– Со мной все было бы в порядке, – возразила Пруденс. – Цедрик не причинил бы мне вреда.
Абигейл не обратила внимания на вмешательство Пруденс и сосредоточилась на проступке Алисы.
– Я не успокоюсь, Алиса. Можно было избежать этого неприятного инцидента, если бы вы не пошли в гостиницу. Теперь твоя репутация под угрозой, и я в отчаянии – смогу ли я когда-нибудь найти тебе мужа.
Алиса вскинула подбородок:
– Вам не следует об этом беспокоиться, мама. Филипп женится на мне.
– Он еще не просил твоей руки, – заворчал лорд Стразерн.
Прошло две недели с момента обмена в Фенвикской бухте. За это время не было общения между Стразерн-холлом и Эйнсли Мейнор. Последнее, что видела Алиса, – подавленную спину Филиппа на Фенвикских утесах.
Алиса ясными глазами посмотрела на отца:
– Он попросит, папа. Я знаю.
– Не уверен, что мне бы хотелось видеть свою дочь женой круглоголового, – мрачно сказал Эдвард. – Мы роялисты, Алиса. Мы оставались верны нашему монарху в худшие времена. Как ты можешь предать его сейчас?
– Выйдя замуж за Филиппа, я не предам ни короля, ни свои убеждения, – в глазах Алисы блеснуло торжество. – Мы найдем еще одного союзника – он поддержит короля!
Лицо Абигейл смягчилось, но она заговорила в своей обычной резкой манере:
– Видимо, не надо обобщать поведение мужчин, но я не понимаю, Алиса, как ты можешь так заблуждаться. Если мужчина находит подход к женщине до замужества, он, бесспорно, теряет к ней уважение. Ему нет необходимости предлагать ей руку и сердце.
– Филипп не такой! – яростно сказала Алиса, хотя ее уже точил червячок сомнения. Она слишком много раз за последние две недели говорила себе, что Филипп ее любит и женится на ней, и хотя ее репутация под угрозой – его порядочность непререкаема. Однако верить в это с каждым днем становилось все труднее – ее протест звучал неубедительно даже для нее самой.
Абигейл снова смягчилась. Стараясь быть сдержанной, она сказала:
– Моя дорогая, я вижу, что ты увлечена, и мне действительно тебя жаль. Это суровый урок. Такие уроки тяжело переносить, особенно, если хочется верить, что это неправда.
– Мама, папа, я вас умоляю, не отказывайте Филиппу! Он попросит моей руки! Я знаю! Он обещал мне!
Абигейл бросила многозначительный взгляд на лорда Стразерна – он отвернулся. Неожиданно Алиса почувствовала резкую боль в сердце. Что – если они правы? Что – если Филипп не любит ее и не собирается жениться?
Она вспомнила слова любви, которые он говорил ей в ту ночь в гостинице, как рисковал жизнью и будущим ради нее у Фенвикских утесов, и удивилась – можно ли вообще усомниться в нем. Она гордо вскинула голову и дерзко посмотрела на всех.
Абигейл мягко сказала:
– Как бы тебе не было трудно, Алиса, но… если он не попросит твоей руки… существует проблема с ребенком…
– С ребенком?
Абигейл строго уточнила:
– Всегда есть такая проблема… Если ты… будешь ждать ребенка, мы отошлем тебя жить к моей тетушке в Йоркшир. Она о тебе позаботится, ее дом достаточно уединенный, так что твое положение не заметят. Ребенка можно отдать в местную семью на воспитание.
Глаза Алисы вспыхнули:
– В этом не будет необходимости, мама. Если у меня будет ребенок, Филипп женится на мне.
– Ему не предоставят такой возможности, – голос Стразерна звучал сурово, но твердо. – Он должен попросить твоей руки по собственному желанию. Я не допущу вынужденного брака.
– Папа! Я бы предпочла выйти за него замуж даже по необходимости, чем не выйти вообще!
– Ты не отдаешь себе отчета, Алиса, – печально сказал Стразерн. – Жизнь с человеком, который тебя не хочет, – это вечное раскаянье.
Алиса встала:
– Это лучше, чем всю жизнь винить себя за то, что ты не смогла остаться с любимым человеком!
– Сэр Филипп Гамильтон! – зычный голос дворецкого прервал страстное излияние Алисы, и она замерла. В комнате воцарилась тишина. Только дворецкий сделал шаг в сторону и впустил Филиппа.
Увидев его, Алиса просияла. Она повернулась к отцу, победоносно сверкнув глазами:
– Видишь?
Стразерн взглянул на нее из-под насупленных бровей и вышел вперед поприветствовать гостя:
– Добрый день, сэр Филипп.
Филипп поклонился. Он был одет в простой, хорошо сшитый дублет темно-синего цвета и черные кюлоты без излишних украшений, вопреки привычкам роялистов.
– Добрый день, лорд Стразерн. Могу я с вами поговорить наедине?
Стразерн кивнул. Пруденс проскользнула мимо двух джентльменов, довольная, что ее избавили от дальнейшего неприятного допроса. Абигейл вышла за ней. Проходя мимо Филиппа, она бросила на него любопытный взгляд, но ограничилась вежливым приветствием.
Алиса также направилась к выходу, но Эдвард остановил ее:
– Надеюсь, что ты являешься причиной сегодняшнего прихода сэра Филиппа. Пожалуйста, останься с нами, дочь.
Алиса улыбнулась, глядя Филиппу в глаза. Он взял ее руку и элегантно приложился губами.
– Вы правы, милорд. Я пришел просить руки вашей дочери.
Стразерн издал неподдающийся описанию звук, когда увидел свою дочь рядом с Филиппом Гамильтоном. Без сомнения, Алиса влюблена в него, и хотя лорд Стразерн считал претендента честным и порядочным человеком, он не мог забыть, что Филипп Гамильтон во время войны сражался на стороне парламента и отдавал свои симпатии Оливеру Кромвелю. Лорд Стразерн не мог поверить, что его любимая дочь отдаст руку круглоголовому, но доказательство было перед глазами. Теперь ему оставалось только убедиться, что человек, избранный ею, будет относиться к ней должным образом, начиная с этого момента и на всю оставшуюся жизнь.
– Я полагаю, сэр, вы готовы передать часть своего имения во владении моей дочери после свадьбы?
Филипп с изумлением взглянул на Стразерна. Алиса поспешно сказала:
– Папа, я буду совладелицей… участвовать в этом? Я имею в виду, в конце концов…
– Женщина должна знать свои права, – невозмутимо сказал лорд Стразерн. – Садитесь, пожалуйста, сэр Филипп, и ты, Алиса. Я думаю, это будет долгое обсуждение.
Алиса молча села. Филипп предусмотрительно выбрал место подальше от Алисы, напротив лорда Стразерна, чтобы смотреть своему будущему тестю прямо в глаза, пока они будут договариваться.
