В этом месте Дона отвлек скользнувший по стеклу стройный силуэт.
Франклин проследил его взгляд и чуть улыбнулся. Дон тотчас уловил этот первый намек на какую-то непринужденность, и у него появилась надежда на более короткие отношения с порученным ему сфинксом.
Влажным от пива указательным пальцем он принялся чертить на пластиковой крышке стола.
— Глядите, — пояснял он. — Вот это архипелаг Каприкорн — четыреста миль к северу от Брисбена и сорок миль от материка. Здесь находится наш главный учебный центр, который готовит людей для мелководных операций.
Отсюда начинается южное заграждение, оно идет на восток до Новой Каледонии и Фиджи. Когда киты с антарктических пастбищ направляются на север, в тропики, чтобы там произвести на свет свое потомство, они могут пройти только через ворота, которые мы оставляем. Мы считаем самыми важными воротами вот эти, у побережья Квинсленда, как раз тут южный проход в Большом Барьерном рифе. Между рифом и материком почти до самого экватора тянется как бы пролив шириной около пятидесяти миль. Когда киты войдут сюда, ими уже легко управлять. А направить их в пролив тоже не трудно. Большинство из них привыкло ходить этим путем задолго до того, как мы вмешались в их жизнь, а остальных мы приучили, и теперь, даже если выключить заграждение, вряд ли от этого изменится их миграция.
— Это заграждение, — перебил его Франклин, — оно что — чисто электрическое?
— Что вы! Электрическое поле только для рыб годится. Для млекопитающих, вроде китов, оно слабовато. Наше заграждение почти сплошь ультразвуковое, на глубине полумили тянется цепочка акустических генераторов, и получается как бы звуковой занавес. А на ворота подаются специальные команды. Мы можем направить стадо в любую сторону, куда нам надо, достаточно проиграть сигнал бедствия, который издает кит. Но это крайние меры, к ним мы прибегаем редко, киты уже приучены.
— Понимаю, — сказал Франклин. — Я даже где-то читал или слышал, что заграждения нужны не столько для китов, сколько для других животных, чтобы не пускать их.
— Это верно отчасти, но и китами надо управлять — скажем, когда их загоняют для подсчета или для боя. Правда, мы еще не довели заграждение до полного совершенства. Есть слабые точки на стыках акустических полей, и время от времени приходится выключать секции, пропускать мигрирующую рыбу. Глядишь, и прорвется крупная акула или косатки проскочат. И натворят бед. Косатки хуже всего, они нападают на китов на пастбищах в Антарктике, из-за них мы до десяти процентов стада теряем. Все ждут не дождутся, когда истребят косаток, вот только не могут придумать дешевого способа. Нельзя же патрулировать подводными лодками всю область пакового льда. А жаль — особенно когда увидишь кита, с которым расправилась косатка.
Берли говорил так горячо — Франклин даже удивился. Считается, что китопасы (ласковое название, придуманное народом, которому непременно подавай героев) не склонны ни размышлять, ни чувствовать. И хотя Франклин отлично понимал, что грубоватые и немногословные парни, шествующие по страницам повестей из жизни подводников, очень далеки от действительности, трудно было отрешиться от утвердившегося штампа.
Конечно, Дона Берли молчуном не назовешь, но в остальном он как будто соответствует этому штампу.
Как он поладит со своим наставником, спрашивал себя Франклин, да и вообще со своей новой работой? Пока что она его не увлекла. А что будет потом — время покажет. Судя по всему, эта область богата интересными, даже захватывающими задачами и возможностями. Хоть бы увлечься, найти себе применение! За последний год — тяжелый, долгий год — он многого лишился, потерял вкус к жизни, к работе.
И не верится, чтобы к нему когда-нибудь вернулось воодушевление, продвинувшее его так далеко по пути, который теперь заказан ему навсегда. А Дон все рассказывал, говоря легко и живо, как человек, знающий и любящий свое дело. Франклина вдруг укололо чувство вины. Разве это честно — отрывать Берли от работы и превращать его не то в няньку, не то в воспитательницу детского сада?.. Впрочем, если бы Франклин знал, что Берли сам уже задавал себе этот вопрос, его сочувствие живо прошло бы.
— А теперь пойдем, не то пропустим автобус в аэропорт, — сказал Дон, взглянув на часы и осушив свою кружку. — Самолет вылетает через тридцать минут. Ваши вещи отправлены?
— В гостинице обещали все сделать.
— Ладно, в аэропорту проверим. Поехали.
Прошло полчаса, прежде чем Франклин смог опять вздохнуть полной грудью. Он уже понял, что это свойственно Берли: до последней секунды он не спешил, потом вдруг словно взрывался. Последняя вспышка энергии перенесла их из тихого бара в еще более тихую кабину самолета. Они отыскали свои места, и тут случилось маленькое происшествие, которое надолго озадачило Дона.
— Садитесь у окна, — сказал он. — Я сто раз летал по этому маршруту.
Отказ Франклина он принял за обычную учтивость и повторил свое предложение. И только после третьего или четвертого «нет», произносимого все более решительно, даже раздраженно, он смекнул, что вежливость тут ни при чем. Это казалось невероятным, но Дон мог бы поклясться, что его спутник отчаянно трусил. Он впервые видел человека, который боялся бы сидеть у окошка в самолете. И мрачные предчувствия, отчасти развеянные разговором в баре, с новой силой овладели им.
Город и знойное побережье ушли вниз; реактивные двигатели легко подняли машину в небо. Франклин штудировал газету с усердием, которое ни на секунду не обмануло Берли. «Ничего, повременю пока, — решил он, — а потом еще раз проверю его».
Над изрезанной оврагами равниной торчали причудливые клыки — Гласхауз-Маунтинз. Но и они остались позади, и замелькали порты, через которые когда-то, еще до того, как сельское хозяйство перекочевало в моря, вывозили плоды Земли. Казалось, не прошло и мига, а в голубой мгле на горизонте уж вырисовались темными пятнами островки Большого Барьерного рифа.
Солнце светило почти прямо в глаза, но память Дона хранила подробности, которые сейчас терялись в слепящем блеске моря, и он видел плоские зеленые острова, опоясанные лентой песчаного пляжа и широкой каймой кораллов, чуть-чуть прикрытых водой. Остров за островом, риф за рифом, о которые вечно дробятся тихоокеанские валы... И на тысячи миль к северу поверхность моря исчертили белоснежные барашки.
