Клюев Евгений Васильевич. Книга теней. Роман-бумеранг

   - Спасибо, Лена. Спасибо. И, надо вам сказать, я действительно освобожу это место: не нужно прибегать к столь… гм… выразительным способам, чтобы ускорить и без того быстро протекающий процесс. Мне странно только, что молчат врачи. Что от имени врачей… от имени медицины высказываются люди, выполняющие в отделении, мягко говоря, не основные функции. Ну, что ж… Бог вам судья. К счастью, мой уход из института пришелся на такое время, когда я закончил исследования, которые вел много лет. Они завершились для меня весьма неожиданно - и я мечтал, как незадолго до сложения с себя обязанностей заведующего отделением соберу врачей и расскажу им о том, к чему пришел и к чему помогли мне прийти знающие люди. Но вам, дорогие коллеги, как я теперь понимаю, все это вряд ли будет интересно. Живите в мире между собой и… попытайтесь выбирать себе более достойных ораторов, которым вы в дальнейшем будете поручать говорить от своего имени. Благодарю за внимание.
   Дверь открылась. Без стука вошел пасмурный п-р-е-д-с-т-а-в-и-т-е-л-ь.
   - Пожалуйста, Илья Фомич, - распростерла объятья председатель-Сычикова-З.И. - С Рекрутовым не начинали еще.
   Илья Фомич громко поздоровался и уселся за стол, куда, видимо, и полагалось усесться.
   - Так, товарищи. Нам осталось лишь резко осудить антиобщественное поведение товарища Медынского Аида Александровича, заведующего отделением соматической психиатрии. Кто за то, чтобы осудить… или есть другие предложения?
   - Есть, - тускло произнесла нянька Персефона, но, взглянув на Аида Александровича, опустила голову.
   - Пожалуйста, Серафима Ивановна! - Председатель-Сычикова-З.И. была сама любезность. - Что вы предлагаете?
   Нянька Персефона неуклюже поднялась.
   - Я предлагаю… не осуждать.
   - Итак, есть два предложения. Голосуем за первое. Кто за то, чтобы резко осудить?
   Руки начали подниматься и поднялись почти все.
   - Кто против?
   Четыре руки.
   - Кто воздержался?
   Еще две руки.
   - Есть смысл голосовать за второе предложение?
   - Есть! - не унималась нянька Персефона. Аид Александрович смотрел на нее с состраданием.
   - Кто за второе предложение? Прошу голосовать. Те же четыре руки.
   - Кто против?
   Фактически все остальные.
   - Кто воздержался?
   Двое.
   - Переходим ко второму вопросу. Илья Фомич, в каком порядке будем осуждать?
   - Может быть, - вежливым голосом начал Илья Фомич, - сначала попросим Сергея Степановича самого рассказать об исследованиях, которые он ведет на базе института?
   - Слово предоставляется Рекрутову Сергею Степановичу, - приняла предложение председатель-Сычикова-З.И.
   Рекрутов медленно поднялся. Был он розовощек и до неприличия здоров. Невинными глазами посмотрел вокруг, улыбнулся.
   - Рассказать, значит, об исследованиях?
   - Не нужно! - крикнул со своего места Аид Александрович. Он вскочил и забормотал, как безумный: - Рекрутов тут вообще ни при чем, это я вел записи… около тридцати лет. Рекрутова тогда и в помине не было…
   На этих словах бесшумно открылась дверь, и в комнату вошли трое. Мужчины без возраста. В хороших костюмах светлых тонов, в пестрых летних рубашках. Легкими шагами подошли они к Рекрутову и как бы отгородили его от товарищей-судей.
   - Попрощайтесь с теми, кто дорог Вам, - дружелюбно сказал ему один из них.
   Взгляд Сергея Степановича метнулся в сторону Аида, но Аид не отрываясь смотрел на незнакомцев.
   - Вы из Элизиума? - спросил он по-древнегречески.
   - Да, - по-древнегречески отвечали ему.
   - Почему же Вы не забираете меня?
   - Царь Аид сам решает, когда ему появляться в Элизиуме. А Рекрутов - наш эксперимент: это тень, надолго внедренная в мир. Сам он ничего не знает об этом.
   - Кто проводит эксперимент?
   - Это государственная тайна.
   - Попрощайтесь с теми, кто дорог Вам, - повторил тот же голос.
   - Навсегда? - спросил Рекрутов.
   - Ой, какая безграмотность! - рассмеялся собеседник.
   Отделение соматической психиатрии не дышало. Рекрутов подошел к Аиду Александровичу и второй раз в жизни обнял его: казалось, через объятие это передается от одного поколения к другому весь опыт, вся медицина и вся философия…
   Потом Рекрутов подошел к няньке Персефоне и тоже обнял ее. Ничего не поняла нянька Персефона, кроме того, что прощается она с Рекрутовым не по своей воле. Она часто-часто заморгала, и легко побежали молчаливые быстрые слезы. Вдруг нянька Персефона расстегнула кофточку и, почти сорвав с груди крохотное распятие, надела его на шею Рекрутову. "Господь с тобой, сынок", - сказала и аккуратным старческим крестом перекрестила Сергея Степановича. Тот склонил голову.
   Повременил, еще раз огляделся, нашел глазами Леночку Кругликову и, подойдя к ней, поцеловал ей руку.
   - Все, - обратился он к незнакомцам. - Я готов.
   - Сергей Степанович, - сухо проговорил Аид. - Мы скоро увидимся.
   - Я знаю, - спокойно солгал Рекрутов. - До встречи.
   Четверо подошли к стене и на глазах у отделения соматической психиатрии превратились в тени: тени сжались и исчезли в пространстве.
   Судить товарищеским судом больше было некого.
   …А через несколько мгновений совсем обескураженная Тень Рекрутова предстала перед другими тенями, разместившимися в тени-огромной-лаборатории.
   - Слава Всевышнему, - сказала одна из них, - никаких изменений нет.
   - А тут, кроме Вас, никто и не ждал никаких изменений. И Ваши ссылки на сто второй закон Тени Ньютона совершенно несостоятельны… - Очень крупная тень, взяв тень-мела и подойдя к тени-доски, начала какие-то бесконечные преобразования тени-формулы, смысл которой был совершенно непонятен Рекрутову. К Рекрутову подошла Тень Ассистента.
   - Вы, пожалуйста, извините их: этот день для них самый большой праздник. Они ждали его тридцать два года - все то время, пока Вы пребывали на Земле. Позвольте, я объясню Вам, что произошло. Или нет… лучше Вы сами спрашивайте - я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.
   - Меня… арестовали? - тихо спросила Тень Рекрутова.
   - Упаси боже! - рассмеялась Тень Ассистента. - Будьте спокойны… даже ничего общего.
   - А я смогу вернуться туда?
   - К кому?
   - К… Аиду Александровичу, к няньке Персефоне…
   - Они скоро будут здесь.
   - Здесь - это где? Где мы находимся?
   - В главной лаборатории ЦПИК - Центра по Изучению Контактов Атлантиды.
   - Атлантиды?
   - Историю Атлантиды Вы узнаете позднее. А пока в нескольких словах о Вашей истории. В 1931 году Тени Фарадея удалось лабораторным путем получить искусственную точечную тень, то есть точечную тень, не отбрасываемую никаким конкретным носителем. Это открытие держали в тайне от САТ - Совета Атлантических Теней, не одно тысячелетие управляющего Атлантидой и в настоящее время содержащегося под стражей. Никто, кроме теней сотрудников нашей лаборатории, об этом открытии Тени Фарадея не знал. А здесь все надежные тени… Еще двадцать лет ушло на опыты по созданию гипотетического носителя - в результате появились Вы, особым способом… сейчас вряд ли стоит вдаваться в подробности. Потом Вы были переведены в естественные условия земной жизни: в одном из родильных домов города Новосибирска Вы осчастливили ни о чем не подозревавшую Ольгу Николаевну Рекрутову, у которой во время родов погиб ребенок. Мы решили не забирать Вас обратно до той поры, пока на Земле остаются любящие Вас люди, или до той поры, пока Вы не попадете в критическую ситуацию. Сегодня именно такая ситуация - и мы освободили Вас от пребывания в условиях эксперимента.
   - Какова же цель вашего эксперимента?
   - Хорошая цель, - опять рассмеялась Тень Ассистента. - Видите ли, получается, что мы сможем возвращать людям их утраты… А?! Мы сможем возвращать людям их утраты! - И Тень Ассистента так высоко подпрыгнула, что коснулась тени-потолка.
   Тень Рекрутова не все поняла, но ощущение праздника передалось и ей: оно на минуту даже заглушило чувство тоски от невозможности вернуться на Землю.
   - Простите, Вы сказали, что Аид Александрович…
   - Вы действительно встретитесь с ним в недалеком будущем, - с ним и с Серафимой Ивановной, - все поняла Тень Ассистента. - Они заканчивают свои витальные циклы на Земле. На сей раз их появление здесь будет отмечено особым образом: исследования Аида Александровича привели к тому, что он впервые за последние тысячелетия вернется сюда сознающей себя тенью - тенью Царя Аида: мы очень ждем его. Он и его супруга Персефона снова станут царствовать в Элизиуме - и тогда многое у нас изменится. Так что не тоскуйте о них преждевременно. Взгляните лучше сюда.
   Тень Рекрутова повернула тень-головы на кивок Тени Ассистента. И увидела две знакомые - ах, какие знакомые! - тени… правда, самую капельку утратившие уже черты индивидуальности, но все равно!
   - Мама. Отец! - воскликнула Тень Рекрутова и бросилась в направлении к ним. Оставим их, любезные читатели: они уже очень давно не виделись…
   - Извините, дорогой мой и хороший! - Тень Заведующего Лабораторией наступала на Тень Старшего Помощника. - Ваше преобразование этой формулы не совсем верно. Вспомните, пожалуйста, поправку к девяносто восьмому закону Ньютона о преломлении теней в пространстве на основании сорок четвертого закона гравитации - и Вам станет ясна Ваша неточность.
   - Но как, по-Вашему, тогда соотносится это с теорией Тени Эйнштейна о безотносительности теней?
   Тени Заведующего Лабораторией и Старшего Помощника спорили, а вокруг них стояли, покатываясь со смеху, другие тени, уже оставившие все свои споры и осознавшие важность сегодняшнего события, которое в данную минуту входила в историю под названием "Феномен Рекрутова".
   А между тем понемножку начинался праздник. Уже бегали по тени-лаборатории проворные тени лаборанток, украшая тени-стен тенями-цветов и освобождая тень-лаборатории от всех ненужных теней-предметов. Уже раздавались тени-звонков в тенях-домов Тени Фарадея, Тени Ньютона, Тени Ломоносова… Великие Тени приглашались в Хоровод - так назывался любой праздник в области, пограничной области Вечной Тьмы, а в область Вечной Тьмы век от века ссылались елисейские тени "за непослушание".
   "Непослушание" же проявляли в основном Великие Тени… Впрочем, ни одна из них так и не попала в область Вечной Тьмы - каждую едва ли не на конечной точке пути перехватывали тени сотрудников Главной лаборатории Центра по Изучению Контактов, в незапамятные времена учрежденного на Атлантиде. ЦПИК состоял из теней специалистов, а уж кому как не им знать цену неизживаемой индивидуальности!
   И зазвонила тень-главного-телефона в Главной лаборатории. Сколько раз тени сотрудников лаборатории вздрагивали от тени-этого-звука: по тени-телефона звонила обычно только Тень Председателя САТ.
   - У тени-телефона Тень Заведующего Лабораторией.
   - С вами говорит Тень Ученого.
   - Секундочку! - Тень Заведующего Лабораторией нажала на тень-кнопки, подключая тень-микрофона, - и над тенью-лаборатории зазвучал глуховатый голос Тени Ученого.
   - Собрание атлантических теней только что избрало меня Главной Тенью Атлантиды, а я смущен… что без Вашего ведома.
   - С нашего ведома, высокочтимая Тень Ученого! Мы в курсе всех последних событий.
   - Спасибо. Спасибо… А тут всех интересует, как Ваши дела.
   - Наши дела прекрасны. У нас скоро Хоровод.
   - По какому поводу?
   - По поводу самой большой научной удачи в истории Атлантиды -"Феномена Рекрутова".
   - Рекрутова? Подождите… На Земле я видел по телевизору человека с такой фамилией. Он рассказывал о преемственности жизней. К сожалению, я не успел познакомиться с ним.
   - Это был не человек. Это была тень, особым образом внедренная в мир.
   - Ах, вот как… Вы знаете, я заметил, что в чертах его нет истории! Поздравляю, от всех нас поздравляю вас!
   - Собирайтесь к нам! - уже кричала в тень-трубки Тень Заведующего Лабораторией.
   - Можно всем собираться?
   - Да, да! Всем атлантическим теням, всем елисейским теням, ускользнувшим от Теней Верховного Руководства Элизиума, дни которого тоже сочтены, всем теням живых - мы ждем!
   Уже в два часа ночи поименованные тени были в сборе: они разместились в тени-огромного-сквера возле тени-корпуса ЦПИК. На тени-трибуны стояли Тени Членов Почетного Президиума - и в их числе:
   Тень Ученого.
   Тень Заведующего Лабораторией.
   Тень Старшего Помощника.
   Тень Фарадея.
   Тень Эйнштейна.
   Тень Ньютона.
   Тень Рекрутова.
   Тень Тайного Осведомителя.
   …В тени-огромного-сквера кружилась Тень Большой Музыки. То была сто шестая симфония Тени Бетховена - "К вечности".
   - Тени Дам и Тени Господ!
   (Так начала Тень Ученого, обращаясь ко всем присутствующим, едва откружилась и унеслась в Вечность тень-последнего-аккорда).
   Поздравляем вас всех, дорогие наши! Сегодня самый большой праздник в истории Атлантиды: сегодня усилия живых и мертвых в познании универсума - объединились! Несколько тысячелетий ждали мы этого дня. Несколько тысячелетий поиски лучших умов Атлантиды и Земли были направлены к одному - построить мост между жизнью и смертью. Сегодня этот мост построен. К величайшему счастью нашему, на торжественном митинге присутствуют тени живых, чьим талантам и разуму мы тоже обязаны сегодняшним праздником. Носители теней этих спят сейчас в Москве, но тени - бессмертные их тени! - с нами. Попросим же их оказать нам честь подняться на тень-трибуны:
   Тень Эммы Ивановны Франк.
   Тень Эвридики Александровны Эристави.
   Тень Петра Васильевича Ставского.
   Тени ребят из ансамбля "Зеленый дол":
   Тень Евгения Николаевича Зайцева.
   Тень Павла Сергеевича Игумнова.
   Тень Аллы Николаевны Петровой.
   Тень Владимира Игоревича Константинова.
   Тень Станислава Борисовича Штейна.
   Тень Сергея Дмитриевича Затонского.
   Особенно хочется поприветствовать:
   Тень Марка Теренция Варрона, говорящего ворона!
   (В тени-огромного-сквера аплодировали - долго, очень долго).
   К сожалению, мы не можем попросить подняться на трибуну Тень Царя Аида и Тень Персефоны: их носители, Аид Александрович Медынский и Серафима Ивановна Светлова в настоящее время не спят, они бродят по Москве, переживая события плохого дня. Пожелаем им сердечной беседы и душевного покоя.
   (Названные Тенью Ученого тени живых стояли на тени-трибуны небольшой группкой и очень смущались).
   Почетный Президиум Атлантических Теней постановил считать упомянутые тени живых Почетными Тенями Атлантиды - на веки веков.
   (И снова аплодировали тени Атлантиды - долго, долго, долго).
   Там, на Земле, Аид Александрович Медынский почти решил проблему человеческого бессмертия и вплотную подошел к феномену витальных циклов. Что же касается теней, стоящих перед нами, то носители их оказали неоценимые услуги в поисках форм контактов между живыми и мертвыми: добрые, отважные и мужественные носители эти бесстрашно ступили на стезю бессмертия! Они доказали, что лучшие представители человечества готовы с честью выдержать испытание Знанием.
   Центр по Изучению Контактов на Атлантиде, ведя непрерывную борьбу с Советом Атлантических Теней, совершил сегодня самое значительное открытие за последние тысячелетия. Оно войдет в историю под названием "Феномен Рекрутова" и свидетельствует о том, что Атлантида сможет возвращать человечеству его утраты.
   Последние слова Тени Ученого вызвали такие овации, что на Земле раздался страшный гром, разбудивший всех спящих. Тени живых мгновенно улетучились с тени-трибуны. Возвращались они в разное время - последней (вернувшейся через час) тенью была тень Эммы Ивановны Франк.
   К этому времени на тени-трибуны стояла уже Тень Петра. Тень Эммы Ивановны застала лишь финал речи.
   - …контактной метаморфозы. Таким образом, Тень Ученого, или Станислав Леопольдович - да простят мне употребление здесь земного его имени, столь любимого всеми нами, - один взял на себя заботу о духовной стороне контакта между царством мертвых и живыми. Как высок может быть дух человека, мы поняли только после знакомства с магистром. Что нельзя забывать историю души своей, мы поняли только после знакомства с ним. Что прежде чем предстать перед Высшим Судом, Божьим Судом, каждый предстанет перед глазами равных себе, мы поняли только после знакомства с ним… Мне повезло меньше других: я лишь раз говорил со Станиславом Леопольдовичем… простите, Тенью Ученого, в этом витальном цикле. Но жалеть ли мне о несостоявшихся встречах, если в одном из прошлых моих витальных циклов, в восемнадцатом веке, я сподобился быть учеником магистра Себастьяна, как звали его тогда. И только теперь я отдаю себе отчет в том, что такое не проходит бесследно. Можно истребить память, можно добровольно или под сильным нажимом изжить в себе индивидуальность, но душа - помнит, душа - остается собой, что бы ни сделали с ней. И пусть все прекрасно, пусть фанфары, пусть знамена, пусть гимны… тут же, рядом, - легким облачком, бабочкой, тенью: ду-ша.
   Тень Петра отошла от тени-микрофона, а атлантические тени, наученные опытом прошлой овации, лишь тихонько зашелестели тенями-ладоней.
   А на тени-трибуны царила уже Тень Марка Теренция Варрона - мудрого свидетеля и очевидца того, что не один только раз живем на свете, что жили и будем жить дальше. Гортанно произнесла она на двадцати семи языках единственное слово:
   - Д-у-ш-а.
   Спящим в Москве Эмме Ивановне, Эвридике, Петру, ребятам из "Зеленого дола" снились в ту ночь удивительные сны, не-за-бы-ва-е-м-ы-е.

Глава ДВАДЦАТАЯ
 
УЖИН в обществе восьмерок

   Конечно, Эвридика опаздывала на ужин: как вообще везде и на все - опаздывала. В приглашении, полученном ею накануне, значилось:
   "Дорогая моя Эвридика Александровна Эристави, приглашаю Вас на ужин по случаю летнего вечера. Ужин состоится по адресу; Москва, ул.Немировича-Данченко, д.5/7,кв. 109. Прошу не опаздывать: начало в 20-20. С.Л."
   А было уже 21-10… При этом Эвридика еще только на Пушкинской площади. Она опаздывает на пятьдесят минут. Стыдно.
   Эвридика почти бежала по Горького, постоянно заглядывая в пакет с изображением носорога-в-джинсах, где мирно посиживал Марк Теренций Варрон: он никуда не опаздывал и уж, наверное, в точности знал, зачем его пригласили. А Эвридика не знала. Так и не удалось обсудить этого с Петром: почему-то он все время переводил разговор на вообще-другое. В последнее время Петр предпочитал помалкивать о восьмерках - и Эвридику это немножко сердило.
   - Скажи, по крайней мере, что ты думаешь о подписи? - приставала Эвридика. - С.Л. - это ведь нонсенс! С какой стати, он ведь не может быть Станиславом Леопольдовичем? Или может, Петр? Ты же знаком со Станиславом Леопольдовичем! Произвел он на тебя впечатление такого человека?
   Но только улыбался Петр и отшучивался.
   - Чертовщина жизни… - говорил. - В том-то и есть, - говорил, - чертовщина жизни, что в течение получаса все может измениться на полную свою противоположность!
   Сворачивая налево, Эвридика чуть ли не нос к носу столкнулась с Эммой Ивановной Франк.
   - Вы… на Немировича, 5/7? - ошеломленно спросила девушка, забыв даже поздороваться.
   - А Вы? - запыхавшаяся Эмма Ивановна (шла снизу, в гору) остановилась.
   - Конечно, - засмеялась Эвридика. - И мы обе с Вами опаздываем, Госпожа Двойник!
   - О, я везде всегда опаздываю, Эвридика! - сокрушилась Эмма Ивановна и взглянула на платье Эвридики. - Последняя его шутка: мы обе в зеленом.
   - Станислава Леопольдовича? - наконец уже по адресу могла спросить Эвридика.
   - Не думаю, - странно реагировала Эмма Ивановна. - Это была бы уже полная заморочка…
   Они долго разбирались с подъездами огромного дома-корабля, увешанного тенями МХАТа и словно через миг отплывающего в Элизиум.
   Подниматься пришлось высоко, под самое небо.
   - Ну конечно, - сказала Эмма Ивановна. - Только здесь и могло такое твориться. Тринадцатый этаж.
   Дверь открыла веселая женщина с грустными глазами, приветливо кивнув вошедшим и уступив место грустному человеку с глазами - веселыми.
   - Добрый-вечер-мы-очень-поздно-простите, - пролепетала Эвридика, а Эмма Ивановна сдержанно поздоровалась.
   - Добрый вечер, здравствуйте, вы как раз вовремя, - ответили низким и давно - ой как давно! - знакомым по телефону голосом. - Проходите, пожалуйста. Ужин назначен на девять вечера, я специально написал в ваших с Эммой Ивановной пригласительных билетах 20-20. Я ведь знаю, с кем имею дело!..
   - Да уж! - очаровательно улыбнулась Эвридика. - И тем не менее мы последние.
   Веселая-женщина-с-грустными-глазами уже повела Эмму Ивановну в комнату через внутреннюю какую-то, странную для квартиры, арку… арочку, скажем, а собеседник кивнул.
   - Сколько же всего гостей? - Эвридика поправляла заколку, то и дело соскальзывавшую со слишком густых волос.
   - Увидите, - усмехнулся хозяин и настороженно спросил: - Откуда у Вас эта заколка? Я ее не знаю…
   - Купила! - мстительно ответила Эвридика.
   - Безобразница, - покачал головой хозяин. - Я думал, Вы придете в шали.
   - Ничего Вы не думали… Хотя шаль у меня с собой, в пакете. Ой, Марк Теренций Варрон, я забыла о нем! - И Эвридика осторожно достала из пакета завернутую в шаль птицу.
   Та успела уже уснуть и была, по-видимому, очень недовольна неприятным пробуждением.
   - Хорош, - сказал хозяин, когда ворона развернули. - И смотрите-ка… правда, голубой! Я считал, это метафора…
   - Напрррасно, дррруг, - сказала птица.
   - И говорящий? Ну, это уж совсем… Неужели ему правда триста лет? По последним сведениям, они столько не живут…
   - Я, пока мы еще не вошли, хотела бы извиниться перед Вами, - шепнула вдруг Эвридика. - Я плохо вела себя. Простите.
   - Ничего, ничего… Все правильно было. Все было как надо. Я сам виноват, но я объяснюсь. - И он распахнул перед Эвридикой стеклянные двери.
   Эвридика обомлела. В довольно большой комнате за небольшим, в общем, столом собралось человек шестьдесят-семьдесят: Эвридике сначала показалось даже, что сто. Некоторые разговаривали, другие молчали.
   - Кто эти люди? - спросила она.
   - Тс-с-с! - хозяин приложил палец к губам. - Садитесь во-он туда, к Петру, он держит Вам место, а это трудно.
   Эвридика с вороном на плече под разные (восхищенные и не слишком) взгляды прошла в указанном направлении и внезапно увидела рядом с Петром человека… очень знакомого… хоть и виденного-то только один раз, по телевизору. Это был старик с аккуратно подстриженными седеющими усиками, тонкими и чуть искривленными губами - Станислав Леопольдович, Тень Ученого, магистр… Он - через голову явно обескураженной Эммы Ивановны с удовольствием беседовал с лысым старичком, у которого носик был пуговкой и на пуговке этой в беспорядке росло несколько волосков. Эвридика, рассеянно кивнув Петру, остановилась за шаг перед ним - возле Станислава Леопольдовича, осторожно взглянувшего на "прекрасную-незнакомку", и вдруг опустилась на колени. Стало очень тихо. И очень слышно, что говорила Эвридика:
   - Станислав Леопольдович… спасибо вам. Я так люблю вас, спасибо вам за все… за Петра, за меня…
   Ворон перелетел с ее плеча на плечо магистра.
   - Девочка моя, - Станислав Леопольдович гладил ее по щеке, - Вы так похожи, так похожи… Встаньте, милая, встаньте.
   Эвридика встала и опустилась на стул между ним и Петром. У двери сконфуженно кашлянул хозяин.
   - Это Эвридика, - представил он. - Такая уж она получилась.
   Все смотрели на него и ждали. Все хотели знать, зачем они здесь - столько незнакомых друг другу и наполовину знакомых людей в тесной квартире. И ему пришлось начать говорить.
   - Ну, что ж… Вы собрались все. Все, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к тому, что происходило в последние полгода.
   - Разве что-нибудь происходило в последние полгода? - вмешался очень высокий и сухой старик - с глазами, как отравленные дротики.
   Хозяин только улыбнулся в ответ и продолжал: - Я благодарю вас всех за то, что вы приняли мое приглашение… даже несмотря на некоторую его туманность для многих - для большинства из вас.
   - Можно подумать, у кого-то из присутствующих был выбор - принять или не принимать! - бубнил все тот же старик - впрочем, добродушно.
   На него шикнули - и зря: он дитя. А хозяин терпеливо говорил дальше.
   - Я хочу сказать, что люблю вас всех - без исключения: и тех, с кем прямо или косвенно знаком, и тех, кто даже не догадывался о моем существовании в мире и не подозревал, что был втянут мною в некоторую систему отношений. Простите меня за сокрытие этого факта и вообще… за все.
   Эвридика с состраданием смотрела на говорящего. Низкий голос его оказался совсем не таким низким, как, наверное, ему бы хотелось: говорящий последовательно сбивался на баритон. Был этот человек человеком довольно обычной наружности и сравнительно еще молодым… однако усталым. Или уставшим? Девушка оглядывалась по сторонам и начинала узнавать гостей: не так уж мало знакомых среди них! Вот Аид Александрович - он все еще внимательно смотрит на хозяина, соображая, куда бы ввинтить очередную реплику: милый старик… неужели правда Царь Аид? Рекрутов сидит грустный, но розовый - вот уж у кого голос низкий-как-надо! Вон почему-то Света Колобкова кокетничает с Парисовичем: у нее, стало быть, тоже есть один-знакомый-бог - хозяин дома? Такой же, как у Эвридики… Ребята из университета - Гаврилова среди них. Адвокат Белла Ефимовна - принимает ухаживания толстяка-с-Алазанской-долиной-на-голове… какие-то незнакомые люди… милиция… мама Петра, папа-с-почечной-коликой. А там - господи, Юра-Пузырев-улица-Юных-ленинцев-дом-пять-квартира-сорок-два: он ест апельсины - целая гора кожуры! Куда смотрит мама? Ему же нельзя цитрусовых, он аллергический!.. Еще какой-то ребенок с мамой - а-а, из кафе возле университета! - и тут же бармен с царским именем Александр: совсем одинокий и смотрит на нее… улыбнемся-ка ему! Эвридика взглянула на Петра: тот тоже рассматривал гостей.