Страница:
– Он сразу написал расписку? – сощурив и без того узкие глаза, уточнил оперуполномоченный.
– Нет… Дня три назад.
– Добровольно?
– Конечно…
Колядко достал из сейфа небольшой магнитофон, вставил кассету и нажал кнопку.
Несмотря на шум и треск, Антон различил свой голос.
«Борис, ну, сколько можно ждать?..» Ответный лепет Борьки. «Антоха, у меня сейчас нет денег… Правда». Шипение. «Я тебя предупреждал…» Шипение. «Вот бумага, пиши расписку»… «Хорошо, хорошо, только не убивай»…
Да, разговор имел место, хотя не в таком усечённом виде. Антон ещё удивился, чего это Борька просил его не убивать, думал, шутит. Теперь ясно. Комбинатор. Даже на диктофон записал.
– Вот рапорт участкового Зобина, – продолжил Колядко, выключив магнитофон, – он слышал, как ты угрожал Лосеву расправой в зале игровых автоматов, вынужден был вмешаться. И, наконец, патрон в кармане. Итого две статьи в активе.
– Да какой патрон?! Откуда?! – сорвался на крик Антон.
– Спокойно, давай без истерик. Ну, мало ли откуда? Может, нашёл. А, может, и нет. Ты чем, кстати, занимаешься? На братка не очень катишь.
– Книги пишу, – не задумываясь, на автомате, ответил Антон.
Официально он был безработным, трудовая книжка хранилась в шкафу. Правда, имелся договор с «Ариадной», содержание которого не предназначалось для посторонних глаз.
– О, как! – ухмыльнулся Колядко, – и чего ж ты написал?
– Вон, – по инерции Антон кивнул на «Визит Шершня».
Колядко протянул руку, взял книгу с тумбочки. Вероятно, она не принадлежала оперуполномоченному, возможно, была у кого-то изъята.
– Антонина Бекетова… Надо же… Ты, главное, в камере не признавайся, что баба. Там очень девушек любят… Короче, так, писатель. Или чистосердечное признание, и тогда есть шанс на подписку о невыезде, или… Здравствуй, девушка параша.
– Погодите, но надо же разобраться во всем.
Антон ещё раз подробно пересказал историю с долгом.
– И что мне делать было? Он в автоматы играет, а я должен кости глодать?
– Есть законный путь. Через суд. А потом, ты так легко дал штуку баксов? Выходит, не последняя? Интересно, откуда?
Антон промолчал. Говорить о гонорарах несерьёзно, тем более, большая часть не проведена по бухгалтерии. Колядко вкратце записал показания Антона, дал ему расписаться, затем собрал бумаги со стола и вынул кассету из магнитофона.
– Теперь, писатель, рисую дальнейший сюжет. Сейчас отправляешься в камеру. Я везу материал в прокуратуру. Там возбудят дело, после чего следователь задержит тебя на пару суток. Потом суд решит, арестовывать тебя или, так и быть, оставить на подписке о невыезде.
– А адвокат?
– После задержания следователем. Таков порядок.
«Как все у них запутано. Специально, наверное».
– А следователь кто? Вы?
– Я оперуполномоченный криминальной милиции. Старший. Пошли.
Держа Антона под руку, Колядко спустил его на первый этаж отделения, завёл в дежурную часть и передал капитану.
– Сергеич, посади вымогателя на три часа. Я в прокуратуру.
Капитан ещё раз обыскал Антона и подтолкнул к серой металлической двери с тяжёлым засовом.
– Добро пожаловать.
Камера представляла собой шестиметровую каморку без окон. Запылённая лампочка под низким потолком, въевшийся в светло-серые стены портяночно-табачный запах с оттенками перегара, каменный пол. Никакой лаванды. Вдоль стен две деревянных ступеньки-нары, на одной из которых мирно спящий арестант. Хотели эмоций, гражданин писатель – получите.
Антон осторожно, словно боясь удара током, присел на краешек нар. Не ударило.
«Ну, Боря… Спасибо за экскурсию… Сволочь хитрая… Интересно, сам он додумался или подсказал кто? Чего ж теперь делать? Хорошо б Аркадьевич до Ульянова дозвонился. Этого Колядко просить бесполезно. Оперуполномоченного… Надо же, а я правильно в книге про следователя не написал. Выходит, не следователь брал Шершня, а опер. Как и меня…
Как и меня? Черт! Как и меня! Я что, действительно предсказатель? Это ж обалдеть. Стоило отправить Шершня в камеру, как… Даже фамилию опера почти угадал. Криворожко – Колядко. И чёрную куртку. Интересно, а звания совпали? Криворожко у меня капитан… И фразы… „Они все так говорят… Грузите этого, в отделе побеседуем"… Нет, нет, ерунда, нелепое совпадение, такое довольно часто случается. Не одолжи я Борьке денег, ничего бы и не произошло.
А „чёрная девятка"?.. Тихо, тихо, спокойно. Не может здесь быть никакой связи с книгой. Шершень, например, по сюжету выиграл тысячу в моментальной лотерее. Я пока ничего не выигрывал. А, значит, с машиной и арестом обычное совпадение… И, вообще сейчас не до того, не до совпадений. В тюрягу бы не загреметь».
Сосед-арестант повернулся на другой бок, открыл глаза. Ему было около тридцати. Короткий пшеничный ёжик на голове, худощавое лицо, острые скулы. Агрессивная наколка на кисти.
– Привет, земляк.
Сверкнул железный зуб. Голос арестанта, впрочем, не нёс агрессивности, наоборот был дружелюбен.
– Здравствуйте, – без особого энтузиазма ответил Антон, сразу же догадавшийся, что сосед вряд ли относится к творческой интеллигенции. Вспомнились мрачные кадры из тех же фильмов про милицию. Каким образом зеки встречают новичков.
– Слыхал, за вымогалово тормознули?
– Да… Идиотизм какой-то.
Антон эмоционально, в двух словах рассказал свою историю. Вполне нормальная реакция человека, оказавшегося в подобной ситуации. Неважно, кто слушатель – главное хоть кому-то объяснить, что ты невиновен.
– Знакомая тема, братишка, – улыбнулся парень с наколкой, – все тут понятно. Кореш твой, чтоб долг не отдавать, с мусорами договорился. За полцены. Патрончик для подстраховки. По вымогалову доказуха хлипкая, оправдать могут, а патрон – железная статья. Вот и весь расклад. Хреновая ситуация. Упаковать могут.
– Что сделать?
– Упаковать. Ну, подсадить.
Антона подобное утешение обрадовало не особо. Упаковать… Ладно б за дело.
