Свитер и тапочки всегда дают мне ощущение уюта и покоя. И тут я вспомнила еще одного своего старого приятеля, который всегда меня утешал, — Боунза, мягкую плюшевую собачку, делившую со мной подушку в детстве. Теперь она лежала в коробке с воспоминаниями о прошлом моей матери — рядом со свадебным альбомом, фотографиями всех нас четверых и формой Андреа для оркестра. На секунду я почувствовала, как в детстве, возмущение и обиду — почему Боунза нет сейчас со мной?
   Я потягивала вино и вспоминала, как часто мы с Питом подолгу сидели за бокалом, прежде чем заказать ужин.
   Два таких разных воспоминания: вот моя мать ищет забвенья в алкоголе, а вот мы с Питом расслабляемся и перекидываемся шутками о рабочем дне, порой весьма нелегком и полном разочарований.
   Я ничего не слышала о Пите с того нашего ужина в Атланте. С глаз долой — из сердца вон, решила я. Наверное, ищет другую работу. «Преследует другие интересы», как обычно говорят у нас, когда директора просят освободить стол. Или когда он сам решает уволиться. И порвать все связи.

21

   Час спустя погода начала портиться. По скрипу незапертого окна над умывальником я поняла, что ветер меняется. Я встала, увеличила мощность обогревателя и вернулась к ноутбуку. Почувствовав, что еще немного, и у меня начнется острый приступ жалости к самой себе, я села за работу над тем, что должно стать вступлением к моей книге.
   После нескольких безуспешных попыток я решила начать с моего последнего воспоминания об Андреа. По мере того как я писала, память прояснялась. Я четко увидела спальню сестры, белое кисейное покрывало на кровати, занавески с рюшем. Я представила каждую деталь комода, который мама так тщательно отделывала под старину, фотографию Андреа с подругами, приклеенную к раме зеркала...
   Вот Андреа, вся в слезах, говорит по телефону с Робом Вестерфилдом. Вот она надевает медальон...
   Набирая строчки, я вдруг поняла — что-то в этом медальоне до сих пор не дает мне покоя. Конечно, сейчас я вряд ли опознала бы его, но в свое время я дала точное описание полиции — описание, которое в то далекое время приняли за детскую фантазию. Но я знала, что когда нашла Андреа, медальон был на ней, и это Роба Вестерфилда я слышала тогда в гараже. Мама рассказывала мне потом, что они с отцом успокаивали меня минут десять, пока я смогла хоть как-то вразумительно объяснить, где нашла тело Андреа. Этого времени Робу хватило с лихвой, чтобы скрыться. И забрать медальон.
   На даче показаний Вестерфилд заявил, что в это время бегал далеко от гаража. Тем не менее свой утренний костюм он выстирал с отбеливателем вместе с окровавленной одеждой, которая была на нем предыдущим вечером.
   И опять я удивилась, зачем он так рисковал, возвращаясь в гараж? И зачем он забрал медальон? Может, Роб боялся, что этой вещицы будет достаточно, чтобы доказать, что Андреа была не просто влюбленной в него девчонкой? Даже сейчас, вспоминая то утро, хриплое дыхание и нервный смех Вестерфилда по другую сторону машины, я чувствовала, как мои руки на клавиатуре покрываются холодным липким потом.
   А что, если бы я не сбежала одна тайком в лес, а взяла с собою отца? Тогда Роба поймали бы в гараже. Неужели он вернулся потому, что запаниковал? Или ему нужно было убедиться, что то, что он сделал, не просто ночной кошмар? Или, что еще хуже, Роб хотел удостовериться, что Андреа мертва?
   В семь часов я включила духовку, поставила туда картошку и вернулась к работе. Вскоре зазвонил телефон. Это оказался Пит Лорел.
   — Привет, Элли.
   Что-то в его голосе заставило меня насторожиться.
   — Что случилось, Пит?
   — Не хочешь тратить время на пустую болтовню?
   — Мы всегда обходимся без этого. Помнишь наш уговор?