Сто лет назад — даже пятьдесят — среди множества островов Большого рифа лишь десять — пятнадцать были обитаемы. Но вездесущий авиатранспорт в сочетании с дешевой энергией и установками для очистки воды позволил не только государству, но и частным лицам нарушить древний покой рифа.
Некоторым счастливчикам удалось даже — неведомо как — стать единоличными владельцами кое-каких мелких островков. Появились здесь и организации, ведающие отдыхом и развлечениями; это не всегда способствовало украшению творений природы. Но главенствующую роль, бесспорно, играла Всемирная организация продовольствия с ее сложной системой рыбных промыслов, морских ферм и исследовательских учреждений; их было несметное количество.
— Уже почти прилетели, — сказал Берли. — Только что прошли над островом Леди Масгрейв, на нем стоят главные генераторы западной секции заграждения. А вот и архипелаг Каприкорн под нами — Мастхед, Уантри, Нортвест, Вильсон... Вон тот, посередине, со всеми строениями, это Герон. В большой башне находится администрация, а возле бассейна — аквариум. И две подводные лодки видны, смотрите, у длинного пирса, который тянется до края рифа.
Говоря, Дон уголком глаза следил за Франклином. Тот наклонился к окошку и как будто слушал этот репортаж, но Берли мог бы поклясться, что он не смотрит на раскинувшуюся внизу панораму рифов и островов. Лицо Франклина напряглось, и взгляд был отсутствующим, точно он принуждал себя ничего не видеть.
В душе Дона боролись жалость и презрение. Он узнал симптомы, хотя не понимал причин болезни. Самая настоящая высотобоязнь. А он-то принял Франклина за космонавта! Но кто же он? Во всяком случае, не тот человек, с которым Дону хотелось бы делить тесное пространство двухместной учебной лодки.
Амортизаторы самолета коснулись посадочной площадки острова Герон, и Франклин, ступив на прямоугольник стесанного коралла и щурясь от яркого солнца, мгновенно оправился от своего недуга. «Вот так же быстро приходят в себя иные после морской болезни, стоит им только сойти на берег, — подумал Дон. — Да, если Франклин такой же моряк, как пилот, я от силы дня через два вернусь на работу, больше эта идиотская затея не продлится». Хотя, по чести говоря. Дон вовсе не спешил: Герон был очень приятным местом, можно отлично развлечься, если знаешь, как обойти все эти запреты и ограничения, без которых не могут жить бюрократы.
Небольшой грузовик помчал людей и багаж по дороге между высокими писониями, плотные кроны которых не пропускали солнечных лучей. Всего четверть мили отделяло пирсы и ремонтные мастерские в западной части острова от административных зданий на восточном берегу. С севера на юг, деля островок на две части, тянулась полоса бережно сохраняемого леса.
Дон с нежностью подумал о заманчивых тропинках и уединенных полянах, которыми этот лес изобиловал.
Мистера Франклина уже ждали и заранее позаботились о нем. Было ясно, что в глазах администрации он занимал привилегированное положение, рангом ниже кадровых сотрудников, вроде Берли, но несравненно выше обычных курсантов. Самое удивительное, ему отвели отдельную комнату.
Такой чести на Героне не удостаивалось даже начальство из Отдела китов.
Берли только облегченно вздохнул; он так боялся, что придется жить вместе с этим странным воспитанником. Тем более что это было бы серьезной помехой для некоторых сугубо личных дел Дона.
Он проводил Франклина в его комнату на втором этаже учебного корпуса. Она была не очень просторной, но уютной; из окна открывался вид на простершийся до самого горизонта риф. Внизу группа курсантов, пользуясь переменой, разговаривала с преподавателем. Дон сразу узнал его, хотя и не помнил фамилии. Приятно вернуться в школу, когда знаешь все ответы...
— Здесь вам будет хорошо, — сказал он Франклину, который уже разбирал свои вещи. — Вид-то какой, а?
Обычно поэтические восторги были чужды Дону, но ему хотелось проверить, как Франклин воспримет картину могучего океана с белыми шапками кораллов. Его ожидало разочарование: тридцать футов высоты, по-видимому, не пугали Франклина, он с явным восхищением любовался голубовато-зеленым простором, уходящим в безбрежные океанские дали.
Так тебе и надо, отругал себя Дон, нашел, кого дразнить. Какая бы холера ни пристала к этому бедняге, ему, наверно, не сладко с ней.
— Я пойду, а вы устраивайтесь, — сказал он, идя к двери. — Завтрак через полчаса в столовой, мы проезжали мимо нее. Там и увидимся.
Франклин рассеянно кивнул, доставая из чемодана белье и раскладывая его на кровати. Сейчас он больше всего хотел побыть один, без посторонних, освоиться с новой обстановкой, в которой ему, хочешь не хочешь, предстоит жить.
Прошло минут десять, когда раздался стук в дверь и кто-то негромко спросил:
— Можно войти?
— Кто там? — спросил Франклин, поспешно наводя порядок.
— Доктор Майерс.
Фамилия незнакомая, но — Франклин криво усмехнулся — неспроста первым его навестил врач. И не трудно угадать, какой именно.
Майерс был некрасивый, но приятный мужчина лет сорока, коренастый, с пристальным, испытующим взглядом, который как-то не сочетался с его дружелюбием и предупредительностью.
— Извините, что врываюсь вот так, сразу, — учтиво произнес он. — Но у меня просто нет другого выхода, сегодня вечером я вылетаю на Новую Каледонию и вернусь только через неделю. Профессор Стивенс просил меня зайти к вам и передать наилучшие пожелания от него. Если вам что-нибудь понадобится, звоните мне, мы постараемся все устроить.
Франклин отдал должное искусству, с каким Майерс обошел подводные камни. Он не сказал: «Мы говорили о вашем заболевании с профессором Стивенсом», — хотя, конечно, именно так и было. И не предложил прямо своих услуг, подал все так, словно Франклин не нуждается больше в лечении и присмотре.
— Я вам очень признателен, — искренне ответил Франклин. Доктор Майерс пришелся ему по душе, и он решил не злиться попусту на надзор, которого ему все равно не избежать.