Нет, у нас же не беспредел, как в тридцать седьмом…
– Мент твой, Колядко, наверняка – оборотень. Их сейчас ужас, как развелось, хоть на улицу не выходи, сразу нарвёшься. Лаве нормального не платят им ни фига, вот они и подхалтуривают… Зовут-то тебя как?
– Антон.
– Меня Димон. Ну, это – Дима. Сам кто?
– Писатель.
– Иди ты! – арестант поднялся и сел на нары, – чего, в натуре?
– Да.
– И чего пишешь? Книжки?
– Романы. Про любовь.
– Круто!.. Первый раз с настоящим писателем чалюсь… Я б тебе столько мог порассказать. Не про любовь, правда. Ты вот, возьми, напиши, как я сюда загремел – умора, хрен такое специально придумаешь. Не, в натуре, это полный цурюк…
Димон извлёк из носка сигарету, из другого чиркаш и спичку. Сигарету протянул Антону.
– Будешь? Кокаина предложить не могу.
– Нет, спасибо, не курю.
– Ну, ты точно писатель, – Дима вставил сигарету в рот, – я, вообще-то сейчас в тюрьме сижу, нашей городской, суда дожидаюсь. Так, побаловал по пьяни чуток, лет восемь светит, с учётом прекрасной биографии. В июле арестовали. Восемь человек в хате, все на одну рожу. Типа моей. Сидим, короче, скучаем. С нами барыга один парится за налоги, денег у него, как у Абрамовича. Его уже месяца три в суде мурыжат. Он через адвоката судье и забашлял, чтоб оправдаловку получить.
– Что получить?
– Оправдательный приговор. Судья бабки взял, дату последнего заседания назначил. Мы в хате накануне барыгу на отвальную раскрутили. Водочка, икорка, шоколад, жалко ему, что ли?..
– В тюрьме магазин есть?
– Ну, ты дал, писатель. Ага! Супермаркет. А цирики вместо продавцов. Хотя, ежели бабки имеешь – хоть омаров заказывай, хоть героин. Принесут. У нас авторитеты себе летом в хату надувной бассейн заказали. Налили воды и купаются, типа на Канарах. Бассейн возьми и лопни, нижнюю хату по колено затопило, братва думала, тюрьма тонет, еле воду откачали… Но слушай дальше и мотай на ус – пригодится. Сидим, пьём, закусываем, барыгу провожаем. Я и решил похохмить, говорю ему, а давай я вместо тебя на суд пойду. Рожи у нас одинаковые, как два яблока высохших. Оба блондинистые, оба стриженые. Тебе за это ничего не будет, а для меня шанс на волю выйти. Он думал, шучу, и согласился! Утром цирики за ним. С вещами на выход.
– Цирики?… Монгольские?
– Почему – монгольские?
– Цирики – это монгольские солдаты.
– Не гони блудняк, Антоха. Цирики – это конвойные, хотя по мозгам – точно чурки. Короче, я вместо барыги из хаты выхожу, они даже и бровью не повели. Меня в автозак – и в суд, там в клетку. Адвокат не припёрся, чего время терять, коли все решено. Судья в мантии выполз, не поднимая глаз, оправдаловку прочитал и обратно в свою комнату. Меня конвой из клетки выпустил прямо тут же. Я ручкой помахал и на волю…
– Погодите…
– Да чего ты мне выкаешь? Нормально базарить, что ли, не умеешь?
– Хорошо… Но они же должны проверить документы, не знаю, ещё что там.
– Должны, – загоготал Дима, – только где мы живём, братишка?.. Правда, погулять долго не пришлось. Но сам виноват. Зарулил к девчоночке знакомой и давай жизни радоваться. У неё через два дня и повязали. Вот, привезли сюда, конвоя дожидаюсь… Эх, маловато оттянулся. Теперь ещё годика три за побег нарисуют. Ты-то, в первый раз здесь?
– В первый…
– С почином. Не переживай, у тебя все впереди. Зато книжек сколько напишешь, Толстому и не снилось.
Антон тяжело вздохнул. «Уже дописался». Димон затушил о стену окурок.
– Чувствую, опустят мне тюремное начальство почки за обиду. Потом в карцер суток на десять запрут… А чего обижаться, если сами уроды? Да, здорово похохмил, – он снова прилёг на нары.
Антону в тот момент было не до чужих проблем. Он по-прежнему не мог унять возмущение от случившегося. «Сидел дома, писал книжку, никого не трогал. Наоборот, помог ближнему. И получил подарок. Верно говорят, от сумы и от тюрьмы… И никому ничего не докажешь. Может, мне все это привиделось? Может, это розыгрыш?» Сейчас зайдёт в камеру Валдис Пельш и радостно объявит: «Разыграли мы вас, Антон Батькович! Добро пожаловать в студию!» Он все ещё не верил в реальность происходящего.
– Дачки-то есть кому носить? – спросил Димон.
– Что носить? Не понял…
– Передачки. Харчи там, вещички.
– Я не думал пока… Родители, наверно.
– Скажи, чтоб шузы притащили. В тюрьме сейчас дубак, не топят, гады, в тапочках загнёшься. Носки шерстяные попроси и вообще шмоток тёплых побольше. Там не Канары.
Антон скис окончательно. Реальность не была виртуальной. Намалёванный скелетик на стене. В полосатой робе и шапочке с номером. «Хочешь похудеть? Узнай у меня, как».
«Зря попросил сообщить матери… Она ж с ума сойдёт… Хотя, Владимир Аркадьевич вряд ли родителей сейчас найдёт, а где они работают, он не знает. Хорошо б, Ульянову позвонил. Телефон „Ариадны“ есть в справочнике… А Борюсику я морду набью… Не умею, но набью. Лишь бы выйти отсюда…»
Димон что-то растолковывал про прелести тюремной жизни, но Антон его не слушал.
«А книга?.. Как её теперь закончить? У меня каждый день на счёту… Черт, самого же главного не спросил, сколько мне светит?»
– Дим, не знаешь, случайно, что за это бывает? Ну, за вымогательство?
– Ежели по кодексу, лет до трех, кажется, а, ежели по жизни, смотря, сколько у тебя бабосов. При удачном раскладе можно и на поруки выйти. Трудовой общественности. Либо условно получить.
«Три года!.. Во, попал!»
– Будешь хорошо сидеть, отпустят досрочно. А хорошо сидеть – значит, администрацию подкармливать и барабанить.
– Как это – барабанить? В барабан?
– Нет, в бубён… И где вы, писатели, только живёте?
«Можно подумать, у нас все только по тюрьмам и сидят… Кстати, а неплохую идею этот Димон подкинул. Не придётся теперь ломать голову, как освободить Шершня… Тьфу ты, при чем здесь Шершень? Мне для начала самому выйти надо“.
