И, наконец, Филипп.
   — Вот один, — обрадовалась я. — Поступил к вам, когда Вестерфилд учился в десятом классе.
   Джейн Востром поднялась и заглянула мне через плечо.
   — Он в попечительском совете школы, — объяснила она.
   Я продолжила поиски. К нам, все еще в учительской мантии, присоединился профессор Диттрик.
   — Что случилось, Джейн? — удивился он. Доктор Востром объяснила ситуацию и представила меня.
   Диттрик оказался мужчиной лет семидесяти, среднего роста, с лицом ученого и крепким рукопожатием.
   — Да, конечно, я помню Вестерфилда. Он окончил школу, а всего через два года убил эту девочку...
   — Эта девочка — сестра мисс Кавано, — быстро перебила его доктор Востром.
   — Мне очень жаль, мисс. Какая ужасная трагедия! А теперь, значит, вы ищете некоего Филли, который мог учиться у нас вместе с Вестерфилдом и стать жертвой убийства?
   — Да. Понимаю, это кажется притянутым за уши, но я должна проверить и такой вариант.
   — Конечно. — Он повернулся к доктору Востром. — Джейн, может, узнаешь, освободилась ли Корин, и позовешь ее сюда? Двадцать пять лет назад она еще не руководила школьным театром, но уже там работала. И пусть захватит афиши спектаклей, в которых играл Вестерфилд. Кажется, его еще как-то забавно указывали в программке.
   Корин Барски — энергичная, стройная женщина лет шестидесяти с темными живыми глазами и богатым теплым голосом — подошла через двадцать минут. В руках она держала афиши.
   В результате мы вместе выделили двух бывших воспитанников Кэррингтона с первым именем Филипп и одного — со средним.
   Первый из них, как уже сообщила мне доктор Востром, состоял в попечительском совете школы.
   Учащегося со средним именем Филипп вспомнил доктор Диттрик. Два года назад он приезжал на двадцатилетие выпуска класса. Оставалось проверить всего одного. Секретарь доктора Востром прогнала имя и фамилию через компьютер. Оказалось, он живет в Портленде, штат Орегон, и перечисляет ежегодные взносы в фонд выпускников школы. Последний — в этом июне.
   — Боюсь, я только зря потратила ваше время, — извинилась я. — Разрешите, я просмотрю афиши и уйду.
   Во всех спектаклях Роб Вестерфилд играл главную мужскую роль.
   — Я его помню, — сказала Корин Барски. — Настоящий талант. Очень самодовольный, высокомерный с другими ребятами, зато какой актер!
   — Значит, у вас с ним проблем не возникало? — поинтересовалась я.
   — Помню, он поругался с директором. Роб попросил разрешения выступать — как он это называл — под «своим сценическим именем», а директор запретил.
   — А какое его сценическое имя?
   — Минуточку. Сейчас вспомню...
   — Корин, а что там была за шумиха из-за Роба Вестерфилда и его парика? — вмешался доктор Диттрик. — Я что-то такое помню.
   — Он хотел носить парик, который использовал в каком-то спектакле в предыдущей школе. Но директор и этого ему не позволил. Поэтому на спектаклях Роб выходил из гримерной в своем парике, а в самую последнюю минуту переодевал нужный. Кажется, он его носил и на территории школы. Несколько раз ему делали из-за этого замечания, но безрезультатно.
   Доктор Востром подняла на меня глаза.
   — Этого нет в его деле, — удивилась она.
   — Конечно, досье отредактировали, — с нетерпением прокомментировал Диттрик. — А как еще в то время могли полностью переоборудовать спортивный центр? Просто президент Иган намекнул отцу Вестерфилда, что Робу будет намного лучше в другой школе.
   Доктор Востром с тревогой посмотрела на меня.
   — Не беспокойтесь. Этого я не напишу, — успокоила ее я. Я огляделась, ища свою сумку, и выудила из нее сотовый. — Все, я вас покидаю, — заверила их я. — Вот только сделаю один звонок. Я вышла на Кристофера Кассиди. Он учился с Вестерфилдом в Арбинджере. Это как раз его избил Роб. Мистер Кассиди рассказывал мне, что Вестерфилд иногда использовал имя своего персонажа из спектакля. Он обещал, что попытается его вспомнить.
