Кивинов Андрей Владимирович. Роль второго плана

   – И тебе не западло будет играть мента за бандитские бабки?
   – Я не сказал, бандитские они или нет… В конце концов, мое дело роль играть. Одно хреного – убивают меня по сценарию. Из помпухи в башку. А я суеверный…
   – Попроси Лабудянского, пускай сценарий подправит. Ранит тебя, например. Но только, чтобы не комиссовали. А то на одну пенсию не протянешь.
   – Просил. Уперся. Искусство, мол, требует крови.
   – Тогда смирись… Я надеюсь, ты создашь положительный образ российского милиционера. Станешь культовым героем, в тебя будут играть дети, а министр вручит почетный значок.
   Характерный звук шагов в коридоре. Ать-два, левой! Спутать невозможно. Сейчас будет кровь без искусства. Я угадал. Дверь распахивается, на пороге замполит отдела Стародуб Илья Ильич. Зевс-громовержец в погонах. Самый положительный образ российского милиционера. Правда, личико подкачало. Широковато. И перстенек на среднем пальце явно диссонирует.
   – Ты где с утра был?!
   Вопрос, как вы понимаете, задан напарнику. Лично я с утра принимаю заявителей. Тем не менее, Георгий наивно переспрашивает:
   – Я?
   – Ты мне не заходи раком за камень.
   – А Андрей вас разве не предупредил? – с чистым сердцем напарник бросает под замполита меня, – Я в Центральное РУВД мотался. Там ребята кучу вещей паленых изъяли, проверял, нет ли наших.
   – Пять часов проверял?
   – Там опера не было на месте, подождать пришлось.
   Илья Ильич садится на стул и достает блокнот.
   – Так, у кого был, с кем встречался? Телефон. Учти, я с этого вопроса не слезу. К тебе давно претензии назревали.
   – Я не помню фамилии, а телефон выкинул. Зачем стол лишними бумагами захламлять?
   – Ладно, сейчас вернется машина, поедем, покажешь, где был, – Илья Ильич явно не доверяет Жориным словам.
   – Ко мне человек вот-вот придет… По убийству…
   Напарник похож на пионера, застуканного сторожем в чужом саду.
   – Ничего, человек подождет. В другой раз будешь докладывать не Андрею, а старшим по званию. Хорошие отношения не должны мешать службе.
   – Я думал…
   – Ты не для того погоны носишь, чтобы думать, – Стародуб закрывает блокнот и обращает свой суровый командирский взор на мою персону, – так, теперь ты. Почему в кабинете беспорядок, с точки зрения грязи? Сложно приборку сделать? Чуть-чуть приложить максимум усилий?
   – Не успел. Поздно вчера закончил. Сегодня приберусь, – по военному четко докладываю я.
   – А баб зачем повесил? – Илья Ильич указывает на плакат группы «Блестящие», закрывающий вмятину на стене.
   Не подумайте ничего плохого. Никого головой о стену я не бил. Вмятина появилась до меня.
   – Так они второй год тут висят.
   – Баб отодрать… Теперь второе. Ты за сегодня девять материалов заштамповал. И все «глухие»! Рехнулся?! Отдел хочешь угробить?! Я человек добрый, но всему есть предел!
   Поясняю – моя сегодняшняя, добросовестная деятельность по регистрации заявлений может нанести показателям непоправимый урон, откинув отдел на последнее место в турнирной таблице чемпионата ГУВД по раскрываемости.
   – Вы предлагаете отшивать людей, пришедших к нам за помощью? Я правильно понял?
   Минута молчания. Жора осторожно крадется к дверям, пользуясь неразберихой в мыслях Стародуба. Я пытаюсь угадать следующую реплику замполита. «Ты сначала раскрой, а потом регистрируй. Город на спецконтроле в министерстве…».
   – А почему брюки мятые? Что, всю ночь на бабе лежал? – резко меняет курс Илья Ильич.
   Не угадал.
   – Виноват. Отпарю, – четко, по-военному отвечаю я.
