Кларк Артур Чарльз. Город и звезды

   В центре экрана показалось огромное кольцо Семи Солнц в всей своей радужной красе. Еще виднелся краешек Земли: темный серп, обрамленный золотом и пурпуром заката. Элвин понимал, что готовится нечто, ему неведомое, и ждал, обхватив кресло. Секунды уносились прочь. Семь Солнц сверкали на экране. Звука не было – только внезапный, вызвавший легкое помутнение зрения головокружительный рывок – и Земля исчезла, будто гигантская рука смела ее прочь. Они были в космосе одни, наедине со звездами и странно съежившимся Солнцем. Да, Земля пропала, словно ее никогда и не существовало во Вселенной. Снова последовал рывок – и возник едва слышный шелест, точно генераторы впервые выбросили ощутимую долю своей мощи. На миг показалось, что ничего особенного не произошло; но затем Элвин сообразил, что Солнце также исчезло, а звезды медленно ползут мимо корабля. Элвин на секунду обернулся – и увидел абсолютную пустоту. Небо позади было полностью поглощено полусферой тьмы. Прямо на глазах звезды уходили в нее и пропадали, точно падающие в воду искры. Корабль двигался намного быстрее света и, насколько Элвин мог понять, уже покинул знакомое пространство Солнца и Земли. Когда сильнейший рывок последовал в третий раз, сердце Элвина почти замерло. Странное помутнение зрения было теперь вполне явственным: все окружающее на миг исказилось до неузнаваемости. Вдруг в необъяснимом озарении Элвин понял суть этого искажения. Оно было реальным, а не иллюзорным. Каким-то образом, прорываясь через тонкую пленку Настоящего, он улавливал изменения, происходящие в окружающем пространстве. В тот же миг шелест генераторов перешел в рев, потрясший корабль – звук, вдвойне впечатляющий, ибо Элвин впервые слышал протестующий крик машин. И на этом все закончилось; в ушах, казалось, звенела тишина. Огромные генераторы сделали свое дело; до конца путешествия они не понадобятся. Звезды впереди вспыхнули сине-белым огнем и исчезли в ультрафиолете. Но благодаря какому-то чуду науки или природы Семь Солнц оставались видны по-прежнему, хотя их расположение и цвета несколько изменились. Звездолет мчался к ним по туннелю мрака, за гранью пространства и времени, со скоростью, слишком грандиозной для осмысления.
   И в самом деле, они покинули Солнечную систему столь стремительно, что вскоре унеслись бы сквозь сердце Галактики в бескрайнюю пустоту за ее пределами, если бы только полет продолжался безостановочно. Однако ни Элвин, ни Хилвар не осознавали истинной величественности своего путешествия. Великие саги галактических странствий и открытий совершенно изменили воззрения Человека на Вселенную, и даже теперь, спустя миллионы веков, древняя традиция не умерла окончательно. Легенда гласила, что некогда был построен корабль, который облетел Космос за время между восходом и закатом. Миллиарды межзвездных километров были ничем перед подобными скоростями. Самому же Элвину это странствие казалось лишь чуть более серьезным, да еще, возможно, менее опасным, чем его первое путешествие в Лис.
   Пока Семь Солнц медленно разгорались впереди, Хилвар первым выразил вслух общее мнение.
   – Элвин, – заметил он, – эта структура не может быть естественной. Тот кивнул.
   – Уже годы я думаю о том же. Но все равно это кажется фантастикой.
   – Эту систему, может быть, создал не Человек, – согласился Хилвар, – но она сотворена разумом. Природа никогда не смогла бы сформировать столь идеальный круг из звезд равного блеска. И во всей Вселенной, доступной наблюдению, не найти ничего подобного Центральному Солнцу.
   – Но зачем же надо было создавать все это?
   – О, я могу придумать много объяснений. Возможно, это сигнал, чтобы любой чужой корабль, входя в нашу Галактику, знал, где искать жизнь. Возможно, эта группа отмечает центр галактической администрации. А может быть – и мне это объяснение почему-то кажется верным – это просто величайшее из всех произведений искусства. Но глупо строить гипотезы сейчас. Через несколько часов мы будем знать истину.
   «Мы будем знать истину». Может быть и так, – подумал Элвин, – но какая ее часть нам в принципе доступна? Удивительно, но именно сейчас, покидая Диаспар и саму Землю с невообразимой скоростью, он мыслями вновь устремился к тайне своего происхождения. И все же это было не так уж странно: со времени первого появления в Лисе он узнал очень много нового, но до сих пор не имел ни минуты для спокойного размышления. Он не мог ничем заняться – и должен был лишь сидеть и ждать. Его непосредственное будущее управлялось чудесной машиной – без сомнения, шедевром инженерного искусства своего времени – мчавшей его к сердцу Вселенной. Момент для мыслей и раздумий настал – хотел он того или нет. Но сперва он расскажет Хилвару все, что произошло со времени их поспешного расставания всего два дня назад.
   Хилвар выслушал рассказ без комментариев и не требовал пояснений. Казалось, он сразу понимал все, о чем говорил Элвин, и не удивился, даже услышав о встрече с Центральным Компьютером и об операции, произведенной тем над сознанием робота. Не то чтоб он был лишен способности удивляться: просто история прошлого была полна чудес, вполне сопоставимых с рассказами Элвина.
   – Очевидно, – сказал он, когда Элвин кончил говорить, – что при своем создании Центральный Компьютер должен был получить насчет тебя специальные инструкции. Да ты и сам уже мог догадаться, почему.
   – Я думаю, что догадался. Часть ответа я получил от Хедрона, когда он объяснял мне, как люди, проектировавшие Диаспар, приняли меры, чтобы защитить город от вырождения.
   – Значит, ты полагаешь, что ты – равно как и другие Уникумы до тебя – это часть социального механизма, предотвращающего полный застой? То есть если Шуты – это краткосрочный корректирующий фактор, то ты и тебе подобные – долгосрочный?
   Хилвар изложил мысль лучше, чем сумел бы Элвин – но тот имел в виду также и нечто иное.
   – Мне представляется, что истина сложнее. Все это выглядит почти так, как если бы при строительстве города возникли разногласия – между теми, кто хотел полностью отгородить его от внешнего мира, и теми, кто склонен был поддерживать хоть какие-нибудь связи. Победила первая группа, но вторая не признала поражения. Я думаю, что Ярлан Зей был одним из ее руководителей, но он не имел достаточной власти, чтобы действовать открыто. Он сделал все, что мог, сохранив подземку и предусмотрев, что некто, не разделяющий страхов сородичей, будет время от времени, но очень редко, выходить из Зала Творения. В сущности, я иногда задумываюсь… – Элвин сделал паузу, взор его затуманился, словно на мгновение он потерял окружающее из виду.
   – И о чем ты сейчас думаешь? – спросил Хилвар.
   – До меня только что дошло: может быть, я и есть Ярлан Зей. Он мог внести свою личность в Банки Памяти в надежде сломать шаблоны Диаспара, пока город окончательно не закостенел. Когда-нибудь мне следует выяснить, что стало с прежними Уникумами: это поможет заполнить пробелы в общей картине.
   – И, кроме того, Ярлан Зей – или, возможно, кто-то другой проинструктировал Центральный Компьютер, чтобы тот специально помогал Уникумам, когда бы те ни появились, – размышлял Хилвар, следуя ходу рассуждений друга.
   – Да, именно так. Ирония заключается в том, что я мог получить всю необходимую информацию прямо от Центрального Компьютера, без помощи несчастного Хедрона. Мне бы он сказал больше, нежели ему. Но, во всяком случае, Хедрон сэкономил мне немало времени и научил многому, чего я не смог бы постичь сам.
   – Я полагаю, что твоя теория объясняет все известные нам факты, – осторожно сказал Хилвар. – К несчастью, она оставляет открытой самую большую проблему – первоначальное назначение Диаспара. Почему твой народ пытается отрицать само существование внешнего мира? Вот вопрос, на который мне хотелось бы услышать ответ.
   – Я собираюсь ответить на этот вопрос, – возразил Элвин. – Но не знаю, когда и как.
   Так они спорили и мечтали, а между тем час за часом Семь Солнц расползались в стороны, пока не заполнили тот странный туннель тьмы, по которому несся корабль. Затем шесть внешних звезд, одна за другой, исчезли у края мрака; в поле зрения осталось, наконец, только Центральное Солнце. Находясь пока еще в другом пространстве, оно все же по-прежнему сияло тем жемчужным блеском, который отличал его от всех прочих светил. Каждую минуту его яркость возрастала, и вскоре оно стало уже не точкой, а крошечным диском. А затем диск начал расти у них на глазах.
   Последовало краткое предупреждение: по кабине разнесся низкий колокольный звон. Элвин стиснул подлокотники кресла – жест вполне бессмысленный.
   Огромные генераторы снова пробудились к жизни; с ослепительной стремительностью вернулись звезды. Корабль упал обратно в космос, во Вселенную звезд и планет, в естественный мир, где ничто не могло двигаться быстрее света. Они были уже внутри системы Семи Солнц: огромное кольцо разноцветных шаров главенствовало на небе. И какое это было небо! Исчезли все известные им звезды, все знакомые созвездия. Млечный Путь более не выглядел слабой полосой тумана далеко на краю небес – теперь друзья находились в центре мироздания, и его грандиозный круг делил Вселенную пополам. Корабль все еще быстро мчался к Центральному Солнцу, а шесть прочих звезд были расставлены по небу наподобие цветных маяков. Неподалеку от ближайшей из них виднелись крошечные искорки планет. Миры эти должны были иметь гигантские размеры, чтобы быть видимыми на подобном расстоянии.
   Теперь прояснилась природа перламутрового сияния Центрального Солнца. Огромная звезда была окутана оболочкой газа, смягчавшего блеск ее лучей и придававшего ему этот характерный оттенок. Окружающую туманность можно было различить лишь глядя на нее искоса. Она была свернута в странные формы, ускользающие от взора; чем дольше они всматривались, тем более обширной казалась эта оболочка.
   – Ну что ж, Элвин, – сказал Хилвар, – перед нами целая куча миров, и мы можем выбирать. Или ты надеешься изучить все?
   – Будем считать, что нам повезло, если нужды в этом не возникнет, – согласился Элвин. – Мы получим всю необходимую информацию, если сможем установить контакт хотя бы в одном месте. Можно было бы направиться к самой крупной планете Центрального Солнца.
   – Если она не окажется слишком большой. Некоторые планеты, как мне приходилось слышать, так велики, что гуманоидная жизнь на них не может существовать – люди сломались бы под собственной тяжестью.
   – Здесь такое вряд ли возможно: я уверен, что абсолютно вся система – рукотворная. Во всяком случае, мы сможем разглядеть из космоса, есть ли где-нибудь города и дома.
   Хилвар указал на робота.
   – Задача решена за нас. Не забывай: наш проводник уже был здесь. Он ведет нас к своему дому, – и я очень хотел бы знать, что он сам обо всем этом думает.
   Этот вопрос интересовал и Элвина. Но неужели можно было подумать, что робот испытывает нечто похожее на человеческие чувства, возвращаясь к древнему дому Учителя спустя все эти бездны времени?
   Во всех контактах с роботом, начиная с того момента, когда Центральный Компьютер снял блокировку, Элвин ни разу не заметил у робота проявления каких бы то ни было признаков эмоций или чувств. Он отвечал на вопросы Элвина и подчинялся его командам, но подлинная личность робота оказалась совершенно недоступной. А в том, что такая личность существовала, Элвин был уверен. Ведь иначе он не ощущал бы смутного чувства вины, которое мучило его, стоило лишь припомнить, как он в свое время перехитрил робота и его ныне дремлющего партнера. Робот все еще верил во все, что говорил ему Учитель.
   Хотя он и наблюдал, как тот подделывал чудеса и лгал последователям, эти неприятные факты не повлияли на его верность. Как и многие люди, робот оказался в состоянии примирить противоречивые обстоятельства.
   Теперь он следовал своим нестираемым воспоминаниям, вплоть до самого начала. Почти теряясь в сиянии Центрального Солнца, показалась бледная искра света, а вокруг нее – слабые проблески многих других миров. Грандиозное путешествие подходило к концу: еще немного, и станет известно, не было ли оно напрасным.

Глава 20

   Планета, к которой они приближались – красивый шар, залитый разноцветными лучами – была теперь в каких-нибудь нескольких миллионах километров. На ее поверхности не было места тьме: пока она вращалась в лучах Центрального Солнца, шесть прочих, одно за другим, проплывали по ее небесам. Теперь Элвину стал вполне ясен смысл предсмертных слов Учителя: «Как чудесно следить за цветными тенями на планетах вечного света». Они были уже так близко, что могли различить континенты, океаны, слабую дымку атмосферы. В очертаниях материков было что-то загадочное, но вскоре Элвин и Хилвар сообразили, что границы между сушей и водой отличаются необычайно правильной формой. Континенты этой планеты были не такими, какими их сотворила Природа. Но какой незначительной должна была казаться задача переделки целого мира тем, кто создал его солнца!
   – Да это вообще не океаны! – вдруг воскликнул Хилвар. – Посмотри, на них видны какие-то отметины!
   Лишь когда планета оказалась еще ближе, Элвин смог ясно увидеть то, о чем говорил его товарищ. Вдоль границ материков он разглядел размытые полосы и линии, которые располагались на достаточном расстоянии от черты, казавшейся краем моря. Это зрелище посеяло в Элвине внезапное сомнение, ибо смысл линий был известен ему слишком хорошо. Однажды он уже видел их в пустыне вокруг Диаспара; теперь он понял, что путешествие было напрасным.
   – Эта планета так же суха, как и Земля, – сказал он тоскливо. – Ее вода исчезла; эти полосы – отложения соли от испарившихся морей.
   – Они никогда бы этого не допустили, – ответил Хилвар. – Думаю, что в итоге мы слишком опоздали.
   Разочарование было столь горьким, что Элвин, боясь заговорить, стал молча рассматривать распростершийся перед ним огромный мир. С впечатляющей медлительностью планета поворачивалась под кораблем, и ее поверхность величественно вздымалась навстречу. Теперь путешественники увидели здания – крошечные белые вкрапления, разбросанные повсюду, кроме океанского дна.
   Когда-то этот мир являлся центром Вселенной. Теперь он был безмолвен, воздух – пуст; на поверхности планеты не было видно подвижных точек, свидетельствовавших о жизни. Но корабль по-прежнему целеустремленно скользил над застывшим каменным морем, сгустившимся в многочисленные огромные волны, бросавшие вызов небесам.
   Вскоре корабль замер – видимо, робот наконец вернулся к самым истокам своих воспоминаний. Под ними, из центра внушительного мраморного амфитеатра, вздымалась колонна из снежно-белого камня. Элвин немного выждал; поскольку машина оставалась неподвижной, он приказал ей приземлиться у основания столба. Даже сейчас он втайне надеялся найти на этой планете жизнь. Но когда люк открылся, эта надежда немедленно исчезла. Никогда еще в своей жизни, даже среди запустения Шалмираны, он не сталкивался со столь полной тишиной. На Земле всегда ощущался шепот голосов, шорохи живых существ, вздохи ветра. Здесь не было ничего – и никогда уже не будет.
   – Зачем ты доставил нас к этому месту? – спросил Элвин.
   Ответ его мало интересовал, но инерция поисков все еще влекла Элвина, даже несмотря на утрату необходимого для их продолжения мужества.
   – Отсюда Учитель отправился в свой путь, – ответил робот.
   – Я ожидал такого объяснения, – сказал Хилвар. – Какая ирония во всем этом! Он бежал из этого мира униженным – но взгляни, какой монумент они воздвигли ему!
   Огромная каменная колонна, вероятно, раз в сто превышала человеческий рост; она покоилась на металлическом круге, слегка приподнятом над равниной. Колонна была гладкой и не содержала каких-либо надписей. Сколько тысяч или миллионов лет, подумал Элвин, последователи Учителя собирались здесь, чтобы воздать ему почести? Стало ли им известно, что тот умер в изгнании на далекой Земле?
   Теперь это не имело значения. Как Учитель, так и ученики были погребены в забвении.
   – Выйдем наружу, – настаивал Хилвар, стараясь вывести Элвина из состояния подавленности. – Мы пролетели половину Галактики, чтобы увидеть это место. Ты, по крайней мере, мог бы высунуться за порог.
   Вопреки своему желанию Элвин улыбнулся и последовал за Хилваром. Выйдя, он несколько воспрял духом. Даже если этот мир мертв, в нем должно содержаться много интересного, такого, что поможет Элвину прояснить тайны прошлого.
   Воздух оказался затхлым, но пригодным для дыхания.
   Несмотря на множество солнц на небе температура была низкой. Тепло исходило лишь от белого диска Центрального Солнца, да и то, по-видимому, рассеивалось, проходя сквозь туманную дымку вокруг звезды. Прочие солнца добавляли лишь разноцветье, но не тепло.
   Лишь несколько минут ушло на то, чтоб убедиться – обелиск им ничего не скажет. Прочный материал, из которого он был сделан, выказывал явные признаки старения: края обелиска округлились, а металл, на котором он стоял, был истерт следами поколений учеников и посетителей. Странно было сознавать, что Элвин и Хилвар оказались, видимо, последними из многих миллиардов человеческих существ, когда-либо приходивших к этому месту.
   Хилвар уже собирался было предложить вернуться к кораблю и перелететь к ближайшему из окрестных зданий, когда Элвин заметил длинную узкую трещину в мраморном полу амфитеатра. Они прошли вдоль нее немалое расстояние. Расселина все время увеличивалась и вскоре сделалась такой широкой, что через нее нельзя было перешагнуть.
   Еще секунда – и они оказались у начала расселины. Поверхность арены была продавлена и расколота так, что образовалась громадная пологая вмятина длиной свыше километра. Не требовалось особого разума и воображения, чтобы понять ее происхождение. Много веков назад – хотя, вне всякого сомнения, после того, как этот мир был покинут – здесь опустилось огромное цилиндрическое тело; а затем оно снова поднялось в космос, предоставив планету ее воспоминаниям. Кто были они? Откуда они пришли? Элвин мог только глядеть в изумлении. Он никогда не узнает, разминулся ли он с этими гостями на тысячу или на миллион лет.
   В молчании они вернулись к собственному звездолету (каким крошечным он бы выглядел рядом с монстром, некогда покоившимся здесь!) и медленно пересекли арену, пока не достигли самого впечатляющего из окаймлявших ее зданий. Когда они опустились перед богато украшенным входом, Хилвар обратил внимание на факт, подмеченный также Элвином.
   – Эти здания выглядят не очень-то безопасными. Посмотри на все эти упавшие камни. Дома стоят только чудом. Если бы на этой планете происходили бури, все постройки были бы сметены еще тысячелетия назад. Я не думаю, что нам стоит заходить внутрь.
   – А я и не собираюсь. Я пошлю робота – он может двигаться намного быстрее нас и ничего не заденет. Так что крыша на него не обрушится.
   Хилвар одобрил эту предосторожность, но настоял еще на одной, которую Элвин упустил из виду. Перед тем, как робот отправился на разведку, Элвин велел ему проинструктировать почти столь же разумный компьютер звездолета, так что теперь, что бы ни произошло с пилотом, путешественники могли бы по крайней мере вернуться на Землю.
   Потребовалось немного времени, чтобы понять: мир этот ничего им не даст. Пока робот изучал пустынные лабиринты, они вдвоем следили за проплывавшими по экрану километрами пустых, устланных пылью коридоров и проходов. Все здания, сконструированные разумными существами, какими бы телами те не обладали, должны соответствовать определенным основным законам, и, в конце концов, даже самые чуждые архитектурные формы перестают вызывать удивление. Сознание гипнотизировалось повторами, будучи не в состоянии воспринимать новые впечатления. Здешние дома, несомненно, являлись жилыми, и обитавшие в них существа были примерно человеческого роста. Вполне возможно, что они были именно людьми: правда, обнаружилось поразительно много комнат и закоулков, доступных только летающим существам, но это не означало, что строители этого города обладали крыльями. Они могли использовать личные антигравитационные устройства, некогда бытовавшие повсюду, но в Диаспаре от таких аппаратов не осталось и следа.
   – Элвин, – сказал наконец Хилвар, – мы можем потратить миллион лет на изучение этих домов. Ясно, что они были не просто покинуты – из них к тому же тщательно изъяли все ценное. Мы зря теряем время.
   – Что же ты предлагаешь? – спросил Элвин.