   Я нашла телефон и набрала номер.
   — "Инвестиционная компания Кассиди", — быстро проговорил оператор.
   Мне повезло. Кристофер уже вернулся из поездки, и меня с ним сразу соединили.
   — Я нашел его, — с триумфом произнес он. — У меня есть имя, которым пользовался Вестерфилд. Это герой пьесы, в которой он играл.
   — Я вспомнила имя, — возбужденно проронила Корин Барски.
   Кассиди находился в Бостоне. Барски — в Мэне, в метре от меня. И они произнесли одновременно:
   — Джим Уилдинг.
   Джим! Роб сам нарисовал этот чертеж.
   — Элли, мне звонят, — извинился Кассиди.
   — Хорошо. Я узнала все, что меня интересовало.
   — Ваша статья обо мне для сайта просто великолепна. Выкладывайте. Я поддерживаю вас на все двести.
   И он отключился.
   Корин Барски развернула одну из афиш.
   — Может, вам будет интересно на это взглянуть, мисс Кавано, — сказала она. — Наш руководитель просил всех актеров труппы расписываться на афише в списке действующих лиц напротив своих имен.
   Она подняла афишу и показала нам. С вызывающим упрямством Роб Вестерфилц поставил не свое имя, а «Джим Уилдинг».
   Целую минуту я пялилась на афишу.
   — Мне нужна ксерокопия, — сказала я. — И, пожалуйста, берегите оригинал. Лучше — спрячьте его в сейф.
   Двадцать минут спустя я сидела в своей машине, сравнивая подпись на чертеже и на афише.
   Конечно, я не графолог, но слово «Джим» на обоих документах выглядело идентичным.
   Мне еще предстояла долгая дорога в Оддхэм, а я уже с нетерпением предвкушала, как выложу эти копии бок о бок в Интернете.
   Миссис Дороти Вестерфилд придется принять правду. Внук хотел ее убить.
   И, честно признаться, я искренне радовалась, что вскоре осчастливлю не один благотворительный фонд, медицинский центр, библиотеку и университет.

39

   На ночь я всегда кладу телефон рядом на подушку. И во вторник утром он-то и разбудил меня звонком. Я пробормотала сонное «Привет», бросила взгляд на часы и с ужасом поняла, что уже девять.
   — Всю ночь развлекалась?
   Пит.
   — Конечно, — подтвердила я. — Ездой от Мэна до Массачусетса, через штат Нью-Йорк. Самая веселая ночка в моей жизни.
   — Устала? Может, тебе не стоит тащиться в Манхэттен?
   — Может, тебе не стоит пытаться увильнуть от приглашения встретиться? — заявила я. К этому моменту я уже окончательно проснулась и начинала злиться.
   — Я предлагаю заехать за тобой в Олдхэм и найти там местечко поужинать.
   — Так-то лучше, — согласилась я. — Я знаю отличный ресторан всего в пятнадцати минутах езды от гостиницы.
   — Тогда объясняй, как доехать.
   Я объяснила, и Пит меня поздравил:
   — Элли, ты — одна из тех редких женщин, которые умеют понятно объяснить, как и куда добраться. Это я тебя научил? Можешь не отвечать. Буду около семи.
   Гудки.
   Я заказала завтрак в номер, приняла душ, вымыла голову, позвонила в ближайший маникюрный салон и записалась на четыре. Когда я упала на парковке, то сломала пару ногтей: нужно что-то с этим сделать.
   Какое-то время я изучала свой гардероб и наконец остановилась на коричневом брючном костюме с каракулевой оторочкой на воротнике и манжетах. Этот костюм я необдуманно купила на сезонной распродаже в прошлом году за огромные деньги — пусть за полцены — и так ни разу не надела.
   Отличная идея! Наряжусь для Пита.