   – Завтра проверю, – сделав пометку в блокноте, замполит поднимается и ловит в прицел не успевшего смыться Георгия, – так, никуда не уходи, вернется машина, поедем в Центральное РУВД.
   Жора обречено вздыхает и прекращает попытку побега.
   – Нам деньги не за то платят, чтоб по пять часов неизвестно где болтаться, – заканчивает воспитательную речь Илья Ильич, стоя в дверях, – государство вам не бездойная корова.
   Исчезает. Те же, без замполита.
   – Вот, Андрюхин, а ты говоришь, зачем в кино сниматься, – Георгий с неподдельной злостью смотрит на дверь, – Вот для того! Чтоб всякие отставники тобой не командовали, как салагой! Какое его дело, где я был? Пиво пил! Ничего, посмотрим, что он после выхода фильма петь будет. Корова бездонная!
   – У тебя первые признаки звездной болезни. Имей в виду, пилюль от нее нет.
   – Ничего, не заболею… А я не понял, ты чего, правда, десять «глухарей» штампанул?
   – Девять. Правда. Решил провести эксперимент. Посмотреть, что измениться в отдельно взятом подразделении.
   – Премии лишат, вот и все, что изменится. Ты больше так не экспериментируй, Менделеев. Это тебе не научный институт… Ну, гад. Все настроение испоганил!
   Это не обо мне. Добрым словом Георгий вновь помянул Стародуба.
   – А где ты действительно был? Дрыхнул, что ли?
   Жора опускает глаза, трет рукой подбородок, рассуждая про себя, говорить или не стоит.
   – Я это… Репетировал… Лабудянский попросил текст выучить, ну и в роль войти по возможности. Вот я и… Только попробовать хотел, а потом глядь на часы… Увлекся.
   – Слушай, Жор. Кино это прекрасно, но как же убийства? Ты хочешь вот так, за здорово живешь, променять одно на другое? А как же Рудольф Аркадьевич? Или он тебе больше не интересен? Кто его прищучит? Утконос? Или Илья Ильич?
   Жора виновато опускает глаза на мой не подметенный пол.
   – Не боись… Раскроем.
   Выходя на днях из ворот фабрики, Георгий был настроен заметно решительней, метал молнии и клялся, что прижмет к ногтю этого наглого вруна Шилова и самого переработает на мусор. «Эх, мешок бы ему на голову, да в лесок! Как в кино с Бельмондо!» «Шилова в мешке не утаишь, Георгий. Да и у нас пока не Франция».
   Сейчас боевой задор коллеги на порядок ниже.
   – Раскроем? – переспрашиваю я, – интересно, как? К тому ж, у тебя репетиции.
   – Они не помешают… А к Рудольфу есть тайная тропка. Никуда наш И.О. не денется.
   – Поделись, если не секрет. Что за тропка?
   – А ты сам еще не понял?
   Жора отрывает взгляд от пола. Во взгляде проснулось вдохновение.
   – Честно говоря, нет. Жена?
   – При чем здесь жена?… Машенька.
   – Секретарша?
   – Абсолютно верно. Думаю, красавица нам подойдет. Шилова она ни в грош не ставит. Не авторитет он для нее. Сам посуди, красить глаза в присутствии начальника… Это открытое нарушение секретарского кодекса. Да и потом… Заметил, как она на него смотрела?
   Должен заметить другое. Жора никогда не упустит возможности совместить приятное с полезным.
   – Не заметил…И что необычного в ее взгляде?
   – Опусти башку в очко деревенского туалета, сделай глубокий вдох, а потом посмотрись в зеркало. Вот такой же взгляд был и у нее.
   Замечательная метафора. Чувствуется, Георгий действительно не напрасно провел время с человеком искусства. Мне больше делать нечего, как башку в очко совать. И почему именно деревенского туалета? Наш, отделенческий нисколько не хуже.
   – Я так думаю, если ее расположить, она много чего расскажет. И про живого директора и про мертвого. А дальше видно будет…
   – Я кое в чем не очень уверен… Машенька-то нам подойдет. Но подойдем ли ей мы? Ты ведь правильно заметил, ее надо расположить…У тебя много денег? Или ты собираешься ей стихи читать?
