Клименко Михаил. Иной цвет

   Я решил, что на время следует Ниготкова выбросить из головы. Пора было отправляться на обследование. Пошел в городские железнодорожные кассы и купил билет на поезд, отходивший на следующий день.
   В этот же вечер, но значительно позже, уже почти ночью, я еще раз попытался хотя бы что-то выяснить...
   В одиннадцать часов я отправился к тихому уголку города, на Нахимовскую улицу к дому под номером девяносто семь. Я шел, и мне казалось, что все видят, какой ярко-сиреневый цвет излучает мое тело...
   В доме Ниготкова, в одном из семи обращенных к улице окон, горел свет.
   Я вошел во двор. Собака, очевидно, спала. У гаража, прислоненная к карнизу, стояла стремянка. Я ее взял и вошел в палисадничек, где хризолитовым туманом светились травы и голубыми звездами мерцали мелкие цветочки, а подальше синели стволы и сучья фруктовых деревьев.
   Я тихо поставил стремянку и взобрался наверх.
   Ниготков сидел за столом.
   Одна толстая и широкая безголовая рыбина лежала слева от него. Другую он разрезал. Разрезав, стал рыбину круто солить, щедрыми щепотками беря соль из разорванной пачки. Он куда-то ушел и через несколько минут вернулся с темным хлебом.
   Похлопав серыми морскими окунями друг о дружку (что они были сырыми и холодными, в том не было никаких сомнений), сбив с них излишки соли, Ниготков одну рыбину отложил в сторону, а другую начал есть. Он то и дело чем-то намазывал кусочки хлеба, ножом извлекая из стеклянной баночки светло-серое содержимое.
   Холодное, соленое филе сырой рыбины приводило его в молчаливый восторг. Он с трепетной жадностью, с благодарностью на лице поедал кусок за куском.
   Ниготков через стол потянулся к окну. К чему именно, из-за занавески мне не было видно, поэтому я по стремянке осторожно поднялся еще выше, на предпоследнюю ступеньку.
   Мне показалось, что я еще кого-то увидел, чью-то голову.
   Кто-то сидел у окна, слабо излучая хризолитовое сияние...
   Стремянка пошла от меня в сторону. Я начал падать...
   Через несколько секунд я был на улице.
   ВСТРЕЧА
   На следующий день я с утра начал собираться в путь-дорогу.
   Часов в десять пришел Вадим Мильчин. Кроме прочего он сказал, что у каких-то гаражей на Пожарне (где конечная остановка трамвая четвертого номера) найдена его, Вадима, одежда. Та, которую с него сняли в лесу. Конечно, любому было понятно, что все эти маневры с одеждой устроены были для одной единственной цели-увести в сторону возможное расследование, сбить с толку. Но с фонариками они явно не предусмотрели...
   Дома мне сказали, что у дяди Юры есть отличный чемодан-и не такой большой и не такой маленький. Как раз, какой мне нужен. И не стоит нам покупать еще один.
   Я приехал к пристани, где живет дядя Юра и где всегда носится ни на что не похожая разноголосица звуков. Издалека долетали удары-я до сих пор, с самого детства, не знаю, что обо что там ударяется, а то слышен далекий возглас человека, постоянный крик чаек, низкие, вечно прощально-протяжные гудки пароходов, какое-то короткое и сильное шипение там, где время от времени слышны удары...
   Этот не очень большой и не очень маленький дяди Юрин чемодан не так уж был мне и нужен. Я поехал к пристани с тайной надеждой где-нибудь увидеть ее - золотисто-лимонную девушку, о которой я теперь все время думал. Вчера она уехала на автобусе, конечная остановка которого была здесь, у пристани.
   У дяди Юры я был совсем недолго.
   С пустым чемоданом дошел до вокзала пригородных пароходиков, прошел по набережной, свернул к высоким новым домам, которые, словно каменные столбы по излучине уходили в даль берега.
   По солнечной стороне широкой улицы я шел в сторону пляжа.
   И вдруг...
   На другой стороне улицы, в тени большого дома, я увидел золотисто-зеленый силуэт.