   — Ладно. Элли, газету продают. Это уже факт. В понедельник будет официальное заявление. Штат урежут до минимума.
   — И как ты?
   — Они предложили мне работу. Я отказался.
   — Как и собирался.
   — Я поинтересовался по поводу тебя, и, между нами, они собираются закрыть рубрику журналистских расследований.
   Я ожидала услышать эту новость, но все равно внезапно почувствовала себя потерянной и ненужной.
   — Ты уже определился, куда пойдешь, Пит?
   — Не совсем. Хочу сначала увидеться с ребятами из Нью-Йорка, а потом уже решать. Может, когда все утрясется, возьму машину и приеду к тебе. Или ты заглянешь ко мне.
   — Мне нравится эта идея. А я-то надеялась в лучшем случае на открытку из Хьюстона или Лос-Анджелеса.
   — Я никогда их не шлю. Элли, я слежу за твоим сайтом.
   — Там еще почти ничего нет. Скорее, пока это просто временная вывеска. Ну, знаешь, вроде тех, что вешают на новых магазинах. Понимаешь, о чем я? «Не пропустите грандиозное открытие». Но скоро я много чего накопаю на Вестерфилда. Даже если Берн и изобразит Робсона Мистером Америка, его книга выйдет разве что в разделе «фантастика».
   — Элли, я не люблю...
   Договорить ему я не дала.
   — Да ладно тебе, Пит. Ты что, тоже хочешь призвать меня к осторожности? Мне уже сделали предупреждение моя соседка, психолог и полицейский. И это только за сегодняшний день.
   — Тогда я к ним присоединяюсь.
   — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ну что, сбросил лишнюю пару килограммов?
   — Я сделал кое-что получше. Решил, что и так неплохо выгляжу. Ладно, свяжусь с тобой, когда соберусь приехать. Если что, звони мне в любое время, ты знаешь. Ночью междугородние звонки стоят копейки.
   И он повесил трубку. Я даже не успела попрощаться.
   Я нажала на сотовом кнопку «конец разговора», положила телефон рядом с компьютером и пошла делать салат. Только теперь до меня начало доходить, что я потеряла работу. Конечно, на какое-то время мне хватит денег за будущую книгу, но что я стану делать потом, когда закончу ее и нанесу сокрушительный удар по Робу Вестерфилду и его попытке оправдать себя? Вернусь в Атланту? А все мои друзья из редакции разъедутся по стране. Еще один повод для раздумий — найти работу в газете сейчас нелегко. Слишком много печатных изданий поглотили корпорации или прикрыли. Кстати, а где я сама хочу жить, когда закончу писать книгу, оставив все это позади? Над этим я и размышляла весь ужин и даже потом, пытаясь читать приобретенный в магазине журнал с новостями.
   Когда я убирала со стола, опять зазвонил телефон.
   — Это вы та женщина, которая стояла вчера у тюрьмы с табличкой? — раздался хриплый мужской голос.
   — Да, это я. — Мысленно, я скрестила пальцы. Номер звонившего не определился.
   — Я могу вам рассказать кое-что о Вестерфилде. Сколько вы мне заплатите?
   — Смотря что у вас за информация.
   — Сначала деньги, потом разговоры.
   — Сколько?
   — Пять тысяч баксов.
   — У меня нет таких денег.
   — Тогда забудьте об этом. Но то, что я знаю, поможет вам упрятать Вестерфилда в Синг-Синг до конца дней.
   Он блефует? Непонятно. Тем не менее я не могла упустить такой шанс. Я вспомнила об авансе за книгу.
   — У меня будут деньги через неделю-две. Намекните хотя бы, что именно вы знаете.
   — Как вам это? Когда Вестерфилд был под кайфом от кокаина в прошлом году, он признался мне, что в восемнадцать прихлопнул какого-то парня. Стоит ли имя этого парня пять тысяч баксов? Решайте. Я позвоню на следующей неделе.