   – Есть у меня, чем ее расположить, – голосом Глебушки Жеглова заявляет мой друг, – какая баба не мечтает попасть в Голливуд? Не говоря о секретарше с фабрики по переработке отходов.
   – В Голливуд?
   – Я фигурально выражаюсь. В мир кино. Иная подруга за секунду в кадре пол жизни отдаст. На этом и сыграю. А не хотите ли, Машенька, в кадр-другой попасть? Но с маленьким условием…
   – Ты еще сам не снялся.
   – Чепуха, договорюсь с Лабудянским. Жалко ему, что ли, человеку роль в массовке дать? Там как раз в сценарии пара бомжих есть… А ты говоришь, зачем мне кино…
   – А в казино не хочешь с ней сходить? В «Бармалей», например?
   – Дай денег, схожу.
   – Я не о том. Жетончик у Бочкарева в кабинете…
   – Ну и что? Человек любил азартные игры. Если б мне там поведали, кто его пристукнул, бегом бы побежал. Но только не поведают мне там ни хрена.
   Беспокоит Михалыч по местному телефону. Небось, десятое, юбилейное заявление. Ошибся. Прибыла машина, Жору ждет увеселительная прогулка. Но не в Диснейленд.
   – И не лень барану бензин тратить, – ворчит напарник, покидая мой кабинет, – скорей бы, скорей бы в кино…
   Остаток дежурства прошел в той же экзотической обстановке. Я пытался вычислить, какая еще из восьми заяв липовая, но так и не сумел. А посему регистрировал все аккуратно и без мухлежа. В хозяйственный магазин, откуда утащили банку с краской, пришлось нестись аллюром, периодически шарахаясь от бросающихся следом собак. Хозяин, увидев мою истекающую потом физиономию, долго извинялся, что побеспокоил органы такой ерундой. На что я уверенным тоном заявил – пустяков для нас не бывает, помогать людям наш долг и честь. Хозяин прослезился… Замполит с Жорой вернулись из путешествия по местам боевой славы лишь в районе девяти вечера, наконец, освободив машину… Чем закончился вояж, не знаю, Жора сразу рванул домой. Репетировать, наверно.
   Сейчас на хронометре без пяти десять. Еще пара часов и мое дежурство уйдет в историю. А кто знает, может и войдет. Я варю пельмени в электрочайнике и релаксирую, закинув ноги на стол. Идиотская привычка, взятая из полицейских сериалов, от которых я тащился до прихода в ментуру. Сейчас уже не тащусь. От одной, слава Богу, избавился – демонстративно таскать сбрую с кобурой и пистолетом. Укушенный еще таскает, хотя однажды получил за это от своих же. Зарулил в кабак, с понтом снял пиджачок, обнажив свою фирменную упряжь и висящий под мышкой пистолет. За что и был мгновенно вырублен двумя ОМОНовцами, подрабатывающими в кабаке вышибалами.
   О, а вот и он. Легок на поминках. Я убираю ноги со стола. Ну, чем еще обрадуете, царь Борис?
   – Зараза! – переступив порог Укушенный бьет кулаком о стену. (Где ж на всех «Блестящих» напастись?), – сука какая-то у нас на земле завелась. Весь район наркотой снабжает.
   – Героином?
   – Всем, что душе угодно. И кокс и «колеса»… По бросовой цене. Где-то поблизости окопался. Наши дилеры раньше у черных на Левобережном рынке брали, а теперь у него. Якобы, в какой-то хате перевалочный пункт. Ширево из Закавказья идет, партии сумасшедшие, а здесь уже по дилерам раскидывается.
   – Откуда информация?
   – Человечек мой только что шепнул. Где хата, он не знает, но попробует вычислить. Думаю, в общаге какой-нибудь. Хорошо б накрыть.
   – Слей тему в ОНОН [ОНОН – отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков], пускай крутятся.
