– Какая вещь? – Он произносит это так, словно точно знает, о чем идет речь, но хочет заставить меня сказать.
Я со вздохом прижимаюсь спиной к шкафчику, опустив глаза в пол.
– Ты знаешь, – отвечаю.
Мне совсем не хочется ворошить его прошлое.
Холдер подходит ко мне на шаг и упирается рукой в шкафчик рядом с моей головой, потом близко наклоняется ко мне. Я поднимаю на него глаза и встречаюсь с его пристальным взглядом.
– Нет, не знаю. Ты все ходишь вокруг да около этой темы, будто боишься. Скажи наконец.
Смотрю на него и чувствую, что попалась. В груди нарастает та же тревога, которая осталась у меня после нашей первой встречи.
– Я наслышана о твоих подвигах, – отрывисто говорю я. – Знаю, что ты избил парня и тебя отправили в колонию. И что за два дня нашего знакомства ты три раза до смерти меня напугал. И поскольку мы стараемся быть честными, я знаю также, что интересовался ты мной, наверное, потому, что слышал о моей репутации. Только поэтому и пытаешься за мной приударить. Жаль тебя разочаровывать, но я не собираюсь с тобой трахаться. Не думай, что между нами произойдет что-то помимо того, что есть. Мы вместе бегаем. И это все.
Он сжимает губы, но выражение лица не меняется. Потом опускает руку и отступает назад, и я с облегчением вздыхаю. Не понимаю, почему всякий раз, как он приближается ко мне, у меня перехватывает дыхание. В особенности озадачивает то, что мне нравится это чувство.
Я прижимаю книги к груди и начинаю протискиваться мимо него, когда чья-то рука обнимает меня за талию и оттаскивает от Холдера. Я озираюсь и вижу Грейсона, который, продолжая меня придерживать, оглядывает Холдера с головы до пят.
– Холдер, – холодно произносит Грейсон. – А я и не знал, что ты вернулся.
Холдер не обращает на Грейсона никакого внимания. Продолжая пристально смотреть на меня, он на миг переводит взгляд на руку Грейсона, сжимающую мой бок. Еле заметно кивнув, он улыбается, словно до него что-то дошло, после чего снова встречается со мной взглядом.
– Да, вернулся, – отрывисто произносит он, не глядя на Грейсона.
Что происходит, черт подери? Откуда взялся Грейсон и почему он обнимает меня, будто пытается закрепить свои права?
Холдер отводит глаза и поворачивается, чтобы уйти, но вдруг резко останавливается и снова бросает на меня взгляд.
– Отбор на беговую дорожку будет в четверг после занятий, – сообщает он. – Приходи. – Потом уходит.
Жаль, что Грейсон остается.
– Ты занята в субботу? – шепчет на ухо Грейсон, привлекая меня к себе.
Я толкаю его в грудь, пытаясь отстраниться.
– Перестань, – раздраженно заявляю я. – По-моему, в выходные ты мог бы уразуметь мое отношение.
Я захлопываю дверь шкафчика и ухожу прочь, удивляясь тому, что всю жизнь мне удавалось обойтись без драм, а вот событий последних двух дней хватило бы на целую книгу.
– Кофе не было, но я отыскал кофеин.
– Спасибо, мой самый лучший друг на всем белом свете, – улыбаюсь я.
– Не благодари, у меня дурные намерения. Я собираюсь подкупить тебя, чтобы выведать интимные подробности.
Я со смехом открываю банку:
– Боюсь разочаровать, потому что у меня нет интимной жизни.
Он с ухмылкой откупоривает свою:
– Ох, сомневаюсь. Посмотри, как пялится на тебя плохой парень. – И он кивает вправо.
Через три стола от нас сидит Холдер и пристально смотрит на меня. Он сейчас в компании ребят из футбольной команды, которые, похоже, рады его возвращению. Похлопывая его по спине, они говорят наперебой, не замечая даже, что он не участвует в разговоре. Не сводя с меня глаз, он отпивает из бутылки с водой. Потом резко опускает ее на стол, кивает направо и встает. Я смотрю туда же и вижу выход из кафетерия. Ожидая, что я пойду за ним, он направляется туда.
– Ха! – говорю я скорей себе, чем Брекину.
– Ага. Ха. Иди узнай, какого черта ему надо, потом расскажешь.
Я отпиваю газировки и ставлю банку на стол:
– Слушаюсь, сэр.
Чувствуя, что сердце уходит в пятки, я встаю и иду за Холдером. Можно притворяться перед Брекином, но мне, черт возьми, никак с собой не совладать.
Холдер впереди в нескольких футах. Он распахивает двери, выходит, и те захлопываются. Дойдя до них, я на секунду останавливаюсь, прежде чем толкануть их в коридор. Ох, как я боюсь разговора с ним!
Я оглядываюсь по сторонам, но не вижу его. Дойдя до конца ряда шкафчиков, заворачиваю за угол. Он стоит со сложенными на груди руками, привалившись спиной к одному, согнув колено и упираясь ступней в шкафчик. Не пытаясь скрыть гнев, который сверкает в его младенчески голубых глазах, он сверлит меня взглядом:
– Ты что, встречаешься с Грейсоном?
Я закатываю глаза и, подойдя к шкафчикам напротив, прислоняюсь к ним. Я и в самом деле начинаю уставать от перепадов его настроения.
– А это важно?
Какое ему вообще до этого дело? Он выдерживает многозначительную паузу, предшествующую, как я заметила, почти всем его высказываниям.
– Он придурок.
– Ты иногда тоже, – быстро говорю я, в отличие от него не задерживаясь с ответом.
– Он тебе не компания.
Я нарочито громко смеюсь.
– А ты? – парирую я.
Если бы мы вели счет, сейчас тот был бы два – ноль в мою пользу.
Он опускает руки и поворачивается лицом к шкафчикам, ударяя по одному из них ладонью. Звук разносится по всему коридору, заставляя меня поежиться.
– Не приплетай меня к этому, – вновь поворачиваясь ко мне, произносит он. – Речь о Грейсоне, не обо мне. Тебе не следует с ним встречаться. Ты понятия не имеешь, что это за тип.
Я смеюсь. Не потому, что Холдер смешной… а потому, что такой серьезный. Парень, которого я совершенно не знаю, всерьез пытается советовать мне, с кем встречаться, а с кем нет? Я раздраженно откидываю голову.
– Два дня, Холдер. Мы знакомы всего два дня. – Лягнув шкафчик у себя за спиной, я подхожу к нему. – За эти два дня я столкнулась с пятью сторонами твоей натуры, и только одна показалась мне привлекательной. Сама мысль о том, что ты имеешь право высказываться обо мне и моих поступках, кажется мне абсурдной. Это просто нелепо.