Сделка велась целый час. За это время двое мужчин обговорили приданое Алисы, ее вдовью часть, затраты на детей и другие финансовые вопросы. Алиса слушала, изумлялась некоторым подробностям, но хорошо сознавала, что отец действовал в ее интересах. Филипп был настолько щедр, что даровал ей, сколько позволяло его имение. И это говорило о его истинном чувстве к ней.
Довольный результатами брачной сделки, лорд Стразерн заключил:
– Остается решить только один вопрос.
Филипп напрягся:
– Если вы имеете в виду ночь, которую мы с Алисой провели в гостинице?
Стразерн удивленно поднял брови:
– Честно говоря, я это не имел в виду… Хотя чувствую, вы были не слишком рассудительны.
– Если бы мы с Алисой попытались выйти из гостиницы, она так же попала бы в заложницы, как и Пруденс, – при этих словах глаза Филиппа вспыхнули, но он говорил ровным голосом. – Я взял ее туда не для того, чтобы причинить ей какой-нибудь вред.
– Если бы я считал, что это не так, сэр Филипп, я не разрешил бы вам жениться на моей дочери.
Успокоенный Филипп сменил тему:
– Еще один вопрос не дает мне покоя – моя связь с лордом протектором.
– Вы правы, сэр, – Стразерн нахмурился. – Боюсь, что ваши действия не внушат лондонскому руководству любовь к вам.
Филипп криво усмехнулся:
– Не сомневаюсь, лорд Стразерн. Осборн вернулся в Лондон и приложил все силы, чтобы очернить мое имя. Однако там есть у меня друзья более влиятельные, чем он, особенно после такого компрометирующего факта… с Томасом Лайтоном. Мне написали из Лондона и похвалили мою моральную стойкость – отказ участвовать в этой сомнительной операции с похищением… Я поставил их в известность, что не собираюсь возвращаться в армию, а буду спокойно жить в Эйнсли, поэтому никто не намерен меня наказывать. Вам не стоит беспокоиться, что, отдавая мне руку Алисы, вы подвергаете ее какой бы то ни было опасности.
Стразерн бросил на него тяжелый взгляд из-под насупленных бровей:
– На сегодняшний день меня устраивает такое положение, но что будет, когда вернется король? – увидев, как Филипп удивился, он мягко добавил: – Он вернется, сэр, и мы оба знаем это. Республика умирает под собственной тяжестью. Или возникнет новая республика фанатиков, или мы вернемся к старому укладу, но только с новым, молодым королем. Что бы вы предпочли?
Филипп не сводил глаз с лорда Стразерна.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Если я скажу, что с радостью приму нового короля Чарльза, поверите ли мне?
– Да, – просто сказал Стразерн, – если дадите мне честное слово, что это ваше истинное убеждение.
– Даю вам честное слово, что это именно так, – твердо сказал Филипп. – Я пошел служить в армию парламента, полный идеалистических устремлений бороться против монарха, которого не волновали нужды простого народа Англии и права граждан. Закончилась война, и наше новое правительство стало со временем таким же деспотичным, как и старое. Я многим обязан лорду протектору, и давно отдал ему свою преданность. Но поистине я предан только Англии. Ричард Кромвель не тот человек, каким был его отец, и день ото дня доказывает, что не способен руководить этой нацией. Если суждено Англии иметь у власти наследника, то пусть в его жилах течет королевская кровь.
Пронзая Филиппа взглядом до глубины души, лорд Стразерн сказал:
– Хорошо сказано, Гамильтон. Я рад, что вы будете подходящим мужем моей дочери, – он улыбнулся, почти очаровательно, и встал. – Теперь вам надо сделать одно – убедить Алису принять ваше предложение. Оставляю вас наедине – решайте сами!
Когда за ним тихо закрылась дверь, Алиса взглянула на Филиппа и робко улыбнулась:
– Папа сказал, что брак, состоявшийся по какой-либо необходимости, будет вечным раскаяньем. Я должна спросить вас сейчас, Филипп, вы просите моей руки, потому что чувствуете себя обязанным это сделать или потому что вы хотите обручиться со мной? Умоляю вас, ответьте мне так же честно, как вы ответили моему отцу о ваших политических взглядах.
Филипп сел поближе к ней. Он взял ее руки, и держал их в своих, поглаживая ее гладкую кожу.
– Раньше я клялся себе, что никогда не женюсь на роялистке. Они появлялись при дворе, ухоженные и воспитанные, но полные злобы и яда. Их внешний облик – неестественный, мужчина не мог поверить в него. Я думал, что честная открытая женщина пуританского воспитания соответствует моему вкусу. Умная и серьезная леди не даст повода беспокоиться о том, с кем она и что делает, – он улыбнулся, – со временем я понял, что пуританка может быть такой же лживой, как и роялистка. Надо искать личность и определять, из чего она сделана, прежде чем добиваться ее руки.
Приехав сюда, я не искал любовных приключений, но нашел одно и не жалею об этом. Вы прекрасная и желанная, Алиса Лайтон! Вы духовная, интеллигентная, умная, очаровательная! Вы женщина, которую я люблю! Я бы не изменил вам, и не могу жить без вас!
Алиса улыбнулась и подвинулась к нему поближе.
– Филипп, я роялистка. И всегда ею буду. Что случится, если протекторат будет продолжаться, и вы решите вернуться на сторону лорда протектора?
– Я уже принял решение, моя дорогая: с протекторатом покончено. Я не вернусь в Лондон, разве что поеду туда наносить и отдавать визиты, – он нежно улыбнулся. – Кроме того, это касается не политики, а нас. Я люблю вас, Алиса. А вы меня любите?
На ее губах задрожала улыбка, и глаза наполнились слезами счастья:
– О, да! Я люблю вас всем сердцем, Филипп!
– Тогда выйдете за меня замуж.
Он сказал это утвердительно, но Алиса ответила, как на вопрос:
– Да. О, да!
ГЛАВА 19
Абигейл не обратила внимания на вмешательство Пруденс и сосредоточилась на проступке Алисы.
– Я не успокоюсь, Алиса. Можно было избежать этого неприятного инцидента, если бы вы не пошли в гостиницу. Теперь твоя репутация под угрозой, и я в отчаянии – смогу ли я когда-нибудь найти тебе мужа.
Алиса вскинула подбородок:
– Вам не следует об этом беспокоиться, мама. Филипп женится на мне.
– Он еще не просил твоей руки, – заворчал лорд Стразерн.
Прошло две недели с момента обмена в Фенвикской бухте. За это время не было общения между Стразерн-холлом и Эйнсли Мейнор. Последнее, что видела Алиса, – подавленную спину Филиппа на Фенвикских утесах.
Алиса ясными глазами посмотрела на отца:
– Он попросит, папа. Я знаю.