   – Не доверяю я нашему ОНОНу, – Борька зачем-то оглядывается на дверь и снижает громкость вещания, – месяца два назад уже доверился. (Мат). Мне Бурундук стуканул про черных с герычем [герыч (жарг.) – героин] из девятого дома, я как идиот в ОНОН перекинул. Черных так и не накрыли, а Бурундука через неделю с «передозом» [передоз (жарг.) – передозировка] на окраине города нашли. Да еще отбуцканного. Помнишь Бурундука? Мелкий такой шустрила.
   – Помню.
   – Так что теперь я лучше сам… Лидка меня не искала?
   – Звонила. Полчаса назад где-то. Я сказал, ты в прокуратуре.
   – С ума сошел? В такое то время? Она ж туда перезвонит.
   – Тогда предупреждай где ты. В засаде, кстати, не против посидеть сегодня? У девчонки одной. Сосед ее донимает. Ничего девчонка, симпатичная. Мужа не будет. Кроссворды порешаете, в картишки перекинетесь. На раздевание. – Иди ты, – огрызается Укушенный, – сам садись.
   После одного события засады для Бориса больная тема. Причем, в прямом смысле. Сидел он как-то с Васей Роговым в хате у одной балерины, которую хотели навестить квартирные воры. Сидеть в засадах скучно, неинтересно. Ну и предложили хозяйке в карты сыграть. На раздевание. У Васьки всегда дежурная колода в кителе. Балерина похихикала для вида и согласилась. Фигурка – «Плейбой» отдыхает, что ж не сыграть? Раздеваться, конечно, договорились не до полного «ню», а в разумных пределах. Понеслось. Так увлеклись, что не заметили, как законный супруг вернулся. А муж, не просто муж, а чемпион военного округа по боксу. Пришел герой с боевого дежурства. Заходит в гостиную и наблюдает групповую эротическую сцену. Вася в семейных трусах и носках, Бориска, в том же, но без носок, и молодая жена «топ лесс». Интимный свет, интимный Джорж Майкл из магнитофона, винишко, картишки. Легкий, игривый смех… Ой, здравствуй любимый. Знакомься, это мальчики из милиции. В засаде сидят… Мальчики даже документы достать не успели. Короче, повезло, что у мужа боевого оружия не оказалось. Хотя, оно ему и не к чему… Укушенный вышел из нокаута через час, Вася, по-моему, до сих пор не вышел, а балерина больше не танцует. Получила травмы, несовместимые с балетом.
   – Я чего зашел, – Борька зажигает спичку от подошвы. (У него там чиркаш приклеен), – две новости. Хорошая и очень хорошая. С какой начать?
   – С любой. Как совесть подсказывает.
   – Тогда с хорошей. Мокруху на Пескоструйной раскрыли. Где директора статуэткой отоварили.
   – Кто раскрыл?! Как?! – возмущаюсь я.
   – Главк… Жену, вроде, колонули. Она его.
   – Откуда знаешь? Тоже человек сказал?
   – Не, в прокуратуру заезжал нашу. Ей как раз сотку [сотка – задержание по подозрению в совершении преступления в пор.ст.122 УПК РФ на трое суток] выписывали. Я подробностей не знаю, но, якобы, ни в каком театре она не была, а с мужем у нее неприязненные отношения, аж кушать не могла. К тому ж, она теперь наследница престола. А наследство там не слабое…
   – Странно, Жора уверял, что она ходила в театр. На «Калигулу». Даже звонил туда.
   – Ходить то, ходила, только не в этот раз. А в этот был другой актерский состав. Мужики зацепились, а дальше дело техники.
   Бедный Жорик. Переиграл его Утконос. Операция с секретаршей Машенькой, похоже, отменяется. Надо будет оторвать творческую натуру от репетиции. Обрадовать.
   – А вторая новость?
   – Сейчас Серега Луков позвонил… Который о подставе предупреждал…
   – И чего? – настораживаюсь я.
   – Короче, проверяющие к нам не поехали. В другом районе ловили… Поэтому работай спокойно, не волнуйся. Я тебе еще днем хотел сказать, да забыл. Все, бывай. Позвонит Лидка, скажи, я поехал домой, пусть накрывает стол.
