Поскольку красота, как известно, больное место каждой змеи, Коралловая втайне радовалась тому, что здесь нет ее брата Аспида, чьи широкие черные кольца, с двух сторон отделенные узкими белыми ободками от пламенной киновари остальной окраски, ставят его на высшую ступень красоты среди всех пресмыкающихся.
Представителей от Ловцов было немало. Явился Древесный Уж, которого почему-то путают с одной ядовитой лесной змеей, хоть по виду и привычкам он скорее сродни удаву. Стройная Лиана, прославившаяся ловлей птиц, сверкала всеми оттенками зеленого цвета — от мягкого оливкового до бурого с прожелтью. Болотная, маленькая и темная, впервые, верно, в жизни оставила свою любимую стихию, чтоб присутствовать здесь. Большой Полоз расположился средь других, застыв недвижно и вплотную прижавшись к земле, как обычно делал в минуту опасности. Плетевидка (тоже из коралловых), очень тоненькая, подобно всем ее приятельницам-древолазкам, была также тут. И последним появился Эскулапов Уж, чей род преданья почитают священным и связывают с именем бога врачеванья Эскулапа, — добродушное животное, встреченное, однако, недоброжелательно и с недоверием.
И все-таки представители целого ряда видов не явились, и неявку их здесь следует разъяснить специально.
Заметив выше, что явились все, кого ждали и кого не ждали, мы говорили лишь о тех видах, которые представляют, так сказать, правящую династию. Еще первый Конгресс Змей постановил, что самые многочисленные виды одни лишь имеют право решающего голоса. Потому-то мы и сказали, что явились все, хотя весьма досадным упущением была неявка Немого Кротала, которого почему-то не доискались. Тем досаднее, что ведь этот змей, достигающий порою трех метров, влиятелен не только в Америке: он является Змеиным Императором обоих полушарий, и лишь одна взяла над ним верх размером и ядовитостью — Дриада Джунглей.
Еще кое-кого не досчитались (о Крестоноске речь не идет), но все присутствующие всячески старались показать, что этого не замечают.
И вдруг все вздрогнули от неожиданности: из-за густых папоротников показалась чья-то голова и большие глаза весело глянули на собравшихся.
— Не помешаю? — раздался голос.
Все змеи разом подняли головы, словно их током ударило.
— Что тебе здесь нужно? — громко спросила Копьеголовая в величайшем раздражении.
— Тебя, кажется, не звали! — сонно, но с пафосом протянула Злато-зарная, в первый раз за все время доказав, что она еще жива.
— Убирайся! Убирайся! — раздались там и сям ядовитые возгласы, выдающие волнение и беспокойство.
Однако Лютая свистом ясным, хоть и дрожащим, призвала Ассамблею к порядку:
— Сестры и братья! Не нарушайте установленных правил: на Конгрессе Змей могут быть гостями все змеи. Вход свободен. Никакого насилия. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда.
— Хорошо сказано! — бросила Шустрая с глухой насмешкой. — Благородно. Наша Королева блюдет интересы всех своих подданных. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда!
Точеная голова с живостью раздвинула папоротники, влача за собою два с половиной метра молодого, упругого, в темных переливах тела. Новоприбывшая заскользила через пещеру на виду у всех и, многозначительно переглянувшись с Шустрой, устроилась возле самой Лютой с легким, веселым свистом. Старуха невольно вздрогнула.
— Я тебя стеснила? — любезно осведомилась Анаконда.
— Что ты, ни капельки! Меня мой собственный яд стесняет, слишком много накопилось…
Анаконда обменялась быстрым шутливым взглядом с Шустрой, и обе стали серьезны.
Для столь явной недоброжелательности по отношению к новенькой было, как вы сейчас поймете, некоторое основание.
Вообще говоря анаконда — самая прославленная из всех змей, какие только есть на земном шаре, и даже грозные питоны Старого Света не заслужили того смешанного со страхом уважения, какое она внушает. Сила ее неизмерима, и нет животного, могущего противостать страшному ее объятью. Когда она медленно тянет на землю из густой листвы все десять метров своего гладкого оливково-бурого, в крупных, черного бархата, пятнах, тела, все в сельве содрогается и стынет от страха. Однако анаконда слишком сильна, чтоб питать вражду к кому бы то ни было, и понимание своей мощи побуждает ее быть всегда в добрых отношениях с человеком. Гнев свой она обращает на одних только ядовитых змей; вся ее натура возмущается против них. Теперь вам понятно, почему эти последние так разволновались, увидев любезную юную Анаконду.
Наша Анаконда, однако, была не из этих мест. Носясь по пенным водам могучей реки Параны, она доплыла сюда вместе с бурным разливом и как-то прижилась здесь, весьма довольная природой и окруженьем, в хороших отношениях со всеми, а особенно с Шустрой, с которой очень подружилась.
Была она в те времена совсем еще юной и ей еще много не хватало до десяти метров, каких счастливо достигает старшее поколение. Но те два с половиной, какие она могла предъявить, стоили, вообще-то, двойной длины, если принять во внимание силищу великолепного удавь-его рода, чьи отпрыски способны, просто ради развлеченья, пересечь в теплых сумерках вплавь широчайшую из рек — Амазонку, высунув из воды не только голову, но и добрую половину тела.
…Однако Лютая решила восстановить порядок, нарушенный разладом из-за Анаконды.
— Полагаю, мы можем, наконец, приступить… — начала она. — Но раньше необходимо добиться каких-либо сведений о Крестоноске. Она дала обещанье вернуться в кратчайший срок.
— Она дала совсем другое обещанье, — перебила Шустрая, — а именно: вернуться, как только сможет. Надо ждать.
— К чему это? — вмешалась Копьеголовая, не снизойдя до того, чтоб обернуться на слова какой-то безъядной.
— Как так «к чему»? — взвилась последняя. — Надо действительно иметь вместо головы копье, чтоб молоть подобную чепуху!.. На этом конгрессе одну дичь порют! Хватит уж! Наслушались! Со стороны может показаться, что ядовитые представляют весь Отряд Змей! Одна эта. — и она сердито указала хвостом на Копьеголовую, — еще не уразумела, что от того, что нам расскажет Крестоноска, зависит ход всей кампании… К чему ее ждать… Додумалась! Далеко мы пойдем, если нами станут крутить и вертеть такие гениальные мыслители!..
— Зачем так резко? — упрекнула Лисичка. Шустрая обернулась:
— А тебя-то кто за жало тянет?
— Не надо так резко, — произнесла малютка серьезно и не сдаваясь.
Шустрая посмотрела задумчиво на совестливую капризницу… и смирилась.
— Справедливо сказала малышка, — заключила она уже спокойно. — Извини, пожалуйста, Копьеголовая.
— Очень мне нужно! — отозвалась та, все еще сердясь.
— Нужно тебе или нет, а я извинилась!..
Но тут как раз, по счастью, Коралловая, все это время караулившая снаружи, со свистом метнулась в пещеру:
— Ползет! Ползет!
— Дождались! — возликовала Ассамблея.
Но громкое ликованье обратилось в немой испуг, когда вслед за старой знакомкой глазам всех предстала вползающая в пещеру исполинская змея, никем дотоле не виданная.
Покуда Крестоноска вытягивалась устало подле Свирепой, непрошеная аккуратно, не торопясь, сложила свои кольца на самой середине пещеры и осталась неподвижна.
— Лютая! — сказала Крестоноска. — Почему ты не приветствуешь ее? Она из наших.
— Мы сестры по крови! — поторопилась высказаться председательница, бросив на новую сестру тревожный взгляд.