– Не уверен, что мне бы хотелось видеть свою дочь женой круглоголового, – мрачно сказал Эдвард. – Мы роялисты, Алиса. Мы оставались верны нашему монарху в худшие времена. Как ты можешь предать его сейчас?
– Выйдя замуж за Филиппа, я не предам ни короля, ни свои убеждения, – в глазах Алисы блеснуло торжество. – Мы найдем еще одного союзника – он поддержит короля!
Лицо Абигейл смягчилось, но она заговорила в своей обычной резкой манере:
– Видимо, не надо обобщать поведение мужчин, но я не понимаю, Алиса, как ты можешь так заблуждаться. Если мужчина находит подход к женщине до замужества, он, бесспорно, теряет к ней уважение. Ему нет необходимости предлагать ей руку и сердце.
– Филипп не такой! – яростно сказала Алиса, хотя ее уже точил червячок сомнения. Она слишком много раз за последние две недели говорила себе, что Филипп ее любит и женится на ней, и хотя ее репутация под угрозой – его порядочность непререкаема. Однако верить в это с каждым днем становилось все труднее – ее протест звучал неубедительно даже для нее самой.
Абигейл снова смягчилась. Стараясь быть сдержанной, она сказала:
– Моя дорогая, я вижу, что ты увлечена, и мне действительно тебя жаль. Это суровый урок. Такие уроки тяжело переносить, особенно, если хочется верить, что это неправда.
– Мама, папа, я вас умоляю, не отказывайте Филиппу! Он попросит моей руки! Я знаю! Он обещал мне!
Абигейл бросила многозначительный взгляд на лорда Стразерна – он отвернулся. Неожиданно Алиса почувствовала резкую боль в сердце. Что – если они правы? Что – если Филипп не любит ее и не собирается жениться?
Она вспомнила слова любви, которые он говорил ей в ту ночь в гостинице, как рисковал жизнью и будущим ради нее у Фенвикских утесов, и удивилась – можно ли вообще усомниться в нем. Она гордо вскинула голову и дерзко посмотрела на всех.
Абигейл мягко сказала:
– Как бы тебе не было трудно, Алиса, но… если он не попросит твоей руки… существует проблема с ребенком…
– С ребенком?
Абигейл строго уточнила:
– Всегда есть такая проблема… Если ты… будешь ждать ребенка, мы отошлем тебя жить к моей тетушке в Йоркшир. Она о тебе позаботится, ее дом достаточно уединенный, так что твое положение не заметят. Ребенка можно отдать в местную семью на воспитание.
Глаза Алисы вспыхнули:
– В этом не будет необходимости, мама. Если у меня будет ребенок, Филипп женится на мне.
– Ему не предоставят такой возможности, – голос Стразерна звучал сурово, но твердо. – Он должен попросить твоей руки по собственному желанию. Я не допущу вынужденного брака.
– Папа! Я бы предпочла выйти за него замуж даже по необходимости, чем не выйти вообще!
– Ты не отдаешь себе отчета, Алиса, – печально сказал Стразерн. – Жизнь с человеком, который тебя не хочет, – это вечное раскаянье.
Алиса встала:
– Это лучше, чем всю жизнь винить себя за то, что ты не смогла остаться с любимым человеком!
– Сэр Филипп Гамильтон! – зычный голос дворецкого прервал страстное излияние Алисы, и она замерла. В комнате воцарилась тишина. Только дворецкий сделал шаг в сторону и впустил Филиппа.
Увидев его, Алиса просияла. Она повернулась к отцу, победоносно сверкнув глазами:
– Видишь?
Стразерн взглянул на нее из-под насупленных бровей и вышел вперед поприветствовать гостя:
– Добрый день, сэр Филипп.
Филипп поклонился. Он был одет в простой, хорошо сшитый дублет темно-синего цвета и черные кюлоты без излишних украшений, вопреки привычкам роялистов.
– Добрый день, лорд Стразерн. Могу я с вами поговорить наедине?
Стразерн кивнул. Пруденс проскользнула мимо двух джентльменов, довольная, что ее избавили от дальнейшего неприятного допроса. Абигейл вышла за ней. Проходя мимо Филиппа, она бросила на него любопытный взгляд, но ограничилась вежливым приветствием.
Алиса также направилась к выходу, но Эдвард остановил ее:
– Надеюсь, что ты являешься причиной сегодняшнего прихода сэра Филиппа. Пожалуйста, останься с нами, дочь.
Алиса улыбнулась, глядя Филиппу в глаза. Он взял ее руку и элегантно приложился губами.
– Вы правы, милорд. Я пришел просить руки вашей дочери.
Стразерн издал неподдающийся описанию звук, когда увидел свою дочь рядом с Филиппом Гамильтоном. Без сомнения, Алиса влюблена в него, и хотя лорд Стразерн считал претендента честным и порядочным человеком, он не мог забыть, что Филипп Гамильтон во время войны сражался на стороне парламента и отдавал свои симпатии Оливеру Кромвелю. Лорд Стразерн не мог поверить, что его любимая дочь отдаст руку круглоголовому, но доказательство было перед глазами. Теперь ему оставалось только убедиться, что человек, избранный ею, будет относиться к ней должным образом, начиная с этого момента и на всю оставшуюся жизнь.
– Я полагаю, сэр, вы готовы передать часть своего имения во владении моей дочери после свадьбы?
Филипп с изумлением взглянул на Стразерна. Алиса поспешно сказала:
– Папа, я буду совладелицей… участвовать в этом? Я имею в виду, в конце концов…
– Женщина должна знать свои права, – невозмутимо сказал лорд Стразерн. – Садитесь, пожалуйста, сэр Филипп, и ты, Алиса. Я думаю, это будет долгое обсуждение.
Алиса молча села. Филипп предусмотрительно выбрал место подальше от Алисы, напротив лорда Стразерна, чтобы смотреть своему будущему тестю прямо в глаза, пока они будут договариваться.
Сделка велась целый час. За это время двое мужчин обговорили приданое Алисы, ее вдовью часть, затраты на детей и другие финансовые вопросы. Алиса слушала, изумлялась некоторым подробностям, но хорошо сознавала, что отец действовал в ее интересах. Филипп был настолько щедр, что даровал ей, сколько позволяло его имение. И это говорило о его истинном чувстве к ней.
Довольный результатами брачной сделки, лорд Стразерн заключил:
– Остается решить только один вопрос.
Филипп напрягся:
– Если вы имеете в виду ночь, которую мы с Алисой провели в гостинице?
Стразерн удивленно поднял брови:
– Честно говоря, я это не имел в виду… Хотя чувствую, вы были не слишком рассудительны.
– Если бы мы с Алисой попытались выйти из гостиницы, она так же попала бы в заложницы, как и Пруденс, – при этих словах глаза Филиппа вспыхнули, но он говорил ровным голосом. – Я взял ее туда не для того, чтобы причинить ей какой-нибудь вред.