   Пока я перевариваю очень хорошую новость, Укушенный растворяется в пространстве, которое тут же прорезает очередной телефонный звонок.
   – Алло! Это я! Все в порядке. Муж на балконе, можете приходить в засаду.
   – Роза Дмитриевна?
   – Да… Вы адрес помните?
   – Не будет засады… Главный по засадам уволен за прогулы. Спокойной ночи.
   Я называю это фортуной. «BRКак говорят наши чеченские друзья, каждый свою плешь чешет сам. Сия поговорка постоянно выплывает из темных глубин мозга после очередного дежурства. Когда я, тяжело дыша, стою на опустевшей остановке и философским взглядом провожаю последний автобус, добежать до которого мне не хватило сил и нескольких секунд. Сегодняшний вечер, увы, не становится исключением. Пролетев хорошо изученную стометровку „отдел -остановка“, я обречено развожу руками и начинаю чесать плешь. Путь домой долог, пешком часа полтора. Отчаяние не мое амплуа, однако, тоскливо. Большие министерские чины затеяли на днях очередную реструктуризацию системы, а элементарный вопрос – как честному сотруднику добраться после дежурства домой, решить не могут. Он им даже в голову не приходит!
   Конечно, можно остаться ночевать в отделе, но выспаться там не дадут. Михалыч станет дергать по всякой чепухе, несмотря на то, что есть дежурный опер по району. Суточные дежурства по отделам в нашем райуправлении отменили ввиду острого дефицита личного состава. Составили график, и теперь на ночные заявки выезжает упомянутый дежурный по всему району и отдувается за всех. Район у нас, к слову, большой, в нем пять отделов. Но все это не ваши проблемы, наверняка, хватает своих, и я ни коим образом не хочу вас загружать милицейскими производственными особенностями.
   Мой жизненный принцип – лучше плохо идти, чем хорошо стоять, а посему, скомандовав самому себе: «Шагом марш!», звонко чеканю шаг по тротуару. Хулиганов и грабителей я боюсь не очень, патрон в патроннике, и в случае чего, отобьюсь без проблем. Каждый раз, слыша за спиной шум приближающейся попутки, вскидываю руку, в надежде, что меня подбросят нахаляву. Вернее, не совсем нахаляву. Я цинично злоупотребляю служебным положением, предлагая водителю оградить его на время поездки от претензий ГИБДД. Несознательное большинство отказывается, их интересует только материальное вознаграждение, но кое-кто соглашается. Общение с ночным инспектором штука малоприятная, и ни к чему хорошему, как правило, не приводит. Даже если ты действительно не нарушал. Но наши правила тем и замечательны, что их можно трактовать как угодно, в зависимости от ситуации, благосостояния или настроения инспектора.
   Первые два водителя, остановившиеся на мой призывный жест, от заманчивого предложения наотрез отказываются, хотя и не в грубой форме, понимая, что имеют дело с представителем власти. Третий, хозяин древнего, чемоданообразного «форда» соглашается.
   – Залазь…
   Парню лет двадцать, небритостью и героической формой носа он напоминает мексиканского мачо. Надеюсь, машина не в угоне. Такое трагическое совпадение уже имело место в моей жизни. Подсел, пару раз отмазал водилу от ГИБДД, сказал спасибо, а утром обнаружил, что авто угнано с моей же территории. До сих пор гадаю, зачем угонщик меня тогда подобрал?
   – А точно отмажешь? – интересуется мой нынешний спаситель, когда мы трогаемся.
   – Точно.
   – Прикинь, у меня друган на «гиббонов» [гиббоны (жарг.) – сотрудники ГИБДД] в суд подал.
   – За что? Обобрали?
   – Не, круче. Говорит, когда трезвым за руль садится, обязательно его тормознут. А тут датый поехал, и никто не прицепился. В итоге с моста нырнул. Сам выплыл, а тачка в Неве осталась. Вот он и наехал на инспекцию. Мол, если б вы меня вовремя тормознули, то ничего бы и не стряслось. На фига вы на дороге нужны? Взятки сшибать или делом заниматься? Как думаешь, выиграет?
   – Вряд ли… Нет причинно-следственной связи.
