! — радостно воскликнула Лидка.
   Она подала Петьке толстую поджаристую лепешку. Петька схватил ее и, ворча, стал кусать. Лицо его становилось добрее. Лидка подсела ближе, глядела на Петьку во все свои синие глаза и ласково гладила его руку.
   — А что там? — спросил Петька, заглянув в лукошко. — Грибы?
   — Ой, Петенька! — закричала Лидка. — Отравишься! Они сырые!
   — Чушь! — коротко сказал Петька и стал есть сырые грибы горстями. — Я их сколько уже съел, а все здоровый… Хороши еще можжевеловые ягоды. От них сытость. А лучше всего орехи. Только их мало, не уродились в этом году.
   Лидка охала, вскрикивала и закрывала лицо руками.
   — Завтрак окончен, — сказал я, когда Петька доел грибы и облизнулся напоследок. — Брось дурить. Пойдем домой, Петька!
   — Проваливай, проваливай, — замотал он головой. — Чего это я позабыл в твоем доме?
   — Это и твой дом, — вмешалась Лидка. — Ты его тоже строил.
   — Точно, строил… — сказал Петька. — Хорошее было время.
   — Еще лучше будет! — воскликнула Лидка. — Только надо умыться, причесать волосы и попить горячего чаю.
   Петька взглянул на нее исподлобья и проговорил:
   — Горячий чай — это убедительно… Такого баловства я себе давно не позволял… Ну, а потом что?
   — Потом сколотишь себе кровать, — сказал я.
   — Допустим… А потом?
   — Потом будешь делать все что хочешь. Работать тебя никто не заставит, закон Мурлындии остается в силе. Только живи как человек, мой шею и ешь ложкой. Остальное придет само собой.
   Лидка сказала:
   — Помнишь, ты мечтал: «Сяду посреди улицы и буду играть на гитаре».
   — Не сяду, — сказал Петька.
   — Почему? Ты же хотел!
   — Мало ли что хотел… Я не умею играть на гитаре.
   Он разгреб листья и вытащил облупившуюся, покоробленную гитару.
   — Волшебник дал за три банки муравьев, — сказал он. — Я думал, что если все что хочешь, так сел и заиграл. А оказалось, еще научиться надо…
   Петька размахнулся и трахнул ненужной гитарой об сосну.
   — Видишь ли, Петр, — сказал я ему, — все дело в том, что никаких высоких желаний у тебя нету. Просто до удивительности мелкие у тебя желания. Все свелось к тому, чтобы полегче жить.
   Я думал, что Петька начнет ругаться, но он посмотрел на меня понимающим взглядом и произнес:
   — Мой бывший друг Митька-папуас сказал бы: «Это мудро». Ладно, ребята, пошли домой. Для начала я хочу помыться!
   Лидка чмокнула его прямо в немытый нос. После такого Петька уже не шел, а просто-таки летел на крыльях…
   Я проводил их до дома, потом отправился на стройку посмотреть, как там идут дела. Улицы были совсем пустынны. Казалось, что жизнь в Мудросельске прекратилась. Но я знал, что это не так. Над половиной домов возвышались, дымя, печные трубы. Значит, половина жителей не спит. Мои усилия не пропали даром.
   Когда дело получается, хочется трудиться дальше. А если ничего путного не выходит, руки опускаются, глаза на работу не смотрят, так и подмывает забросить все к собачьей бабушке…
   С такими мыслями я дошел до стройки — и вдруг сердце мое забилось сильно и радостно: на стене стоял Степан Кузьмич с мастерком в руке.
   — Степан Кузьмич! — закричал я. — Да вы ли это?!
   — Я, мой друг. Я собственной персоной! — сказал Степан Кузьмич и спустился со стены.
   — Наконец-то вы выздоровели!
   — Да уж такие теперь времена, что помирать обидно, — сказал Степан Кузьмич. — Вот и пришлось выздороветь.
   — Тоща принимайте государственные дела обратно.
   — Нет, Миша. Ты будешь государством править, а я, по старости возраста, к простому занятию обращусь. Я ведь в молодости каменщиком работал, большие строения возводил. Назначь меня бригадиром. И мне, и делу польза будет.
