И Брандан стал рассказывать ей о солнце. О том, какая это благодать -солнечный свет на твоем лице. Он знал, что в чудесных чертогах Финварры всего довольно -- нет только солнца. И он чувствовал, что душа Эдайны тоскует именно об этом.
На этот раз Брандан не был многословен, но говорил с таким пылом, что старый Уриен проснулся и с удивлением начал прислушиваться к его речам. Когда же Брандан смолк, старик вскричал:
-- Взгляни, сын мой! Взгляни скорей на нее!
Впервые за много дней лицо Эдайны порозовело. Ее страшные пустые глаза закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким, как во сне. Брандан и Уриен с замиранием сердца смотрели, как душа девы возвращается в тело.
XV.
Наконец, Эдайна медленно открыла глаза и осмотрелась вокруг.
-- Кто разрушил мой дивный сон? -- с тоской проговорила она. -- Сон, в котором я была возлюбленной Финварры, короля эльфов, и покоилась на его груди?
Брандан и Уриен недоуменно переглянулись. Не таких речей они ждали. Потом Брандан решился заговорить.
-- Это я разрушил твой сон, -- сказал он. -- Я вернул тебя людям, с которыми ты должна быть, твоему отцу, что любит тебя больше жизни, и себе самому, тосковавшему по тебе день и ночь, о Эдайна!
Взор ее остановился на нем, и не было в прекрасных глазах ни нежности, ни тепла.
-- Ты! Я помню другой сон, не столь сладостный, в котором ты должен был стать моим мужем.
-- То был не сон, Эдайна. Так было на самом деле.
-- Ах! -- воскликнула она. -- Теперь я все вспомнила! Король эльфов тоже не приснился мне! Я была его возлюбленной, а потом пришли враги, требовавшие отдать меня им. Тогда Финварра взял мою душу и поместил в белый камень, чтобы я всегда покоилась на его груди, а тело, пустое, лишенное души, отдал врагам.
-- Не врагам, Эдайна! Финварра обманул тебя! Не враги, а твой отец и я, твой жених, хотели отнять тебя у Финварры, хитростью умыкнувшего тебя из замка в самый день нашей свадьбы!
-- Не враги? Отец и жених? Но кто же они, как не враги, если хотели разлучить меня с возлюбленным?
Брандан лишился дара речи, услышав такое. Тогда Уриен, сохранивший самообладание, вступил в разговор.
-- Дочь моя! -- сказал он нежно. -- Разве ты не помнишь меня?
Эдайна посмотрела на него, и взгляд ее смягчился.
-- Да, отец мой, -- проговорила она, -- я помню тебя. Ты был добр ко мне.
-- Почему тогда ты зовешь меня врагом? Ведь я всегда любил тебя и заботился о твоем благе. Когда ты исчезла, мир померк для меня, ничто не согревало мою одинокую старость. Что же странного в том, что мне хотелось вернуть тебя?
Эдайна помолчала несколько мгновений, а потом сказала:
-- Но до этого ты согласен был расстаться со мной. Вот стоит человек, которому ты хотел отдать меня в жены.
-- Это совсем другое дело! Каждому отцу приходится смириться, что дочь выйдет замуж, а Брандан -- достойнейший из мужей! С ним ты жила бы в счастьи и достатке.
-- Значит, Брандан хорош, и потому ты согласен был расстаться со мной, отдав ему, -- задумчиво проговорила Эдайна. -- А чем плох Финварра? Он король, он благороден, он богат!
-- Но он эльф! -- воскликнул Уриен. -- И он украл тебя!
-- Ну и что?! А если потом я полюбила его?
-- Но мы не знали! Как мы могли догадаться об этом?
-- Почему же вы не спросили меня! -- воскликнула она гневно. -- Ты, отец, готов был отдать меня человеку, которого я не любила, только потому, что он родовит и богат. И ты, Брандан, прозванный Благородным, был согласен на это! Хвала Всевышнему, не допустившему такое! Только рядом с Финваррой, в эльфийских чертогах, узнала я, что такое любить! Потому я и согласилась оставить ему свою душу. Потому я и возвращаюсь к нему прямо сейчас.
И она устремилась к дверям. Уриен попытался заступить ей дорогу, но Брандан остановил его.
-- Я не стану удерживать тебя, Эдайна, -- заговорил Брандан. -- Прошу только выслушать меня на прощанье.
Она застыла в дверях, изумленно глядя на него, а он продолжал:
-- Только сейчас понял я, как злы были мои дела. Ослепленный, я хотел любви только для себя, забыв, что у тебя тоже есть сердце. Теперь завеса пала с моих глаз, и я желаю тебе счастья, пусть даже и не со мной. Прощай!
Эдайна медленно подошла к нему и приложила руку к его груди.
-- Воистину, здесь бьется благороднейшее из сердец! -- прошептала она. -- Как горько мне, что я не могу ответить на твою любовь, о Брандан! Прости и прощай!
-- Я тоже отпускаю тебя, доченька, -- сквозь слезы проговорил Уриен. -Быть может, про эльфов напрасно говорят столько дурного... Будь счастлива!
Эдайна крепко обняла его. Потом они вместе вышли во двор замка, прошли через ворота и медленно направились к эльфийскому холму. По дороге все трое молчали. Приблизившись к холму, Эдайна простерла руки к небесам и воскликнула:
-- Финварра, где бы ты ни был, во имя нашей любви, приди ко мне!
Через мгновение в воздухе замелькали ослепительно-белые искры, и Финварра явился на ее зов.
XVI.
Король почтительно поклонился деве и грустно промолвил:
-- Белый камень перестал сверкать, и я понял, что твоя душа вернулась к телу. Я подумал, что теперь уже навек потерял тебя. Может ли быть, что прекрасная Эдайна сама зовет меня, презренного колдуна-эльфа?
-- Да, Финварра. Я пришла сказать, что хочу вернуться к тебе и остаться с тобой навсегда.
Внимательный взгляд Финварры остановился на Брандане:
-- А ты, друг мой и враг мой, что скажешь на это?
-- Ничего, -- сдержанно ответил Брандан. -- Я отказался от всех прав на Эдайну, и она вольна сама распоряжаться собой.
Финварра недоуменно покачал головой и обратился к Уриену:
-- А ты, достопочтенный Уриен? Неужели ты смирился с тем, что твоя дочь достанется эльфу?
Старый рыцарь поджал губы:
-- Я уже все сказал и повторять не стану. Не то, что мне нравится ее выбор, но если уж так вышло... Смотри же, будь к ней ласков, или я найду тебя и на краю света!
-- Не беспокойся, искать не придется, -- примирительно ответил Финварра. Потом он помолчал немного и задумчиво произнес:
-- Да, Брандан, благородство -- это тяжкая ноша! Боюсь, я не смогу вынести твоего, если останусь здесь. А потому я благодарю за приют, что ты подарил моему народу в тяжкий час, и покидаю твои земли.
-- Как? -- не поверил своим ушам Брандан. -- Ты вновь уходишь скитаться? А как же Эдайна?
-- Нет, не скитаться. Недавно я получил вести от родичей из-за моря. Они, удрученные моей судьбой, собрали большое войско, чтобы помочь мне отвоевать свои земли. Я не хочу больше быть королем только по имени. Завтра же мы отправляемся в поход. Попрощаемся же навеки.
-- Прощай! Удачи тебе, о Финварра! -- искренне проговорил Брандан.
-- Прощай! Удачи тебе! -- эхом повторил Уриен.
Финварра долго всматривался в их глаза, потом лицо его дрогнуло, словно от боли. Он приложил руку к сердцу и поклонился до самой земли -- не как король, а как последний нищий. Обняв Эдайну за плечи, он взмахнул рукой, и оба исчезли.
XVII.
Спустя несколько месяцев к Брандану верхом на чудесном коне явился вестник, одетый в зеленое. Он привез бесценные дары и привет от короля Финварры и поведал, что тот изгнал карликов из своих пределов и воцарился во славе. Эдайна правила вместе с ним, став первой смертной королевой эльфов.