   Я понимаю, почему он меня взял. В салоне, даже невооруженным носом улавливается густой дух алкогольных паров. Здесь Русью пахнет… Я вновь превращаюсь в пассивного пьяницу. О, да мы не одни. На заднем сидении, прислонившись к стеклу, мирно похрапывает второй пассажир, бородач пред пенсионного возраста. Бутылка, зажатая в его руке, вероятно и стала причиной здорового крепкого сна.
   – Тогда, клево! – юноша протягивает руку к бородачу, забирает сосуд и припадает к горлышку. Неочищенная коньячная смесь.
   – Будешь?
   – Не, спасибо. У меня торпедо.
   – Иди ты!
   – Гляди, – я задираю рубаху и демонстрирую шрам на боку. Итог лихачества на велосипеде. Хорошая отмазка, чтоб долго не объяснять, почему не пью, и чтоб не обижать угощающего, – подшился. Теперь ничего, крепче йогурта.
   – Да, попал ты. Не завидую. Фигово без бухалова.
   У тебя все впереди. Это я, естественно, не вслух. вжимает педаль газа в пол. Глушитель на транспорте либо отсутствует, либо давным-давно прогорел, рев движка будит полквартала. Старт! Бородача словно куклу швыряет на сидение, но ему уже все равно. «Форд», гремя каждой деталькой своего заокеанского организма, за десять секунд разгоняется минимум до сотни баксов в час. Тут и ксива уже не поможет. Я что есть силы, упираюсь ногами в пол. Да, зря я так опрометчиво. Боюсь, отмазывать от коллег будет уже некого. И, что самое обидное, некому. Мачо врубает магнитофон, ровесник машины. Из динамиков, прикрытых картонными коробочками с дырочками, вырываются мрачноватые перекаты «металла». Достойный аккомпанемент в переходный момент. С этого света на тот. Но гораздо лучше, чем отечественная попса. Потому что, не понимаешь слов.
   «Форд» подпрыгивает на бугорке и последующие метра три планирует над дорогой. При приземлении я бьюсь головой о потолок.
   – Слышь, старина… Ты сбрось немножко…
   – А чо? Ты ж сказал, отмажешь.
   – Да дело-то не в том. Стукнемся.
   – Не стукнемся, скорость-то детская. .Я бросаю взгляд на спидометр и замечаю, что стрелка безмятежно покоится в районе нулевой отметки.
   – Сломался, – ухмыляется мачо, опять протягивая руку назад к бутылке, – да и хрен с ним. .Фонари вдоль проспекта мелькают как трассирующие пули. Слава Богу, пока мимо. Именно в такие моменты особенно приятно подумать о смысле бытия, вспомнить любимые лица, прикинуть, зачем ты явился в этот грешный мир, а еще лучше расслабиться и получить удовольствие. Бумс! Еще один расслабляющий удар по затылку. Это здорово, но даже хорошее, в конце концов, надоедает. Впереди мост. В суд на ГИБДД я подавать не планирую, судьбу Айртона Сены разделить не хочу, поэтому надо принимать меры. Лучший способ успокоить буйного – поговорить за жизнь. Не раз проверено.
   – Батя, что ли твой? – киваю я на бородача, черты которого немного совпадают с чертами мачо.
   – Не знаю, – небрежно отвечает мой юный попутчик, вновь прикладываясь к бутылке, – он говорит, что да.
   Бест!!!
   – Нажрался на работе… Мать велела съездить забрать. Футбол, бля, из-за него просмотрел. Лига чемпионов сегодня. Ничего, минут десять до свистка осталось, может, успею.
   Он добавляет. Кажется, у машины отвалился задний бампер. Но Лига чемпионов есть Лига чемпионов. Остается надеяться, что Господь сегодня в хорошем настроении. Мачо не сбросит газ даже под угрозой пистолета.
   Я называю это увлеченностью.
   Из-за столба выскакивает инспектор с радаром и волшебной палочкой. Не знаю как для кого, а для меня она сейчас действительно волшебная. Фу-у-у… Снижаемся, пристегните ремни.