И все змеи, прямо-таки умирая от любопытства, поползли рассматривать новоприбывшую.
— Ядом тут и не пахнет, — обронила одна пренебрежительно.
— Какой там яд… — добавила другая, — глаза-то, как плошки…
— А хвост-то длиннющий…
— Да и вообще…
Но тут подруги разом онемели, потому что чужачка вдруг так невероятно расширила свою шею, что смотреть страшно. Это продолжалось лишь мгновенье, поля чудовищной шляпы сникли и опали, в то время как ее владелица повернулась к Крестоноске:
— Слушай, пусть они лучше не пристают… Раздражают…
— Да не трогайте вы ее! — рассердилась Крестоноска. И добавила: — Она только что спасла от гибели меня, а возможно, что и всех вас.
Этого оказалось довольно. Конгресс смолк и обратился в слух. Крестоноска стала рассказывать… А рассказывать ей было о чем: и о столкновенье с собакой, и о человеке в черных очках, и о палке со щипцами на конце, и о дерзком замысле присутствующей здесь Дриады Джунглей, и о глубоком оцепененье, в каком находилась она, Крестоноска, еще совсем недавно, и о том, как…
— Результат, — заключила она, — двое вышли из игры, и притом самые вредные… Теперь уничтожим тех, что остались, и дело с концом!
— Сначала лошадей! — изрекла Дриада Джунглей.
— Лучше собаку! — предложила Шустрая.
— Настаиваю на лошадях, — не сдавалась азиатская Королева. — Привожу мои основания: покуда лошади и мул живы, Человек, даже в одиночку, столько этой сыворотки наготовит, что вся округа «танет (как это они говорят?) иммунной к нашему яду. Для всех вас не секрет, что попасть в самую вену удается весьма редко, как, например, удалось мне… вчера… Потому настаиваю: первый удар мы должны направить на лошадей. А там посмотрим… Что до собаки, — заключила она. взглянув искоса на , Шуструю. — эта нечисть недостойна нашего внимания!
Ни для кого не осталось в тайне, что между азиатской переселенкой и местной жительницей Шустрой сразу же возникла острая неприязнь. Если первая, по самой своей ядовитой сути, представляла для Ловчихи тип какого-то низшего животного, то последняя своею гибкостью, силой и проворством, вызывала у Дриады Джунглей ревнивую зависть. Таким образом, старая вражда между ядовитыми и неядовитыми могла обернуться неожиданным взрывом в ходе Конгресса.
— Что до меня, — отозвалась Шустрая, — то я полагаю, что лошади и люди не должны быть для нас на первом плане. Вам представляется пустячным делом покончить и с теми и с другими? Положим. Но собаке будет еще проще покончить с нами, когда и м придет в голову начать охоту на нас по всей форме, а они ее начнут, будьте уверены, и суток не пройдет… Эта нечувствительная собака, которой не страшен ничей яд, даже вон той госпожи со шляпой на макушке, — добавила она, искоса кивнув на азиатскую Королеву, — самый страшный противник из всех, кого нам следует страшиться, в особенности если принять во внимание, что она натренирована искать наш след. Каково твое мнение, Кресто-носка?
Ни для кого не осталась также в тайне и эта странная дружба между одной из ядовитых и одной из безъядных, хотя это, скорее, была и не дружба: просто каждая отдавала дань уму и сметливости другой.
— Я придерживаюсь того же мнения, что и Шустрая, — откликнулась Крестоноска. — Если эта привитая собака возьмется за работу, всем нам крышка!
— А мы выступим раньше! — подала реплику Дриада Джунглей. — Сильно раньше у нас не получится… Я опять-таки склоняюсь к предложению Крестоноски.
— Я не ошиблась в тебе, — с твердостью произнесла последняя. Для ушей азиатской Королевы этого было более чем достаточно для того, чтоб ее ядовитые зубы наполнились гневом…
— Какую цену может иметь высказывание этой красноречивой ораторши, — сказала она, возвращая Шустрой ее недавний взгляд искоса, — если в данной ситуации реальная опасность грозит лишь нам, Ядовитым, на чьем черном знамени начертано «Смерть!». Безъядные же прекрасно знают, что Человек их не страшится по той простой причине, что они решительно не в состоянии внушить кому-либо страх.
— Удачная мысль, — послышался голос, ни разу еще не звучавший. Дриада Джунглей резко развернулась в сторону этого голоса, ибо в мягкой его тональности послышалась ей едва уловимая ирония, и встретила открытый взгляд двух больших ясных глаз.
— Ты ко мне обращаешься? — спросила она свысока.
— Да, к тебе, — неторопливо отозвалась прервавшая ее. — То, что ты сказала, исполнено глубокой правды…
Королева снова ощутила укол легкой иронии и, словно чувствуя, что тут случай особый, незаметно прикинула на глаз размеры своей неожиданной собеседницы, свернувшейся в тенечке.
— Ты Анаконда!
— Угадала! — отозвалась названная, кланяясь.
Но Шустрая решила на сей раз довести дело до конца.
— Одну секунду! — произнесла она резко.
— Не надо! — прервала Анаконда. — Позволь мне, Шустрая. Когда какое-нибудь существо ладно сложено, когда оно сильно, ловко и проворно, оно овладевает своим противником благодаря этим качествам, которыми по праву может гордиться, как все Борцы творенья. Так ловит ястреб, тигр, ягуар, все существа благородной структуры. Но когда ты вял, неповоротлив, мало сообразителен и неспособен тем самым открыто бороться за жизнь, тогда-то и необходима пара клыков, чтоб убить изменой. К примеру, как эта импортная дама, которая пытается всех нас здесь ослепить своим роскошным сомбреро!
И в самом деле, Королева, кипя от возмущения, уже расширила свою чудовищную шею, явно намереваясь броситься на обидчицу. Но в свой черед вся Ассамблея разом взвилась при таком обороте дела.
— Потише, ты! — вскричало множество голосов одновременно. — А дипломатическая неприкосновенность?! Не забывай!!
— Шляпу скинь! — метнулась ввысь Свирепая, меча глазами искры. Дриада Джунглей со злобным свистом повернулась в ее сторону.
— Шляпу скинь! — ринулись со своих мест Златозарная и Копье-головая.
Дриада Джунглей на мгновенье чуть не задохнулась от гнева и обиды, подумав, как легко могла бы она прикончить своих оппоненток одну за другой. Но, ввиду воинственной активности всей Ассамблеи, сочла за лучшее свернуть гигантские поля своей шляпы.
— Договорились! — просвистела она. — Подчиняюсь большинству. Но когда Конгресс закончится, то я… то вы… то не приставайте ко мне…
— Никто и не пристанет! — обронила Анаконда.
Королева обернулась в ее сторону, сдерживая дикую ненависть.
— Ты-то не пристанешь, потому что давно меня боишься!
— Это я-то боюсь?! — подалась вперед Анаконда.
— Мир! Мир! — испуганно возопила Ассамблея. — Мы представляем здесь жалкое зрелище! Пора принимать решенье!
— Да, уж время, — изрекла Лютая. — Собранию предложено два плана действий: один Шустрою, другой нашей гостьей. Так как же? Начнем с собаки или двинемся всем отрядом против лошадей?