   Я радовалась, что в конце дня меня ожидает хоть что-то хорошее. Сегодня утром мне предстояло нелегкое дело — написать историю Алфи об ограблении и связать доказательство, чертеж, с любовью Роба Вестерфилда называть себя в школе «Джим».
   Говоря «нелегкое», я имею в виду эмоциональное состояние. Если бы Роба посадили за это преступление, Андреа бы точно с ним не встретилась. От этой мысли мне становилось невыносимо.
   Роб сидел бы в тюрьме. Андреа выросла бы и пошла в колледж. Затем, наверное, как и Джоан, вышла бы замуж и завела пару детей. А мама и папа так бы и жили в нашем чудесном фермерском доме. Папа когда-нибудь полюбил бы его так же, как мама, и вскоре понял бы, какое это чудесное приобретение.
   Я бы выросла в счастливой семье и пошла в колледж. Мое желание стать журналисткой не имело ничего общего со смертью Андреа, поэтому, скорее всего, я выбрала бы ту же профессию. Это работа всегда меня привлекала. Я бы все еще не вышла замуж. Я всегда ставила карьеру выше брака.
   Если бы Роба посадили, мне не пришлось бы всю жизнь страдать по сестре и тому, что я потеряла.
   А теперь, даже докажи я старой миссис Вестерфилд и всему миру его вину, Роб все равно останется на свободе. Срок давности преступления уже истек.
   И даже если бабушка изменит завещание, у отца Вестерфилда достаточно денег — по крайней мере, по общепринятым понятиям, — чтобы Роб жил припеваючи.
   Пусть даже Вестерфилд — обманщик и лгун, на втором суде история Уилла Небелза может повлиять на присяжных, и они могут вынести Робу оправдательный приговор. И пятно позора будет смыто с его биографии.
   «Я забил Филли насмерть, и это было круто».
   Есть лишь один способ засадить Вестерфилда обратно за решетку — отыскать этого Филли, еще одного человека, жизнь которого забрал Вестерфилд. К счастью, для убийств срока давности не существует.
   К половине четвертого я была готова выложить все в Интернет: историю Кристофера Кассиди о том, как его избил Вестерфилд; рассказ о желании Роба, чтобы его называли Джим — как персонажа, которого он играл в спектакле; описание роли Роба в покушении на убийство бабушки.
   Я упомянула и о Уильяме Гамильтоне, эсквайре, назначенном судом адвокате, который уничтожил оригинал доказательства причастности к преступлению Роба Вестерфилда. В конце я разместила друг возле друга афишу и чертеж. На экране две подписи «Джим» смотрелись поразительно похоже.
   Поцеловав кончики пальцев, я нажала на компьютере клавишу, и через секунду весь текст уже лежал на моем сайте.

40

   В четверть пятого я добралась до гостиницы. Мультимиллионная косметическая индустрия разорилась бы, если бы рассчитывала на таких, как я. Весь свой небольшой набор косметики я потеряла в огне. День или два спустя я прикупила в аптеке пудру и губную помаду. Оставалось потратить еще полчаса, чтобы заменить тени и тушь.
   Несмотря на то что я встала в девять, мне все равно хотелось спать. Я даже подумывала, не вздремнуть ли мне пару часиков перед тем, как начать одеваться на свидание?
   Любопытно, всегда ли так на финишной прямой?
   Спортсмен бежит марафон и видит, что победа уже близка. Говорят, за несколько секунд до финиша он снижает скорость, группируется и только потом делает рывок к победе.
   Сейчас я ощущала себя спортсменом. Роб у меня на крючке. Скоро я узнаю, что он сделал с Филли и где это произошло — в этом я не сомневалась. И если я права, отправлю его обратно в тюрьму.
   «Я забил Филли насмерть, и это было круто». И только тогда, после того, как он ответит за все по заслугам, когда общество «В защиту Роба Вестерфилда» будет расформировано и канет в Лету, тогда и только тогда, как вылупившийся из скорлупки цыпленок, я сделаю первый неуверенный шаг в будущее.
