– Господи! Будем отменять дневное представление?
Филип Ровер усмехнулся такому вопросу.
– Уже явились пять сотен зрителей, и каждую минуту прибывают новые. Представление будет идти как полагается, только уберите тигриную клетку. Полиция захочет ее осмотреть.
Как я заметил, Холмса что-то тревожит – помимо страшного факта собственно преступления.
– Вы застраховали жизнь Виктории Костелло, господа? – осведомился он.
Филип отмахнулся:
– Нет, у нас хватает других расходов. По-моему, ни один цирк не страхует артистов. А почему вы спрашиваете?
– В случае, когда погибший получает травмы лица, следует исключить ошибку при опознании. Всегда возможно какое-то мошенничество.
– Сходи посмотри на тело, – велел Филип младшему брату. – Докажи мистеру Холмсу, что это именно она.
Спустя короткое время Чарльз вернулся, бледный как полотно.
– Это Виктория, – заверил он нас. – Сомнений быть не может. Инспектор манежа тоже ее опознал.
Шерлок Холмс кивнул.
– Тогда нам следует приступить к поискам ее убийцы.
– Цирк не нанимает вас для этой работы, – прямо заявил Филип. – Это дело местной полиции.
– Вот как! Но в Оксфорде они не слишком хорошо справились со своей работой, не так ли? Тайна смерти испанца осталась нераскрытой.
– Я уже вам говорил, тут нет никакой загадки, – упрямо возразил Филип. – Несчастный случай. У нас нет денег для оплаты ваших услуг, мистер Холмс.
– Меня наняла Виктория Костелло, чтобы я ее защитил, – объявил он им. – А теперь я обязан найти ее убийцу.
– Наняла? – повторил младший из братьев. – Как такое могло быть?
– Вчера она явилась ко мне на Бейкер-стрит и рассказала о случае с лошадью и об отравлении Диаса в Оксфорде. Она опасалась, что в третий раз убийца может преуспеть.
Он передал им некоторые подробности ее рассказа.
– Но это неправда! – вскинулся Филип. – Она свалилась с лошади, такое с ней бывало и раньше. А с испанцем, я вам уже говорил, произошел несчастный случай, он сам допустил ошибку. Яд предназначался больному питону.
– Зачем бы ей лгать? – произнес Холмс. – Пожалуй, ее смерть – лучшее доказательство того, что она говорила правду.
Но Роверы уже поспешно удалялись, чтобы встретить полицию.
Вскоре тело убрали через задний вход, и в большой шатер наконец допустили зрителей. Толпа гудела от слухов и толков. Публика видела, как подъезжает полицейская карета, и понимала: что-то не так. Мы с Холмсом заняли места в одном из первых рядов и стали ждать от устроителей какого-нибудь сообщения о случившемся. Но оно оказалось туманным и кратким. Инспектор манежа взял мегафон (новомодный американский усилитель голоса) и объявил:
– Добро пожаловать в цирк братьев Ровер! Из-за неприятного инцидента Виктория, Цирковая Красотка, не сможет принять участия в этом представлении. Устраивайтесь поудобнее и наслаждайтесь зрелищем!
В публике послышались разочарованные стоны.
Первыми вышли клоуны, затем – группа акробатов, выполнявших кульбиты и кувыркавшихся на трапециях. Вторую часть представления посвятили традиционным конным номерам. Если Эдит Эверидж и несла ответственность за смерть Виктории, она не выказала ни малейших признаков волнения, изящно и точно проделывая свои акробатические номера, где важны доли секунды. Наконец на середину арены снова выкатили клетку с тигром, и укротитель выставил этого великолепного зверя на всеобщее обозрение. Ничто не говорило о том, что лишь часом ранее хищник терзал когтями тело женщины.
Программу завершил блестящий конный номер. Наездники несли флаги, символизирующие Британию и ее колонии. Когда толпа устремилась к выходам, я спросил Холмса, что мы будем делать дальше.
– Похоже, здесь мы больше ничего не узнаем, – заметил я.
– Вы правы, здесь мы уже узнали все, что нужно, Ватсон. И в первую очередь хочу привлечь ваше внимание к любопытному происшествию с тигром нынешним утром.
– К какому происшествию? Тигр сегодня утром ничего особенного не делал.
– Это-то и любопытно, – изрек Холмс.
Мы с Холмсом переночевали в привокзальной гостинице. Наутро мы едва успели покончить с завтраком, когда нас посетил Чарльз, младший из братьев Ровер.
– Должен поговорить с вами об этой ужасной истории, – объявил он, подвигая кресло, чтобы сесть за наш стол. – Мы с Филипом хотели бы вас нанять. Теперь он смотрит на это дело совсем иначе.
Холмс улыбнулся.
– У меня уже есть клиент – Виктория Костелло.
– Судя по моему опыту, покойники обычно не торопятся оплачивать свои счета, мистер Холмс. А мы хотим, чтобы дело завершилось как можно скорее.
– Прекрасно, – отозвался мой друг. – Сегодня днем – это для вас не слишком поздно?
Чарльз Ровер оторопело спросил:
– Вы хотите сказать, что уже распутали эту загадку?
– Думаю, да. Вы даете представление нынче днем?
– Полиция запретила нам уезжать, и мы добавили еще одно выступление – в два.
– Чудесно. Тогда, прошу вас, забронируйте два билета – для Ватсона и для меня.
Когда наш гость ушел, я изумленно обратился к моему другу:
– Вы намерены уже сегодня объявить, кто убийца?
– Мне требуется еще одна улика – и дело будет закрыто. – Он допил чай и поднялся из-за стола. – За мной, Ватсон! Игра в самом разгаре.
Мы прибыли на Королевский луг в начале второго. Газетная шумиха привлекла сюда целую толпу, однако ее составляли главным образом взрослые. Детей, вопреки ожиданиям, рядом не оказалось: их сюда не допускали, опасаясь нового кровопролития. Теперь мы поняли, зачем братьям Ровер понадобилась наша помощь. Едва мы прошли в ворота, Холмс удивил меня: он направился вовсе не к главному шатру, а двинулся в обход, к шатрам поменьше, где размещались братья Ровер. Филип как раз выходил из своего шатра с молодой блондинкой, которая показалась нам смутно знакомой. На ней было длинное зеленое платье и перчатки: этот наряд, пожалуй, уместнее смотрелся бы на вечернем театральном спектакле, а не в цирке.
– Холмс! – воскликнул Филип; кажется, он даже вздрогнул от неожиданности. – Позвольте представить: Милли Хоган, мой друг.