Теперь вот что: хотя большинству, быть может, и импонировала идея Безъядной, но грозный вид, внушительная длина и недюжинный ум, проявленный ядовитой азиатской союзницей, уже склонили многих на ее сторону. Был еще на памяти у всех ее замечательный замысел по изничтожению персонала Института, и безотносительно к тому, представлялся ли выполнимым ее теперешний план, все уже знали, как она умеет расправляться с людьми. Надо добавить к этому, что, кроме Шустрой и Крестоноски, уже кое-что испытавших на себе, никто Из присутствующих и вообразить не мог, какая великая опасность таилась в таком враге, как собака, нечувствительная к их яду и наученная их выслеживать. Становится понятно, отчего все под конец склонились к плану, предложенному азиатской Королевой.
— Тогда приступим! — заключила Лютая. — Никто не желает ничего добавить?
— Никто ничего… — вскричала Шустрая. — кроме того, что вы еще пожалеете…
Хотя ночь начинала уже бледнеть, но. когда речь идет о жизни и смерти, медлить не приходится, и решено было ринуться в атаку, не теряя ни минуты.
И вот целая река из ядовитых и неядовитых, быстро увеличивающаяся в объеме благодаря особям разных пород, все прибывающим и прибывающим из пещеры, устремилась в сторону Института.
— Погодите, я хочу сказать… — послышалось последнее предосте-реженье Лютой, — что пока длится кампания. Ассамблея не считается распущенной, так что неприкосновенность одних для других сохраняется. Договорились?
— Ладно, ладно, довольно договоров, — раздался в ответ общий свист. Азиатская Королева, угрюмо взглянув на спешившую мимо Анаконду, бросила на ползу:
— Там разберемся…
— Обязательно! — с живостью отозвалась Анаконда, стрелой уносясь к авангарду змеиного войска.
X
XI
Представителей от Ловцов было немало. Явился Древесный Уж, которого почему-то путают с одной ядовитой лесной змеей, хоть по виду и привычкам он скорее сродни удаву. Стройная Лиана, прославившаяся ловлей птиц, сверкала всеми оттенками зеленого цвета — от мягкого оливкового до бурого с прожелтью. Болотная, маленькая и темная, впервые, верно, в жизни оставила свою любимую стихию, чтоб присутствовать здесь. Большой Полоз расположился средь других, застыв недвижно и вплотную прижавшись к земле, как обычно делал в минуту опасности. Плетевидка (тоже из коралловых), очень тоненькая, подобно всем ее приятельницам-древолазкам, была также тут. И последним появился Эскулапов Уж, чей род преданья почитают священным и связывают с именем бога врачеванья Эскулапа, — добродушное животное, встреченное, однако, недоброжелательно и с недоверием.
И все-таки представители целого ряда видов не явились, и неявку их здесь следует разъяснить специально.
Заметив выше, что явились все, кого ждали и кого не ждали, мы говорили лишь о тех видах, которые представляют, так сказать, правящую династию. Еще первый Конгресс Змей постановил, что самые многочисленные виды одни лишь имеют право решающего голоса. Потому-то мы и сказали, что явились все, хотя весьма досадным упущением была неявка Немого Кротала, которого почему-то не доискались. Тем досаднее, что ведь этот змей, достигающий порою трех метров, влиятелен не только в Америке: он является Змеиным Императором обоих полушарий, и лишь одна взяла над ним верх размером и ядовитостью — Дриада Джунглей.
Еще кое-кого не досчитались (о Крестоноске речь не идет), но все присутствующие всячески старались показать, что этого не замечают.
И вдруг все вздрогнули от неожиданности: из-за густых папоротников показалась чья-то голова и большие глаза весело глянули на собравшихся.
— Не помешаю? — раздался голос.
Все змеи разом подняли головы, словно их током ударило.
— Что тебе здесь нужно? — громко спросила Копьеголовая в величайшем раздражении.
— Тебя, кажется, не звали! — сонно, но с пафосом протянула Злато-зарная, в первый раз за все время доказав, что она еще жива.
— Убирайся! Убирайся! — раздались там и сям ядовитые возгласы, выдающие волнение и беспокойство.
Однако Лютая свистом ясным, хоть и дрожащим, призвала Ассамблею к порядку:
— Сестры и братья! Не нарушайте установленных правил: на Конгрессе Змей могут быть гостями все змеи. Вход свободен. Никакого насилия. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда.
— Хорошо сказано! — бросила Шустрая с глухой насмешкой. — Благородно. Наша Королева блюдет интересы всех своих подданных. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда!
Точеная голова с живостью раздвинула папоротники, влача за собою два с половиной метра молодого, упругого, в темных переливах тела. Новоприбывшая заскользила через пещеру на виду у всех и, многозначительно переглянувшись с Шустрой, устроилась возле самой Лютой с легким, веселым свистом. Старуха невольно вздрогнула.
— Я тебя стеснила? — любезно осведомилась Анаконда.
— Что ты, ни капельки! Меня мой собственный яд стесняет, слишком много накопилось…
Анаконда обменялась быстрым шутливым взглядом с Шустрой, и обе стали серьезны.
Для столь явной недоброжелательности по отношению к новенькой было, как вы сейчас поймете, некоторое основание.
Наша Анаконда, однако, была не из этих мест. Носясь по пенным водам могучей реки Параны, она доплыла сюда вместе с бурным разливом и как-то прижилась здесь, весьма довольная природой и окруженьем, в хороших отношениях со всеми, а особенно с Шустрой, с которой очень подружилась.
Была она в те времена совсем еще юной и ей еще много не хватало до десяти метров, каких счастливо достигает старшее поколение. Но те два с половиной, какие она могла предъявить, стоили, вообще-то, двойной длины, если принять во внимание силищу великолепного удавь-его рода, чьи отпрыски способны, просто ради развлеченья, пересечь в теплых сумерках вплавь широчайшую из рек — Амазонку, высунув из воды не только голову, но и добрую половину тела.
…Однако Лютая решила восстановить порядок, нарушенный разладом из-за Анаконды.
— Полагаю, мы можем, наконец, приступить… — начала она. — Но раньше необходимо добиться каких-либо сведений о Крестоноске. Она дала обещанье вернуться в кратчайший срок.
— Она дала совсем другое обещанье, — перебила Шустрая, — а именно: вернуться, как только сможет. Надо ждать.
— К чему это? — вмешалась Копьеголовая, не снизойдя до того, чтоб обернуться на слова какой-то безъядной.
— Как так «к чему»? — взвилась последняя. — Надо действительно иметь вместо головы копье, чтоб молоть подобную чепуху!.. На этом конгрессе одну дичь порют! Хватит уж! Наслушались! Со стороны может показаться, что ядовитые представляют весь Отряд Змей! Одна эта. — и она сердито указала хвостом на Копьеголовую, — еще не уразумела, что от того, что нам расскажет Крестоноска, зависит ход всей кампании… К чему ее ждать… Додумалась! Далеко мы пойдем, если нами станут крутить и вертеть такие гениальные мыслители!..
— Зачем так резко? — упрекнула Лисичка. Шустрая обернулась:
— А тебя-то кто за жало тянет?
— Не надо так резко, — произнесла малютка серьезно и не сдаваясь.
Шустрая посмотрела задумчиво на совестливую капризницу… и смирилась.
— Справедливо сказала малышка, — заключила она уже спокойно. — Извини, пожалуйста, Копьеголовая.
— Очень мне нужно! — отозвалась та, все еще сердясь.
— Нужно тебе или нет, а я извинилась!..
Но тут как раз, по счастью, Коралловая, все это время караулившая снаружи, со свистом метнулась в пещеру:
— Ползет! Ползет!
— Дождались! — возликовала Ассамблея.
Но громкое ликованье обратилось в немой испуг, когда вслед за старой знакомкой глазам всех предстала вползающая в пещеру исполинская змея, никем дотоле не виданная.
