Премьера предлагалось освободить от чрезмерной «текучки»: спустить на ведомственный уровень около полутысячи премьерских обязанностей (всего же их три тысячи). «Аргументы и факты» в номере от 30 апреля обратили внимание на то, что за неделю до инаугурации «передовой отряд кремлевских чиновников уже высадился на Краснопресненской набережной» (»Аппаратные перемещения»). Среди них и Дмитрий Песков, будто бы назначенный пресс-секретарем премьера. Впервые в Белом доме появится целый департамент спичрайтеров - и это, по мнению издания, значит, что Путин намерен активно участвовать в публичной политике. Но дальше всех пошла газета «Газета», которая 5 мая в общих чертах расписала новый состав правительства (»Забрать все»). «Высокопоставленные источники» сообщили изданию, что у Путина будет 11 заместителей: среди них Игорь Сечин и Алексей Громов. Силовиков якобы предполагается переподчинить главе правительства, а Сергея Иванова назначить секретарем Совета безопасности. Вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин (Политком.ru, 5 мая) отметил, что налицо усиление аппарата правительства, что в будущем может привести к конкуренции двух мощных административных структур - администрации президента и аппарата правительства. Спикер Совета Федерации Сергей Миронов в интервью «Времени новостей» высказал похожую точку зрения: «Безусловно, с приходом такого политического тяжеловеса, как Владимир Путин, вырастет прежде всего авторитет кабинета министров» (5 мая). Пока одни занимались угадыванием конъюнктуры и попыткой ее прокомментировать, другие уделили внимание более фундаментальным размышлениям. Так, журнал «Итоги» напомнил читателям, что еще в середине 50-х годов прошлого века историк Сирил Норткот Паркинсон предположил, что при увеличении выше определенного предела количества членов любого руководящего органа падает эффективность его работы (»Закон бесполезности», 4 мая). Некие австрийские ученые провели ряд исследований и установили заветное число, численность министров не должна его превышать, - это 20 человек. Россия в принципе вписывается в этот критерий: у нас в правительстве 22 человека. Но если считать глав многочисленных агентств и служб, то налицо парадокс: официально мы соответствуем норме, а неофициально - многократно ее превосходим. Журналист Максим Соколов в экстравагантной, новоязовской форме анализировал последствия перенесения ответственности за бури, штормы, канализации и теплосети с главы правительства на глав соответствующих ведомств (»Осенний шишкопад», «Известия», 29 апреля). С одной стороны, размышлял он, «если будущий глава кабинета намерен активно заниматься ключевыми вопросами внутренней и внешней политики, то совмещать это с бюрократической рутиной умаялся бы даже способный к ведению целого ряда дел сразу Г.Ю. Цезарь». С другой стороны, обязанности «главначпупса» (главный начальник по управлению согласованием) премьеры брали на себя не потому, что титул этот льстит их начальственному честолюбию, но потому, что без надзирающего «главначпупса» ведомства «такого напортачат, что совсем не расхлебаешь». «Теперь же, - сделал логичный вывод Максим Соколов, - ведомства получат возможность портачить невозбранно». С новой силой зазвучала старая тема - об исторической роли российской интеллигенции. Телеканал «Россия» 27 апреля показал в итоговом информационном выпуске большой сюжет об интеллигенции. «Интеллигенция с оглядкой на Запад» - пафос и содержание этого репортажа с элементами аналитики ясны из названия. Автор сюжета - ведущий программы «Вести» Константин Семин - давно уже привлек к себе внимание российской политобщественности своими резкими высказываниями, и впрямь не совсем вписывающимися в ландшафт официального государственного канала. Еще не утихла слава одного из его февральских эфиров, когда он выразил убежденность в том, что Зоран Джинджич получил «заслуженную пулю». На сей раз «пулю в лоб» получила русская интеллигенция - Константин Семин стрелял без промаха. Телесюжет «Вестей недели», этот пасхальный подарок российской интеллигенции от власти, обсуждался много. В конце апреля специально для этого в студии Радио «Свобода» сошлись обозреватель «Российской газеты» Юрий Богомолов и редактор портала Избранное.ru Людмила Телень (29 апреля). Их приговор был однозначен и безапелляционен: сюжет про интеллигенцию есть «чудовищная» пропагандистская халтура. Удивительно, сказали они, как создатели