   А сегодня я встречаюсь с человеком, которого очень хочу видеть и который хочет видеть меня. Что нас ждет? Я не знала. Так далеко я не заглядывала. Первый раз в жизни я начинала задумываться о будущем — ведь долги прошлому скоро будут отданы. И это наполняло меня радостью и надеждой.
   Я миновала двери гостиницы. У входа меня ждал сводный брат Тед.
   В этот раз он не улыбался. Тед выглядел обеспокоенным, но полным решимости.
   Приветствие вышло каким-то скомканным:
   — Элли, давай зайдем. Нужно поговорить.
   — Я пригласила вашего брата подождать на террасе, но он побоялся вас пропустить, — объяснила миссис Уиллис.
   Да, именно. И пропустил бы. Знай я, что он меня ждет, я бы взлетела наверх пулей.
   Я не хотела, чтобы миссис Уиллис услышала наш разговор, поэтому направилась с ним на террасу. Мой брат закрыл дверь, и мы остались наедине.
   — Тед, — начала я, — послушай. Я знаю, ты желаешь мне добра. И твой отец тоже. Но хватит ходить за мной по пятам! Я сама могу о себе позаботиться.
   — Нет, не можешь! — Его глаза засверкали, и на секунду он так напомнил мне отца, что я перенеслась снова домой в столовую, когда отец кричал Андреа, что категорически запрещает ей иметь дело с Робом Вестерфилдом.
   — Элли, мы видели, что ты сегодня выложила на сайт. Папа весь на нервах. Он сказал, что теперь Вестерфилдам придется тебя остановить, и они тебя остановят. Ты стала для них угрозой, и теперь ты в большой опасности. Элли, ты не должна так поступать с собой и отцом. И со мной.
   Тед казался таким несчастным и отчаявшимся, что мне стало жаль его. Я положила руку ему на плечо.
   — Тед, я не хочу расстраивать тебя или твоего отца. Я делаю то, что считаю нужным. Не знаю, сколько раз тебе повторять, но, прошу тебя, оставь меня в покое. Ты обходился без меня всю жизнь, а твой отец — с моего детства. Зачем все это? Я уже второй раз пытаюсь тебе объяснить — ты меня не знаешь. Тебе незачем обо мне беспокоиться. Ты — хороший парень, и давай на этом остановимся.
   — Я не просто хороший парень. Я твой брат. Хочешь ты или нет. И хватить повторять «твой отец». Ты думаешь, что все знаешь. Но это не так, Элли. Папа не перестал быть и твоим отцом. Он все время рассказывает о тебе, и мне всегда интересно его слушать. Он говорил, ты была замечательной девочкой. Ты и не догадываешься, что, когда ты получала диплом, папа поехал к тебе в колледж и сидел в зале. Он подписался на «Атланта Ньюз», когда ты стала там работать. Он прочитал все твои статьи. Так что не говори, что он не твой отец.
   Я не хотела этого слышать и замотала головой.
   — Тед, ты ничего не понимаешь. Когда мы с мамой уехали во Флориду, он нас отпустил.
   — Отец говорил, что ты так думаешь, но это неправда. Он не отпускал вас. Он хотел, чтобы вы вернулись. Он пытался вас вернуть. Но те несколько раз, когда ты его навещала после их разрыва с матерью, ты не сказала ему ни слова. Ты у него даже не ела. Что ему оставалось? Твоя мать заявила отцу, что ей слишком больно жить с ним под одной крышей, что она хочет оставить в памяти только хорошее и начать новую жизнь. Так она и сделала.
   — Откуда ты все это знаешь?
   — Я его спрашивал. Я думал, отца удар хватит, когда он увидел, что ты выложила на сайте. Ему шестьдесят семь лет, Элли, и у него повышенное давление.
   — Он знает, что ты здесь?
   — Я его предупредил. Я здесь, чтобы попросить тебя поехать со мной домой. Или хотя бы выписаться отсюда и переселиться куда-нибудь, чтобы никто, кроме нас, не знал, где ты.