— Скажите, — продолжал он, — что здесь известно обо мне?
— Ровным счетом ничего. Знают лишь, что нужно помочь вам возможно скорее выучиться на смотрителя. Вы не думайте, это далеко не первый случай срочной переквалификации. Разумеется, будут любопытствовать, кто вы, что вы, от этого никуда не денешься. Пожалуй, в этом и заключается для вас главная трудность.
— Берли уже умирает от любопытства.
— Хотите послушать мой совет?
— Конечно, говорите.
— Вам работать с Доном не один день, и будет только справедливо по отношению к нему поделиться с ним, когда вы почувствуете, что пришло время. И это в ваших же интересах. Я уверен, он все поймет. Если хотите, могу сам ему объяснить.
Франклин молча покачал головой. Возразить было нечего, он понимал, что Майерс говорит дело. Рано или поздно истина все равно всплывет; оттягивать неизбежное — себе вредить. Но победа в борьбе за рассудок и уважение к себе была еще слишком непрочной, он боялся даже подумать о том, чтобы работать с людьми, посвященными в его тайну, как бы благожелательно к нему ни относились.
— Ну, хорошо. Как решите, так и будет. Желаю удачи и надеюсь, что я не понадоблюсь вам как врач.
Майерс давно ушел, а Франклин все еще сидел на краешке кровати, обозревая свою будущую сферу-море. Да, удача нужна ему. Он чувствовал, что интерес к жизни возрождается. Дело даже не в том, что все стараются ему помочь; к этому он, можно сказать, привык за последние месяцы.
Главное, он наконец-то сам увидел какой-то просвет, поверил, что может / наполнить свою жизнь новым смыслом.
Вдруг Франклин очнулся от размышлений и взглянул на часы. На десять минут опаздывает на завтрак — плохое начало новой жизни! Он представил себе, как Дон Берли нетерпеливо ждет его в столовой, беспокоясь, не случилось ли чего.
— Иду, мой учитель, — с улыбкой сказал он. Он уже успел забыть, когда шутил в последний раз.
Глава 3
Франклин проследил его взгляд и чуть улыбнулся. Дон тотчас уловил этот первый намек на какую-то непринужденность, и у него появилась надежда на более короткие отношения с порученным ему сфинксом.
Влажным от пива указательным пальцем он принялся чертить на пластиковой крышке стола.
— Глядите, — пояснял он. — Вот это архипелаг Каприкорн — четыреста миль к северу от Брисбена и сорок миль от материка. Здесь находится наш главный учебный центр, который готовит людей для мелководных операций.
Отсюда начинается южное заграждение, оно идет на восток до Новой Каледонии и Фиджи. Когда киты с антарктических пастбищ направляются на север, в тропики, чтобы там произвести на свет свое потомство, они могут пройти только через ворота, которые мы оставляем. Мы считаем самыми важными воротами вот эти, у побережья Квинсленда, как раз тут южный проход в Большом Барьерном рифе. Между рифом и материком почти до самого экватора тянется как бы пролив шириной около пятидесяти миль. Когда киты войдут сюда, ими уже легко управлять. А направить их в пролив тоже не трудно. Большинство из них привыкло ходить этим путем задолго до того, как мы вмешались в их жизнь, а остальных мы приучили, и теперь, даже если выключить заграждение, вряд ли от этого изменится их миграция.
— Это заграждение, — перебил его Франклин, — оно что — чисто электрическое?
— Что вы! Электрическое поле только для рыб годится. Для млекопитающих, вроде китов, оно слабовато. Наше заграждение почти сплошь ультразвуковое, на глубине полумили тянется цепочка акустических генераторов, и получается как бы звуковой занавес. А на ворота подаются специальные команды. Мы можем направить стадо в любую сторону, куда нам надо, достаточно проиграть сигнал бедствия, который издает кит. Но это крайние меры, к ним мы прибегаем редко, киты уже приучены.
— Понимаю, — сказал Франклин. — Я даже где-то читал или слышал, что заграждения нужны не столько для китов, сколько для других животных, чтобы не пускать их.
— Это верно отчасти, но и китами надо управлять — скажем, когда их загоняют для подсчета или для боя. Правда, мы еще не довели заграждение до полного совершенства. Есть слабые точки на стыках акустических полей, и время от времени приходится выключать секции, пропускать мигрирующую рыбу. Глядишь, и прорвется крупная акула или косатки проскочат. И натворят бед. Косатки хуже всего, они нападают на китов на пастбищах в Антарктике, из-за них мы до десяти процентов стада теряем. Все ждут не дождутся, когда истребят косаток, вот только не могут придумать дешевого способа. Нельзя же патрулировать подводными лодками всю область пакового льда. А жаль — особенно когда увидишь кита, с которым расправилась косатка.
Берли говорил так горячо — Франклин даже удивился. Считается, что китопасы (ласковое название, придуманное народом, которому непременно подавай героев) не склонны ни размышлять, ни чувствовать. И хотя Франклин отлично понимал, что грубоватые и немногословные парни, шествующие по страницам повестей из жизни подводников, очень далеки от действительности, трудно было отрешиться от утвердившегося штампа.
Конечно, Дона Берли молчуном не назовешь, но в остальном он как будто соответствует этому штампу.
Как он поладит со своим наставником, спрашивал себя Франклин, да и вообще со своей новой работой? Пока что она его не увлекла. А что будет потом — время покажет. Судя по всему, эта область богата интересными, даже захватывающими задачами и возможностями. Хоть бы увлечься, найти себе применение! За последний год — тяжелый, долгий год — он многого лишился, потерял вкус к жизни, к работе.
И не верится, чтобы к нему когда-нибудь вернулось воодушевление, продвинувшее его так далеко по пути, который теперь заказан ему навсегда. А Дон все рассказывал, говоря легко и живо, как человек, знающий и любящий свое дело. Франклина вдруг укололо чувство вины. Разве это честно — отрывать Берли от работы и превращать его не то в няньку, не то в воспитательницу детского сада?.. Впрочем, если бы Франклин знал, что Берли сам уже задавал себе этот вопрос, его сочувствие живо прошло бы.
— А теперь пойдем, не то пропустим автобус в аэропорт, — сказал Дон, взглянув на часы и осушив свою кружку. — Самолет вылетает через тридцать минут. Ваши вещи отправлены?