Покуда Крестоноска вытягивалась устало подле Свирепой, непрошеная аккуратно, не торопясь, сложила свои кольца на самой середине пещеры и осталась неподвижна.
— Лютая! — сказала Крестоноска. — Почему ты не приветствуешь ее? Она из наших.
— Мы сестры по крови! — поторопилась высказаться председательница, бросив на новую сестру тревожный взгляд.
И все змеи, прямо-таки умирая от любопытства, поползли рассматривать новоприбывшую.
— Ядом тут и не пахнет, — обронила одна пренебрежительно.
— Какой там яд… — добавила другая, — глаза-то, как плошки…
— А хвост-то длиннющий…
— Да и вообще…
Но тут подруги разом онемели, потому что чужачка вдруг так невероятно расширила свою шею, что смотреть страшно. Это продолжалось лишь мгновенье, поля чудовищной шляпы сникли и опали, в то время как ее владелица повернулась к Крестоноске:
— Слушай, пусть они лучше не пристают… Раздражают…
— Да не трогайте вы ее! — рассердилась Крестоноска. И добавила: — Она только что спасла от гибели меня, а возможно, что и всех вас.
Этого оказалось довольно. Конгресс смолк и обратился в слух. Крестоноска стала рассказывать… А рассказывать ей было о чем: и о столкновенье с собакой, и о человеке в черных очках, и о палке со щипцами на конце, и о дерзком замысле присутствующей здесь Дриады Джунглей, и о глубоком оцепененье, в каком находилась она, Крестоноска, еще совсем недавно, и о том, как…
— Результат, — заключила она, — двое вышли из игры, и притом самые вредные… Теперь уничтожим тех, что остались, и дело с концом!
— Сначала лошадей! — изрекла Дриада Джунглей.
— Лучше собаку! — предложила Шустрая.
— Настаиваю на лошадях, — не сдавалась азиатская Королева. — Привожу мои основания: покуда лошади и мул живы, Человек, даже в одиночку, столько этой сыворотки наготовит, что вся округа «танет (как это они говорят?) иммунной к нашему яду. Для всех вас не секрет, что попасть в самую вену удается весьма редко, как, например, удалось мне… вчера… Потому настаиваю: первый удар мы должны направить на лошадей. А там посмотрим… Что до собаки, — заключила она. взглянув искоса на , Шуструю. — эта нечисть недостойна нашего внимания!
Ни для кого не осталось в тайне, что между азиатской переселенкой и местной жительницей Шустрой сразу же возникла острая неприязнь. Если первая, по самой своей ядовитой сути, представляла для Ловчихи тип какого-то низшего животного, то последняя своею гибкостью, силой и проворством, вызывала у Дриады Джунглей ревнивую зависть. Таким образом, старая вражда между ядовитыми и неядовитыми могла обернуться неожиданным взрывом в ходе Конгресса.
— Что до меня, — отозвалась Шустрая, — то я полагаю, что лошади и люди не должны быть для нас на первом плане. Вам представляется пустячным делом покончить и с теми и с другими? Положим. Но собаке будет еще проще покончить с нами, когда и м придет в голову начать охоту на нас по всей форме, а они ее начнут, будьте уверены, и суток не пройдет… Эта нечувствительная собака, которой не страшен ничей яд, даже вон той госпожи со шляпой на макушке, — добавила она, искоса кивнув на азиатскую Королеву, — самый страшный противник из всех, кого нам следует страшиться, в особенности если принять во внимание, что она натренирована искать наш след. Каково твое мнение, Кресто-носка?
Ни для кого не осталась также в тайне и эта странная дружба между одной из ядовитых и одной из безъядных, хотя это, скорее, была и не дружба: просто каждая отдавала дань уму и сметливости другой.
— Я придерживаюсь того же мнения, что и Шустрая, — откликнулась Крестоноска. — Если эта привитая собака возьмется за работу, всем нам крышка!
— А мы выступим раньше! — подала реплику Дриада Джунглей. — Сильно раньше у нас не получится… Я опять-таки склоняюсь к предложению Крестоноски.
— Я не ошиблась в тебе, — с твердостью произнесла последняя. Для ушей азиатской Королевы этого было более чем достаточно для того, чтоб ее ядовитые зубы наполнились гневом…
— Какую цену может иметь высказывание этой красноречивой ораторши, — сказала она, возвращая Шустрой ее недавний взгляд искоса, — если в данной ситуации реальная опасность грозит лишь нам, Ядовитым, на чьем черном знамени начертано «Смерть!». Безъядные же прекрасно знают, что Человек их не страшится по той простой причине, что они решительно не в состоянии внушить кому-либо страх.
— Удачная мысль, — послышался голос, ни разу еще не звучавший. Дриада Джунглей резко развернулась в сторону этого голоса, ибо в мягкой его тональности послышалась ей едва уловимая ирония, и встретила открытый взгляд двух больших ясных глаз.
— Ты ко мне обращаешься? — спросила она свысока.
— Да, к тебе, — неторопливо отозвалась прервавшая ее. — То, что ты сказала, исполнено глубокой правды…
Королева снова ощутила укол легкой иронии и, словно чувствуя, что тут случай особый, незаметно прикинула на глаз размеры своей неожиданной собеседницы, свернувшейся в тенечке.
— Ты Анаконда!
— Угадала! — отозвалась названная, кланяясь.
Но Шустрая решила на сей раз довести дело до конца.
— Одну секунду! — произнесла она резко.
— Не надо! — прервала Анаконда. — Позволь мне, Шустрая. Когда какое-нибудь существо ладно сложено, когда оно сильно, ловко и проворно, оно овладевает своим противником благодаря этим качествам, которыми по праву может гордиться, как все Борцы творенья. Так ловит ястреб, тигр, ягуар, все существа благородной структуры. Но когда ты вял, неповоротлив, мало сообразителен и неспособен тем самым открыто бороться за жизнь, тогда-то и необходима пара клыков, чтоб убить изменой. К примеру, как эта импортная дама, которая пытается всех нас здесь ослепить своим роскошным сомбреро!
И в самом деле, Королева, кипя от возмущения, уже расширила свою чудовищную шею, явно намереваясь броситься на обидчицу. Но в свой черед вся Ассамблея разом взвилась при таком обороте дела.
— Потише, ты! — вскричало множество голосов одновременно. — А дипломатическая неприкосновенность?! Не забывай!!
— Шляпу скинь! — метнулась ввысь Свирепая, меча глазами искры. Дриада Джунглей со злобным свистом повернулась в ее сторону.
— Шляпу скинь! — ринулись со своих мест Златозарная и Копье-головая.
Дриада Джунглей на мгновенье чуть не задохнулась от гнева и обиды, подумав, как легко могла бы она прикончить своих оппоненток одну за другой. Но, ввиду воинственной активности всей Ассамблеи, сочла за лучшее свернуть гигантские поля своей шляпы.
— Договорились! — просвистела она. — Подчиняюсь большинству. Но когда Конгресс закончится, то я… то вы… то не приставайте ко мне…
— Никто и не пристанет! — обронила Анаконда.
Королева обернулась в ее сторону, сдерживая дикую ненависть.
— Ты-то не пристанешь, потому что давно меня боишься!
— Это я-то боюсь?! — подалась вперед Анаконда.
— Мир! Мир! — испуганно возопила Ассамблея. — Мы представляем здесь жалкое зрелище! Пора принимать решенье!
— Да, уж время, — изрекла Лютая. — Собранию предложено два плана действий: один Шустрою, другой нашей гостьей. Так как же? Начнем с собаки или двинемся всем отрядом против лошадей?