Неожиданно вспомнилась Дашка Грушницкая. Интересно, как там ей у мормонов? Смогла убежать? Или норму рожает?
За дверьми камеры раздался знакомый голос. Антон вскочил с нар и попытался подсмотреть в щёлочку, но безуспешно. Голос принадлежал Ульянову, значит, Владимир Аркадьевич все же дозвонился до него. Взволнованный редактор поинтересовался, правда ли, что Антон задержан? Дежурный нехотя подтвердил.
– Можно узнать, за что?
– Нельзя. Тайна следствия.
– Хорошо, дайте мне поговорить с ним.
– Только с разрешения оперуполномоченного Колядко. Но он в прокуратуре. Ждите.
– А кто-нибудь есть из руководства отдела?
– Варанов. Начальник. Второй кабинет.
Судя по хлопнувшей двери, Лев Борисович покинул дежурную часть.
– Что, отбивать пришли? – спросил Димон, – корешок твой?
– Редактор.
– Уважаю… За меня хрен кто впишется… Обидно иногда, Антоха… Не чуха, вроде, в уважухе, а не вписываются.
Прошло ещё полтора часа мучительного ожидания. За это время в камеру посадили третьего гостя, тощего паренька лет двадцати в солдатской форме. Судя по всему, дезертира,
– Что, воин, от дедовщины сбежал? – продолжая лежать, задал вопрос опытный Дмитрий, когда тот переступил порог.
– Наоборот, – чуть не плача, ответил тот, – салаги беспредел устроили. Никого не признают, хоть дембель перед ними, хоть черпак. Мне два месяца до приказа, а им по фигу. Ни койку убирать за себя не заставить, ни вахту стоять.
– Да, не по уставу. А по почкам не пробовал?
– Они сами, кого хочешь, уроют. Я терпел терпел, да сколько ж можно? Свинтил.
– О-о-о, да ты, стало быть, не мужик. Чуха, – развёл расписные пальцы Димон, – верно, Антох?.. Стало быть, с нормальными людьми сидеть не имеешь права. Поэтому, на пол давай, дембель.
– Может, я с краешку посижу?
– Слышь, воин. Мы с Антохой люди творческие, где-то даже ранимые, он писатель, я художник. За беспредел сразу бампер рихтуем. Поэтому, сказано – на пол, значит – на пол.
Когда, наконец, дежурный пригласил Антона на выход, Димон заверил писателя, что его место никому занять не позволит, и понадеялся на скорое того возвращение.
– Классный ты пацан, Антоха… Ждать буду. Сигарет у кого-нибудь стрельни, у меня последняя.
– Хорошо, Дима.
Говорить «я вернусь» Антону ужасно не хотелось. Дежурный возвратил ему вещи, затем отвёл в знакомый кабинет. Помимо опера, там находился и Ульянов. Когда Антон опустился на стул, Колядко молча положил перед ним чистый лист и ручку.
– Пиши… Я, такой-то, сякой-то не имею никаких материальных претензий к Лосеву Борису Юрьевичу…
– Но он мне тысячу должен! Я же…
– Пиши, Антон, пиши, – прервал его Лев Борисович.
– Обязуюсь, – продолжил Колядко, – ему не угрожать и не предпринимать в отношении него каких-либо действий ни сам, ни с помощью третьих лиц. Число, подпись.
Когда Антон расписался, Колядко спрятал бумагу в папку и предупредил:
– Не дай Бог… На первый раз прощаем. Еле уговорил следователя не возбуждать дело. Повезло, что Лосев забрал заявление. Но если хоть одна жалоба от него, достаём материал из архива и играем по-новой. Понял?
– Но это ж не прави…
– Понял?!
– Понял.
– И патронов холостых в карманах не таскай. В смысле, никаких не таскай…
На крыльце отдела Антон, что-то вспомнив, остановился.
– Лев Борисович, у вас сигареты есть?
Ульянов протянул пачку «Винстона». Антон, взяв её, возвратился в дежурную часть.
– Парню передайте. Который за побег сидит.
На пороге он ещё раз обернулся к дежурному.
– Скажите… А Колядко кто по званию?
– Капитан. Капитан милиции…
Ульянов предложил подкинуть Антона до дома. Тот не отказался. В домашних тапочках ехать в автобусе и идти по улице не совсем удобно.
– Больше так делать не надо, – мягко предупредил Лев Борисович, когда они сели в чёрную «Ауди».
– Я просто дал денег взаймы. Тысячу долларов.
– Ещё столько же мне пришлось выложить этому легавому… Они на полном серьёзе хотели тебя посадить. Но, если б даже не посадили, помурыжили бы на всю катушку… А мне это не надо. Совершенно не надо. Тебя сейчас ничто не должно отвлекать от книги… Хочешь, я отвезу тебя на свою дачу? Там никто не будет доставать.
– Нет, спасибо. Дома удобней.
– Как хочешь… Нам надо готовить рекламные плакаты. Ты уже определился с сюжетом?
– Чем закончится история, пока не знаю. Затравка есть.
– Это неправильно. Впрочем, тебе видней… А что в начале? Есть красочные сцены для плаката?
– Смотря что понимать под красочными сценами. Есть эпизод, когда Шершня чуть не сбивает машина, как его забирают в милицию.
– Желательно, чтобы был взрыв. Неважно, что там взрывается – тачка или дом. Это очень красивый фон. Обязательно придумай.
«Вот только взрыва теперь не хватало».
– Хорошо, прикину.
– Держи, – Ульянов протянул запечатанный конверт, – это аванс. Чтоб спокойно писалось.
Возле дома Антон поблагодарил Льва Романовича за освобождение и, пообещав, что больше не сделает ничего криминального, по крайней мере, в ближайший месяц, направился в подъезд. По пути он все же решил зайти к находчивому парню Борису. Дать в морду не позволяла оставленная в милиции расписка, но посмотреть в ясны очи соседу никто не помешает. И сказать пару метафор на общечеловеческие темы.
Борьки дома не оказалось. Дверь открыла мать.
– Нет его, – недовольно пояснила она, – в автоматы свои проклятые играет, наверно. А чего ты хотел?
Антон рассказал о случившемся.
– Тысячу долларов! Вот, мерзавец… Мало того, что у меня все деньги перетаскал, теперь и до других добрался. Да брат жив-здоров, тьфу-тьфу… Они и не общаются уж года два. Паразит… Все из-за этих автоматов чёртовых, кто их только придумал. Ты уж прости, его, дурака непутёвого.
– Я, вообще-то, чуть не сел из-за него.