   В трубке раздался щелчок. Буквально сегодня Маргарет Фишер высказала мне свое профессиональное мнение, что Роб Вестерфилд мог совершить еще какое-нибудь преступление до убийства Андреа. Я вспомнила те инциденты, о которых услышала утром — в школе и в ресторане. Но если Роб и впрямь убил еще кого-то... Дело могло принять совершенно другой оборот. Если звонивший парень не блефовал и на самом деле мог сообщить имя жертвы, будет несложно все проверить и уточнить обстоятельства этого преступления. Конечно, парень может оказаться простым мошенником, который хочет по-быстрому сорвать пять тысяч. Стоит ли так рисковать?
   Я стояла возле компьютера и смотрела в открытый файл. Дочитав описание Андреа в последние минуты, проведенные нами вместе, я уже знала, что готова потратить любые деньги, заработанные мною в этой жизни, лишь бы засадить Роба Вестерфилда за решетку.
   Сбоку от компьютера стоял стакан с водой. Я взяла его и подняла вверх, произнеся про себя тост за Андреа и за то, чтобы Вестерфилд снова сел в тюрьму.
   Я убралась на кухне и включила местные новости. Спортивный комментатор обсуждал эпизоды какого-то баскетбольного матча. Победный мяч забросил Тед Кавано. Я удивленно уставилась в экран и увидела лицо сводного брата, с которым никогда не встречалась.
   Он очень напоминал мое отражение в зеркале, разве что чуть помоложе и помужественней. Те же самые глаза, нос, губы, скулы. Тед бросил взгляд в камеру, и мне показалось, что мы удивленно смотрим друг на друга. Я уже хотела переключить на другой канал, и тут девушки из группы поддержки — словно в насмешку — стали скандировать его имя.

22

   Миссис Хилмер объяснила мне, что Джоан Лэшли Мартин теперь живет дальше по шоссе недалеко за Греймуром, монастырем и прибежищем монахов-францисканцев ордена Святого Искупления. Проносясь мимо живописного аббатства Греймур, я думала о том, как в свое время мы с родителями и Андреа ездили по извилистой дороге к главной часовне на мессу.
   Мама периодически вспоминала наш последний визит сюда, незадолго до смерти Андреа. В тот день сестра была в прекрасном настроении, все время рассказывала мне на ухо шутки и анекдоты. Во время проповеди я даже рассмеялась вслух. Мать сразу нас рассадила, а после мессы сказала отцу ехать прямо домой, и мы остались без долгожданного обеда в ресторанчике «Беар Маунтин Инн».
   — Даже обаяние Андреа не подействовало на отца в тот раз, — говорила мать. — Конечно, когда через несколько недель случилось все это, я очень жалела, что мы так и не устроили тогда последний счастливый семейный обед.
   За день до... в последний раз... Избавлюсь ли я когда-нибудь от всех этих фраз? Если и да, то явно не сегодня, подумала я, снижая скорость, чтобы сверить адрес.
   Джоан жила в трехэтажном каркасном доме, приютившемся в колоритной лесистой местности. Белые доски обшивки сияли на солнце, гармонируя с темно-зелеными оконными рамами. Я припарковалась на полукруглой подъездной площадке, поднялась по ступенькам на крыльцо и нажала кнопку звонка.
   Дверь открыла Джоан. Она всегда казалась мне очень высокой, но тут я поняла, что за эти двадцать два года она не выросла ни на сантиметр. Ее длинные каштановые волосы теперь были обрезаны чуть выше плеч, а тоненькая фигурка располнела. Раньше Джоан считалась весьма привлекательной, и это определение все еще ей подходило — по крайней мере, когда она улыбалась. У некоторых людей улыбка настолько живая и теплая, что все лицо кажется необычайно красивым. Мы посмотрели друг на друга. На секунду глаза Джоан увлажнились, и она схватила меня за руки.
   — Малышка Элли! — воскликнула она. — Господи, а я думала, ты ниже меня. В детстве ты была такой крошкой.
   Я рассмеялась.