Я вспомнил, что акробатка Эверидж отзывалась о ней как о прыткой блондиночке Филипа, которая всюду разъезжает с ним, но редко бывает на представлениях. Шерлок Холмс потянулся к ней, словно бы намереваясь пожать ей руку, но вдруг схватил ее за левую кисть.
– В чем дело? – вскрикнула она, пытаясь вырваться. Но он успел закатать ей рукав, обнажив небольшой шрам, бледный, однако различимый. Мы уже видели его прежде.
– Похоже, мы с вами встретились снова, мисс Хоган. Во вторник вы явились ко мне на Бейкер-стрит под видом Виктории Костелло. Это было частью вашего плана: вы задумали убить эту молодую даму.
– Для актрисы надеть черный парик и сыграть роль Виктории – сущие пустяки. Если бы ее план полностью удался, мы бы никогда не встретились с Викторией во плоти, а значит, не смогли бы и провести сравнение. Может быть, она даже не собиралась поднимать вуаль, но я – ошибочно – догадался, кто она такая. И тут мы с Ватсоном обратили внимание на то, как мало она походит на картинки с афиш, однако мы тогда не придали этому значения. Полагаю, Диаса действительно погубил несчастный случай, но, судя по всему, это событие стало отправной точкой для ее замысла. Через два дня она приходит ко мне и рассказывает о покушениях на жизнь Виктории. Ее главная цель при этом – заручиться моим присутствием в цирке во время убийства настоящей Виктории: вероятно, она хотела убедить нас, что ту растерзал тигр, которого цирк только что приобрел.
Я вспомнил его слова, сказанные вчера вечером.
– Вы говорили, что утром тигр ничего не делал, Холмс.
– Именно так. Утром он ничего не делал. Мы довольно быстро установили, что Виктория попала в клетку уже мертвой, а значит, убийца мог поместить ее туда, только открыв дверцу. А это весьма опасное предприятие – открывать клетку с незнакомым тигром, который только что приехал вместе со своим дрессировщиком. За все утро тигр не сделал ничего такого, что привлекло бы к нему внимание, из чего следует, что клетку открыл человек, которого он не считал чужим. Укротителя можно исключить. Он прибыл только накануне вечером, и вряд ли у него был мотив для расправы с Викторией. Но Эдит Эверидж видела, как вы, Филип, вместе с Милли забавлялись с новоприбывшим тигром. Вы играли с ним вчера утром – вероятно, не более чем за час-два до убийства. Тигр познакомился с Милли и запомнил ее.
– Просто смешно! – с горячностью возразил Филип. – Клетка с тигром стояла не в каком-то из наших шатров, а на виду у всех. Каким образом Милли или кому-то еще удалось бы убить Викторию и подложить туда ее тело – так, чтобы этого никто не заметил?
– Клетка, может быть, и стояла на виду, но ее закрывал брезент. Думаю, Милли позвала Викторию взглянуть на нового тигра, заманила ее под брезент, чтобы получше рассмотреть зверя, и перерезала ей глотку, прежде чем та успела закричать. А потом отперла клетку и втащила туда труп. Вы сами сообщили нам, Филип, что у вас в шатре имеется запасной ключ от клетки.
– Зачем ей так поступать? Каковы мотивы?
– Эверидж, акробатка, сообщила мне, что вы питали слабость к ним обеим. Ревность не раз приводила к убийству. Конечно же Милли рассчитывала свалить убийство на Эверидж, вот почему она пришла к нам в образе Виктории.
Тут у меня появился вопрос:
– Как вы догадались, Холмс? Ведь вы определили, что наша клиентка – Виктория, а потом отказались от собственных выводов.
– Я пребывал в заблуждении, Ватсон, пока мы не вытащили тело Виктории из клетки и я не заметил ее крошечные ступни. У женщины, которая приходила к нам в Лондоне, размер обуви не уступает вашему, вы сами наверняка обратили внимание. А когда Филип, Чарльз и прочие заверили нас, что в клетке лежал труп именно Виктории, оставалось признать, что нас посещала самозванка. Я задал себе вопрос: кто бы это мог быть? Ответ очевиден: самозванка – убийца Виктории или ее сообщница. Мы выяснили, что второй ключ от тигриной клетки хранился в шатре у Филипа, где проживала также Милли Хоган. Кроме того, мы узнали, что вчера утром Филип и Милли играли с новым тигром. Милли когда-то была актрисой, выступала в лондонском “Лицеуме”. К тому же у Милли имелись причины для ревности. Пожалуй, такой мотив позволяет исключить вас, Филип. Будь вы с ней достаточно близки, чтобы вместе замыслить убийство, с чего бы ей вас ревновать? К тому же я проникся уверенностью, что, пожелай вы расправиться с Викторией, вы проделали бы это вдали от цирковых площадок, чтобы не нанести ущерб вашему предприятию. И вы, конечно, не настаивали бы, что смерть Диаса – результат несчастного случая, если бы участвовали в заговоре и стремились связать эти две смерти, представив их как двойное убийство.
Лишь позже, когда мы с Холмсом возвращались на поезде в Лондон после того, как Милли Хоган во всем созналась, я заметил:
– Мы так и не встретились с Викторией, Цирковой Красоткой.
– Да, – согласился Холмс. – Зато мы дважды виделись с Милли Хоган, а мне при моем ремесле женщины-убийцы куда интереснее прекрасных циркачек.
Дэвид Стюарт Дэвис
Филип Ровер усмехнулся такому вопросу.
– Уже явились пять сотен зрителей, и каждую минуту прибывают новые. Представление будет идти как полагается, только уберите тигриную клетку. Полиция захочет ее осмотреть.
Как я заметил, Холмса что-то тревожит – помимо страшного факта собственно преступления.
– Вы застраховали жизнь Виктории Костелло, господа? – осведомился он.
Филип отмахнулся:
– Нет, у нас хватает других расходов. По-моему, ни один цирк не страхует артистов. А почему вы спрашиваете?
– В случае, когда погибший получает травмы лица, следует исключить ошибку при опознании. Всегда возможно какое-то мошенничество.
– Сходи посмотри на тело, – велел Филип младшему брату. – Докажи мистеру Холмсу, что это именно она.
Спустя короткое время Чарльз вернулся, бледный как полотно.
– Это Виктория, – заверил он нас. – Сомнений быть не может. Инспектор манежа тоже ее опознал.
Шерлок Холмс кивнул.
– Тогда нам следует приступить к поискам ее убийцы.
– Цирк не нанимает вас для этой работы, – прямо заявил Филип. – Это дело местной полиции.