– Ну, что с ним делать! Может, болячка какая с ним? Раньше ведь такого не было. Ну, выпьет, ну, побузит. А как-то приятель его в автоматы эти затащил, он и выиграл сразу. Много выиграл. И после этого, как чокнулся. Лишняя копейка есть – бежит кнопки жать. Сутки напролёт жмёт. Три дня как-то сидел без вылаза. Все проиграл. Сколько я не просила, остановись, остановись – без толку. А на цепь же не посадишь. Я уж и к участковому ходила и к врачу знакомому. Никто помочь не хочет.
Мать заплакала.
– Я отдам, как смогу… Ты уж прости нас, Антоша. Взорвать бы этот павильон к чёртовой матери.
Идти разбираться с Борькой в павильон особого желания не было. Во-первых, времени жалко, а во-вторых, не позволят там в глаза соседу как следует посмотреть. Сказав, что зайдёт утром, он попрощался с матерью и поднялся к себе.
«Странно, запах камеры никак не улетучивался. Или в квартире пахнет точно также? Нет, нет, просто я насквозь пропитался впечатлениями».
Антон стянул спортивный костюм, бросил его в грязное бельё, переоделся в чистый свитер и тренировочные брюки. Запах не исчезал… «Отвлечься»! Он взглянул на будильник. Семь вечера. Прошло всего четыре часа с момента его задержания. А ощущение, будто четыре года… Он позвонил матери, судя по всему, та ничего не знала о случившемся. Ну и слава Богу…
Так, теперь работать, навёрстывать упущенное. Придётся посидеть ночью, пока впечатления свежи и эмоции бурлят.
Антон сел за стол и включил компьютер.
– Беда, Антоша! Ох, беда!
Она захлёбывалась слезами и говорила с трудом. Вернее, кричала.
Антон лёг только в шесть утра, поэтому сейчас соображал с трудом.
– Что стряслось?
– Борька-то делов натворил! Людей настрелял! Ба-тю-шк-и-и…
– Как настрелял? Кого?
– В павильоне… Милиционера, кассира и парня молодого. Проигрался опять, скотина, прибежал ночью домой, схватил наган дедов и того… Выручку из кассы забрал. Парень-то выжил, рассказал все. Арестовали Борьку! Ой, Антоша, что ж будет! Его ж расстреляют, стервеца.
– Сейчас не расстреливают, – словно не своим голосом, ответил Антон.
Мать, продолжая рыдать, пошла вниз. «Почему она ко мне пришла?.. Выплеснуть эмоции? Да, наверно. Я ж сказал, что буду утром дома… Расстрелял. Троих. Все, как у меня. Чертовщина, бред…»
Он, словно пьяный, вернулся в комнату и сел к невыключенному компьютеру. Так устал накануне, что забыл вырубить. Нажал кнопку. Экран медленно засветился, открывая взору сочинённый несколько часов назад текст.
«Похоже, я напрасно это написал…»
Глава 8
– Нет… Дня три назад.
– Добровольно?
– Конечно…
Колядко достал из сейфа небольшой магнитофон, вставил кассету и нажал кнопку.
Несмотря на шум и треск, Антон различил свой голос.
«Борис, ну, сколько можно ждать?..» Ответный лепет Борьки. «Антоха, у меня сейчас нет денег… Правда». Шипение. «Я тебя предупреждал…» Шипение. «Вот бумага, пиши расписку»… «Хорошо, хорошо, только не убивай»…
Да, разговор имел место, хотя не в таком усечённом виде. Антон ещё удивился, чего это Борька просил его не убивать, думал, шутит. Теперь ясно. Комбинатор. Даже на диктофон записал.
– Вот рапорт участкового Зобина, – продолжил Колядко, выключив магнитофон, – он слышал, как ты угрожал Лосеву расправой в зале игровых автоматов, вынужден был вмешаться. И, наконец, патрон в кармане. Итого две статьи в активе.
– Да какой патрон?! Откуда?! – сорвался на крик Антон.
– Спокойно, давай без истерик. Ну, мало ли откуда? Может, нашёл. А, может, и нет. Ты чем, кстати, занимаешься? На братка не очень катишь.
– Книги пишу, – не задумываясь, на автомате, ответил Антон.
Официально он был безработным, трудовая книжка хранилась в шкафу. Правда, имелся договор с «Ариадной», содержание которого не предназначалось для посторонних глаз.
– О, как! – ухмыльнулся Колядко, – и чего ж ты написал?
– Вон, – по инерции Антон кивнул на «Визит Шершня».
Колядко протянул руку, взял книгу с тумбочки. Вероятно, она не принадлежала оперуполномоченному, возможно, была у кого-то изъята.
– Антонина Бекетова… Надо же… Ты, главное, в камере не признавайся, что баба. Там очень девушек любят… Короче, так, писатель. Или чистосердечное признание, и тогда есть шанс на подписку о невыезде, или… Здравствуй, девушка параша.
– Погодите, но надо же разобраться во всем.
Антон ещё раз подробно пересказал историю с долгом.
– И что мне делать было? Он в автоматы играет, а я должен кости глодать?
– Есть законный путь. Через суд. А потом, ты так легко дал штуку баксов? Выходит, не последняя? Интересно, откуда?
Антон промолчал. Говорить о гонорарах несерьёзно, тем более, большая часть не проведена по бухгалтерии. Колядко вкратце записал показания Антона, дал ему расписаться, затем собрал бумаги со стола и вынул кассету из магнитофона.
– Теперь, писатель, рисую дальнейший сюжет. Сейчас отправляешься в камеру. Я везу материал в прокуратуру. Там возбудят дело, после чего следователь задержит тебя на пару суток. Потом суд решит, арестовывать тебя или, так и быть, оставить на подписке о невыезде.
– А адвокат?
– После задержания следователем. Таков порядок.
«Как все у них запутано. Специально, наверное».
– А следователь кто? Вы?
– Я оперуполномоченный криминальной милиции. Старший. Пошли.
Держа Антона под руку, Колядко спустил его на первый этаж отделения, завёл в дежурную часть и передал капитану.
– Сергеич, посади вымогателя на три часа. Я в прокуратуру.
Капитан ещё раз обыскал Антона и подтолкнул к серой металлической двери с тяжёлым засовом.
– Добро пожаловать.
Камера представляла собой шестиметровую каморку без окон. Запылённая лампочка под низким потолком, въевшийся в светло-серые стены портяночно-табачный запах с оттенками перегара, каменный пол. Никакой лаванды. Вдоль стен две деревянных ступеньки-нары, на одной из которых мирно спящий арестант. Хотели эмоций, гражданин писатель – получите.