подобных теленовелл еще не уволены за профнепригодность. Юрий Богомолов увидел причины этой непрофессиональности в «слипшемся сознании». Слипшееся сознание, по его словам, это когда мысли и чувства не расчленены, и именно этой методой пользуются товарищи наподобие Семина или Караулова, когда мешают в одну кучу и Немцова, и сомнительного поведения девиц, помещая их в один видеоряд и таким образом формируя у зрителя ложные ассоциации. Людмила Телень тем временем истолковала появление разгромного телесюжета как серьезную озабоченность власти влиятельностью интеллигенции: несмотря на все заявления относительно того, что она не пользуется пониманием и популярностью в народе. Если борьба продолжается, значит, бороться есть с кем. Журналист Александр Гольц на сайте «Ежедневный журнал» (»Гнев ряженых», 29 апреля) охарактеризовал сюжет «Вестей недели» как «теледонос». Тем временем очередную инвективу запустил в ряды либеральной интеллигенции писатель Александр Проханов (»Россия: от распятия к воскрешению», «Завтра», 30 апреля). Он нарисовал черно-белый пейзаж Страстной недели: с одной стороны, «цветут любовью глаза», «обмениваются поцелуями едва знакомые люди», «дарят друг другу расписные яйца»; а с другой стороны, «усиливаются нападки на Церковь», и эта критика исходит в основном из среды либеральной интеллигенции, которая одержима «бесом реформирования». «Готова без устали реформировать государство, армию, промышленность, образование, медицину - до полного их исчезновения. До воцарения в наших домах и школах, государственных учреждениях и трудовых коллективах торжествующего неверия, нигилизма, бессилия, которыми воспользуется враг Рода Человеческого, он же и враг России». Таким образом, либеральная интеллигенция была не просто поименована в числе недоброжелателей своего отечества, но буквально записана в «адвокаты дьявола». Досталось интеллигенции и от стихийных политических мыслителей, к которым можно отнести блогеров, обитающих на интернет-дневниках популярных медиаперсон. Продолжался рискованный эксперимент, объявленный Виталием Третьяковым в рамках его «Политдневника» (v-tretyakov.livejournal.com). Суть эксперимента - написание романа-буриме под названием «Третья мировая: НАТО против ООН». В эпизоде шестом, опубликованном 26 апреля, автор, Евгений Сергеев, определенно воссоздавал стереотипный образ интеллигента. «Молодые люди с горящими праведным гневом глазами», «пожилые люди со следами образования на лицах» - характерно, что вышеперечисленные персонажи толкутся в приемной «Европейского бюро угнетенных наций и социальных меньшинств» (сокращенно - ЕБУНиСМ). Впрочем, тема интеллигенции, а точнее «подлинной интеллигенции», зазвучала еще в конце марта. В Сети разошлись тысячами ссылок так называемые «Варфоломеевские списки» - по имени журналиста «Эха Москвы» Владимира Варфоломеева, который опубликовал в своем Живом Журнале (varfolomeev66.livejournal.com, 20 марта) списки поступков, являющихся для него критерием «рукоподаваемости». В число хороших поступков, которые должен совершить каждый уважающий себя интеллигент, Варфоломеев включил такие пункты, как «Поздравить Ходорковского с днем рождения», «Быть доверенным лицом Хакамады» и даже «Защищать детенышей тюленей». В гораздо больший по длине список «плохих» поступков вошли такие пункты, как «Быть членом Совета по эстетическому воспитанию в ГУБОП МВД», «Гордиться страной и быть благодарным президенту», «Записывать диск вместе с Сурковым» и т.д. Этот полусерьезный список, который наверняка закрывает дорогу в «настоящую интеллигенцию» даже самым оппозиционным, самым рафинированным и утонченным интеллигентам, спровоцировал бурю дискуссий. Тема «нерукоподаваемости» надолго возглавила хит-парад экспертных словопрений. Так, политолог Сергей Кара-Мурза, отталкиваясь от «Варфоломеевских списков», заключил, что «наша интеллигенция - это огромный коллективный савант, гений и идиот одновременно» (»Интеллигенция: распад или новая сборка?», «Русский журнал», 8 апреля). «Сословие интеллигенции, - констатировал он, - приобретает черты недоразвитого класса пролетариев какого-то неопределенного труда становится толпой». Еще раз поколебав застойное аналитическое поле страны, явился публике заместитель руководителя администрации президента - помощник президента Владислав Сурков. В свет вышел сборник его статей за последние десять лет. Называется он просто и непретенциозно: «Тексты 