Поигрывая желваками и скрестив руки на груди, Холдер смотрит на меня сверху вниз. Потом с вызовом шагает ко мне. У него такие строгие и холодные глаза, что я начинаю подозревать шестую грань его натуры – властную и собственническую.
– Мне он не нравится. А когда я вижу подобные вещи… – Он подносит руку к моему лицу и осторожно проводит пальцами по заметному синяку под глазом. – А потом замечаю, как он лапает тебя… Извини, если получается нелепо.
От прикосновения к скуле кончиков его пальцев у меня перехватывает дыхание. Я борюсь с желанием закрыть глаза и прильнуть к его ладони – и побеждаю. Я пытаюсь выработать иммунитет к этому парню. Как бы то ни было, но такова моя новая задача.
Уклоняясь от его руки, я делаю шаг в сторону. Он сжимает пальцы в кулак и опускает.
– Ты считаешь, мне не следует встречаться с Грейсоном, потому что он, по-твоему, вспыльчив? – Наклонив голову, я прищуриваюсь. – Тебе не кажется, что это немного лицемерно?
Рассматривая меня еще несколько мгновений, он легко вздыхает и еле заметно закатывает глаза. Потом отводит взгляд и качает головой, ухватив себя за загривок и глядя куда-то в сторону. Наконец, медленно повернувшись ко мне, снова скрещивает руки и смотрит в пол.
– Он ударил тебя? – произносит он без всякого выражения. Голова его понурена, но он глядит на меня сквозь ресницы. – Он хоть раз ударил тебя?
Вот опять, изменив манеру поведения, он заставляет меня быть смирной.
– Нет, – тихо отвечаю я. – Нет и нет. Я же говорила… это просто случайность.
Ни слова не добавляя, мы смотрим друг на друга, пока не раздается звонок на обед второй смены и коридор не заполняется учениками. Я первая отрываю от него взор и, не оглядываясь, возвращаюсь в кафетерий.
Среда, 29 августа 2012 года
6 часов 15 минут
Я бегаю по утрам уже три года. Не помню ни с чего это началось, ни что меня привлекло и заставило регулярно бегать. Наверное, дело в изоляции от сверстников. Я стараюсь не придавать этому большого значения, но поневоле завидуешь тому, как школьники общаются в Интернете. Еще несколько лет назад без этого можно было обойтись, но сейчас отсутствие доступа приравнивается к социальному суициду. Впрочем, мне наплевать на чужое мнение.
Не стану отрицать, мне дико хотелось поискать в Сети сведения о Холдере. Раньше, когда возникала нужда узнать что-то о людях, мы с Сикс пользовались Интернетом у нее дома. Но сейчас Сикс совершает трансатлантический полет и ее не попросишь. Поэтому я просто сижу на кровати и размышляю о том, правда ли он такой скверный, как явствует из его репутации. Интересно, так ли он действует на других девчонок, как на меня? Кто его родители, есть ли у него брат или сестра, встречается ли он с кем-то? Не понимаю, почему он с первой нашей встречи старается нагнать на меня страху. Неужели он всегда такой сердитый? И всегда ли он такой милый, когда не дурит? Мне очень не нравится, что в нем соседствуют эти крайности и нет золотой середины. Было бы приятно увидеть уравновешенную сторону его натуры. Интересно, бывает ли у него вообще промежуточное состояние? И я продолжаю размышлять… потому что это все, на что я способна. Молча думаю о безнадежном парне, которому как-то удалось занять все мои мысли. И мне никак не отрешиться от этих дурацких дум.
Выйдя из транса, я надеваю кроссовки. Слава богу, наша вчерашняя стычка в коридоре так ничем и не закончилась. Поэтому сегодня он со мной не побежит, и я испытываю облегчение. Мне надо просто побыть одной. Правда, не знаю зачем. Буду размышлять.
О нем.
Открыв окно спальни, я вылезаю наружу. Для этого утреннего часа темнее, чем обычно. Я поднимаю голову и вижу, что небо затянуто облаками – в полном согласии с моим настроением. Определяю направление движения облаков и всматриваюсь, пытаясь понять, хватит ли у меня времени побегать до того, как небеса разверзнутся.
– Ты всегда вылезаешь из окна или просто надеялась скрыться от меня?
Я оборачиваюсь на звук его голоса. Он стоит на обочине в шортах и кроссовках. Сегодня без футболки.
Черт побери!
– Если бы я пыталась скрыться, то просто осталась бы в постели.
Я уверенно подхожу к нему, стараясь не показывать, что его вид приводит меня в крайнее возбуждение. Какая-то небольшая часть моего существа разочарована его появлением, но в целом я до смешного счастлива. Я прохожу мимо и сажусь на тротуар для разминки. Вытягиваю ноги и наклоняюсь вперед, ухватившись руками за кроссовки и прижимая голову к коленям – отчасти для растяжки мышц, а в основном – чтобы не смотреть на него.
– Я не знал, придешь ты или нет. – Он опускается на тротуар и занимает место передо мной.
Я поднимаюсь и смотрю на него:
– Почему бы мне не прийти? Проблемы-то не у меня. Кроме того, дорога общая.
Сама не знаю с чего, но я чуть не набрасываюсь на него.
Он вновь вперяет в меня пристальный взгляд, который почему-то лишает меня дара речи. Это настолько вошло у него в привычку, что мне хочется дать этому название. Словно он гипнотизирует меня, пока молча размышляет с намеренно отсутствующим видом. Я не встречала никого, кто вкладывал бы столько значения в свои слова. То, как он дает мысли проникнуть в сознание, пока подготавливает ответ, создает ощущение того, что слов не хватает и он хочет воспользоваться лишь самыми необходимыми.
Я перестаю разминаться и поворачиваюсь к нему, не желая отступаться от поединка взглядов. Я не позволю ему отрабатывать на мне эти уловки Джедая, хотя самой очень хочется проделать с ним то же. Он совершенно непредсказуем, и понять его невозможно. Это выводит меня из себя.
Он вытягивает ноги в мою сторону:
– Дай руки. Мне тоже надо размяться.
Холдер сидит, протянув ко мне руки, словно мы собираемся играть в ладушки. Проедь сейчас кто-нибудь мимо, воображаю, какие пошли бы сплетни. Одна только мысль об этом смешит меня. Я хватаюсь руками за его протянутые ко мне ладони, и он начинает тащить меня к себе. Потом тащу я, а он растягивается, подаваясь вперед, но при этом не смотрит вниз, а гипнотизирует меня упорным изнуряющим взором.
– Кстати, для сведения, – говорит он. – Вчера проблемы были не у меня.
Я начинаю тянуть его сильней – скорее от злости, чем из желания помочь ему размяться.