– Если бы я считал, что это не так, сэр Филипп, я не разрешил бы вам жениться на моей дочери.
Успокоенный Филипп сменил тему:
– Еще один вопрос не дает мне покоя – моя связь с лордом протектором.
– Вы правы, сэр, – Стразерн нахмурился. – Боюсь, что ваши действия не внушат лондонскому руководству любовь к вам.
Филипп криво усмехнулся:
– Не сомневаюсь, лорд Стразерн. Осборн вернулся в Лондон и приложил все силы, чтобы очернить мое имя. Однако там есть у меня друзья более влиятельные, чем он, особенно после такого компрометирующего факта… с Томасом Лайтоном. Мне написали из Лондона и похвалили мою моральную стойкость – отказ участвовать в этой сомнительной операции с похищением… Я поставил их в известность, что не собираюсь возвращаться в армию, а буду спокойно жить в Эйнсли, поэтому никто не намерен меня наказывать. Вам не стоит беспокоиться, что, отдавая мне руку Алисы, вы подвергаете ее какой бы то ни было опасности.
Стразерн бросил на него тяжелый взгляд из-под насупленных бровей:
– На сегодняшний день меня устраивает такое положение, но что будет, когда вернется король? – увидев, как Филипп удивился, он мягко добавил: – Он вернется, сэр, и мы оба знаем это. Республика умирает под собственной тяжестью. Или возникнет новая республика фанатиков, или мы вернемся к старому укладу, но только с новым, молодым королем. Что бы вы предпочли?
Филипп не сводил глаз с лорда Стразерна.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Если я скажу, что с радостью приму нового короля Чарльза, поверите ли мне?
– Да, – просто сказал Стразерн, – если дадите мне честное слово, что это ваше истинное убеждение.
– Даю вам честное слово, что это именно так, – твердо сказал Филипп. – Я пошел служить в армию парламента, полный идеалистических устремлений бороться против монарха, которого не волновали нужды простого народа Англии и права граждан. Закончилась война, и наше новое правительство стало со временем таким же деспотичным, как и старое. Я многим обязан лорду протектору, и давно отдал ему свою преданность. Но поистине я предан только Англии. Ричард Кромвель не тот человек, каким был его отец, и день ото дня доказывает, что не способен руководить этой нацией. Если суждено Англии иметь у власти наследника, то пусть в его жилах течет королевская кровь.
Пронзая Филиппа взглядом до глубины души, лорд Стразерн сказал:
– Хорошо сказано, Гамильтон. Я рад, что вы будете подходящим мужем моей дочери, – он улыбнулся, почти очаровательно, и встал. – Теперь вам надо сделать одно – убедить Алису принять ваше предложение. Оставляю вас наедине – решайте сами!
Когда за ним тихо закрылась дверь, Алиса взглянула на Филиппа и робко улыбнулась:
– Папа сказал, что брак, состоявшийся по какой-либо необходимости, будет вечным раскаяньем. Я должна спросить вас сейчас, Филипп, вы просите моей руки, потому что чувствуете себя обязанным это сделать или потому что вы хотите обручиться со мной? Умоляю вас, ответьте мне так же честно, как вы ответили моему отцу о ваших политических взглядах.
Филипп сел поближе к ней. Он взял ее руки, и держал их в своих, поглаживая ее гладкую кожу.
– Раньше я клялся себе, что никогда не женюсь на роялистке. Они появлялись при дворе, ухоженные и воспитанные, но полные злобы и яда. Их внешний облик – неестественный, мужчина не мог поверить в него. Я думал, что честная открытая женщина пуританского воспитания соответствует моему вкусу. Умная и серьезная леди не даст повода беспокоиться о том, с кем она и что делает, – он улыбнулся, – со временем я понял, что пуританка может быть такой же лживой, как и роялистка. Надо искать личность и определять, из чего она сделана, прежде чем добиваться ее руки.
Приехав сюда, я не искал любовных приключений, но нашел одно и не жалею об этом. Вы прекрасная и желанная, Алиса Лайтон! Вы духовная, интеллигентная, умная, очаровательная! Вы женщина, которую я люблю! Я бы не изменил вам, и не могу жить без вас!
Алиса улыбнулась и подвинулась к нему поближе.
– Филипп, я роялистка. И всегда ею буду. Что случится, если протекторат будет продолжаться, и вы решите вернуться на сторону лорда протектора?
– Я уже принял решение, моя дорогая: с протекторатом покончено. Я не вернусь в Лондон, разве что поеду туда наносить и отдавать визиты, – он нежно улыбнулся. – Кроме того, это касается не политики, а нас. Я люблю вас, Алиса. А вы меня любите?
На ее губах задрожала улыбка, и глаза наполнились слезами счастья:
– О, да! Я люблю вас всем сердцем, Филипп!
– Тогда выйдете за меня замуж.
Он сказал это утвердительно, но Алиса ответила, как на вопрос:
– Да. О, да!
ГЛАВА 19
Май, 1660
Звонят колокола в лондонском храме. Праздничный город ликует от новых надежд на будущее – возвращается король. Тяжелые годы английской республики закончились.
Из провинции хлынули в Лондон тысячи людей, чтобы повеселиться на празднике, повидаться с возвратившимися из ссылки семьями и засвидетельствовать свое почтение и преданность монарху.
– Слышали, что король Чарльз заметил вскользь? – раздавалось тут и там. – Что если бы у Стюартов в Англии было столько друзей, сколько ему клялись в верности, то его отец никогда бы не потерял трон, а он сам не провел бы десять лет в ссылке.
Несмотря на такой цинизм, Чарльз был признателен всем, кто шел за ним. Его жизненным правилом стало – идти на компромисс с себе подобными.
Лорд Стразерн со своей семьей отправился в Лондон, но больше для того, чтобы увидеть Томаса, чем участвовать в празднестве. Он не собирался подавать петицию монарху о возвращении земель, потерянных за годы войны. Стразерн считал, что ему и так есть за что благодарить бога: Томас благополучно вернулся домой, Алиса по-настоящему счастлива в браке. Единственное, что его беспокоило – это Пруденс, которая продолжала сходить с ума по Цедрику Инграму, попавшему с тех пор в немилость к жителям Западного Истона – они избегали его.
Комнаты, которые они сняли в Лондоне, находились на первом этаже бревенчатого дома с выступающим на улицу развалившимся углом. Под окнами постоянно слышался шум, грохот повозок по булыжной мостовой и громкие пьяные голоса веселившихся людей. Но и в таком досадном окружении Стразерн рад был получить эти комнаты – три спальни, гостиную и кабинет – неслыханная роскошь в столице во время празднования. Лорд Стразерн мог теперь приглашать своего сына на семейный обед, после того как семья несколько дней обедала в общей столовой.