   Он говорил так искренне и с таким беспокойством и заботой, что я была готова заключить его в объятия.
   — Тед, ты кое-что не понимаешь. Я знала, что в тот вечер Андреа могла пойти на свидание с Робом. Но я ее не выдала. И с этим грузом я прожила всю жизнь. И сейчас, если Вестерфилд добьется пересмотра дела, он убедит многих, что Андреа убил Пол Штройбел. Я не спасла сестру, но я должна попытаться спасти Пола.
   — Папа винит в смерти Андреа себя. Он поздно вернулся домой. Один из его коллег отмечал на работе помолвку, и они пошли пить пиво. Отец уже тогда заподозрил, что Андреа за его спиной все еще встречается с Вестерфилдом. Он говорил мне, что, приди он домой в тот вечер пораньше, он бы ни за что не отпустил Андреа к Джоан. И тогда Андреа не оказалась бы в гараже, а сидела бы дома — в безопасности.
   Тед верил в свои слова. Неужели я все так плохо помнила? Не совсем. Но все оказалось непросто. Неужели мое постоянное чувство вины — «Если бы только Элли нам сказала» — только фрагмент целой картины? Мама отпустила Андреа одну после захода солнца. Отец подозревал, что Андреа все еще встречается с Робом, но так и не поговорил с ней. Мать настояла, чтобы мы переехали в тогда еще сельскую местность, на отшиб.
   Отец был слишком строг с Андреа, и его попытки защитить ее привели лишь к тому, что она перестала его слушаться. А я — ее поверенная — знала о тайных встречах.
   Неужели каждый из нас сам избрал горе и вину и спрятал их в глубине своего сердца? И был ли у нас выбор?
   — Элли, моя мать — замечательная женщина. Они встретились с отцом после того, как она овдовела. Она знает, что такое потерять близкого человека. Мама хочет с тобой познакомиться. Она тебе понравится.
   — Тед, обещаю тебе, как-нибудь я с ней встречусь.
   — Надеюсь, скоро.
   — Когда все закончится. Ждать осталось недолго.
   — Ты поговоришь с отцом? Дашь ему шанс?
   — Когда это завершится, мы сходим в ресторан. Честное слово. Послушай, я сегодня встречаюсь с Питом Лорелом, моим коллегой из Атланты. И я не хочу, чтобы ты или отец за мной следили. Пит заедет за мной сюда, а потом доставит обратно в целости и сохранности. Обещаю.
   — Папа будет рад это услышать.
   — Тед, мне нужно наверх. Я хочу сделать перед отъездом еще пару звонков.
   — Я все сказал. Хотя нет, не все. Папа еще просил тебе кое-что передать: «Я потерял одну свою девочку. И не могу потерять другую».

41

   Если я и ожидала от нашей встречи хоть какой-нибудь романтики, все мои надежды сразу развеялись. Вместо приветствия Пит выдал:
   — Хорошо выглядишь, — и поцеловал меня в щеку.
   — А ты, смотрю, разоделся. Что, выиграл бесплатную пятнадцатиминутную пробежку по универмагу «Блумингдэйл»? — усмехнулась я.
   — Двадцатиминутную, — поправил Пит. — Я проголодался. А ты?
   Я заказала столик «У Катрин». По дороге туда я сказала Питу:
   — У меня к тебе большая просьба.
   — Давай.
   — Сегодня я не хотела бы обсуждать, чем я занималась последние недели. Ты просматриваешь мой сайт и знаешь, что происходит. А я хочу отвлечься от этого хотя бы на пару часов. Сегодня твой вечер. Расскажи мне, где ты побывал после нашей встречи в Атланте. Я хочу знать все о твоих собеседованиях с работодателями. И чем тебя так привлекает новая работа. Можешь мне даже поведать, долго ли ты выбирал этот очень красивый и, судя по всему, новый красный галстук.
   Пит любит характерно поднимать одну бровь. Это он и сделал.
   — Ты серьезно?
   — Абсолютно.
   — Как только я увидел этот галстук, то понял, что должен его купить.
