Коффин явно потерял к ней интерес.
— Подождите, пожалуйста, мэм. Я вернусь к вам, как только смогу.
Элен Кини опустилась на скамейку и долго смотрела вслед троим мужчинам. Дежурный сержант понял, что она разочарована.
— Вы уверены, что я не могу вам помочь, мэм? — спросил он.
Но Элен не доверяла сержанту. Когда они с Патом пришли, то сразу попытались сказать ему, что их сын кое-что знает о деле Элдриджей. Сержант скорчил страдальческую мину.
— Леди, вы хоть представляете, сколько народу нам уже позвонило? С тех пор как телеграфные агентства заполучили эти новости, телефон трещит без умолку. Какой-то придурок из Туксона сообщил, что сегодня утром якобы видел детей на игровой площадке через улицу от своего дома. Но они не могли туда попасть даже на сверхзвуковом самолете. Так что присаживайтесь. Шеф поговорит с вами, когда сможет.
— Элен, пойдем домой, — сказал Пат. — Мы здесь только мешаем.
Элен покачала головой. Она открыла бумажник и вытащила записку, которую незнакомец дал Нилу. К ней она приложила свои записи обо всем, что рассказал ей сын. Она знала точное время, когда он ходил за письмом. Подробно описала этого человека, привела точные слова мальчика, когда он сказал, что мужчина похож на первого мужа Нэнси Хармон, чью фотографию показали по телевизору, и что его машина — старый универсал, «прямо как дедушкин» — то есть «Форд». Наконец, Нил сказал, что к лобовому стеклу прилеплена лицензия на рыбалку в Адамс-порте.
Элен решила сидеть здесь, пока не расскажет все, что знает. Пат выглядел таким уставшим. Она похлопала его по руке.
— Потерпи немного, дорогой, — прошептала она. — Наверное, это ерунда, но что-то не дает мне уйти. Шеф ведь сказал, что скоро со мной поговорит.
Дверь участка открылась, и в помещение вошла пара среднего возраста. Мужчина не скрывал своего раздражения, а женщина явно нервничала. Дежурный сержант поздоровался.
— Здравствуйте, мистер Уиггинс… миссис Уиггинс. Что-то случилось?
— Вы не поверите! — рявкнул Уиггинс. — В такой вечер моя жена хочет сообщить, что сегодня утром кто-то стащил банку детской присыпки из магазина.
— Детской присыпки? — Сержант повысил голос от изумления.
Миссис Уиггинс огорчилась еще больше.
— Мне наплевать, что это звучит глупо. Я хочу увидеть шефа Коффина.
— Он скоро выйдет. Эти люди тоже его ждут. Присаживайтесь, ладно? — Он указал на скамью справа от той, где ждали супруги Кини.
Усевшись, муж злобно пробормотал:
— Я все равно не понимаю, что мы здесь делаем. Элен с сочувствием повернулась к вошедшим.
Возможно, если с этой женщиной поговорить, она перестанет так нервничать.
— Вообще-то мы тоже не знаем, что мы здесь делаем, — сказала она. — Но ведь дети пропали, и это ужасно…
В пятидесяти футах дальше по коридору Роб Леглер, прищурившись, враждебно смотрел на Рэя Элдриджа. Парень что надо, решил он. В этот раз Нэнси не промахнулась. Карл Хармон был каким-то уродом. От страха желудок завязался узлом, и Роба затошнило. Детей Элдриджей так и не нашли. Если с ними что-то случилось, это запросто повесят на него. Но рядом с домом Элдриджей его никто не видел… никто, кроме этого жирного мужика в старом универсале. Вдруг этот тип работает в службе доставки и позвонил в полицию? Вдруг он опознает Роба и подтвердит, что сегодня утром тот был у дома Элдриджей? С какой стати ему там ошиваться? Никто не поверит, что он тайком пробрался в страну, только чтобы поздороваться с Нэнси.
Роб отчаянно искал какой-нибудь предлог. Но ни один не казался ему правдоподобным. Лучше просто помалкивать, пока он не получит адвоката, — а может, и дальше помалкивать.
— Ваше положение очень серьезно, — говорил Джонатан. — Вы — арестованный дезертир. Мне напомнить о наказании, которое предусматривает закон за дезертирство? Ваша ситуация гораздо серьезнее, чем ситуация человека, бросившего свою страну, чтобы избежать военной службы. Вас призвали в армию. Неважно, что произошло с детьми Элдриджей, виновны ли вы в их исчезновении, но в данный момент вы очень близки к тому, что следующие десять или двадцать лет проведете в тюрьме.
— Еще посмотрим, — пробормотал Роб. Но он знал, что Джонатан прав. Черт!
— Но, конечно, даже обвинение в дезертирстве не столь серьезно, как обвинение в убийстве…
— Я никого не убивал! — рявкнул Роб, вскакивая со стула.
— Сядьте, — приказал Коффин.
Рэй встал и перегнулся через стол так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами Роба.
— Сейчас я вам все объясню, — невозмутимо сказал он. — Вы ублюдок. За два цента я бы сам вас убил. Из-за ваших показаний семь лет назад моя жена чуть не оказалась в газовой камере, а сейчас вы наверняка знаете то, что может спасти жизни моих детей, если еще не поздно. А теперь слушай, гад, и слушай внимательно. Моя жена не верит, что ты причинил вред нашим детям. Я уважаю ее убежденность. Но она видела тебя сегодня утром. Значит, ты что-то знаешь о том, что произошло. Вилять и говорить, будто ты не приближался к нашему дому, бессмысленно. Мы докажем, что ты был там. Но если ты все расскажешь и детей вернут, мы не станем давать ход делу по обвинению в похищении. А мистер Ноулз, который, кстати, является одним из ведущих адвокатов в стране, будет тебя защищать и постарается добиться минимального срока по обвинению в дезертирстве. У него есть свои люди, и много… Ну, что выбираешь, сопляк? Принимаешь сделку? — На лбу у Рэя вздулись вены. Он наклонился вперед, пока его глаза не оказались в нескольких дюймах от глаз Роба. — Ведь если нет… и если ты что-то знаешь… и если я выясню, что ты мог помочь нам вернуть детей и не сделал этого… мне наплевать, в какую тюрьму ты сядешь, я доберусь до тебя и убью. Запомни это, вонючий ублюдок.
— Рэй. — Джонатан с силой отдернул его.
Роб обвел взглядом присутствующих. Шеф… доктор… Рэй Элдридж… Ноулз, адвокат. Если он признается, что был у дома Элдриджей… Но какой смысл это отрицать? Был свидетель. Чутье подсказывало ему принять предложение — все козыри вышли, крыть нечем. По крайней мере, если примет предложение, у него появится надежда в деле о дезертирстве.
Он пожал плечами и взглянул на Джонатана.
— Вы будете меня защищать?
— Да.
— Я не хочу, чтобы на меня повесили похищение детей.
— Никто не пытается повесить это на вас, — сказал Джонатан. — Мы хотим правду, просто правду. И сделка отменяется, если мы не услышим ее сейчас.