В одну из первых встреч возникла некоторая напряженность между Филиппом и Томасом, но Томас быстро усваивал искусство компромисса, а Филипп уже давно овладел этим навыком. Как только Томас понял, что его сестра счастлива в браке, он охотно признал Филиппа членом семьи. Теперь, когда самообладание вернулось к его сыну и зятю, Стразерн мог главенствовать за столом, где в согласии и гармонии сидела его семья. Это вселяло в него такую радость, как возвращение короля. Возможно, даже более весомую.
Разговор свободно шел на различные светские темы. За блюдом из голубей последовали карп и вареный каплун. Но всеобщий восторг вызвал говяжий окорок, поджаренный на вертеле. Трапезу дополняли несколько бутылок кларета, а когда принесли фруктовый торт, всякая напряженность между круглоголовым и роялистом исчезла.
Лорд Стразерн заказал бутылку бренди старой выдержки, чтобы завершить парадное торжество, и, когда он наполнял бокалы, Томас в раздумье взглянул на него:
– Папа, тебя пытались когда-нибудь обвинить в неучтивости с сэром Эдгаром Осборном?
– Мне говорили, что Осборн обвинял меня в государственной измене, – мрачно сказал Стразерн, – но, к счастью, ему не очень-то поверили, он не смог доказать свое обвинение. Кажется, что его неспособность выполнить предназначенную миссию лишила его многих преимуществ. Его донесения не вызывали доверия руководителей, более того, ему не доставало ума понять, что я действовал не как изменник, а как оскорбленный человек.
Стразерн взглянул на Филиппа:
– Я должен поблагодарить Филиппа: используя свое влияние, он сумел обеспечить то, что всего несколько человек признали версию Осборна.
С некоторым облегчением Томас сказал:
– Тогда мне не придется говорить с королем от твоего имени.
Едва заметная нежная улыбка тронула губы Эдварда:
– Нет, спасибо за предложение. Безмерно рад возвращению Его Величества, но я свободный человек, и мне не нужно ни места при дворе, ни моих земель. Моя семья снова вместе – вот все, что меня утешает.
Томас повертел вилкой в своей тарелке, потом осторожно сказал:
– Есть еще один вопрос, который, по-моему, надо обсудить, прежде чем забыть о прошлом.
– Что это может быть? – с любопытством спросила Алиса.
– Цедрик Инграм, – невозмутимо сказал ее брат. – Сегодня король получил от него петицию.
– От Инграма? О чем? – резко и требовательно спросил Стразерн.
– Он объявил себя преданным роялистом, на собственность которого неблагоприятно повлияло правление круглоголовых.
– Он требует компенсацию?
Томас кивнул, улыбаясь негодованию, отразившемуся на лице отца.
– В некотором роде, он хочет получить место при дворе.
Пораженные, все замолчали, потом Пруденс осторожно спросила:
– Он его получит?
– Возможно. Брат Инграма, граф Истон был в ссылке с королем, их семья связана кровными узами с наиболее влиятельными магнатами в стране. Его Величество знает, что сделал Цедрик, но не хочет, едва вступив на престол, враждовать со старой знатью. Он найдет Цедрику такое место, где тот не принесет вреда.
– Такого места нет при дворе, – мягко сказал Филипп.
Неожиданно Томас сделался усталым.
– Возможно и нет, но что же делать Его Величеству? Если он твердо откажет Цедрику Инграму, тот непременно навредит где-нибудь. По крайней мере, король Чарльз и его сторонники смогут следить за ним, если он будет при дворе.
Пруденс нахмурилась. Она не видела Цедрика с момента ее похищения, и нездоровая страсть к нему не ослабела.
– Томас, ты уверен, что не ошибаешься? Я не могу понять, зачем господин Инграм объявил себя истинным роялистом. Ведь своими словами и делами он подтвердил, что предпочитал протекторат!
– Но лорд протектор потерял власть, и Цедрику пришлось искать новые способы продвижения, – мягко сказала Алиса и добавила немного жестче:
– Кажется, он их нашел.
– Но… – Пруденс помолчала, – его действия не совсем честные, правда?
– Да, дорогая, не совсем, – в задумчивых глазах Абигейл мелькнула надежда – может быть, в конце концов, удастся избавить Пруденс от ее сумасшедшей страсти. – Томас, а возможно сделать так, чтобы Пруденс пожила при дворе некоторое время? Я думаю, что это был бы для нее неоценимый опыт.
– Я узнаю, – ответил Том, немного удивившись.
Филипп, угадавший мысли Абигейл, очень тонко намекнул Томасу, но чтобы не ожесточить Пруденс:
– Как вам хорошо известно, Лайтон, жизнь при дворе открывает такие черты характера в человеке, о которых никто не подозревает. Ваша сестра будет познавать, что происходит в большом мире. Может быть, она сумеет понять, что Западный Истон – лучшее место… – что означало, если Пруденс увидит Цедрика в более широком «сценарии» жизни при дворе, она сможет понять, что он за человек. Или она с таким же успехом сможет привлечь внимание какого-нибудь придворного, более подходящего для создания семьи, чем Цедрик.
Томас задумался:
– В самом деле, я узнаю. Тебе хотелось бы быть при дворе, Пру?
В глазах Пруденс зажегся решительный огонь.
– Больше чем что бы то ни было, Томас! – она хлопнула в ладоши от восхищения. – Только представь! Я смогу каждый день видеть короля. Я! Ох, я так взволнована!
Томас засмеялся:
– Не волнуйся так. Я еще не нашел там для тебя место.
Пруденс весело засмеялась:
– Но ты найдешь, Томас! Я знаю, ты найдешь! – она повернулась к сестре. – Ты мне завидуешь, Алиса? Если бы ты не вышла замуж за Филиппа, ты бы тоже могла оказаться при дворе.
Воцарилась напряженная пауза, пока Алиса не посмотрела на Филиппа. Улыбка на ее лице была строгой, сдержанной и очаровательной.
– Я бы потеряла меньше, чем нашла сейчас, – мягко сказала она. – Филипп – самое дорогое, что есть в моей жизни, и я никогда не была бы так счастлива, если бы мы не были вместе.
– Поэтому ты бросилась замуж? – непочтительно спросила Пруденс.
– Я никуда не бросилась! – возразила Алиса. – Мы ждали три месяца. Три долгих месяца! – Она одарила Филиппа поддразнивающим взглядом. – И я не уверена, что мой муж захотел бы отложить наш брак на более поздний срок.
– В конце концов, соседи не смогут сказать, что ты ждала ребенка и вынудила Филиппа жениться на тебе, – практично заметила Абигейл. – Подождав три месяца, ты дала всем ясно понять, что брак не был поспешным союзом, возникшим из-за ребенка.
Алиса вздохнула:
– Я знаю, что ребенок, слишком рано появившийся на свет после вступления в брак, был бы поводом для сплетен, но сейчас мне хотелось бы его иметь.