Теперь вот что: хотя большинству, быть может, и импонировала идея Безъядной, но грозный вид, внушительная длина и недюжинный ум, проявленный ядовитой азиатской союзницей, уже склонили многих на ее сторону. Был еще на памяти у всех ее замечательный замысел по изничтожению персонала Института, и безотносительно к тому, представлялся ли выполнимым ее теперешний план, все уже знали, как она умеет расправляться с людьми. Надо добавить к этому, что, кроме Шустрой и Крестоноски, уже кое-что испытавших на себе, никто Из присутствующих и вообразить не мог, какая великая опасность таилась в таком враге, как собака, нечувствительная к их яду и наученная их выслеживать. Становится понятно, отчего все под конец склонились к плану, предложенному азиатской Королевой.
— Тогда приступим! — заключила Лютая. — Никто не желает ничего добавить?
— Никто ничего… — вскричала Шустрая. — кроме того, что вы еще пожалеете…
Хотя ночь начинала уже бледнеть, но. когда речь идет о жизни и смерти, медлить не приходится, и решено было ринуться в атаку, не теряя ни минуты.
И вот целая река из ядовитых и неядовитых, быстро увеличивающаяся в объеме благодаря особям разных пород, все прибывающим и прибывающим из пещеры, устремилась в сторону Института.
— Погодите, я хочу сказать… — послышалось последнее предосте-реженье Лютой, — что пока длится кампания. Ассамблея не считается распущенной, так что неприкосновенность одних для других сохраняется. Договорились?
— Ладно, ладно, довольно договоров, — раздался в ответ общий свист. Азиатская Королева, угрюмо взглянув на спешившую мимо Анаконду, бросила на ползу:
— Там разберемся…
— Обязательно! — с живостью отозвалась Анаконда, стрелой уносясь к авангарду змеиного войска.
X
Персонал Института дежурил у постели работника, лежавшего в беспамятстве после укуса Крестоноски. Один из служащих выглянул в окно, через которое вливалась в комнату теплая ночь, и ему показалось, что он слышит шум со стороны бараков. С минуту он напряженно прислушивался, потом сказал:
— Похоже, что в конюшне… Проверь. Фрагосо.
Посланный взял фонарь, поспешно зажег его и ушел в темноту, в то время как оставшиеся ловили встревоженным слухом каждый звук.
И полминуты не прошло, как со двора послышались торопливые шаги, и Фрагосо явился на пороге с побелевшим лицом, запыхавшийся:
— Вся конюшня полным-полна змей! — только и сумел он вымолвить.
— Как так? — всполошился новый директор. — Что за чудо?
— Сам не пойму…
— Посмотрим…
И все кинулись из помещения.
— Боксер! Боксер! — стал новый директор поспешно кликать собаку, сонно постанывавшую под кроватью, на которой лежал больной. И все бегом направились к конюшне.
Там, в неярком свете фонаря, они смогли разглядеть обеих лошадей и мула, которые яростно лягались, защищаясь от целой реки змей, буквально затопившей тесную конюшню. Было их тут не меньше семидесяти, а может быть, и восьмидесяти. Животные издавали испуганное ржанье и копытами подбрасывали вверх кормушки; но змеи, словно их направляла какая-то высшая воля, ухитрялись всякий раз увернуться от копыт и жалили без пощады.
Люди, не сразу сдержав свой стремительный бег, оказались среди них. Сноп света ударил резко, и нападающие замерли на мгновенье, но сразу же опомнились и с еще более громким свистом ринулись в новую атаку, уже неизвестно против кого, не различая, где люди и где мечущиеся меж ними лошади…
Персонал Института оказался окруженным со всех сторон змеями. Фрагосо ощутил удар по высокому голенищу почти под коленкой и со всего размаха опустил свой прут — крепкий и хлесткий, какие всегда найдутся в домах, стоящих в глухом лесу, — на какого-то увертывающегося противника. Новый директор рассек пополам другого увертывающегося противника, а один из лаборантов успел в последнее мгновенье раздробить на спине у Боксера голову какой-то огромной змее, только что с лихорадочной быстротой зажавшей собаку в кольцо.
Всего в какие-нибудь десять секунд произошли все эти события. Пруты взвивались, с отчаянной силой обрушивались на змей, которые всё надвигались и надвигались, жалили голенища, стремясь всползти по ним и достичь живой плоти. И под лошадиное ржанье, людской крик, собачий лай и змеиный свист сраженье становилось все неистовей, как вдруг Фрагосо. бросившись на какую-то исполинскую змею, словно уже виденную ранее, споткнулся о чье-то стремительно скользящее тело и упал, и его фонарь, разбившись на тысячи осколков, погас.
— Отступайте! — отчаянно крикнул директор. — Боксер! Боксер!
И все отпрянули назад, во двор, сопровождаемые собакой, счастливо выпутавшейся из плотного змеиного клубка.
Бледные и запыхавшиеся, люди взглянули друг на друга.
— Прямо нечистая сила… — с трудом выговорил начальник. — В жизни ничего похожего не видал… Что тут у вас за змеи? Нигде больше таких не встретишь. Вчера этот двойной укус — можно подумать, что те две наперед условились… А сегодня… Хорошо хоть, что им невдомек, что своими укусами они нашим лошадям лишнюю прививку сделали… Ничего, скоро рассветет, и будет совсем другой коленкор…
— По-моему, я там нашу кобру заметил… — обронил Фрагосо, пытаясь потуже перетянуть вывихнутую кисть правой руки.
— Мимо меня она тоже мелькнула, — подтвердил другой служащий. — А Боксер-то как?
— Да изжалили всего… Но ничего, ему и миллион укусов не страшен.
И все возвратились туда, где лежал больной, дышавший теперь ровнее, но буквально утопавший в поту.
— Светает вроде бы… — произнес директор, высунувшись в окошко. — Вы, Антонио, останьтесь с ним. Мы с Фрагосо вдвоем управимся.
— Веревки возьмем? — осведомился Фрагосо.
— Не надо! — замотал головой директор. — Других змей мы поймали бы в петлю в одно мгновенье. С этими не получится. Они особенные какие-то… Надо взять пруты и. пожалуй, тесак — вдруг что-то непредвиденное…
— Похоже, что в конюшне… Проверь. Фрагосо.
Посланный взял фонарь, поспешно зажег его и ушел в темноту, в то время как оставшиеся ловили встревоженным слухом каждый звук.
И полминуты не прошло, как со двора послышались торопливые шаги, и Фрагосо явился на пороге с побелевшим лицом, запыхавшийся:
— Вся конюшня полным-полна змей! — только и сумел он вымолвить.
— Как так? — всполошился новый директор. — Что за чудо?
— Сам не пойму…
— Посмотрим…
И все кинулись из помещения.
— Боксер! Боксер! — стал новый директор поспешно кликать собаку, сонно постанывавшую под кроватью, на которой лежал больной. И все бегом направились к конюшне.
Там, в неярком свете фонаря, они смогли разглядеть обеих лошадей и мула, которые яростно лягались, защищаясь от целой реки змей, буквально затопившей тесную конюшню. Было их тут не меньше семидесяти, а может быть, и восьмидесяти. Животные издавали испуганное ржанье и копытами подбрасывали вверх кормушки; но змеи, словно их направляла какая-то высшая воля, ухитрялись всякий раз увернуться от копыт и жалили без пощады.