   Тут же я объявил жителям, что назначаю Степана Кузьмича бригадиром. Работа закипела еще яростнее. Степан Кузьмич указывал, жители бойко исполняли, особенно бывшие мудрецы с острова. У костра никто не грелся, хотя у нас это и не запрещалось. Принцип добровольности ни разу не был нарушен.
   Вдруг Митька-папуас положил мастерок и сказал:
   — Правильно Лида заметила, что в моем доме стенки шатаются. Хотелось бы построить дом из кирпичей. Вот был бы крепкий!
   — Кто же тебе запрещает? — сказал я.
   — Кирпичей у меня маловато, — сообщил Митька. — Не играю, ни на что лишнее не трачу, а все равно медленно накопляются.
   Я утешил папуаса:
   — Не беда. После того как закончим клуб, получишь из общественного фонда.
   Вокруг собирались жители, прислушивались к нашему разговору.
   — А почему мы сперва строим клуб? — спросил Грызушка. — Ведь он будет ничей. Лучше сперва жителям дома построить. Когда у каждого будет хороший дом, тоща можно и клуб сложить на досуге. Я так понимаю этот вопрос.
   — Неверно понимаешь, — сказал бывший мудрец Стропила. — Ты к себе в дом один придешь, а меня не пустишь. Верно?
   — Это уж как захочу! — надулся Грызушка.
   — А в клуб каждый житель может прийти и провести там время с пользой и удовольствием.
   — Крепко сказано: с пользой и удовольствием! — поддержал друга Кикимор. После того как Лидка его постригла, Кикимор стал совсем не страшным.
   Бывший зампотех Федя разогнулся, потер поясницу и пробубнил:
   — Еще неизвестно, что мы в том клубе будем делать.
   Может, спать даже интереснее. Когда спишь, приятные сны видишь!
   Я начал говорить:
   — В клубе мы будем делать все что захотим! В первом этаже мы устроим спортивную базу…
   — Крепко сказано: спортивную базу! — обрадовался Кикимор.
   — Мы сделаем лыжи, санки, а когда научимся ковать железо, то и коньки! Будем устраивать прогулки, соревнования и кроссы. Будем строить снежные крепости и играть в войну. На Новый год украсим елку и навешаем на нее подарков для всех жителей!
   — Здорово! — закричали жители. — А что такое «Новый год»?
   — Это самый веселый праздник, — сказал я. — В этот день открывается чистая страница твоей жизни и ты думаешь о том, какие интересные события будут на ней записаны. Когда наступит весна и вы расскажете проснувшимся жителям, как провели время, они взвоют от обиды, что проспали зиму и все прошло мимо!
   — Крепко сказано: прошло мимо! — повторил Кикимор.
   — Они сейчас спят, а вы трудитесь не разгибая спины и очень устаете. Казалось бы, что им легко, а вам трудно. Но они ничем не отличаются от мертвецов, а вы — живые люди! Бездельничать, удовлетворяться маленькими радостями и ограничивать свои потребности — это недостойно человека. Давайте станем людьми, а глупое слово «жители» навсегда выбросим из нашего языка!
   — Ура! — закричали бывшие жители.
   Они подхватили меня на руки и стали подбрасывать. Взлетая в воздух, я заметил, что из-за трубы соседнего дома подглядывает доктор Клизман…
   Я опять встревожился и пошел домой в плохом настроении. Там за столом сидела королева Дылда. Она была в прежнем платье и прежней прическе. Все, чему научила ее Лидка, бесследно исчезло. Королева кормила разомлевшего от сытости Петьку пирогом. С Петькиных губ текло на стол черничное варенье.
   — У нас гости, — сказала довольная Лидка. — Тетя Дылда пришла со своим угощением. Садись к столу, если у тебя мытые руки.
   Пришлось мыть руки… Королева подала мне кусок пирога и сказала задумчиво:
   — Хорошо, что вы все вместе. Я люблю, когда живут мирно, помогают друг другу и не сердятся.
   — Это всякий любит, — сказал я. — Но иногда приходится сердиться. Никак без этого не обойдешься.
   Я взглянул на Петьку. Он старательно жевал и не слушал нас.
   — Избегайте, — посоветовала королева. — Это же очень просто! Делай знакомым только хорошее. А если захочешь сделать плохое, так остановись и ничего не делай.
   Если узнаешь, что твоему знакомому грозит беда, предупреди его… Понимаешь? Ну, я пойду. Разговорилась, старуха, а во дворце куча дел.