   Мое сердце сильно забилось. Словно иногородний житель, я с чемоданом стоял на краю тротуара. Жгло солнце, жаром дышал асфальт-мне же стало холодно, в теле появилось что-то вроде озноба. Я боялся: вдруг она опять каким-нибудь неожиданным образом исчезнет.
   Со своим пустым чемоданом я перебежал на другую сторону улицы. Догнал ее и некоторое время шел следом, совсем рядом, чуть сбоку. Высоко над деревьями, над домами сама по себе заныла невидимая струна, закричала сидящая на ней невидимая тропическая птица.
   Мне казалось, что мы стоим с ней на плоту, плывем по какой-то реке среди светлого солнечного тумана, плывем как раз в том месте, где необозримой ширины река через бурные пороги настоящего перекатывается из будущего в прошлое.
   Девушка была в легком платье. Волосы на ее голове (наверное, темно-каштановые) были уложены пышно и красиво, а сверху на них сидел огромный белый бант. В руках она несла сумку. Я не переставал удивляться легкомыслию прохожих: имея возможность видеть такую красоту, они равнодушно проходили мимо! Никто не посмотрел, не оглянулся!
   Неумолимо проплывали метры пространства, безжалостно пролетали точки секунд.
   - Девушка...-пролепетал я.
   Она глубоко вздохнула и сказала:
   - Ну, начинается!.. Что?
   Она резко повернулась, остановилась и ждала, что я скажу.
   - Вы необыкновенного цвета!-слишком серьезно, сдавленным голосом проговорил я.-Среди всех вы-словно золотисто-изумрудное пламя! Это действительно так, поверьте! И я должен... Я просто обязан!..
   - Фу! - презрительно фыркнула она.-Не остроумно!
   - Это не остроумие...-сказал я.-Это правда.
   - Все?-строго спросила она.-Ну, тогда вот что, молодой человек. Вам идти туда? Так или нет? Туда?..-она свободной рукой указывала в ту сторону, откуда мы только что шли.- Отвечайте! Ну, что вы молчите?
   - Да,- кивнул я.
   - А мне во-он туда,- вытянув руку, показала она на далекие деревья в конце улицы.-Так что же вы стоите? Или, может быть, я мешаю вам?
   - Все это вы просто так говорите...-уныло сказал я.-А по природе вы человек очень добрый. Вы такого цвета!..
   - Ну, а это уже неправда. Ошибаетесь: я недобрая. Я злая!
   Я повернулся и пошел обратно, в ту сторону, куда она мне показала.
   - Прощайте! - сердито и громко сказала она.- И если не хотите еще раз меня разозлить и обидеть, пожалуйста, не попадайтесь мне больше на глаза. Я вас очень прошу!..
   Я ее понимал и не понимал. Немного странная...
   Но и какой-то приятной была и эта ее странность: насмешливо крикнула "Прощайте!" и тут же слова "Я вас очень прошу!.."-чтоб я постарался больше не попадаться ей на глаза. Я молча брел среди прохожих. Через минуту оглянулся и, мало что соображая, побежал к ней. Девушка по-прежнему светилась золотисто-лимонным пламенем.
   Мне было ясно как день: сегодня выбор и поворот, сегодня или никогда. А из-под моих ног и тень надежды уже уплывала. Она спокойно - безразлично! - уходила.
   - Знаете что!..-сказал я, догнав ее.
   - А, это опять вы!..-удивилась она и высокомерно подняла брови.-Я же вас просила... Ну, хорошо, говорите, но только побыстрей. Ради бога!.. Я не хочу, чтобы нас увидели здесь...
   - Это неправда... Я должен был сказать... Что я... Что мне...
   - Значит так: я вам нравлюсь, потому что красивая. Вы это хотели сказать? Ну вот что, молодой человек. Выслушайте меня очень внимательно.
   Своей прямотой, манерой говорить-будто она не от себя, не свои слова говорит, а читает с книжки - она меня сбивала с толку.
   - Неправда, что мне идти в ту сторону,- сказал я.
   - Так вы, оказывается, лжец?
   - Мне идти в ту сторону, куда и вам!..-решительно проговорил я.
   - Ах, вот еще что!.. Так что ж вы пошли в другую? - с удивлением подняла она брови и округлила глаза (может быть, округлила чуть больше, чем следовало).- У вас что, туман в голове?