Роб откинулся на спинку стула. Он избегал смотреть на Рэя.
— Ну ладно, — процедил он. — Вот как все началось. Мой приятель в Канаде…
Роб говорил, а они внимательно слушали. Время от времени Коффин или Джонатан задавали вопрос. Рассказывая, что он приехал просить у Нэнси денег, Роб тщательно выбирал слова.
— Видите, я никогда не верил, что она тронула хоть волосок на голове этих детей от Хармона. Не такой она человек. Но до меня дошли слухи, что убийство пытались пришить мне и что лучше просто отвечать на вопросы и держать свое мнение при себе. Мне было ее даже жалко; она мне казалась напуганным ребенком, которого подставили.
— И виноваты в этом вы, — вставил Рэй.
— Замолчите, Рэй! — рявкнул Коффин. — Рассказывайте о сегодняшнем утре, — велел он Робу. — Когда вы прибыли к дому Элдриджей?
— Около десяти, — сказал Роб. — Я ехал очень медленно, искал эту грунтовую дорогу, которую нарисовал мой друг. А потом сообразил, что проскочил ее.
— Как вы это поняли?
— Ну, мне пришлось притормозить из-за другой машины… Потом я понял, что она выехала с этой дороги, так что я сдал назад.
— Другая машина? — переспросил Рэй и вскочил на ноги. — Какая другая машина?
Дверь комнаты для допроса распахнулась, и внутрь влетел сержант.
— Шеф, вы должны поговорить с Уиггинсами и этой другой парочкой. Кажется, они хотят сообщить что-то действительно важное.
30
— Подождите, пожалуйста, мэм. Я вернусь к вам, как только смогу.
Элен Кини опустилась на скамейку и долго смотрела вслед троим мужчинам. Дежурный сержант понял, что она разочарована.
— Вы уверены, что я не могу вам помочь, мэм? — спросил он.
Но Элен не доверяла сержанту. Когда они с Патом пришли, то сразу попытались сказать ему, что их сын кое-что знает о деле Элдриджей. Сержант скорчил страдальческую мину.
— Леди, вы хоть представляете, сколько народу нам уже позвонило? С тех пор как телеграфные агентства заполучили эти новости, телефон трещит без умолку. Какой-то придурок из Туксона сообщил, что сегодня утром якобы видел детей на игровой площадке через улицу от своего дома. Но они не могли туда попасть даже на сверхзвуковом самолете. Так что присаживайтесь. Шеф поговорит с вами, когда сможет.
— Элен, пойдем домой, — сказал Пат. — Мы здесь только мешаем.
Элен покачала головой. Она открыла бумажник и вытащила записку, которую незнакомец дал Нилу. К ней она приложила свои записи обо всем, что рассказал ей сын. Она знала точное время, когда он ходил за письмом. Подробно описала этого человека, привела точные слова мальчика, когда он сказал, что мужчина похож на первого мужа Нэнси Хармон, чью фотографию показали по телевизору, и что его машина — старый универсал, «прямо как дедушкин» — то есть «Форд». Наконец, Нил сказал, что к лобовому стеклу прилеплена лицензия на рыбалку в Адамс-порте.
Элен решила сидеть здесь, пока не расскажет все, что знает. Пат выглядел таким уставшим. Она похлопала его по руке.
— Потерпи немного, дорогой, — прошептала она. — Наверное, это ерунда, но что-то не дает мне уйти. Шеф ведь сказал, что скоро со мной поговорит.
Дверь участка открылась, и в помещение вошла пара среднего возраста. Мужчина не скрывал своего раздражения, а женщина явно нервничала. Дежурный сержант поздоровался.
— Здравствуйте, мистер Уиггинс… миссис Уиггинс. Что-то случилось?
— Вы не поверите! — рявкнул Уиггинс. — В такой вечер моя жена хочет сообщить, что сегодня утром кто-то стащил банку детской присыпки из магазина.
— Детской присыпки? — Сержант повысил голос от изумления.
Миссис Уиггинс огорчилась еще больше.
— Мне наплевать, что это звучит глупо. Я хочу увидеть шефа Коффина.
— Он скоро выйдет. Эти люди тоже его ждут. Присаживайтесь, ладно? — Он указал на скамью справа от той, где ждали супруги Кини.
Усевшись, муж злобно пробормотал:
— Я все равно не понимаю, что мы здесь делаем. Элен с сочувствием повернулась к вошедшим.
Возможно, если с этой женщиной поговорить, она перестанет так нервничать.
— Вообще-то мы тоже не знаем, что мы здесь делаем, — сказала она. — Но ведь дети пропали, и это ужасно…
В пятидесяти футах дальше по коридору Роб Леглер, прищурившись, враждебно смотрел на Рэя Элдриджа. Парень что надо, решил он. В этот раз Нэнси не промахнулась. Карл Хармон был каким-то уродом. От страха желудок завязался узлом, и Роба затошнило. Детей Элдриджей так и не нашли. Если с ними что-то случилось, это запросто повесят на него. Но рядом с домом Элдриджей его никто не видел… никто, кроме этого жирного мужика в старом универсале. Вдруг этот тип работает в службе доставки и позвонил в полицию? Вдруг он опознает Роба и подтвердит, что сегодня утром тот был у дома Элдриджей? С какой стати ему там ошиваться? Никто не поверит, что он тайком пробрался в страну, только чтобы поздороваться с Нэнси.
Роб отчаянно искал какой-нибудь предлог. Но ни один не казался ему правдоподобным. Лучше просто помалкивать, пока он не получит адвоката, — а может, и дальше помалкивать.
— Ваше положение очень серьезно, — говорил Джонатан. — Вы — арестованный дезертир. Мне напомнить о наказании, которое предусматривает закон за дезертирство? Ваша ситуация гораздо серьезнее, чем ситуация человека, бросившего свою страну, чтобы избежать военной службы. Вас призвали в армию. Неважно, что произошло с детьми Элдриджей, виновны ли вы в их исчезновении, но в данный момент вы очень близки к тому, что следующие десять или двадцать лет проведете в тюрьме.
— Еще посмотрим, — пробормотал Роб. Но он знал, что Джонатан прав. Черт!
— Но, конечно, даже обвинение в дезертирстве не столь серьезно, как обвинение в убийстве…
— Я никого не убивал! — рявкнул Роб, вскакивая со стула.
— Сядьте, — приказал Коффин.
Рэй встал и перегнулся через стол так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами Роба.