Антон осторожно, словно боясь удара током, присел на краешек нар. Не ударило.
«Ну, Боря… Спасибо за экскурсию… Сволочь хитрая… Интересно, сам он додумался или подсказал кто? Чего ж теперь делать? Хорошо б Аркадьевич до Ульянова дозвонился. Этого Колядко просить бесполезно. Оперуполномоченного… Надо же, а я правильно в книге про следователя не написал. Выходит, не следователь брал Шершня, а опер. Как и меня…
Как и меня? Черт! Как и меня! Я что, действительно предсказатель? Это ж обалдеть. Стоило отправить Шершня в камеру, как… Даже фамилию опера почти угадал. Криворожко – Колядко. И чёрную куртку. Интересно, а звания совпали? Криворожко у меня капитан… И фразы… „Они все так говорят… Грузите этого, в отделе побеседуем"… Нет, нет, ерунда, нелепое совпадение, такое довольно часто случается. Не одолжи я Борьке денег, ничего бы и не произошло.
А „чёрная девятка"?.. Тихо, тихо, спокойно. Не может здесь быть никакой связи с книгой. Шершень, например, по сюжету выиграл тысячу в моментальной лотерее. Я пока ничего не выигрывал. А, значит, с машиной и арестом обычное совпадение… И, вообще сейчас не до того, не до совпадений. В тюрягу бы не загреметь».
Сосед-арестант повернулся на другой бок, открыл глаза. Ему было около тридцати. Короткий пшеничный ёжик на голове, худощавое лицо, острые скулы. Агрессивная наколка на кисти.
– Привет, земляк.
Сверкнул железный зуб. Голос арестанта, впрочем, не нёс агрессивности, наоборот был дружелюбен.
– Здравствуйте, – без особого энтузиазма ответил Антон, сразу же догадавшийся, что сосед вряд ли относится к творческой интеллигенции. Вспомнились мрачные кадры из тех же фильмов про милицию. Каким образом зеки встречают новичков.
– Слыхал, за вымогалово тормознули?
– Да… Идиотизм какой-то.
Антон эмоционально, в двух словах рассказал свою историю. Вполне нормальная реакция человека, оказавшегося в подобной ситуации. Неважно, кто слушатель – главное хоть кому-то объяснить, что ты невиновен.
– Знакомая тема, братишка, – улыбнулся парень с наколкой, – все тут понятно. Кореш твой, чтоб долг не отдавать, с мусорами договорился. За полцены. Патрончик для подстраховки. По вымогалову доказуха хлипкая, оправдать могут, а патрон – железная статья. Вот и весь расклад. Хреновая ситуация. Упаковать могут.
– Что сделать?
– Упаковать. Ну, подсадить.
Антона подобное утешение обрадовало не особо. Упаковать… Ладно б за дело.
Нет, у нас же не беспредел, как в тридцать седьмом…
– Мент твой, Колядко, наверняка – оборотень. Их сейчас ужас, как развелось, хоть на улицу не выходи, сразу нарвёшься. Лаве нормального не платят им ни фига, вот они и подхалтуривают… Зовут-то тебя как?
– Антон.
– Меня Димон. Ну, это – Дима. Сам кто?
– Писатель.
– Иди ты! – арестант поднялся и сел на нары, – чего, в натуре?
– Да.
– И чего пишешь? Книжки?
– Романы. Про любовь.
– Круто!.. Первый раз с настоящим писателем чалюсь… Я б тебе столько мог порассказать. Не про любовь, правда. Ты вот, возьми, напиши, как я сюда загремел – умора, хрен такое специально придумаешь. Не, в натуре, это полный цурюк…
Димон извлёк из носка сигарету, из другого чиркаш и спичку. Сигарету протянул Антону.
– Будешь? Кокаина предложить не могу.
– Нет, спасибо, не курю.
– Ну, ты точно писатель, – Дима вставил сигарету в рот, – я, вообще-то сейчас в тюрьме сижу, нашей городской, суда дожидаюсь. Так, побаловал по пьяни чуток, лет восемь светит, с учётом прекрасной биографии. В июле арестовали. Восемь человек в хате, все на одну рожу. Типа моей. Сидим, короче, скучаем. С нами барыга один парится за налоги, денег у него, как у Абрамовича. Его уже месяца три в суде мурыжат. Он через адвоката судье и забашлял, чтоб оправдаловку получить.
– Что получить?
– Оправдательный приговор. Судья бабки взял, дату последнего заседания назначил. Мы в хате накануне барыгу на отвальную раскрутили. Водочка, икорка, шоколад, жалко ему, что ли?..
– В тюрьме магазин есть?
– Ну, ты дал, писатель. Ага! Супермаркет. А цирики вместо продавцов. Хотя, ежели бабки имеешь – хоть омаров заказывай, хоть героин. Принесут. У нас авторитеты себе летом в хату надувной бассейн заказали. Налили воды и купаются, типа на Канарах. Бассейн возьми и лопни, нижнюю хату по колено затопило, братва думала, тюрьма тонет, еле воду откачали… Но слушай дальше и мотай на ус – пригодится. Сидим, пьём, закусываем, барыгу провожаем. Я и решил похохмить, говорю ему, а давай я вместо тебя на суд пойду. Рожи у нас одинаковые, как два яблока высохших. Оба блондинистые, оба стриженые. Тебе за это ничего не будет, а для меня шанс на волю выйти. Он думал, шучу, и согласился! Утром цирики за ним. С вещами на выход.
– Цирики?… Монгольские?
– Почему – монгольские?
– Цирики – это монгольские солдаты.
– Не гони блудняк, Антоха. Цирики – это конвойные, хотя по мозгам – точно чурки. Короче, я вместо барыги из хаты выхожу, они даже и бровью не повели. Меня в автозак – и в суд, там в клетку. Адвокат не припёрся, чего время терять, коли все решено. Судья в мантии выполз, не поднимая глаз, оправдаловку прочитал и обратно в свою комнату. Меня конвой из клетки выпустил прямо тут же. Я ручкой помахал и на волю…
– Погодите…
– Да чего ты мне выкаешь? Нормально базарить, что ли, не умеешь?
– Хорошо… Но они же должны проверить документы, не знаю, ещё что там.
– Должны, – загоготал Дима, – только где мы живём, братишка?.. Правда, погулять долго не пришлось. Но сам виноват. Зарулил к девчоночке знакомой и давай жизни радоваться. У неё через два дня и повязали. Вот, привезли сюда, конвоя дожидаюсь… Эх, маловато оттянулся. Теперь ещё годика три за побег нарисуют. Ты-то, в первый раз здесь?
– В первый…
– С почином. Не переживай, у тебя все впереди. Зато книжек сколько напишешь, Толстому и не снилось.