   - Я сегодня уезжаю в Москву,- уныло сказал я.
   - Ах, какая жалость, какая печаль! То-то вы с чемоданом и ходите по улицам.
   - Он еще пустой,- просто так сказал я.
   - Правда? Очень жаль, что еще пустой!
   - И неправда, что вы недобрая. А доброта выше всего...- говорил я и все больше удивлялся: как некстати говорю эти банальности, прописные, совершенно неуместные слова.- Вы как ребенок, а думаете, что все считают вас взрослой.
   - Пожалуйста,-тихо сказала она,-не стыдите меня при всех... Я этого не заслужила. Понимаете? Не заслужила.
   - Вы в каком классе учитесь?
   - Может быть, вам и школу заодно назвать? Прощайте! И больше не преследуйте меня. Счастливого пути!
   Мы шли молча. Минуты через три я сказал:
   - Только не думайте, что я иду следом.
   - Вы пешком собрались в Москву? Кстати, мне думать нечего, потому что я вас совершенно не знаю. Вы для меня такой же прохожий, как и все остальные. Вы даже не представляете себе, как вы мне безразличны! Совершенно напрасно вы возомнили о себе. Напрасно! Уверяю вас. Запомните, что никто так, как вы, с девушками не знакомится. Мне очень жаль, но у вас в жизни при каждом знакомстве будет очень много неприятностей...
   Она вдруг спохватилась, что говорит слишком много и умолкла.
   Ах, как она была красива! Как она мне нравилась!
   Мне казалось, что она по чьей-то доброй воле идет по улице только для того, чтоб ее увидели люди. Но лишь кто-никто мельком бросал на нее взгляд. Не чаще, чем даже на меня! Равнодушие прохожих к моей спутнице изумляло меня и где-то в глубине души успокаивало: мне легче и реже придется ее оберегать от других. А такие пижоны - вон как тот!- пока осмыслят, что они прохлопали, мы с ней будем уже далеко-далеко.
   Мы шли и молчали.
   Грубовато, совсем нелюбезно, я вдруг спросил ее:
   - Как вы знакомы с Ниготковым?
   - Ах, это вы? Вы все еще не ушли? -удивилась она.
   - Что вы о нем знаете?
   - Все.
   - Что все? - спросил я.- Все-таки, может быть, не все?..
   - Абсолютно все!
   - Что он сделал? Скажите!
   - Это семейная тайна.
   - Говорите! - вскричал я.- Немедленно!
   - Я вас уже однажды просила...-очень тихо сказала она.- Пожалуйста, никогда не кричите на меня при всех...
   - А где же?..-возмутился я.-Дома можно кричать?
   Она вздохнула и сказала:
   - Дом - это не улица...
   - Что Ниготков сделал?-допытывался я.- Кто он? И что за семейная тайна?
   - Такая... И почему это я встречным должна все рассказывать?
   Я промолчал.
   - Ну, хорошо,- почему-то смирилась она.- Могу сказать... Он упорно настаивает на разводе.
   - На разводе?!-так вскричал я, что обратил на себя внимание прохожих.
   Она вскинула красивые брови (может быть, вскинула чуть выше, чем следовало), округлила глаза и снисходительно, словно умудренная долгим опытом женщина, спросила:
   - Вы заинтересованы в нем? Вы что, его племянник или брат?
   - А вы что - его жена?
   - Увы!-задумчиво, печально покивала она головой.- И мать троих детей.
   - Сколько же вам лет?!
   - Тридцать два. Пошел тридцать второй... Вы понимаете: детей ведь надо воспитывать и кормить... А я одна.
   - Где же вы работаете?-ужаснулся я, глядя на свои, ставшие какими-то синими руки. Такого же цвета стало и все мое тело и, конечно, лицо.
   - Санитаркой в областной больнице,-просто ответила она.-Сами представляете: ведра, тряпки, полы...
   - Я завтра же пойду на ЭФОТ,- решительно сказал я.-И стану работать на любом месте. И не поеду в Москву на...- едва не проговорился я.Хотите, я буду вам помогать?
   - Нет, мне подачки не нужны. Я справлюсь одна.