— Сейчас я вам все объясню, — невозмутимо сказал он. — Вы ублюдок. За два цента я бы сам вас убил. Из-за ваших показаний семь лет назад моя жена чуть не оказалась в газовой камере, а сейчас вы наверняка знаете то, что может спасти жизни моих детей, если еще не поздно. А теперь слушай, гад, и слушай внимательно. Моя жена не верит, что ты причинил вред нашим детям. Я уважаю ее убежденность. Но она видела тебя сегодня утром. Значит, ты что-то знаешь о том, что произошло. Вилять и говорить, будто ты не приближался к нашему дому, бессмысленно. Мы докажем, что ты был там. Но если ты все расскажешь и детей вернут, мы не станем давать ход делу по обвинению в похищении. А мистер Ноулз, который, кстати, является одним из ведущих адвокатов в стране, будет тебя защищать и постарается добиться минимального срока по обвинению в дезертирстве. У него есть свои люди, и много… Ну, что выбираешь, сопляк? Принимаешь сделку? — На лбу у Рэя вздулись вены. Он наклонился вперед, пока его глаза не оказались в нескольких дюймах от глаз Роба. — Ведь если нет… и если ты что-то знаешь… и если я выясню, что ты мог помочь нам вернуть детей и не сделал этого… мне наплевать, в какую тюрьму ты сядешь, я доберусь до тебя и убью. Запомни это, вонючий ублюдок.
— Рэй. — Джонатан с силой отдернул его.
Роб обвел взглядом присутствующих. Шеф… доктор… Рэй Элдридж… Ноулз, адвокат. Если он признается, что был у дома Элдриджей… Но какой смысл это отрицать? Был свидетель. Чутье подсказывало ему принять предложение — все козыри вышли, крыть нечем. По крайней мере, если примет предложение, у него появится надежда в деле о дезертирстве.
Он пожал плечами и взглянул на Джонатана.
— Вы будете меня защищать?
— Да.
— Я не хочу, чтобы на меня повесили похищение детей.
— Никто не пытается повесить это на вас, — сказал Джонатан. — Мы хотим правду, просто правду. И сделка отменяется, если мы не услышим ее сейчас.
Роб откинулся на спинку стула. Он избегал смотреть на Рэя.
— Ну ладно, — процедил он. — Вот как все началось. Мой приятель в Канаде…
Роб говорил, а они внимательно слушали. Время от времени Коффин или Джонатан задавали вопрос. Рассказывая, что он приехал просить у Нэнси денег, Роб тщательно выбирал слова.
— Видите, я никогда не верил, что она тронула хоть волосок на голове этих детей от Хармона. Не такой она человек. Но до меня дошли слухи, что убийство пытались пришить мне и что лучше просто отвечать на вопросы и держать свое мнение при себе. Мне было ее даже жалко; она мне казалась напуганным ребенком, которого подставили.
— И виноваты в этом вы, — вставил Рэй.
— Замолчите, Рэй! — рявкнул Коффин. — Рассказывайте о сегодняшнем утре, — велел он Робу. — Когда вы прибыли к дому Элдриджей?
— Около десяти, — сказал Роб. — Я ехал очень медленно, искал эту грунтовую дорогу, которую нарисовал мой друг. А потом сообразил, что проскочил ее.
— Как вы это поняли?
— Ну, мне пришлось притормозить из-за другой машины… Потом я понял, что она выехала с этой дороги, так что я сдал назад.
— Другая машина? — переспросил Рэй и вскочил на ноги. — Какая другая машина?
Дверь комнаты для допроса распахнулась, и внутрь влетел сержант.
— Шеф, вы должны поговорить с Уиггинсами и этой другой парочкой. Кажется, они хотят сообщить что-то действительно важное.
30
Наконец Нэнси смогла встать, умыться и прополоскать рот. Она не должна показать, что ей плохо. Не должна говорить об этом. Все решат, что она сошла с ума. Не поверят, не поймут. Но если невероятное возможно… то дети… О боже, только не опять, только не так, пожалуйста, только не опять!..
Она бросилась в спальню, выхватила нижнее белье из ящика, достала брюки и толстый свитер из шкафа. Ей нужно в участок. Она должна увидеть Роба, сказать ему, что думает, вымолить правду. Пусть все подумают, что она спятила, ей все равно.
С молниеносной скоростью Нэнси оделась, влезла в кеды, зашнуровала их трясущимися пальцами и поспешила вниз. Дороти ждала ее в столовой. На столе лежали сандвичи и стоял чайник.
— Нэнси, сядьте… попробуйте что-нибудь съесть…
— Мне надо увидеть Роба Леглера, — перебила ее Нэнси. — Я должна спросить его кое о чем. — Она сжала зубы, услышав истерические нотки в своем голосе. Нельзя впадать в истерику. Она повернулась к Берни Миллсу, который стоял в дверях кухни. — Пожалуйста, позвоните в участок, — попросила она. — Скажите шефу, что я хочу приехать… Я настаиваю. Скажите, что это имеет отношение к детям.
— Нэнси! — Дороти схватила ее за локоть. — Что вы такое говорите?
— Что я должна увидеть Роба. Дороти, позвоните в участок. Нет, я сама позвоню.
Нэнси подбежала к телефону и уже было сняла трубку, как он зазвонил. Берни Миллс бросился к аппарату, но она опередила его.
— Алло! — нетерпеливо крикнула она.
И тут она услышала голос — тихий, не громче шепота. Пришлось вслушиваться изо всех сил, чтобы различить слова.
— Мама… Мама, пожалуйста, забери нас. Помоги нам, мама. Мисси плохо. Приезжай и забери нас…
— Майкл… Майкл! — закричала она. — Майкл, где ты? Скажи мне, где ты!
— Мы в… — вдруг голос стих, и связь прервалась.
Обезумев, Нэнси трясла телефон.
— Оператор! — визжала она. — Не разрывайте связи! Оператор… — Но было поздно. Мгновение спустя в трубке заскулил монотонный гудок.
— Нэнси, что такое? Кто это? — Дороти стояла рядом с ней.
— Это был Майкл. Майкл звонил. Он сказал, что Мисси плохо. — Нэнси увидела, что Дороти сомневается. — Господи, вы что, не понимаете? Это был Майкл!
Она встряхнула аппарат, потом позвонила оператору и перебила ее формальное вступление.
— Вы можете рассказать о звонке, который только что поступил? Кто звонил? Откуда?
— Простите, мэм. Мы не знаем. Вообще-то у нас и без того много неприятностей. Большинство телефонов в городе выключены из-за шторма. А что случилось?
— Я должна знать, откуда звонили.
— Мы не можем проследить звонок после окончания связи, мэм.
Нэнси оцепенело положила трубку.
— Кто-то, наверное, разорвал связь, — сказала она. — Тот, у кого дети.
— Нэнси, вы уверены?
— Миссис Элдридж, вы слишком расстроены, — попытался успокоить ее Берни Миллс.
Но Нэнси как будто его не замечала.
— Дороти, Майкл знает, где они находятся. Он где-то рядом. Как вы не понимаете? И он говорит, что Мисси плохо.
Откуда-то издалека доносились другие слова. Лизе плохо… она заболела. Много лет назад Нэнси сказала это Карлу.
— Какой телефон полицейского участка? — спросила Нэнси Берни Миллса, борясь со слабостью, словно туман, заволакивавшую разум. Как хочется лечь… ускользнуть в забытье. Кто-то с Майклом и Мисси… кто-то причиняет им зло… Может, делает с ними то же, что и тогда. Нет… нет… она должна их найти. Она не должна поддаться слабости… Она должна их найти.