Она с любовью взглянула на Филиппа:
– Ребенок Филиппа заполнил бы мою жизнь.
Пруденс скорчила гримасу:
– Ну, а я предпочла бы быть при дворе.
Алиса улыбнулась:
– Может быть, именно это тебе и нужно сейчас, но когда ты встретишь человека, которого сможешь полюбить так, как я люблю Филиппа, ты будешь думать по-другому.
Позднее, этим же вечером, когда все легли спать, Филипп спросил Алису:
– Значит ты хочешь иметь моего ребенка, да?
Он коснулся уголка ее рта, и Алиса сладострастно вздохнула:
– Больше всего на свете.
Его рука медленно поползла вниз, лаская ее.
– Давай побеспокоимся о нашем будущем ребенке сегодня.
Она повернулась к нему:
– Ничего не имею против.
Их губы соприкоснулись в сладостном объятии, уже по привычке открывающем дорогу страсти. Тела слились в наслаждении и подспудной надежде – создать новую жизнь. Потом они спокойно лежали, соединенные любовью и единодушными мыслями о будущем.
– Филипп, – тихо сказала Алиса.
Он лежал, закрыв глаза, а на лице блуждала едва заметная счастливая улыбка:
– Гмм?
– Если бы Томас смог добиться места для тебя, ты бы хотел вернуться ко двору?
Он широко открыл глаза и пронзительно посмотрел на нее:
– Ты бы хотела быть при дворе? Если так, Алиса…
Она прижала палец к его губам, не позволяя ему договорить:
– Я тебе уже сказала, что счастлива в Эйнсли. Но ничего другого никогда не знала в отличие от тебя. Твой отец был влиятельным человеком при дворе, и ты вырос там. Иногда мне интересно, тоскуешь ли ты по той жизни.
– Никогда, – сказал он, вновь привлекая ее к себе. – Все, чего я хочу, Алиса, это тебя. Твоей любви, твоего счастья, твоих желаний. Если ты хочешь, мы поедем жить в Лондон, но не по моему желанию.
– Тогда не будем этого делать, – она прижалась к нему. – Обними меня, Филипп, и скажи, что ты меня любишь.
– Всем сердцем, Алиса! Я благословляю тот день, когда Эдгар Осборн предложил мне поехать в имение, которое я унаследовал, дав обещание следить за роялистами. Бесчестное начало привело меня в твою жизнь, и я счастлив. Ты – мое очищение, моя вторая жизнь, я не могу без тебя.
Она коснулась его лица.
– А я без тебя… Я люблю тебя, Филипп, мой круглоголовый! Раньше я бы ругала себя даже за мысль, что хочу быть женой своего врага. Но ты научил меня тому, что честь, вера и верность не знают границ и политических симпатий. В тебе есть все, что я хочу видеть в муже, и с годами наша любовь станет только сильнее, – ее взор затуманился. – Вместе мы поможем создать новую Англию, где люди разных убеждений смогут жить свободно и счастливо.
– Вместе, – как эхо, повторил он, прижимая ее к себе. – Навсегда вместе.
Наделенный редкой физической силой, Барнаус вряд ли кого боялся и всегда вступался за слабых, притесняемых официальной властью.
Стразерн уважал и считался с мнением Вишингема, поэтому так же легко добился его расположения, как в свое время король Чарльз навсегда обратил Вишингема в роялиста.
Д аристократам, подобно Цедрику Инграму, Вишингем относился с предубеждением. Беспокоить их своим вниманием – считал ниже собственного достоинства. С Цедриком Инграмом и другими был просто вежлив и не более, отдавал им должное, выполнял на совесть для него работу, но никогда не смог бы стать близок ему. Цедрику приходилось ждать исполнения им заказов, как и любому другому жителю города.
Стразерн в подробностях рассказал Барнаусу о приезде Томаса и спросил, согласен ли он быть дозорным. Польщенный приглашением, Барнаус тут же согласился. Он немедленно, сообщил об этом своей жене Руфь, так как хотел заблаговременно подготовить ее к тому, что через две недели будет отсутствовать в полночь и бродить по пляжу. Предвидя возражения, он намеревался покончить с ними заранее, чтобы не воевать со своей женой в ночь приезда Томаса.
Его добропорядочная жена, естественно, не обрадовалась планам, но единственное, что она могла сделать, это доходчиво объяснить ему, что он такое значит, ввязываясь в скользкое дело. Руфь далеко не чувствовала такой любви к монарху, как ее муж. В ней не оставалось сомнения на тот случай, куда угодит ее благоверный и чем это кончится, когда его поймают. Однако Барнаус отказался слушать ее разумные доводы и упрямо стоял на своем. Руфь поведала о безудержном гневе сестре, с которой делила все проблемы семейной жизни…
Сестра Руфи была замужем за городским столяром и очень завидовала, что Барнаус, а не ее муж, представляет рабочий класс в комитете роялистов Западного Истона. Одержимая политической ревностью, она рассказала мужу о времени и месте встречи и начала настаивать, чтобы и он был там вместе со всеми. Но ему легче было соврать, чем отправиться ночью туда, где совершаются опасные противозаконные действия, поэтому объявил всем родственникам, что приглашен туда, а для пущей важности и в доказательство правоты сказанного обнародовал время и место встречи Томаса Лайтона. Приятно удивленные родственники сочли своим долгом поведать любому и каждому беспокойную тайну. Таким образом, новость знали все, как будто прочитали о ней в лондонской газете.
Звонят колокола в лондонском храме. Праздничный город ликует от новых надежд на будущее – возвращается король. Тяжелые годы английской республики закончились.
Из провинции хлынули в Лондон тысячи людей, чтобы повеселиться на празднике, повидаться с возвратившимися из ссылки семьями и засвидетельствовать свое почтение и преданность монарху.
– Слышали, что король Чарльз заметил вскользь? – раздавалось тут и там. – Что если бы у Стюартов в Англии было столько друзей, сколько ему клялись в верности, то его отец никогда бы не потерял трон, а он сам не провел бы десять лет в ссылке.
Несмотря на такой цинизм, Чарльз был признателен всем, кто шел за ним. Его жизненным правилом стало – идти на компромисс с себе подобными.
Лорд Стразерн со своей семьей отправился в Лондон, но больше для того, чтобы увидеть Томаса, чем участвовать в празднестве. Он не собирался подавать петицию монарху о возвращении земель, потерянных за годы войны. Стразерн считал, что ему и так есть за что благодарить бога: Томас благополучно вернулся домой, Алиса по-настоящему счастлива в браке. Единственное, что его беспокоило – это Пруденс, которая продолжала сходить с ума по Цедрику Инграму, попавшему с тех пор в немилость к жителям Западного Истона – они избегали его.