Люди, не сразу сдержав свой стремительный бег, оказались среди них. Сноп света ударил резко, и нападающие замерли на мгновенье, но сразу же опомнились и с еще более громким свистом ринулись в новую атаку, уже неизвестно против кого, не различая, где люди и где мечущиеся меж ними лошади…
Персонал Института оказался окруженным со всех сторон змеями. Фрагосо ощутил удар по высокому голенищу почти под коленкой и со всего размаха опустил свой прут — крепкий и хлесткий, какие всегда найдутся в домах, стоящих в глухом лесу, — на какого-то увертывающегося противника. Новый директор рассек пополам другого увертывающегося противника, а один из лаборантов успел в последнее мгновенье раздробить на спине у Боксера голову какой-то огромной змее, только что с лихорадочной быстротой зажавшей собаку в кольцо.
Всего в какие-нибудь десять секунд произошли все эти события. Пруты взвивались, с отчаянной силой обрушивались на змей, которые всё надвигались и надвигались, жалили голенища, стремясь всползти по ним и достичь живой плоти. И под лошадиное ржанье, людской крик, собачий лай и змеиный свист сраженье становилось все неистовей, как вдруг Фрагосо. бросившись на какую-то исполинскую змею, словно уже виденную ранее, споткнулся о чье-то стремительно скользящее тело и упал, и его фонарь, разбившись на тысячи осколков, погас.
— Отступайте! — отчаянно крикнул директор. — Боксер! Боксер!
И все отпрянули назад, во двор, сопровождаемые собакой, счастливо выпутавшейся из плотного змеиного клубка.
Бледные и запыхавшиеся, люди взглянули друг на друга.
— Прямо нечистая сила… — с трудом выговорил начальник. — В жизни ничего похожего не видал… Что тут у вас за змеи? Нигде больше таких не встретишь. Вчера этот двойной укус — можно подумать, что те две наперед условились… А сегодня… Хорошо хоть, что им невдомек, что своими укусами они нашим лошадям лишнюю прививку сделали… Ничего, скоро рассветет, и будет совсем другой коленкор…
— По-моему, я там нашу кобру заметил… — обронил Фрагосо, пытаясь потуже перетянуть вывихнутую кисть правой руки.
— Мимо меня она тоже мелькнула, — подтвердил другой служащий. — А Боксер-то как?
— Да изжалили всего… Но ничего, ему и миллион укусов не страшен.
И все возвратились туда, где лежал больной, дышавший теперь ровнее, но буквально утопавший в поту.
— Светает вроде бы… — произнес директор, высунувшись в окошко. — Вы, Антонио, останьтесь с ним. Мы с Фрагосо вдвоем управимся.
— Веревки возьмем? — осведомился Фрагосо.
— Не надо! — замотал головой директор. — Других змей мы поймали бы в петлю в одно мгновенье. С этими не получится. Они особенные какие-то… Надо взять пруты и. пожалуй, тесак — вдруг что-то непредвиденное…
XI
Не особенные, а те, что под угрозой огромного бедствия воплотили в себе ум и опыт всех змеиных родов и видов, — таков был враг, угрожавший Институту.
Внезапная темнота, последовавшая за падением Фрагосо, разбившего фонарь, послужила нападающим предостереженьем, напомнив о близкой опасности большого света, который принудит их к большему напряжению сил. И уже проникала снаружи предрассветная сырость, предвещавшая мощное пришествие дня.
— Если мы останемся здесь еще мгновенье, — вскричала Крестоносна, — нас отсюда не выпустят. Поспешим!
— Поспешим! Поспешим! — раздался общий клич.
И, наталкиваясь одни на других, переползая одни через других, они ринулись прочь. Они мчались беспорядочным скопом, в панике, с замешательством замечая, как вдалеке уже прорывается день.
Уже минут двадцать продолжалось их отступление, когда внезапный лай, отчетливый и громкий, хоть и дальний еще, обрушился на измученную колонну.
— Стойте! — вскрикнула Златозарная. — Проверим, сколько нас, и решим, что в наших силах.
И при неверном свете подступавшего утра они оглядели свое поредевшее воинство. Под копытами лошадей и мула остались восемнадцать их мертвых соратников и соратниц, среди которых были и сестры Коралловые. Свирепая была разрублена надвое тесаком Фрагосо, а Древесному Ужу проломили голову, когда он, вообразив себя удавом, душил собаку. Не было Лисички. Болотной. Большого Полоза. В общем, недосчитались двадцати трех. А из оставшихся в живых не нашлось никого, кто не был бы страшнейшим образом помят, побит, потоптан, перепачкан кровью и грязью по трещинам разбитой чешуи.
— Таков успех нашей кампании, — печально промолвила Шустрая, задержавшись на мгновенье у большого камня, чтоб растереть об него ушибленную голову. — Поздравляю, Дриада Джунглей!
Однако то, что случайно слышала, ускользая последней, когда дверь конюшни уже захлопывалась, она сохранила в тайне: вместо того чтоб убить, они спасли лошадей и мула, поскольку те хирели именно из-за недостатка яда!
Известно, что для жизни лошади, которой делают прививки с целью добиться иммунитета, яд становится не менее нужен, чем вода, и нехватка его ведет к смертельному исходу.
…Вторично лай собаки, идущей по их следу, послышался где-то неподалеку.
— Нам угрожает великая опасность! — вскричала Лютая. — Что предпримем?
— В грот! В грот! — раздался общий испуганный клик, и все заскользили к знакомой нам пещере.
— Да вы обезумели! — попыталась удержать остальных Шустрая. — Вас всех передавят! Вы на смерть ползете! Послушайтесь моего совета: разделимся!
Ускользающие прервали свое бегство, в сомнении. Сквозь все их замешательство что-то подсказывало им, что разделиться было единственной мерой, могущей их спасти. И в полной растерянности они смотрели вокруг себя и друг на друга. Один бы еще голос, один лишь — и они решились бы…
Но азиатская Королева, униженная, побежденная в своем повторном порыве к власти, кипящая ненавистью к стране, которая для нее теперь навек заказана, решилась лучше пропасть, но только чтоб с нею вместе пропали и все эти, чужие…
— У Шустрой помутилось в голове! — вскричала она грозно. — Если мы разлучимся, мы беспомощны, нас убьют одну за другой… Всем в грот!!
— В грот! В грот! — нестройно отозвалась перепуганная колонна. Видя, что творится, Шустрая поняла, что они спешат навстречу своей смерти. Но, злые, жалкие, раздавленные, охваченные паникой, Ядовитые, однако, готовы были пожертвовать собою во имя своей Идеи! И, надменно дернув раздвоенным языком, она, которая могла бы в одно мгновенье очутиться далеко отсюда благодаря своему дару быстроты, двинулась вместе с другими напрямик к Смерти.
Вскоре ощутила она прикосновенье чьего-то тела и с радостью узнала Анаконду.
— Вот видишь, — сказала она приветливо, — во что нас вовлекла эта азиатка!
— Гадина… — тихонько отозвалась Анаконда, стараясь держаться поближе.
— А сейчас тащит их за собой, чтоб всех их вместе прикончили!..
— Ей-то, по крайней мере, не удастся это увидеть… — зловеще предсказала Анаконда.
И обе, прибавив быстроты, догнали колонну. Прибыли…
— Слушайте все! — подалась вперед Анаконда, с горящими глазами. — Вам это неведомо, но я знаю твердо, что через десять минут ни одной из вас не будет в живых. Так что Ассамблея распалась и ее законы недействительны. Правду я говорю, Лютая?
Наступила долгая тишина.
— Правду, — подавленно вздохнула Лютая. — Все распалось…
— Тогда я хотела бы, — продолжала Анаконда, словно ища кого-то взглядом, — перед смертью… Ну, сама судьба… — заключила она твердо, заметив азиатскую Королеву, медленно ползущую в ее сторону.