Нэнси схватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Вы думаете, что у меня истерика, — тихо сказала она, — но я говорю вам, что звонил мой сын. Какой телефон полицейского участка?
— Позвоните 5-3-8-100, — с неохотой сказал Берни. Она окончательно сошла с ума, подумал он. И шеф оторвет ему голову за то, что к телефону подошел не он. Она воображала, что звонил ребенок… но это мог быть кто угодно, даже сам маньяк.
Раздался всего один гудок, и резкий голос сказал:
— Главное полицейское управление Адамс-порта. Говорит сержант…
Нэнси хотела попросить шефа, но вдруг поняла, что разговаривает с пустотой. Она встряхнула телефон.
— Не работает, — сказала она. — Телефон не работает.
Берни Миллс взял у нее трубку.
— Не работает, да. И неудивительно. Наверное, в половине домов нет связи. Шторм.
— Отвезите меня в участок. Нет, поезжайте вы, вдруг телефон заработает и Майкл снова позвонит… Пожалуйста, поезжайте в участок… или кто-то есть снаружи?
— Вряд ли. Телевизионщики тоже поехали в участок.
— Тогда езжайте. Мы останемся здесь. Скажите, что звонил Майкл. Попросите их привезти Роба Леглера сюда. Мы будем ждать.
— Я не могу вас оставить.
— Нэнси, почему вы уверены, что это был Майкл?
— Я уверена. Дороти, пожалуйста, поверьте мне. Я уверена. Это был Майкл. Сколько ехать до участка на машине? Пять минут. Вас не будет всего десять минут — заставьте их привезти сюда Роба Леглера. Пожалуйста.
Берни Миллс напряженно думал. Шеф приказал оставаться здесь. Но поскольку телефон вырубили, звонить никто не будет. Если он привезет Нэнси с собой, шефу это может не понравится. Если он уедет один и сразу вернется, его не будет всего десять минут, а если звонил действительно ребенок и он не сообщит об этом…
Сначала он хотел отправить в участок Дороти, но потом отказался от этой мысли. Дороги слишком скользкие. А она так расстроена, что, скорее всего, разобьет машину.
— Хорошо, я поеду, — согласился он. — А вы оставайтесь здесь.
Решив не тратить время на одевание пальто, он выбежал из черного входа и бросился к патрульной машине.
— Дороти, Майкл знает, где он, — сказала Нэнси. — Он сказал: «Мы в…» Понимаете, если вы на улице или на дороге, то говорите: «Мы на шоссе 6А», или «Мы на пляже», или «Мы на корабле», но если вы в доме или магазине, то говорите: «Мы в доме Дороти», или «Мы в папином кабинете». Вы понимаете, что я хочу сказать? Дороти, ведь об этом можно как-нибудь узнать. Я все думаю, думаю… Должно быть что-то… какой-то способ узнать. И он сказал, что Мисси плохо. Утром я чуть не оставила ее дома. Я думала, что слишком холодно, слишком ветрено… Но я не люблю, когда они болеют, не люблю обращаться с ними, как с малышами, и теперь я знаю почему. Это из-за Карла, из-за того, как он осматривал их… и меня. Он был болен. Сейчас я это понимаю. Вот почему я разрешила Мисси выйти на улицу. Было сыро и слишком холодно для нее. Но я подумала — всего на полчаса. Я дала ей красные варежки с рожицами и велела не снимать, потому что холодно. Помню, еще подумала, что на этот раз у нее одинаковые рукавички. Но одну она потеряла на качелях. О боже, Дороти, если бы я их не выпустила гулять! Если бы я оставила их дома, потому что она заболевала… Но я не хотела думать об этом… Дороти!
Дороти приглушенно вскрикнула, ее лицо перекосилось.
— Что вы сказали? — переспросила она. — Что вы сказали… о варежках?
— Ничего… Что Мисси потеряла одну… и что они были одинаковые. Дороти, что вы хотите сказать?.. Что вы знаете?
Всхлипывая, Дороти закрыла лицо руками.
— Я знаю, где они. О боже, я знаю… Какая же я дура. О, Нэнси, что я натворила. Что я натворила! — Она засунула руку в карман и вытащила рукавицу. — Она лежала там… сегодня днем, на полу гаража… и я подумала, что выпихнула ее ногой. И этот ужасный человек… я чувствовала, что-то в нем не так, от него как-то странно пахло… резкий… неприятный запах… и эта детская присыпка. О, боже мой!
Нэнси схватила рукавичку:
— Дороти, пожалуйста, помогите мне. Где вы нашли эту рукавичку?
Дороти безвольно опустилась на диван.
— В Дозорной Вышке, когда я показывала ее сегодня.
— Дозорная Вышка… где живет этот Пэрриш. Кажется, я видела его только издали. О нет! — На нее снизошло озарение, и Нэнси открылась вся правда. Она поняла, что может быть слишком поздно. — Дороти, я еду в Дозорную Вышку. Сейчас же… дети там. Может, я успею. А вы езжайте за Рэем и полицией. Велите им приезжать. Как мне попасть в дом?
Дороти перестала дрожать, и ее голос стал таким же спокойным, как у Нэнси. Потом, всю оставшуюся жизнь, она может упрекать себя… но только не сейчас.
— На кухонной двери есть задвижка. Если он защелкнул ее, вы не сможете попасть внутрь. Но парадная дверь, та, что со стороны залива… Он никогда через нее не заходит. Я даже не давала ему ключ. Этот откроет оба замка. — Она вытащила из кармана связку ключей. — Вот этот.
Дороти не стала отговаривать Нэнси ехать. Женщины бросились к машинам. Нэнси выехала первой, и Дороти затаила дыхание, когда ее машина накренилась, понеслась по льду, затем выправилась.
Почти ничего не видно. Мокрый снег лежал толстым ледяным щитом на лобовом стекле. Нэнси опустила боковое окно, высунула голову и, щурясь от проливного дождя, помчалась через шоссе 6А по кратчайшему пути к Дозорной Вышке.
На петляющей дороге машина заскользила. Нэнси утопила в пол педаль газа, передние колеса понесло, и автомобиль закружился. Нэнси выжала тормоза и попыталась его выправить, но было уже поздно. Впереди маячило дерево. Наконец ей удалось вывернуть руль, капот метнулся вправо и со скрежетом врезался в ствол.
Нэнси швырнуло вперед, потом откинуло назад. Колеса еще вертелись, когда она открыла дверцу и выскочила под проливной дождь со снегом. Пальто осталось дома. Не обращая внимания на мокрый снег, проникающий сквозь свитер и брюки, она бросилась на вершину холма.
У подъездной дорожки она поскользнулась и упала. Несмотря на резкую боль в колене, она поднялась и побежала к дому. Главное, не опоздать. Перед ее глазами будто расступились рваные облака, и она вдруг увидела себя в морге. Вот она смотрит на Лизу и Питера… их лица побелели и раздулись от воды… кое-где еще остались куски полиэтиленовых пакетов. Пожалуйста, молилась она. Пожалуйста!