Комнаты, которые они сняли в Лондоне, находились на первом этаже бревенчатого дома с выступающим на улицу развалившимся углом. Под окнами постоянно слышался шум, грохот повозок по булыжной мостовой и громкие пьяные голоса веселившихся людей. Но и в таком досадном окружении Стразерн рад был получить эти комнаты – три спальни, гостиную и кабинет – неслыханная роскошь в столице во время празднования. Лорд Стразерн мог теперь приглашать своего сына на семейный обед, после того как семья несколько дней обедала в общей столовой.
В одну из первых встреч возникла некоторая напряженность между Филиппом и Томасом, но Томас быстро усваивал искусство компромисса, а Филипп уже давно овладел этим навыком. Как только Томас понял, что его сестра счастлива в браке, он охотно признал Филиппа членом семьи. Теперь, когда самообладание вернулось к его сыну и зятю, Стразерн мог главенствовать за столом, где в согласии и гармонии сидела его семья. Это вселяло в него такую радость, как возвращение короля. Возможно, даже более весомую.
Разговор свободно шел на различные светские темы. За блюдом из голубей последовали карп и вареный каплун. Но всеобщий восторг вызвал говяжий окорок, поджаренный на вертеле. Трапезу дополняли несколько бутылок кларета, а когда принесли фруктовый торт, всякая напряженность между круглоголовым и роялистом исчезла.
Лорд Стразерн заказал бутылку бренди старой выдержки, чтобы завершить парадное торжество, и, когда он наполнял бокалы, Томас в раздумье взглянул на него:
– Папа, тебя пытались когда-нибудь обвинить в неучтивости с сэром Эдгаром Осборном?
– Мне говорили, что Осборн обвинял меня в государственной измене, – мрачно сказал Стразерн, – но, к счастью, ему не очень-то поверили, он не смог доказать свое обвинение. Кажется, что его неспособность выполнить предназначенную миссию лишила его многих преимуществ. Его донесения не вызывали доверия руководителей, более того, ему не доставало ума понять, что я действовал не как изменник, а как оскорбленный человек.
Стразерн взглянул на Филиппа:
– Я должен поблагодарить Филиппа: используя свое влияние, он сумел обеспечить то, что всего несколько человек признали версию Осборна.
С некоторым облегчением Томас сказал:
– Тогда мне не придется говорить с королем от твоего имени.
Едва заметная нежная улыбка тронула губы Эдварда:
– Нет, спасибо за предложение. Безмерно рад возвращению Его Величества, но я свободный человек, и мне не нужно ни места при дворе, ни моих земель. Моя семья снова вместе – вот все, что меня утешает.
Томас повертел вилкой в своей тарелке, потом осторожно сказал:
– Есть еще один вопрос, который, по-моему, надо обсудить, прежде чем забыть о прошлом.
– Что это может быть? – с любопытством спросила Алиса.
– Цедрик Инграм, – невозмутимо сказал ее брат. – Сегодня король получил от него петицию.
– От Инграма? О чем? – резко и требовательно спросил Стразерн.
– Он объявил себя преданным роялистом, на собственность которого неблагоприятно повлияло правление круглоголовых.
– Он требует компенсацию?
Томас кивнул, улыбаясь негодованию, отразившемуся на лице отца.
– В некотором роде, он хочет получить место при дворе.
Пораженные, все замолчали, потом Пруденс осторожно спросила:
– Он его получит?
– Возможно. Брат Инграма, граф Истон был в ссылке с королем, их семья связана кровными узами с наиболее влиятельными магнатами в стране. Его Величество знает, что сделал Цедрик, но не хочет, едва вступив на престол, враждовать со старой знатью. Он найдет Цедрику такое место, где тот не принесет вреда.
– Такого места нет при дворе, – мягко сказал Филипп.
Неожиданно Томас сделался усталым.
– Возможно и нет, но что же делать Его Величеству? Если он твердо откажет Цедрику Инграму, тот непременно навредит где-нибудь. По крайней мере, король Чарльз и его сторонники смогут следить за ним, если он будет при дворе.
Пруденс нахмурилась. Она не видела Цедрика с момента ее похищения, и нездоровая страсть к нему не ослабела.
– Томас, ты уверен, что не ошибаешься? Я не могу понять, зачем господин Инграм объявил себя истинным роялистом. Ведь своими словами и делами он подтвердил, что предпочитал протекторат!
– Но лорд протектор потерял власть, и Цедрику пришлось искать новые способы продвижения, – мягко сказала Алиса и добавила немного жестче:
– Кажется, он их нашел.
– Но… – Пруденс помолчала, – его действия не совсем честные, правда?
– Да, дорогая, не совсем, – в задумчивых глазах Абигейл мелькнула надежда – может быть, в конце концов, удастся избавить Пруденс от ее сумасшедшей страсти. – Томас, а возможно сделать так, чтобы Пруденс пожила при дворе некоторое время? Я думаю, что это был бы для нее неоценимый опыт.
– Я узнаю, – ответил Том, немного удивившись.
Филипп, угадавший мысли Абигейл, очень тонко намекнул Томасу, но чтобы не ожесточить Пруденс:
– Как вам хорошо известно, Лайтон, жизнь при дворе открывает такие черты характера в человеке, о которых никто не подозревает. Ваша сестра будет познавать, что происходит в большом мире. Может быть, она сумеет понять, что Западный Истон – лучшее место… – что означало, если Пруденс увидит Цедрика в более широком «сценарии» жизни при дворе, она сможет понять, что он за человек. Или она с таким же успехом сможет привлечь внимание какого-нибудь придворного, более подходящего для создания семьи, чем Цедрик.
Томас задумался:
– В самом деле, я узнаю. Тебе хотелось бы быть при дворе, Пру?
В глазах Пруденс зажегся решительный огонь.
– Больше чем что бы то ни было, Томас! – она хлопнула в ладоши от восхищения. – Только представь! Я смогу каждый день видеть короля. Я! Ох, я так взволнована!
Томас засмеялся:
– Не волнуйся так. Я еще не нашел там для тебя место.
Пруденс весело засмеялась:
– Но ты найдешь, Томас! Я знаю, ты найдешь! – она повернулась к сестре. – Ты мне завидуешь, Алиса? Если бы ты не вышла замуж за Филиппа, ты бы тоже могла оказаться при дворе.
Воцарилась напряженная пауза, пока Алиса не посмотрела на Филиппа. Улыбка на ее лице была строгой, сдержанной и очаровательной.
– Я бы потеряла меньше, чем нашла сейчас, – мягко сказала она. – Филипп – самое дорогое, что есть в моей жизни, и я никогда не была бы так счастлива, если бы мы не были вместе.
– Поэтому ты бросилась замуж? – непочтительно спросила Пруденс.