Антон тяжело вздохнул. «Уже дописался». Димон затушил о стену окурок.
– Чувствую, опустят мне тюремное начальство почки за обиду. Потом в карцер суток на десять запрут… А чего обижаться, если сами уроды? Да, здорово похохмил, – он снова прилёг на нары.
Антону в тот момент было не до чужих проблем. Он по-прежнему не мог унять возмущение от случившегося. «Сидел дома, писал книжку, никого не трогал. Наоборот, помог ближнему. И получил подарок. Верно говорят, от сумы и от тюрьмы… И никому ничего не докажешь. Может, мне все это привиделось? Может, это розыгрыш?» Сейчас зайдёт в камеру Валдис Пельш и радостно объявит: «Разыграли мы вас, Антон Батькович! Добро пожаловать в студию!» Он все ещё не верил в реальность происходящего.
– Дачки-то есть кому носить? – спросил Димон.
– Что носить? Не понял…
– Передачки. Харчи там, вещички.
– Я не думал пока… Родители, наверно.
– Скажи, чтоб шузы притащили. В тюрьме сейчас дубак, не топят, гады, в тапочках загнёшься. Носки шерстяные попроси и вообще шмоток тёплых побольше. Там не Канары.
Антон скис окончательно. Реальность не была виртуальной. Намалёванный скелетик на стене. В полосатой робе и шапочке с номером. «Хочешь похудеть? Узнай у меня, как».
«Зря попросил сообщить матери… Она ж с ума сойдёт… Хотя, Владимир Аркадьевич вряд ли родителей сейчас найдёт, а где они работают, он не знает. Хорошо б, Ульянову позвонил. Телефон „Ариадны“ есть в справочнике… А Борюсику я морду набью… Не умею, но набью. Лишь бы выйти отсюда…»
Димон что-то растолковывал про прелести тюремной жизни, но Антон его не слушал.
«А книга?.. Как её теперь закончить? У меня каждый день на счёту… Черт, самого же главного не спросил, сколько мне светит?»
– Дим, не знаешь, случайно, что за это бывает? Ну, за вымогательство?
– Ежели по кодексу, лет до трех, кажется, а, ежели по жизни, смотря, сколько у тебя бабосов. При удачном раскладе можно и на поруки выйти. Трудовой общественности. Либо условно получить.
«Три года!.. Во, попал!»
– Будешь хорошо сидеть, отпустят досрочно. А хорошо сидеть – значит, администрацию подкармливать и барабанить.
– Как это – барабанить? В барабан?
– Нет, в бубён… И где вы, писатели, только живёте?
«Можно подумать, у нас все только по тюрьмам и сидят… Кстати, а неплохую идею этот Димон подкинул. Не придётся теперь ломать голову, как освободить Шершня… Тьфу ты, при чем здесь Шершень? Мне для начала самому выйти надо“.
Неожиданно вспомнилась Дашка Грушницкая. Интересно, как там ей у мормонов? Смогла убежать? Или норму рожает?
За дверьми камеры раздался знакомый голос. Антон вскочил с нар и попытался подсмотреть в щёлочку, но безуспешно. Голос принадлежал Ульянову, значит, Владимир Аркадьевич все же дозвонился до него. Взволнованный редактор поинтересовался, правда ли, что Антон задержан? Дежурный нехотя подтвердил.
– Можно узнать, за что?
– Нельзя. Тайна следствия.
– Хорошо, дайте мне поговорить с ним.
– Только с разрешения оперуполномоченного Колядко. Но он в прокуратуре. Ждите.
– А кто-нибудь есть из руководства отдела?
– Варанов. Начальник. Второй кабинет.
Судя по хлопнувшей двери, Лев Борисович покинул дежурную часть.
– Что, отбивать пришли? – спросил Димон, – корешок твой?
– Редактор.
– Уважаю… За меня хрен кто впишется… Обидно иногда, Антоха… Не чуха, вроде, в уважухе, а не вписываются.
Прошло ещё полтора часа мучительного ожидания. За это время в камеру посадили третьего гостя, тощего паренька лет двадцати в солдатской форме. Судя по всему, дезертира,
– Что, воин, от дедовщины сбежал? – продолжая лежать, задал вопрос опытный Дмитрий, когда тот переступил порог.
– Наоборот, – чуть не плача, ответил тот, – салаги беспредел устроили. Никого не признают, хоть дембель перед ними, хоть черпак. Мне два месяца до приказа, а им по фигу. Ни койку убирать за себя не заставить, ни вахту стоять.
– Да, не по уставу. А по почкам не пробовал?
– Они сами, кого хочешь, уроют. Я терпел терпел, да сколько ж можно? Свинтил.
– О-о-о, да ты, стало быть, не мужик. Чуха, – развёл расписные пальцы Димон, – верно, Антох?.. Стало быть, с нормальными людьми сидеть не имеешь права. Поэтому, на пол давай, дембель.
– Может, я с краешку посижу?
– Слышь, воин. Мы с Антохой люди творческие, где-то даже ранимые, он писатель, я художник. За беспредел сразу бампер рихтуем. Поэтому, сказано – на пол, значит – на пол.
Когда, наконец, дежурный пригласил Антона на выход, Димон заверил писателя, что его место никому занять не позволит, и понадеялся на скорое того возвращение.
– Классный ты пацан, Антоха… Ждать буду. Сигарет у кого-нибудь стрельни, у меня последняя.
– Хорошо, Дима.
Говорить «я вернусь» Антону ужасно не хотелось. Дежурный возвратил ему вещи, затем отвёл в знакомый кабинет. Помимо опера, там находился и Ульянов. Когда Антон опустился на стул, Колядко молча положил перед ним чистый лист и ручку.
– Пиши… Я, такой-то, сякой-то не имею никаких материальных претензий к Лосеву Борису Юрьевичу…
– Но он мне тысячу должен! Я же…
– Пиши, Антон, пиши, – прервал его Лев Борисович.
– Обязуюсь, – продолжил Колядко, – ему не угрожать и не предпринимать в отношении него каких-либо действий ни сам, ни с помощью третьих лиц. Число, подпись.
Когда Антон расписался, Колядко спрятал бумагу в папку и предупредил:
– Не дай Бог… На первый раз прощаем. Еле уговорил следователя не возбуждать дело. Повезло, что Лосев забрал заявление. Но если хоть одна жалоба от него, достаём материал из архива и играем по-новой. Понял?
– Но это ж не прави…
– Понял?!
– Понял.
– И патронов холостых в карманах не таскай. В смысле, никаких не таскай…
На крыльце отдела Антон, что-то вспомнив, остановился.