Она добралась до дома и кинулась к парадному входу, крепко сжимая в кулаке мокрый и холодный ключ. Свет горел только на верхнем этаже — она видела его сквозь штору. Обогнув дом, она услышала резкий плеск волн, разбивающихся о скалистый берег. Пляжа там не было — только камни. Пляж раскинулся слева.
Она и не знала, что дом такой высокий. Из задних окон, наверное, виден весь город.
Нэнси судорожно дышала, запыхавшись от бега на холодном ветру. Неистово колотилось сердце. Онемевшими пальцами она вставила ключ в ржавый замок. Пусть он повернется, пожалуйста, пусть он повернется. Ключ с натугой повернулся, замок щелкнул, и Нэнси открыла дверь.
В доме было темно — ужасно темно. Она ничего не видела. Пахло плесенью, и было очень тихо. На верхнем этаже горел свет. Там и квартира. Надо найти лестницу. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не позвать Майкла.
Дороти говорила о двух лестницах в коридоре за большой гостиной. Вот гостиная. Нэнси вглядывалась в кромешную тьму, вытянув перед собой руки. Она не должна шуметь, чтобы он ничего не заметил. Оступилась, упала, но тут же поднялась, схватившись за что-то. Подлокотник кресла или дивана. Она ощупью обошла его. Если бы только у нее были спички. Она напряженно вслушивалась… кажется, что-то слышно… крик… или это ветер воет в камине?
Ей нужно попасть наверх… нужно найти их. Вдруг их там нет? Вдруг она опоздала? Вдруг все случилось как в прошлый раз? Маленькие искаженные личики… Они доверяли ей. Лиза так и льнула к ней в то последнее утро. «Папа сделал мне больно», — вот и все, что она сказала. Нэнси была уверена, что Карл отшлепал ее за то, что она намочила постель… проклинала себя за то, что слишком устала и не проснулась. Она не смела критиковать Карла… Но когда она застилала постель, простыни были сухими, значит, Лиза не намочила постель. Она должна была сказать это на суде, но не могла. Она не могла думать, слишком устала… А теперь это неважно.
Лестница… Вот и перила… Лестница… три пролета… Иди боком… Не шуми. Нэнси наклонилась и сняла кеды. Они так вымокли, что непременно захлюпают… Главное, не шуметь… Надо попасть наверх… Нельзя опоздать снова… В прошлый раз было слишком поздно… Не следовало оставлять детей в машине… Она должна была знать…
Скрипнула ступень. Она не должна испугать его, а то он запаникует… В прошлый раз он запаниковал… может, звонок Майкла напугал его… В прошлый раз ей сказали, что детей бросили в воду уже мертвыми… Но Майкл был жив всего несколько минут назад… Двадцать минут назад… и он сказал, что Мисси плохо… Может, она заболела… Она должна добраться до нее… Первый пролет… Спальни на этом этаже… Ни света, ни звука… Еще два пролета… На третьем этаже тоже тишина.
У последнего пролета Нэнси остановилась, чтобы перевести дух. Дверь наверху была открыта, а на противоположной стене в тусклом мерцающем свете вырисовывалась чья-то тень. И тут она услышала голос — голос Майкла…
— Не делайте этого! Не делайте этого!
Забыв об осторожности, она бросилась вверх по лестнице. Майкл! Мисси! К счастью, на ней были толстые носки, и она ступала бесшумно, неслышно хватаясь за перила. Наверху она помедлила. Свет шел из коридора. Она тихо пересекла темную комнату — вероятно, гостиную — и двинулась на свет свечи в спальне. Спиной к ней стоял человек и тихо хихикал. Одной рукой он держал маленькое извивающееся тельце, а другой натягивал блестящий полиэтиленовый мешок на белокурую головку.
Нэнси мельком увидела испуганные голубые глаза и светлые волосы Майкла, сбившиеся на лбу. Пакет уже прилип к его векам и ноздрям.
— Отпусти его, Карл! — закричала она, не сразу осознав, чье имя назвала.
Мужчина обернулся. Откуда-то из глубины огромной массы плоти сверкнули подвижные глаза. Нэнси увидела прилипший к лицу полиэтилен, бесформенную фигурку Мисси на постели, валявшуюся рядом красную ветровку.
Тупое изумление на лице мужчины сменилось злобой.
— Ты…
Она не забыла этот голос. Голос, который семь лет пыталась стереть из памяти. Он угрожающе двинулся к ней. Она должна обойти его. Майкл не может дышать!
Карл кинулся на нее. Она отскочила, но он уже крепко схватил ее за руку. Они тяжело упали, и в следующую секунду ей в бок впился его локоть. Боль ослепила ее, но на мгновение его хватка ослабла. Его лицо было совсем рядом. Жирное белое лицо. Черты расплылись и увеличились, но этот резкий сырой запах… запах остался прежним.
Со всей силы она высвободила руку и ударила его по толстой обвисшей щеке. С воплем ярости он набросился на нее, но она выскользнула и с трудом поднялась на ноги. Не обращая внимания на тянущую вниз руку Карла, она бросилась на кровать и принялась ногтями рвать плотный полиэтиленовый мешок. Глаза Майкла уже выпучились, а щеки посинели. Услышав за спиной пыхтение, она резко обернулась, чтобы встретить новую атаку. Карл схватил ее и крепко прижал к себе. Нэнси ощутила тошнотворную теплоту его голого тела.
О боже. Она оттолкнула его лицо и почувствовала, как он наклоняет ее назад. Стараясь отпихнуть его, она вдруг прикоснулась к ножке Мисси. Та шевельнулась. Мисси жива. Она знала это, чувствовала это.
Нэнси начала кричать — ровный настойчивый крик о помощи. В следующую секунду Карл зажал ей рот и ноздри. Тщетно она пыталась укусить толстую ладонь, перекрывшую доступ воздуха. Тяжелый черный занавес уже начал опускаться перед ее глазами.
Она погружалась в удушливую тьму, как вдруг Карл отпустил ее. Она закашлялась — громко и судорожно. Кто-то вдалеке кричал ее имя. Рэй. Это Рэй! Она попыталась крикнуть в ответ, но не смогла. С ее губ не сорвалось ни звука.
С трудом приподнявшись на локте, она встряхнула головой.
— Мама, мама, он берет Мисси! — закричал Майк, вцепившись в нее.
Она умудрилась сесть. Подскочил Карл, протянул руки и схватил девочку. Мисси начала извиваться и плакать.