— В гостинице обещали все сделать.
— Ладно, в аэропорту проверим. Поехали.
Прошло полчаса, прежде чем Франклин смог опять вздохнуть полной грудью. Он уже понял, что это свойственно Берли: до последней секунды он не спешил, потом вдруг словно взрывался. Последняя вспышка энергии перенесла их из тихого бара в еще более тихую кабину самолета. Они отыскали свои места, и тут случилось маленькое происшествие, которое надолго озадачило Дона.
— Садитесь у окна, — сказал он. — Я сто раз летал по этому маршруту.
Отказ Франклина он принял за обычную учтивость и повторил свое предложение. И только после третьего или четвертого «нет», произносимого все более решительно, даже раздраженно, он смекнул, что вежливость тут ни при чем. Это казалось невероятным, но Дон мог бы поклясться, что его спутник отчаянно трусил. Он впервые видел человека, который боялся бы сидеть у окошка в самолете. И мрачные предчувствия, отчасти развеянные разговором в баре, с новой силой овладели им.
Город и знойное побережье ушли вниз; реактивные двигатели легко подняли машину в небо. Франклин штудировал газету с усердием, которое ни на секунду не обмануло Берли. «Ничего, повременю пока, — решил он, — а потом еще раз проверю его».
Над изрезанной оврагами равниной торчали причудливые клыки — Гласхауз-Маунтинз. Но и они остались позади, и замелькали порты, через которые когда-то, еще до того, как сельское хозяйство перекочевало в моря, вывозили плоды Земли. Казалось, не прошло и мига, а в голубой мгле на горизонте уж вырисовались темными пятнами островки Большого Барьерного рифа.
Солнце светило почти прямо в глаза, но память Дона хранила подробности, которые сейчас терялись в слепящем блеске моря, и он видел плоские зеленые острова, опоясанные лентой песчаного пляжа и широкой каймой кораллов, чуть-чуть прикрытых водой. Остров за островом, риф за рифом, о которые вечно дробятся тихоокеанские валы... И на тысячи миль к северу поверхность моря исчертили белоснежные барашки.
Сто лет назад — даже пятьдесят — среди множества островов Большого рифа лишь десять — пятнадцать были обитаемы. Но вездесущий авиатранспорт в сочетании с дешевой энергией и установками для очистки воды позволил не только государству, но и частным лицам нарушить древний покой рифа.
Некоторым счастливчикам удалось даже — неведомо как — стать единоличными владельцами кое-каких мелких островков. Появились здесь и организации, ведающие отдыхом и развлечениями; это не всегда способствовало украшению творений природы. Но главенствующую роль, бесспорно, играла Всемирная организация продовольствия с ее сложной системой рыбных промыслов, морских ферм и исследовательских учреждений; их было несметное количество.
— Уже почти прилетели, — сказал Берли. — Только что прошли над островом Леди Масгрейв, на нем стоят главные генераторы западной секции заграждения. А вот и архипелаг Каприкорн под нами — Мастхед, Уантри, Нортвест, Вильсон... Вон тот, посередине, со всеми строениями, это Герон. В большой башне находится администрация, а возле бассейна — аквариум. И две подводные лодки видны, смотрите, у длинного пирса, который тянется до края рифа.
Говоря, Дон уголком глаза следил за Франклином. Тот наклонился к окошку и как будто слушал этот репортаж, но Берли мог бы поклясться, что он не смотрит на раскинувшуюся внизу панораму рифов и островов. Лицо Франклина напряглось, и взгляд был отсутствующим, точно он принуждал себя ничего не видеть.
В душе Дона боролись жалость и презрение. Он узнал симптомы, хотя не понимал причин болезни. Самая настоящая высотобоязнь. А он-то принял Франклина за космонавта! Но кто же он? Во всяком случае, не тот человек, с которым Дону хотелось бы делить тесное пространство двухместной учебной лодки.
Амортизаторы самолета коснулись посадочной площадки острова Герон, и Франклин, ступив на прямоугольник стесанного коралла и щурясь от яркого солнца, мгновенно оправился от своего недуга. «Вот так же быстро приходят в себя иные после морской болезни, стоит им только сойти на берег, — подумал Дон. — Да, если Франклин такой же моряк, как пилот, я от силы дня через два вернусь на работу, больше эта идиотская затея не продлится». Хотя, по чести говоря. Дон вовсе не спешил: Герон был очень приятным местом, можно отлично развлечься, если знаешь, как обойти все эти запреты и ограничения, без которых не могут жить бюрократы.
Небольшой грузовик помчал людей и багаж по дороге между высокими писониями, плотные кроны которых не пропускали солнечных лучей. Всего четверть мили отделяло пирсы и ремонтные мастерские в западной части острова от административных зданий на восточном берегу. С севера на юг, деля островок на две части, тянулась полоса бережно сохраняемого леса.
Дон с нежностью подумал о заманчивых тропинках и уединенных полянах, которыми этот лес изобиловал.
Мистера Франклина уже ждали и заранее позаботились о нем. Было ясно, что в глазах администрации он занимал привилегированное положение, рангом ниже кадровых сотрудников, вроде Берли, но несравненно выше обычных курсантов. Самое удивительное, ему отвели отдельную комнату.
Такой чести на Героне не удостаивалось даже начальство из Отдела китов.
Берли только облегченно вздохнул; он так боялся, что придется жить вместе с этим странным воспитанником. Тем более что это было бы серьезной помехой для некоторых сугубо личных дел Дона.
Он проводил Франклина в его комнату на втором этаже учебного корпуса. Она была не очень просторной, но уютной; из окна открывался вид на простершийся до самого горизонта риф. Внизу группа курсантов, пользуясь переменой, разговаривала с преподавателем. Дон сразу узнал его, хотя и не помнил фамилии. Приятно вернуться в школу, когда знаешь все ответы...
— Здесь вам будет хорошо, — сказал он Франклину, который уже разбирал свои вещи. — Вид-то какой, а?
Обычно поэтические восторги были чужды Дону, но ему хотелось проверить, как Франклин воспримет картину могучего океана с белыми шапками кораллов. Его ожидало разочарование: тридцать футов высоты, по-видимому, не пугали Франклина, он с явным восхищением любовался голубовато-зеленым простором, уходящим в безбрежные океанские дали.