Да. это не был идеальный случай для сведения счетов. Но с тех пор как мир есть мир и земля есть земля, ничто, даже направленный на них нож Человека, не могло быть препятствием в личной распре между Ядовитой и Безъядной.
В первой схватке преимущество было на стороне азиатской Королевы: ее ядовитые клыки по корень врезались в шею Анаконды. Но последняя, прибегнув к сложному маневру, известному лишь удавам, — в стремительном броске сжимать жертву смертельным объятьем, — махнула своим телом, как хлыстом, и крепко сковала им Дриаду Джунглей, которая в одно мгновенье почувствовала, что задыхается. А Анаконда, словно вся ее жизнь зависела сейчас от силы обхвата, свивала одно стальное кольцо вслед другому… Но и кобра все не выпускала своей добычи… Был момент, когда Анаконда почти услышала хруст собственного черепа в пасти Дриады Джунглей. Но у нее хватило мужества на последнее отчаянное напряжение, и этот надрыв склонил судьбу на ее сторону. Пасть кобры, уже полузадушенной, раскрылась, бессильно слюнявясь, и освобожденная голова Анаконды упала на тело Дриады Джунглей.
Тогда, уверившись в прочности страшного объятья, каким сковала противницу, Анаконда стала тянуться вдоль ее шеи, вонзая зубы резкими, короткими ударами, в то время как кобра могла только отчаянно трясти головой. Девяносто шесть острых зубов Анаконды кололи все выше и выше, достигли шляпы, продолжали проколы, коснулись горла, зашуршали дальше, пока наконец не воткнулись в голову врага, пробив ее с глухим и долгим треском.
Все было кончено.
Анаконда расслабила кольца — и тяжелое тело азиатской Королевы медленно расправилось на земле…
— Теперь я удовлетворена… — успела еще выдохнуть Анаконда, упав без признака жизни на это мертвое тело.
И в это самое мгновенье остальные услышали менее чем за сто метров от них резкий собачий лай.
И они, которые лишь десять минут назад растерянно толклись у входа в пещеру, ощутили, как их глаза наливаются кровавым пламенем великой борьбы в защиту всей бескрайной сельвы.
— В грот! — раздалось еще несколько несмелых голосов.
— Нет, умрем на месте! — заглушил их единый свист.
И, прижавшись к каменистому утесу, отрезавшему им всякую возможность отступления, высоко вытянув шеи и напрягши головы над свернутыми кольцами тел, блестя угольками глаз, они стали ждать…
Кратким было их ожиданье. В свете раннего дня, еще мутно-лиловом, увидали они, как на черном фоне деревьев возникли два высоких силуэта: один принадлежал новому директору, другой — Фрагосо. сдерживавшему на ремне собаку, которая, дрожа от ярости, изо всех сил тянула вперед.
— Кончено! Теперь уж кончено! — проговорила Шустрая, прощаясь этими четырьмя словами с жизнью довольно счастливой, которую так недавно решила принести в жертву.
И в дерзком порыве ринулась навстречу собаке, уже спущенной с ремня и с белой от пены пастью наступавшей на них. Животное отпрянуло назад и наткнулось на Лютую, но не успело кинуться на нее, как та проколола ему морду клыками. Боксер отчаянно замотал головой, потрясая в воздухе впившейся в него змеею, но она не отпускала…
Этим мгновеньем воспользовалась Нейвид, чтоб вонзить клыки собаке в бок; но случилось, что в это же мгновенье над ними возникли люди. И в следующее мгновенье Лютая и Нейвид лежали мертвые с перебитой спиной.
Златозарная была рассечена пополам, и та же участь постигла Лиану. Копьеголовая впилась было в язык собаки, но через несколько секунд, четвертованная двойным ударом, уже лежала мертвая рядом с мертвым Эскулаповым Ужом.
Сраженье, или, вернее, уничтоженье, продолжалось с бешеным натиском, под змеиный свист и собачий лай. Охрипший Боксер был одновременно повсюду… Они пали одна за другою, без пощады — которой и не просили — растерзанные зубами собаки, раздавленные ногами людей…
Возле самой пещеры, служившей местом последнего их Конгресса, кончилась недолгая бойня. Крестоносна и Шустрая стали последними ее жертвами.
И уже не оставалось ни одной… Измученные люди сели прямо на землю, устремив взгляд на обширное кладбище племени, могущественного еще недавно. Боксер, с высунутым языком, часто дышал у их ног, выказывая несмотря на все прививки все же некоторые признаки отравления. Он был ужален шестьдесят четыре раза.
Когда подымались уходить, люди в первый раз обратили внимание на Анаконду, начинавшую, кажется, оживать.
— А удав-то что тут делает? — изумился новый директор. — В этой местности не водятся удавы… Похоже, что он сводил какие-то счеты с этой ужасной коброй… Что ж, он на свой лад отомстил и за нас с вами. Мощная анаконда… Если б нам удалось ее спасти… Боюсь, что она смертельно отравлена… Давайте возьмем ее. Может, когда-нибудь она спасет нас от всей этой ядовитой нечисти…
И они направились к своему Институту, неся на толстой палке, взваленной на плечи двоих мужчин, израненную, полуживую Анаконду, которая, бессильно качаясь, вспоминала Шуструю, чья участь, если бы не ее надменный нрав, могла бы быть совсем такой же.
Нет, она не умерла, Анаконда. Она провела среди людей целый год, любопытствуя по углам и все примечая, но как-то ночью, внезапно решившись покинула свой приют, чтоб отправиться в длинный путь на долгие месяцы по пенным водам могучей реки Параны в край, откуда приплыла однажды вместе с разливом…
Внезапная темнота, последовавшая за падением Фрагосо, разбившего фонарь, послужила нападающим предостереженьем, напомнив о близкой опасности большого света, который принудит их к большему напряжению сил. И уже проникала снаружи предрассветная сырость, предвещавшая мощное пришествие дня.
— Если мы останемся здесь еще мгновенье, — вскричала Крестоносна, — нас отсюда не выпустят. Поспешим!
— Поспешим! Поспешим! — раздался общий клич.
И, наталкиваясь одни на других, переползая одни через других, они ринулись прочь. Они мчались беспорядочным скопом, в панике, с замешательством замечая, как вдалеке уже прорывается день.
Уже минут двадцать продолжалось их отступление, когда внезапный лай, отчетливый и громкий, хоть и дальний еще, обрушился на измученную колонну.
— Стойте! — вскрикнула Златозарная. — Проверим, сколько нас, и решим, что в наших силах.
И при неверном свете подступавшего утра они оглядели свое поредевшее воинство. Под копытами лошадей и мула остались восемнадцать их мертвых соратников и соратниц, среди которых были и сестры Коралловые. Свирепая была разрублена надвое тесаком Фрагосо, а Древесному Ужу проломили голову, когда он, вообразив себя удавом, душил собаку. Не было Лисички. Болотной. Большого Полоза. В общем, недосчитались двадцати трех. А из оставшихся в живых не нашлось никого, кто не был бы страшнейшим образом помят, побит, потоптан, перепачкан кровью и грязью по трещинам разбитой чешуи.
— Таков успех нашей кампании, — печально промолвила Шустрая, задержавшись на мгновенье у большого камня, чтоб растереть об него ушибленную голову. — Поздравляю, Дриада Джунглей!
Однако то, что случайно слышала, ускользая последней, когда дверь конюшни уже захлопывалась, она сохранила в тайне: вместо того чтоб убить, они спасли лошадей и мула, поскольку те хирели именно из-за недостатка яда!