   - Ну... не как подачки...
   - Простите, пожалуйста!-виновато улыбнулась она.-Я не совсем уместно пошутила. Вы не сердитесь? Ну, ну, что вы?..- решительно остановилась она передо мной.-У вас что, нет чувства юмора?
   - Возможно...
   -Жаль!-вздохнула она.-Но не унывайте: как-нибудь проживете!
   Я не унывал, но был подавлен. Просто я был оглушен ее присутствием, был слишком счастлив, что видел ее и слышал. И боялся потерять ее...
   - Вы что, спите на ходу?.. Дядя Демид настаивает на разводе с тетей Светланой! Вам нехорошо? О, простите! Я не думала, что вы поверите в мои бредни...
   - Нет, нет... Ничего! Не волнуйтесь, пожалуйста... А кто эта тетя Светлана?-безразлично спросил я.
   - Мамина сестра.
   - Так...- глубокомысленно протянул я, из синего цвета возвращаясь в более или менее счастливое состояние.-Значит, он вам седьмая вода на киселе?
   - Может, и восьмая.
   - Как вас зовут?-довольно буднично спросил я.
   - Устала я от ваших вопросов...- не тяжело, а глубоко вздохнула она.-Меня зовут Лариса.
   - Очень приятно! - протянул я ей свою руку, но она почему-то своей мне не подала.- Разрешите, понесу вашу сумку,- нашелся я.
   - Пожалуйста,-улыбнулась она.-Да у вас ведь чемодан!
   - А меня зовут Константин,- сказал я.- Просто Костя. Дымкин.
   И тут нам вдруг не о чем стало говорить.
   После продолжительного молчания она оживленно сказала:
   - Несколько дней назад я по радио слыхала песню. Там были такие слова: "Наш Костя, кажется, влюбился,"-кричали грузчики в порту..."
   - Портовые грузчики-ребята веселые...-с апломбом заметил я, открыл свой пустой чемодан и положил в него ее хозяйственную сумку.
   Мы подходили к огромным старым деревьям в конце улицы, где когда-то был парк.
   Лариса сказала, что должна меня оставить. Мы договорились с ней встретиться на следующий день.
   Я, счастливый, помчался на автобусную остановку, чтоб сразу же поехать и сдать билет. Веселая и возбужденная, став золотисто-шафрановой, на остановку прибежала Лариса. Оказывается, в своем чемодане я едва не увез ее пустую хозяйственную сумку...
   СОМНЕНИЯ
   Мне это солнечное утро запомнилось на всю жизнь.
   Мы купались, загорали и непрерывно болтали. Я, что мог, рассказал Ларисе о своем странном цветовидении. Рассказал и о нашем с Вадимом Мильчиным приключении в остинском лесу. Она смеялась и удивлялась, и сначала не верила моему рассказу. Думала, я все выдумываю. В том числе и про цветовидение. Когда же я упомянул о Ниготкове, что принял за него совсем другого человека, Лариса сказала:
   - Скорее всего, это он и был. У него где-то там старинные друзья живут.
   - Но как же он успел появиться дома?-недоумевал я.
   - Ну, не знаю. Может, на вертолете прилетел.
   В полдень мы сложили в сумку нашу одежду и пошли по берегу. Я включил магнитофон, и мы под тихую музыку неторопливо брели, говорили о разных разностях. Лариса что-то рассказывала о своей школе, о друзьях. Вспомнила о своей младшей сестре Жене и вдруг загрустила, совсем сникла, перестала говорить. Я спросил, что произошло. И она сказала, что в прошлом году ее сестра Женя утонула... Пошла с подругой купаться и не вернулась... Я молчал, потому что чем-либо помочь Ларисе был бессилен...
   Она забеспокоилась, что дома ее ждет мама, и мы повернули обратно. Я предложил встретиться вечером. Она сказала, что, вероятно, не сможет прийти, дала мне номер телефона, и мы расстались.
   Настроение у меня было плохое. Я съездил на нашу фабрику. Вернулся домой, и бабушка послала меня на базар... Часов в семь я позвонил Ларисе, мне никто не ответил, и я пошел в кино. Так, чтоб отвлечься от некоторых своих мыслей.
   Дома я оказался часов в девять.
   Со стола было еще не убрано. Не дождавшись меня, семья только что поужинала.
   Из спальни с развернутой газетой появился отец.
   - Садись, Костя, ешь,- сказала мне мать.
   По тому, как отец сел на диван, я понял: он сел для долгой беседы.
   - Ну, как живешь, Костя? - спросил он.- Расскажи хоть!
   - Что "как"?-торопливо принимаясь за еду, проговорил я.
   - Давно я тебя не видел. Завтракаем без тебя - спишь, обедаем без тебя, ужинаем тоже без тебя.
   - Я же не маленький.
   - Да, большой, независимый... На обследование не едешь, на работу не ходишь... Отставил пока эти пустячки? Инвалид третьей группы ждет социального обеспечения! Позор!
   - Еще котлетку положить? - спросила бабушка.
   - Ценное предложение, еще две,- кивнул я и, чтобы отвлечь отца от неприятного разговора, сказал: -Бабушка, вот к старости люди мудрыми становятся...
   - Не всем это, Костя, удается! - перебила она меня.
   - Ну, это верно,- согласился я.- Вот и тот...Один тут человек ярко-фиолетового цвета, почти как клюквенный кисель...
   - Ты вот что, слушай,- сердито сказал отец, отведя в сторону хрустящую газету,-оставь-ка людей в покое! А то взялся: тот такой, этот сякой!
   - Почти все люди зеленоватых оттенков, а он фиолетово-сиреневый,-сказал я.-Наш замдиректора по хозчасти. Представляете?..
   - Все зеленые!.. Ты сам-то еще зеленый, чтоб обо всех людях наотмашь да без разбору судить. Ишь, взялся! Чем, спрашиваю, занимаешься?
   - Дня через два начну работать.
   - Где?
   - В одном тут месте. Место неплохое. Очень хорошее! Смогу по пятьсот-семьсот процентов плана давать.
   - Это где же? - спросил отец.
   - Контролером в трамвайно-троллейбусном управлении. Я ведь сразу безбилетников вижу. Они почти все одинакового цвета...
   - Вот только сунься в трампарк! - отец схватил газету и быстро начал ее складывать.-Нашелся контролер! Только попытайся. Я тебе дам семьсот процентов! Ишь!.. Где полегче ищет. Пальцем указывать! Завтра-послезавтра поезжай на обследование. Неизвестно, что с глазами сделалось,- а он сидит. Контролер! Чего ждешь, спрашивается? Пока отслоение сетчатки в глазах начнется? Или глаукома, или совсем перестанешь видеть? Так? Уж ведь и ешь в темных очках.
   - Ну, отец, хватит,-сказала мать.-Он и сам не рад. А ты, Костя, об этом подумай, что отец говорит.
   Сложив газету, пожалуй, уже в шестнадцать раз, отец поспокойней сказал:
   - Пора тебе всю эту чепуху бросить. Хватит носиться! Все без толку. Не школьник уже.
   - Клюквенный кисель будешь есть? - вмешалась бабушка.
   - Конечно! Три стакана.
   Бабушка налила киселя полный стакан и, вопросительно взглянув на меня, сказала:
   - Ишь, какой красивый!
   - Да, красивый,-кивнул я, глядя на серое содержимое стакана.
   - А то чего это тебе,- совсем спокойно сказал отец,-по базарам ходить, редиску покупать. Не старик же ты, Костя, не пенсионер. Стыдно самому, наверное...
   - Все, отец, верно говоришь. Пора мне взяться за ум. Извините, скоро приду...-вставая из-за стола, торопливо проговорил я и вышел.
   Из автомата снова позвонил Ларисе. Она была дома. Я сказал, что, несмотря на поздний час, хотел бы ее увидеть и поговорить кое о чем совершенно неотложном...
   Еще издали я увидел золотисто-лимонное пламя.
   Она сидела в покривившейся беседке неподалеку от своего подъезда.
   - Костя, еще что случилось? Ты даже напугал меня.
   - Да ничего такого особенного и не случилось...-рядом с Ларисой садясь на скамейку, вздохнул я.-Понимаешь, наверное, ерунда какая-то это мое цветовидение. И нечего мне больше медлить. Надо на обследование ехать. Дело в том, что я в кино сегодня ходил, ну и, кажется, выяснил самое главное...
   - Ну так и что?- сердито спросила Лариса.
   - Лариса, как ты думаешь, если по правде сказать, нормальный я или нет?
   Она рассмеялась:
   - Ну, конечно,-до этой минуты!.. Да что случилось-то?
   - Кажется, никакие такие цвета я не вижу, а выдумываю.
   - Выдумывал?..- нахмурилась Лариса.- Так кажется тебе или ты выдумывал? Выдумывал, чтоб людей удивить, что ли? Чтоб поразить меня, да? Зачем?
   - Да не шуми ты. Выдумывал и выдумываю невольно!.. Сегодня вечером я звонил тебе. Не дозвонился и пошел в кино. Фильм старый, черно-белый еще. Интересный. И вот, представляешь, где-то с середины сеанса персонажи на экране стали появляться слегка расцвеченными... Сначала-никакого цвета. Но как только я вспоминал, узнавал, кто это, какую роль играет, так сразу же во всей его фигуре проявлялся его особенный цвет.
   - Мне это, Костя, не страшно. Честное слово. И ты меня не пытайся испугать такой ерундой.
   - Я и не пугаю...-хмыкнул я.-Но ведь фильм-то был не цветной. Значит, я сам...
   - Ах, Костя! Какой же ты счастливый,-засмеялась Лариса.- Всем темно, а тебе светло.
   - Ты напрасно иронизируешь,-мрачно сказал я.-Выходит, что вообще все я как бы сам и "расцвечиваю", сам, от себя, наделяю цветом, в том числе и Ниготкова... Значит, одни сплошные ошибки были у меня...
   - Сплошные?..- встав со скамейки, не то удивилась, не то возмутилась Лариса.-А я?.. Как же ты обо мне все точно узнал и верно увидел? Или все выдумал?.. Может быть, Костя, ты и взаправду ошибся. И я никакая вовсе не золотистая и не лимонная.
   - Нет, я не ошибся,-твердо сказал я.
   Мы с Ларисой никак не могли расстаться и проговорили еще часа три...
   Домой я отправился в половине первого ночи.
   Пошел кратчайшей дорогой - через туннель под железнодорожными путями.
   Уже подходя к туннелю, я в его светлевшем, едва различимом противоположном прямоугольнике увидел розовато-фиолетовую фигуру. Этого и следовало ждать!
   Не останавливаясь, я продолжал свой путь. Было совершенно очевидно, что идти обратно нельзя.
   Я оглянулся: метрах в семидесяти за мной следовали две фигуры-одна сиреневая, другая-сизовато-терракотовая.
   Я прошел через весь туннель и остановился в тени высокой железнодорожной насыпи.
   Трое сразу же подошли и остановились в пятисеми метрах от меня - один спереди, двое других сзади, в тени. Нельзя сказать, что тут была тень, что с этой стороны насыпи было темно. Просто здесь было иное освещение.
   Слева с пепельно-зеленоватой насыпи, поросшей высокой редкой травой, торопливо спускался, почти сбегал четвертый тип - какого-то непостижимо оранжево-фиолетового цвета. Уж мне-то было известно, что такого цвета быть не может, но отделаться от ощущения, что я вижу оранжево-фиолетовый цвет, я не мог.
   Тот, которого я увидел первым, фиолетовый, сказал:
   - Парень, дай прикурить. Спички есть?
   - Я не курю,- еще не решив, что предпринять, как можно хладнокровней ответил я.
   - Не ври, не ври!..-ласковым голосом остановил он меня, как бы нехотя приближаясь ко мне.Покуриваешь ведь...
   Они все трое негромко, невесело засмеялись. И смех их был такой же, как у тех в лесу: трусливый и вместе с тем издевательски жесткий, смех равнодушный и блудливый.
   - А ну-ка, посмотрим, какой ты куришь табачок. Где у тебя кармашки? Ну-ка, ну-ка...
   Он полез к моим карманам. Не прошло и минуты, как я их увидел.
   Нет, они не медлили. Могло только показаться, что они совсем не торопились.
   Из туннеля вынырнула ничем не примечательная "Волга".
   Машина резко, бесшумно тормознула.
   - Зосимыч!-негромко крикнул сбежавший с насыпи оранжево-фиолетовый.-За тобой легковая тянется...
   Из туннеля выскочил "Москвич". Не знаю, почему не крикнул я сидевшим в нем людям. Или не сообразил, или постеснялся показать себя трусом?
   Что было дальше, я не совсем четко помню. Они меня крепко держали, быстро подталкивали, едва ли не волокли к своей машине. И непрестанно, хитроумно били,-так что я не падал, но по временам у меня захватывало дух и в глазах темнело.
   Как вдруг около самой машины они меня оставили, а сами куда-то бросились.
   Из туннеля ослепительно сверкнули две фары.
   До меня тут же донеслись чьи-то веселые, озорные слова: "Ребята, наших бьют!"
   Раздался хохот.
   Кто-то забарабанил по кабине грузовика.
   Три моих преследователя мигом вскочили в автомашину, и через несколько секунд след их простыл.
   Четвертый, оранжево-фиолетовый тип, тот, который был в стороне, на четвереньках стал подниматься обратно по насыпи...
   Ко мне мигом подбежали человек десять незнакомых мне молодых людей. Кто-то из них помог мне. Я поднялся.
   Начинал накрапывать едва заметный дождик.
   - Кто они такие?-спросил меня самый оживленный и, наверное, самый смелый парень. Он, как мне показалось, никогда не унывал и поэтому-то был красно-оранжевого цвета, скорее даже огненный.
   - Не знаю...-сказал я.-А вы кто такие?
   - Мы строители,- синевато-зеленая девушка ладонью поправила косынку на голове.-Домой едем; Со второй смены.
   Почти все ребята были всевозможных зеленых, синеватых и оранжевых оттенков.
   - За что они тебя так? - спросил меня огненно-цветный парень.
   - Не знаю. А может, и знаю... Не нравлюсь я им.
   - Ребята,- сказала синевато-бирюзовая девушка,-его надо до больницы довезти. Мало ли что...
   - Довезем! Вот ребята из погони вернутся и поедем.
   - Нет,-сказал я,-пойду домой. В больнице мне делать нечего.
   Минут через десять, громко говоря, к нам подошли двое, а потом еще двое из числа этих же ребят.
   - Ну что, Роман? - спросил огненно-цветный одного из подошедших.
   - Жаль, ну и жаль-не догнали. Хотел бы я его схватить за шиворот. Это они его так уделали? Завтра, парень, будешь цветной, как картинка. А мы за тем персонажем около километра бежали. И не догнали!..
   - Вы поедете или пешком пойдете?!-злился высунувшийся из-за приоткрытой дверцы шофер с аккуратненькими усиками.
   - Мы, Владислав, ночевать тут будем! - крикнул шоферу огненноцветный парень.- Глуши свою хлопушку!
   Бурно обсуждая случившееся, все в один миг взобрались в кузов. Протягивая сверху руки, говоря что-то шутливое и привычное, парни помогли взобраться смеющимся девушкам. Мы сидели на дощатых лавках, прибитых к прямоугольной раме. Я почему-то оказался в середине, смотрел и прислушивался к этому деятельному, веселому народу.
   По просьбе ребят шофер сделал крюк и довез меня чуть ли не до самого дома.
   ПРИЗНАНИЕ ЭГОИСТА
   На следующий день я с утра занялся всевозможными примочками, чтоб хоть немного устранить с лица, говоря языком моей профессии, хроматическую-контрастность, а попросту-синяки.
   Потом я пошел в ближайший автомат, чтобы позвонить Ларисе.
   Я уже набрал на диске номер, как вдруг какой-то бурый, со слабым сливяным оттенком сорокалетний коротыш открыл дверь и попросил меня потесниться,
   - Вы чего лезете?-спросил я.-Чего надо?!
   - Парень, надо поговорить. Недолго...
   Он сунул левую руку в карман.
   Упершись в автомат спиной, я руками и одной ногой толкнул его с такой силой, что дверь будки распахнулась, ударилась и из нее со звоном полетели стекла. Трубка вырвалась из рук и разбила боковое стекло.