Так тебе и надо, отругал себя Дон, нашел, кого дразнить. Какая бы холера ни пристала к этому бедняге, ему, наверно, не сладко с ней.
— Я пойду, а вы устраивайтесь, — сказал он, идя к двери. — Завтрак через полчаса в столовой, мы проезжали мимо нее. Там и увидимся.
Франклин рассеянно кивнул, доставая из чемодана белье и раскладывая его на кровати. Сейчас он больше всего хотел побыть один, без посторонних, освоиться с новой обстановкой, в которой ему, хочешь не хочешь, предстоит жить.
Прошло минут десять, когда раздался стук в дверь и кто-то негромко спросил:
— Можно войти?
— Кто там? — спросил Франклин, поспешно наводя порядок.
— Доктор Майерс.
Фамилия незнакомая, но — Франклин криво усмехнулся — неспроста первым его навестил врач. И не трудно угадать, какой именно.
Майерс был некрасивый, но приятный мужчина лет сорока, коренастый, с пристальным, испытующим взглядом, который как-то не сочетался с его дружелюбием и предупредительностью.
— Извините, что врываюсь вот так, сразу, — учтиво произнес он. — Но у меня просто нет другого выхода, сегодня вечером я вылетаю на Новую Каледонию и вернусь только через неделю. Профессор Стивенс просил меня зайти к вам и передать наилучшие пожелания от него. Если вам что-нибудь понадобится, звоните мне, мы постараемся все устроить.
Франклин отдал должное искусству, с каким Майерс обошел подводные камни. Он не сказал: «Мы говорили о вашем заболевании с профессором Стивенсом», — хотя, конечно, именно так и было. И не предложил прямо своих услуг, подал все так, словно Франклин не нуждается больше в лечении и присмотре.
— Я вам очень признателен, — искренне ответил Франклин. Доктор Майерс пришелся ему по душе, и он решил не злиться попусту на надзор, которого ему все равно не избежать.
— Скажите, — продолжал он, — что здесь известно обо мне?
— Ровным счетом ничего. Знают лишь, что нужно помочь вам возможно скорее выучиться на смотрителя. Вы не думайте, это далеко не первый случай срочной переквалификации. Разумеется, будут любопытствовать, кто вы, что вы, от этого никуда не денешься. Пожалуй, в этом и заключается для вас главная трудность.
— Берли уже умирает от любопытства.
— Хотите послушать мой совет?
— Конечно, говорите.
— Вам работать с Доном не один день, и будет только справедливо по отношению к нему поделиться с ним, когда вы почувствуете, что пришло время. И это в ваших же интересах. Я уверен, он все поймет. Если хотите, могу сам ему объяснить.
Франклин молча покачал головой. Возразить было нечего, он понимал, что Майерс говорит дело. Рано или поздно истина все равно всплывет; оттягивать неизбежное — себе вредить. Но победа в борьбе за рассудок и уважение к себе была еще слишком непрочной, он боялся даже подумать о том, чтобы работать с людьми, посвященными в его тайну, как бы благожелательно к нему ни относились.
— Ну, хорошо. Как решите, так и будет. Желаю удачи и надеюсь, что я не понадоблюсь вам как врач.
Майерс давно ушел, а Франклин все еще сидел на краешке кровати, обозревая свою будущую сферу-море. Да, удача нужна ему. Он чувствовал, что интерес к жизни возрождается. Дело даже не в том, что все стараются ему помочь; к этому он, можно сказать, привык за последние месяцы.
Главное, он наконец-то сам увидел какой-то просвет, поверил, что может / наполнить свою жизнь новым смыслом.
Вдруг Франклин очнулся от размышлений и взглянул на часы. На десять минут опаздывает на завтрак — плохое начало новой жизни! Он представил себе, как Дон Берли нетерпеливо ждет его в столовой, беспокоясь, не случилось ли чего.
— Иду, мой учитель, — с улыбкой сказал он. Он уже успел забыть, когда шутил в последний раз.
Глава 3
Когда Франклин в первый раз увидел Индру Лангенбург, руки у нее были по локоть в крови, и она деловито разрезала внутренности десятифутовой тигровой акулы, которую сама же и выпотрошила. В лучах солнца тускло поблескивало белое брюхо чудовища, распростертого на песчаном пляже, облюбованном Франклином для утренних прогулок. Из пасти акулы свисала крепкая цепочка с крючком; видно, рыбина попалась на удочку ночью и с отливом очутилась на мели.
Несколько секунд Франклин глядел на это странное сочетание — милая девушка и мертвый монстр, потом раздельно произнес:
— Это не совсем то, что я хотел бы видеть перед завтраком. Чем вы, собственно, заняты?
К нему повернулось смуглое лицо с очень строгими глазами; длинный острый нож, который произвел такое кровопролитие, продолжал ловко рассекать хрящ и кишки.
— Я пишу диссертацию о витаминах в печени акулы, — ответил ему голос, такой же строгий, как глаза. — Для этого мне нужно много акул.
Это моя третья за неделю. Возьмете зубы? Отличный сувенир, а у меня их уже хватает.
Она подошла к голове хищницы и засунула нож в пасть, которой не давал закрыться деревянный брусок. Рука девушки сделала быстрое движение, и появилось целое ожерелье страшных треугольников — как бы ленточная пила из кости.
— Нет, нет, спасибо, — поспешно отказался Франклин; хоть бы не обиделась: молодая, ей, наверное, и двадцати нет. — Вы работайте, не обращайте на меня внимания.
Появление незнакомого лица на этом маленьком островке его не удивило: сотрудники Научно-исследовательской станции редко общались с управленцами и работниками учебного комбината.
— Вы новичок? — спросила окровавленная исследовательница, с довольным видом бросая в ведро большой кусище печени. — Я не видела вас на последнем танцевальном вечере.
У Франклина сразу поднялось настроение. Как приятно встретить человека, который ничего не знает о тебе и не любопытствует, зачем ты приехал! Впервые он мог говорить свободно, не ощущая неловкости.
— Да, только что прилетел, буду учиться. А вы давно здесь?
Он поддерживал этот глубокомысленный разговор, потому что ему было приятно ее общество, и она, конечно, понимала это.