   Королева встала из-за стола и свернула тряпочку, в которой принесла угощение. Из вежливости я проводил ее до дворца, потом остался поиграть с королем в шахматы.
   В комнате было холодно. Мур Семнадцатый зябко кутался в прадедушкину мантию с меховым воротником. Сторож Кирюха покинул свой пост и удалился спать неизвестно куда. Королю было скучно и холодно, но спать он не ложился.
   — Что вы маетесь, ваше величество? — посочувствовал я королю. — Или соглашайтесь на печку, или валитесь в сено.
   — На днях, на днях, любезный, — сказал король Мур и сделал неверный ход. От холода он забыл, что конь ходит углом. — Есть у меня одно неотложное дельце.
   — Что за дельце, если не секрет?
   — Узнаешь, узнаешь, любезный… — Король нахально взглянул на меня и взял моего белого слона своим черным.
   Я не стал возражать. Тогда он, перепрыгнув ладьей через пешку, взял моего ферзя. Мне пришлось сдаться.
   Я пошел домой. Там все было по-старому. Лидка наворачивала на голове какую-то немыслимую прическу, а чисто умытый Петька вгонял в свою кровать последние гвозди. Я все ждал, что придет тайный человек Шнырь пить компот и рассказывать новости. Мне очень хотелось узнать новости — какое-то мрачное предчувствие угнетало душу.
   Но время близилось к ночи. Петька уже закончил свою кровать. Шнырь все не появлялся. Может быть, занимался подноготными делами, а может быть, не хотел показываться Петьке. Он очень берег свою тайну. Даже король Мур Семнадцатый не знал, что в стране проживает тайный человек Шнырь.
   Лидка завершила прическу замысловатой финтифлюхой на макушке, обернула голову платочком и ушла на свою половину. Я велел Петьке разровнять угли в печи, погасил лучину и лег спать.

ТЕТРАДЬ 17

   Я проснулся среди ночи от треска, грохота и воя. Сердце мое оборвалось и рухнуло куда-то вниз, когда я подбежал к окну и увидел, что творится в городе Мудросельске. Странное, никогда еще не испытанное равнодушие опустошило меня. Жизнь моя потеряла смысл, потому что случившееся было непоправимо. Без всякого страха я подумал, что теперь не стоит жить, и лучше бы я вообще никогда не рождался в мир, ничего бы не начинал делать.
   Подбежали Петька с Лидкой, застыли у окна. Лидкины широко раскрытые глаза выражали ужас, прическа ее растрепалась и лохмами свисала на плечи. Петька икал, и зубы его выбивали дробь.
   — Что же это?! — прошептала Лидка.
   Город горел. Дома, в которых я поставил печки, пылали яркими кострами. Багровые всплески пламени выхватывали из темноты мечущиеся фигуры. Они размахивали руками и широко разевали рты…
   Куда теперь денутся погоревшие жители?..
   О, как будут радоваться король, Федя и доктор Клизман!..
   — Митькин дом горит, — произнес Петька, лязгая зубами. — Как бы он ежика не позабыл вынести.
   — Что теперь делать, — шептала Лидка, — что делать?..
   Что делать? Я опомнился. Оцепенение, в которое всегда впадает человек при виде катастрофы, прошло. Надо бежать на улицу, тушить огонь, не давать ему перекидываться на другие дома, спасти хоть что-то, как-то организовать обезумевших от горя жителей.
   — Бежим на улицу! — крикнул я и рванулся к выходу.
   Тяжелая рука легла на мое плечо. Я увидел тайного человека.
   — Если вы захотели бежать на помощь, то оставьте эту затею, — сказал Шнырь спокойным голосом. — Ничего хорошего не получится.
   — Да бросьте вы! — крикнул я, освобождая плечо от цепких пальцев. Но Шнырь еще сильнее сжал пальцы, придвинул меня к окну:
   — Смотрите внимательно!
   Жители уже не метались по улицам. Они собирались толпой вокруг кого-то. Я присмотрелся и узнал зампотеха Федю. Он указывал рукой на наш дом.
   — Бежать вам надо не к ним, а от них, — сказал Шнырь. — Я не ручаюсь за сохранность ваших голов.