— Положи ее, Карл. Не прикасайся к ней, — прохрипела Нэнси. Он посмотрел на нее безумным взглядом, повернулся спиной и, прижимая Мисси к себе, неуклюже побежал к двери. В соседней комнате было темно. Раздался шум: это Карл врезался в мебель. Борясь с головокружением, Нэнси побрела за ним. Шаги уже раздавались на лестнице — тяжелые торопливые шаги. Все выше и выше. Нэнси с отчаянием прислушивалась, как он идет по коридору, видела его силуэт на фоне окна. Он поднимался на чердак. Он лезет на чердак. Она ринулась за ним, догнала его, попыталась схватить за ногу. Чердак походил на огромную пещеру с низким потолком на толстых балках. Пахло плесенью. Повсюду кромешная тьма. Было так темно, что Нэнси с трудом ковыляла за ним.
— Помогите! — закричала она. — Помогите! — Голос наконец вернулся к ней. — Мы наверху, Рэй. Наверху! — То и дело спотыкаясь, она слепо шла на звук шагов Карла.
Но где он? Приставная лестница. Он лез по тонкой шатающейся лестнице, которая вела с чердака прямо на крышу. «Вдовья дорожка». Он шел на «вдовью дорожку». Она подумала об узком опасном балконе, который окружал печную трубу между башенками.
— Карл, не ходи туда. Это слишком опасно. Карл! Вернись, вернись!
Нэнси слышала его резкое дыхание — нечто среднее между всхлипыванием и хихиканьем.
Она попыталась схватить его за ногу, но он пнул ее. Толстая подошва его ботинка ударила ей в лоб, и она соскользнула с приставной лестницы. Не обращая внимания на теплую кровь, хлынувшую по лицу, не чувствуя боли от удара, она снова полезла вверх.
— Карл, отдай девочку! Карл, остановись!
Но он был уже на вершине лестницы и открывал дверь на крышу. Наконец та со скрипом поддалась, и внутрь посыпался мокрый снег.
— Карл, тебе не убежать, — умоляла она. — Карл, я помогу тебе. Ты болен. Я скажу им, что ты болен.
Она бросилась в спальню, выхватила нижнее белье из ящика, достала брюки и толстый свитер из шкафа. Ей нужно в участок. Она должна увидеть Роба, сказать ему, что думает, вымолить правду. Пусть все подумают, что она спятила, ей все равно.
С молниеносной скоростью Нэнси оделась, влезла в кеды, зашнуровала их трясущимися пальцами и поспешила вниз. Дороти ждала ее в столовой. На столе лежали сандвичи и стоял чайник.
— Нэнси, сядьте… попробуйте что-нибудь съесть…
— Мне надо увидеть Роба Леглера, — перебила ее Нэнси. — Я должна спросить его кое о чем. — Она сжала зубы, услышав истерические нотки в своем голосе. Нельзя впадать в истерику. Она повернулась к Берни Миллсу, который стоял в дверях кухни. — Пожалуйста, позвоните в участок, — попросила она. — Скажите шефу, что я хочу приехать… Я настаиваю. Скажите, что это имеет отношение к детям.
— Нэнси! — Дороти схватила ее за локоть. — Что вы такое говорите?
— Что я должна увидеть Роба. Дороти, позвоните в участок. Нет, я сама позвоню.
Нэнси подбежала к телефону и уже было сняла трубку, как он зазвонил. Берни Миллс бросился к аппарату, но она опередила его.
— Алло! — нетерпеливо крикнула она.
И тут она услышала голос — тихий, не громче шепота. Пришлось вслушиваться изо всех сил, чтобы различить слова.
— Мама… Мама, пожалуйста, забери нас. Помоги нам, мама. Мисси плохо. Приезжай и забери нас…
— Майкл… Майкл! — закричала она. — Майкл, где ты? Скажи мне, где ты!
— Мы в… — вдруг голос стих, и связь прервалась.
Обезумев, Нэнси трясла телефон.
— Оператор! — визжала она. — Не разрывайте связи! Оператор… — Но было поздно. Мгновение спустя в трубке заскулил монотонный гудок.
— Нэнси, что такое? Кто это? — Дороти стояла рядом с ней.
— Это был Майкл. Майкл звонил. Он сказал, что Мисси плохо. — Нэнси увидела, что Дороти сомневается. — Господи, вы что, не понимаете? Это был Майкл!
Она встряхнула аппарат, потом позвонила оператору и перебила ее формальное вступление.
— Вы можете рассказать о звонке, который только что поступил? Кто звонил? Откуда?
— Простите, мэм. Мы не знаем. Вообще-то у нас и без того много неприятностей. Большинство телефонов в городе выключены из-за шторма. А что случилось?
— Я должна знать, откуда звонили.
— Мы не можем проследить звонок после окончания связи, мэм.
Нэнси оцепенело положила трубку.
— Кто-то, наверное, разорвал связь, — сказала она. — Тот, у кого дети.
— Нэнси, вы уверены?
— Миссис Элдридж, вы слишком расстроены, — попытался успокоить ее Берни Миллс.
Но Нэнси как будто его не замечала.
— Дороти, Майкл знает, где они находятся. Он где-то рядом. Как вы не понимаете? И он говорит, что Мисси плохо.
Откуда-то издалека доносились другие слова. Лизе плохо… она заболела. Много лет назад Нэнси сказала это Карлу.
— Какой телефон полицейского участка? — спросила Нэнси Берни Миллса, борясь со слабостью, словно туман, заволакивавшую разум. Как хочется лечь… ускользнуть в забытье. Кто-то с Майклом и Мисси… кто-то причиняет им зло… Может, делает с ними то же, что и тогда. Нет… нет… она должна их найти. Она не должна поддаться слабости… Она должна их найти.
Нэнси схватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Вы думаете, что у меня истерика, — тихо сказала она, — но я говорю вам, что звонил мой сын. Какой телефон полицейского участка?
— Позвоните 5-3-8-100, — с неохотой сказал Берни. Она окончательно сошла с ума, подумал он. И шеф оторвет ему голову за то, что к телефону подошел не он. Она воображала, что звонил ребенок… но это мог быть кто угодно, даже сам маньяк.
Раздался всего один гудок, и резкий голос сказал:
— Главное полицейское управление Адамс-порта. Говорит сержант…
Нэнси хотела попросить шефа, но вдруг поняла, что разговаривает с пустотой. Она встряхнула телефон.
— Не работает, — сказала она. — Телефон не работает.
Берни Миллс взял у нее трубку.
— Не работает, да. И неудивительно. Наверное, в половине домов нет связи. Шторм.
— Отвезите меня в участок. Нет, поезжайте вы, вдруг телефон заработает и Майкл снова позвонит… Пожалуйста, поезжайте в участок… или кто-то есть снаружи?
— Вряд ли. Телевизионщики тоже поехали в участок.
— Тогда езжайте. Мы останемся здесь. Скажите, что звонил Майкл. Попросите их привезти Роба Леглера сюда. Мы будем ждать.
— Я не могу вас оставить.
— Нэнси, почему вы уверены, что это был Майкл?
— Я уверена. Дороти, пожалуйста, поверьте мне. Я уверена. Это был Майкл. Сколько ехать до участка на машине? Пять минут. Вас не будет всего десять минут — заставьте их привезти сюда Роба Леглера. Пожалуйста.