— С месяц, — небрежно бросила девушка. Ведро опять чавкнуло: оно было уже почти полным. — Сейчас у меня каникулы, я учусь в университете в Майами.
— Значит, вы американка? — спросил Франклин.
— Э, нет, — важно ответила она. — Во мне почти поровну голландской, бирманской и шотландской крови. А родилась я в Японии, вот и разберитесь.
Подшучивает? Да нет, на лице ни тени лукавства. Славная девушка...
Но не стоять же тут с ней весь день. У него всего сорок минут на завтрак, в девять — занятия по вождению подводной лодки.
Он тут же забыл об этой встрече; с каждым днем круг его знакомых ширился, и он постоянно видел новых людей. Ускоренный курс не оставлял времени для развлечений, и он был только рад этому. Франклин с головой ушел в новое дело; он даже удивлялся тому, как легко ему думалось.
Видно, те, кто послал его сюда, не ошиблись.
Все эмпирические сведения-цифры, факты, структура управления — более или менее безболезненно накачали ему в мозг под легким гипнозом.
Проверяя себя с помощью магнитофона, который задавал вопросы и сам погодя давал верные ответы, Франклин убедился, что информация запомнилась, а не вылетела из другого уха, как это иногда бывает.
Дон Берли в этом не участвовал, но и тогда, когда он не был занят с Франклином, ему не очень-то давали отвести душу. Начальник курсов был счастлив, что Дон снова попал к нему в лапы, и — весьма учтиво, с подкупающей улыбкой — «осведомился», не согласится ли он, когда у него будет время, читать лекции трем учебным группам. Дона обошли так ловко, что оставалось лишь покориться и сделать вид, будто ему это приятно. А он-то мечтал погулять...
Зато в другом, самом главном его опасения не оправдались. С Франклином вполне можно было ладить, если не касаться его личных дел. Он отлично соображал, а его техническая подготовка во многом превосходила ту, которую получил Дон. Редко приходилось объяснять ему что-либо дважды, и еще задолго до того, как они стали упражняться на учебных стендах. Дон обнаружил в своем ученике задатки хорошего навигатора. Руки Франклина действовали уверенно, он реагировал быстро и четко, и во всей его манере держаться было что-то неуловимое, что отличает первоклассного водителя от заурядного.
Но Дон знал, что, кроме знаний и навыков, необходимо еще кое-что, а вот есть ли это у Франклина, он пока не мог сказать. Только проверив своего ученика в погружении, он сможет определить, что трудился не зря.
Франклину нужно было усвоить так много, что казалось — это невозможно сделать за два месяца, предусмотренные программой. Сам Дон прошел полный шестимесячный курс, и ему было как-то обидно думать, что кто-то может управиться в три раза быстрее, пусть даже с репетиторами.
Да одну только материальную часть — виды и устройство подводных лодок — надо изучать два месяца, как бы тебе ни помогали. А он должен в этот же срок пройти с Франклином основы мореплавания и подводной навигации, основы океанографии, подводную сигнализацию и связь, курс ихтиологии, специальную психологию и, само собой, китоведение. Франклин пока что не видел ни одного кита, ни живого, ни мертвого; Дону было очень важно, как пройдет первая встреча-тут сразу узнаешь, получится ли из него смотритель.
Две недели прошли в упорной работе, прежде чем Дон решил взять Франклина с собой под воду. К этому времени между ними установились отношения, своеобразно сочетающие дружелюбие и отчужденность. Они уже называли друг друга просто «Дон» и «Уолт», но дальше этого пока не пошло. Берли по-прежнему ничего не знал о прошлом Франклина, хотя не скупился на догадки. Особенно нравилось ему представлять себе своего ученика очень ловким преступником, возможно, даже убийцей, которого реабилитировали после тотальной терапии. А что, вот было бы здорово!..
В поведении Франклина больше не проявлялись те странности, которые бросились в глаза Дону при первой встрече, хотя он, бесспорно, продолжал выделяться нервностью и раздражительностью. И биография Франклина не занимала Берли так, как прежде; ему просто некогда было раздумывать над ней. Он умел быть терпеливым, когда не оставалось ничего другого, и не сомневался, что рано или поздно все узнает. Несколько раз — Дон мог бы в этом поклясться — Франклин готов был поверить ему свою тайну, но тут же опять замыкался. А Дон не показывал виду, что заметил это, и между ними возобновлялись прежние отношения.
Несмотря на прилив, расстояние от кораллового дна до поверхности нигде не превышало пяти-шести футов, и вода была прозрачнейшая, видно все до мелочей. Однако этот природный аквариум не занимал ни Франклина, ни Берли. Это все привычное зрелище; главная прелесть и красота — глубже, на подводном склоне.
В двухстах ярдах от острова коралловое поле довольно круто падало вниз, но опирающийся на все более длинные сваи пирс протянулся еще дальше, заканчиваясь горсткой служебных зданий. Строители сделали героическую, в общем-то удавшуюся попытку избежать впечатления мрачного беспорядка, которое почти неизбежно производят всякие доки и пирсы; даже краны не казались уродливыми. С неохотой отдавая в аренду Всемирной организации продовольствия архипелаг Каприкорн, власти Квинсленда поставили непременным условием, чтобы не пострадала первозданная красота островов. И ВОП, можно сказать, справилась с этим.
— Я предупредил, чтобы нам приготовили две торпеды, — сказал Берли.
Спустившись по лестнице в конце эстакады, они через двойную дверь вошли в просторный воздушный шлюз. Давление повысилось, и у Франклина заложило уши; он прикинул, что они сейчас футов на двадцать ниже уровня моря. В ярко освещенном эллинге хранилось различное подводное снаряжение — от обычного акваланга до хитроумнейших двигательных устройств.
Заказанные Доном торпеды лежали на тележках на аппарели, которая уходила в недвижимую воду в конце эллинга. Они были покрашены в ярко-желтый цвет, отличающий все учебное оборудование. Дон неприязненно посмотрел на них.
— Да, уже года два, если не больше, как я ими не пользовался, — сказал он Франклину. — У тебя это, наверно, получится лучше, чем у меня.
Я предпочитаю обходиться без механизации, когда иду под воду.
Они разделись, оставшись только в плавках и свитерах, навесили на спину дыхательные аппараты. Дон дал в руки Франклину небольшой, но очень тяжелый баллон из пластика.