– Лев Борисович, у вас сигареты есть?
Ульянов протянул пачку «Винстона». Антон, взяв её, возвратился в дежурную часть.
– Парню передайте. Который за побег сидит.
На пороге он ещё раз обернулся к дежурному.
– Скажите… А Колядко кто по званию?
– Капитан. Капитан милиции…
Ульянов предложил подкинуть Антона до дома. Тот не отказался. В домашних тапочках ехать в автобусе и идти по улице не совсем удобно.
– Больше так делать не надо, – мягко предупредил Лев Борисович, когда они сели в чёрную «Ауди».
– Я просто дал денег взаймы. Тысячу долларов.
– Ещё столько же мне пришлось выложить этому легавому… Они на полном серьёзе хотели тебя посадить. Но, если б даже не посадили, помурыжили бы на всю катушку… А мне это не надо. Совершенно не надо. Тебя сейчас ничто не должно отвлекать от книги… Хочешь, я отвезу тебя на свою дачу? Там никто не будет доставать.
– Нет, спасибо. Дома удобней.
– Как хочешь… Нам надо готовить рекламные плакаты. Ты уже определился с сюжетом?
– Чем закончится история, пока не знаю. Затравка есть.
– Это неправильно. Впрочем, тебе видней… А что в начале? Есть красочные сцены для плаката?
– Смотря что понимать под красочными сценами. Есть эпизод, когда Шершня чуть не сбивает машина, как его забирают в милицию.
– Желательно, чтобы был взрыв. Неважно, что там взрывается – тачка или дом. Это очень красивый фон. Обязательно придумай.
«Вот только взрыва теперь не хватало».
– Хорошо, прикину.
– Держи, – Ульянов протянул запечатанный конверт, – это аванс. Чтоб спокойно писалось.
Возле дома Антон поблагодарил Льва Романовича за освобождение и, пообещав, что больше не сделает ничего криминального, по крайней мере, в ближайший месяц, направился в подъезд. По пути он все же решил зайти к находчивому парню Борису. Дать в морду не позволяла оставленная в милиции расписка, но посмотреть в ясны очи соседу никто не помешает. И сказать пару метафор на общечеловеческие темы.
Борьки дома не оказалось. Дверь открыла мать.
– Нет его, – недовольно пояснила она, – в автоматы свои проклятые играет, наверно. А чего ты хотел?
Антон рассказал о случившемся.
– Тысячу долларов! Вот, мерзавец… Мало того, что у меня все деньги перетаскал, теперь и до других добрался. Да брат жив-здоров, тьфу-тьфу… Они и не общаются уж года два. Паразит… Все из-за этих автоматов чёртовых, кто их только придумал. Ты уж прости, его, дурака непутёвого.
– Я, вообще-то, чуть не сел из-за него.
– Ну, что с ним делать! Может, болячка какая с ним? Раньше ведь такого не было. Ну, выпьет, ну, побузит. А как-то приятель его в автоматы эти затащил, он и выиграл сразу. Много выиграл. И после этого, как чокнулся. Лишняя копейка есть – бежит кнопки жать. Сутки напролёт жмёт. Три дня как-то сидел без вылаза. Все проиграл. Сколько я не просила, остановись, остановись – без толку. А на цепь же не посадишь. Я уж и к участковому ходила и к врачу знакомому. Никто помочь не хочет.
Мать заплакала.
– Я отдам, как смогу… Ты уж прости нас, Антоша. Взорвать бы этот павильон к чёртовой матери.
Идти разбираться с Борькой в павильон особого желания не было. Во-первых, времени жалко, а во-вторых, не позволят там в глаза соседу как следует посмотреть. Сказав, что зайдёт утром, он попрощался с матерью и поднялся к себе.
«Странно, запах камеры никак не улетучивался. Или в квартире пахнет точно также? Нет, нет, просто я насквозь пропитался впечатлениями».
Антон стянул спортивный костюм, бросил его в грязное бельё, переоделся в чистый свитер и тренировочные брюки. Запах не исчезал… «Отвлечься»! Он взглянул на будильник. Семь вечера. Прошло всего четыре часа с момента его задержания. А ощущение, будто четыре года… Он позвонил матери, судя по всему, та ничего не знала о случившемся. Ну и слава Богу…
Так, теперь работать, навёрстывать упущенное. Придётся посидеть ночью, пока впечатления свежи и эмоции бурлят.
Антон сел за стол и включил компьютер.
* * *
Утром его вырвал из сна тревожный звонок в дверь. Именно тревожный, Антон почувствовал его оттенок. Накинув халат, он устремился в прихожую. На площадке стояла зарёванная Борькина мать.– Беда, Антоша! Ох, беда!
Она захлёбывалась слезами и говорила с трудом. Вернее, кричала.
Антон лёг только в шесть утра, поэтому сейчас соображал с трудом.
– Что стряслось?
– Борька-то делов натворил! Людей настрелял! Ба-тю-шк-и-и…
– Как настрелял? Кого?
– В павильоне… Милиционера, кассира и парня молодого. Проигрался опять, скотина, прибежал ночью домой, схватил наган дедов и того… Выручку из кассы забрал. Парень-то выжил, рассказал все. Арестовали Борьку! Ой, Антоша, что ж будет! Его ж расстреляют, стервеца.
– Сейчас не расстреливают, – словно не своим голосом, ответил Антон.
Мать, продолжая рыдать, пошла вниз. «Почему она ко мне пришла?.. Выплеснуть эмоции? Да, наверно. Я ж сказал, что буду утром дома… Расстрелял. Троих. Все, как у меня. Чертовщина, бред…»
Он, словно пьяный, вернулся в комнату и сел к невыключенному компьютеру. Так устал накануне, что забыл вырубить. Нажал кнопку. Экран медленно засветился, открывая взору сочинённый несколько часов назад текст.
«…Шлямбур уже ничего не соображал. Он знал только одно – денег больше нет. И взять их негде. Лихорадка, охватившая его час назад, не проходила. В глазах по-прежнему неистово вращалось колесо рулетки, подбрасывая непослушный белый шарик.Перечитав текст, Антон закрыл файл, выключил компьютер и уставился в чёрное зеркало стеклянного экрана. Странно, но Антон не видел в нем отражения своего лица. У него не было лица!
Сейчас сознание Шлямбура напоминало зависнувший компьютер, в силу чего отчёта своим действиям он уже не отдавал. Азарт убил разум. Болезнь.
Шлямбур отодвинул диван, сковырнул несколько паркетин, достал из тайника завёрнутый в тряпку шестизарядный наган и горсть патронов. Наган остался от деда, того наградили им ещё в тридцатых за героическую борьбу с кулаками. После смерти деда, отец не стал сдавать его государству, оставив себе, как память о родителе.