Берни Миллс напряженно думал. Шеф приказал оставаться здесь. Но поскольку телефон вырубили, звонить никто не будет. Если он привезет Нэнси с собой, шефу это может не понравится. Если он уедет один и сразу вернется, его не будет всего десять минут, а если звонил действительно ребенок и он не сообщит об этом…
Сначала он хотел отправить в участок Дороти, но потом отказался от этой мысли. Дороги слишком скользкие. А она так расстроена, что, скорее всего, разобьет машину.
— Хорошо, я поеду, — согласился он. — А вы оставайтесь здесь.
Решив не тратить время на одевание пальто, он выбежал из черного входа и бросился к патрульной машине.
— Дороти, Майкл знает, где он, — сказала Нэнси. — Он сказал: «Мы в…» Понимаете, если вы на улице или на дороге, то говорите: «Мы на шоссе 6А», или «Мы на пляже», или «Мы на корабле», но если вы в доме или магазине, то говорите: «Мы в доме Дороти», или «Мы в папином кабинете». Вы понимаете, что я хочу сказать? Дороти, ведь об этом можно как-нибудь узнать. Я все думаю, думаю… Должно быть что-то… какой-то способ узнать. И он сказал, что Мисси плохо. Утром я чуть не оставила ее дома. Я думала, что слишком холодно, слишком ветрено… Но я не люблю, когда они болеют, не люблю обращаться с ними, как с малышами, и теперь я знаю почему. Это из-за Карла, из-за того, как он осматривал их… и меня. Он был болен. Сейчас я это понимаю. Вот почему я разрешила Мисси выйти на улицу. Было сыро и слишком холодно для нее. Но я подумала — всего на полчаса. Я дала ей красные варежки с рожицами и велела не снимать, потому что холодно. Помню, еще подумала, что на этот раз у нее одинаковые рукавички. Но одну она потеряла на качелях. О боже, Дороти, если бы я их не выпустила гулять! Если бы я оставила их дома, потому что она заболевала… Но я не хотела думать об этом… Дороти!
Дороти приглушенно вскрикнула, ее лицо перекосилось.
— Что вы сказали? — переспросила она. — Что вы сказали… о варежках?
— Ничего… Что Мисси потеряла одну… и что они были одинаковые. Дороти, что вы хотите сказать?.. Что вы знаете?
Всхлипывая, Дороти закрыла лицо руками.
— Я знаю, где они. О боже, я знаю… Какая же я дура. О, Нэнси, что я натворила. Что я натворила! — Она засунула руку в карман и вытащила рукавицу. — Она лежала там… сегодня днем, на полу гаража… и я подумала, что выпихнула ее ногой. И этот ужасный человек… я чувствовала, что-то в нем не так, от него как-то странно пахло… резкий… неприятный запах… и эта детская присыпка. О, боже мой!
Нэнси схватила рукавичку:
— Дороти, пожалуйста, помогите мне. Где вы нашли эту рукавичку?
Дороти безвольно опустилась на диван.
— В Дозорной Вышке, когда я показывала ее сегодня.
— Дозорная Вышка… где живет этот Пэрриш. Кажется, я видела его только издали. О нет! — На нее снизошло озарение, и Нэнси открылась вся правда. Она поняла, что может быть слишком поздно. — Дороти, я еду в Дозорную Вышку. Сейчас же… дети там. Может, я успею. А вы езжайте за Рэем и полицией. Велите им приезжать. Как мне попасть в дом?
Дороти перестала дрожать, и ее голос стал таким же спокойным, как у Нэнси. Потом, всю оставшуюся жизнь, она может упрекать себя… но только не сейчас.
— На кухонной двери есть задвижка. Если он защелкнул ее, вы не сможете попасть внутрь. Но парадная дверь, та, что со стороны залива… Он никогда через нее не заходит. Я даже не давала ему ключ. Этот откроет оба замка. — Она вытащила из кармана связку ключей. — Вот этот.
Дороти не стала отговаривать Нэнси ехать. Женщины бросились к машинам. Нэнси выехала первой, и Дороти затаила дыхание, когда ее машина накренилась, понеслась по льду, затем выправилась.
Почти ничего не видно. Мокрый снег лежал толстым ледяным щитом на лобовом стекле. Нэнси опустила боковое окно, высунула голову и, щурясь от проливного дождя, помчалась через шоссе 6А по кратчайшему пути к Дозорной Вышке.
На петляющей дороге машина заскользила. Нэнси утопила в пол педаль газа, передние колеса понесло, и автомобиль закружился. Нэнси выжала тормоза и попыталась его выправить, но было уже поздно. Впереди маячило дерево. Наконец ей удалось вывернуть руль, капот метнулся вправо и со скрежетом врезался в ствол.
Нэнси швырнуло вперед, потом откинуло назад. Колеса еще вертелись, когда она открыла дверцу и выскочила под проливной дождь со снегом. Пальто осталось дома. Не обращая внимания на мокрый снег, проникающий сквозь свитер и брюки, она бросилась на вершину холма.
У подъездной дорожки она поскользнулась и упала. Несмотря на резкую боль в колене, она поднялась и побежала к дому. Главное, не опоздать. Перед ее глазами будто расступились рваные облака, и она вдруг увидела себя в морге. Вот она смотрит на Лизу и Питера… их лица побелели и раздулись от воды… кое-где еще остались куски полиэтиленовых пакетов. Пожалуйста, молилась она. Пожалуйста!
Она добралась до дома и кинулась к парадному входу, крепко сжимая в кулаке мокрый и холодный ключ. Свет горел только на верхнем этаже — она видела его сквозь штору. Обогнув дом, она услышала резкий плеск волн, разбивающихся о скалистый берег. Пляжа там не было — только камни. Пляж раскинулся слева.
Она и не знала, что дом такой высокий. Из задних окон, наверное, виден весь город.
Нэнси судорожно дышала, запыхавшись от бега на холодном ветру. Неистово колотилось сердце. Онемевшими пальцами она вставила ключ в ржавый замок. Пусть он повернется, пожалуйста, пусть он повернется. Ключ с натугой повернулся, замок щелкнул, и Нэнси открыла дверь.
В доме было темно — ужасно темно. Она ничего не видела. Пахло плесенью, и было очень тихо. На верхнем этаже горел свет. Там и квартира. Надо найти лестницу. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не позвать Майкла.
Дороти говорила о двух лестницах в коридоре за большой гостиной. Вот гостиная. Нэнси вглядывалась в кромешную тьму, вытянув перед собой руки. Она не должна шуметь, чтобы он ничего не заметил. Оступилась, упала, но тут же поднялась, схватившись за что-то. Подлокотник кресла или дивана. Она ощупью обошла его. Если бы только у нее были спички. Она напряженно вслушивалась… кажется, что-то слышно… крик… или это ветер воет в камине?