– Вот как! Но в Оксфорде они не слишком хорошо справились со своей работой, не так ли? Тайна смерти испанца осталась нераскрытой.
– Я уже вам говорил, тут нет никакой загадки, – упрямо возразил Филип. – Несчастный случай. У нас нет денег для оплаты ваших услуг, мистер Холмс.
– Меня наняла Виктория Костелло, чтобы я ее защитил, – объявил он им. – А теперь я обязан найти ее убийцу.
– Наняла? – повторил младший из братьев. – Как такое могло быть?
– Вчера она явилась ко мне на Бейкер-стрит и рассказала о случае с лошадью и об отравлении Диаса в Оксфорде. Она опасалась, что в третий раз убийца может преуспеть.
Он передал им некоторые подробности ее рассказа.
– Но это неправда! – вскинулся Филип. – Она свалилась с лошади, такое с ней бывало и раньше. А с испанцем, я вам уже говорил, произошел несчастный случай, он сам допустил ошибку. Яд предназначался больному питону.
– Зачем бы ей лгать? – произнес Холмс. – Пожалуй, ее смерть – лучшее доказательство того, что она говорила правду.
Но Роверы уже поспешно удалялись, чтобы встретить полицию.
Вскоре тело убрали через задний вход, и в большой шатер наконец допустили зрителей. Толпа гудела от слухов и толков. Публика видела, как подъезжает полицейская карета, и понимала: что-то не так. Мы с Холмсом заняли места в одном из первых рядов и стали ждать от устроителей какого-нибудь сообщения о случившемся. Но оно оказалось туманным и кратким. Инспектор манежа взял мегафон (новомодный американский усилитель голоса) и объявил:
– Добро пожаловать в цирк братьев Ровер! Из-за неприятного инцидента Виктория, Цирковая Красотка, не сможет принять участия в этом представлении. Устраивайтесь поудобнее и наслаждайтесь зрелищем!
В публике послышались разочарованные стоны.
Первыми вышли клоуны, затем – группа акробатов, выполнявших кульбиты и кувыркавшихся на трапециях. Вторую часть представления посвятили традиционным конным номерам. Если Эдит Эверидж и несла ответственность за смерть Виктории, она не выказала ни малейших признаков волнения, изящно и точно проделывая свои акробатические номера, где важны доли секунды. Наконец на середину арены снова выкатили клетку с тигром, и укротитель выставил этого великолепного зверя на всеобщее обозрение. Ничто не говорило о том, что лишь часом ранее хищник терзал когтями тело женщины.
Программу завершил блестящий конный номер. Наездники несли флаги, символизирующие Британию и ее колонии. Когда толпа устремилась к выходам, я спросил Холмса, что мы будем делать дальше.
– Похоже, здесь мы больше ничего не узнаем, – заметил я.
– Вы правы, здесь мы уже узнали все, что нужно, Ватсон. И в первую очередь хочу привлечь ваше внимание к любопытному происшествию с тигром нынешним утром.
– К какому происшествию? Тигр сегодня утром ничего особенного не делал.
– Это-то и любопытно, – изрек Холмс.
* * *
Смерть Виктории, конечно, невозможно было замолчать или списать на несчастный случай. Ее убили и поместили в клетку к тигру: исключались и самоубийство, и случайность. К следующему утру газеты уже связали ее гибель с трагедией Диаса. В прессу просочились сведения, что дело ведет мистер Шерлок Холмс, знаменитый детектив-консультант. Служащих роверовского цирка задержали в Рединге для дальнейших разбирательств.Мы с Холмсом переночевали в привокзальной гостинице. Наутро мы едва успели покончить с завтраком, когда нас посетил Чарльз, младший из братьев Ровер.
– Должен поговорить с вами об этой ужасной истории, – объявил он, подвигая кресло, чтобы сесть за наш стол. – Мы с Филипом хотели бы вас нанять. Теперь он смотрит на это дело совсем иначе.
Холмс улыбнулся.
– У меня уже есть клиент – Виктория Костелло.
– Судя по моему опыту, покойники обычно не торопятся оплачивать свои счета, мистер Холмс. А мы хотим, чтобы дело завершилось как можно скорее.
– Прекрасно, – отозвался мой друг. – Сегодня днем – это для вас не слишком поздно?
Чарльз Ровер оторопело спросил:
– Вы хотите сказать, что уже распутали эту загадку?
– Думаю, да. Вы даете представление нынче днем?
– Полиция запретила нам уезжать, и мы добавили еще одно выступление – в два.
– Чудесно. Тогда, прошу вас, забронируйте два билета – для Ватсона и для меня.
Когда наш гость ушел, я изумленно обратился к моему другу:
– Вы намерены уже сегодня объявить, кто убийца?
– Мне требуется еще одна улика – и дело будет закрыто. – Он допил чай и поднялся из-за стола. – За мной, Ватсон! Игра в самом разгаре.
Мы прибыли на Королевский луг в начале второго. Газетная шумиха привлекла сюда целую толпу, однако ее составляли главным образом взрослые. Детей, вопреки ожиданиям, рядом не оказалось: их сюда не допускали, опасаясь нового кровопролития. Теперь мы поняли, зачем братьям Ровер понадобилась наша помощь. Едва мы прошли в ворота, Холмс удивил меня: он направился вовсе не к главному шатру, а двинулся в обход, к шатрам поменьше, где размещались братья Ровер. Филип как раз выходил из своего шатра с молодой блондинкой, которая показалась нам смутно знакомой. На ней было длинное зеленое платье и перчатки: этот наряд, пожалуй, уместнее смотрелся бы на вечернем театральном спектакле, а не в цирке.
– Холмс! – воскликнул Филип; кажется, он даже вздрогнул от неожиданности. – Позвольте представить: Милли Хоган, мой друг.
Я вспомнил, что акробатка Эверидж отзывалась о ней как о прыткой блондиночке Филипа, которая всюду разъезжает с ним, но редко бывает на представлениях. Шерлок Холмс потянулся к ней, словно бы намереваясь пожать ей руку, но вдруг схватил ее за левую кисть.
– В чем дело? – вскрикнула она, пытаясь вырваться. Но он успел закатать ей рукав, обнажив небольшой шрам, бледный, однако различимый. Мы уже видели его прежде.
– Похоже, мы с вами встретились снова, мисс Хоган. Во вторник вы явились ко мне на Бейкер-стрит под видом Виктории Костелло. Это было частью вашего плана: вы задумали убить эту молодую даму.
* * *
И редингская полиция, и братья Ровер потребовали объяснений. Холмс с радостью их представил. Мы собрались в шатре Филипа, пока мисс Хоган допрашивали где-то в другом месте. Мой друг начал с описания ее визита к нам.– Для актрисы надеть черный парик и сыграть роль Виктории – сущие пустяки. Если бы ее план полностью удался, мы бы никогда не встретились с Викторией во плоти, а значит, не смогли бы и провести сравнение. Может быть, она даже не собиралась поднимать вуаль, но я – ошибочно – догадался, кто она такая. И тут мы с Ватсоном обратили внимание на то, как мало она походит на картинки с афиш, однако мы тогда не придали этому значения. Полагаю, Диаса действительно погубил несчастный случай, но, судя по всему, это событие стало отправной точкой для ее замысла. Через два дня она приходит ко мне и рассказывает о покушениях на жизнь Виктории. Ее главная цель при этом – заручиться моим присутствием в цирке во время убийства настоящей Виктории: вероятно, она хотела убедить нас, что ту растерзал тигр, которого цирк только что приобрел.
Я вспомнил его слова, сказанные вчера вечером.
– Вы говорили, что утром тигр ничего не делал, Холмс.
– Именно так. Утром он ничего не делал. Мы довольно быстро установили, что Виктория попала в клетку уже мертвой, а значит, убийца мог поместить ее туда, только открыв дверцу. А это весьма опасное предприятие – открывать клетку с незнакомым тигром, который только что приехал вместе со своим дрессировщиком. За все утро тигр не сделал ничего такого, что привлекло бы к нему внимание, из чего следует, что клетку открыл человек, которого он не считал чужим. Укротителя можно исключить. Он прибыл только накануне вечером, и вряд ли у него был мотив для расправы с Викторией. Но Эдит Эверидж видела, как вы, Филип, вместе с Милли забавлялись с новоприбывшим тигром. Вы играли с ним вчера утром – вероятно, не более чем за час-два до убийства. Тигр познакомился с Милли и запомнил ее.
– Просто смешно! – с горячностью возразил Филип. – Клетка с тигром стояла не в каком-то из наших шатров, а на виду у всех. Каким образом Милли или кому-то еще удалось бы убить Викторию и подложить туда ее тело – так, чтобы этого никто не заметил?
– Клетка, может быть, и стояла на виду, но ее закрывал брезент. Думаю, Милли позвала Викторию взглянуть на нового тигра, заманила ее под брезент, чтобы получше рассмотреть зверя, и перерезала ей глотку, прежде чем та успела закричать. А потом отперла клетку и втащила туда труп. Вы сами сообщили нам, Филип, что у вас в шатре имеется запасной ключ от клетки.
– Зачем ей так поступать? Каковы мотивы?
– Эверидж, акробатка, сообщила мне, что вы питали слабость к ним обеим. Ревность не раз приводила к убийству. Конечно же Милли рассчитывала свалить убийство на Эверидж, вот почему она пришла к нам в образе Виктории.
Тут у меня появился вопрос:
– Как вы догадались, Холмс? Ведь вы определили, что наша клиентка – Виктория, а потом отказались от собственных выводов.
– Я пребывал в заблуждении, Ватсон, пока мы не вытащили тело Виктории из клетки и я не заметил ее крошечные ступни. У женщины, которая приходила к нам в Лондоне, размер обуви не уступает вашему, вы сами наверняка обратили внимание. А когда Филип, Чарльз и прочие заверили нас, что в клетке лежал труп именно Виктории, оставалось признать, что нас посещала самозванка. Я задал себе вопрос: кто бы это мог быть? Ответ очевиден: самозванка – убийца Виктории или ее сообщница. Мы выяснили, что второй ключ от тигриной клетки хранился в шатре у Филипа, где проживала также Милли Хоган. Кроме того, мы узнали, что вчера утром Филип и Милли играли с новым тигром. Милли когда-то была актрисой, выступала в лондонском “Лицеуме”. К тому же у Милли имелись причины для ревности. Пожалуй, такой мотив позволяет исключить вас, Филип. Будь вы с ней достаточно близки, чтобы вместе замыслить убийство, с чего бы ей вас ревновать? К тому же я проникся уверенностью, что, пожелай вы расправиться с Викторией, вы проделали бы это вдали от цирковых площадок, чтобы не нанести ущерб вашему предприятию. И вы, конечно, не настаивали бы, что смерть Диаса – результат несчастного случая, если бы участвовали в заговоре и стремились связать эти две смерти, представив их как двойное убийство.
Лишь позже, когда мы с Холмсом возвращались на поезде в Лондон после того, как Милли Хоган во всем созналась, я заметил:
– Мы так и не встретились с Викторией, Цирковой Красоткой.
– Да, – согласился Холмс. – Зато мы дважды виделись с Милли Хоган, а мне при моем ремесле женщины-убийцы куда интереснее прекрасных циркачек.
Дэвид Стюарт Дэвис
Шум вокруг дарлингтоновской подмены
К концу 1886 года поток клиентов, обращавшихся к Холмсу, возрос настолько, что великий сыщик получил возможность проявлять бо́льшую разборчивость и порой отвергать те дела, на которые, по его мнению, он зря потратил бы время. Некоторые из расследований Ватсон не записал либо ввиду их тривиальности, либо руководствуясь желанием Холмса не разглашать полученные им от клиентов сведения. Однако время от времени к случаям этим Холмс впоследствии возвращался мысленно, как, например, к “дарлингтоновской подмене”, о которой упоминается в “Скандале в Богемии”.
Воспроизвести ход этого запутанного дела нелегко, и даже теперь не все обстоятельства его представляются полностью выясненными. Напомнила Холмсу о том случае пожарная тревога, которую он разыграл, чтобы раскрыть местонахождение некоего ценного предмета. Впрочем, как явствует из этого повествования, поводом к тревоге тогда послужил не пожар, но нечто сходное, в результате давшее Холмсу ключ к разгадке.
Однажды мы с Шерлоком Холмсом поздним вечером возвращались к себе на Бейкер-стрит, проведя несколько прекрасных часов в царстве вагнеровских созвучий. Даже в дверях дома 221-б Холмс все еще напевал тему боевого рога Зигфрида. Но… выступление его было прервано неожиданным явлением миссис Хадсон, встретившей нас в низу лестницы. Миссис Хадсон была в длинном сером капоте и выглядела взволнованной.
– К вам посетитель, мистер Холмс! – зашептала она, делая большие глаза. – Он отказывается уйти, не повидав вас! Он в высшей степени настойчив!
– Неужели? – отозвался Холмс. – В таком случае разумнее будет принять этого джентльмена. Вы можете идти к себе и готовиться ко сну. Мы с Ватсоном, несомненно, сумеем выйти из положения.
Миссис Хадсон понимающе кивнула и, одарив меня мимолетной улыбкой, скрылась за дверью своей комнаты.
Посетитель оказался невысоким коренастым мужчиной лет шестидесяти, у него был высокий лоб с залысинами, на лоснящемся от пота лице яростно и нетерпеливо сверкали голубые глаза. Когда мы вошли в гостиную, он чуть не сбил нас с ног, ринувшись нам навстречу.
– Ну наконец! – вскричал он.
Скидывая пальто и шарф, Холмс одновременно наклонил голову, любезно приветствуя незнакомца:
– Если бы вы, ваша светлость, озаботились заблаговременно условиться о встрече, вам бы не пришлось томиться в ожидании, длившемся, как указывают сигарные окурки в моей пепельнице, более двух часов.
– Вы меня знаете?
– Знать людей – это мое призвание. Даже при столь скудном освещении нетрудно узнать министра иностранных дел ее величества лорда Гектора Дарлингтона. Ну а теперь, прошу вас, сядьте и расскажите мне о краже.
Изумленно открыв рот, лорд Дарлингтон осел в плетеное кресло:
– Кто вам рассказал?
Холмс коротко хмыкнул.
– По рюмочке бренди на сон грядущий всем присутствующим, а, Ватсон? – предложил он, прежде чем продолжить, обращаясь к его светлости: – Вы не явились бы сюда ко мне одни в это время суток, если б дело ваше имело касательство к вашей должности. Следовательно, к дверям моим вас привело дело личного свойства. Сугубо личного, коль скоро вы не захотели впутывать в него полицию. Широко известны как ваша страсть к коллекционированию бесценных предметов живописи, так и то, что вам удалось собрать богатейшую коллекцию. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы при помощи дедукции заключить, что видеть меня вы пожелали по делу, как-то связанному с вашими картинами, скорее даже с одной из картин. Дело это срочное, а значит, речь пойдет не об уроне, нанесенном картине, а об ее утрате. А-а, спасибо, Ватсон! – Он взял с подноса рюмку и отпил глоток.
Лорд Дарлингтон покачал головой, не веря своим ушам.
– Клянусь, вы правы, сэр. Если б только вам удалось распутать эту таинственную историю с той же легкостью, с какой явилась вам догадка о ее природе!
Холмс предупреждающе поднял палец:
– Догадками я не занимаюсь. Такое времяпрепровождение было бы бессмысленно и непродуктивно. Теперь же, если вам будет угодно, вы ознакомите меня с фактами, что, может быть, позволит мне пролить луч света и облегчить ваше блуждание в потемках.
Прочистив горло, лорд Дарлингтон начал свой рассказ:
– Как вы совершенно правильно утверждаете, собирание предметов искусства – это моя страсть, и с годами у меня собралась, как я думаю, завидная коллекция, составившая одну из лучших частных галерей Европы. Ценю я ее не за стоимость, а за то прекрасное, что в ней воплощено, за мощь и яркость выражения. Понимаете?
– Вполне, – сухо проронил Холмс.
– Недавно я приобрел картину живописца семнадцатого века Луи де Гранвиля “Поклонение волхвов”, произведение поистине замечательное.
– Луи де Гранвиль… Он, кажется, умер молодым? – вмешался я в разговор.
Его светлость слегка улыбнулся в мой адрес.
– Верно. Он умер от чахотки в возрасте двадцати семи лет. Известно только тридцать его полотен. И “Поклонение волхвов” считается лучшим среди них. Мне посчастливилось стать владельцем этой чудесной картины.
– Где же вы сделали это приобретение? – спросил Холмс.
– Долгие годы шедевр этот считался утраченным, но прошлой весной он вдруг возник на Парижском аукционе. Сражались за него яростно, но я был преисполнен решимости. Один американец буквально наступал мне на пятки, но под конец мне удалось обставить его и вырваться вперед.
– А теперь картина пропала.
От такого напоминания о его потере лорд Дарлингтон поморщился.
– Моя галерея для меня то же самое, чем для многих является курение или алкоголь. Время, проведенное там наедине с моими картинами, – это способ расслабиться, отринуть от себя все дневные заботы, изжить все, что печалит и расстраивает. Сегодня мне предстояла поездка в Париж на встречу с моим коллегой – членом французского кабинета, но в последнюю минуту поездку отменили, и вместо того, чтобы сесть в поезд, я отправился домой. Ни жены, ни сына дома не было – вращались где-нибудь в свете, и я пошел в галерею, ища покоя и умиротворения. Вообразите же мой ужас, когда, потянув за шнур, чтоб открыть любимого моего Гранвиля, я увидел, что картина исчезла!
– Вместе с рамой?
– Да. Ни малейших следов взлома, все прочее не тронуто, другие картины на месте.
– Размеры картины?
– Два фута на шестнадцать дюймов.
– Кто, кроме вас, имеет ключ от галереи?
– Никто.
– Никто? – услышал я свой удивленный голос.
– Жена и сын моего увлечения живописью не разделяют, чему я только рад. Галерея – это моя личная территория.
– Кто убирает в помещении? – лениво осведомился Холмс. Было ясно, что загадка, мучившая лорда Дарлингтона, у Холмса особого интереса не вызывала.
– Я сам. Это нетрудно. Я убираю там раз в неделю.
– Когда в последний раз вы видели картину?
– Вчера вечером. Я не устаю любоваться ею и редко пропускаю свидания – что ни день стараюсь вырвать время, чтоб побыть с ней хоть немного. Уверен, вы, джентльмены, сочтете это странностью, но, признаюсь, поездка во Францию страшила меня тем, что на несколько дней лишала возможности видеть мои картины.
Шерлок Холмс опорожнил рюмку и встал.
– Опыт подсказывает мне, что ситуации, кажущиеся совершенно неразрешимыми и окутанными тайной, не дающей ни малейшего ключа к разгадке, порой имеют весьма простое решение. Нет нужды мучиться бессонницей из-за этого случая. Я уверен, что картину вашу мы отыщем.
Посетитель просиял:
– Я так надеюсь на это!
– Завтра утром мы с Ватсоном осмотрим место преступления и выясним, не вооружит ли это нас какими-либо значимыми фактами.
– Но почему бы джентльменам не осмотреть его сегодня?
Холмс зевнул и потянулся.
– Время сейчас позднее, лорд Дарлингтон. Расследованию не повредит, если подождать с ним до утра. Скажем, десять часов вас устроит? Ватсон проводит вас.
Когда я вернулся, мой друг стоял у камина и раскуривал трубку, поднося к ней каминные щипцы с зажатым в них угольком.
– Вы были довольно резки с вашим новым клиентом, Холмс.
На мгновение голова его скрылась в облаке серого дыма. Когда дым рассеялся, я увидел, что он улыбается.
– Не люблю, когда из меня делают дрессированную собачку, являющуюся с поноской в зубах по первому зову хозяина. Слишком уж часто эти выходцы из привилегированных слоев забывают о таких приятных собеседнику формулах вежливости, как слова “спасибо” и “пожалуйста”. В данном случае я удовольствовался тем, что утвердил свое право действовать, когда я считаю это нужным и уместным. – Он с размаху сел и вытянулся в кресле. – К тому же дело это весьма примитивно, и я не сомневаюсь, что мы раскроем его не позже чем через сутки.
В этом Шерлок Холмс ошибся. Дело об исчезновении принадлежащей лорду Дарлингтону картины оказалось далеко не примитивным.
На следующее утро в десять со считаными минутами мы, как и было условлено, прибыли в расположенную в Мейфэре городскую усадьбу лорда Дарлингтона. Нас проводили в гостиную, где его светлость приветствовал нас самым радостным и веселым образом. Держался он совсем иначе, чем накануне. Он представил нас своей жене Саре, миниатюрной блондинке одних лет с мужем. Казалось, наше присутствие нервирует ее, и вскоре, извинившись, она покинула нас, предоставив нашему “делу”.
– Простите, что побеспокоил вас вчера вечером, мистер Холмс, – сказал его светлость, – а также совершил непростительную оплошность, не известив вас телеграммой, что позволило бы вам избегнуть этой поездки. Но, во всяком случае, я с радостью заплачу вам за труды любую сумму, которую вы сочтете для себя приемлемой.
– Вот как. Значит, картина нашлась!
– Да. Как в сказке! Утром я зашел в галерею и, почти по привычке отдернув шторку, увидел, что Гранвиль на месте, как будто и не исчезал!
– Однако вчера его там не было, – сурово заметил мой друг, не желавший разделить с хозяином его восторг.
– Да-да, видимо, так, но теперь это значения уже не имеет!
– Позволю себе не согласиться, – отрезал Холмс.
– Вы уверены, что это подлинник? – спросил я.
Секунду лицо лорда Дарлингтона выражало недоумение.
– Ну да, – запнувшись, выговорил он без большой уверенности.
– Мой друг высказывает предположение, – сказал Холмс, – что нельзя исключить возможность подмены картины хорошей копией, так как вору неизвестно, что вы обнаружили пропажу. Ведь когда вы ее обнаружили, вам полагалось быть во Франции, не так ли?
– Да, но…
– Оставьте, оставьте, лорд Дарлингтон. Произошла кража, и должна существовать причина этой кражи. Нельзя смотреть сквозь пальцы на уголовное преступление в порыве радости оттого, что картина вам возвращена!
Взор лорда потух, и он опустился на диван.
– Наверное, вы правы. И хоть я и убежден, что в галерее моей сейчас находится подлинное произведение, я все-таки свяжусь с моим приятелем Хилари Стелбрассом, экспертом-искусствоведом Королевской академии, подтвердившим подлинность картины при ее покупке. Я попрошу его разрешить все сомнения.
– Вы проявите благоразумие, если…
Холмс осекся, прерванный неожиданным появлением в гостиной высокого светловолосого кудрявого юноши, в чьих глазах читалось нетерпение.
– Отец, я должен… – вскричал он, но, увидев нас, осекся.
– Не сейчас, Руперт. Уверен, что то, с чем ты пришел, может обождать.
Молодой человек, казалось, колебался, не зная, внять ли отцовскому увещеванию или сказать, что намеревался. Потом, сжав губы в капризной гримасе, он резко повернулся на каблуках и покинул комнату так же стремительно, как и появился в ней.
– Молодость нетерпелива… – невесело вздохнув, заметил лорд Дарлингтон.
– Хотелось бы осмотреть вашу галерею, – сказал Холмс так, словно беседа и не прерывалась неожиданным вторжением.
Без большой охоты лорд Дарлингтон проводил нас в свое святилище. Это было вытянутое в длину помещение с люкарнами на потолке, ни одна из которых не открывалась. По двум стенам за красными бархатными занавесями висели картины. В середине перед столиком с затейливой сигарной шкатулкой и подставкой с винными бутылками стояло удобное вращающееся кресло.
– Можно нам посмотреть Гранвиля? – попросил Холмс.
В ответ его светлость дернул скрепляющий занавесь шнур, открывая шедевр нашим взорам. Не будучи большим знатоком и ценителем в области изобразительного искусства, я тем не менее сразу понял, что передо мной прекрасное творение настоящего мастера.
– Великолепное произведение, – сказал лорд Дарлингтон, любовно поглаживая раму.
– Истинно так, – сказал Холмс, близко подойдя к картине и изучая ее с помощью лупы. – Скажите мне, лорд Дарлингтон, имеется ли в доме собака?
– Собака? – Клиент приоткрыл рот, так что челюсть его отвисла. – Нет. Почему вы задали этот вопрос?
Холмс пожал плечами:
– В данный момент это не важно.
Такая уклончивость, казалось, вызвала у лорда раздражение. Он взглянул на часы:
– В одиннадцать тридцать, джентльмены, у меня назначена важная встреча в палате…
– Возможно, вы согласитесь предоставить нас теперь заботам вашей супруги. Мне хотелось бы уточнить некоторые особенности вашего домашнего уклада.
– Очень хорошо. Если вы видите в этом смысл.
Мы очутились в холле, где наш клиент перед уходом передавал жене нашу просьбу. Холмс между тем перебирал лежащие на подносе визитные карточки. Одна из них явно его взволновала.
– Мутные воды, дорогой мой друг, начинают проясняться! – весело сказал он, широко улыбнувшись.
Воспроизвести ход этого запутанного дела нелегко, и даже теперь не все обстоятельства его представляются полностью выясненными. Напомнила Холмсу о том случае пожарная тревога, которую он разыграл, чтобы раскрыть местонахождение некоего ценного предмета. Впрочем, как явствует из этого повествования, поводом к тревоге тогда послужил не пожар, но нечто сходное, в результате давшее Холмсу ключ к разгадке.
Однажды мы с Шерлоком Холмсом поздним вечером возвращались к себе на Бейкер-стрит, проведя несколько прекрасных часов в царстве вагнеровских созвучий. Даже в дверях дома 221-б Холмс все еще напевал тему боевого рога Зигфрида. Но… выступление его было прервано неожиданным явлением миссис Хадсон, встретившей нас в низу лестницы. Миссис Хадсон была в длинном сером капоте и выглядела взволнованной.
– К вам посетитель, мистер Холмс! – зашептала она, делая большие глаза. – Он отказывается уйти, не повидав вас! Он в высшей степени настойчив!
– Неужели? – отозвался Холмс. – В таком случае разумнее будет принять этого джентльмена. Вы можете идти к себе и готовиться ко сну. Мы с Ватсоном, несомненно, сумеем выйти из положения.
Миссис Хадсон понимающе кивнула и, одарив меня мимолетной улыбкой, скрылась за дверью своей комнаты.
Посетитель оказался невысоким коренастым мужчиной лет шестидесяти, у него был высокий лоб с залысинами, на лоснящемся от пота лице яростно и нетерпеливо сверкали голубые глаза. Когда мы вошли в гостиную, он чуть не сбил нас с ног, ринувшись нам навстречу.
– Ну наконец! – вскричал он.
Скидывая пальто и шарф, Холмс одновременно наклонил голову, любезно приветствуя незнакомца:
– Если бы вы, ваша светлость, озаботились заблаговременно условиться о встрече, вам бы не пришлось томиться в ожидании, длившемся, как указывают сигарные окурки в моей пепельнице, более двух часов.
– Вы меня знаете?
– Знать людей – это мое призвание. Даже при столь скудном освещении нетрудно узнать министра иностранных дел ее величества лорда Гектора Дарлингтона. Ну а теперь, прошу вас, сядьте и расскажите мне о краже.
Изумленно открыв рот, лорд Дарлингтон осел в плетеное кресло:
– Кто вам рассказал?
Холмс коротко хмыкнул.
– По рюмочке бренди на сон грядущий всем присутствующим, а, Ватсон? – предложил он, прежде чем продолжить, обращаясь к его светлости: – Вы не явились бы сюда ко мне одни в это время суток, если б дело ваше имело касательство к вашей должности. Следовательно, к дверям моим вас привело дело личного свойства. Сугубо личного, коль скоро вы не захотели впутывать в него полицию. Широко известны как ваша страсть к коллекционированию бесценных предметов живописи, так и то, что вам удалось собрать богатейшую коллекцию. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы при помощи дедукции заключить, что видеть меня вы пожелали по делу, как-то связанному с вашими картинами, скорее даже с одной из картин. Дело это срочное, а значит, речь пойдет не об уроне, нанесенном картине, а об ее утрате. А-а, спасибо, Ватсон! – Он взял с подноса рюмку и отпил глоток.
Лорд Дарлингтон покачал головой, не веря своим ушам.
– Клянусь, вы правы, сэр. Если б только вам удалось распутать эту таинственную историю с той же легкостью, с какой явилась вам догадка о ее природе!
Холмс предупреждающе поднял палец:
– Догадками я не занимаюсь. Такое времяпрепровождение было бы бессмысленно и непродуктивно. Теперь же, если вам будет угодно, вы ознакомите меня с фактами, что, может быть, позволит мне пролить луч света и облегчить ваше блуждание в потемках.
Прочистив горло, лорд Дарлингтон начал свой рассказ:
– Как вы совершенно правильно утверждаете, собирание предметов искусства – это моя страсть, и с годами у меня собралась, как я думаю, завидная коллекция, составившая одну из лучших частных галерей Европы. Ценю я ее не за стоимость, а за то прекрасное, что в ней воплощено, за мощь и яркость выражения. Понимаете?
– Вполне, – сухо проронил Холмс.
– Недавно я приобрел картину живописца семнадцатого века Луи де Гранвиля “Поклонение волхвов”, произведение поистине замечательное.
– Луи де Гранвиль… Он, кажется, умер молодым? – вмешался я в разговор.
Его светлость слегка улыбнулся в мой адрес.
– Верно. Он умер от чахотки в возрасте двадцати семи лет. Известно только тридцать его полотен. И “Поклонение волхвов” считается лучшим среди них. Мне посчастливилось стать владельцем этой чудесной картины.
– Где же вы сделали это приобретение? – спросил Холмс.
– Долгие годы шедевр этот считался утраченным, но прошлой весной он вдруг возник на Парижском аукционе. Сражались за него яростно, но я был преисполнен решимости. Один американец буквально наступал мне на пятки, но под конец мне удалось обставить его и вырваться вперед.
– А теперь картина пропала.
От такого напоминания о его потере лорд Дарлингтон поморщился.
– Моя галерея для меня то же самое, чем для многих является курение или алкоголь. Время, проведенное там наедине с моими картинами, – это способ расслабиться, отринуть от себя все дневные заботы, изжить все, что печалит и расстраивает. Сегодня мне предстояла поездка в Париж на встречу с моим коллегой – членом французского кабинета, но в последнюю минуту поездку отменили, и вместо того, чтобы сесть в поезд, я отправился домой. Ни жены, ни сына дома не было – вращались где-нибудь в свете, и я пошел в галерею, ища покоя и умиротворения. Вообразите же мой ужас, когда, потянув за шнур, чтоб открыть любимого моего Гранвиля, я увидел, что картина исчезла!
– Вместе с рамой?
– Да. Ни малейших следов взлома, все прочее не тронуто, другие картины на месте.
– Размеры картины?
– Два фута на шестнадцать дюймов.
– Кто, кроме вас, имеет ключ от галереи?
– Никто.
– Никто? – услышал я свой удивленный голос.
– Жена и сын моего увлечения живописью не разделяют, чему я только рад. Галерея – это моя личная территория.
– Кто убирает в помещении? – лениво осведомился Холмс. Было ясно, что загадка, мучившая лорда Дарлингтона, у Холмса особого интереса не вызывала.
– Я сам. Это нетрудно. Я убираю там раз в неделю.
– Когда в последний раз вы видели картину?
– Вчера вечером. Я не устаю любоваться ею и редко пропускаю свидания – что ни день стараюсь вырвать время, чтоб побыть с ней хоть немного. Уверен, вы, джентльмены, сочтете это странностью, но, признаюсь, поездка во Францию страшила меня тем, что на несколько дней лишала возможности видеть мои картины.
Шерлок Холмс опорожнил рюмку и встал.
– Опыт подсказывает мне, что ситуации, кажущиеся совершенно неразрешимыми и окутанными тайной, не дающей ни малейшего ключа к разгадке, порой имеют весьма простое решение. Нет нужды мучиться бессонницей из-за этого случая. Я уверен, что картину вашу мы отыщем.
Посетитель просиял:
– Я так надеюсь на это!
– Завтра утром мы с Ватсоном осмотрим место преступления и выясним, не вооружит ли это нас какими-либо значимыми фактами.
– Но почему бы джентльменам не осмотреть его сегодня?
Холмс зевнул и потянулся.
– Время сейчас позднее, лорд Дарлингтон. Расследованию не повредит, если подождать с ним до утра. Скажем, десять часов вас устроит? Ватсон проводит вас.
Когда я вернулся, мой друг стоял у камина и раскуривал трубку, поднося к ней каминные щипцы с зажатым в них угольком.
– Вы были довольно резки с вашим новым клиентом, Холмс.
На мгновение голова его скрылась в облаке серого дыма. Когда дым рассеялся, я увидел, что он улыбается.
– Не люблю, когда из меня делают дрессированную собачку, являющуюся с поноской в зубах по первому зову хозяина. Слишком уж часто эти выходцы из привилегированных слоев забывают о таких приятных собеседнику формулах вежливости, как слова “спасибо” и “пожалуйста”. В данном случае я удовольствовался тем, что утвердил свое право действовать, когда я считаю это нужным и уместным. – Он с размаху сел и вытянулся в кресле. – К тому же дело это весьма примитивно, и я не сомневаюсь, что мы раскроем его не позже чем через сутки.
В этом Шерлок Холмс ошибся. Дело об исчезновении принадлежащей лорду Дарлингтону картины оказалось далеко не примитивным.
На следующее утро в десять со считаными минутами мы, как и было условлено, прибыли в расположенную в Мейфэре городскую усадьбу лорда Дарлингтона. Нас проводили в гостиную, где его светлость приветствовал нас самым радостным и веселым образом. Держался он совсем иначе, чем накануне. Он представил нас своей жене Саре, миниатюрной блондинке одних лет с мужем. Казалось, наше присутствие нервирует ее, и вскоре, извинившись, она покинула нас, предоставив нашему “делу”.
– Простите, что побеспокоил вас вчера вечером, мистер Холмс, – сказал его светлость, – а также совершил непростительную оплошность, не известив вас телеграммой, что позволило бы вам избегнуть этой поездки. Но, во всяком случае, я с радостью заплачу вам за труды любую сумму, которую вы сочтете для себя приемлемой.
– Вот как. Значит, картина нашлась!
– Да. Как в сказке! Утром я зашел в галерею и, почти по привычке отдернув шторку, увидел, что Гранвиль на месте, как будто и не исчезал!
– Однако вчера его там не было, – сурово заметил мой друг, не желавший разделить с хозяином его восторг.
– Да-да, видимо, так, но теперь это значения уже не имеет!
– Позволю себе не согласиться, – отрезал Холмс.
– Вы уверены, что это подлинник? – спросил я.
Секунду лицо лорда Дарлингтона выражало недоумение.
– Ну да, – запнувшись, выговорил он без большой уверенности.
– Мой друг высказывает предположение, – сказал Холмс, – что нельзя исключить возможность подмены картины хорошей копией, так как вору неизвестно, что вы обнаружили пропажу. Ведь когда вы ее обнаружили, вам полагалось быть во Франции, не так ли?
– Да, но…
– Оставьте, оставьте, лорд Дарлингтон. Произошла кража, и должна существовать причина этой кражи. Нельзя смотреть сквозь пальцы на уголовное преступление в порыве радости оттого, что картина вам возвращена!
Взор лорда потух, и он опустился на диван.
– Наверное, вы правы. И хоть я и убежден, что в галерее моей сейчас находится подлинное произведение, я все-таки свяжусь с моим приятелем Хилари Стелбрассом, экспертом-искусствоведом Королевской академии, подтвердившим подлинность картины при ее покупке. Я попрошу его разрешить все сомнения.
– Вы проявите благоразумие, если…
Холмс осекся, прерванный неожиданным появлением в гостиной высокого светловолосого кудрявого юноши, в чьих глазах читалось нетерпение.
– Отец, я должен… – вскричал он, но, увидев нас, осекся.
– Не сейчас, Руперт. Уверен, что то, с чем ты пришел, может обождать.
Молодой человек, казалось, колебался, не зная, внять ли отцовскому увещеванию или сказать, что намеревался. Потом, сжав губы в капризной гримасе, он резко повернулся на каблуках и покинул комнату так же стремительно, как и появился в ней.
– Молодость нетерпелива… – невесело вздохнув, заметил лорд Дарлингтон.
– Хотелось бы осмотреть вашу галерею, – сказал Холмс так, словно беседа и не прерывалась неожиданным вторжением.
Без большой охоты лорд Дарлингтон проводил нас в свое святилище. Это было вытянутое в длину помещение с люкарнами на потолке, ни одна из которых не открывалась. По двум стенам за красными бархатными занавесями висели картины. В середине перед столиком с затейливой сигарной шкатулкой и подставкой с винными бутылками стояло удобное вращающееся кресло.
– Можно нам посмотреть Гранвиля? – попросил Холмс.
В ответ его светлость дернул скрепляющий занавесь шнур, открывая шедевр нашим взорам. Не будучи большим знатоком и ценителем в области изобразительного искусства, я тем не менее сразу понял, что передо мной прекрасное творение настоящего мастера.
– Великолепное произведение, – сказал лорд Дарлингтон, любовно поглаживая раму.
– Истинно так, – сказал Холмс, близко подойдя к картине и изучая ее с помощью лупы. – Скажите мне, лорд Дарлингтон, имеется ли в доме собака?
– Собака? – Клиент приоткрыл рот, так что челюсть его отвисла. – Нет. Почему вы задали этот вопрос?
Холмс пожал плечами:
– В данный момент это не важно.
Такая уклончивость, казалось, вызвала у лорда раздражение. Он взглянул на часы:
– В одиннадцать тридцать, джентльмены, у меня назначена важная встреча в палате…
– Возможно, вы согласитесь предоставить нас теперь заботам вашей супруги. Мне хотелось бы уточнить некоторые особенности вашего домашнего уклада.
– Очень хорошо. Если вы видите в этом смысл.
Мы очутились в холле, где наш клиент перед уходом передавал жене нашу просьбу. Холмс между тем перебирал лежащие на подносе визитные карточки. Одна из них явно его взволновала.
– Мутные воды, дорогой мой друг, начинают проясняться! – весело сказал он, широко улыбнувшись.