   – Тьфу, зараза!!! – с неподдельным страданием горланит мачо, ударяя кулаками по рулю, – теперь точно не успею! Иди, отмазывай, раз обещал.
   Долг платежом зелен. Выхожу.
   – Лейтенант Миронов. Доброй ночи. Посмотрите сюда.
   К моим глазам подносится дисплей радара с тремя цифрами. 142. Ого! Славно покатались. Комментарий излишен.
   – Офонарели? – интересуется молодой инспектор.
   – Извини, старик. Оперативная нужда, – разворачиваю багряные корочки, – это я велел. В засаду успеть надо.
   Теперь неподдельное страдание легко читается на лице инспектора. Понимаю – план по валу, вал по плану…
   – Мужики, не беспредельничайте… Хотя бы до сотни скиньте. Это ж вам не «Формула-1».
   – Договорились, – я прячу удостоверение и открываю дверь машины, – бандитов возьмем, тебя в приказ впишем. Без проблем.
   – За это спасибо, но… Можно тебя на секунду?
   Я вновь прикрываю дверь.
   – Что такое?
   – Слушай… – явно мнется лейтенант, – у тебя рубля нет?
   – Есть, наверно, – я достаю из куртки две полташки, – а зачем тебе?
   – Понимаешь… Вы у меня сегодня первые… Если денег не сниму, удачи не будет. Примета плохая…
 
   Георгий снова опоздал, появившись в отделе без четверти одиннадцать. Но через порог он перешагнул, не воровато озираясь, боясь попасть на глаза руководству, а гордо подняв голову и распрямив плечи. Лицо, как вымытая «Комметом» раковина. Блестящее и светлое. Такое я видел у друга лишь однажды, когда он слез с иглы. Шутка. Когда он нашел потерянную в продуктовом магазине «ксиву». Заметив меня в коридоре, испустил рев Кинг-Конга летящего с небоскреба, и распахнул передо мной свежий номер «Городских хроник».
   – Читай!
   – Король Люксембурга собирается посетить Северную столицу… А ты-то тут причем? Ты уже король?
   – Не то! Ниже! Новости культуры!
   Я опускаю глаза и обнаруживаю заголовок «Занесенные снегом» в Питере».
   «Молодой, но уже довольно известный питерский режиссер Вениамин Лабудянский на днях приступает к съемкам своей первой полнометражной ленты „Занесенные снегом“. По прогнозам известных кинокритиков, фильм обещает стать событием не только в культурной жизни города, но и страны, и наверняка попадет в топы. Сценарий держится в глубоком секрете, но, как нам стало известно из достоверных источников, это психологический триллер с элементами мистики. Любопытно, что Лабудянский пригласил в картину как популярных, так и никому неизвестных актеров, в том числе и непрофессиональных. Все съемки будут происходить в Петербурге. Бюджет картины, а также источник финансирования не разглашаются. Премьера картины назначена на февраль будущего года.»
   – Ну, и что? – спрашиваю я напарника, ознакомившись с текстом.
   – Как, что?! Ты не понял? Событие в жизни страны! Попадем в топы!…Пригласил непрофессиональных актеров! Меня то есть! Это же, это же…
   Под аккомпанемент Жориных восторженных междометий мы доходим до моего кабинета.
   – Успокойся, старик. Сегодня в топе, завтра в жо… Премьера только в феврале…
   – Нет, я теперь не отступлю… Это мой шанс! Мой! Единственный и неповторимый!
   – Заходи, – я приглашаю Георгия в свой кабинет, – тут для тебя еще одна новость.
   Я передаю Георгию вчерашнюю информацию Укушенного о раскрытии убийства Бочкарева. Оценив ее, Жора резко срывается в минус.
   – Фуфло это все! Кто ее расколол? Утконос? Ха-ха… Да он малолетку сопливую не расколет, ни то что Бочкаревскую жену… В театре не была? Ну и что с того? Может, к хахалю ездила. А Утконосу лишь бы отрапортовать, да в сводку попасть! Андрюхин, я с женой разговаривал, рожу ее видел! Нельзя так сыграть!