– На меня намекаешь?
– А разве нет?
– Поясни. Не люблю неопределенности.
Он раздражающе смеется:
– Скай, есть одна вещь, которую тебе следует знать обо мне: я стараюсь избежать неопределенности. Я обещал всегда быть честным с тобой, а для меня неопределенность – то же вранье. – Он тянет мои руки к себе и отклоняется.
– Ты выразился довольно неопределенно, – замечаю я.
– А ты ни разу не задала мне вопроса. Я уже говорил: если хочешь что-то узнать, просто спроси. Ты вроде думаешь, что знаешь меня, но сама никогда ни о чем не спрашивала.
– Я тебя не знаю.
Он снова смеется и качает головой, потом отпускает мои руки:
– Ладно, неважно. – Он встает и идет прочь.
– Постой. – Я поднимаюсь с асфальта и устремляюсь за ним. Если кому и следует сердиться, так это мне. – Что я такого сказала? Что я тебя не знаю? Почему ты опять злишься?
Он останавливается и оборачивается, потом делает пару шагов в мою сторону:
– Я думал, пообщавшись с тобой последнее время, могу рассчитывать на чуть иное твое отношение в школе. У тебя была масса возможностей спросить меня о чем угодно, но ты почему-то веришь всяким слухам. Надо быть объективнее, потому что и тебя сплетни не обошли стороной.
Меня сплетни не обошли стороной? Если он надеется набрать очки, имея со мной нечто общее, то глубоко заблуждается.
– Так вот в чем дело? Ты решил, что распутная новая девчонка проникнется симпатией к придурку, который терпеть не может геев?
Он со стоном запускает пятерню в волосы:
– Не надо, Скай.
– Что не надо? Называть тебя придурком, который терпеть не может геев? Ладно. Давай придерживаться твоей тактики честности. Избил в прошлом году того пацана, после чего тебя отправили в колонию для несовершеннолетних? Или нет?
Он упирает руки в бока и качает головой, потом бросает на меня разочарованный взгляд:
– Когда я сказал «не надо», то имел в виду, что ты оскорбляешь не меня, а себя. – Он делает шаг вперед, подойдя ко мне почти вплотную. – Да, я избил этого подонка чуть не до полусмерти, и стой он сейчас передо мной, сделал бы то же самое.
Его глаза выражают неподдельный гнев, и я так напугана, что ни о чем больше не спрашиваю. Да, он честен, но его ответы ужасают меня ничуть не меньше, чем вопросы, которые я собиралась задать. Мы одновременно отступаем друг от друга на шаг и умолкаем. Непонятно, как мы дошли до этой точки.
– Я не хочу с тобой бегать сегодня, – говорю я.
– Я тоже.
При этом мы оба поворачиваем в противоположные стороны: он к своему дому, а я к окну. Мне даже не хочется бежать одной.
Я забираюсь в окно, и сразу начинается ливень. На миг мне становится жаль его. Ведь ему надо мчаться домой. Но только на миг, ибо судьба коварна и в данный момент она явно не благоволит к Холдеру. Я закрываю окно и подхожу к кровати. Сердце мое бьется так сильно, словно я только что пробежала три мили. Но на сей раз причина в том, что я в ярости.
С этим парнем я познакомилась пару дней назад, но за всю жизнь столько не спорила. Можно было сложить все наши с Сикс споры за последние четыре года, и это не шло ни в какое сравнение с последними сорока восемью часами в обществе Холдера. Я вообще не понимаю, почему он так заводится. Наверное, после сегодняшнего утра образумится.
Я беру с ночного столика конверт и вскрываю. Откинувшись на подушку, начинаю читать письмо Сикс в надежде побороть хаос, царящий в голове.
11 часов 20 минут
Следующие несколько дней в школе не отличаются от первых двух. Сплошная драма. Похоже, мой шкафчик превратился в скопище похабных записочек и угрожающих писем, но я ни разу не видела авторов. Совершенно не понимаю, какой прок человеку делать такие вещи, если он даже не признается в этом. Вот, например, записка, прилепленная с утра: «Шлюха».
Да неужели? Где творчество? И почему нет фабулы? Не помешали бы подробности. Если уж мне каждый день приходится читать этот бред, то можно было, по крайней мере, сделать его занятным. Случись мне пасть так низко и оставить на чьем-то шкафчике анонимку, я хотя бы не поленилась развеселить адресата. Я написала бы нечто вроде: «Не пойму, как ты вчера оказалась в постели со мной и моим бойфрендом. И мне совсем не понравилось, как ты втирала массажное масло в мои дыни. Шлюха».
Я смеюсь. Это так странно – громко смеяться над собственными мыслями. Я оглядываюсь по сторонам – в коридоре никого, кроме меня. Вместо того чтобы сорвать со шкафчика записки, я достаю ручку и придаю им более художественный вид. Веселись, прохожий.
– Как вчерашний тест на беговой дорожке? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами:
– Я не пошла.
– Угу, знаю.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Потому что, прежде чем поверить чему-то, предпочитаю выяснить это у тебя, – со смехом отвечает он. – Почему не пошла?
Я снова пожимаю плечами.
– Что за дерганье плечами? У тебя нервный тик?
– Я еще не готова влиться в команду. Может быть, потом.
Он хмурится:
– Ну, во-первых, бег на беговой дорожке – занятие не групповое. Во-вторых, я думал, ты поступила в школу из-за факультативных занятий.
– Вообще-то, я не знаю, зачем я здесь, – признаюсь я. – Может быть, знакомство с худшими проявлениями человеческой натуры поможет мне адаптироваться к реальному миру. Чтобы не было сильного шока.
Он нацеливает на меня стебель сельдерея и поднимает бровь:
– Справедливо. Постепенное знакомство с опасностями, которые таит в себе общество, поможет смягчить удар. Нельзя выпускать тебя в дикую природу после изнеженной жизни в зоопарке.
– Милая аналогия.
Подмигнув, он откусывает от стебля:
– Кстати, об аналогиях. Что творится с твоим шкафчиком? Он весь покрыт сексуальными аналогиями и метафорами.
– Тебе понравилось? – смеюсь я. – Быстро не вышло, но это был творческий порыв.
Он кивает:
– Мне вот это понравилось: «Ты такая шлюха, что трахнула даже мормона Брекина».
Я качаю головой:
– Не могу приписать себе авторство этого шедевра. Это оригинал. Но смешно, правда? Особенно после того, как я их немного подправила.
– Ну, – говорит он, – записок там больше нет. Я только что видел, как Холдер срывает их.
Подняв на него глаза, я обнаруживаю, что он опять лукаво ухмыляется. Наверное, в том и заключался секрет.
– Странно.