Зарядив оружие, Шлямбур крутанул барабан, сунул наган за пояс и выскочил на ночную улицу. Колесо рулетки не исчезало. Шарик, словно дразнясь, прыгал по его секторам, постоянно приземляясь на красное. На красное…
Охранник казино, бывший милиционер, хорошо знал Шлямбура, но, заметив что-то странное в его поведении, решил проверить. «Рамку» в игровом заведении ещё не поставили, охрана пользовалась ручными металлоискателями.
– Момент…
Пуля попала охраннику в глаз, пройдя навылет.
Колесо вращалось, шарик прыгал…
Вторым выстрелом Шлямбур уложил выскочившего на шум крупье, ещё две пули получил сидящий у рулетки игрок, молодой парень в жилетке. Кассир, выскочив из своей будки, бросился к запасному выходу. Пуля просвистела рядом, не зацепив его. Ещё двое крупье, находящихся в зале, рухнули на пол, прикрыв головы руками.
Колесо вращалось, шарик прыгал…
Дверь будки захлопнулась на защёлку. Рукоятью нагана Шлямбур выбил стекло и, нырнув в окошко, принялся выгребать деньги из стола кассира. Забрав все, он выбрался из будки, довольно рассмеялся и устремился к выходу.
Он все-таки выиграл эту партию, он все-таки не зря поставил на красное…»
«Похоже, я напрасно это написал…»
Глава 8
Через две недели половина пути была пройдена. Пять глав хранилось в памяти компьютера, ещё пять предстояло туда загнать. Чем закончится роман, и куда приведёт героя сюжет, Антон по-прежнему не знал. Творчеством в высоком понимании этого слова здесь, конечно, и не пахло. Попахивало хал-туркой и компиляцией, но автор оправдывал себя тем, что у него жёсткие сроки. К тому ж вспоминались слова Матвея Тараконова: Бекетова – звезда, какой бы чепухи она теперь не сочинила, народ скушает и попросит добавки.
На совпадения книжных событий с жизненными Антон старался не реагировать. Нет здесь никакой мистики и быть не может. Это действительно просто совпадения. Нечего и голову ломать, надо двигаться дальше.
Хотя совпадения продолжались. Причём, как заметил Антон, только те, что отражались на нем самом. Стоило ему сочинить обещанный Ульянову эпизод про взрыв и пожар, как на следующий день взорвалась и сгорела дотла их котельная, и его квартира осталась без тепла. Хорошо ещё, что книжный взрыв произошёл не в жилище Шершня… Враги, охотясь за героем, перепутали адрес и засадили из гранатомёта не в то окно.
Чтобы не замёрзнуть, Антону пришлось покупать масляный радиатор.
Едва Шершень лишился бумажника, как в супермаркете у Антона тоже украли кошелёк. Либо потерял. Причём, даже сумма приблизительно совпала.
Чтобы нарастить объём и заодно лишний раз «очеловечить» героя, Антон уложил Шершня в кровать с простудой, и на следующий день слёг сам. Пришлось вызывать мать, которая народными средствами смогла довольно быстро поднять сына на ноги.
А по имевшейся задумке, Шершень ещё минимум дважды будет подвергаться смертельному риску. На этом была построена интрига, без этого никак не обойтись. Антон, не то, чтобы опасался, но чувствовал себя как-то неуютно. Но, в конце концов, отмахнулся от неудобных мыслей. Герой останется в живых, а это главное.
Работа над романом измотала настолько, что Антону грозил нервный срыв. Он уже начинал путать реальность с книжным вымыслом. Возвращаясь однажды домой с традиционной прогулки, шарахнулся от мужичка, попросившего у него спички. Ему показалось, что товарищ вместо сигареты достал из куртки пистолет…
«Скорее закончить с этой писаниной, скорее. Иначе в закрытый санаторий загремлю. Закончить… Чтоб начать заново? Они ведь захотят продолжения. А, об этом лучше не думать».
Сегодня, выйдя на прогулку, Антон обратил внимание на свежий рекламный плакат, висевший почему-то на дверях зоомагазина под лозунгом «Купи себе новый намордник!» Особой оригинальностью плакат не отличался. Дежурный взрыв, благообразная физиономия главного героя, падающий за горизонт горящий самолёт.
На совпадения книжных событий с жизненными Антон старался не реагировать. Нет здесь никакой мистики и быть не может. Это действительно просто совпадения. Нечего и голову ломать, надо двигаться дальше.
Хотя совпадения продолжались. Причём, как заметил Антон, только те, что отражались на нем самом. Стоило ему сочинить обещанный Ульянову эпизод про взрыв и пожар, как на следующий день взорвалась и сгорела дотла их котельная, и его квартира осталась без тепла. Хорошо ещё, что книжный взрыв произошёл не в жилище Шершня… Враги, охотясь за героем, перепутали адрес и засадили из гранатомёта не в то окно.
Чтобы не замёрзнуть, Антону пришлось покупать масляный радиатор.
Едва Шершень лишился бумажника, как в супермаркете у Антона тоже украли кошелёк. Либо потерял. Причём, даже сумма приблизительно совпала.
Чтобы нарастить объём и заодно лишний раз «очеловечить» героя, Антон уложил Шершня в кровать с простудой, и на следующий день слёг сам. Пришлось вызывать мать, которая народными средствами смогла довольно быстро поднять сына на ноги.
А по имевшейся задумке, Шершень ещё минимум дважды будет подвергаться смертельному риску. На этом была построена интрига, без этого никак не обойтись. Антон, не то, чтобы опасался, но чувствовал себя как-то неуютно. Но, в конце концов, отмахнулся от неудобных мыслей. Герой останется в живых, а это главное.
Работа над романом измотала настолько, что Антону грозил нервный срыв. Он уже начинал путать реальность с книжным вымыслом. Возвращаясь однажды домой с традиционной прогулки, шарахнулся от мужичка, попросившего у него спички. Ему показалось, что товарищ вместо сигареты достал из куртки пистолет…
«Скорее закончить с этой писаниной, скорее. Иначе в закрытый санаторий загремлю. Закончить… Чтоб начать заново? Они ведь захотят продолжения. А, об этом лучше не думать».
Сегодня, выйдя на прогулку, Антон обратил внимание на свежий рекламный плакат, висевший почему-то на дверях зоомагазина под лозунгом «Купи себе новый намордник!» Особой оригинальностью плакат не отличался. Дежурный взрыв, благообразная физиономия главного героя, падающий за горизонт горящий самолёт.
«Скоро!
Книга, которую ждут с нетерпением!