97-07»; между тем порядок расположения статей обратный - не с 1997 по 2007 год, а в ретроспективе. Появление книги вызвало обсуждение в экспертных кругах - впрочем, умеренное. Философ и политолог Леонид Поляков (»Эпохальный вызов», Кремль.org, 28 апреля) признался, что «внимательное чтение Суркова заставляет устрашиться»: словно повторяется ситуация конца 80-х годов, когда много было разговоров о «перестройке». Теперь много разговоров об «инновациях», а страна меж тем может «обрушиться» так же, как в 1991 году. Любопытно посмотреть, как Владислав Сурков сам оценивает тот «суверенный» дискурс, который, в основном благодаря его усилиям, поддерживается ныне в перманентно-тлеющем состоянии. В одной из статей, приведенных в книге, заместитель руководителя президентской администрации говорит о том, что не всем пришлось по вкусу то, что «Россия заговорила на своем языке»: «Они хорошо знают, что тот, кто говорит, тот «право имеет», тот формирует реальность. Если они видят, что какому-то дискурсу предлагается альтернатива, пусть пока жиденькая, не очень внятная, может быть, косноязычная, но есть попытка заявить другое, поговорить о другом, то, конечно, это внушает беспокойство». Жиденькая, невнятная, косноязычная - так автор концепции суверенной демократии сам оценивает состояние дискуссии вокруг термина и тем самым выносит предельно точный диагноз политологическому сообществу страны. День труда и обусловленное им первомайское безделье подействовали на оппозиционную риторику благотворно. По крайней мере на риторику обещаний: праздники радикальная российская оппозиция намеревалась встретить на улицах маршами протеста, зримо противопоставив себя системным партиям, тоже намеревавшимся 1 мая заявить о своем существовании и преуспеянии. Активность оппозиции тревожила политического философа Александра Карпеца, который в статье «Генезис русского сепаратизма» (Правая.ru, 22 апреля) размышлял о «симбиозе Широпаева и Каспарова, Широпаева и Новодворской». Этот симбиоз, по мысли эксперта, с одной стороны, глубоко логичен, с другой - «столь же глубоко противоестествен». Как практически все в российской публичной политике, заключил он. »Правые» определялись с целями и задачами на следующую «четырехлетку». 29 апреля «Союз правых сил» на заседании политсовета обсуждал тактику партии после того, как в главном кабинете Кремля разместится новый президент (подробнее об этом на sps.ru). На следующий день в интервью «Независимой газете» (30 апреля) лидер партии Никита Белых говорил о том, что не исключает возможности сотрудничества с Медведевым, если, конечно, тот не будет проводить пропутинскую политику. Ирина Хакамада в интервью латвийской газете «Час» (8 апреля) также отмечала, что Медведев по сравнению с Путиным - «фигура не столь одиозная, что с точки зрения демократического развития России неплохо». Спорили на страницах еженедельника The New Times по поводу стратегии в отношениях с новой властью лидер запрещенных «нацболов» Эдуард Лимонов и коммунист Иван Мельников (28 апреля). Последний утверждал, что наиболее «эффективно сочетание парламентских и непарламентских форм борьбы». А Эдуард Лимонов упрекал руководство КПРФ в соглашательстве и предлагал Ивану Мельникову всей фракцией выйти из Госдумы. «Случился бы политический кризис», - убеждал он. Интересную статью опубликовали в «Новой газете» руководитель аналитического центра «Меркатор» Дмитрий Орешкин и его коллега Владимир Козлов (24 апреля). На основе официальных данных по парламентским и президентским выборам они, вооружившись «математическим анализом», сделали вывод: «Манипуляции с результатами выборов превзошли самые смелые предположения самых недоверчивых аналитиков». В качестве ответа на эту статью и разговоры об «управляемых» выборах можно было рассматривать публикацию в «Известиях» (»Кто ищет осадок в урне?», 5 мая). Уже подзаголовок этого весьма большого, по газетным меркам, материала выглядел загадочно: «Результаты выборов 2007/2008 хотят подменить разговорами об их легитимности». Другими словами, результаты подсчета голосов «хотят подменить» дискуссией о достоверности подсчета голосов; победу одного из кандидатов «хотят подменить» разговорами о честности этой победы - непонятно, что в этом преступного. Но, по мнению автора статьи, это есть свидетельство того, что «идет кампания по дискредитации самого института выборов». В очередной раз лояльные власти СМИ ответили на