Интересно, зачем это Холдеру? С последнего разговора мы не бегаем вместе. Да и вообще не общаемся. На первом уроке он сидит на другом конце класса, и в течение всего дня, за исключением обеда, я его не вижу. Но и там он садится подальше, с друзьями. Я полагала, что наши отношения зашли в тупик и мы стараемся избегать друг друга, но, пожалуй, ошиблась.
– Можно спросить тебя кое о чем? – произносит Брекин. – (Я снова пожимаю плечами – в основном чтобы подразнить его.) – А правда то, что о нем говорят? О его характере? И о его сестре?
Я стараюсь не показать, что о сестре слышу впервые.
– Не знаю. Могу сказать только, что он наводит на меня страх и я больше не хочу с ним общаться.
Мне очень хочется спросить о сестре, но невозможно предугадать, в каких ситуациях проявится мое упрямство. Почему-то одна из них – сбор сведений о Дине Холдере.
– Привет, – произносит голос у меня за спиной.
Он оставляет меня совершенно равнодушной, и это, конечно, не Холдер. Едва я успеваю обернуться, как Грейсон уже перекидывает ногу через скамью и садится рядом:
– Ты занята после школы?
Я макаю стебель сельдерея в салатную приправу «Ранчо» и откусываю:
– Возможно.
Грейсон качает головой:
– Неправильный ответ. После уроков буду ждать тебя у твоей машины.
Я не успеваю ничего возразить, он уже встает и уходит. Брекин глупо ухмыляется.
Я лишь пожимаю плечами.
Грейсон же верен слову и ждет у машины, облокотившись на дверь с водительской стороны.
– Привет, Принцесса, – говорит он.
Не знаю, в чем тут дело – в звуке его голоса или в том, что он наградил меня прозвищем, но я внутренне сжимаюсь. Подойдя к нему, прислоняюсь к машине рядом с ним:
– Больше не называй меня Принцессой. Никогда.
Он со смехом встает передо мной и хватает за руку:
– Отлично. Как насчет Красотки?
– Как насчет того, чтобы называть меня просто Скай?
– Ну почему ты все время сердишься?
Он тянется, сжимает мои щеки в ладонях и целует меня. Я неохотно позволяю – в основном потому, что он вроде как заслужил это, поскольку ему целый месяц пришлось меня терпеть. Правда, он не заслуживает всего набора ответных милостей, поэтому через несколько мгновений я отстраняюсь:
– Чего ты хочешь?
Обвив руками за талию, он привлекает меня к себе:
– Тебя. – Он принимается целовать меня в шею, но я отталкиваю его. – Что?
– Ты тормоз? Грейсон, я же сказала, что не собираюсь спать с тобой. И не пытаюсь, как всякие разные, заигрывать, чтобы ты бегал за мной. Ты хочешь чего-то большего, а я не хочу, поэтому будем считать, что мы зашли в тупик.
Он смотрит на меня, затем со вздохом привлекает к себе и обнимает:
– Мне не надо большего, Скай. Хорошо и так. Я не буду давить на тебя. Просто мне нравится приходить к тебе в гости, и я хочу прийти завтра вечером. – Он пытается очаровать меня своей сексуальной ухмылкой. – Перестань злиться, иди ко мне. – И он опять целует меня в губы.
Я рассержена, но когда наши губы сливаются в поцелуе, мое раздражение поневоле притупляется из-за охватывающего меня оцепенения. Только поэтому я позволяю ему целовать себя. Он прижимает меня к машине и запускает пальцы мне в волосы, потом осыпает поцелуями шею. Прислонясь головой к машине, я вскидываю руку за его спиной, чтобы посмотреть на часы. Карен уехала по делам за город, и мне предстоит отправиться в магазин, чтобы восполнить запасы сладкого на выходные. Не знаю, сколько еще он намерен лапать меня, но мысль о мороженом становится совершенно нестерпимой. Закатив глаза, я роняю руку. Внезапно у меня начинает бешено колотиться сердце, перехватывает дыхание, и я чувствую все то, что и должна испытывать девушка, когда ее целует горячий парень. Только это реакция не на того сердцееда, который сейчас покрывает меня поцелуями. А на того, что сердито взирает на меня с другого конца парковки.
Я со вздохом прижимаюсь спиной к шкафчику, опустив глаза в пол.
– Ты знаешь, – отвечаю.
Мне совсем не хочется ворошить его прошлое.
Холдер подходит ко мне на шаг и упирается рукой в шкафчик рядом с моей головой, потом близко наклоняется ко мне. Я поднимаю на него глаза и встречаюсь с его пристальным взглядом.
– Нет, не знаю. Ты все ходишь вокруг да около этой темы, будто боишься. Скажи наконец.
Смотрю на него и чувствую, что попалась. В груди нарастает та же тревога, которая осталась у меня после нашей первой встречи.
– Я наслышана о твоих подвигах, – отрывисто говорю я. – Знаю, что ты избил парня и тебя отправили в колонию. И что за два дня нашего знакомства ты три раза до смерти меня напугал. И поскольку мы стараемся быть честными, я знаю также, что интересовался ты мной, наверное, потому, что слышал о моей репутации. Только поэтому и пытаешься за мной приударить. Жаль тебя разочаровывать, но я не собираюсь с тобой трахаться. Не думай, что между нами произойдет что-то помимо того, что есть. Мы вместе бегаем. И это все.
Он сжимает губы, но выражение лица не меняется. Потом опускает руку и отступает назад, и я с облегчением вздыхаю. Не понимаю, почему всякий раз, как он приближается ко мне, у меня перехватывает дыхание. В особенности озадачивает то, что мне нравится это чувство.
Я прижимаю книги к груди и начинаю протискиваться мимо него, когда чья-то рука обнимает меня за талию и оттаскивает от Холдера. Я озираюсь и вижу Грейсона, который, продолжая меня придерживать, оглядывает Холдера с головы до пят.
– Холдер, – холодно произносит Грейсон. – А я и не знал, что ты вернулся.
Холдер не обращает на Грейсона никакого внимания. Продолжая пристально смотреть на меня, он на миг переводит взгляд на руку Грейсона, сжимающую мой бок. Еле заметно кивнув, он улыбается, словно до него что-то дошло, после чего снова встречается со мной взглядом.
– Да, вернулся, – отрывисто произносит он, не глядя на Грейсона.
Что происходит, черт подери? Откуда взялся Грейсон и почему он обнимает меня, будто пытается закрепить свои права?
Холдер отводит глаза и поворачивается, чтобы уйти, но вдруг резко останавливается и снова бросает на меня взгляд.
– Отбор на беговую дорожку будет в четверг после занятий, – сообщает он. – Приходи. – Потом уходит.
Жаль, что Грейсон остается.
– Ты занята в субботу? – шепчет на ухо Грейсон, привлекая меня к себе.
Я толкаю его в грудь, пытаясь отстраниться.
– Перестань, – раздраженно заявляю я. – По-моему, в выходные ты мог бы уразуметь мое отношение.
Я захлопываю дверь шкафчика и ухожу прочь, удивляясь тому, что всю жизнь мне удавалось обойтись без драм, а вот событий последних двух дней хватило бы на целую книгу.
* * *
Брекин садится против меня и передает банку с газировкой:– Кофе не было, но я отыскал кофеин.
– Спасибо, мой самый лучший друг на всем белом свете, – улыбаюсь я.
– Не благодари, у меня дурные намерения. Я собираюсь подкупить тебя, чтобы выведать интимные подробности.
Я со смехом открываю банку:
– Боюсь разочаровать, потому что у меня нет интимной жизни.
Он с ухмылкой откупоривает свою:
– Ох, сомневаюсь. Посмотри, как пялится на тебя плохой парень. – И он кивает вправо.
Через три стола от нас сидит Холдер и пристально смотрит на меня. Он сейчас в компании ребят из футбольной команды, которые, похоже, рады его возвращению. Похлопывая его по спине, они говорят наперебой, не замечая даже, что он не участвует в разговоре. Не сводя с меня глаз, он отпивает из бутылки с водой. Потом резко опускает ее на стол, кивает направо и встает. Я смотрю туда же и вижу выход из кафетерия. Ожидая, что я пойду за ним, он направляется туда.
– Ха! – говорю я скорей себе, чем Брекину.
– Ага. Ха. Иди узнай, какого черта ему надо, потом расскажешь.
Я отпиваю газировки и ставлю банку на стол:
– Слушаюсь, сэр.
Чувствуя, что сердце уходит в пятки, я встаю и иду за Холдером. Можно притворяться перед Брекином, но мне, черт возьми, никак с собой не совладать.
Холдер впереди в нескольких футах. Он распахивает двери, выходит, и те захлопываются. Дойдя до них, я на секунду останавливаюсь, прежде чем толкануть их в коридор. Ох, как я боюсь разговора с ним!
Я оглядываюсь по сторонам, но не вижу его. Дойдя до конца ряда шкафчиков, заворачиваю за угол. Он стоит со сложенными на груди руками, привалившись спиной к одному, согнув колено и упираясь ступней в шкафчик. Не пытаясь скрыть гнев, который сверкает в его младенчески голубых глазах, он сверлит меня взглядом:
– Ты что, встречаешься с Грейсоном?
Я закатываю глаза и, подойдя к шкафчикам напротив, прислоняюсь к ним. Я и в самом деле начинаю уставать от перепадов его настроения.
– А это важно?
Какое ему вообще до этого дело? Он выдерживает многозначительную паузу, предшествующую, как я заметила, почти всем его высказываниям.
– Он придурок.
– Ты иногда тоже, – быстро говорю я, в отличие от него не задерживаясь с ответом.
– Он тебе не компания.
Я нарочито громко смеюсь.
– А ты? – парирую я.
Если бы мы вели счет, сейчас тот был бы два – ноль в мою пользу.
Он опускает руки и поворачивается лицом к шкафчикам, ударяя по одному из них ладонью. Звук разносится по всему коридору, заставляя меня поежиться.
– Не приплетай меня к этому, – вновь поворачиваясь ко мне, произносит он. – Речь о Грейсоне, не обо мне. Тебе не следует с ним встречаться. Ты понятия не имеешь, что это за тип.
Я смеюсь. Не потому, что Холдер смешной… а потому, что такой серьезный. Парень, которого я совершенно не знаю, всерьез пытается советовать мне, с кем встречаться, а с кем нет? Я раздраженно откидываю голову.
– Два дня, Холдер. Мы знакомы всего два дня. – Лягнув шкафчик у себя за спиной, я подхожу к нему. – За эти два дня я столкнулась с пятью сторонами твоей натуры, и только одна показалась мне привлекательной. Сама мысль о том, что ты имеешь право высказываться обо мне и моих поступках, кажется мне абсурдной. Это просто нелепо.
Поигрывая желваками и скрестив руки на груди, Холдер смотрит на меня сверху вниз. Потом с вызовом шагает ко мне. У него такие строгие и холодные глаза, что я начинаю подозревать шестую грань его натуры – властную и собственническую.
– Мне он не нравится. А когда я вижу подобные вещи… – Он подносит руку к моему лицу и осторожно проводит пальцами по заметному синяку под глазом. – А потом замечаю, как он лапает тебя… Извини, если получается нелепо.
От прикосновения к скуле кончиков его пальцев у меня перехватывает дыхание. Я борюсь с желанием закрыть глаза и прильнуть к его ладони – и побеждаю. Я пытаюсь выработать иммунитет к этому парню. Как бы то ни было, но такова моя новая задача.
Уклоняясь от его руки, я делаю шаг в сторону. Он сжимает пальцы в кулак и опускает.
– Ты считаешь, мне не следует встречаться с Грейсоном, потому что он, по-твоему, вспыльчив? – Наклонив голову, я прищуриваюсь. – Тебе не кажется, что это немного лицемерно?
Рассматривая меня еще несколько мгновений, он легко вздыхает и еле заметно закатывает глаза. Потом отводит взгляд и качает головой, ухватив себя за загривок и глядя куда-то в сторону. Наконец, медленно повернувшись ко мне, снова скрещивает руки и смотрит в пол.
– Он ударил тебя? – произносит он без всякого выражения. Голова его понурена, но он глядит на меня сквозь ресницы. – Он хоть раз ударил тебя?
Вот опять, изменив манеру поведения, он заставляет меня быть смирной.
– Нет, – тихо отвечаю я. – Нет и нет. Я же говорила… это просто случайность.
Ни слова не добавляя, мы смотрим друг на друга, пока не раздается звонок на обед второй смены и коридор не заполняется учениками. Я первая отрываю от него взор и, не оглядываясь, возвращаюсь в кафетерий.
Среда, 29 августа 2012 года
6 часов 15 минут
Я бегаю по утрам уже три года. Не помню ни с чего это началось, ни что меня привлекло и заставило регулярно бегать. Наверное, дело в изоляции от сверстников. Я стараюсь не придавать этому большого значения, но поневоле завидуешь тому, как школьники общаются в Интернете. Еще несколько лет назад без этого можно было обойтись, но сейчас отсутствие доступа приравнивается к социальному суициду. Впрочем, мне наплевать на чужое мнение.