   Я все понял! Разрозненные события последних дней — от поездки короля и Феди на остров Высшей Мудрости и до вчерашнего визита королевы — выстроились в непрерывную прочную цепь.
   — Это поджог! — крикнул я.
   — Поджог, — спокойно кивнул Шнырь. — Прунамель рассказывал вам о поездке короля и Феди к Главному…
   — И Главный мудрец посоветовал им поджечь дома, в которых я ставлю печи?!
   — Совершенно верно, — подтвердил Шнырь. — Как только наступит холодное время… Выдумка не очень гениальная, но действует безотказно. Простейшая связь: огонь в печи — огонь на крыше. Что еще надо для здешнего жителя?.. Смотрите, толпа двинулась сюда, чтобы с вами расправиться. Бегите!
   — Эх, Шнырь, Шнырь… — произнес я в отчаянии. — Не могли разузнать об этом раньше! Я бы принял меры.
   — Вы плохо обо мне думаете, — невесело усмехнулся Шнырь.
   — Вы… знали? — закричал я. — Значит, вы на их стороне?
   — Бросьте кипятиться, — сказал Шнырь. — Я на своей стороне, больше ни на чьей. Но я никому не желаю зла и повторяю: бегите!
   — Но почему вы ничего не сказали? Неужели эта беда вас очень радует?
   Вдруг Шнырь взорвался:
   — Слушай, мальчишка! Если бы ты осуществил свои планы, мне стало бы нечего делать в Мурлындии! Пришлось бы погибать со скуки, наняться в артель каменщиком, а по вечерам петь баритоном в самодеятельном хоре. Я терпеть не могу самодеятельность. Я специалист высокой квалификации — ты имел возможность убедиться в этом. Пусть все остается по-старому. Но я не хочу ала вам лично и повторяю: бегите. Еще не поздно!
   Впереди мчались Федя, доктор Клизман и Грызушка. В руках у них были тяжелые дубины. В стороне растерянно переминались с ноги на ногу бывшие мудрецы.
   — Куда же бежать? — спросил я, подняв глаза к потолку.
   В Муритындии нам негде укрыться.
   — Некуда нам бежать, — сказал Петька.
   — На берег! — произнес Шнырь. — Спасибо за вкусный компот, милая Лида. Никогда не забуду.
   И Шнырь исчез.
   — Правильно! — Я понял его мысль. — Бежим к капитану!
   Мы выскочили из дому. Толпа была уже совсем близко. Дубины взметнулись над нашими головами. Я пригнулся и ударил зампотеха головой в живот. Федя свалился, но тут доктор обрушил мне на спину свою суковатую палку.
   — Отек легких! — сказал доктор. — Принимаю завтра после обеда.
   В ту же секунду ему в лоб попал кирпич, брошенный Петькой. Охнув, доктор Клизман улегся на землю.
   — По меньшей мере шишка! — крикнул я, разгибаясь.
   Грызушка огрел Петьку дубиной. Лидка подхватила суковатую палку доктора и стукнула Грызушку по шее. Тот застонал и улегся рядом с доктором Клизманом. Острый камень рассек мне скулу. Десятки глоток ревели:
   — Бей его палками! Круши ему кости! Он поджег наши дома!
   Мы отступили за груду кирпичей. Я и Петька швыряли кирпичи в нападающих, и они по одному выбывали из строя. Обе стороны осатанели, и бой разгорелся не на шутку. Вступить в какие-либо переговоры не было никакой возможности. Наши кирпичи попадали метко, но разъяренных жителей было слишком много. Они окружали.
   Мы швырнули еще по кирпичу и побежали к лесу.
   Оправившийся от удара Федя догонял меня, занеся над головой дубину, как казак шашку. Я слышал его хриплое дыхание у себя за спиной и представлял себе, как на мой череп обрушится удар, после которого не встать… Петька повернулся и бросился под ноги зампотеху. Они покатились под уклон, вцепившись друг в друга.
   — Бега, Миша! — крикнул Петька. — Спасай Лиду!
   Но я остановился. Я не мог оставить Петьку в руках врагов. Толпа приближалась. Вдруг из-за ближайшего дерева выскочил Митька-папуас с могучей дубиной в руке.
   «Вот и вое, — подумал я, окончательно теряя мужество. — С Митьки началось, Митькой и кончилось…»
   Митька перетянул дубиной зампотеха, взвалил Петьку на плечо и скрылся за деревьями. Некогда было удивляться.