   — Знаю. Мне это говорят все, кто меня помнит.
   Она взяла меня под руку.
   — Заходи, я как раз поставила кофе и сунула в духовку булочки из кулинарии. Правда, никогда не известно, что из них получится. Иногда вкусно, а иногда — ну просто как камень.
   Мы миновали гостиную, раскинувшуюся от входной двери и до самого торца дома. Мне всегда нравились такие комнаты — широкие диваны, мягкие кресла, стеллажи с книгами, камин и большие окна с видом на окрестные холмы.
   У нас одинаковые вкусы, подумала я. Затем я заметила, что сходство присутствовало и в стиле: мы обе одевались просто и незамысловато — джинсы и свитер. Я ожидала встретить модную женщину с длинными волосами. Джоан же, могу поспорить, предполагала, что я буду не только маленького роста, но и в чем-нибудь с кружавчиками. Мама всегда одевала нас с Андреа очень женственно.
   — Лео ушел гулять с мальчишками, — сказала Джоан. — Для этих троих сорванцов вся жизнь — сплошная игра в баскетбол.
   Стол был уже накрыт на двоих. На буфете булькала кофеварка. Из огромного венецианского окна столовой открывался потрясающий вид на береговые скалы и реку Гудзон.
   — Я могла бы смотреть в это окно целую вечность, — выдохнула я, опускаясь на стул.
   — Точно. Сколько народа уехало в большие города, и знаешь что? Большинство теперь возвращается. До Манхэттена отсюда всего час, и оно того стоит, — рассказывала Джоан, наливая кофе. Вдруг она резко поставила кофеварку обратно на буфет. — Господи, нужно срочно спасать булочки! — И она исчезла на кухне.
   Может, я представляла Джоан немного иначе, но кое в чем она совсем не изменилась! С ней не соскучишься. Она была лучшей подругой Андреа и поэтому все время крутилась у нас дома. Конечно, у меня хватало и своих друзей, но, если я сидела одна, Андреа и Джоан всегда пускали меня к себе. Как правило, слушать музыку в комнате Андреа. Иногда, когда они делали домашнюю работу, мне разрешали заниматься с ними своей, если я им, конечно, не мешала.
   Джоан торжественно вернулась в столовую с подносом булочек из кукурузной муки.
   — Можешь меня поздравить, Элли, — заявила она. — Я успела их снять до того, как они подгорели.
   Я взяла одну. Джоан уселась за стол, разрезала другую булочку, намазала ее маслом, попробовала и наконец вынесла вердикт:
   — Господи, это съедобно!
   Мы посмеялись и продолжили разговор. Джоан интересовало, чем я занималась все это время. Я выдала ей краткое описание своей жизни от семи лет и до настоящего момента. О смерти моей матери она уже слышала.
   — Твой отец опубликовал некролог в местной газете, — сказала она. — Очень теплый. Ты не знала?
   — Мне он его не прислал.
   — Он у меня где-то лежит. Если хочешь, я найду. Правда, это займет время. С бумагами у меня ненамного лучше, чем с выпечкой.
   Я хотела попросить ее не беспокоиться, но мне стало слишком любопытно, что написал отец.
   — Если вдруг найдешь, покажешь, — сказала я как бы между прочим. — Если что, не утруждайся.
   Джоан явно интересовало, общаюсь ли я с отцом, но, кажется, она почувствовала, что я не хочу говорить на эту тему. Вместо этого она проронила:
   — Твоя мама была замечательной женщиной. А отец — просто красавцем. Помню, я его очень боялась, и при этом, похоже, была в него влюблена. Мне стало так грустно, когда я узнала, что после суда они расстались. Вы четверо всегда казались такими счастливыми. А куда вы только вместе не ездили! Я всегда мечтала, чтобы моя семья обедала по воскресеньям в «Беар Маунтин Инн», так же, как вы.
   — Всего час назад я вспоминала об обеде, на который мы туда не поехали, — вставила я.
   Я рассказала Джоан о том, как Андреа смешила меня в церкви. Джоан улыбнулась.