инвективы оппозиции вяло и элементарно нелогично. Более логичную и авторитетную отповедь тем, «кто ищет осадок в урне», дал Александр Иванченко, руководитель Российского центра обучения избирательным технологиям при ЦИК РФ, бывший председатель ЦИКа (в период с 1996 по 1999 год). Он, по сути дела, и ответил на серьезные обвинения, ставшие рефреном поствыборной риторики оппозиции (»О цене успеха», «Российская газета», 24 апреля). «Всего из более 260 жалоб на нарушения, поданных в ходе кампании, полностью или частично подтвердились порядка 30… В масштабах страны это ничто». Тем временем в интервью «Коммерсанту» член Московской городской избирательной комиссии Андрей Бузин с сожалением отмечал, что «роль судов как реального обеспечения избирательных прав, второй инстанции после избирательных комиссий, отпала по факту» (4 мая). Завершить эту «Хронику» хочется цитатой из упомянутого выше выступления Дмитрия Медведева на юбилее «Аргументов и фактов» 29 апреля. Пока либералы и государственники спорят о том, «либеральнее» Медведев Путина или нет, - сам новоизбранный президент выражается вполне определенно. Отвечая на вечный вопрос о свободе слова и правах человека, он заявил однозначно, что современная российская пресса «совершенно свободна». «СМИ стали более технологичными и солидными, - отметил Дмитрий Медведев. - И краеугольным камнем существования СМИ является необходимость говорить правду и нести ответственность за материалы, которые публикуются». Если все это действительно является краеугольным камнем существования СМИ, то совершенно непонятно, как российские СМИ еще существуют. Впрочем, признал Медведев, в отдельных регионах СМИ еще «поддушивают». А вообще в принципе все нормально, и даже более чем: «Часто говорят, что телевидение у нас скучное и провластное… Но по качеству и средствам, которые используются, оно одно из лучших в мире. Смотреть его интересно». Раз интересно, будем смотреть.
(Автор: Дмитрий Булин)
Рождение Православного Проекта Универсальные ценности ортодоксального христианства между либеральным Западом и
Возрождение общественного влияния Русской православной церкви в России в первые годы постсоветской истории воспринималось как частный случай общего перехода страны от тоталитарно-коммунистического прошлого к либерально-демократическому будущему. В отношении этого влияния между самыми разными идеологическими лагерями сохранялся определенный нейтралитет: Церковь воспринималась как достаточно пассивный институт сохранения культурной памяти, символически воплощающий в себе смутно формулируемые этические и эстетические ценности. Однако по прошествии времени, особенно в 2000-е годы, социальная активность Церкви стала очевидной, когда практически ни одно более-менее значимое мероприятие государственного уровня не обходилось без заметного присутствия священнослужителей начиная с самого патриарха, а по тем или иным вопросам, иногда самым неожиданным, Церковь вдруг заявляла свою особую позицию. В первую очередь это касается научной и образовательной сфер, где в последние годы наметился фактический раскол по вопросу о том, как соотносятся православная и научная картины мира. До сих пор секулярная позиция доминировала в научной и уж по меньшей мере в естественно-научной сферах безальтернативно. Но вот вдруг ее сознательные и бессознательные апологеты почувствовали себя неуверенно - как носители всего лишь одной из, а вовсе не основной «научной» точки зрения. В итоге развернулся процесс, который еще совсем недавно казался абсурдным, - началась сознательная атеистическая реакция на экспансию религиозного мировоззрения, появились общества и издания с названиями типа «Новый безбожник», собираются целые конференции по разоблачению церковной пропаганды и пишутся коллективные письма против клерикализации общества. Аналогичные процессы происходят и в политической сфере, где признаваться в своем принципиальном атеизме еще совсем недавно считалось моветоном. Первыми о своем неприятии «политического православия» заговорили либералы-западники, точно понимающие, что взамен коммунистической идеократии Церковь предлагает свою идеологическую доминанту, причем куда более серьезную - из-за своей укорененности в истории России. Тема светского государства стала все чаще и все жестче звучать из их уст, а новоявленная либеральная партия «Гражданская сила» вообще сделала антиклерикализм принципиальным пунктом своей программы. Вслед за либералами подтянулись коммунисты, недавно искавшие в Церкви союзника по борьбе с самим либерализмом и пытавшиеся создать что-то типа «красно-белого» синтеза, но сегодня, когда державные настроения уже вовсе не предполагают симпатий к советскому наследию, они возвращаются к своей первозданной - ленинской - чистоте и также заявляют о неприятии религиозных настроений. Достаточно вспомнить, что подписавший «письмо десяти академиков» против клерикализации общества Жорес Алферов был введен в первую тройку федерального списка зюгановской партии на думских выборах прошедшего года. Наконец, если внимательно присмотреться к консервативным и националистическим кругам, то и в этой среде ведутся довольно жесткие дискуссии о том, в какой степени правая политика в России должна быть вместе с тем политикой православной. Характерным моментом для самого политического православия является тот факт, что степень его отрицания среди национал-патриотов пропорциональна отрицанию идеи России как империи, как великой державы, обладающей особой цивилизационной миссией. Эта диспозиция наглядно проявилась в феномене русского «национал-оранжизма», когда политики, мечтающие об оранжевой революции в России и распаде страны на отдельные этнические и субэтнические территории, во всех национальных бедах обвиняют именно православие, что оно навязало русским мессианские и имперские амбиции. И наоборот, последовательно антиоранжистская и антисепаратистская позиция, как правило, сопрягается с православным пониманием русской истории. Но в последнее время и среди самих имперцев возникают определенные споры по вопросу об участи Церкви в державных проектах. Дело в том, что многие, даже наиболее симпатизирующие православию российские державники, воспринимают само православие как все тот же эстетический довесок, как приятный, но не обязательный гарнир к идее великого государства и готовы интерпретировать православное учение как некое выражение национально-государственных интересов, но никогда - как автономное, существующее до и помимо всякого государства мировоззрение. Таким образом, активизация Русской православной церкви на волне национального возрождения неизбежно вынуждает церковные круги осознать свое особое положение в общем потоке правоконсервативных течений и более точно формулировать собственные позиции. Концептуальная специфика политического православия в этой ситуации заключается в том, что, с одной стороны, оно неизбежно связано с национальным и имперским движением во всем его многообразии, но с другой стороны, - все-таки представляет самостоятельное мировоззрение, определяющее любые политические идеи и платформы, которые могут способствовать его воплощению. В итоге это мировоззрение формирует собственное видение русского будущего, которое в самом широком смысле можно назвать Православным Проектом и которое выходит далеко за пределы одной только России. Апология клерикализма На сегодняшний момент Русская православная церковь переживает уникальный период своей истории, когда она как никогда свободна от государства и предоставлена только самой себе. Это не совсем привычная ситуация для Церкви, которая привыкла видеть в государстве либо претенциозного покровителя, либо откровенного гонителя, и поэтому здоровое - не «подчиненное» и не «диссидентское» - отношение к власти в нашей Церкви является определенной новостью, и именно такое отношение свойственно новому поколению церковных активистов, не заставших советского прошлого. В этой ситуации Церковь осознает свои автономные интересы и ставит задачу самостоятельно отстаивать их во всех возможных сферах, что и называется современной политологией клерикальной политикой. Клерикализм (от лат. clericalis - «церковный») - это всего-навсего отстаивание церковного мировоззрения на любых уровнях общественной жизни, а вовсе не стремление клира захватить государственную власть. Непосредственное подчинение государства институту Церкви называется «теократией», а конкретнее - «папоцезаризмом». История христианства знает такие случаи, но ни одному вменяемому православному политику никогда не придет в голову идея подобного мироустройства в России просто потому, что это невозможно и не нужно. Но вот что точно нужно, так это лоббирование интересов Церкви в коридорах государственной власти, которое может быть закреплено и чисто юридически, например в форме конкордата между патриархией и Кремлем без всякого нарушения светских основ Конституции. Такой конкордат абсолютно логичен и органичен для православной традиции, которая со времен воцерковления Римской империи в IV веке имеет особую концепцию церковно-государственных отношений, называемую «симфонией властей». Основная цель этого «симфонического» проекта для России заключается в том, чтобы обеспечить власть моральной и культурной легитимностью в сознании православных граждан и подтвердить господствующее положение Русской православной церкви как ведущей конфессии страны. Конечно, было бы глупо и смешно скрывать очевидное желание православного сообщества обрести доминирующее идеологическое положение в государстве, но не более того. Не более, потому что противники политического православия очень часто упрекают его в навязывании фундаменталистской идеологии и это абсолютно не соответствует действительности. Дело в том, что фундаментализм - это как раз и есть полное подчинение общества религиозным институтам, вполне возможное в таких религиях, как ислам или иудаизм с их тотальной регламентацией социальной и бытовой жизни, а также в локальных экспериментах католицизма (Ватикан) или протестантизма (Женевская республика Кальвина), но невозможное в православном христианстве с его уникальным пониманием свободы воли человеческой личности, ответственной за плоды этой свободы перед Господом. Поэтому, например, именно в православном христианстве возможна была идея «симфонии властей», где Церковь и государство сосуществовали друг с другом на одной территории и не ставили вопрос о слиянии или разделении, как это произошло на Западе. Теологические особенности православного вероучения остаются за рамками нашей статьи, но без их усвоения невозможно понять специфику политического православия, и поэтому системная катехизация церковных прихожан и массовое теологическое образование являются существенным пунктом Православного Проекта в целом. Православие - просветительская религия, ее миссионерство неизбежно связано с погружением в мир православной культуры, которая составляет основу не только русской культуры, но и общеевропейской. В этом контексте сегодня православие переживает период, сравнимый с эпохой католической Контрреформации, когда Церковь, осознав всю серьезность внешних и внутренних вызовов, в первую очередь разрабатывает широкую программу религиозного просвещения (иначе называемого Контрпросвещением, если отталкиваться от содержательных особенностей идеологии просветителей XVIII века), и первым пунктом этой программы является введение в средней школе чисто гуманитарного курса «Основы православной культуры». Необходимость этой просветительской программы связана не только с очевидными миссионерскими задачами Церкви, но и с задачами сугубо катехизаторскими - объяснить людям, что такое православие, что не является православием (ввиду огромного количества различных сектантских и доморощенных движений, выдающих себя за подлинное православие). Ценность личности и путь подлинной Европы Политическая программа Православного Проекта опирается на многовековой опыт воцерковления нехристианской культуры и государственности, восходящий к «патриотическому синтезу» первых веков.
(Автор: Дмитрий Булин)
Рождение Православного Проекта Универсальные ценности ортодоксального христианства между либеральным Западом и
Возрождение общественного влияния Русской православной церкви в России в первые годы постсоветской истории воспринималось как частный случай общего перехода страны от тоталитарно-коммунистического прошлого к либерально-демократическому будущему. В отношении этого влияния между самыми разными идеологическими лагерями сохранялся определенный нейтралитет: Церковь воспринималась как достаточно пассивный институт сохранения культурной памяти, символически воплощающий в себе смутно формулируемые этические и эстетические ценности. Однако по прошествии времени, особенно в 2000-е годы, социальная активность Церкви стала очевидной, когда практически ни одно более-менее значимое мероприятие государственного уровня не обходилось без заметного присутствия священнослужителей начиная с самого патриарха, а по тем или иным вопросам, иногда самым неожиданным, Церковь вдруг заявляла свою особую позицию. В первую очередь это касается научной и образовательной сфер, где в последние годы наметился фактический раскол по вопросу о том, как соотносятся православная и научная картины мира. До сих пор секулярная позиция доминировала в научной и уж по меньшей мере в естественно-научной сферах безальтернативно. Но вот вдруг ее сознательные и бессознательные апологеты почувствовали себя неуверенно - как носители всего лишь одной из, а вовсе не основной «научной» точки зрения. В итоге развернулся процесс, который еще совсем недавно казался абсурдным, - началась сознательная атеистическая реакция на экспансию религиозного мировоззрения, появились общества и издания с названиями типа «Новый безбожник», собираются целые конференции по разоблачению церковной пропаганды и пишутся коллективные письма против клерикализации общества. Аналогичные процессы происходят и в политической сфере, где признаваться в своем принципиальном атеизме еще совсем недавно считалось моветоном. Первыми о своем неприятии «политического православия» заговорили либералы-западники, точно понимающие, что взамен коммунистической идеократии Церковь предлагает свою идеологическую доминанту, причем куда более серьезную - из-за своей укорененности в истории России. Тема светского государства стала все чаще и все жестче звучать из их уст, а новоявленная либеральная партия «Гражданская сила» вообще сделала антиклерикализм принципиальным пунктом своей программы. Вслед за либералами подтянулись коммунисты, недавно искавшие в Церкви союзника по борьбе с самим либерализмом и пытавшиеся создать что-то типа «красно-белого» синтеза, но сегодня, когда державные настроения уже вовсе не предполагают симпатий к советскому наследию, они возвращаются к своей первозданной - ленинской - чистоте и также заявляют о неприятии религиозных настроений. Достаточно вспомнить, что подписавший «письмо десяти академиков» против клерикализации общества Жорес Алферов был введен в первую тройку федерального списка зюгановской партии на думских выборах прошедшего года. Наконец, если внимательно присмотреться к консервативным и националистическим кругам, то и в этой среде ведутся довольно жесткие дискуссии о том, в какой степени правая политика в России должна быть вместе с тем политикой православной. Характерным моментом для самого политического православия является тот факт, что степень его отрицания среди национал-патриотов пропорциональна отрицанию идеи России как империи, как великой державы, обладающей особой цивилизационной миссией. Эта диспозиция наглядно проявилась в феномене русского «национал-оранжизма», когда политики, мечтающие об оранжевой революции в России и распаде страны на отдельные этнические и субэтнические территории, во всех национальных бедах обвиняют именно православие, что оно навязало русским мессианские и имперские амбиции. И наоборот, последовательно антиоранжистская и антисепаратистская позиция, как правило, сопрягается с православным пониманием русской истории. Но в последнее время и среди самих имперцев возникают определенные споры по вопросу об участи Церкви в державных проектах. Дело в том, что многие, даже наиболее симпатизирующие православию российские державники, воспринимают само православие как все тот же эстетический довесок, как приятный, но не обязательный гарнир к идее великого государства и готовы интерпретировать православное учение как некое выражение национально-государственных интересов, но никогда - как автономное, существующее до и помимо всякого государства мировоззрение. Таким образом, активизация Русской православной церкви на волне национального возрождения неизбежно вынуждает церковные круги осознать свое особое положение в общем потоке правоконсервативных течений и более точно формулировать собственные позиции. Концептуальная специфика политического православия в этой ситуации заключается в том, что, с одной стороны, оно неизбежно связано с национальным и имперским движением во всем его многообразии, но с другой стороны, - все-таки представляет самостоятельное мировоззрение, определяющее любые политические идеи и платформы, которые могут способствовать его воплощению. В итоге это мировоззрение формирует собственное видение русского будущего, которое в самом широком смысле можно назвать Православным Проектом и которое выходит далеко за пределы одной только России. Апология клерикализма На сегодняшний момент Русская православная церковь переживает уникальный период своей истории, когда она как никогда свободна от государства и предоставлена только самой себе. Это не совсем привычная ситуация для Церкви, которая привыкла видеть в государстве либо претенциозного покровителя, либо откровенного гонителя, и поэтому здоровое - не «подчиненное» и не «диссидентское» - отношение к власти в нашей Церкви является определенной новостью, и именно такое отношение свойственно новому поколению церковных активистов, не заставших советского прошлого. В этой ситуации Церковь осознает свои автономные интересы и ставит задачу самостоятельно отстаивать их во всех возможных сферах, что и называется современной политологией клерикальной политикой. Клерикализм (от лат. clericalis - «церковный») - это всего-навсего отстаивание церковного мировоззрения на любых уровнях общественной жизни, а вовсе не стремление клира захватить государственную власть. Непосредственное подчинение государства институту Церкви называется «теократией», а конкретнее - «папоцезаризмом». История христианства знает такие случаи, но ни одному вменяемому православному политику никогда не придет в голову идея подобного мироустройства в России просто потому, что это невозможно и не нужно. Но вот что точно нужно, так это лоббирование интересов Церкви в коридорах государственной власти, которое может быть закреплено и чисто юридически, например в форме конкордата между патриархией и Кремлем без всякого нарушения светских основ Конституции. Такой конкордат абсолютно логичен и органичен для православной традиции, которая со времен воцерковления Римской империи в IV веке имеет особую концепцию церковно-государственных отношений, называемую «симфонией властей». Основная цель этого «симфонического» проекта для России заключается в том, чтобы обеспечить власть моральной и культурной легитимностью в сознании православных граждан и подтвердить господствующее положение Русской православной церкви как ведущей конфессии страны. Конечно, было бы глупо и смешно скрывать очевидное желание православного сообщества обрести доминирующее идеологическое положение в государстве, но не более того. Не более, потому что противники политического православия очень часто упрекают его в навязывании фундаменталистской идеологии и это абсолютно не соответствует действительности. Дело в том, что фундаментализм - это как раз и есть полное подчинение общества религиозным институтам, вполне возможное в таких религиях, как ислам или иудаизм с их тотальной регламентацией социальной и бытовой жизни, а также в локальных экспериментах католицизма (Ватикан) или протестантизма (Женевская республика Кальвина), но невозможное в православном христианстве с его уникальным пониманием свободы воли человеческой личности, ответственной за плоды этой свободы перед Господом. Поэтому, например, именно в православном христианстве возможна была идея «симфонии властей», где Церковь и государство сосуществовали друг с другом на одной территории и не ставили вопрос о слиянии или разделении, как это произошло на Западе. Теологические особенности православного вероучения остаются за рамками нашей статьи, но без их усвоения невозможно понять специфику политического православия, и поэтому системная катехизация церковных прихожан и массовое теологическое образование являются существенным пунктом Православного Проекта в целом. Православие - просветительская религия, ее миссионерство неизбежно связано с погружением в мир православной культуры, которая составляет основу не только русской культуры, но и общеевропейской. В этом контексте сегодня православие переживает период, сравнимый с эпохой католической Контрреформации, когда Церковь, осознав всю серьезность внешних и внутренних вызовов, в первую очередь разрабатывает широкую программу религиозного просвещения (иначе называемого Контрпросвещением, если отталкиваться от содержательных особенностей идеологии просветителей XVIII века), и первым пунктом этой программы является введение в средней школе чисто гуманитарного курса «Основы православной культуры». Необходимость этой просветительской программы связана не только с очевидными миссионерскими задачами Церкви, но и с задачами сугубо катехизаторскими - объяснить людям, что такое православие, что не является православием (ввиду огромного количества различных сектантских и доморощенных движений, выдающих себя за подлинное православие). Ценность личности и путь подлинной Европы Политическая программа Православного Проекта опирается на многовековой опыт воцерковления нехристианской культуры и государственности, восходящий к «патриотическому синтезу» первых веков.