Известно, что для жизни лошади, которой делают прививки с целью добиться иммунитета, яд становится не менее нужен, чем вода, и нехватка его ведет к смертельному исходу.
…Вторично лай собаки, идущей по их следу, послышался где-то неподалеку.
— Нам угрожает великая опасность! — вскричала Лютая. — Что предпримем?
— В грот! В грот! — раздался общий испуганный клик, и все заскользили к знакомой нам пещере.
— Да вы обезумели! — попыталась удержать остальных Шустрая. — Вас всех передавят! Вы на смерть ползете! Послушайтесь моего совета: разделимся!
Ускользающие прервали свое бегство, в сомнении. Сквозь все их замешательство что-то подсказывало им, что разделиться было единственной мерой, могущей их спасти. И в полной растерянности они смотрели вокруг себя и друг на друга. Один бы еще голос, один лишь — и они решились бы…
Но азиатская Королева, униженная, побежденная в своем повторном порыве к власти, кипящая ненавистью к стране, которая для нее теперь навек заказана, решилась лучше пропасть, но только чтоб с нею вместе пропали и все эти, чужие…
— У Шустрой помутилось в голове! — вскричала она грозно. — Если мы разлучимся, мы беспомощны, нас убьют одну за другой… Всем в грот!!
— В грот! В грот! — нестройно отозвалась перепуганная колонна. Видя, что творится, Шустрая поняла, что они спешат навстречу своей смерти. Но, злые, жалкие, раздавленные, охваченные паникой, Ядовитые, однако, готовы были пожертвовать собою во имя своей Идеи! И, надменно дернув раздвоенным языком, она, которая могла бы в одно мгновенье очутиться далеко отсюда благодаря своему дару быстроты, двинулась вместе с другими напрямик к Смерти.
Вскоре ощутила она прикосновенье чьего-то тела и с радостью узнала Анаконду.
— Вот видишь, — сказала она приветливо, — во что нас вовлекла эта азиатка!
— Гадина… — тихонько отозвалась Анаконда, стараясь держаться поближе.
— А сейчас тащит их за собой, чтоб всех их вместе прикончили!..
— Ей-то, по крайней мере, не удастся это увидеть… — зловеще предсказала Анаконда.
И обе, прибавив быстроты, догнали колонну. Прибыли…
— Слушайте все! — подалась вперед Анаконда, с горящими глазами. — Вам это неведомо, но я знаю твердо, что через десять минут ни одной из вас не будет в живых. Так что Ассамблея распалась и ее законы недействительны. Правду я говорю, Лютая?
Наступила долгая тишина.
— Правду, — подавленно вздохнула Лютая. — Все распалось…
— Тогда я хотела бы, — продолжала Анаконда, словно ища кого-то взглядом, — перед смертью… Ну, сама судьба… — заключила она твердо, заметив азиатскую Королеву, медленно ползущую в ее сторону.
Да. это не был идеальный случай для сведения счетов. Но с тех пор как мир есть мир и земля есть земля, ничто, даже направленный на них нож Человека, не могло быть препятствием в личной распре между Ядовитой и Безъядной.
Тогда, уверившись в прочности страшного объятья, каким сковала противницу, Анаконда стала тянуться вдоль ее шеи, вонзая зубы резкими, короткими ударами, в то время как кобра могла только отчаянно трясти головой. Девяносто шесть острых зубов Анаконды кололи все выше и выше, достигли шляпы, продолжали проколы, коснулись горла, зашуршали дальше, пока наконец не воткнулись в голову врага, пробив ее с глухим и долгим треском.
Все было кончено.
Анаконда расслабила кольца — и тяжелое тело азиатской Королевы медленно расправилось на земле…
— Теперь я удовлетворена… — успела еще выдохнуть Анаконда, упав без признака жизни на это мертвое тело.
И в это самое мгновенье остальные услышали менее чем за сто метров от них резкий собачий лай.
И они, которые лишь десять минут назад растерянно толклись у входа в пещеру, ощутили, как их глаза наливаются кровавым пламенем великой борьбы в защиту всей бескрайной сельвы.
— В грот! — раздалось еще несколько несмелых голосов.
— Нет, умрем на месте! — заглушил их единый свист.
И, прижавшись к каменистому утесу, отрезавшему им всякую возможность отступления, высоко вытянув шеи и напрягши головы над свернутыми кольцами тел, блестя угольками глаз, они стали ждать…
Кратким было их ожиданье. В свете раннего дня, еще мутно-лиловом, увидали они, как на черном фоне деревьев возникли два высоких силуэта: один принадлежал новому директору, другой — Фрагосо. сдерживавшему на ремне собаку, которая, дрожа от ярости, изо всех сил тянула вперед.
— Кончено! Теперь уж кончено! — проговорила Шустрая, прощаясь этими четырьмя словами с жизнью довольно счастливой, которую так недавно решила принести в жертву.
И в дерзком порыве ринулась навстречу собаке, уже спущенной с ремня и с белой от пены пастью наступавшей на них. Животное отпрянуло назад и наткнулось на Лютую, но не успело кинуться на нее, как та проколола ему морду клыками. Боксер отчаянно замотал головой, потрясая в воздухе впившейся в него змеею, но она не отпускала…
Этим мгновеньем воспользовалась Нейвид, чтоб вонзить клыки собаке в бок; но случилось, что в это же мгновенье над ними возникли люди. И в следующее мгновенье Лютая и Нейвид лежали мертвые с перебитой спиной.
Златозарная была рассечена пополам, и та же участь постигла Лиану. Копьеголовая впилась было в язык собаки, но через несколько секунд, четвертованная двойным ударом, уже лежала мертвая рядом с мертвым Эскулаповым Ужом.
Сраженье, или, вернее, уничтоженье, продолжалось с бешеным натиском, под змеиный свист и собачий лай. Охрипший Боксер был одновременно повсюду… Они пали одна за другою, без пощады — которой и не просили — растерзанные зубами собаки, раздавленные ногами людей…
Возле самой пещеры, служившей местом последнего их Конгресса, кончилась недолгая бойня. Крестоносна и Шустрая стали последними ее жертвами.
И уже не оставалось ни одной… Измученные люди сели прямо на землю, устремив взгляд на обширное кладбище племени, могущественного еще недавно. Боксер, с высунутым языком, часто дышал у их ног, выказывая несмотря на все прививки все же некоторые признаки отравления. Он был ужален шестьдесят четыре раза.
Когда подымались уходить, люди в первый раз обратили внимание на Анаконду, начинавшую, кажется, оживать.
— А удав-то что тут делает? — изумился новый директор. — В этой местности не водятся удавы… Похоже, что он сводил какие-то счеты с этой ужасной коброй… Что ж, он на свой лад отомстил и за нас с вами. Мощная анаконда… Если б нам удалось ее спасти… Боюсь, что она смертельно отравлена… Давайте возьмем ее. Может, когда-нибудь она спасет нас от всей этой ядовитой нечисти…
И они направились к своему Институту, неся на толстой палке, взваленной на плечи двоих мужчин, израненную, полуживую Анаконду, которая, бессильно качаясь, вспоминала Шуструю, чья участь, если бы не ее надменный нрав, могла бы быть совсем такой же.
Нет, она не умерла, Анаконда. Она провела среди людей целый год, любопытствуя по углам и все примечая, но как-то ночью, внезапно решившись покинула свой приют, чтоб отправиться в длинный путь на долгие месяцы по пенным водам могучей реки Параны в край, откуда приплыла однажды вместе с разливом…