Не стану отрицать, мне дико хотелось поискать в Сети сведения о Холдере. Раньше, когда возникала нужда узнать что-то о людях, мы с Сикс пользовались Интернетом у нее дома. Но сейчас Сикс совершает трансатлантический полет и ее не попросишь. Поэтому я просто сижу на кровати и размышляю о том, правда ли он такой скверный, как явствует из его репутации. Интересно, так ли он действует на других девчонок, как на меня? Кто его родители, есть ли у него брат или сестра, встречается ли он с кем-то? Не понимаю, почему он с первой нашей встречи старается нагнать на меня страху. Неужели он всегда такой сердитый? И всегда ли он такой милый, когда не дурит? Мне очень не нравится, что в нем соседствуют эти крайности и нет золотой середины. Было бы приятно увидеть уравновешенную сторону его натуры. Интересно, бывает ли у него вообще промежуточное состояние? И я продолжаю размышлять… потому что это все, на что я способна. Молча думаю о безнадежном парне, которому как-то удалось занять все мои мысли. И мне никак не отрешиться от этих дурацких дум.
Выйдя из транса, я надеваю кроссовки. Слава богу, наша вчерашняя стычка в коридоре так ничем и не закончилась. Поэтому сегодня он со мной не побежит, и я испытываю облегчение. Мне надо просто побыть одной. Правда, не знаю зачем. Буду размышлять.
О нем.
Открыв окно спальни, я вылезаю наружу. Для этого утреннего часа темнее, чем обычно. Я поднимаю голову и вижу, что небо затянуто облаками – в полном согласии с моим настроением. Определяю направление движения облаков и всматриваюсь, пытаясь понять, хватит ли у меня времени побегать до того, как небеса разверзнутся.
– Ты всегда вылезаешь из окна или просто надеялась скрыться от меня?
Я оборачиваюсь на звук его голоса. Он стоит на обочине в шортах и кроссовках. Сегодня без футболки.
Черт побери!
– Если бы я пыталась скрыться, то просто осталась бы в постели.
Я уверенно подхожу к нему, стараясь не показывать, что его вид приводит меня в крайнее возбуждение. Какая-то небольшая часть моего существа разочарована его появлением, но в целом я до смешного счастлива. Я прохожу мимо и сажусь на тротуар для разминки. Вытягиваю ноги и наклоняюсь вперед, ухватившись руками за кроссовки и прижимая голову к коленям – отчасти для растяжки мышц, а в основном – чтобы не смотреть на него.
– Я не знал, придешь ты или нет. – Он опускается на тротуар и занимает место передо мной.
Я поднимаюсь и смотрю на него:
– Почему бы мне не прийти? Проблемы-то не у меня. Кроме того, дорога общая.
Сама не знаю с чего, но я чуть не набрасываюсь на него.
Он вновь вперяет в меня пристальный взгляд, который почему-то лишает меня дара речи. Это настолько вошло у него в привычку, что мне хочется дать этому название. Словно он гипнотизирует меня, пока молча размышляет с намеренно отсутствующим видом. Я не встречала никого, кто вкладывал бы столько значения в свои слова. То, как он дает мысли проникнуть в сознание, пока подготавливает ответ, создает ощущение того, что слов не хватает и он хочет воспользоваться лишь самыми необходимыми.
Я перестаю разминаться и поворачиваюсь к нему, не желая отступаться от поединка взглядов. Я не позволю ему отрабатывать на мне эти уловки Джедая, хотя самой очень хочется проделать с ним то же. Он совершенно непредсказуем, и понять его невозможно. Это выводит меня из себя.
Он вытягивает ноги в мою сторону:
– Дай руки. Мне тоже надо размяться.
Холдер сидит, протянув ко мне руки, словно мы собираемся играть в ладушки. Проедь сейчас кто-нибудь мимо, воображаю, какие пошли бы сплетни. Одна только мысль об этом смешит меня. Я хватаюсь руками за его протянутые ко мне ладони, и он начинает тащить меня к себе. Потом тащу я, а он растягивается, подаваясь вперед, но при этом не смотрит вниз, а гипнотизирует меня упорным изнуряющим взором.
– Кстати, для сведения, – говорит он. – Вчера проблемы были не у меня.
Я начинаю тянуть его сильней – скорее от злости, чем из желания помочь ему размяться.
– На меня намекаешь?
– А разве нет?
– Поясни. Не люблю неопределенности.
Он раздражающе смеется:
– Скай, есть одна вещь, которую тебе следует знать обо мне: я стараюсь избежать неопределенности. Я обещал всегда быть честным с тобой, а для меня неопределенность – то же вранье. – Он тянет мои руки к себе и отклоняется.
– Ты выразился довольно неопределенно, – замечаю я.
– А ты ни разу не задала мне вопроса. Я уже говорил: если хочешь что-то узнать, просто спроси. Ты вроде думаешь, что знаешь меня, но сама никогда ни о чем не спрашивала.
– Я тебя не знаю.
Он снова смеется и качает головой, потом отпускает мои руки:
– Ладно, неважно. – Он встает и идет прочь.
– Постой. – Я поднимаюсь с асфальта и устремляюсь за ним. Если кому и следует сердиться, так это мне. – Что я такого сказала? Что я тебя не знаю? Почему ты опять злишься?
Он останавливается и оборачивается, потом делает пару шагов в мою сторону:
– Я думал, пообщавшись с тобой последнее время, могу рассчитывать на чуть иное твое отношение в школе. У тебя была масса возможностей спросить меня о чем угодно, но ты почему-то веришь всяким слухам. Надо быть объективнее, потому что и тебя сплетни не обошли стороной.
Меня сплетни не обошли стороной? Если он надеется набрать очки, имея со мной нечто общее, то глубоко заблуждается.
– Так вот в чем дело? Ты решил, что распутная новая девчонка проникнется симпатией к придурку, который терпеть не может геев?
Он со стоном запускает пятерню в волосы:
– Не надо, Скай.
– Что не надо? Называть тебя придурком, который терпеть не может геев? Ладно. Давай придерживаться твоей тактики честности. Избил в прошлом году того пацана, после чего тебя отправили в колонию для несовершеннолетних? Или нет?
Он упирает руки в бока и качает головой, потом бросает на меня разочарованный взгляд:
– Когда я сказал «не надо», то имел в виду, что ты оскорбляешь не меня, а себя. – Он делает шаг вперед, подойдя ко мне почти вплотную. – Да, я избил этого подонка чуть не до полусмерти, и стой он сейчас передо мной, сделал бы то же самое.
Его глаза выражают неподдельный гнев, и я так напугана, что ни о чем больше не спрашиваю. Да, он честен, но его ответы ужасают меня ничуть не меньше, чем вопросы, которые я собиралась задать. Мы одновременно отступаем друг от друга на шаг и умолкаем. Непонятно, как мы дошли до этой точки.
– Я не хочу с тобой бегать сегодня, – говорю я.
– Я тоже.
При этом мы оба поворачиваем в противоположные стороны: он к своему дому, а я к окну. Мне даже не хочется бежать одной.
Я забираюсь в окно, и сразу начинается ливень. На миг мне становится жаль его. Ведь ему надо мчаться домой. Но только на миг, ибо судьба коварна и в данный момент она явно не благоволит к Холдеру. Я закрываю окно и подхожу к кровати. Сердце мое бьется так сильно, словно я только что пробежала три мили. Но на сей раз причина в том, что я в ярости.
С этим парнем я познакомилась пару дней назад, но за всю жизнь столько не спорила. Можно было сложить все наши с Сикс споры за последние четыре года, и это не шло ни в какое сравнение с последними сорока восемью часами в обществе Холдера. Я вообще не понимаю, почему он так заводится. Наверное, после сегодняшнего утра образумится.
Я беру с ночного столика конверт и вскрываю. Откинувшись на подушку, начинаю читать письмо Сикс в надежде побороть хаос, царящий в голове.
Скай!Я складываю письмо, но не плачу. Она бы не одобрила, хотя сама написала душещипательное письмо. Я протягиваю руку к ночному столику и вынимаю из ящика сотовый, ее подарок. У меня там уже два пропущенных сообщения.
Надеюсь, когда ты будешь это читать (знаю, что сразу не прочтешь), я уже успею безумно влюбиться в итальянца и перестану о тебе думать.
Но я знаю, что ничего у меня не получится, поскольку все время буду думать о тебе.
Я буду вспоминать о всех наших вечерах с мороженым, фильмами и мальчишками. Но больше всего я буду думать о тебе и о том, за что люблю тебя.
Вот, например. Мне нравится, что ты терпеть не можешь прощаться и не выносишь всякие там эмоции, потому что я тоже их не терплю. Мне нравится, что ты всегда начинаешь с шарика земляничного и ванильного мороженого, потому что знаешь, как я люблю шоколад, хотя ты тоже его любишь. Мне нравится, что в тебе нет глупой застенчивости, несмотря на то что ты оторвана от общества и даже аманиты кажутся тебе модными.
Но больше всего мне нравится, что ты не судишь меня. Мне нравится, что за последние четыре года ты ни разу не спросила меня о том, как я выбираю себе кавалеров, и никогда не упрекала в отсутствии чувства долга. Можно было бы сказать, что не тебе меня судить, потому что ты тоже грязная потаскушка. Но мы обе знаем, что это не так. Поэтому спасибо тебе за то, что ты такая великодушная подруга. Спасибо, что никогда не унижаешь меня и не считаешь себя лучше (хотя мы обе знаем, что так оно и есть). И, хотя я смеюсь над сплетнями о нас с тобой, меня убивает, когда о тебе говорят всякие гадости. Мне жаль, что так вышло. Но не очень, поскольку я знаю, что, будь у тебя выбор – быть потаскухой или добропорядочной девушкой, – ты переспала бы со всеми подряд. Потому что ты меня так любишь. И я бы тебе разрешила, потому что тоже очень тебя люблю.
И еще одно я обожаю в тебе – вот напишу и заткнусь, потому что я от тебя всего в шести футах и страшно хочется вылезти из окна и обнять тебя.
Мне нравится твой пофигизм. Здорово, что тебе наплевать на чужое мнение. Мне нравится, как ты умеешь сосредоточиться на своем будущем и посылаешь всех к чертям собачьим. Меня растрогало то, как ты, узнав, что я улетаю в Италию (а перед тем я уговорила тебя поступить в мою школу), просто улыбнулась и пожала плечами. А ведь многие закадычные подруги наверняка расстались бы. Я уехала, а тебе придется воплощать мою мечту, но ты даже не обругала меня за это.
Мне нравится, как (это последнее, клянусь) мы смотрели «Силы природы», где в конце Сандра Баллок уходит, и я вопила на телевизор за такой ужасный финал, ты лишь пожала плечами и сказала: «Это настоящее, Сикс. Нельзя злиться на реальную концовку. В жизни они бывают ужасны. Злиться надо на фальшивые хеппи-энды».
Я никогда этого не забуду, потому что ты была права. Я знаю, ты не собиралась преподавать мне урок, но преподала. Не все получается, как я хочу, и не все имеет счастливый конец. Реальная жизнь бывает отвратительна, надо просто научиться мириться с ней. Я буду стараться принимать ее с толикой твоей беззаботности и двигаться вперед.
Ну, ладно. Хватит об этом. Знай, что я буду очень скучать по моей самой лучшей подруге на всем белом свете. Надеюсь, до тебя дойдет, какая ты удивительная, а если нет, то я буду каждый день слать тебе эсэмэски, чтобы напомнить. Приготовься к тому, что следующие полгода я буду забрасывать тебя бесконечными занудными посланиями с изъявлениями любви и дружбы.
С любовью,
6
Я говорила тебе недавно, что ты потрясающая? Скучаю.Я улыбаюсь и пробую написать ей в ответ. Получается только с пятой попытки. Мне почти восемнадцать – и это моя первая эсэмэска? Можно попасть в Книгу рекордов Гиннесса.
Прошло уже два дня. Почему не отвечаешь? Хочу рассказать тебе о Лоренцо. Ты до отвращения умна.
Постараюсь привыкнуть к этим ежедневным изъявлениям любви. Не забывай напоминать, какая я красивая, какой у меня безупречный вкус к музыке и что я самая быстрая бегунья на свете. (Всего лишь несколько идей для начала.) Я тоже скучаю по тебе. Жду не дождусь узнать о Лоренцо, шлюшка ты этакая.Пятница, 31 августа 2012 года
11 часов 20 минут
Следующие несколько дней в школе не отличаются от первых двух. Сплошная драма. Похоже, мой шкафчик превратился в скопище похабных записочек и угрожающих писем, но я ни разу не видела авторов. Совершенно не понимаю, какой прок человеку делать такие вещи, если он даже не признается в этом. Вот, например, записка, прилепленная с утра: «Шлюха».
Да неужели? Где творчество? И почему нет фабулы? Не помешали бы подробности. Если уж мне каждый день приходится читать этот бред, то можно было, по крайней мере, сделать его занятным. Случись мне пасть так низко и оставить на чьем-то шкафчике анонимку, я хотя бы не поленилась развеселить адресата. Я написала бы нечто вроде: «Не пойму, как ты вчера оказалась в постели со мной и моим бойфрендом. И мне совсем не понравилось, как ты втирала массажное масло в мои дыни. Шлюха».
Я смеюсь. Это так странно – громко смеяться над собственными мыслями. Я оглядываюсь по сторонам – в коридоре никого, кроме меня. Вместо того чтобы сорвать со шкафчика записки, я достаю ручку и придаю им более художественный вид. Веселись, прохожий.
* * *
Брекин ставит свой поднос напротив моего и улыбается с видом, будто знает секрет, который мог бы меня заинтересовать. Если это очередная сплетня, то я пас.– Как вчерашний тест на беговой дорожке? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами:
– Я не пошла.
– Угу, знаю.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Потому что, прежде чем поверить чему-то, предпочитаю выяснить это у тебя, – со смехом отвечает он. – Почему не пошла?
Я снова пожимаю плечами.
– Что за дерганье плечами? У тебя нервный тик?
– Я еще не готова влиться в команду. Может быть, потом.
Он хмурится:
– Ну, во-первых, бег на беговой дорожке – занятие не групповое. Во-вторых, я думал, ты поступила в школу из-за факультативных занятий.
– Вообще-то, я не знаю, зачем я здесь, – признаюсь я. – Может быть, знакомство с худшими проявлениями человеческой натуры поможет мне адаптироваться к реальному миру. Чтобы не было сильного шока.
Он нацеливает на меня стебель сельдерея и поднимает бровь:
– Справедливо. Постепенное знакомство с опасностями, которые таит в себе общество, поможет смягчить удар. Нельзя выпускать тебя в дикую природу после изнеженной жизни в зоопарке.
– Милая аналогия.
Подмигнув, он откусывает от стебля:
– Кстати, об аналогиях. Что творится с твоим шкафчиком? Он весь покрыт сексуальными аналогиями и метафорами.
– Тебе понравилось? – смеюсь я. – Быстро не вышло, но это был творческий порыв.
Он кивает:
– Мне вот это понравилось: «Ты такая шлюха, что трахнула даже мормона Брекина».
Я качаю головой:
– Не могу приписать себе авторство этого шедевра. Это оригинал. Но смешно, правда? Особенно после того, как я их немного подправила.
– Ну, – говорит он, – записок там больше нет. Я только что видел, как Холдер срывает их.
Подняв на него глаза, я обнаруживаю, что он опять лукаво ухмыляется. Наверное, в том и заключался секрет.
– Странно.
Интересно, зачем это Холдеру? С последнего разговора мы не бегаем вместе. Да и вообще не общаемся. На первом уроке он сидит на другом конце класса, и в течение всего дня, за исключением обеда, я его не вижу. Но и там он садится подальше, с друзьями. Я полагала, что наши отношения зашли в тупик и мы стараемся избегать друг друга, но, пожалуй, ошиблась.
– Можно спросить тебя кое о чем? – произносит Брекин. – (Я снова пожимаю плечами – в основном чтобы подразнить его.) – А правда то, что о нем говорят? О его характере? И о его сестре?
Я стараюсь не показать, что о сестре слышу впервые.
– Не знаю. Могу сказать только, что он наводит на меня страх и я больше не хочу с ним общаться.
Мне очень хочется спросить о сестре, но невозможно предугадать, в каких ситуациях проявится мое упрямство. Почему-то одна из них – сбор сведений о Дине Холдере.
– Привет, – произносит голос у меня за спиной.
Он оставляет меня совершенно равнодушной, и это, конечно, не Холдер. Едва я успеваю обернуться, как Грейсон уже перекидывает ногу через скамью и садится рядом:
– Ты занята после школы?
Я макаю стебель сельдерея в салатную приправу «Ранчо» и откусываю:
– Возможно.
Грейсон качает головой:
– Неправильный ответ. После уроков буду ждать тебя у твоей машины.
Я не успеваю ничего возразить, он уже встает и уходит. Брекин глупо ухмыляется.
Я лишь пожимаю плечами.
* * *
Понятия не имею, о чем собирается говорить со мной Грейсон, но если он рассчитывает явиться ко мне завтра вечером, то нуждается в лоботомии. Я полна решимости до конца года завязать с парнями. Особенно если не с кем есть мороженое после ухода кавалера. Мороженое в обществе Сикс было единственным поводом для свидания.Грейсон же верен слову и ждет у машины, облокотившись на дверь с водительской стороны.
– Привет, Принцесса, – говорит он.
Не знаю, в чем тут дело – в звуке его голоса или в том, что он наградил меня прозвищем, но я внутренне сжимаюсь. Подойдя к нему, прислоняюсь к машине рядом с ним:
– Больше не называй меня Принцессой. Никогда.
Он со смехом встает передо мной и хватает за руку:
– Отлично. Как насчет Красотки?
– Как насчет того, чтобы называть меня просто Скай?
– Ну почему ты все время сердишься?
Он тянется, сжимает мои щеки в ладонях и целует меня. Я неохотно позволяю – в основном потому, что он вроде как заслужил это, поскольку ему целый месяц пришлось меня терпеть. Правда, он не заслуживает всего набора ответных милостей, поэтому через несколько мгновений я отстраняюсь:
– Чего ты хочешь?
Обвив руками за талию, он привлекает меня к себе:
– Тебя. – Он принимается целовать меня в шею, но я отталкиваю его. – Что?
– Ты тормоз? Грейсон, я же сказала, что не собираюсь спать с тобой. И не пытаюсь, как всякие разные, заигрывать, чтобы ты бегал за мной. Ты хочешь чего-то большего, а я не хочу, поэтому будем считать, что мы зашли в тупик.
Он смотрит на меня, затем со вздохом привлекает к себе и обнимает:
– Мне не надо большего, Скай. Хорошо и так. Я не буду давить на тебя. Просто мне нравится приходить к тебе в гости, и я хочу прийти завтра вечером. – Он пытается очаровать меня своей сексуальной ухмылкой. – Перестань злиться, иди ко мне. – И он опять целует меня в губы.
Я рассержена, но когда наши губы сливаются в поцелуе, мое раздражение поневоле притупляется из-за охватывающего меня оцепенения. Только поэтому я позволяю ему целовать себя. Он прижимает меня к машине и запускает пальцы мне в волосы, потом осыпает поцелуями шею. Прислонясь головой к машине, я вскидываю руку за его спиной, чтобы посмотреть на часы. Карен уехала по делам за город, и мне предстоит отправиться в магазин, чтобы восполнить запасы сладкого на выходные. Не знаю, сколько еще он намерен лапать меня, но мысль о мороженом становится совершенно нестерпимой. Закатив глаза, я роняю руку. Внезапно у меня начинает бешено колотиться сердце, перехватывает дыхание, и я чувствую все то, что и должна испытывать девушка, когда ее целует горячий парень. Только это реакция не на того сердцееда, который сейчас покрывает меня поцелуями. А на того, что сердито взирает на меня с другого конца парковки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента