Элли заметила знакомое выражение боли и гнева в глазах Роберта. «Оказывается, я совсем не знаю его, — промелькнуло в ее голове. — Неужели передо мной тот самый человек, который не одну тысячу часов провел, спасая смертельно больных пациентов? Невозможно поверить».
   Элли решила смолчать.
   — Итак, я ухожу, — наконец бросил Роберт. — И вернусь домой к полуночи.
   Элли вошла в дом и отворила дверь комнаты Никки. Девочка, к счастью, спала. В глубоком унынии она вернулась в гостиную, как никогда жалея, что не осталась в Изумрудном городе. «Но что же делать дальше? Все было бы просто, если бы не Никки», — сказала себе Элли. Покачав головой, она, наконец, дала волю слезам, которые так долго сдерживала.
   — Ну, как я выгляжу? — сказала Кэти, поворачиваясь перед Францем.
   — Восхитительно и соблазнительно, — ответил он. — Такой я тебя еще не видел.
   Стройную фигуру Кэти облегало простое черное платье, его изящество подчеркивали тонкие белые кантики. Глубокий вырез позволял блеснуть золотым колье с бриллиантами, не опускаясь настолько низко, чтобы стать неприличным.
   Кэти поглядела на часы и проговорила:
   — Хорошо, хоть раз собралась раньше времени. — Она подошла к столику и закурила сигарету.
   Франц был в свежевыглаженном мундире и начищенных штиблетах.
   — Значит, у нас есть еще время, — он проводил Кэти к кушетке и передал ей маленькую бархатную коробочку. — Я приготовил тебе сюрприз.
   — Что там? — поинтересовалась Кэти.
   — Открой, — ответил Франц.
   Внутри оказалось кольцо с бриллиантом.
   — Кэти, — неловко спросил Франц, — ты выйдешь за меня замуж?
   Кэти мельком взглянула на Франца и отвернулась. Медленно вдохнула сигаретный дымок и пустила его в воздух над головой.
   — Я польщена, Франц, — она поднялась на носки и поцеловала его в щеку.
   — Искренне польщена… но у нас ничего не получится… — Закрыв коробочку, она вернула ее вместе с кольцом.
   — Почему же? Разве ты не любишь меня?
   — Да… люблю, наверное… если я вообще способна на подобные чувства… Но, Франц, опять ты за свое. Я для тебя неподходящая пара.
   — Ну, это решать мне, Кэти! — отрезал Франц. — Откуда тебе знать, какая мне нужна женщина?
   — Давай, Франц, не будем говорить об этом сейчас… Я же сказала, что весьма польщена… но нервничаю перед судом. Пойми, я просто не переварю сразу столько дерьма…
   — У тебя всегда находится причина, чтобы не разговаривать об этом. Но если ты любишь меня, я хотя бы заслуживаю откровенности. И именно сейчас…
   Глаза Кэти блеснули.
   — Если вы хотите объяснений, притом именно сейчас, я их вам предоставлю, капитан Бауэр… Прошу вас следовать за мной… — Кэти провела его в свою гардеробную. — Встань здесь и смотри!
   Кэти полезла в столик, извлекла оттуда шприц и кусок черного жгута. Поставила ногу на табурет и задрала платье, открыв синяки на бедре. Франц невольно отвернулся.
   — Нет, — она рукой повернула к себе его голову. — Нечего отворачиваться, Франц… Ты должен видеть, какова я на самом деле.
   Спустив колготки, Кэти обхватила ногу жгутом. Проверила, глядит ли на нее Франц. В ее глазах была боль.
   — Теперь ты понял? — спросила она. — Я не могу стать твоей женой, потому что давно сожительствую с этим магическим средством, которое никогда не подводит меня… Разве ты не понимаешь? Тебе далеко до моего кокомо.
   Кэти воткнула иголку в вену, подождала несколько секунд.
   — У нас все будет хорошо несколько недель, может быть, месяцев, — проговорила Кэти торопливо. — Но рано или поздно ты мне надоешь… и придется обратиться к услугам старого верного Друга.
   Она стерла ваткой пару капель крови и уложила шприц в коробочку. Франц не скрывал расстройства.
   — Не унывай, — Кэти легонько похлопала его по щеке. — От своей постели я тебе не отказываю… всегда к твоим услугам, быть может, выдумаем не одну хитрую штуковину.
   Отвернувшись, Франц опустил бархатную коробочку в один из карманов своего мундира. Кэти подошла к столу, чтобы загасить сигарету.
   — А теперь, капитан Бауэр, пора в суд.
   Слушание по делу Уэйкфилда проводилось в бальном зале на первом этаже дворца Накамуры. Для важных гостей в нем вдоль стен поставили шестьдесят кресел. Сам Накамура сидел в большом кресле на высоком помосте в конце комнаты, на нем было то же японское облачение, в котором он выступал на телеэкране два дня назад. По бокам его стояли двое телохранителей в самурайских нарядах. Бальный зал был оформлен в японском стиле XVI века: Накамура старательно изображал могущественного сегуна Нового Эдема.
   Ричарду и Арчи сообщили о суде за четыре часа, перед тем как они оставили подвал, чтобы предстать перед Накамурой. Сопровождавшие пленников трое полицейских белели им сесть на небольшие подушки, расставленные на полу в двадцати метрах перед Накамурой. Кэти заметила, каким усталым и постаревшим казался отец. Она изо всех сил удерживала себя — так хотелось ей рвануться к нему и заговорить.
   Прислужник объявил, что слушание началось, и напомнил всем присутствующим, что они не имеют права говорить и вмешиваться в ход дела. Сразу после этого объявления Накамура встал и спустился по двум ступеням.
   — Расследовав это дело, правительство Нового Эдема надеется, — ворчливо начал он, расхаживая взад и вперед, — установить, готов ли представитель врага к полной и безоговорочной капитуляции, которой мы требуем в качестве предварительного условия для начала переговоров. Если бывший гражданин нового Эдема Уэйкфилд действительно способен общаться с инопланетянином и сумеет убедить его в мудрости наших требований — а именно: мы рассчитываем на уничтожение всего оружия, прекращение сопротивления нашим войскам, покорность нашей администрации на всей территории врага, — я готов проявить милосердие. И чтобы отметить помощь Уэйкфилда в окончании ненужного противоборства, можно будет заменить ему смертный приговор пожизненным заключением.
   — Однако, — Накамура возвысил голос, — если этот уже осужденный предатель вместе со своим инопланетным сообщником сдался нашим победоносным войскам лишь ради нового предательства, стремясь подорвать всеобщее желание и готовность покарать врага, не прекращавшего агрессивных нападок, тогда мы для примера покараем обоих и тем самым дадим нашему врагу недвусмысленный знак. Мы хотим, чтобы предводители чужаков знали: граждане Нового Эдема не позволят им осуществить свои захватнические планы.
   До этого момента Накамура обращался ко всей аудитории. Теперь он повернулся к пленникам, сидевшим посреди зала.
   — Мистер Уэйкфилд, — проговорил он, — обладает ли инопланетянин, находящийся возле вас, правом представлять все существа своего вида?
   Ричард встал.
   — Насколько я знаю — да, — ответил он.
   — Готов ли инопланетянин подписать документ о безоговорочной капитуляции, с которым вас ознакомили?
   — Мы получили документ всего несколько часов назад и не имели возможности обсудить его как подобает… Я уже объяснил Арчи самые важные пункты, но еще не знаю…
   — Видите — тянут время, — прогромыхал Накамура, обращаясь к аудитории и размахивая листом белой бумаги. — Все условия капитуляции перечислены на одном этом листе. — Он обернулся вновь к Ричарду и Арчи. — Ответ на вопрос очень прост, — сказал Накамура. — Короче, да или нет?
   Цветовые полосы обежали голову Арчи, и собравшиеся не могли сдержать удивленных возгласов. Ричард негромко задал вопрос октопауку и перевел его ответ. Он поглядел на Накамуру.
   — Октопаук спрашивает, что произойдет, если документ будет подписан? Каких событий следует ожидать и в каком порядке? Последовательность действий в соглашении не определена.
   Накамура коротко бросил.
   — Во-первых, противник должен с оружием сдаться нашим войскам, находящимся на юге. Во-вторых, правительство инопланетян, или эквивалент его, обязано передать нам полный перечень всех ценностей, которыми располагает их домен. В-третьих, они должны объявить своим подданным, что мы намереваемся оккупировать их колонию и требуем, чтобы инопланетяне во всем содействовали нашим солдатам и гражданам Нового Эдема.
   Ричард и Арчи вновь посовещались.
   — Что произойдет с октопауками и существами, которые обслуживают их общество? — спросил Ричард.
   — Им разрешат продолжить обычные занятия, естественно, с некоторыми ограничениями. В оккупированных зонах мы установили законы нашего общества и всем будут распоряжаться наши сограждане.
   — Тогда, быть может, вы, в качестве дополнения или приложения к документу о капитуляции, обещаете сохранить жизнь и безопасность октопауков и всех остальных существ, если они не будут нарушать законы, установленные на оккупированной вами территории?
   Глаза Накамуры сузились.
   — За исключением личностей, ответственных за агрессивную войну, развязанную против нас, я готов гарантировать безопасность всем октопаукам, которые будут выполнять правила оккупации… Но это детали. Их не обязательно записывать в акт о капитуляции.
   На этот раз Ричард и Арчи затеяли долгий разговор. Сбоку Кэти могла довольно близко видеть лицо отца. Она с самого начала поняла, что он не согласен с октопауком, но, переговорив, Ричард явно успокоился. Ей казалось, что отец о чем-то вспоминает…
   Затянувшаяся пауза явно раздражала диктатора. Избранные гости начали перешептываться. Наконец Накамура произнес:
   — Хорошо. Довольно. Каков будет ответ?
   Цветовые полосы вновь замелькали вокруг головы Арчи. Когда они исчезли, Ричард шагнул к Накамуре. Он помедлил, прежде чем заговорить.
   — Октопауки желают мира. И мне хотелось бы найти способ закончить конфликт миром. Октопауки могли бы подписать этот документ — не будь они столь нравственными существами, — чтобы выиграть время. Однако мой инопланетный друг, которого мы зовем Арчи, не может заключить соглашение от имени всей колонии, пока не убедится в том, что договор будет отвечать ее интересам и не вызовет возражений среди его сородичей. — Ричард умолк.
   — Нам нужны не ваши речи, — нетерпеливо бросил Накамура, — а ответ на вопрос.
   — Октопауки, — проговорил Ричард уже погромче, — послали нас с Арчи, чтобы заключить почетный мир, а неради безоговорочной капитуляции. Если Новый Эдем не стремится к переговорам и не хочет уважать интересы октопауков, у них не останется выбора… Слушайте, люд и! — вскричал Ричард, оглядывая гостей, расположившихся вдоль стен комнаты. — Поймите — вы не сможете победить, когда октопауки начнут войну. Пока они не сопротивлялись вам. Вы должны убедить своих предводителей начать разумныепереговоры…
   —  Взять заключенных! — приказал Накамура.
   — …Иначе все вы погибнете. Октопауки — намного более развитые существа, чем мы, люди. Верьте мне, я знаю… я прожил с ними более…
   Один из полицейских ударил Ричарда в затылок, и он упал на пол, обливаясь кровью. Кэти вскочила, но Франц осадил ее. Ричард держался за голову, когда его вместе с Арчи выталкивали из комнаты.
   Ричарда с Арчи поместили в тюремную камеру полицейского участка в Хаконе, неподалеку от дворца Накамуры.
   — С твоей головой все в порядке? — по макушке Арчи побежали полосы.
   — Кажется, да, — ответил Ричард, — только шишка выросла.
   — Значит, теперь нас убьют, так? — спросил Арчи.
   — Наверное, — мрачно отозвался Ричард.
   — Спасибо за попытку помочь нам, — проговорил Арчи, недолго помолчав.
   Ричард пожал плечами.
   — Она оказалась бесполезной… благодарить скорее следует тебя; если бы ты не вызвался, то мог бы до сих пор благополучно пребывать в Изумрудном городе.
   Ричард подошел к расположенному в углу умывальнику, чтобы обмыть тряпку, которую прижимал к раненой голове.
   — Ты мне, кажется, говорил, что большая часть людей верит в жизнь после смерти? — спросил Арчи, когда Ричард вновь возвратился к нему.
   — Да, некоторые люди верят в перевоплощение, считают, что им предстоит новая жизнь, не обязательно в качестве человека. Другие верят, что, если ты прожил хорошо, получишь награду — вечное блаженство в прекрасных тихих краях, называемых раем…
   — А ты, Ричард, — по голове Арчи побежали полосы, — во что веришь ты сам?
   Ричард улыбнулся, но ответил не сразу.
   — Увы, я всегда считал, что все, из чего складывается уникальная личность, исчезает в момент смерти. И что вещество нашего тела может войти в плоть другого живого существа. Боюсь, что на непрерывную последовательность существовании можно не рассчитывать. Я не верю и в то, что люди зовут душой…
   Он усмехнулся и продолжил:
   — Но сейчас, когда логическая сторона моего ума заверяет, что жить мне осталось недолго, так хотелось бы поверить в существование загробного мира… Легче было бы умирать. Но подобное обращение перед смертью никак не согласуется со всем образом моей жизни…
   Ричард медленно подошел к решетке, взялся за нее руками и несколько секунд молча глядел в коридор.
   — А какой видят смерть октопауки? — негромко спросил он, обращаясь к своему сокамернику:
   — Предтечи учили нас видеть в жизни интервал, имеющий начало и конец. Сколь чудесной ни казалась бы отдельная личность, существование ее не столь уж меняет общую схему вещей. Предтечи видели главное в неразрывности и обновлении. С их точки зрения, каждый из нас бессмертен, но не потому, что жизнь личности может длиться вечно: просто каждая жизнь представляет собой критическое звено (в культурном или генетическом смысле) никогда не разрывающейся жизненной цепи. Избавив нас от невежества, Предтечи научили нас не страшиться смерти, но с готовностью идти на нее ради обновления.
   — Словом, встречая смерть, вы не испытываете ни скорби, ни страха?
   — Это идеальный взгляд на смерть в нашем обществе, — ответил Арчи. — Впрочем, легче встречать терминацию среди друзей, знакомых и тех, кто воплощает обновление, которое сделается возможным благодаря твоей смерти.
   Ричард подошел и обнял Арчи.
   — Что ж, будем подбадривать друг друга, — проговорил он. — Пусть нам поможет память о том, что мы пытались остановить войну, которая, вероятно, закончится гибелью тысяч разумных существ. Найдется немного более важных причин…
   Услыхав шум у двери, он смолк. Капитан местной полиции и его помощник отступили в сторонку, пропуская четверых безмолвных биотов — двух Гарсиа и двух Линкольнов — по коридору к их камере. Одна из Гарсиа открыла дверь, и все четыре биота вступили в камеру, где находились Ричард и Арчи. Свет сразу же погас, и несколько секунд были слышны возня и шарканье ног. Ричард закричал, тело его ударилось о прутья решетки… и наступила тишина.
   — А теперь, Франц, — Кэти открыла дверь в полицейский участок, — не забудь, что ты старший по званию. Этот местный капитан не может запретить тебе повидаться с арестованным.
   Они вошли в участок буквально через несколько секунд после того, как местные офицеры закрыли дверь коридора за биотами.
   — Капитан Маядзава, — проговорил Франц официальным тоном. — Я — капитан Франц Бауэр из Главного управления… и хочу навестить пленников…
   — Сверху получен строжайший приказ, капитан Бауэр, — ответил полицейский, — никогоне допускать к ним.
   Свет в комнате внезапно погас.
   — Что происходит? — проговорил Франц.
   — Должно быть, пробка перегорела, — ответил капитан Маядзава, — Уэстермарк, сходите наружу, проверьте переключатели.
   Франц и Кэти услышали крик. Прошла, казалось, вечность, когда вдруг лязгнула дверь в коридоре и послышались шаги. Как только огни вспыхнули, появились три биота.
   Кэти побежала к двери.
   — Смотри, Франц! — выкрикнула она. — Кровь! У них же кровь на одежде! — Она в отчаянии огляделась. — Я должна видеть отца!
   Обогнав троих полицейских, Кэти бросилась по коридору.
   — Боже! — закричала она, увидев лежащего отца. Все вокруг было залито кровью. — Он убит, Франц, — простонала Кэти. — Папочка мой убит!

8

   Николь посмотрела этот отрывок уже дважды. Забывая про распухшие глаза и предельное эмоциональное истощение, она гадала, сумеет ли проглядеть его еще раз. Синий Доктор подала ей чашу воды.
   — Ты уверена в себе? — спросила октопаучиха.
   Николь кивнула. «Я посмотрю еще, — подумала она. — Я хочу видеть все, хочу, чтобы любая подробность навеки опечаталась в мою память».
   — Пожалуйста, начни с суда, — попросила Николь. — С нормальной скоростью, пока биоты не войдут в тюремный корпус. А потом замедлил ее до одной восьмой.
   «Ричард никогда не хотел быть героем, — размышляла Николь, наблюдая за сценой суда. — Это не его стиль. Он отправился с Арчи, только чтобы избавить от этого меня». Когда охранник ударил Ричарда и тот упал на пол, она снова дернулась. «План был безнадежен с самого начала, — сказала она себе, когда полицейские Нового Эдема вывели Ричарда и Арчи из дворца Накамуры. — Это знали и октопауки, и я сама. Почему я умолчала о своих предчувствиях?»
   К концу просмотра Николь попросила Синего Доктора убыстрить кадры. «Итак, оба они подружились перед смертью, — думала она, прислушиваясь к последнему разговору Ричарда и Арчи. — Октопаук пытался защитить его…» Четверо биотов вновь появились на экране. Николь заметила, как удивление в глазах Ричарда сменилось страхом, когда биоты вошли в камеру. Свет погас и качество изображения изменилось. Инфракрасные снимки, поставленные квадроидами, скорее напоминали фотонегативы, отражающие уровень тепловыделения в каждом кадре. И биоты выглядели здесь совершенно жутко: на месте голов остались только выпученные глаза.
   Когда свет в камере погас, одна из Гарсиа схватила Ричарда за горло. Остальные трое биотов сняли перчатки, обнажив пальцы, заканчивающиеся острыми ножами. Четыре могучих щупальца Арчи стиснули Гарсиа, попытавшуюся задушить Ричарда. Корпус Гарсиа осел, и она рухнула на дно камеры, но другие биоты с яростью набросились на Арчи. Ричард пытался помочь октопауку, но Линкольн, ударив всей ладонью, снес голову Арчи. Ричард закричал, когда его забрызгала жидкость, наполнявшая тело октопаука. После того как Арчи вышел из боя, уцелевшие биоты казнили Ричарда, раз за разом пронзая его тело острыми пальцами. Припав к решетке, он соскользнул по ней на пол. Кровь человека и октопаука, различавшаяся по цвету в инфракрасном изображении, слилась в одну лужу на полу камеры.
   Фильм продолжался, но Николь уже не видела ничего. Только теперь она поняла, что ее мужа Ричарда, единственного, по-настоящему близкого друга всей ее взрослой жизни, более нет в живых. На экране Франц вел по коридору рыдающую Кэти, потом экран погас. Николь не шевелилась. Она застыла, глядя перед собой — туда, где только что были изображения. В глазах Николь не было слез, тело ее не дрожало, она полностью владела собой и все же не могла пошевелиться.
   Комната, в которой она оставалась, чуть осветилась, и Синий Доктор все еще сидела возле нее.
   — Похоже, — медленно проговорила Николь, удивляясь, каким далеким кажется ей собственный голос, — что с первых двух раз смысл до меня не дошел… Кажется, я испытала шок… наверное, я до сих пор потрясена… — Николь умолкла, ей трудно было дышать.
   — Тебе нужно выпить воды и передохнуть, — сказала Синий Доктор.
   «Ричард убит, Ричард мертв». — Да, пожалуй, — слабым голосом произнесла Николь. «Я никогда больше не увижу и не услышу его». — Холодной воды, пожалуйста, если есть. — «Я своими глазами видела, как он умер: раз… два… три. Ричард мертв».
   В комнате появился другой октопаук. Они заговорили, но Николь не следила за их цветовыми полосами. «Ричард ушел навсегда. Я одна». Синий Доктор поднесла воду к губам Николь, но та не сумела выпить. «Ричарда убили». А потом она погрузилась во мрак.
   Кто-то держал ее за руку. Теплая приятная ладонь прикасалась к ее коже. Она открыла глаза.
   — Мама, — негромко проговорил Патрик. — Тебе лучше?
   Николь снова закрыла глаза.
   «Где я? — подумала она. А потом вспомнила. — Ричард умер. Наверное, я упала в обморок».
   — Ага, — ответила она.
   — Попить не хочешь? — спросил Патрик.
   — Да, пожалуйста, — прошептала Николь. Собственный голос казался ей странным.
   Она попыталась сесть и попить, но не смогла.
   — Не торопись, — сказал Патрик. — Спешить некуда.
   Ум ее начал работать. «Мне нужно все рассказать им. Ричард и Арчи мертвы. К нам летят геликоптеры. Мы все должны быть очень осторожными, защитить детей».
   — Ричард… — выдавила она.
   — Мы знаем, мама, — ответил Патрик.
   «Как могут они знать? — подумала Николь. — Ведь только я одна могу читать цветовую речь…»
   — Октопауки потрудились и все написали. Конечно, не на идеальном английском, но мы поняли, о чем они хотели нам сообщить… Они сказали нам и о войне…
   «Хорошо. Они знают. Я могу уснуть. — Но где-то в голове ее все еще звучало эхо. — Ричард умер».
   — Хотя разрывы слышны время от времени, ни одна бомба, насколько я понимаю, в купол еще не попала. — Голос принадлежал Максу. — Быть может, они не определили, где располагается город?
   — Снаружи купол кажется совершенно темным, — отозвался Патрик. — Октопауки увеличили толщину полога и на улицах нет огней.
   — Значит, бомбы поражают Альтернативный Домен. Октопауки не смогли спрятать его, — проговорил Макс.
   — И что они делают? — спросил Патрик. — Когда мы узнаем о контратаках?
   — Не знаю, чем они заняты, — ответил Макс, — но едва ли сидят сложа руки.
   Николь услыхала негромкие шаги в коридоре.
   — У мальчишек начинается острый приступ клаустрофобии, — сказала Наи. — Как ты думаешь, Патрик, можно их выпустить на улицу? Предупредительный сигнал был полчаса назад.
   — Наверное, можно. Только пусть вернутся, если увидят новую ракету или услышат разрывы.
   — Я выйду вместе с ними, — проговорила Наи.
   — А что делает моя жена? — спросил Макс.
   — Они с Бенджи читают, — ответила Наи. — А Мариус спит.
   — Почему же ты не попросила ее прийти сюда на несколько минут?
   Николь повернулась на другой бок. «Не сесть ли?» — подумала она, но ощущала себя смертельно усталой. Она вспомнила свое детство. «А как можно стать принцессой?» — спросила кроха Николь у своего отца. — «Надо либо родиться в семье короля, либо выйти замуж за принца», — отвечал тот. А потом улыбнулся и поцеловал ее. — «Тогда я уже принцесса, ведь ты у меня король…»
   — А как Николь? — поинтересовалась Эпонина.
   — Она опять шевелилась сегодня утром, — ответил Патрик. — В записке Синего Доктора сказано, что ей можно будет сесть или сегодня вечером, или завтра. Октопауки считают этот приступ не очень тяжелым… хорошо, что сердце осталось целым.
   — А можно мне повидать ее? — спросил Бенджи.
   — Нет, Бенджи, нет еще, — отозвалась Эпонина, — она пока отдыхает.
   — Октопауки проявили истинное великодушие, не так ли? — спросил Патрик.
   — Нашли время в самый разгар военных действий написать нам столь подробные инструкции…
   — Они заставили даже меня поверить в это, — ответил Макс. — Вот уж никогда не думал, что такое возможно.
   «Итак, у меня был сердечный приступ. Это не обморок, потому что Ричард… — она не смогла сразу докончить предложение… — потому что Ричард убит».
   Она дрейфовала в сумеречной зоне между сном и пробуждением и наконец услышала знакомый голос, зовущий ее по имени. — «Это ты, Ричард?» — спросила она взволнованно. — «Да, Николь», — отвечал он. — «Где ты? Я хочу видеть тебя», — проговорила она, и лицо его проявилось на спустившемся посреди сна облаке. — «Ты выглядишь превосходно, — сказала она, — с тобой все в порядке?» — «Да, — отвечал Ричард, — но я хочу тебе кое-что сказать». — «В чем дело, мой дорогой?» — спросила Николь. — «Теперь тебе придется жить без меня, — продолжил он, — являя собой пример для других».
   — Очертания облаков переменились и лицо его исказилось. — «Конечно, — отвечала Николь, — но куда ты уходишь?» — Лицо исчезло. — «Прощай», — отозвался его голос. — «Прощай, Ричард».
   Когда она снова проснулась, ум ее просветлел. Николь села на постели и огляделась. Было темно, но она понимала, что находится в своей комнате в Изумрудном городе.
   Николь не слышала звуков. Решив, что вокруг ночь, она откинула одеяло и спустила ноги с постели. Пока хорошо, подумала она и медленно встала с постели. Ноги ее дрожали.
   На столе возле кровати стоял бокал сока. Сделав два осторожных шага, держась за спинку кровати, Николь взяла стакан. Сок оказался великолепным. Обрадованная таким достижением, Николь двинулась в сторону шкафа, чтобы отыскать одежду, но уже через несколько шагов голова ее закружилась, и она направилась обратно к постели.
   — Мама! — услыхала она голос Патрика. — Это ты? — В дверном проеме возник его силуэт.
   — Да, Патрик.
   — Хорошо, — проговорил он. — Можно включить свет? — он стукнул по стене, и на середину комнаты вылетел светляк. — Боже, что ты делаешь? — спросил он.
   — Я не могу вечно валяться в постели.
   — Но нельзя же так напрягаться, — Патрик подошел к ней и помог добраться до постели.
   Она взяла его за руку.
   — Слушай меня, сын, — сказала Николь. — Я не собираюсь быть инвалидом. И не хочу, чтобы со мной обращались, как с калекой. Я не сомневаюсь, что приду в себя через несколько дней, самое большее через неделю.