Ей нужно попасть наверх… нужно найти их. Вдруг их там нет? Вдруг она опоздала? Вдруг все случилось как в прошлый раз? Маленькие искаженные личики… Они доверяли ей. Лиза так и льнула к ней в то последнее утро. «Папа сделал мне больно», — вот и все, что она сказала. Нэнси была уверена, что Карл отшлепал ее за то, что она намочила постель… проклинала себя за то, что слишком устала и не проснулась. Она не смела критиковать Карла… Но когда она застилала постель, простыни были сухими, значит, Лиза не намочила постель. Она должна была сказать это на суде, но не могла. Она не могла думать, слишком устала… А теперь это неважно.
Лестница… Вот и перила… Лестница… три пролета… Иди боком… Не шуми. Нэнси наклонилась и сняла кеды. Они так вымокли, что непременно захлюпают… Главное, не шуметь… Надо попасть наверх… Нельзя опоздать снова… В прошлый раз было слишком поздно… Не следовало оставлять детей в машине… Она должна была знать…
Скрипнула ступень. Она не должна испугать его, а то он запаникует… В прошлый раз он запаниковал… может, звонок Майкла напугал его… В прошлый раз ей сказали, что детей бросили в воду уже мертвыми… Но Майкл был жив всего несколько минут назад… Двадцать минут назад… и он сказал, что Мисси плохо… Может, она заболела… Она должна добраться до нее… Первый пролет… Спальни на этом этаже… Ни света, ни звука… Еще два пролета… На третьем этаже тоже тишина.
У последнего пролета Нэнси остановилась, чтобы перевести дух. Дверь наверху была открыта, а на противоположной стене в тусклом мерцающем свете вырисовывалась чья-то тень. И тут она услышала голос — голос Майкла…
— Не делайте этого! Не делайте этого!
Забыв об осторожности, она бросилась вверх по лестнице. Майкл! Мисси! К счастью, на ней были толстые носки, и она ступала бесшумно, неслышно хватаясь за перила. Наверху она помедлила. Свет шел из коридора. Она тихо пересекла темную комнату — вероятно, гостиную — и двинулась на свет свечи в спальне. Спиной к ней стоял человек и тихо хихикал. Одной рукой он держал маленькое извивающееся тельце, а другой натягивал блестящий полиэтиленовый мешок на белокурую головку.
Нэнси мельком увидела испуганные голубые глаза и светлые волосы Майкла, сбившиеся на лбу. Пакет уже прилип к его векам и ноздрям.
— Отпусти его, Карл! — закричала она, не сразу осознав, чье имя назвала.
Мужчина обернулся. Откуда-то из глубины огромной массы плоти сверкнули подвижные глаза. Нэнси увидела прилипший к лицу полиэтилен, бесформенную фигурку Мисси на постели, валявшуюся рядом красную ветровку.
Тупое изумление на лице мужчины сменилось злобой.
— Ты…
Она не забыла этот голос. Голос, который семь лет пыталась стереть из памяти. Он угрожающе двинулся к ней. Она должна обойти его. Майкл не может дышать!
Карл кинулся на нее. Она отскочила, но он уже крепко схватил ее за руку. Они тяжело упали, и в следующую секунду ей в бок впился его локоть. Боль ослепила ее, но на мгновение его хватка ослабла. Его лицо было совсем рядом. Жирное белое лицо. Черты расплылись и увеличились, но этот резкий сырой запах… запах остался прежним.
Со всей силы она высвободила руку и ударила его по толстой обвисшей щеке. С воплем ярости он набросился на нее, но она выскользнула и с трудом поднялась на ноги. Не обращая внимания на тянущую вниз руку Карла, она бросилась на кровать и принялась ногтями рвать плотный полиэтиленовый мешок. Глаза Майкла уже выпучились, а щеки посинели. Услышав за спиной пыхтение, она резко обернулась, чтобы встретить новую атаку. Карл схватил ее и крепко прижал к себе. Нэнси ощутила тошнотворную теплоту его голого тела.
О боже. Она оттолкнула его лицо и почувствовала, как он наклоняет ее назад. Стараясь отпихнуть его, она вдруг прикоснулась к ножке Мисси. Та шевельнулась. Мисси жива. Она знала это, чувствовала это.
Нэнси начала кричать — ровный настойчивый крик о помощи. В следующую секунду Карл зажал ей рот и ноздри. Тщетно она пыталась укусить толстую ладонь, перекрывшую доступ воздуха. Тяжелый черный занавес уже начал опускаться перед ее глазами.
Она погружалась в удушливую тьму, как вдруг Карл отпустил ее. Она закашлялась — громко и судорожно. Кто-то вдалеке кричал ее имя. Рэй. Это Рэй! Она попыталась крикнуть в ответ, но не смогла. С ее губ не сорвалось ни звука.
С трудом приподнявшись на локте, она встряхнула головой.
— Мама, мама, он берет Мисси! — закричал Майк, вцепившись в нее.
Она умудрилась сесть. Подскочил Карл, протянул руки и схватил девочку. Мисси начала извиваться и плакать.
— Положи ее, Карл. Не прикасайся к ней, — прохрипела Нэнси. Он посмотрел на нее безумным взглядом, повернулся спиной и, прижимая Мисси к себе, неуклюже побежал к двери. В соседней комнате было темно. Раздался шум: это Карл врезался в мебель. Борясь с головокружением, Нэнси побрела за ним. Шаги уже раздавались на лестнице — тяжелые торопливые шаги. Все выше и выше. Нэнси с отчаянием прислушивалась, как он идет по коридору, видела его силуэт на фоне окна. Он поднимался на чердак. Он лезет на чердак. Она ринулась за ним, догнала его, попыталась схватить за ногу. Чердак походил на огромную пещеру с низким потолком на толстых балках. Пахло плесенью. Повсюду кромешная тьма. Было так темно, что Нэнси с трудом ковыляла за ним.
— Помогите! — закричала она. — Помогите! — Голос наконец вернулся к ней. — Мы наверху, Рэй. Наверху! — То и дело спотыкаясь, она слепо шла на звук шагов Карла.
Но где он? Приставная лестница. Он лез по тонкой шатающейся лестнице, которая вела с чердака прямо на крышу. «Вдовья дорожка». Он шел на «вдовью дорожку». Она подумала об узком опасном балконе, который окружал печную трубу между башенками.
— Карл, не ходи туда. Это слишком опасно. Карл! Вернись, вернись!
Нэнси слышала его резкое дыхание — нечто среднее между всхлипыванием и хихиканьем.
Она попыталась схватить его за ногу, но он пнул ее. Толстая подошва его ботинка ударила ей в лоб, и она соскользнула с приставной лестницы. Не обращая внимания на теплую кровь, хлынувшую по лицу, не чувствуя боли от удара, она снова полезла вверх.
— Карл, отдай девочку! Карл, остановись!
Но он был уже на вершине лестницы и открывал дверь на крышу. Наконец та со скрипом поддалась, и внутрь посыпался мокрый снег.
— Карл, тебе не убежать, — умоляла она. — Карл, я помогу тебе. Ты болен. Я скажу им, что ты болен.