   — Отлично, — подбодрила я его. — Продолжай.
   Приехав в ресторан, мы глянули в меню, заказали копченого лосося, спагетти с дарами моря и решили распить на двоих бутылочку белого вина «Пино Грижио».
   — Удобно, что мы с тобой любим одни и те же главные блюда, — заметил Пит. — Проще выбирать вино.
   — В прошлый раз я заказала баранину, — возразила ему я.
   Пит с упреком посмотрел на меня.
   — Мне нравится тебя злить, — призналась я.
   — Это видно.
   За ужином он пустился в откровения.
   — Элли, я знал, что газете скоро конец. Такова судьба любого семейного бизнеса, если последнее поколение интересуют только деньги. Да и в любом случае, газета мне поднадоела. В издательском деле, если у тебя нет веской причины оставаться в компании, нужно искать другие возможности.
   — Тогда почему ты не ушел раньше? — поинтересовалась я.
   — Ждал подходящего варианта. Когда подтвердилось, что газету продадут, я знал две вещи наверняка. То, что я либо стану работать с солидным изданием — типа «Нью-Йорк Таймс», «Лос-Анджелес Таймс», «Чикаго Трибьюн» или «Хьюстон Кроникл», либо попробую что-нибудь совершенно иное. Работу в газетах мне предложили сразу, но тут мне подвернулось это «совершенно иное», и я согласился.
   — Новая кабельная сеть.
   — Именно. Мы пока только начинаем. Риск, конечно, есть, но солидные инвесторы твердо намерены добиться успеха.
   — Ты говорил, нужно много путешествовать?
   — Под «много» я подразумеваю, сколько приходится ездить журналисту-телеведущему, чтобы отснять крупный репортаж.
   — Ты не упоминал, что будешь ведущим!
   — Слишком громко сказано. Буду выступать в новостях. В наши дни — все предельно быстро, сжато и ярко. Может, получится. Может, нет.
   Я задумалась. Пит энергичен, он хорошо и быстро соображает.
   — Думаю, из тебя выйдет отличный ведущий, — заверила его я.
   — Ты так трогательно меня расхваливаешь, Элли. Не переборщи, а то зазнаюсь.
   Я пропустила его реплику мимо ушей.
   — Значит, ты теперь обоснуешься в Нью-Йорке. Скоро переезжаешь?
   — Уже. Я нашел квартиру в Сохо. Не супер, но для начала сойдет.
   — Для тебя это не слишком резкая перемена? Вся твоя семья — в Атланте.
   — Дедушка с бабушкой жили в Нью-Йорке. Я часто навещал их в детстве.
   — Ясно.
   Мы молча подождали, пока уберут со стола, и заказали эспрессо. Затем Пит продолжил:
   — Ладно, Элли. По твоим правилам мы уже поиграли. А теперь я скажу. Я хочу знать все, чем ты занималась. Абсолютно все.
   Теперь я была готова к разговору и рассказала Питу обо всем, включая визит Теда. Я замолчала, и Пит заявил:
   — Твой отец прав. Тебе стоит переехать к нему или хотя бы не светиться в Олдхэме.
   — В общем, верно, — с неохотой признала я.
   — Утром я еду в Чикаго на встречу с дирекцией «Паккард». Там я проторчу до субботы. Элли, давай ты переберешься в Нью-Йорк и поживешь в моей квартире. Оттуда ты сможешь держать связь с Маркусом Лонго, миссис Хилмер и миссис Штройбел и вести свой сайт. И в то же время там ты будешь в безопасности. Что скажешь?
   Он прав.
   — Я согласна. На несколько дней, пока не решу, куда податься.
   Мы вернулись к гостинице. Пит припарковал машину на стоянке и проводил меня в фойе. За столом сидела ночной администратор.
   — Мисс Кавано никто не искал? — спросил у нее Пит.
   — Нет, сэр.
   — И никто ничего не передавал?
   — Звонили мистер Лонго и миссис Хилмер.
   — Спасибо.
   У подножия лестницы Пит положил мне руки на плечи.