— Вот это и есть баллон со сжатым воздухом, о котором я тебе рассказывал. Тысяча атмосфер, представляешь себе, воздух в нем плотнее воды. Поэтому с обоих концов есть пустые отсеки для нулевой плавучести.
По мере того как ты расходуешь воздух, автоматика подпускает в поплавки воду, и баллоны все время остаются почти невесомыми. А без этого выскочишь наверх, как пробка, когда тебе этого меньше всего хочется.
Он посмотрел на манометры и кивнул.
— Половинный запас, — отметил он. — Нам и того не понадобится.
Полный заряд рассчитан на сутки, а мы всего-то с час походим.
Они подогнали новые, во все лицо, маски, тщательно проверенные заранее, чтобы не протекали и не давили. Теперь до конца курса маски будут принадлежать только им, вроде как зубные щетки, потому что нет двух людей с одинаковым овалом лица, а малейшая щель может оказаться роковой.
Затем они проверили подачу воздуха, убедились, что маленькие переносные радиостанции работают, и, наконец, легли каждый на свою торпеду. Прозрачные щитки защищали голову, ведь скорость встречной струи достигает тридцати узлов. Франклин получше вставил ноги в подпертки и нащупал пальцами педали скорости и реверса. Перед лицом у него, посередине пульта находился рычажок, который управлял торпедой, как ручной штурвал самолетом. На том же пульте было несколько тумблеров, компас, спидометр, глубиномер, вольтметр. И все.
Дон дал Франклину последние наставления и заключил:
— Держись правее меня футах в двадцати, чтобы я все время видел тебя. Если что не так и придется бросить торпеду, не забудь только выключить мотор, не то будет носиться, потом ищи ее. Готов?
— Да, готов, — ответил Франклин в маленький микрофон.
— Ну, пошли.
Тележки покатились вниз по аппарели, и вот уже они в воде. Знакомое ощущение: как и все, Франклин немножко занимался подводным плаванием, иногда ходил с аквалангом. Предвкушая приятную прогулку, он услышал, как зажужжала маленькая турбина в корпусе торпеды; стены эллинга медленно заскользили назад.
Несколько секунд Франклин глядел на это странное сочетание — милая девушка и мертвый монстр, потом раздельно произнес:
— Это не совсем то, что я хотел бы видеть перед завтраком. Чем вы, собственно, заняты?
К нему повернулось смуглое лицо с очень строгими глазами; длинный острый нож, который произвел такое кровопролитие, продолжал ловко рассекать хрящ и кишки.
— Я пишу диссертацию о витаминах в печени акулы, — ответил ему голос, такой же строгий, как глаза. — Для этого мне нужно много акул.
Это моя третья за неделю. Возьмете зубы? Отличный сувенир, а у меня их уже хватает.
Она подошла к голове хищницы и засунула нож в пасть, которой не давал закрыться деревянный брусок. Рука девушки сделала быстрое движение, и появилось целое ожерелье страшных треугольников — как бы ленточная пила из кости.
— Нет, нет, спасибо, — поспешно отказался Франклин; хоть бы не обиделась: молодая, ей, наверное, и двадцати нет. — Вы работайте, не обращайте на меня внимания.
Появление незнакомого лица на этом маленьком островке его не удивило: сотрудники Научно-исследовательской станции редко общались с управленцами и работниками учебного комбината.
— Вы новичок? — спросила окровавленная исследовательница, с довольным видом бросая в ведро большой кусище печени. — Я не видела вас на последнем танцевальном вечере.
У Франклина сразу поднялось настроение. Как приятно встретить человека, который ничего не знает о тебе и не любопытствует, зачем ты приехал! Впервые он мог говорить свободно, не ощущая неловкости.
— Да, только что прилетел, буду учиться. А вы давно здесь?
Он поддерживал этот глубокомысленный разговор, потому что ему было приятно ее общество, и она, конечно, понимала это.
— С месяц, — небрежно бросила девушка. Ведро опять чавкнуло: оно было уже почти полным. — Сейчас у меня каникулы, я учусь в университете в Майами.
— Значит, вы американка? — спросил Франклин.
— Э, нет, — важно ответила она. — Во мне почти поровну голландской, бирманской и шотландской крови. А родилась я в Японии, вот и разберитесь.
Подшучивает? Да нет, на лице ни тени лукавства. Славная девушка...
Но не стоять же тут с ней весь день. У него всего сорок минут на завтрак, в девять — занятия по вождению подводной лодки.
Он тут же забыл об этой встрече; с каждым днем круг его знакомых ширился, и он постоянно видел новых людей. Ускоренный курс не оставлял времени для развлечений, и он был только рад этому. Франклин с головой ушел в новое дело; он даже удивлялся тому, как легко ему думалось.
Видно, те, кто послал его сюда, не ошиблись.
Все эмпирические сведения-цифры, факты, структура управления — более или менее безболезненно накачали ему в мозг под легким гипнозом.
Проверяя себя с помощью магнитофона, который задавал вопросы и сам погодя давал верные ответы, Франклин убедился, что информация запомнилась, а не вылетела из другого уха, как это иногда бывает.
Дон Берли в этом не участвовал, но и тогда, когда он не был занят с Франклином, ему не очень-то давали отвести душу. Начальник курсов был счастлив, что Дон снова попал к нему в лапы, и — весьма учтиво, с подкупающей улыбкой — «осведомился», не согласится ли он, когда у него будет время, читать лекции трем учебным группам. Дона обошли так ловко, что оставалось лишь покориться и сделать вид, будто ему это приятно. А он-то мечтал погулять...
Зато в другом, самом главном его опасения не оправдались. С Франклином вполне можно было ладить, если не касаться его личных дел. Он отлично соображал, а его техническая подготовка во многом превосходила ту, которую получил Дон. Редко приходилось объяснять ему что-либо дважды, и еще задолго до того, как они стали упражняться на учебных стендах. Дон обнаружил в своем ученике задатки хорошего навигатора. Руки Франклина действовали уверенно, он реагировал быстро и четко, и во всей его манере держаться было что-то неуловимое, что отличает первоклассного водителя от заурядного.