Уриен беспечально дожил до глубокой старости, и терпеть не мог, когда при нем ругали эльфов. Брандан же до конца своих дней так и не взял жены, ибо слишком сильно любил Эдайну. Он не оставил наследников, и после его смерти все земли отошли церкви.
На этом кончается древнее предание о короле Финварре и похищеной невесте.
История о том, как сэр Лайонел ошибся
I.
Сэр Лайонел, один из рыцарей Круглого Стола, был добрым человеком и доблестным воином. Его призванием было уничтожать злобных чудовищ, где только он их не встретит. Немало потрудился он, очищая землю от мерзких тварей, всю жизнь провел в тяжких странствиях. Сэр Лайонел отличался скромностью, потому о подвигах его не сложено песен. Но историю о том, как легко ошибиться, он не раз рассказывал в назидание всем, кто хотел послушать.
Однажды сэр Лайонел, как всегда в одиночестве, странствовал вдоль западного берега Англии. Земли, которые он проезжал, были унылы и пустынны, и у рыцаря часто не находилось даже места для ночлега. Погода стояла хмурая и промозглая, сырой, не по-летнему холодный ветер пробирал до костей. Сэр Лайонел истосковался по теплу очага. Он был бы рад даже нищей рыбацкой хижине, лишь бы посидеть под крышей, у огня, рядом с людьми. Рыцарь слыхал, что где-то неподалеку должно быть аббатство, и велика была его радость, когда как-то под вечер он заприметил вдалеке серые стены.
Уже смеркалось, когда сэр Лайонел подъехал к аббатству. Оно было совсем небольшим и, судя по виду, очень бедным. Тропинка, ведущая к воротам, так заросла крапивой, что рослый конь сэра Лайонела по самую грудь погрузился в зеленое море. У ворот сэр Лайонел помедлил и огляделся вокруг. Его печалило и настораживало здешнее запустение, но другого места для ночлега все равно не было. И закованый в железо кулак рыцаря гулко застучал по двери.
Устало откинувшись в седле, сэр Лайонел принялся ждать. Но там, за воротами, торопиться не собирались. Прождав довольно долго, сэр Лайонел снова забарабанил в дверь и закричал:
-- Эй! Святые отцы! Есть здесь кто живой?
Немного погодя он услышал медленные шаркающие шаги, а затем хриплый голос пролаял:
-- Убирайся! Не мешай нам молиться Господу!
-- Прости, что прервал вашу молитву, святой отец, но мне нужен приют на ночь, -- вежливо ответил рыцарь.
-- Поди прочь, попрошайка! Нам некуда пустить тебя и нечего дать. Давай, проваливай!
-- Так-то вы принимаете странников! -- гневно воскликнул сэр Лайонел. -- Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Открывай, или я разнесу ваши гнилые ворота и половину аббатства заодно!
Послышалось поспешное шарканье, загремели запоры, и в дверях появился тощий хмурый старик в грязном балахоне, подпоясанном веревкой. Он взглянул на статного белого коня, богатые доспехи, посмотрел на длинный меч у пояса рыцаря, и принял самый подобострастный вид.
-- Прости, высокородный сэр, -- проговорил он гораздо вежливее. -Откуда мне было знать, что здесь рыцарь? Я думал, это какой-нибудь нищий. Добро пожаловать в нашу скромную обитель!
-- Что, нищего ты бы не впустил? -- спросил сэр Лайонел, грозно сдвинув брови. -- А как же помощь бедным? Я вижу, здесь не очень чтят эту заповедь.
-- Милорд, мы сами нищие, и нам неоткуда ждать помощи. Но мы не жалуемся, о, нет, не жалуемся! На все воля Божья!
И, молитвенно воздев очи к небу, привратник впустил рыцаря за ворота.
Внутри обители царило еще большее запустение, чем снаружи. Пустынное подворье окружали приземистые строения из грубого серого камня. Сэр Лайонел спешился и протянул поводья монаху. Тот принял их с раболепным поклоном.
-- Отведи коня на конюшню и позаботься о нем, как должно, -- велел рыцарь.
Монах снова поклонился, собираясь выполнить приказ, но в голове сэра Лайонела мелькнуло подозрение, и он поспешно добавил:
-- Погоди, я сам пойду с тобой и за всем присмотрю.
Он был опытным воином и хотел точно знать, где его конь. Мало ли что может случиться?
Конюшня аббатства была пуста, не считая тощего ослика, ютившегося в дальнем углу. Под ногами чавкала гнилая солома. Сэр Лайонел помог монаху расседлать коня и завести его в денник. Пока рыцарь обтирал и чистил коня, монах принес ведро воды и охапку прошлогоднего сена.
-- Это все, что у вас есть? -- нахмурился сэр Лайонел. -- Быть может, ты поищешь получше и найдешь немного овса?
Старик понурился и жалобно заглянул рыцарю в глаза:
-- Милорд, овес давно съели мы сами. Бог свидетель, это лучшее, что я смог найти!
-- А почему прошлогоднее? Взгляни, оно же серое и жесткое! Как можно таким кормить коня?
Монах совсем сжался:
-- В этом году у нас нет сена. Прости, милорд, я не виноват!
Сэр Лайонел махнул рукой, не желая больше спорить. Он подождал, пока старик задаст коню корм, и спросил:
-- Где ваш аббат? Я хочу его видеть.
-- Отец-настоятель с братией только что сели за трапезу. Пойдем, я провожу тебя.
II.
Трапезная скупо освещалась чадящим светильником. За грубым деревянным столом сидел отец-настоятель и четверо монахов. Все они были худы, лица их носили явные следы недоедания. Едва сэр Лайонел вошел, на него устремились любопытные и немного испуганные взгляды. Потом, по знаку аббата, монахи встали и низко поклонились. Настоятель еще раз внимательно посмотрел на рыцаря и проговорил:
-- Добро пожаловать, сын мой, в нашу скромную обитель. Давно не принимали мы такого благородного гостя! Я -- отец Бертран, настоятель аббатства.
Сэр Лайонел в ответ поклонился и назвал себя. Отец Бертран вежливо попросил гостя разделить с ними трапезу, заранее попросив прощения за ее скудность. Перед рыцарем поставили деревянную миску, наполненную жидкой капустной похлебкой, аббат прочитал молитву, и все принялись за еду. Сэр Лайонел подивился жадности, с которой монахи накинулись на пустую похлебку. Когда с ней покончили, один из монахов принес полкаравая черствого серого хлеба и кусок засохшего сыра. Каждый получил по небольшому ломтю того и другого. Сыр и хлеб исчезли в одно мгновение. Смекнув, что это все, сэр Лайонел осмелился спросить:
-- Святой отец, сегодня ведь вторник? Разве нужно во вторник так строго поститься?
Отец Бертран тяжко вздохнул и ответил:
-- Нет, сын мой. Но нищета наша так велика, что в постные дни мы совсем не едим. А хлеб обычно бывает на нашем столе только по воскресеньям.
Глаза у монахов были голодные, и сэр Лайонел почувствовал вину за то, что отнял у несчастных часть их и без того скудной доли. Стараясь не задеть ничьих чувств он сказал:
-- Святой отец, пошли кого-нибудь на конюшню, где остались мои пожитки. Там есть кое-какая еда, и я был бы рад поделиться ею с вами.
От этих слов монахи оживились. Один из них тут же выскочил из-за стола и побежал на конюшню. Вернувшись вскоре с большой холщовой сумой, монах с поклоном подал ее сэру Лайонелу. Рыцарь извлек из сумы увесистый окорок, мешочек сухарей, флягу вина и положил все это на стол. Монахи уставились на эту нехитрую снедь так, словно она была из золота. Один только отец Бертран при виде еды сохранил остатки самообладания.
-- Сын мой, -- неуверенно пробормотал он, -- мы не можем бездумно пользоваться твоей щедростью. Места здесь дикие и пустынные, и тебе негде будет пополнить свои запасы...
-- Пустяки, святой отец, -- перебил его сэр Лайонел. -- Обо мне нечего беспокоиться. Я человек бывалый и не пропаду, что бы ни случилось.
Не слушая возражений аббата, он нарезал ветчину толстыми сочными ломтями и, подавая пример, взял себе один. Худые руки несмело потянулись к окороку. Отец Бертран вздохнул:
-- Ты щедр, милорд! Пусть Господь вознаградит тебя за доброту!
Пока монахи жадно поглощали ветчину с сухарями, сэр Лайонел налил каждому по стакану вина, не забыв и про себя. Сытная еда и доброе вино преобразили монахов: на лицах появились довольные улыбки, голодный блеск исчез из глаз. Святые отцы от всей души поблагодарили рыцаря за невиданно обильный ужин, пожелали ему покойной ночи и удалились, оставив наедине с аббатом.
III.
Когда монахи ушли, сэр Лайонел встряхнул флягу:
-- Здесь есть еще вино, отец Бертран. Почему бы нам не посидеть за стаканчиком и не побеседовать?
-- Охотно, сын мой, -- улыбнулся аббат.
Сэр Лайонел наполнил стаканы и осторожно завел разговор о том, что разбудило его любопытство:
-- Я немало поездил по свету, бывал во многих монастырях и аббатствах, но, честно признаюсь, первый раз вижу святых отцов в таком бедственном положении. Прошу тебя, поведай, отец Бертран, в чем его причина?
Отец Бертран помолчал, заглянул в свой стакан, отпил немного вина и только потом ответил:
-- На все Божья воля! Быть может, Он послал нам эти испытания дабы укрепить наш дух. Не мы одни бедствуем, сын мой. Вся округа голодает, и те крестьяне, что раньше исправно доставляли нам хлеб насущный, теперь не могут прокормить даже свою семью. Если б ты знал, милорд, сколько детей умерло за последний год! Наша обитель никогда не была богатой, и у нас нет золота, чтобы послать кого-нибудь туда, где можно купить еды. Так и перебиваемся, и неустанно молим Господа отвратить от нас свой гнев.
-- А отчего случился такой голод?
-- Причины самые обычные. Плохой урожай прошлой осенью, суровая зима, поздняя весна, сырое и холодное лето. В этом году хлеба будет еще меньше, и немногие доживут до следующей весны...
-- И часто такое случается в ваших краях?
-- Впервые на моей памяти. Бывали, конечно, неурожайные годы и раньше, но чтоб такое...
Отец Бертран умолк, погрузившись в невеселые думы. Молчал и сэр Лайонел, размышляя о том, что услышал. Не верилось ему, что Господь может так сурово карать своих детей. Где это видано, чтобы монахи съели даже овес с конюшни!
-- Позволь спросить еще об одном, святой отец, -- снова заговорил рыцарь. -- Нет ли в ваших краях чудовищ, великанов, драконов и прочих отродий нечистого?
Аббат удивленно посмотрел на него:
-- Почему ты спрашиваешь, милорд?
-- Потому, что всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы очистить от чудовищ христианские земли. И, где бы я ни странствовал, везде задаю этот вопрос. К тому же, не буду лукавить, не верю я, что ваши беды посланы Богом. То, что ты рассказал, куда больше напоминает козни дьявола. Потому я и хочу узнать, нет ли в округе его слуг.
Отец Бертран немного подумал, а потом ответил:
-- Я слыхал об одном таком создании, что живет неподалеку... Но, право, не думаю, что оно повинно в голоде. Это чудовище живет в пещере в прибрежных скалах и питается одной рыбой. Рыбаки называют его Вулвер.
-- А как выглядит этот Вулвер?
-- О, весьма неприглядно! Телом он схож с человеком, но повыше, и сплошь покрыт бурой шерстью, голова же у чудища волчья.
-- Оборотень! -- воскликнул сэр Лайонел и перекрестился.
-- Не думаю. Скорее, ошибка природы. Но, как бы то ни было, Вулвер никогда не причинял людям вреда.
-- Мой опыт говорит о другом, -- возразил рыцарь. Подобные твари недаром внушают нам страх и отвращение: вид их гнусен, но сущность -- еще того хуже. Зло -- их стихия, они им дышат и питаются. Многим из них нет нужды совершать злые поступки. Одно то, что Вулвер живет рядом с вами, могло быть причиной неурожая. Я уже двадцать лет истребляю чудовищ и, поверь, знаю о чем говорю!
Отец Бертран во все глаза смотрел на него:
-- Ну... Если ты так уверен... Конечно, опыт в таких делах стоит немало! И что ты собираешься делать?
-- Расскажи мне, где живет Вулвер, и завтра же я отправлюсь туда, покончу с проклятым чудовищем и привезу тебе его голову. Вот увидишь, голод сразу же прекратится!
-- Хвала Всевышнему, пославшему нам тебя! -- воскликнул аббат и принялся объяснять дорогу к пещере Вулвера.
IV.
Утром сэр Лайонел отстоял с монахами мессу и собрался в путь. Перед отъездом он уговорил отца Бертрана принять в дар почти все золото, бывшее у него при себе, и взял с аббата обещание немедленно отправить посланца за хлебом и другими припасами. Отец Бертран со слезами на глазах благословил его.
-- Возвращайся, сын мой, мы будем молиться за тебя, -- проговорил на прощанье аббат.
-- Я вернусь еще сегодня и привезу тебе голову чудища! -- крикнул в ответ сэр Лайонел и выехал за ворота.
Путь его лежал вдоль берега моря, мимо маленькой деревушки, к пещере Вулвера. Сэр Лайонел ехал, низко надвинув капюшон на лицо -- с неба моросило не переставая. Серые волны, рябые от дождя, с мерным шелестом вгрызались в берег. Пахло солью и гнилыми водорослями. Тут и там виднелись мрачные скалы, изъеденные морской водой. Миновав деревню, сэр Лайонел стал внимательно осматриваться вокруг, ибо цель его близилась. Завидев раздвоенную скалу, покрытую слоем сухих водорослей, он спешился. Там была берлога Вулвера, и рыцарь не хотел раньше времени предупреждать его о своем появлении.
Коня не к чему было привязать. Сэр Лайонел приказал ему ждать не сходя с места. Вышколенный боевой конь застыл, словно беломраморная статуя, недоверчиво косясь на море. Рыцарь проверил, легко ли выходит из ножен меч, и направился к раздвоенной скале, стараясь ступать как можно тише.
Запах гнили становился все сильней, а вскоре к нему прибавился и другой -- запах тухлой рыбы. На пути сэра Лайонела все чаще начали попадаться кучки рыбьих костей и чешуи. Смекнув, что это остатки пиршеств Вулвера, рыцарь удвоил осторожность. Он долго не мог разглядеть, где же вход в пещеру, а когда, наконец, заметил, то поразился, как кто бы то ни было может жить здесь. Это был узкий лаз, не больше двух футов вышиной, выходящий к самому морю. Волны то и дело с рокотом заползали в пещеру, и рыцарь поежился, представив себе, как сыро и холодно должно быть там, внутри. Он невольно посочувствовал Вулверу, по доброй воле живущему в таком отвратительном месте.
Сэр Лайонел поплотнее закутался в плащ и, пригнувшись, начал протискиваться между холодными, осклизлыми камнями. Футов десять он прополз на четвереньках, потом ход расширился, и ему удалось встать во весь рост. Вскоре каменные стены расступились, пол резко пошел вниз, и рыцарь, вверив себя Господу, неслышно спрыгнул в логово Вулвера.
К его удивлению, в пещере не царил кромешный мрак, да и пахло не так скверно. Свет и воздух проникали внутрь через многочисленные трещины в скале. Сэр Лайонел извлек меч из ножен и огляделся. В дальнем углу пещеры лежало что-то темное и мохнатое. Это и был Вулвер.
Сэр Лайонел, умевший, когда нужно, подкрадываться не хуже кошки, подобрался к чудовищу вплотную и, держа наготове меч, стал с интересом рассматривать его. Вулвер спал, свернувшись клубком, и больше всего походил на огромную собаку. Во сне он тихонько поскуливал и постанывал, словно ему снилось что-то очень страшное. Бурая свалявшаяся шерсть клочками покрывала его исхудалое тело. Более жалкое создание невозможно было представить. Это было совсем не то, что ожидал увидеть сэр Лайонел. Рыцарю стало не по себе от того, что он должен был сделать. Медленно, словно нехотя, он занес над Вулвером меч -- и остановился. Потом опустил меч. Он не мог убить спящего Вулвера, хоть и понимал, что так будет проще. Это было бы подло, это было бы недостойно. Пусть эта жалкая тварь, по крайней мере, сможет защищаться. И сэр Лайонел, проклиная в душе свою неожиданную слабость, отступил на пару шагов и крикнул:
-- Эй, ты! А ну, вставай!
Вулвер подскочил, словно ошпаренный, прижался к стене и испуганно воззрился на меч в руке рыцаря. Его тощее тело сотрясала дрожь, желтые глаза от ужаса стали огромными, как плошки. Не пытаясь защититься или убежать, он глядел на сэра Лайонела так, как смотрят на палача -- с безнадежной тоскливой мольбой. От этого взгляда по спине у рыцаря побежали мурашки, а голос его предательски дрогнул, когда он снова закричал:
-- Я пришел убить тебя! Защищайся!
Но Вулвер и не думал бороться за свою жизнь. Он рухнул на колени и, глядя в глаза рыцаря пронзительным жалобным взглядом, стал стонать и заламывать руки. В движениях Вулвера было столько человеческого, что сэр Лайонел невольно отступил еще на шаг назад. Все его существо возмущалось против такого убийства. Но тут он взглянул на отвратительную волчью морду Вулвера, на огромные клыки, торчащие из пасти, и сердце его охватил гнев. Перед его мысленным взором промелькнули невинные дети, умирающие от голода. И сэр Лайонел, не давая позорной слабости вновь охватить себя, ринулся вперед и одним ударом снес Вулверу голову с плеч.
V.
Хмурый и недовольный собой, сэр Лайонел выбрался из пещеры с головой чудовища в руке и побрел к своему коню. Приторочив голову к луке седла, он повернул коня в сторону аббатства.
Едва миновав деревню, сэр Лайонел повстречал двух рыбаков, возвращавшихся домой с уловом. Завидев рыцаря, они опустили свою ношу на землю и склонились в низком поклоне. Сэр Лайонел милостиво кивнул им и хотел уже проехать мимо, как вдруг заметил, что рыбаки во все глаза смотрят на голову Вулвера.
-- Вот уж не думал, милорд, что в наших краях водятся такие огромные волки, -- изумленно проговорил старший рыбак. -- Вот славная была охота!
-- Волки? -- переспросил сэр Лайонел. -- Это не волчья голова, любезный. Это голова Вулвера. Слыхал о таком?
Рыбаки разинули рты, потом побелели от ужаса и медленно перекрестились. "Значит, не таким уж безобидным был этот Вулвер! -- подумал про себя рыцарь. -- Вон как они перепугались одной только головы его!".
Меж тем рыбаки заметно погрустнели, а тот, что был помоложе, спросил:
-- А зачем ты убил его, милорд? Разве он что-нибудь натворил?
-- А ты что, как будто жалеешь его? -- спросил удивленный сэр Лайонел
-- Еще бы, милорд! -- бесхитростно ответил юноша. -- Он ведь был нашим кормильцем!
-- Как это -- кормильцем?!
-- О, милорд, не было на свете никого, добрее Вулвера, хоть вид у него и неприглядный! Он, как мы, ловил рыбу, и не только для себя. Уже много лет бедняки и вдовы почти каждое утро находили у себя на крыльце его подарок -отменную свежую рыбину. А когда случился неурожай, и люди голодали и умирали, Вулвер спас многих -- если б не его рыба, может, все мы были бы уже мертвы.
-- А с чего ты взял, что рыбу приносил вам Вулвер? -- нахмурился сэр Лайонел.
-- Кто же, как не он, милорд! Только он мог рыбачить в любую погоду, даже когда мы не решались из-за шторма выйти в море. Он не любил показываться людям на глаза -- может, стеснялся, что такой некрасивый, может, еще почему. Но многие видели, как он приходил по ночам, а утром на пороге всегда лежала рыба. В последнее время он стал приносить еще больше -видно, хотел, чтобы всем хватало.
Сэр Лайонел вспомнил, как поразила его худоба Вулвера, и похолодел. Теперь он понял -- несчастный так отощал потому, что последним куском делился с людьми.
-- Ты говоришь правду? -- хмуро спросил он у юноши.
-- Да, милорд, -- ответил тот, испуганно опустив взгляд.
-- Он не врет, милорд, -- вмешался в разговор старший рыбак. -- Любой в деревне скажет о Вулвере то же самое.
Сэр Лайонел глядел на уродливую голову и молчал.
-- Так за что ты убил его, милорд? -- несмело повторил свой вопрос молодой рыбак.
-- Я и сам себя об этом спрашиваю, -- еле слышно пробормотал сэр Лайонел. Не сказав больше ни слова, он вонзил шпоры в бока коня и поскакал прочь.
VI.
Сэр Лайонел скакал во весь опор, не разбирая дороги. Мир плыл перед его глазами, а в ушах раздавались предсмертные стоны Вулвера. Непоправимость содеянного еще больше растравляла боль. Сэр Лайонел чувствовал себя гнусным убийцей, слезы текли по его лицу при мысли о том, что он сделал. Окровавленная голова Вулвера, висевшая у седла, моталась взад и вперед, мертвые глаза смотрели на рыцаря с немым укором.
Наконец, впереди показалось аббатство. Сэр Лайонел сдержал бег коня, вытер слезы и медленно въехал в ворота. Навстречу ему спешил улыбающийся отец Бертран.
-- Сын мой, ты вернулся! -- радостно воскликнул аббат. Тут он заметил голову Вулвера и добавил еще радостней:
-- Я вижу, ты вернулся с победой! Пойдем же, послушаем твой рассказ о битве!
Сэр Лайонел медленно спешился, еще раз посмотрел на мертвую голову и упал перед аббатом на колени.
-- Отец мой, я хочу покаяться! -- прошептал он, закрыв лицо руками. -Я совершил отвратительное злодеяние!
Отец Бертран встревоженно воззрился на рыцаря, улыбка его потускнела.
-- Что случилось, милорд?
-- Я ошибся, -- с трудом заговорил сэр Лайонел. -- Я ошибался с самого начала. Мне казалось, что я уничтожу злобное чудовище, а вместо того я убил благороднейшее существо! И все потому, что в гордыне своей полагал, что мне дозволено решать, кто достоин жить, а кто -- нет!
-- О чем ты говоришь, сын мой? -- растерянно спросил отец Бертран.
Тогда сэр Лайонел поведал ему все, что узнал у рыбаков. Он плакал, сокрушался и умолял святого отца назначить ему самую суровую епитимью. Но на аббата его рассказ не произвел особого впечатления.
-- Милорд, -- сказал он мягко, -- ты, право, преувеличиваешь свою вину! Пусть этот Вулвер был не таким уж злым -- все равно он был чудовищем! Я и не знал, что в деревне принимают его подарки -- не то я бы давно им запретил. Надо же! Кормиться нечестивыми трудами какого-то Вулвера! Так что утешься и забудь об этом.
-- Ах, святой отец, -- возразил рыцарь. -- Если б ты видел, как жалобно смотрел он на меня! Боюсь, я никогда не смогу забыть такое!
-- Будет, будет. Ты покаялся, и грех, если он и был, тебе отпущен. Поднимись с колен, милорд!
Сэр Лайонел неохотно поднялся.
-- У меня есть еще один долг. Скажи, как нам похоронить его голову? Я не успокоюсь, пока не предам ее земле!
-- Похоронить? -- удивленно поднял бровь отец Бертран. -- Думаю, в этом нет нужды, сын мой. К чему хоронить голову твари, лишенной души? Брось ее в море, да и дело с концом!
Сказав так, он тут же попятился, ибо рыцарь прожег его гневным взглядом, способным испепелить всю обитель.
-- Ну и черствое у тебя сердце, святой отец! -- процедил сэр Лайонел сквозь зубы. Не удостоив больше аббата ни словом, ни взглядом, он вскочил на коня и помчался прочь.
Сэр Лайонел похоронил голову несчастного Вулвера в соседнем лесу и прочитал над ней все молитвы, какие знал. Он навсегда запомнил суровый урок: внешность, уродливая или благородная, не имеет значения. Добро и зло часто таятся там, где не ждешь.
На этот раз Брандан не был многословен, но говорил с таким пылом, что старый Уриен проснулся и с удивлением начал прислушиваться к его речам. Когда же Брандан смолк, старик вскричал:
-- Взгляни, сын мой! Взгляни скорей на нее!
Впервые за много дней лицо Эдайны порозовело. Ее страшные пустые глаза закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким, как во сне. Брандан и Уриен с замиранием сердца смотрели, как душа девы возвращается в тело.
XV.
Наконец, Эдайна медленно открыла глаза и осмотрелась вокруг.
-- Кто разрушил мой дивный сон? -- с тоской проговорила она. -- Сон, в котором я была возлюбленной Финварры, короля эльфов, и покоилась на его груди?
Брандан и Уриен недоуменно переглянулись. Не таких речей они ждали. Потом Брандан решился заговорить.
-- Это я разрушил твой сон, -- сказал он. -- Я вернул тебя людям, с которыми ты должна быть, твоему отцу, что любит тебя больше жизни, и себе самому, тосковавшему по тебе день и ночь, о Эдайна!
Взор ее остановился на нем, и не было в прекрасных глазах ни нежности, ни тепла.
-- Ты! Я помню другой сон, не столь сладостный, в котором ты должен был стать моим мужем.
-- То был не сон, Эдайна. Так было на самом деле.
-- Ах! -- воскликнула она. -- Теперь я все вспомнила! Король эльфов тоже не приснился мне! Я была его возлюбленной, а потом пришли враги, требовавшие отдать меня им. Тогда Финварра взял мою душу и поместил в белый камень, чтобы я всегда покоилась на его груди, а тело, пустое, лишенное души, отдал врагам.
-- Не врагам, Эдайна! Финварра обманул тебя! Не враги, а твой отец и я, твой жених, хотели отнять тебя у Финварры, хитростью умыкнувшего тебя из замка в самый день нашей свадьбы!
-- Не враги? Отец и жених? Но кто же они, как не враги, если хотели разлучить меня с возлюбленным?
Брандан лишился дара речи, услышав такое. Тогда Уриен, сохранивший самообладание, вступил в разговор.
-- Дочь моя! -- сказал он нежно. -- Разве ты не помнишь меня?
Эдайна посмотрела на него, и взгляд ее смягчился.
-- Да, отец мой, -- проговорила она, -- я помню тебя. Ты был добр ко мне.
-- Почему тогда ты зовешь меня врагом? Ведь я всегда любил тебя и заботился о твоем благе. Когда ты исчезла, мир померк для меня, ничто не согревало мою одинокую старость. Что же странного в том, что мне хотелось вернуть тебя?
Эдайна помолчала несколько мгновений, а потом сказала:
-- Но до этого ты согласен был расстаться со мной. Вот стоит человек, которому ты хотел отдать меня в жены.
-- Это совсем другое дело! Каждому отцу приходится смириться, что дочь выйдет замуж, а Брандан -- достойнейший из мужей! С ним ты жила бы в счастьи и достатке.
-- Значит, Брандан хорош, и потому ты согласен был расстаться со мной, отдав ему, -- задумчиво проговорила Эдайна. -- А чем плох Финварра? Он король, он благороден, он богат!
-- Но он эльф! -- воскликнул Уриен. -- И он украл тебя!
-- Ну и что?! А если потом я полюбила его?
-- Но мы не знали! Как мы могли догадаться об этом?
-- Почему же вы не спросили меня! -- воскликнула она гневно. -- Ты, отец, готов был отдать меня человеку, которого я не любила, только потому, что он родовит и богат. И ты, Брандан, прозванный Благородным, был согласен на это! Хвала Всевышнему, не допустившему такое! Только рядом с Финваррой, в эльфийских чертогах, узнала я, что такое любить! Потому я и согласилась оставить ему свою душу. Потому я и возвращаюсь к нему прямо сейчас.
И она устремилась к дверям. Уриен попытался заступить ей дорогу, но Брандан остановил его.
-- Я не стану удерживать тебя, Эдайна, -- заговорил Брандан. -- Прошу только выслушать меня на прощанье.
Она застыла в дверях, изумленно глядя на него, а он продолжал:
-- Только сейчас понял я, как злы были мои дела. Ослепленный, я хотел любви только для себя, забыв, что у тебя тоже есть сердце. Теперь завеса пала с моих глаз, и я желаю тебе счастья, пусть даже и не со мной. Прощай!
Эдайна медленно подошла к нему и приложила руку к его груди.
-- Воистину, здесь бьется благороднейшее из сердец! -- прошептала она. -- Как горько мне, что я не могу ответить на твою любовь, о Брандан! Прости и прощай!
-- Я тоже отпускаю тебя, доченька, -- сквозь слезы проговорил Уриен. -Быть может, про эльфов напрасно говорят столько дурного... Будь счастлива!
Эдайна крепко обняла его. Потом они вместе вышли во двор замка, прошли через ворота и медленно направились к эльфийскому холму. По дороге все трое молчали. Приблизившись к холму, Эдайна простерла руки к небесам и воскликнула:
-- Финварра, где бы ты ни был, во имя нашей любви, приди ко мне!
Через мгновение в воздухе замелькали ослепительно-белые искры, и Финварра явился на ее зов.
XVI.
Король почтительно поклонился деве и грустно промолвил:
-- Белый камень перестал сверкать, и я понял, что твоя душа вернулась к телу. Я подумал, что теперь уже навек потерял тебя. Может ли быть, что прекрасная Эдайна сама зовет меня, презренного колдуна-эльфа?
-- Да, Финварра. Я пришла сказать, что хочу вернуться к тебе и остаться с тобой навсегда.
Внимательный взгляд Финварры остановился на Брандане:
-- А ты, друг мой и враг мой, что скажешь на это?
-- Ничего, -- сдержанно ответил Брандан. -- Я отказался от всех прав на Эдайну, и она вольна сама распоряжаться собой.
Финварра недоуменно покачал головой и обратился к Уриену:
-- А ты, достопочтенный Уриен? Неужели ты смирился с тем, что твоя дочь достанется эльфу?
Старый рыцарь поджал губы:
-- Я уже все сказал и повторять не стану. Не то, что мне нравится ее выбор, но если уж так вышло... Смотри же, будь к ней ласков, или я найду тебя и на краю света!
-- Не беспокойся, искать не придется, -- примирительно ответил Финварра. Потом он помолчал немного и задумчиво произнес:
-- Да, Брандан, благородство -- это тяжкая ноша! Боюсь, я не смогу вынести твоего, если останусь здесь. А потому я благодарю за приют, что ты подарил моему народу в тяжкий час, и покидаю твои земли.
-- Как? -- не поверил своим ушам Брандан. -- Ты вновь уходишь скитаться? А как же Эдайна?
-- Нет, не скитаться. Недавно я получил вести от родичей из-за моря. Они, удрученные моей судьбой, собрали большое войско, чтобы помочь мне отвоевать свои земли. Я не хочу больше быть королем только по имени. Завтра же мы отправляемся в поход. Попрощаемся же навеки.
-- Прощай! Удачи тебе, о Финварра! -- искренне проговорил Брандан.
-- Прощай! Удачи тебе! -- эхом повторил Уриен.
Финварра долго всматривался в их глаза, потом лицо его дрогнуло, словно от боли. Он приложил руку к сердцу и поклонился до самой земли -- не как король, а как последний нищий. Обняв Эдайну за плечи, он взмахнул рукой, и оба исчезли.
XVII.
Спустя несколько месяцев к Брандану верхом на чудесном коне явился вестник, одетый в зеленое. Он привез бесценные дары и привет от короля Финварры и поведал, что тот изгнал карликов из своих пределов и воцарился во славе. Эдайна правила вместе с ним, став первой смертной королевой эльфов.
Уриен беспечально дожил до глубокой старости, и терпеть не мог, когда при нем ругали эльфов. Брандан же до конца своих дней так и не взял жены, ибо слишком сильно любил Эдайну. Он не оставил наследников, и после его смерти все земли отошли церкви.
На этом кончается древнее предание о короле Финварре и похищеной невесте.
История о том, как сэр Лайонел ошибся
I.
Сэр Лайонел, один из рыцарей Круглого Стола, был добрым человеком и доблестным воином. Его призванием было уничтожать злобных чудовищ, где только он их не встретит. Немало потрудился он, очищая землю от мерзких тварей, всю жизнь провел в тяжких странствиях. Сэр Лайонел отличался скромностью, потому о подвигах его не сложено песен. Но историю о том, как легко ошибиться, он не раз рассказывал в назидание всем, кто хотел послушать.
Однажды сэр Лайонел, как всегда в одиночестве, странствовал вдоль западного берега Англии. Земли, которые он проезжал, были унылы и пустынны, и у рыцаря часто не находилось даже места для ночлега. Погода стояла хмурая и промозглая, сырой, не по-летнему холодный ветер пробирал до костей. Сэр Лайонел истосковался по теплу очага. Он был бы рад даже нищей рыбацкой хижине, лишь бы посидеть под крышей, у огня, рядом с людьми. Рыцарь слыхал, что где-то неподалеку должно быть аббатство, и велика была его радость, когда как-то под вечер он заприметил вдалеке серые стены.
Уже смеркалось, когда сэр Лайонел подъехал к аббатству. Оно было совсем небольшим и, судя по виду, очень бедным. Тропинка, ведущая к воротам, так заросла крапивой, что рослый конь сэра Лайонела по самую грудь погрузился в зеленое море. У ворот сэр Лайонел помедлил и огляделся вокруг. Его печалило и настораживало здешнее запустение, но другого места для ночлега все равно не было. И закованый в железо кулак рыцаря гулко застучал по двери.
Устало откинувшись в седле, сэр Лайонел принялся ждать. Но там, за воротами, торопиться не собирались. Прождав довольно долго, сэр Лайонел снова забарабанил в дверь и закричал:
-- Эй! Святые отцы! Есть здесь кто живой?
Немного погодя он услышал медленные шаркающие шаги, а затем хриплый голос пролаял:
-- Убирайся! Не мешай нам молиться Господу!
-- Прости, что прервал вашу молитву, святой отец, но мне нужен приют на ночь, -- вежливо ответил рыцарь.
-- Поди прочь, попрошайка! Нам некуда пустить тебя и нечего дать. Давай, проваливай!
-- Так-то вы принимаете странников! -- гневно воскликнул сэр Лайонел. -- Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Открывай, или я разнесу ваши гнилые ворота и половину аббатства заодно!
Послышалось поспешное шарканье, загремели запоры, и в дверях появился тощий хмурый старик в грязном балахоне, подпоясанном веревкой. Он взглянул на статного белого коня, богатые доспехи, посмотрел на длинный меч у пояса рыцаря, и принял самый подобострастный вид.
-- Прости, высокородный сэр, -- проговорил он гораздо вежливее. -Откуда мне было знать, что здесь рыцарь? Я думал, это какой-нибудь нищий. Добро пожаловать в нашу скромную обитель!
-- Что, нищего ты бы не впустил? -- спросил сэр Лайонел, грозно сдвинув брови. -- А как же помощь бедным? Я вижу, здесь не очень чтят эту заповедь.
-- Милорд, мы сами нищие, и нам неоткуда ждать помощи. Но мы не жалуемся, о, нет, не жалуемся! На все воля Божья!
И, молитвенно воздев очи к небу, привратник впустил рыцаря за ворота.
Внутри обители царило еще большее запустение, чем снаружи. Пустынное подворье окружали приземистые строения из грубого серого камня. Сэр Лайонел спешился и протянул поводья монаху. Тот принял их с раболепным поклоном.
-- Отведи коня на конюшню и позаботься о нем, как должно, -- велел рыцарь.
Монах снова поклонился, собираясь выполнить приказ, но в голове сэра Лайонела мелькнуло подозрение, и он поспешно добавил:
-- Погоди, я сам пойду с тобой и за всем присмотрю.
Он был опытным воином и хотел точно знать, где его конь. Мало ли что может случиться?
Конюшня аббатства была пуста, не считая тощего ослика, ютившегося в дальнем углу. Под ногами чавкала гнилая солома. Сэр Лайонел помог монаху расседлать коня и завести его в денник. Пока рыцарь обтирал и чистил коня, монах принес ведро воды и охапку прошлогоднего сена.
-- Это все, что у вас есть? -- нахмурился сэр Лайонел. -- Быть может, ты поищешь получше и найдешь немного овса?
Старик понурился и жалобно заглянул рыцарю в глаза:
-- Милорд, овес давно съели мы сами. Бог свидетель, это лучшее, что я смог найти!
-- А почему прошлогоднее? Взгляни, оно же серое и жесткое! Как можно таким кормить коня?
Монах совсем сжался:
-- В этом году у нас нет сена. Прости, милорд, я не виноват!
Сэр Лайонел махнул рукой, не желая больше спорить. Он подождал, пока старик задаст коню корм, и спросил:
-- Где ваш аббат? Я хочу его видеть.
-- Отец-настоятель с братией только что сели за трапезу. Пойдем, я провожу тебя.
II.
Трапезная скупо освещалась чадящим светильником. За грубым деревянным столом сидел отец-настоятель и четверо монахов. Все они были худы, лица их носили явные следы недоедания. Едва сэр Лайонел вошел, на него устремились любопытные и немного испуганные взгляды. Потом, по знаку аббата, монахи встали и низко поклонились. Настоятель еще раз внимательно посмотрел на рыцаря и проговорил:
-- Добро пожаловать, сын мой, в нашу скромную обитель. Давно не принимали мы такого благородного гостя! Я -- отец Бертран, настоятель аббатства.
Сэр Лайонел в ответ поклонился и назвал себя. Отец Бертран вежливо попросил гостя разделить с ними трапезу, заранее попросив прощения за ее скудность. Перед рыцарем поставили деревянную миску, наполненную жидкой капустной похлебкой, аббат прочитал молитву, и все принялись за еду. Сэр Лайонел подивился жадности, с которой монахи накинулись на пустую похлебку. Когда с ней покончили, один из монахов принес полкаравая черствого серого хлеба и кусок засохшего сыра. Каждый получил по небольшому ломтю того и другого. Сыр и хлеб исчезли в одно мгновение. Смекнув, что это все, сэр Лайонел осмелился спросить:
-- Святой отец, сегодня ведь вторник? Разве нужно во вторник так строго поститься?
Отец Бертран тяжко вздохнул и ответил:
-- Нет, сын мой. Но нищета наша так велика, что в постные дни мы совсем не едим. А хлеб обычно бывает на нашем столе только по воскресеньям.
Глаза у монахов были голодные, и сэр Лайонел почувствовал вину за то, что отнял у несчастных часть их и без того скудной доли. Стараясь не задеть ничьих чувств он сказал:
-- Святой отец, пошли кого-нибудь на конюшню, где остались мои пожитки. Там есть кое-какая еда, и я был бы рад поделиться ею с вами.
От этих слов монахи оживились. Один из них тут же выскочил из-за стола и побежал на конюшню. Вернувшись вскоре с большой холщовой сумой, монах с поклоном подал ее сэру Лайонелу. Рыцарь извлек из сумы увесистый окорок, мешочек сухарей, флягу вина и положил все это на стол. Монахи уставились на эту нехитрую снедь так, словно она была из золота. Один только отец Бертран при виде еды сохранил остатки самообладания.
-- Сын мой, -- неуверенно пробормотал он, -- мы не можем бездумно пользоваться твоей щедростью. Места здесь дикие и пустынные, и тебе негде будет пополнить свои запасы...
-- Пустяки, святой отец, -- перебил его сэр Лайонел. -- Обо мне нечего беспокоиться. Я человек бывалый и не пропаду, что бы ни случилось.
Не слушая возражений аббата, он нарезал ветчину толстыми сочными ломтями и, подавая пример, взял себе один. Худые руки несмело потянулись к окороку. Отец Бертран вздохнул:
-- Ты щедр, милорд! Пусть Господь вознаградит тебя за доброту!
Пока монахи жадно поглощали ветчину с сухарями, сэр Лайонел налил каждому по стакану вина, не забыв и про себя. Сытная еда и доброе вино преобразили монахов: на лицах появились довольные улыбки, голодный блеск исчез из глаз. Святые отцы от всей души поблагодарили рыцаря за невиданно обильный ужин, пожелали ему покойной ночи и удалились, оставив наедине с аббатом.
III.
Когда монахи ушли, сэр Лайонел встряхнул флягу:
-- Здесь есть еще вино, отец Бертран. Почему бы нам не посидеть за стаканчиком и не побеседовать?
-- Охотно, сын мой, -- улыбнулся аббат.
Сэр Лайонел наполнил стаканы и осторожно завел разговор о том, что разбудило его любопытство:
-- Я немало поездил по свету, бывал во многих монастырях и аббатствах, но, честно признаюсь, первый раз вижу святых отцов в таком бедственном положении. Прошу тебя, поведай, отец Бертран, в чем его причина?
Отец Бертран помолчал, заглянул в свой стакан, отпил немного вина и только потом ответил:
-- На все Божья воля! Быть может, Он послал нам эти испытания дабы укрепить наш дух. Не мы одни бедствуем, сын мой. Вся округа голодает, и те крестьяне, что раньше исправно доставляли нам хлеб насущный, теперь не могут прокормить даже свою семью. Если б ты знал, милорд, сколько детей умерло за последний год! Наша обитель никогда не была богатой, и у нас нет золота, чтобы послать кого-нибудь туда, где можно купить еды. Так и перебиваемся, и неустанно молим Господа отвратить от нас свой гнев.
-- А отчего случился такой голод?
-- Причины самые обычные. Плохой урожай прошлой осенью, суровая зима, поздняя весна, сырое и холодное лето. В этом году хлеба будет еще меньше, и немногие доживут до следующей весны...
-- И часто такое случается в ваших краях?
-- Впервые на моей памяти. Бывали, конечно, неурожайные годы и раньше, но чтоб такое...
Отец Бертран умолк, погрузившись в невеселые думы. Молчал и сэр Лайонел, размышляя о том, что услышал. Не верилось ему, что Господь может так сурово карать своих детей. Где это видано, чтобы монахи съели даже овес с конюшни!
-- Позволь спросить еще об одном, святой отец, -- снова заговорил рыцарь. -- Нет ли в ваших краях чудовищ, великанов, драконов и прочих отродий нечистого?
Аббат удивленно посмотрел на него:
-- Почему ты спрашиваешь, милорд?
-- Потому, что всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы очистить от чудовищ христианские земли. И, где бы я ни странствовал, везде задаю этот вопрос. К тому же, не буду лукавить, не верю я, что ваши беды посланы Богом. То, что ты рассказал, куда больше напоминает козни дьявола. Потому я и хочу узнать, нет ли в округе его слуг.
Отец Бертран немного подумал, а потом ответил:
-- Я слыхал об одном таком создании, что живет неподалеку... Но, право, не думаю, что оно повинно в голоде. Это чудовище живет в пещере в прибрежных скалах и питается одной рыбой. Рыбаки называют его Вулвер.
-- А как выглядит этот Вулвер?
-- О, весьма неприглядно! Телом он схож с человеком, но повыше, и сплошь покрыт бурой шерстью, голова же у чудища волчья.
-- Оборотень! -- воскликнул сэр Лайонел и перекрестился.
-- Не думаю. Скорее, ошибка природы. Но, как бы то ни было, Вулвер никогда не причинял людям вреда.
-- Мой опыт говорит о другом, -- возразил рыцарь. Подобные твари недаром внушают нам страх и отвращение: вид их гнусен, но сущность -- еще того хуже. Зло -- их стихия, они им дышат и питаются. Многим из них нет нужды совершать злые поступки. Одно то, что Вулвер живет рядом с вами, могло быть причиной неурожая. Я уже двадцать лет истребляю чудовищ и, поверь, знаю о чем говорю!
Отец Бертран во все глаза смотрел на него:
-- Ну... Если ты так уверен... Конечно, опыт в таких делах стоит немало! И что ты собираешься делать?
-- Расскажи мне, где живет Вулвер, и завтра же я отправлюсь туда, покончу с проклятым чудовищем и привезу тебе его голову. Вот увидишь, голод сразу же прекратится!
-- Хвала Всевышнему, пославшему нам тебя! -- воскликнул аббат и принялся объяснять дорогу к пещере Вулвера.
IV.
Утром сэр Лайонел отстоял с монахами мессу и собрался в путь. Перед отъездом он уговорил отца Бертрана принять в дар почти все золото, бывшее у него при себе, и взял с аббата обещание немедленно отправить посланца за хлебом и другими припасами. Отец Бертран со слезами на глазах благословил его.
-- Возвращайся, сын мой, мы будем молиться за тебя, -- проговорил на прощанье аббат.
-- Я вернусь еще сегодня и привезу тебе голову чудища! -- крикнул в ответ сэр Лайонел и выехал за ворота.
Путь его лежал вдоль берега моря, мимо маленькой деревушки, к пещере Вулвера. Сэр Лайонел ехал, низко надвинув капюшон на лицо -- с неба моросило не переставая. Серые волны, рябые от дождя, с мерным шелестом вгрызались в берег. Пахло солью и гнилыми водорослями. Тут и там виднелись мрачные скалы, изъеденные морской водой. Миновав деревню, сэр Лайонел стал внимательно осматриваться вокруг, ибо цель его близилась. Завидев раздвоенную скалу, покрытую слоем сухих водорослей, он спешился. Там была берлога Вулвера, и рыцарь не хотел раньше времени предупреждать его о своем появлении.
Коня не к чему было привязать. Сэр Лайонел приказал ему ждать не сходя с места. Вышколенный боевой конь застыл, словно беломраморная статуя, недоверчиво косясь на море. Рыцарь проверил, легко ли выходит из ножен меч, и направился к раздвоенной скале, стараясь ступать как можно тише.
Запах гнили становился все сильней, а вскоре к нему прибавился и другой -- запах тухлой рыбы. На пути сэра Лайонела все чаще начали попадаться кучки рыбьих костей и чешуи. Смекнув, что это остатки пиршеств Вулвера, рыцарь удвоил осторожность. Он долго не мог разглядеть, где же вход в пещеру, а когда, наконец, заметил, то поразился, как кто бы то ни было может жить здесь. Это был узкий лаз, не больше двух футов вышиной, выходящий к самому морю. Волны то и дело с рокотом заползали в пещеру, и рыцарь поежился, представив себе, как сыро и холодно должно быть там, внутри. Он невольно посочувствовал Вулверу, по доброй воле живущему в таком отвратительном месте.
Сэр Лайонел поплотнее закутался в плащ и, пригнувшись, начал протискиваться между холодными, осклизлыми камнями. Футов десять он прополз на четвереньках, потом ход расширился, и ему удалось встать во весь рост. Вскоре каменные стены расступились, пол резко пошел вниз, и рыцарь, вверив себя Господу, неслышно спрыгнул в логово Вулвера.
К его удивлению, в пещере не царил кромешный мрак, да и пахло не так скверно. Свет и воздух проникали внутрь через многочисленные трещины в скале. Сэр Лайонел извлек меч из ножен и огляделся. В дальнем углу пещеры лежало что-то темное и мохнатое. Это и был Вулвер.
Сэр Лайонел, умевший, когда нужно, подкрадываться не хуже кошки, подобрался к чудовищу вплотную и, держа наготове меч, стал с интересом рассматривать его. Вулвер спал, свернувшись клубком, и больше всего походил на огромную собаку. Во сне он тихонько поскуливал и постанывал, словно ему снилось что-то очень страшное. Бурая свалявшаяся шерсть клочками покрывала его исхудалое тело. Более жалкое создание невозможно было представить. Это было совсем не то, что ожидал увидеть сэр Лайонел. Рыцарю стало не по себе от того, что он должен был сделать. Медленно, словно нехотя, он занес над Вулвером меч -- и остановился. Потом опустил меч. Он не мог убить спящего Вулвера, хоть и понимал, что так будет проще. Это было бы подло, это было бы недостойно. Пусть эта жалкая тварь, по крайней мере, сможет защищаться. И сэр Лайонел, проклиная в душе свою неожиданную слабость, отступил на пару шагов и крикнул:
-- Эй, ты! А ну, вставай!
Вулвер подскочил, словно ошпаренный, прижался к стене и испуганно воззрился на меч в руке рыцаря. Его тощее тело сотрясала дрожь, желтые глаза от ужаса стали огромными, как плошки. Не пытаясь защититься или убежать, он глядел на сэра Лайонела так, как смотрят на палача -- с безнадежной тоскливой мольбой. От этого взгляда по спине у рыцаря побежали мурашки, а голос его предательски дрогнул, когда он снова закричал:
-- Я пришел убить тебя! Защищайся!
Но Вулвер и не думал бороться за свою жизнь. Он рухнул на колени и, глядя в глаза рыцаря пронзительным жалобным взглядом, стал стонать и заламывать руки. В движениях Вулвера было столько человеческого, что сэр Лайонел невольно отступил еще на шаг назад. Все его существо возмущалось против такого убийства. Но тут он взглянул на отвратительную волчью морду Вулвера, на огромные клыки, торчащие из пасти, и сердце его охватил гнев. Перед его мысленным взором промелькнули невинные дети, умирающие от голода. И сэр Лайонел, не давая позорной слабости вновь охватить себя, ринулся вперед и одним ударом снес Вулверу голову с плеч.
V.
Хмурый и недовольный собой, сэр Лайонел выбрался из пещеры с головой чудовища в руке и побрел к своему коню. Приторочив голову к луке седла, он повернул коня в сторону аббатства.
Едва миновав деревню, сэр Лайонел повстречал двух рыбаков, возвращавшихся домой с уловом. Завидев рыцаря, они опустили свою ношу на землю и склонились в низком поклоне. Сэр Лайонел милостиво кивнул им и хотел уже проехать мимо, как вдруг заметил, что рыбаки во все глаза смотрят на голову Вулвера.
-- Вот уж не думал, милорд, что в наших краях водятся такие огромные волки, -- изумленно проговорил старший рыбак. -- Вот славная была охота!
-- Волки? -- переспросил сэр Лайонел. -- Это не волчья голова, любезный. Это голова Вулвера. Слыхал о таком?
Рыбаки разинули рты, потом побелели от ужаса и медленно перекрестились. "Значит, не таким уж безобидным был этот Вулвер! -- подумал про себя рыцарь. -- Вон как они перепугались одной только головы его!".
Меж тем рыбаки заметно погрустнели, а тот, что был помоложе, спросил:
-- А зачем ты убил его, милорд? Разве он что-нибудь натворил?
-- А ты что, как будто жалеешь его? -- спросил удивленный сэр Лайонел
-- Еще бы, милорд! -- бесхитростно ответил юноша. -- Он ведь был нашим кормильцем!
-- Как это -- кормильцем?!
-- О, милорд, не было на свете никого, добрее Вулвера, хоть вид у него и неприглядный! Он, как мы, ловил рыбу, и не только для себя. Уже много лет бедняки и вдовы почти каждое утро находили у себя на крыльце его подарок -отменную свежую рыбину. А когда случился неурожай, и люди голодали и умирали, Вулвер спас многих -- если б не его рыба, может, все мы были бы уже мертвы.
-- А с чего ты взял, что рыбу приносил вам Вулвер? -- нахмурился сэр Лайонел.
-- Кто же, как не он, милорд! Только он мог рыбачить в любую погоду, даже когда мы не решались из-за шторма выйти в море. Он не любил показываться людям на глаза -- может, стеснялся, что такой некрасивый, может, еще почему. Но многие видели, как он приходил по ночам, а утром на пороге всегда лежала рыба. В последнее время он стал приносить еще больше -видно, хотел, чтобы всем хватало.
Сэр Лайонел вспомнил, как поразила его худоба Вулвера, и похолодел. Теперь он понял -- несчастный так отощал потому, что последним куском делился с людьми.
-- Ты говоришь правду? -- хмуро спросил он у юноши.
-- Да, милорд, -- ответил тот, испуганно опустив взгляд.
-- Он не врет, милорд, -- вмешался в разговор старший рыбак. -- Любой в деревне скажет о Вулвере то же самое.
Сэр Лайонел глядел на уродливую голову и молчал.
-- Так за что ты убил его, милорд? -- несмело повторил свой вопрос молодой рыбак.
-- Я и сам себя об этом спрашиваю, -- еле слышно пробормотал сэр Лайонел. Не сказав больше ни слова, он вонзил шпоры в бока коня и поскакал прочь.
VI.
Сэр Лайонел скакал во весь опор, не разбирая дороги. Мир плыл перед его глазами, а в ушах раздавались предсмертные стоны Вулвера. Непоправимость содеянного еще больше растравляла боль. Сэр Лайонел чувствовал себя гнусным убийцей, слезы текли по его лицу при мысли о том, что он сделал. Окровавленная голова Вулвера, висевшая у седла, моталась взад и вперед, мертвые глаза смотрели на рыцаря с немым укором.
Наконец, впереди показалось аббатство. Сэр Лайонел сдержал бег коня, вытер слезы и медленно въехал в ворота. Навстречу ему спешил улыбающийся отец Бертран.
-- Сын мой, ты вернулся! -- радостно воскликнул аббат. Тут он заметил голову Вулвера и добавил еще радостней:
-- Я вижу, ты вернулся с победой! Пойдем же, послушаем твой рассказ о битве!
Сэр Лайонел медленно спешился, еще раз посмотрел на мертвую голову и упал перед аббатом на колени.
-- Отец мой, я хочу покаяться! -- прошептал он, закрыв лицо руками. -Я совершил отвратительное злодеяние!
Отец Бертран встревоженно воззрился на рыцаря, улыбка его потускнела.
-- Что случилось, милорд?
-- Я ошибся, -- с трудом заговорил сэр Лайонел. -- Я ошибался с самого начала. Мне казалось, что я уничтожу злобное чудовище, а вместо того я убил благороднейшее существо! И все потому, что в гордыне своей полагал, что мне дозволено решать, кто достоин жить, а кто -- нет!
-- О чем ты говоришь, сын мой? -- растерянно спросил отец Бертран.
Тогда сэр Лайонел поведал ему все, что узнал у рыбаков. Он плакал, сокрушался и умолял святого отца назначить ему самую суровую епитимью. Но на аббата его рассказ не произвел особого впечатления.
-- Милорд, -- сказал он мягко, -- ты, право, преувеличиваешь свою вину! Пусть этот Вулвер был не таким уж злым -- все равно он был чудовищем! Я и не знал, что в деревне принимают его подарки -- не то я бы давно им запретил. Надо же! Кормиться нечестивыми трудами какого-то Вулвера! Так что утешься и забудь об этом.
-- Ах, святой отец, -- возразил рыцарь. -- Если б ты видел, как жалобно смотрел он на меня! Боюсь, я никогда не смогу забыть такое!
-- Будет, будет. Ты покаялся, и грех, если он и был, тебе отпущен. Поднимись с колен, милорд!
Сэр Лайонел неохотно поднялся.
-- У меня есть еще один долг. Скажи, как нам похоронить его голову? Я не успокоюсь, пока не предам ее земле!
-- Похоронить? -- удивленно поднял бровь отец Бертран. -- Думаю, в этом нет нужды, сын мой. К чему хоронить голову твари, лишенной души? Брось ее в море, да и дело с концом!
Сказав так, он тут же попятился, ибо рыцарь прожег его гневным взглядом, способным испепелить всю обитель.
-- Ну и черствое у тебя сердце, святой отец! -- процедил сэр Лайонел сквозь зубы. Не удостоив больше аббата ни словом, ни взглядом, он вскочил на коня и помчался прочь.
Сэр Лайонел похоронил голову несчастного Вулвера в соседнем лесу и прочитал над ней все молитвы, какие знал. Он навсегда запомнил суровый урок: внешность, уродливая или благородная, не имеет значения. Добро и зло часто таятся там, где не ждешь.