   – Поглядим еще на два-три участка этой планеты – такие же они или нет; по правде говоря, я не ожидаю ничего нового. Затем сделаем быстрый обзор прочих планет. Приземляться будем только в том случае, если они покажутся совершенно иными, или если мы заметим что-либо необычное. Это все, на что мы можем рассчитывать, если только не собираемся оставаться здесь до конца жизни.
   Это было справедливо: они пытались установить контакт с разумом, а не проводить археологические исследования. Первая задача при благоприятном стечении обстоятельств могла быть решена за несколько дней, вторая же потребовала бы многовекового труда армии людей и роботов.
   Двумя часами позднее они, к собственному удовлетворению, покинули планету. Даже когда здесь бурлила жизнь, подумал Элвин, этот мир бесконечных зданий должен был выглядеть подавляюще. Не обнаруживалось никаких признаков парков или других открытых мест, где могла бы существовать растительность. Этот мир был совершенно стерилен, и трудно было вообразить психологию обитавших здесь существ. Элвин решил, что если следующая планета окажется такой же, он, вероятно, не станет продолжать поиски.
   Но как раз следующая планета являла поразительный контраст с первой. Она находилась ближе к светилу и даже из космоса казалась горячей. Частью она была покрыта низкими облаками, что указывало на изобилие воды, но, с другой стороны, путешественники не обнаружили и намека на океаны. Не было также признаков разума: они дважды облетели планету, не заметив следов хоть чего-нибудь рукотворного. Весь шар, от полюсов до экватора, был укутан в ядовито-зеленый покров.
   – Мне кажется, мы здесь должны быть очень осторожны, – сказал Хилвар. – В этом мире есть жизнь – и мне не нравится цвет этой растительности. Лучше всего оставаться в корабле и вообще не открывать люка.
   – Даже не высылать робота?
   – Да, и этого не стоит делать. Ты забыл, что такое болезни. Хотя мой народ знает, как с ними справляться, мы находимся вдалеке от дома, а здесь могут обнаружиться непредвиденные опасности. Я подозреваю, что этот мир охвачен бешенством. Возможно, когда-то это был огромный сад или парк, но теперь он опустел, и здесь властвует природа. Пока планетная система была обитаема, он никогда не мог бы стать таким. Элвин не сомневался в правоте Хилвара. В биологической анархии на планете было нечто недоброе, враждебное тому порядку и правильности, на которых основывались Лис и Диаспар. Здесь миллиард лет бушевала беспрерывная битва; стоило опасаться тех, кто выжил в ней.
   Они осторожно опустились над огромной плоской и удивительно гладкой равниной, которая была окаймлена возвышенностью, полностью покрытой деревьями. О высоте последних можно было только гадать – они стояли столь плотно и были так опутаны прочей растительностью, что стволы их были почти совершенно скрыты. Между верхними ветвями летало множество крылатых существ, носившихся так стремительно, что невозможно было решить – птицы это, насекомые, – или что-то иное.
   Какой-нибудь древесный гигант на том или ином участке леса ухитрялся перерасти своих конкурентов на несколько десятков метров; те тут же заключали временный союз, чтобы свалить его и уничтожить завоеванное им преимущество. Несмотря на безмолвие этой войны, идущей слишком медленно и незаметно для глаз, впечатление от беспощадной, неутолимой вражды было тягостным.
   Равнина же выглядела сравнительно мирно и спокойно. Она была гладкой вплоть до самого горизонта и казалась покрытой тонкой, как проволока, травой. Несмотря на то, что они находились над ней на высоте, не превышавшей пятнадцати метров, никаких следов животной жизни не было видно, что Хилвар счел достаточно удивительным. Он решил, что приближение звездолета, возможно, напугало животных и заставило их забиться под землю. Они парили над равниной; Элвин старался убедить Хилвара, что вполне можно открывать люк, а Хилвар терпеливо рассказывал ему о бактериях, грибках, вирусах и микробах – понятиях, которые Элвину трудно было представить и еще труднее – отнести на свой счет. Спор длился уже несколько минут, когда путешественники заметили нечто странное. Обзорный экран, еще мгновение назад показывавший окружающий лес, вдруг погас.
   – Это ты его выключил? – спросил Хилвар, как обычно, чуть-чуть опередив Элвина.