   Мы с Лидкой увернулись от ближайших дубин и помчались. Забежав в густой лес, мы остановились перевести дыхание. Медленно приближались голоса. В темноте жители обшаривали каждый кустик.
   — Доберемся до «Диогена», сядем и уплывем, — сказал я Лидке. — В море нас никто не догонит!
   — А если капитан Прунамель за них?
   — Капитан за меня, я в этом уверен, — успокоил я Лидку. — Только бы Петра не потерять!..
   Мы побежали к берегу. Ветки хлестали по лицу, за шиворот лилась вода. Где-то поблизости зловеще ухала сова. Я проваливался в ямы, спотыкался о толстые корни сосен, падал, поднимался и снова бежал вперед. Наконец мы добрались до причала. Дыхание со свистом вырывалось из наших легких.
   — Петьки нет, — сказала Лидка и села на палубу у рубки. — Без него я никуда не поеду. Я не буду одна спасаться.
   Надо было поддержать в ней силу духа. Я сказал:
   — Прибежит твой Петька. Митька ему поможет!
   Но сам я не был в этом уверен. Кто знает, что может прийти в голову несерьезному жителю Митьке-папуасу?.. Времени терять не следовало. Злые жители могли выскочить из лесу каждую секунду. Я заколотил кулаками в дверь рубки. Раздался сонный, но громкий голос капитана:
   — Кто это среди ночи, тикароа матараи?
   — Отоприте! — крикнул я.
   — Ах, это вы, дорогой шеф…
   Капитан Прунамель, позевывая, вышел на палубу.
   — Капитан, — сказал я. — Помню ваши слова, что флот Мурлындии будет на моей стороне в любой передряге. Передряга началась.
   — Мое слово неизменно, как место Полярной звезды на небесной сфере, — сказал капитан Прунамель. — Что надо делать?
   — Поднимайте паруса как можно скорее. Выйдем в море.
   — Могу я узнать, что именно произошло?
   — Ах, да… Знаете, что тогда посоветовал Главный мудрец королю Муру? Смотрите! — я протянул руку.
   За лесом полыхало багровое зарево. Языки пламени взметались в небо, как солнечные протуберанцы. Капитан смотрел на эту картину и качал головой.
   — За нами гонятся жители, — сказала Лидка. — И Петька пропал!
   — Живописно, — произнес капитан Прунамель. — Нерон липовый, ту те ранги матуй! — выразился он в адрес короля Мура. — Матросы! По местам стоять, со швартовов сниматься!.. Не волнуйтесь, дорогой шеф. Через три минуты отвалим.
   — Я никуда не отвалю без Пети, — сказала Лидка.
   Из лесу вышел Митька-папуас с Петькой под мышкой, с мешком на плече. Шел он не торопясь. Нежно позвякивал бубенчик на его колпаке.
   — Митя, почему так долго? — строго спросила Лидка. — Ты же знал, что мы волнуемся!
   — Прошу прощения, — произнес Митька. — Я в запарке забыл, что Ежуня сидит дома, а дверь закрыта. Пришлось спрятать Петю и возвращаться окольными путями. Прихожу — от дома ничего не осталось, одни головешки.
   — А как же Ежуня? — вскрикнула Лидка.
   Митька улыбнулся во весь рот и вытащил из мешка Ежуню.
   — Он ждал меня в ведерке с водой, выставив наружу один нос. Вода нагрелась, и Ежуня даже не простудился. С Петей хуже. Зампотех повредил ему ногу.
   — Не могу ступать, — сказал Петька, пытаясь улыбнуться.
   — Папуас, неси Пело на палубу, да поживее! — распорядился капитан Прунамель. — Я слышу крики.
   — Это кричат жители! — сказала Лидка. — Мы погибли!
   Толпа вывалилась из лесу и помчалась к причалу. Сбоку на сивой лошади скакал король Мур Семнадцатый. Он размахивал скипетром. Поодаль бежали бывшие мудрецы.
   Они наблюдали картину сражения, сохраняя нейтралитет.
   Первые жители взбежали на причал. Капитан крикнул оглушительным басом:
   — Швартовы рубить!
   Матросы перерубили топором оба каната. «Диоген», покачиваясь на волне, отвалил от причала. Жители протягивали руки, кричали: