Страница:
Первое сообщение о взрыве по радио было сделано в 18.25 и не содержало никаких имен. Имя графа Штауфенберга не упоминалось: «Сегодня было совершено покушение на жизнь фюрера с применением взрывчатки… Сам фюрер не пострадал, если не считать легких ожогов и царапин. Он немедленно вернулся к работе и, согласно программе, принял Муссолини для длительной беседы».
Когда Муссолини прибыл в ставку, то увидел совершенно неожиданное зрелище: дым покрывал хаотическое нагромождение балок, разбитого стекла и т.д. Затем состоялся прием, во время которого нацистские главари дружно восхваляли «провидение», спасшее Гитлера.
Сам фюрер воспринял свою невредимость как подарок судьбы, как чудо, которое обязательно должно повлечь за собой перелом в ходе войны. Он обратился к Муссолини со словами: «После моего сегодняшнего спасения от верной смерти, я более чем когда-либо убежден в том, что смогу довести до счастливого конца наше общее дело».
Окрыленный провалом заговора Гитлер развил лихорадочную деятельность: жертвами нацистского террора в эти дни стали тысячи человек. Фюрер засыпал фронт приказами, повелевая удерживать позиции любой ценой.
Люди, которые подозревались в участии и приготовлении заговора, подверглись арестам и допросам. Каждый вечер Гитлер смотрел кинохронику — снятые на пленку допросы, судебные заседания. Пытки и унижения, которым подвергались обвиняемые, вызывали у фюрера чувство удовлетворения, радовали его и пробуждали фантазии.
Из дневника Мисси: «…Готфрид (Авт. — Граф Готфрид фон Бисмарк — внук князя Отто фон Бисмарка. Был гражданским губернатором Потсдама. Стал одним из главарей заговора против Гитлера, несмотря на то, что принадлежал к нацистской партии с момента ее основания) шагал по комнате туда и обратно, туда и обратно. Я боялась взглянуть на него. Он только что вернулся с Бендлерштрассе и повторял: „Этого не может быть! Это обман! Штауфенберг видел его мертвым. Они разыгрывают комедию и используют двойника Гитлера, чтобы оставить все как есть“. Он пошел к себе в кабинет позвонить Хельдорфу (Авт. — Граф Вольф-Генрих фон Хельдорф — в 1944 году состоял в чине генерала СА главной полиции Берлина. Несмотря на быстрое продвижение в рядах нацистской партии, к 1944 году стал одним из участников заговора и ярым противником Гитлера).
Готфрид вернулся в гостиную. Он не дозвонился до Хельдор-фа, но узнал кое-что: главная радиостанция была упущена — восставшие захватили ее, но не смогли пустить в ход, и теперь она опять в руках эсэсовцев. Однако офицерские училища в пригородах Берлина взялись за оружие и сейчас двинутся на столицу.
И действительно, через час мы услышали, как по Потсдаму грохочут танки Крампницского бронетанкового училища, направляющиеся к Берлину. Мы высунулись в окна, глядя, как они проезжают, и молились. На улицах, практически пустых, никто, похоже, не знал, что происходит. Готфрид все настав вал, что Гитлер не мог уцелеть, что «они» что-то скрывают…
Немного позже по радио объявили, что в полночь фюрер выступит с обращением к германскому народу. Мы поняли, что только тогда узнаем наверняка, обман это или все же нет. И все же Готфрид упорно цеплялся за надежду. Он говорил, что даже если Гитлер действительно жив, его ставка в Восточной Пруссии так далека от всего, что режим все-таки можно свергнуть прежде, чем он снова вернет себе контроль над самой Германией…
С наступлением ночи распространились слухи о том, что восстание развертывается не столь успешно, как на это надеялись. Кто-то позвонил с аэродрома: «Военно-воздушные силы не присоединились». Они требовали личного приказа Геринга или самого фюрера. Тогда и Готфрид высказался скептически — впервые за все время. Он сказал, что такие вещи надо делать быстро: каждая потерянная минута наносит делу непоправимый урон. Тем временем полночь давно прошла, а Гитлер все еще не выступал».
Гитлер выступал по радио в час ночи 21 июля. Он сказал, что маленькая клика тщеславных, бесчестных и преступно-глупых офицеров, не имеющих ничего общего с германскими вооруженными силами, а тем более с германским народом, создала заговор с целью устранить его и одновременно свергнуть Верховное командование вооруженных сил.
Бомба, подложенная графом фон Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах от него и серьезно ранила несколько преданных сотрудников, одного смертельно. Сам он остался цел и невредим. Он рассматривает это как подтверждение воли провидения, желающего, чтобы он продолжал дело всей своей жизни — борьбу за величие Германии. Теперь эта крошечная кучка преступных элементов будет безжалостно истреблена. А затем следовали распоряжения по восстановлению порядка.
21 июля утром танки из Крампница возвращались в свои казармы, так ничего и не добившись. А ведь именно курсанты Крампницского бронетанкового училища были одной из тех частей, которые, по расчетам заговорщиков, согласно секретному приложению к плану «Валькирия», должны были захватить Берлин. Когда им сообщили, что Гитлер мертв, они, действуя по плану, двинулись на Берлин, и заняли предписанные им позиции. Но когда их командир, непричастный к заговору, узнал, что Гитлер цел и невредим, и что это «некоторые офицерские круги» предприняли «путч», то он сам собрал свои танки и повел их обратно в казармы.
После выступления Гитлера по радио Мария Васильчикова (Мисси) сделала следующую запись: «В два часа утра заглянул Готфрид и сказал упавшим голосом: „Сомнений нет, это был он“.
Итак, Гитлер жив. Что же произошло? Почему провалился так четко отработанный план? Ни у кого не было сомнения, что фюрер погибнет от взрыва бомбы. Кто же виноват в промахе? Что его спасло?
Ежедневные совещания Гитлера, которые обычно проводились в бункере, были перенесены в наземное деревянное помещение, стены которого при взрыве бомбы рассыпались, это дало возможность выхода значительной части энергии взрыва. Поскольку Штауфенберг был однорук и мог завести запал только одной бомбы, а первоначальный план предусматривал разместить в его портфеле две бомбы, то взрыв оказался значительно более слабой силы. Когда Штауфенберг вышел из комнаты, сказав, что у него срочный разговор с Берлином, штабной офицер Брандт, нагнувшись над одной из карт; передвинул портфель в котором лежала бомба, на другую сторону тяжелых деревянных козел. Это, видимо, тоже смягчило силу удара после взрыва.
Согласно плану, генерал Фельгибель (Авт. — Начальник связи Гитлера) после взрыва должен был сообщить о смерти Гитлера генералу Ольбрихту в Берлин. После этого он оборвет всякое сообщение между Растенбургом, где проводилось совещание, и внешним миром. Но каково же было его удивление, когда он увидел, как Гитлер выбирается из развалин — весь в пыли, немного поцарапан, в растрепанном костюме — но живой. Сообщение Фельгибеля было следующим: «Произошла ужасная трагедия… Фюрер жив…».
Осторожность не спасла Фельгибеля — эсэсовцы тут же перехватили его канал связи.
Штауфенберг не видел, что произошло после взрыва. После того, как раздался оглушительный грохот и здание рухнуло, превратившись в облако пламени и дыма, Штауфенберг и его адъютант Хафтен, беседовавшие в отдалении, вскочили в свой автомобиль и, не дав прийти в себя часовым пропускных пунктов, которые уже получили сигнал тревоги, помчались на аэродром, а оттуда улетели в Берлин.
В Растенбурге теперь была известна личность несостоявшегося убийцы и по всей Германии передавались приказы об аресте Штауфенберга.
Самолет Штауфенберга приземлился в 1550 на отдаленном военном аэродроме. Адъютант пошел звонить, чтобы узнать, почему на месте нет машины. Когда Хафтен позвонил на Бендлерштрассе, Ольбрихт спросил у него, погиб ли Гитлер. Он получил положительный ответ и дал приказ о вводе в действие плана «Валькирия». Но пока Штауфенберг и Хафтен добирались до штаба, генералу Фромму стало известно, что покушение было безуспешным, о чем он и сообщил Штауфенбергу.
Это сообщение привело Штауфенберга в ярость. Он стал кричать, что Гитлер мертв, он сам подложил бомбу. К тому же все равно поздно — план «Валькирия» уже введен в действие.
— По чьему приказу? — возмутился Фромм.
— По нашему, — ответили Ольбрихт и Штауфенберг.
Бледный от гнева и страха за свою судьбу, Фромм приказал Штауфенбергу застрелиться, а Ольбрихту — отменить распоряжение о введении плана «Валькирия». Но те тут же разоружили Фромма и посадили под арест в его же собственном кабинете.
Пути назад не было. Из штаба командования сухопутных сил на Бендлерштрассе начали поступать приказы «Валькирии» различным военным штабам. Но в это время уже шли приказы об ответных мерах.
На Бендлерштрассе начали собираться другие участники заговора. Генерал Бек, фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен, которого заговорщики наметили на командующего вооруженными силами, граф Хельдорф, Готфрид Бисмарк и другие. Никто не знал, что делать дальше. Неразбериха усиливалась.
По личному приказу Гитлера на Бендлерштрассе был отправлен полковник Ремер. Он должен был восстановить там порядок.
Верные Гитлеру офицеры захватили здание и арестовали заговорщиков.
Генералу Беку было позволено покончить с собой, но у него не хватило на это силы. После двух неудачных попыток застрелиться, его прикончил унтер-офицер. Ольбрихт, начальник штаба полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауфенберг и Хафтен после военно-полевого суда были расстреляны во дворе при свете фар. Штауфенберг выкрикнул: «Да здравствует наша святая Германия!».
Трупы сначала похоронили на кладбище. Но на следующий день по приказу Гитлера их эксгумировали, сорвали с них форму, ордена и сожгли, рассеяв пепел по ветру.
За считаные дни после неудавшегося переворота были арестованы жена, дети, мать Штауфенберга, а также его теща, братья, дядья и их жены. Все они были расстреляны.
Обращаясь к нацистским гауляйтерам 3 августа, Гиммлер так оправдывал эти меры: «Пусть никто не говорит нам, что это большевизм. Нет, это не большевизм, это древний германский обычай… Когда человека объявляли вне закона, то говорили: этот человек предатель, у него дурная кровь, в ней живет предательство, она будет истреблена. И… вся семья, включая самых отдаленных родственников, истреблялась. Мы разделаемся со Штауфенбергами вплоть до самых отдаленных родственников…».
С арестованными обращались особенно жестоко. Пытки были просто невыносимы: чаще всего использовалось завинчивание пальцев. Вспомнили даже о средневековой «дыбе». Но надо отметить, что «сломались» немногие.
В заговоре участвовали высшие офицеры, начиная с главнокомандующего Западным фронтом фельдмаршала Ганса фон Клюге и военного губернатора Франции генерала Генриха фон Штюльпнагеля. Последний, правда, узнав, что Гитлер жив, приказал освободить 1200 важнейших чинов из СС, которые были арестованы ранее по его же приказу.
Фельдмаршал Роммель, долгое время один из любимых генералов Гитлера, неоднократно подвергался агитации заговорщиков и сочувствовал их целям. После высадки союзников в Нормандии он отправил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить войну на Западе. Через два дня, когда он возвращался с нормандского фронта, его автомобиль обстреляли самолеты союзников и он получил тяжелое ранение. Пока он выздоравливал дома в Германии, стали известны его контакты с заговорщиками. 14 октября он получил ультиматум: покончить с собой или быть арестованным и судимым вместе с семьей. Роммель выбрал первое — он принял яд.
Большую часть заговорщиков содержали в тюрьме Лертер-штрассе, построенной в 1840-ом году. Здание состояло из четырех корпусов. Один — военная тюрьма — подчинялся вермахту, а два других перешли в ведение гестапо и использовались для содержания политических заключенных.
Охрана состояла из обыкновенных тюремных надзирателей, но за ними, в свою очередь, присматривали эсэсовцы — в основном фольксдойче (немцы, родившиеся за пределами Германии и эмигрировавшие в Третий рейх), приученные к жестокости операциями против партизан в России. Убирали камеры, разносили еду вспомогательные служащие.
От заката до рассвета в камерах горел свет — если только над головой не было бомбардировщиков. Пока охрана укрывалась в убежище, узники оставались запертыми в своих камерах. Многие из них погибли при бомбежках. Оставшиеся в живых узники позже говорили, что среди падающих бомб их охватывало чувство безопасности — это были единственные моменты, когда за ними не наблюдали.
Казнили заговорщиков в тюрьме Плётцензее, которая находилась недалеко от Лертерштрассе. Поскольку обычно в Германии казнили путем отсечения головы и виселиц не было, то к железной балке в камере для казней прикрепили обыкновенные крюки для подвешивания мясных туш.
На казнях присутствовал Главный прокурор рейха, несколько охранников, два кинооператора и палач с двумя своими помощниками. На столе стояла бутылка с бренди. Осужденных вводили по одному: палачи одевали им на шею узел. Чтобы смерть наступала не от перелома шеи, а от медленного удушения, Гитлер распорядился заменить веревку фортепианной струной. Некоторые жертвы бились и дергались по двадцать минут, а рядом стрекотали кинокамеры, палачи отпускали непристойные шуточки. Потом кинопленку передавали в ставку Гитлера для просмотра.
До сих пор историки спорят насчет точного количества жертв заговора 20 июля. Согласно официальным нацистским источникам, сразу после мятежа было арестовано около 7000 человек. В 1944 году было казнено 5764 человека, а в оставшиеся пять месяцев нацистского правления в 1945 году — еще 5684. Из этого огромного количества жертв только около 160 — 200 человек непосредственно были замешаны в заговоре. Из них: 21 генерал, 33 полковника и подполковника, 2 посла, 7 дипломатов высших рангов, один министр, 3 государственных секретаря, начальник уголовной полиции и ряд высших чиновников, губернаторов провинций и крупных полицейских чинов.
Уже будучи в Вене, Мария Васильчикова 6 сентября 1944 года вспомнит свой последний день в Берлине и сделает запись в дневнике: «Когда кухарка Марта будила меня сегодня утром, она проворчала: „В моей молодости такого не бывало, но это 20 июля все поставило вверх дном!“.
…Заговор 20 июля 1944 г. в разные времена привлекал внимание не только историков, но и людей других специальностей. Например, технических работников. Существовало много версий.
Вот одна из них: «Меня, как специалиста по использованию взрывчатых веществ, не все в этой истории устраивало. А потому изложу свою, наверняка спорную, но более достоверную версию.
Во время взрыва Гитлер был убит. В дальнейшем роль его исполнял двойник.
За одно я могу поручиться: любой человек, который находился на расстоянии полутора-двух метров от взрыва одного килограмма взрывчатки, даже самой слабенькой (расчетное безопасное расстояние при такой величине заряда — 15 метров), не смог бы в течение многих дней, даже недель не только говорить, но и слышать: у него лопнут барабанные перепонки, он будет сильно контужен. Не мог Гитлер разговаривать с Ремером, тем более по телефону. Это исключено. Другое дело — обращение Гитлера к народу вечером того же дня. Это была просто звукозапись. В Германии уже тогда существовали кассетные магнитофоны или просто рекордеры для записи на пластинки. Да и на мистификации фашисты были большими мастаками.
Полагаю, что это основной прокол гитлеровцев, которые просто не успели тщательно продумать правдоподобную версию фальсификации. Что такое взрыв одного килограмма взрывчатого вещества? В одной ручной гранате типа РГД содержится 75 граммов взрывчатки, да еще послабее гекси-та. Таким образом, взрыв, который осуществил Штауфенберг, был очень мощным и эквивалентным взрыву 15 ручных фанат.
Перед Кейтелем и его командой встал вопрос: что делать?
Двойников у Гитлера, впрочем, как и других диктаторов, опасающихся «благодарности» своего народа, хватало. Я не располагаю документами или фотографиями Гитлера до и после покушения.
Воспользуюсь немецкими официальными данными. После покушения он стал сутулиться, что при росте 158 сантиметров, как и всем людям низкого роста, несвойственно. Стал намного реже публично выступать; совершенно на другом месте стал складывать ручки.
Для оппонентов моей версии сразу хочу подарить пару доводов, опровергающих ее. После взрыва уцелели два генерала. Но, возможно, они после своего доклада отошли к окнам и благополучно вылетели из них вместе с рамами.
Мне представляется, что после покушения, когда Гитлер все-таки был убит, его роль играл двойник, под неустанным надзором фашистской верхушки, жизнь и благополучие которой целиком зависели от него».
Вот такова одна из версий. Кто знает, может когда-нибудь она найдет документальное подтверждение.
ОПЕРАЦИЯ «БОЛЬШОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ»
Когда Муссолини прибыл в ставку, то увидел совершенно неожиданное зрелище: дым покрывал хаотическое нагромождение балок, разбитого стекла и т.д. Затем состоялся прием, во время которого нацистские главари дружно восхваляли «провидение», спасшее Гитлера.
Сам фюрер воспринял свою невредимость как подарок судьбы, как чудо, которое обязательно должно повлечь за собой перелом в ходе войны. Он обратился к Муссолини со словами: «После моего сегодняшнего спасения от верной смерти, я более чем когда-либо убежден в том, что смогу довести до счастливого конца наше общее дело».
Окрыленный провалом заговора Гитлер развил лихорадочную деятельность: жертвами нацистского террора в эти дни стали тысячи человек. Фюрер засыпал фронт приказами, повелевая удерживать позиции любой ценой.
Люди, которые подозревались в участии и приготовлении заговора, подверглись арестам и допросам. Каждый вечер Гитлер смотрел кинохронику — снятые на пленку допросы, судебные заседания. Пытки и унижения, которым подвергались обвиняемые, вызывали у фюрера чувство удовлетворения, радовали его и пробуждали фантазии.
Из дневника Мисси: «…Готфрид (Авт. — Граф Готфрид фон Бисмарк — внук князя Отто фон Бисмарка. Был гражданским губернатором Потсдама. Стал одним из главарей заговора против Гитлера, несмотря на то, что принадлежал к нацистской партии с момента ее основания) шагал по комнате туда и обратно, туда и обратно. Я боялась взглянуть на него. Он только что вернулся с Бендлерштрассе и повторял: „Этого не может быть! Это обман! Штауфенберг видел его мертвым. Они разыгрывают комедию и используют двойника Гитлера, чтобы оставить все как есть“. Он пошел к себе в кабинет позвонить Хельдорфу (Авт. — Граф Вольф-Генрих фон Хельдорф — в 1944 году состоял в чине генерала СА главной полиции Берлина. Несмотря на быстрое продвижение в рядах нацистской партии, к 1944 году стал одним из участников заговора и ярым противником Гитлера).
Готфрид вернулся в гостиную. Он не дозвонился до Хельдор-фа, но узнал кое-что: главная радиостанция была упущена — восставшие захватили ее, но не смогли пустить в ход, и теперь она опять в руках эсэсовцев. Однако офицерские училища в пригородах Берлина взялись за оружие и сейчас двинутся на столицу.
И действительно, через час мы услышали, как по Потсдаму грохочут танки Крампницского бронетанкового училища, направляющиеся к Берлину. Мы высунулись в окна, глядя, как они проезжают, и молились. На улицах, практически пустых, никто, похоже, не знал, что происходит. Готфрид все настав вал, что Гитлер не мог уцелеть, что «они» что-то скрывают…
Немного позже по радио объявили, что в полночь фюрер выступит с обращением к германскому народу. Мы поняли, что только тогда узнаем наверняка, обман это или все же нет. И все же Готфрид упорно цеплялся за надежду. Он говорил, что даже если Гитлер действительно жив, его ставка в Восточной Пруссии так далека от всего, что режим все-таки можно свергнуть прежде, чем он снова вернет себе контроль над самой Германией…
С наступлением ночи распространились слухи о том, что восстание развертывается не столь успешно, как на это надеялись. Кто-то позвонил с аэродрома: «Военно-воздушные силы не присоединились». Они требовали личного приказа Геринга или самого фюрера. Тогда и Готфрид высказался скептически — впервые за все время. Он сказал, что такие вещи надо делать быстро: каждая потерянная минута наносит делу непоправимый урон. Тем временем полночь давно прошла, а Гитлер все еще не выступал».
Гитлер выступал по радио в час ночи 21 июля. Он сказал, что маленькая клика тщеславных, бесчестных и преступно-глупых офицеров, не имеющих ничего общего с германскими вооруженными силами, а тем более с германским народом, создала заговор с целью устранить его и одновременно свергнуть Верховное командование вооруженных сил.
Бомба, подложенная графом фон Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах от него и серьезно ранила несколько преданных сотрудников, одного смертельно. Сам он остался цел и невредим. Он рассматривает это как подтверждение воли провидения, желающего, чтобы он продолжал дело всей своей жизни — борьбу за величие Германии. Теперь эта крошечная кучка преступных элементов будет безжалостно истреблена. А затем следовали распоряжения по восстановлению порядка.
21 июля утром танки из Крампница возвращались в свои казармы, так ничего и не добившись. А ведь именно курсанты Крампницского бронетанкового училища были одной из тех частей, которые, по расчетам заговорщиков, согласно секретному приложению к плану «Валькирия», должны были захватить Берлин. Когда им сообщили, что Гитлер мертв, они, действуя по плану, двинулись на Берлин, и заняли предписанные им позиции. Но когда их командир, непричастный к заговору, узнал, что Гитлер цел и невредим, и что это «некоторые офицерские круги» предприняли «путч», то он сам собрал свои танки и повел их обратно в казармы.
После выступления Гитлера по радио Мария Васильчикова (Мисси) сделала следующую запись: «В два часа утра заглянул Готфрид и сказал упавшим голосом: „Сомнений нет, это был он“.
Итак, Гитлер жив. Что же произошло? Почему провалился так четко отработанный план? Ни у кого не было сомнения, что фюрер погибнет от взрыва бомбы. Кто же виноват в промахе? Что его спасло?
Ежедневные совещания Гитлера, которые обычно проводились в бункере, были перенесены в наземное деревянное помещение, стены которого при взрыве бомбы рассыпались, это дало возможность выхода значительной части энергии взрыва. Поскольку Штауфенберг был однорук и мог завести запал только одной бомбы, а первоначальный план предусматривал разместить в его портфеле две бомбы, то взрыв оказался значительно более слабой силы. Когда Штауфенберг вышел из комнаты, сказав, что у него срочный разговор с Берлином, штабной офицер Брандт, нагнувшись над одной из карт; передвинул портфель в котором лежала бомба, на другую сторону тяжелых деревянных козел. Это, видимо, тоже смягчило силу удара после взрыва.
Согласно плану, генерал Фельгибель (Авт. — Начальник связи Гитлера) после взрыва должен был сообщить о смерти Гитлера генералу Ольбрихту в Берлин. После этого он оборвет всякое сообщение между Растенбургом, где проводилось совещание, и внешним миром. Но каково же было его удивление, когда он увидел, как Гитлер выбирается из развалин — весь в пыли, немного поцарапан, в растрепанном костюме — но живой. Сообщение Фельгибеля было следующим: «Произошла ужасная трагедия… Фюрер жив…».
Осторожность не спасла Фельгибеля — эсэсовцы тут же перехватили его канал связи.
Штауфенберг не видел, что произошло после взрыва. После того, как раздался оглушительный грохот и здание рухнуло, превратившись в облако пламени и дыма, Штауфенберг и его адъютант Хафтен, беседовавшие в отдалении, вскочили в свой автомобиль и, не дав прийти в себя часовым пропускных пунктов, которые уже получили сигнал тревоги, помчались на аэродром, а оттуда улетели в Берлин.
В Растенбурге теперь была известна личность несостоявшегося убийцы и по всей Германии передавались приказы об аресте Штауфенберга.
Самолет Штауфенберга приземлился в 1550 на отдаленном военном аэродроме. Адъютант пошел звонить, чтобы узнать, почему на месте нет машины. Когда Хафтен позвонил на Бендлерштрассе, Ольбрихт спросил у него, погиб ли Гитлер. Он получил положительный ответ и дал приказ о вводе в действие плана «Валькирия». Но пока Штауфенберг и Хафтен добирались до штаба, генералу Фромму стало известно, что покушение было безуспешным, о чем он и сообщил Штауфенбергу.
Это сообщение привело Штауфенберга в ярость. Он стал кричать, что Гитлер мертв, он сам подложил бомбу. К тому же все равно поздно — план «Валькирия» уже введен в действие.
— По чьему приказу? — возмутился Фромм.
— По нашему, — ответили Ольбрихт и Штауфенберг.
Бледный от гнева и страха за свою судьбу, Фромм приказал Штауфенбергу застрелиться, а Ольбрихту — отменить распоряжение о введении плана «Валькирия». Но те тут же разоружили Фромма и посадили под арест в его же собственном кабинете.
Пути назад не было. Из штаба командования сухопутных сил на Бендлерштрассе начали поступать приказы «Валькирии» различным военным штабам. Но в это время уже шли приказы об ответных мерах.
На Бендлерштрассе начали собираться другие участники заговора. Генерал Бек, фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен, которого заговорщики наметили на командующего вооруженными силами, граф Хельдорф, Готфрид Бисмарк и другие. Никто не знал, что делать дальше. Неразбериха усиливалась.
По личному приказу Гитлера на Бендлерштрассе был отправлен полковник Ремер. Он должен был восстановить там порядок.
Верные Гитлеру офицеры захватили здание и арестовали заговорщиков.
Генералу Беку было позволено покончить с собой, но у него не хватило на это силы. После двух неудачных попыток застрелиться, его прикончил унтер-офицер. Ольбрихт, начальник штаба полковник Мерц фон Квирнхайм, Штауфенберг и Хафтен после военно-полевого суда были расстреляны во дворе при свете фар. Штауфенберг выкрикнул: «Да здравствует наша святая Германия!».
Трупы сначала похоронили на кладбище. Но на следующий день по приказу Гитлера их эксгумировали, сорвали с них форму, ордена и сожгли, рассеяв пепел по ветру.
За считаные дни после неудавшегося переворота были арестованы жена, дети, мать Штауфенберга, а также его теща, братья, дядья и их жены. Все они были расстреляны.
Обращаясь к нацистским гауляйтерам 3 августа, Гиммлер так оправдывал эти меры: «Пусть никто не говорит нам, что это большевизм. Нет, это не большевизм, это древний германский обычай… Когда человека объявляли вне закона, то говорили: этот человек предатель, у него дурная кровь, в ней живет предательство, она будет истреблена. И… вся семья, включая самых отдаленных родственников, истреблялась. Мы разделаемся со Штауфенбергами вплоть до самых отдаленных родственников…».
С арестованными обращались особенно жестоко. Пытки были просто невыносимы: чаще всего использовалось завинчивание пальцев. Вспомнили даже о средневековой «дыбе». Но надо отметить, что «сломались» немногие.
В заговоре участвовали высшие офицеры, начиная с главнокомандующего Западным фронтом фельдмаршала Ганса фон Клюге и военного губернатора Франции генерала Генриха фон Штюльпнагеля. Последний, правда, узнав, что Гитлер жив, приказал освободить 1200 важнейших чинов из СС, которые были арестованы ранее по его же приказу.
Фельдмаршал Роммель, долгое время один из любимых генералов Гитлера, неоднократно подвергался агитации заговорщиков и сочувствовал их целям. После высадки союзников в Нормандии он отправил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить войну на Западе. Через два дня, когда он возвращался с нормандского фронта, его автомобиль обстреляли самолеты союзников и он получил тяжелое ранение. Пока он выздоравливал дома в Германии, стали известны его контакты с заговорщиками. 14 октября он получил ультиматум: покончить с собой или быть арестованным и судимым вместе с семьей. Роммель выбрал первое — он принял яд.
Большую часть заговорщиков содержали в тюрьме Лертер-штрассе, построенной в 1840-ом году. Здание состояло из четырех корпусов. Один — военная тюрьма — подчинялся вермахту, а два других перешли в ведение гестапо и использовались для содержания политических заключенных.
Охрана состояла из обыкновенных тюремных надзирателей, но за ними, в свою очередь, присматривали эсэсовцы — в основном фольксдойче (немцы, родившиеся за пределами Германии и эмигрировавшие в Третий рейх), приученные к жестокости операциями против партизан в России. Убирали камеры, разносили еду вспомогательные служащие.
От заката до рассвета в камерах горел свет — если только над головой не было бомбардировщиков. Пока охрана укрывалась в убежище, узники оставались запертыми в своих камерах. Многие из них погибли при бомбежках. Оставшиеся в живых узники позже говорили, что среди падающих бомб их охватывало чувство безопасности — это были единственные моменты, когда за ними не наблюдали.
Казнили заговорщиков в тюрьме Плётцензее, которая находилась недалеко от Лертерштрассе. Поскольку обычно в Германии казнили путем отсечения головы и виселиц не было, то к железной балке в камере для казней прикрепили обыкновенные крюки для подвешивания мясных туш.
На казнях присутствовал Главный прокурор рейха, несколько охранников, два кинооператора и палач с двумя своими помощниками. На столе стояла бутылка с бренди. Осужденных вводили по одному: палачи одевали им на шею узел. Чтобы смерть наступала не от перелома шеи, а от медленного удушения, Гитлер распорядился заменить веревку фортепианной струной. Некоторые жертвы бились и дергались по двадцать минут, а рядом стрекотали кинокамеры, палачи отпускали непристойные шуточки. Потом кинопленку передавали в ставку Гитлера для просмотра.
До сих пор историки спорят насчет точного количества жертв заговора 20 июля. Согласно официальным нацистским источникам, сразу после мятежа было арестовано около 7000 человек. В 1944 году было казнено 5764 человека, а в оставшиеся пять месяцев нацистского правления в 1945 году — еще 5684. Из этого огромного количества жертв только около 160 — 200 человек непосредственно были замешаны в заговоре. Из них: 21 генерал, 33 полковника и подполковника, 2 посла, 7 дипломатов высших рангов, один министр, 3 государственных секретаря, начальник уголовной полиции и ряд высших чиновников, губернаторов провинций и крупных полицейских чинов.
Уже будучи в Вене, Мария Васильчикова 6 сентября 1944 года вспомнит свой последний день в Берлине и сделает запись в дневнике: «Когда кухарка Марта будила меня сегодня утром, она проворчала: „В моей молодости такого не бывало, но это 20 июля все поставило вверх дном!“.
…Заговор 20 июля 1944 г. в разные времена привлекал внимание не только историков, но и людей других специальностей. Например, технических работников. Существовало много версий.
Вот одна из них: «Меня, как специалиста по использованию взрывчатых веществ, не все в этой истории устраивало. А потому изложу свою, наверняка спорную, но более достоверную версию.
Во время взрыва Гитлер был убит. В дальнейшем роль его исполнял двойник.
За одно я могу поручиться: любой человек, который находился на расстоянии полутора-двух метров от взрыва одного килограмма взрывчатки, даже самой слабенькой (расчетное безопасное расстояние при такой величине заряда — 15 метров), не смог бы в течение многих дней, даже недель не только говорить, но и слышать: у него лопнут барабанные перепонки, он будет сильно контужен. Не мог Гитлер разговаривать с Ремером, тем более по телефону. Это исключено. Другое дело — обращение Гитлера к народу вечером того же дня. Это была просто звукозапись. В Германии уже тогда существовали кассетные магнитофоны или просто рекордеры для записи на пластинки. Да и на мистификации фашисты были большими мастаками.
Полагаю, что это основной прокол гитлеровцев, которые просто не успели тщательно продумать правдоподобную версию фальсификации. Что такое взрыв одного килограмма взрывчатого вещества? В одной ручной гранате типа РГД содержится 75 граммов взрывчатки, да еще послабее гекси-та. Таким образом, взрыв, который осуществил Штауфенберг, был очень мощным и эквивалентным взрыву 15 ручных фанат.
Перед Кейтелем и его командой встал вопрос: что делать?
Двойников у Гитлера, впрочем, как и других диктаторов, опасающихся «благодарности» своего народа, хватало. Я не располагаю документами или фотографиями Гитлера до и после покушения.
Воспользуюсь немецкими официальными данными. После покушения он стал сутулиться, что при росте 158 сантиметров, как и всем людям низкого роста, несвойственно. Стал намного реже публично выступать; совершенно на другом месте стал складывать ручки.
Для оппонентов моей версии сразу хочу подарить пару доводов, опровергающих ее. После взрыва уцелели два генерала. Но, возможно, они после своего доклада отошли к окнам и благополучно вылетели из них вместе с рамами.
Мне представляется, что после покушения, когда Гитлер все-таки был убит, его роль играл двойник, под неустанным надзором фашистской верхушки, жизнь и благополучие которой целиком зависели от него».
Вот такова одна из версий. Кто знает, может когда-нибудь она найдет документальное подтверждение.
ОПЕРАЦИЯ «БОЛЬШОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ»
Вечером 19 октября 1977 года в журналистких кругах Франции и ФРГ распространился слух о том, что найден труп Ганса-Мартина Шлейера. Новость об убийстве председателя Федерального объединения союза немецких работодателей (БДА) через несколько часов подтвердили агентства ДПА и Франс Пресс. Редакция «Либерасьон» верхнеэльзасского города Мюльхаузена и бюро ДПА в Штутттарте получили «коммюнике» «отряда Зигфрида Хаузнера» следующего содержания: «43 дня спустя мы оборвали жалкое и продажное существование Ганса-Мартина Шлейсра. Господин Шмидт, пытаясь удержаться у власти, с самого начала спекулировал жизнью Шлейера. Он может забрать его труп в Мюльхаузене на улице Шарля Пегю в зеленом „Ауди 100G1“ с номерами города Бад-Хомбург».
В узком переулке между вокзалом и больницей оперативная группа французской полиции обнаружила машину. Она стояла у предназначенного на снос дома, где обитали лишь несколько бродяг. По их показаниям, «Ауди» стояла здесь уже несколько дней.
Машину отправили в полицейское управление на экспертизу.
Немедленно подключилась к расследованию и уголовная полиция ФРГ: сотрудники Федерального ведомства выехали в Мюльхаузен. А их коллеги в Висбадене установили, что одна западногерманская газета 5 и 8 октября помещала объявление о продаже автомашины марки «Ауди» с этим номером за 2 тысячи 900 марок По предположению полиции, покупателем был некий Кристиан Клар — давно разыскиваемый террорист, подозреваемый в причастности к убийствам генерльного федерального прокурора Бубака и банкира Понто.
Объявленный в ФРГ и во Франции розыск преступников велся с размахом.
Убийство Шлейера явилось последним актом кампании террора и насилия, начатой в Кельне 5 сентября 1977 года небольшой группой политических экстремистов анархистского толка.
Вечером того дня, когда было совершено похищение, в черном «Мерседесе», кроме Шлейера и его шофера, сидел сотрудник службы безопасности. Они ехали по району Бра-унсфельд в Кельне.
Сзади на машине штутгартского земельного ведомства уголовной полиции их сопровождали еще двое сотрудников службы безопасности.
Поворот с Фридрих-Шмидтштрассе на Винсенс-Штатсштрас-се оказался роковым. Сделав его, обе машины вынуждены были остановиться. Желтый «Мерседес», стоявший поперек проезжей части, и детская коляска слева, у тротуара, блокировали дорогу.
Все произошло в течение четырех минут. Из стоявшего на левой стороне улицы автобуса «Фольксваген» выскочили пятеро вооруженных неизвестных и устремились к машине. Загремели выстрелы. Шлейера вытащили из автомобиля и втолкнули в автобус, который тут же умчался на бешеной скорости. Его попытался догнан! шофер такси, видевший все происшедшее. Однако из-за красного сигнала светофора на следующем перекрестке он вынужден был прекратить преследование.
Три сотрудника службы безопасности и шофер были убиты.
Свидетели вызвали полицию. В 17 часов 36 минут на место происшествия прибыли две радиофицированные патрульные машины.
А переданный через минуту сигнал тревоги обязывал перекрыть все улицы в радиусе 20 километров.
Оцепив место происшествия, полицейские ждали уголовную полицию. Воинствущие анархисты, именующие себя «Фракция Красной Армии» — «Роте Армее Фракцион» (РАФ), были известны в начале 70-х годов как группа «Баадер — Майн-хоф». Похищение Шлейера явилось началом уже четвертой скандальной акции, предпринятой ими в течение полугода.
7 апреля 1977 года лидер этой группы Ульрика Майнхоф застрелила в Карлсруэ генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака, его шофера и сотрудника службы безопасности. Бубак возглавлял расследования деятельности главарей РАФ. Его твердость и беспощадность при судебных разбирательствах, когда дело касалось «защиты конституции», были общеизвестны.
Очередной жертвой террористов стал председатель правления Дрезденского банка Юрген Понто. Он был застрелен 30 июля 1977 года.
Затем по плану лидеров РАФ следовал обстрел разрывными патронами здания генеральной федеральной прокуратуры в Карлсруэ из квартиры, находящейся напротив. Однако намеченное на 25 августа 1977 года преступление удалось предотвратить.
По сообщениям западных агентств, в период с 1971 года до начала октября 1977 года в результате террористических актов в ФРГ было убито 30 человек, в том числе 10 террористов. 105 ранено и 14 захвачено в качестве заложников. Отдел по борьбе с терроризмом Федерального ведомства уголовной полиции (БАК) ставит в вину террористическим группировкам всех мастей 36 покушений на убийство и 45 попыток совершить преступление с применением взрывчатых веществ.
Все эти бессмысленные действия нанесли огромный вред. Они дают повод властям все более ощутимо ограничивать демократические гражданские права и свободы. На совести террористов и небывалое наращивание мощи авторитарной государственной власти, усиление ее органов безопасности. Похищение Шлейера также внесло свою лепту в этот процесс. Кроме того, оно окружило этого человека ореолом мученика, хотя к лику святых его менее всего можно было причислить.
Похищенный, а впоследствии убитый Ганс-Мартин Шлей-ер родился в 1915 году в семье председателя земельного суда. Уже в 1931 году, за два года до прихода фашистов к власти, он стал членом Гитлерюгенда. Несколько позднее вступил в НСДАП, а затем и в ряды СС (членский билет N227014). Изучая право в Гейдельберге, дослужился до руководителя имперской национал-социалистической студенческой организации. А в мае 1937 года донес на ректора университета Фрейбурга, профессора, д-ра Метца за отказ дать разрешение вождю германских студентов выступить в университете.
Год спустя, после аннексии Австрии, студенты Инсбрукско-го университета получили в лице Шлейера ярого проповедника фашистской идеологии. На том же поприще он подвизался и в Карловом университете Праги. Ас 1941 года на совести Шлейера как руководителя канцелярии президиума «Центрального союза промышленности Богемии и Моравии» была эксплуатация мощностей чешской промышленности для нужд гитлеровской военной экономики.
Находясь всегда на стороне крайне правых, Шлейер и после 1945 года не изменил себе — вступил в ХДС, заседал в наблюдательных советах, в 1959 году стал членом правления Даймлер-Бенц АГ, и, наконец, в 1976 году — председателем Федерального объединения союза немецких работодателей (БДА) и Федерального объединения германской промышленности (БДИ). Шлейер всегда отличался жестокостью и непреклонностью.
Так, его «твердую руку» почувствовали забастовавшие в 1963 году рабочие земли Баден-Вюртемберг, требовавшие повышения заработной платы. Они подверглись беспощадным увольнениям.
Последовательный противник права профсоюзов на участие в принятии совместных с администрацией решений, Шлейер подавал жалобу в Федеральный Конституционный суд на и без того уже ограниченный закон правительства ФРГ о данных полномочиях рабочим профессиональных организаций.
5 сентября этот человек попал в руки РАФ. Около 18 часов агентство ДПА сообщило о похищении Шлейера.
Кельнское похищение не было сюрпризом. Задолго до этого события осведомители информировали Федеральное ведомство уголовной полиции о готовящемся скандальном покушении, так называемом «Большом освобождении». И целью его было освобождение приговоренных 28 апреля 1977 года к пожизненному заключению и отбывающих наказание в тюрьме Штаммхейм лидеров РАФ: Андреас Баадера, Яна Карла Распе и Гудрун Энслин.
Поэтому логично, что сразу после исчезновения Шлейера были приняты серьезные меры предосторожности. Караульные посты в Штаммхейме и других тюрьмах, где находились члены РАФ, усилили военными полицейскими патрулями. В правительственный квартал Бонна ввели бронетранспортеры и вооруженные пулеметами части федеральной пограничной охраны. Предприняли дополнительные меры по охране некоторых политических деятелей.
Провели совещания большого и малого кризисных штабов. В тюрьмах сотрудники уголовной полиции тщательно обыскали камеры членов РАФ. Сначала ограничили, а затем и вовсе прервали контакты заключенных с внешним миром, включая и их связи с адвокатами. Арестованные перестали получать газеты, слушать радио и смотреть телевизор. От остальных узников они были изолированы с самого начала.
В узком переулке между вокзалом и больницей оперативная группа французской полиции обнаружила машину. Она стояла у предназначенного на снос дома, где обитали лишь несколько бродяг. По их показаниям, «Ауди» стояла здесь уже несколько дней.
Машину отправили в полицейское управление на экспертизу.
Немедленно подключилась к расследованию и уголовная полиция ФРГ: сотрудники Федерального ведомства выехали в Мюльхаузен. А их коллеги в Висбадене установили, что одна западногерманская газета 5 и 8 октября помещала объявление о продаже автомашины марки «Ауди» с этим номером за 2 тысячи 900 марок По предположению полиции, покупателем был некий Кристиан Клар — давно разыскиваемый террорист, подозреваемый в причастности к убийствам генерльного федерального прокурора Бубака и банкира Понто.
Объявленный в ФРГ и во Франции розыск преступников велся с размахом.
Убийство Шлейера явилось последним актом кампании террора и насилия, начатой в Кельне 5 сентября 1977 года небольшой группой политических экстремистов анархистского толка.
Вечером того дня, когда было совершено похищение, в черном «Мерседесе», кроме Шлейера и его шофера, сидел сотрудник службы безопасности. Они ехали по району Бра-унсфельд в Кельне.
Сзади на машине штутгартского земельного ведомства уголовной полиции их сопровождали еще двое сотрудников службы безопасности.
Поворот с Фридрих-Шмидтштрассе на Винсенс-Штатсштрас-се оказался роковым. Сделав его, обе машины вынуждены были остановиться. Желтый «Мерседес», стоявший поперек проезжей части, и детская коляска слева, у тротуара, блокировали дорогу.
Все произошло в течение четырех минут. Из стоявшего на левой стороне улицы автобуса «Фольксваген» выскочили пятеро вооруженных неизвестных и устремились к машине. Загремели выстрелы. Шлейера вытащили из автомобиля и втолкнули в автобус, который тут же умчался на бешеной скорости. Его попытался догнан! шофер такси, видевший все происшедшее. Однако из-за красного сигнала светофора на следующем перекрестке он вынужден был прекратить преследование.
Три сотрудника службы безопасности и шофер были убиты.
Свидетели вызвали полицию. В 17 часов 36 минут на место происшествия прибыли две радиофицированные патрульные машины.
А переданный через минуту сигнал тревоги обязывал перекрыть все улицы в радиусе 20 километров.
Оцепив место происшествия, полицейские ждали уголовную полицию. Воинствущие анархисты, именующие себя «Фракция Красной Армии» — «Роте Армее Фракцион» (РАФ), были известны в начале 70-х годов как группа «Баадер — Майн-хоф». Похищение Шлейера явилось началом уже четвертой скандальной акции, предпринятой ими в течение полугода.
7 апреля 1977 года лидер этой группы Ульрика Майнхоф застрелила в Карлсруэ генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака, его шофера и сотрудника службы безопасности. Бубак возглавлял расследования деятельности главарей РАФ. Его твердость и беспощадность при судебных разбирательствах, когда дело касалось «защиты конституции», были общеизвестны.
Очередной жертвой террористов стал председатель правления Дрезденского банка Юрген Понто. Он был застрелен 30 июля 1977 года.
Затем по плану лидеров РАФ следовал обстрел разрывными патронами здания генеральной федеральной прокуратуры в Карлсруэ из квартиры, находящейся напротив. Однако намеченное на 25 августа 1977 года преступление удалось предотвратить.
По сообщениям западных агентств, в период с 1971 года до начала октября 1977 года в результате террористических актов в ФРГ было убито 30 человек, в том числе 10 террористов. 105 ранено и 14 захвачено в качестве заложников. Отдел по борьбе с терроризмом Федерального ведомства уголовной полиции (БАК) ставит в вину террористическим группировкам всех мастей 36 покушений на убийство и 45 попыток совершить преступление с применением взрывчатых веществ.
Все эти бессмысленные действия нанесли огромный вред. Они дают повод властям все более ощутимо ограничивать демократические гражданские права и свободы. На совести террористов и небывалое наращивание мощи авторитарной государственной власти, усиление ее органов безопасности. Похищение Шлейера также внесло свою лепту в этот процесс. Кроме того, оно окружило этого человека ореолом мученика, хотя к лику святых его менее всего можно было причислить.
Похищенный, а впоследствии убитый Ганс-Мартин Шлей-ер родился в 1915 году в семье председателя земельного суда. Уже в 1931 году, за два года до прихода фашистов к власти, он стал членом Гитлерюгенда. Несколько позднее вступил в НСДАП, а затем и в ряды СС (членский билет N227014). Изучая право в Гейдельберге, дослужился до руководителя имперской национал-социалистической студенческой организации. А в мае 1937 года донес на ректора университета Фрейбурга, профессора, д-ра Метца за отказ дать разрешение вождю германских студентов выступить в университете.
Год спустя, после аннексии Австрии, студенты Инсбрукско-го университета получили в лице Шлейера ярого проповедника фашистской идеологии. На том же поприще он подвизался и в Карловом университете Праги. Ас 1941 года на совести Шлейера как руководителя канцелярии президиума «Центрального союза промышленности Богемии и Моравии» была эксплуатация мощностей чешской промышленности для нужд гитлеровской военной экономики.
Находясь всегда на стороне крайне правых, Шлейер и после 1945 года не изменил себе — вступил в ХДС, заседал в наблюдательных советах, в 1959 году стал членом правления Даймлер-Бенц АГ, и, наконец, в 1976 году — председателем Федерального объединения союза немецких работодателей (БДА) и Федерального объединения германской промышленности (БДИ). Шлейер всегда отличался жестокостью и непреклонностью.
Так, его «твердую руку» почувствовали забастовавшие в 1963 году рабочие земли Баден-Вюртемберг, требовавшие повышения заработной платы. Они подверглись беспощадным увольнениям.
Последовательный противник права профсоюзов на участие в принятии совместных с администрацией решений, Шлейер подавал жалобу в Федеральный Конституционный суд на и без того уже ограниченный закон правительства ФРГ о данных полномочиях рабочим профессиональных организаций.
5 сентября этот человек попал в руки РАФ. Около 18 часов агентство ДПА сообщило о похищении Шлейера.
Кельнское похищение не было сюрпризом. Задолго до этого события осведомители информировали Федеральное ведомство уголовной полиции о готовящемся скандальном покушении, так называемом «Большом освобождении». И целью его было освобождение приговоренных 28 апреля 1977 года к пожизненному заключению и отбывающих наказание в тюрьме Штаммхейм лидеров РАФ: Андреас Баадера, Яна Карла Распе и Гудрун Энслин.
Поэтому логично, что сразу после исчезновения Шлейера были приняты серьезные меры предосторожности. Караульные посты в Штаммхейме и других тюрьмах, где находились члены РАФ, усилили военными полицейскими патрулями. В правительственный квартал Бонна ввели бронетранспортеры и вооруженные пулеметами части федеральной пограничной охраны. Предприняли дополнительные меры по охране некоторых политических деятелей.
Провели совещания большого и малого кризисных штабов. В тюрьмах сотрудники уголовной полиции тщательно обыскали камеры членов РАФ. Сначала ограничили, а затем и вовсе прервали контакты заключенных с внешним миром, включая и их связи с адвокатами. Арестованные перестали получать газеты, слушать радио и смотреть телевизор. От остальных узников они были изолированы с самого начала.