   — Она иногда проделывала такое со мной на школьных собраниях. Андреа всегда умела изобразить серьезное лицо, а у меня бывали неприятности, когда я начинала смеяться под речь директора, — размышляла Джоан, попивая кофе. — У меня хорошие родители, но, честно признаться, с ними не слишком весело. Мы никогда не обедали в ресторане, потому что отец всегда заявлял, что дома — вкуснее и дешевле. К счастью, когда они переехали во Флориду, он перестал быть таким скупердяем. — Она рассмеялась. — Но даже если родители идут в ресторан, то до пяти часов, чтобы попасть на цены для ранних посетителей. А коктейль они делают дома, и пьют в машине на стоянке у ресторана, перед едой. Как тебе? — продолжала она. — Я понимаю, если бы отец не мог себе этого позволить, но ведь может. Просто он — закоренелый скряга. Мама говорит, он все еще хранит деньги, подаренные ему родителями на первое причастие. — Джоан налила нам по второй чашке кофе. — Элли, как и все здесь, я видела по телевизору интервью Роба. Мой кузен, судья, говорит, что Вестерфилды так давят по поводу этого пересмотра, что удивительно, как до сих пор еще не выбраны присяжные. Ты не представляешь, сколько связей у отца Роба. К тому же Дороти Вестерфилд, его бабушка, пожертвовала просто огромную сумму денег местным больницам, библиотекам и школам. Она хочет повторного суда, и многие влиятельные лица не против, чтобы она его получила.
   — Тебя снова вызовут свидетелем, Джоан, — кивнула я.
   — Знаю. Я последняя видела Андреа живой. — Поколебавшись, Джоан добавила, — Конечно, не считая убийцы.
   На минуту мы замолчали. Потом заговорила я:
   — Джоан, я хочу знать все, что ты помнишь о том вечере. Я несколько раз перечитывала протокол, и меня очень удивило, насколько краткими были твои показания.
   Джоан поставила локти на стол и, сцепив ладони, опустила на них подбородок.
   — Они были краткими, потому что ни прокурор, ни адвокат не задали мне вопросы, которые, как я теперь вижу, они должны были задать.
   — Какие вопросы?
   — Например, об Уилле Небелзе, — ответила Джоан. — Помнишь, какое-то время он подрабатывал почти у каждого в городе. Вам он помогал класть крыльцо, верно?
   — Да.
   — Нам чинил дверь гаража, в которую задом въехала на машине мама. Мой отец всегда говорил: когда Уилл не напивается как сапожник, он — хороший плотник. Ну, конечно, если вообще приходит.
   — Я помню.
   — Зато ты не знаешь, что мы с Андреа часто обсуждали излишнюю дружелюбность Небелза.
   — Излишнюю дружелюбность?
   Джоан пожала плечами.
   — Теперь, понимая что к чему, я бы сказала, что он педофил. Конечно, мы все его знали — ведь он у всех работал. Но каждый раз, когда мы, девочки, сталкивались с ним на улице, он заключал нас в крепкие объятия — конечно, если поблизости не было никого из взрослых.
   Я недоверчиво посмотрела на Джоан.
   — Послушай, даже в том возрасте я бы узнала об этом, если бы Андреа жаловалась на него отцу. Когда папа приказал Андреа держаться от Вестерфилда подальше, я была в курсе.
   — Элли, двадцать два года назад, мы, дети, не воспринимали Уилла всерьез. В те времена мы столько обсуждали друг с другом, как это противно, когда Небелз лезет к нам обниматься и называет нас «своими девочками». "Как тебе крылечко, которое мы построили с твоим папой, Андреа? " — любил повторять Уилл с дружелюбной улыбкой. "Я хорошо сделал вам гараж, Джои? " — плакался он. Пойми, не то чтобы он к нам сильно приставал, просто теперь я понимаю, что этот не в меру наглый пьянчуга положил глаз на Андреа. В этом я не сомневаюсь. Помню, я как-то в шутку заявила твоим маме и папе, что Андреа хочет пригласить Уилла Небелза на рождественскую дискотеку, но они даже не заподозрили, что за моими словами может что-то скрываться.
   — Папа упустил это из виду?!
   — Андреа любила изображать, как Уилл Небелз тайком вытаскивает бутылку из ящика с инструментами и надирается во время работы. Откуда твоему отцу было знать, что за юмором прячется настоящая проблема?
   — Джоан, не понимаю, почему ты мне это рассказываешь сейчас. Ты думаешь, вся эта новая история Уилла — откровенная ложь, за которую ему заплатили Вестерфилды?
   — Элли, с тех пор, как я увидела по телевизору Небелза с Вестерфилдом и это интервью, я все думаю, а можно ли верить хоть чему-то из его рассказа? Был ли он тем вечером в доме старой миссис Вестерфилд? Видел ли он, как Андреа заходит в гараж? Кстати, когда в тот вечер Андреа уходила от нас, мне показалось, что я заметила кого-то на дороге. Но я так запуталась, когда давала показания полицейским и прокурору, что это приняли за подростковую истерию.
   — А мои слова назвали детскими фантазиями.
   — Я точно знаю, что в то время Уилл Небелз потерял свои водительские права и все время ходил по городу пешком. Еще я знаю, что ему нравилась Андреа. Предположим, она договорилась встретиться с Робом Вестерфилдом в гараже-"убежище» и пришла туда чуть раньше. Предположим, что Уилл последовал за ней и начал к ней приставать. Что если она попыталась сопротивляться и упала назад? А ведь пол там цементный. На затылке у нее была рана. Судмедэксперты решили, что Андреа могла стукнуться о пол, когда ее ударили домкратом. Но что если она сначала упала, а только потом ей нанесли удар?
   — Падение ее только оглушило бы, — возразила я. — Я читала в результатах экспертизы.
   — Дослушай меня. Давай на секунду представим, что, хотя Роб Вестерфилд и подонок, он говорит правду. Он припарковал машину на заправке, пошел в кино, а после сеанса поехал в «убежище» проверить, не ждет ли его там Андреа.
   — И нашел труп?
   — Да. И запаниковал, как он заявил. — Увидев, что я собираюсь возразить, Джоан предостерегающе подняла руку. — Элли, прошу тебя, дослушай меня до конца. Вполне возможно, что каждый из них частично прав. Предположим, Небелз напал на Андреа, она упала, ударилась головой и потеряла сознание. Предположим, он, не зная, что делать, побежал в дом Дороти Вестерфилд. Уилл что-то там ремонтировал и знал код сигнализации. А затем он увидел, как приехал Пол.
   — А зачем Полу брать с собой из машины домкрат?
   — Может быть, для самообороны, если он вдруг столкнется с Вестерфилдом. Помнишь, мисс Уоткинс, наш школьный психолог, клялась, что Пол произнес: «Я не думал, что она мертва».
   — Джоан, к чему ты клонишь?
   — Представим следующий сценарий: Уилл Небелз заходит в гараж и начинает приставать к Андреа. Они дерутся. Андреа падает и теряет сознание. Небелз проникает в дом и видит, как к гаражу подъезжает Пол, достает домкрат и идет с ним внутрь. Через минуту Пол садится в машину и уезжает. Испугавшись, что парень может вызвать полицию, Небелз возвращается в гараж. Там он замечает домкрат, который обронил Пол. Уилл понимает, что если Андреа расскажет обо всем случившемся, его посадят за решетку. Он убивает ее, забирает домкрат и уходит из гаража. После кино Роб едет в «убежище», находит мертвую Андреа и в панике убегает.
   — Джоан, тебе не кажется, что ты упустила кое-что важное? — Я надеялась, что произнесла это не с таким же скептицизмом, с каким отнеслась к ее теории. — А как домкрат попал обратно в багажник Вестерфилда?
   — Элли, Андреа убили в четверг вечером. Ты нашла ее тело в пятницу утром. Роба Вестерфилда допросили только в субботу днем. Этого нет в протоколе, но в пятницу Уилл Небелз работал у Вестерфилдов — что-то чинил. Автомобиль Роба стоял возле дома. Ключи он всегда оставлял в машине. Уиллу не составило бы труда вернуть домкрат на место в тот день.
   — Откуда ты знаешь все эти подробности, Джоан?
   — Мой кузен Эндрю — тот самый судья, в свое время работал в окружной прокуратуре. В том числе тогда, когда шел суд над Вестерфилдом. Так что он хорошо знает детали этого дела. Он всегда считал Роба агрессивным подонком и недостойным представителем человеческого рода, но при этом он уверен, что Роб не убивал Андреа.
   Офицер Уайт полагал, что Андреа убил Пол. Миссис Хилмер тоже сомневалась в невиновности Штройбела. А Джоан заявляла, что убийца — Уилл Небелз. Но я была уверена на все сто — это Роб Вестерфилд лишил жизни мою сестру.
   — Элли, ты заранее отметаешь все, что я говорю, — тихо упрекнула меня Джоан.
   — Нет, что ты. Ничего я не отметаю. Честное слово. Теоретически у тебя все сходится. Но, Джоан, когда в то утро я склонилась над телом Андреа, Роб Вестерфилд был в гараже. Я слышала его дыхание и еще что-то... Сложно описать. Больше всего, пожалуй, это походило на смех. Некий странный прерывистый звук. Я слышала его раньше. Когда встречалась с Робом.
   — А ты часто с ним встречалась, Элли?
   — Несколько раз. Когда мы с Андреа гуляли по городу после школы или в субботу, иногда мы его встречали. Андреа много тебе о нем рассказывала?
   — Не очень. Первый раз я увидела Роба на каком-то из школьных матчей. Андреа играла в оркестре, и, как всегда, выделялась — выглядела она просто потрясающе. Я помню, как Вестерфилд подошел к ней после игры в начале октября. Я стояла с Андреа. Он начал с ней откровенно заигрывать, говорить, какая она красивая, как он не может отвести от нее глаз, и все в таком роде. Он был старше нас и очень симпатичный. Конечно, Андреа это польстило. Плюс, думаю, твоя мать не раз упоминала при ней, насколько влиятельна семья Вестерфилдов.
   — Да.
   — Роб знал, что мы любим по-тихому лазить в гараж его бабушки и курить. Не травку — обычные сигареты. Мы изображали из себя крутых, но ничем противозаконным не занимались. Роб Вестерфилд разрешил нам считать гараж своим клубом и попросил лишь сообщать ему, когда мы там собираемся. Мы его предупреждали, и он договаривался с Андреа, чтобы она приходила туда чуть пораньше. Ты же понимаешь, они с ним «дружили» — если это можно так назвать — всего около месяца до ее смерти.
   — Тебе никогда не казалось, что Андреа боится Роба?
   — Я чувствовала, что у них что-то пошло не так, но Андреа не хотела мне ничего говорить. В тот вечер она позвонила мне и спросила, нельзя ли прийти ко мне делать уроки. Честно говоря, моя мама была не в восторге. Я отставала по алгебре, и она хотела, чтобы я много занималась. Мама знала, что мы с Андреа больше времени тратим на болтовню, чем на учебу. К тому же мама уезжала в бридж-клуб и не могла проверить, будем ли мы работать.
   — Вы с Андреа рано закончили делать уроки или все это сразу было только предлогом сбежать из дома на встречу с Робом?
   — Думаю, она хотела уйти пораньше с самого начала. Так что, да. Визит ко мне был только предлогом.
   И тут я задала Джоан самый главный вопрос:
   — Ты не знаешь, дарил ли Роб Андреа какой-нибудь медальон?
   — Нет, при мне она об этом ни разу не упоминала. А даже если и дарил, я этот медальон не видела. Правда, какой-то кулон ей дал отец. Этот она носила довольно часто.