– Я никуда не бросилась! – возразила Алиса. – Мы ждали три месяца. Три долгих месяца! – Она одарила Филиппа поддразнивающим взглядом. – И я не уверена, что мой муж захотел бы отложить наш брак на более поздний срок.
– В конце концов, соседи не смогут сказать, что ты ждала ребенка и вынудила Филиппа жениться на тебе, – практично заметила Абигейл. – Подождав три месяца, ты дала всем ясно понять, что брак не был поспешным союзом, возникшим из-за ребенка.
Алиса вздохнула:
– Я знаю, что ребенок, слишком рано появившийся на свет после вступления в брак, был бы поводом для сплетен, но сейчас мне хотелось бы его иметь.
Она с любовью взглянула на Филиппа:
– Ребенок Филиппа заполнил бы мою жизнь.
Пруденс скорчила гримасу:
– Ну, а я предпочла бы быть при дворе.
Алиса улыбнулась:
– Может быть, именно это тебе и нужно сейчас, но когда ты встретишь человека, которого сможешь полюбить так, как я люблю Филиппа, ты будешь думать по-другому.
Позднее, этим же вечером, когда все легли спать, Филипп спросил Алису:
– Значит ты хочешь иметь моего ребенка, да?
Он коснулся уголка ее рта, и Алиса сладострастно вздохнула:
– Больше всего на свете.
Его рука медленно поползла вниз, лаская ее.
– Давай побеспокоимся о нашем будущем ребенке сегодня.
Она повернулась к нему:
– Ничего не имею против.
Их губы соприкоснулись в сладостном объятии, уже по привычке открывающем дорогу страсти. Тела слились в наслаждении и подспудной надежде – создать новую жизнь. Потом они спокойно лежали, соединенные любовью и единодушными мыслями о будущем.
– Филипп, – тихо сказала Алиса.
Он лежал, закрыв глаза, а на лице блуждала едва заметная счастливая улыбка:
– Гмм?
– Если бы Томас смог добиться места для тебя, ты бы хотел вернуться ко двору?
Он широко открыл глаза и пронзительно посмотрел на нее:
– Ты бы хотела быть при дворе? Если так, Алиса…
Она прижала палец к его губам, не позволяя ему договорить:
– Я тебе уже сказала, что счастлива в Эйнсли. Но ничего другого никогда не знала в отличие от тебя. Твой отец был влиятельным человеком при дворе, и ты вырос там. Иногда мне интересно, тоскуешь ли ты по той жизни.
– Никогда, – сказал он, вновь привлекая ее к себе. – Все, чего я хочу, Алиса, это тебя. Твоей любви, твоего счастья, твоих желаний. Если ты хочешь, мы поедем жить в Лондон, но не по моему желанию.
– Тогда не будем этого делать, – она прижалась к нему. – Обними меня, Филипп, и скажи, что ты меня любишь.
– Всем сердцем, Алиса! Я благословляю тот день, когда Эдгар Осборн предложил мне поехать в имение, которое я унаследовал, дав обещание следить за роялистами. Бесчестное начало привело меня в твою жизнь, и я счастлив. Ты – мое очищение, моя вторая жизнь, я не могу без тебя.
Она коснулась его лица.
– А я без тебя… Я люблю тебя, Филипп, мой круглоголовый! Раньше я бы ругала себя даже за мысль, что хочу быть женой своего врага. Но ты научил меня тому, что честь, вера и верность не знают границ и политических симпатий. В тебе есть все, что я хочу видеть в муже, и с годами наша любовь станет только сильнее, – ее взор затуманился. – Вместе мы поможем создать новую Англию, где люди разных убеждений смогут жить свободно и счастливо.
– Вместе, – как эхо, повторил он, прижимая ее к себе. – Навсегда вместе.
* * *
В небольшом городке Западном Истоне каждый знал друг друга, поэтому новость о визите Томаса Лайтона очень скоро стала достоянием гласности. И Барнаус Вишингем принимал в этом непосредственное участие. Его жена – добропорядочная женщина! – ежеминутно должна была знать, где обитает ее благоверный. Беспокойство оставляло ее, только когда муж находился в своей кузнице недалеко от дома. Но стоило ему ненадолго отлучиться по возложенным на него делам комитета роялистов, как буря негодования обрушивалась на бедные плечи безутешной супруги. Но Барнаус Вишингем, замеченный самим королем Чарльзом в те дни, когда с его помощью скрывался в недрах Западного Истона, поклялся в верности роялистам и взял на себя ответственную миссию – быть связующим звеном между Стразерном и западноистонскими рабочими.Наделенный редкой физической силой, Барнаус вряд ли кого боялся и всегда вступался за слабых, притесняемых официальной властью.
Стразерн уважал и считался с мнением Вишингема, поэтому так же легко добился его расположения, как в свое время король Чарльз навсегда обратил Вишингема в роялиста.
Д аристократам, подобно Цедрику Инграму, Вишингем относился с предубеждением. Беспокоить их своим вниманием – считал ниже собственного достоинства. С Цедриком Инграмом и другими был просто вежлив и не более, отдавал им должное, выполнял на совесть для него работу, но никогда не смог бы стать близок ему. Цедрику приходилось ждать исполнения им заказов, как и любому другому жителю города.
Стразерн в подробностях рассказал Барнаусу о приезде Томаса и спросил, согласен ли он быть дозорным. Польщенный приглашением, Барнаус тут же согласился. Он немедленно, сообщил об этом своей жене Руфь, так как хотел заблаговременно подготовить ее к тому, что через две недели будет отсутствовать в полночь и бродить по пляжу. Предвидя возражения, он намеревался покончить с ними заранее, чтобы не воевать со своей женой в ночь приезда Томаса.
Его добропорядочная жена, естественно, не обрадовалась планам, но единственное, что она могла сделать, это доходчиво объяснить ему, что он такое значит, ввязываясь в скользкое дело. Руфь далеко не чувствовала такой любви к монарху, как ее муж. В ней не оставалось сомнения на тот случай, куда угодит ее благоверный и чем это кончится, когда его поймают. Однако Барнаус отказался слушать ее разумные доводы и упрямо стоял на своем. Руфь поведала о безудержном гневе сестре, с которой делила все проблемы семейной жизни…
Сестра Руфи была замужем за городским столяром и очень завидовала, что Барнаус, а не ее муж, представляет рабочий класс в комитете роялистов Западного Истона. Одержимая политической ревностью, она рассказала мужу о времени и месте встречи и начала настаивать, чтобы и он был там вместе со всеми. Но ему легче было соврать, чем отправиться ночью туда, где совершаются опасные противозаконные действия, поэтому объявил всем родственникам, что приглашен туда, а для пущей важности и в доказательство правоты сказанного обнародовал время и место встречи Томаса Лайтона. Приятно удивленные родственники сочли своим долгом поведать любому и каждому беспокойную тайну. Таким образом, новость знали все, как будто прочитали о ней в лондонской газете.