Но Дон знал, что, кроме знаний и навыков, необходимо еще кое-что, а вот есть ли это у Франклина, он пока не мог сказать. Только проверив своего ученика в погружении, он сможет определить, что трудился не зря.
Франклину нужно было усвоить так много, что казалось — это невозможно сделать за два месяца, предусмотренные программой. Сам Дон прошел полный шестимесячный курс, и ему было как-то обидно думать, что кто-то может управиться в три раза быстрее, пусть даже с репетиторами.
Да одну только материальную часть — виды и устройство подводных лодок — надо изучать два месяца, как бы тебе ни помогали. А он должен в этот же срок пройти с Франклином основы мореплавания и подводной навигации, основы океанографии, подводную сигнализацию и связь, курс ихтиологии, специальную психологию и, само собой, китоведение. Франклин пока что не видел ни одного кита, ни живого, ни мертвого; Дону было очень важно, как пройдет первая встреча-тут сразу узнаешь, получится ли из него смотритель.
Две недели прошли в упорной работе, прежде чем Дон решил взять Франклина с собой под воду. К этому времени между ними установились отношения, своеобразно сочетающие дружелюбие и отчужденность. Они уже называли друг друга просто «Дон» и «Уолт», но дальше этого пока не пошло. Берли по-прежнему ничего не знал о прошлом Франклина, хотя не скупился на догадки. Особенно нравилось ему представлять себе своего ученика очень ловким преступником, возможно, даже убийцей, которого реабилитировали после тотальной терапии. А что, вот было бы здорово!..
В поведении Франклина больше не проявлялись те странности, которые бросились в глаза Дону при первой встрече, хотя он, бесспорно, продолжал выделяться нервностью и раздражительностью. И биография Франклина не занимала Берли так, как прежде; ему просто некогда было раздумывать над ней. Он умел быть терпеливым, когда не оставалось ничего другого, и не сомневался, что рано или поздно все узнает. Несколько раз — Дон мог бы в этом поклясться — Франклин готов был поверить ему свою тайну, но тут же опять замыкался. А Дон не показывал виду, что заметил это, и между ними возобновлялись прежние отношения.
* * *
Ясным утром, когда ленивая зыбь чуть колебала поверхность моря, они шли по узкому пирсу, соединившему западный берег Герона с кромкой рифа.Несмотря на прилив, расстояние от кораллового дна до поверхности нигде не превышало пяти-шести футов, и вода была прозрачнейшая, видно все до мелочей. Однако этот природный аквариум не занимал ни Франклина, ни Берли. Это все привычное зрелище; главная прелесть и красота — глубже, на подводном склоне.
В двухстах ярдах от острова коралловое поле довольно круто падало вниз, но опирающийся на все более длинные сваи пирс протянулся еще дальше, заканчиваясь горсткой служебных зданий. Строители сделали героическую, в общем-то удавшуюся попытку избежать впечатления мрачного беспорядка, которое почти неизбежно производят всякие доки и пирсы; даже краны не казались уродливыми. С неохотой отдавая в аренду Всемирной организации продовольствия архипелаг Каприкорн, власти Квинсленда поставили непременным условием, чтобы не пострадала первозданная красота островов. И ВОП, можно сказать, справилась с этим.
— Я предупредил, чтобы нам приготовили две торпеды, — сказал Берли.
Спустившись по лестнице в конце эстакады, они через двойную дверь вошли в просторный воздушный шлюз. Давление повысилось, и у Франклина заложило уши; он прикинул, что они сейчас футов на двадцать ниже уровня моря. В ярко освещенном эллинге хранилось различное подводное снаряжение — от обычного акваланга до хитроумнейших двигательных устройств.
Заказанные Доном торпеды лежали на тележках на аппарели, которая уходила в недвижимую воду в конце эллинга. Они были покрашены в ярко-желтый цвет, отличающий все учебное оборудование. Дон неприязненно посмотрел на них.
— Да, уже года два, если не больше, как я ими не пользовался, — сказал он Франклину. — У тебя это, наверно, получится лучше, чем у меня.
Я предпочитаю обходиться без механизации, когда иду под воду.
Они разделись, оставшись только в плавках и свитерах, навесили на спину дыхательные аппараты. Дон дал в руки Франклину небольшой, но очень тяжелый баллон из пластика.
— Вот это и есть баллон со сжатым воздухом, о котором я тебе рассказывал. Тысяча атмосфер, представляешь себе, воздух в нем плотнее воды. Поэтому с обоих концов есть пустые отсеки для нулевой плавучести.
По мере того как ты расходуешь воздух, автоматика подпускает в поплавки воду, и баллоны все время остаются почти невесомыми. А без этого выскочишь наверх, как пробка, когда тебе этого меньше всего хочется.
Он посмотрел на манометры и кивнул.
— Половинный запас, — отметил он. — Нам и того не понадобится.
Полный заряд рассчитан на сутки, а мы всего-то с час походим.
Они подогнали новые, во все лицо, маски, тщательно проверенные заранее, чтобы не протекали и не давили. Теперь до конца курса маски будут принадлежать только им, вроде как зубные щетки, потому что нет двух людей с одинаковым овалом лица, а малейшая щель может оказаться роковой.
Затем они проверили подачу воздуха, убедились, что маленькие переносные радиостанции работают, и, наконец, легли каждый на свою торпеду. Прозрачные щитки защищали голову, ведь скорость встречной струи достигает тридцати узлов. Франклин получше вставил ноги в подпертки и нащупал пальцами педали скорости и реверса. Перед лицом у него, посередине пульта находился рычажок, который управлял торпедой, как ручной штурвал самолетом. На том же пульте было несколько тумблеров, компас, спидометр, глубиномер, вольтметр. И все.
Дон дал Франклину последние наставления и заключил:
— Держись правее меня футах в двадцати, чтобы я все время видел тебя. Если что не так и придется бросить торпеду, не забудь только выключить мотор, не то будет носиться, потом ищи ее. Готов?
— Да, готов, — ответил Франклин в маленький микрофон.
— Ну, пошли.
Тележки покатились вниз по аппарели, и вот уже они в воде. Знакомое ощущение: как и все, Франклин немножко занимался подводным плаванием, иногда ходил с аквалангом. Предвкушая приятную прогулку, он услышал, как зажужжала маленькая турбина в корпусе торпеды; стены эллинга медленно заскользили назад.