   — Элли, я знаю, ты должна довести дело до конца. И я тебя понимаю. Но ты не можешь идти дальше одна. Мы нужны тебе.
   — "Мы"?
   — Твой отец, Тед и я.
   — Ты общаешься с моим отцом, да?
   Он потрепал меня по щеке.
   — Конечно.

42

   Всю ночь мне снились сны. Причем не самые спокойные.
   ... Андреа пробирается через лес. Я зову ее, но она меня не слышит. Я с отчаянием наблюдаю, как она проходит мимо дома старой миссис Вестерфилд и вбегает в гараж. Я снова кричу, пытаясь ее предупредить. Но тут появляется Роб Вестерфилд и машет рукой, чтобы я убиралась.
   Я проснулась от собственного крика — я звала на помощь. Занимался рассвет. Похоже, сегодня нас ожидал очередной серый пасмурный холодный день, типичный для начала ноября.
   Еще в детстве первые две недели ноября наводили на меня тоску и беспокойство. Правда, со второй половины месяца появлялось радостное предвкушение праздника — Дня благодарения. Но все равно, эти первые недели казались неимоверно долгими и скучными. А затем, после смерти Андреа, они навсегда стали связаны с теми последними днями, которые мы провели вместе. До годовщины ее гибели оставалось всего ничего.
   Именно с такими мыслями я и легла в кровать, решив подремать еще часок-другой. Сон меня не удивил. Приближающийся день смерти Андреа и предчувствие того, что Вестерфилд придет в бешенство, узнав, какие материалы я выложила на сайте, не давали мне покоя. Нужно быть очень осторожной.
   В семь часов я заказала завтрак в номер и села работать над книгой. В девять — приняла душ и позвонила миссис Хилмер.
   Я отчаянно надеялась, что она вспомнит, откуда ей знакомо имя Филли. Но, задавая вопрос, я уже знала, что она вряд ли сообщит мне что-то, связанное со страшным заявлением Вестерфилда.
   — Элли, я не могу ни о чем думать, кроме этого имени, — вздохнула миссис Хилмер. — Я звонила тебе вчера сказать, что связалась со знакомой. Она общается с Филом Оливером. Помнишь, я о нем говорила? Тот, который лишился аренды и крепко поругался с отцом Роба. Подруга сказала, он вполне здоров, живет во Флориде и очень злится на то, как с ним обошлись. Он видел твой сайт, и ему понравилось. Он сказал, если ты решишь завести другую страницу и показать миру истинное лицо отца Роба тоже, он с радостью с тобой пообщается.
   Интересно, но на данный момент абсолютно бесполезно.
   — Элли, я уверена, что слышала или читала об этом Филли совсем недавно. И — не знаю, как это тебе поможет, — но что-то очень грустное.
   — Грустное?
   — Элли, я понимаю, это звучит бессмысленно, но я еще подумаю. Как только вспомню, я с тобой свяжусь.
   Миссис Хилмер звонила мне на номер гостиницы. Я не хотела объяснять ей, что съезжаю, или упоминать о Пите и его квартире в Нью-Йорке.
   — У вас есть мой сотовый, миссис Хилмер?
   — Да, ты мне давала.
   — Я буду в разъездах. Так что звоните мне на него, если захотите со мной связаться, хорошо?
   — Конечно.
   Следующим в списке значился Маркус Лонго. Мне показалось, он чем-то удручен, и я не ошиблась.
   — Элли, после того, что ты выложила вчера в Интернете, тебя ожидает крупный иск от Вестерфилда и его адвоката, Уильяма Гамильтона.
   — Ладно. Пусть судятся. Я жду не дождусь дать показания против них.
   — Элли, правота не всегда лучшая и самая легкая стратегия защиты ответчика. Закон — штука скользкая. Чертеж, который, как ты говоришь, доказывает причастность Роба к покушению на убийство его бабушки, получен тобой от брата стрелявшего в нее человека. И этот человек сам признает, что вел машину, на которой они скрылись. И он — твой главный свидетель? Сколько ты заплатила ему за информацию?