Страница:
- Так, - согласился Риве.
- Почти невозможен, - заметил Гокер.
- Однако, - продолжал Эвил, - что, по-вашему, является самым лучшим материалом для укреплений?
- Камень конечно, - удивился вопросу Риве.
- Так вот, нет. Лучший материал крепости это не камень, не кирпич и не цемент, а земля. Когда ядро попадает в прочный твердый материал - камень, то он разлетается в острые осколки. Он разрушается. С землей подобного не происходит. Она "впитывает" в себя снаряд, и в лучшем случае немного разлетается, - Эвил нежно улыбнулся мягкому зимнему солнцу, подняв лицо, чтобы поймать его луч. - Грунт не ломается как камень. Укрепление из него можно легко восстановить. Наши батареи без труда разнесут все эти вековые башни и стены, со всей их толстой кладкой и со всеми их мифами о неприступности. Вот здесь мы расположим сорок восемь орудий. Теперь возвышенности, на которых стоит такой неприступный Тогерн. В ходе недавних боев мы ведь не просто так, не щадя людей овладели вражескими позициями на высотах по этому берегу. Сейчас вся наша артиллерия, которая, кстати, отчасти изготовлена в Рикане, - тут он с уважением посмотрел на своего новоиспеченного брата, - насчитывающая 294 орудия, направит свой огонь по вражеским укреплениям.
- Мы блокируем Тогерн, мы разрушим его стены артиллерийским огнем, но на это нужно время!
- У нас есть время, неприятель выиграл его для нас. Риканский канцлер думал, что мы увязнем зимовать под этими стенами, а мы возьмем их еще до весны и снова выиграем войну. Думаю можно попробовать подвести подкоп под некоторые участки стены. Это может дать хороший результат.
- Тихая сапа? - удивился Риве. - Зимой?
- Да тихая сапа, - продолжал Эвил, - зима теплая, влажность низкая, мы подведем несколько подкопов под стены крепости и взорвем их. Вместе с огнем артиллерии защита будет сокрушена. На этом берегу предлагаю сосредоточить большую часть артиллерии и начать подвод двух подкопов в местах не совпадающих с точками артобстрела. Другой берег отдадим нашим саперам целиком. Там нет ни одного холма, и мы полностью в низине.
- Большая работа, вести мину под огнем, - заметил Гокер.
- На нашей стороне все силы природы и разума человека. Не так-то просто заложить контрмину, когда ты сидишь как идиот на холме, а под тебя копают. Конфуз. Зада не имеющая простого решения.
- В будущем мы должны строить свои крепости так, чтобы подобные штуки враги не могли проделывать с нами. Предлагаю располагать укрепления в искусственных низинах, и строить их не из твердых материалов, а из грунта, и только облицовку - рубашки - выкладывать из камня или кирпича, - предложил Мортис. - Нашей конфедерации такое нововведение будет очень полезным.
Эвил посмотрел на него с нескрываемой надеждой.
Осмотрев все четыре батареи, побывав в окопах, посоветовавшись с инженерами, как и где лучше вести подкопы, раздав распоряжения, Эвил Эви, как только разъехались генералы, обратился к своему родственнику:
- Вы превосходно выполнили все мои задания, вам удалось выбраться живым из всех трудных ситуаций. Я знаю, что вы не дворянин и уж совсем не богаты, хотя кое какие деньги вы смогли скопить на моей службе. Теперь вы мой родственник, это серьезное повышение, - усмехнулся он. - Более того, это беспрецедентное доверие, заслуженное доверие.
- Я благодарен, но все же ничего не понимаю, - не стал ничего скрывать Мортис.
- Это хорошо. Иначе как бы я заслужил ту добрую славу "Непредсказуемого". Вы умный, ловкий и в меру честный человек. Такое встречается не часто. Именно на таких людей я опираюсь в своих делах. Наш союз к весне упрочится, хотя некоторые склонны считать, что он расползется. Но, несмотря на все наши успехи, мы не сможем сокрушить Рикан.
- Иначе союз распадется.
- О, милый братец, вы даже еще умнее, чем я думал. Что же, буду откровенным до конца.
- Через неделю соберется союзный совет. Он изберет новое правительство. Это будет не просто очередное собрание провинций, нет, произойдет реформа. Вы поедете туда, а депутаты будут голосовать за вас. Через неделю вас назначат министром иностранных дел конфедерации. Готовьтесь! Кстати, по дороге побывайте в своих владениях, я передаю вам половину всех моих земель. Вы теперь богаты и знатны. Мортис, решивший минуту назад больше не удивляться, снова был поражен. Эвил почувствовал его радостное недоумение и был польщен.
- Вот необходимые бумаги. Вы свободны. Скорее собираетесь и выезжайте, там все уже знают, что вы мой брат. Дела, великие дела ждут вас.
Они расстались, Эвил обнял Мортиса как брата. Но если бы внимательный наблюдатель заглянул поглубже в глаза Эвила, то за кроткой слезой родственной преданности, он заметил бы и тонкую ниточку живого, хитрого юмора.
Полог шатра опустился.
- Ты служил мне честно, но я вроде совершил ошибку? Сейчас ты мне благодарен, но месяца через четыре ты начнешь плести против меня заговоры и всячески оттеснять меня с поста главы конфедерации, который война преподнесла мне. Но ты умный человек, Мортис, и ты любишь, и понимаешь умных людей. К тому же ты не особенно то страдаешь аристократизмом, золото для тебя дороже, чем земля и именно на тебя я и возложу свою миссию прогресса. Из тебя получится великий политик, и лет через двести я с удовольствием буду читать о твоих делах, в каком-нибудь местном учебнике истории, ведь через пол года меня уже здесь не будет.
Эвил сел за стол и погрузился в чтение сегодняшней почты.
Ночь была бурной и сейчас, когда уже приближался рассвет, Павел чувствовал, что за это короткое время многое изменилось в нем. До этого момента, казалось, он был гостем в этом мире, неким посетителем музея недозволенных редкостей, потом стал его жителем, но теперь, уже спустя многие месяцы работы, сперва на Перуло, затем здесь, и особенно после ночи с Реку, он почувствовал: этот мир стал его миром. Нет, он почувствовал больше. Он перестал быть собой и превратился во вселенную, теперь его домом было движение, теперь он был жизнью, а не щепкой в ее течение. Он хотел творить. Он любил и был счастлив.
- Ты необычный, - сказала она ему. - Знаешь, ведь большой смелости требует жажда попробовать быть с человеком не твоего времени. Ведь ты с Земли, там у вас еще корпоративный капитализм, вы еще очень далеко от нас в развитии, но ты необычный, в тебе как будто есть что-то особенное. Наверное, ты как раз из тех людей про кого Эвил говорит, что они сами без нашей помощи могут перевернуть мир и поэтому мы просто обязаны им помогать.
Павел улыбнулся и нежно прижал ее к себе. Она охватила его своими гибкими руками и поцеловала в грудь.
- Знаешь, Павел, ведь я общалась с разными мужчинами, из разных эпох. На Перуло, я работаю с цивилизацией на Южном континенте, то есть Нелерском, и, в общем, я вчера сильно удивилась, когда почувствовала всю твою силу. Нет, я не про физическую силу. Кому это нужно? Нет, я говорю о твоей эмоциональной силе. Мне сразу стало с тобой хорошо и спокойно.
Она еще сильнее прижалась к нему, потом потянулась и, ухватив его губы своими, едва коснувшись их, спряталась опять за его плечо. Павел был счастлив. Такого странного ощущения он не испытывал никогда.
- Откуда оно? - подумал он, но не желая сейчас искать ответа, решил:
- Черт его знает!
И вдруг со всей неожиданностью летнего дождя пришла мысль, простая как белизна снега и легкая как подхваченный ветром лист.
- Да все просто, я просто, совсем просто с этой девушкой, я никому ничем не обязан, я не должен никому ничего. Все будет так, как мы сами решим. Она не станет навязывать мне себя, напротив она будет свободна. Ведь Реку не привыкла думать, будто оказавшись рядом с мужчиной нужно связать с ним себя или, что еще хуже, навязать ему свои недостатки, как это постоянно делают женщины на Земле. Мы сделали выбор и выбрали друг друга и ничего больше мы не обязаны соблюдать. Долой дурацкие ритуалы, хватит нести бремя ненужных обрядов и делать всякую гадость, к которой принуждает нас общество. Да нас никто и не принуждает ни к чему. И именно поэтому мы сейчас вместе. Выбор свободных сердец.
- Угу, - сказала она, снова выглядывая из-за его плеча.
- Вчера мы были с Ноторимусомна берегу реки, там было полно детей. Это было для меня странно и интересно, я чувствовал, что ничего подобного прежде не замечал. Я смотрел на здешних детей и мне все больше нравились их отношения друг к другу. Я раньше вообще не обращал внимания на детей, даже думать о таких вещах мне было некогда.
- Ты просто обретаешь свободу. Удивляешься? Ты можешь теперь делать все, что считаешь нужным. Ты свободен. Где бы ты ни был ты свободен. Никого не слушай зря и знай: самое главное в жизни это делать то, что действительно приносит людям пользу. От этой пользы ты будешь лучше, лучше себе и лучше другим. А твое ощущение это гармония, ты вступаешь в равновесие, противоречия в твоей психике, и те, что были подавлены, благодаря вашему обществу, и те, что остро требовали своего разрешения, все они уже разрешены. Ты стоишь на новой ступени. Иди вперед. Преобразуй себя. Становись лучше для мира, чувствуй себя единым с разумом.
Павел слушал ее, затаив дыхание. Все это он уже давно чувствовал. С каждым днем в нем пробуждалось новое, но он не понимал что это. Он видел откуда это исходит, он испытывал всю тяжесть внутренней борьбы и ощущал, что больше уже не будет тем, кем два года назад он покинул Землю.
- Важное дело, - сказала Реку. - Так жить нельзя. Поменяем интерьер? Закрой глаза!
Но он не успел закрыть даже один глаз, так быстро все преобразилось вокруг. Комната в один миг стала другой. Исчезла вся обстановка в стиле барокко, даже огромная кровать вдруг растворилась в пространстве и теперь, окруженные цветом зеленого луга, укрытые чудесным летним небом, они лежали в каком-то совершенно новом душистом сне. Здесь было все: и щебет птиц, и шорох травы, и журчание ручья невдалеке. Одним словом, Павел чувствовал, что все вокруг настоящее. Тут было даже небо, бесконечно подымающееся в высь. Нежно обняв друг друга, радуясь своей любви, они смотрели в него. Им было удивительно хорошо.
Небо бывает разным, оно то пугает нас своей чернотой грозящей молниями и потоком воды, то притягивает наш взор своей нежной голубизной. В этот теплый день для них обоих небо казалось прозрачным. Оно не было настоящим, но какое это имеет значение, если счастье зависит только от людей. Было светло, прохладно и горячо одновременно. Это были чрезвычайно важные минуты. Именно в них Павел нашел то, что так долго искал - гармонию. Он впервые в жизни мог доверять человеку до конца, быть с ним одним существом и одним миром. Его ощущение счастья дополнилось теперь чувством глубокого понимания торжества природы. Прежде он всегда без охоты отправлялся в лес или к реке, не изменил он своих принципов и на Дюрране. Все это было в прошлом, новым отныне был каждый дюйм вселенной. И он с рвением был готов открывать его день за днем. Теперь любовь и природа, счастье и жизнь стали для него единым целым.
Павел снова уснул.
Когда он открыл глаза, Реку сидела и играла у него в носу тонкой травинкой. Он чихнул. Она засмеялась.
- Знаешь, Павел, - сказала она, - нужно скорее возвращаться к работе, я поговорила с доктором Ноторимусом, он согласился отпустить тебя. Там сейчас начинается серьезная борьба, ты должен быть там и я должна. Так что считай свой отпуск законченным...
Павел не стал слушать дальше. Обхватив Реку за талию, он притянул нежное, трепещущее юностью теле к себе. Их губы слились, и они остались вместе в этой траве еще несколько часов. Блаженство любить не знает ничего. Даже потом, в корабле, уединившись, они провели вместе все время. Это был сон. Сон наяву.
Часть 3. В риканских лабиринтах
Глава 1. Коронация
Таинство коронации риканского принца, которое все ждали, началось. Заполненный людьми город, уставший от казавшегося вечным напряжения прошлых лет, с трепетом ожидал бурного и безудержного веселья, яркого зрелища, ошеломительных церемоний, дармовых угощений и выпивки. Масса людей собралась посмотреть спектакль, о том, как государство обходится без них, выпить побольше дешевого вина и набить брюхо.
- Скорей бы уж начинали, - перекатывалась с нетерпением толпа.
Подобно бурному морю, загнанный в мертвые границы берегов, народ был защищен от права решать свою судьбу. Это были благовидные буржуа в своих лучших нарядах, скромные ремесленники, торговцы, бедные рабочие, подмастерья, совсем оборванные нищие и крестьяне. Он был зрителем.
Впереди, по древней традиции, шли представители церкви. Все в синем, черном и сером. Они несли священные книги, ветхие расшитые золотом знамена и протяжно пели. Временами они останавливались и произносили громкие восклицания, прославляя имя бога и милость будущего короля. Следующими в процессии двигались высшие государственные сановники. Они сыпали во все стороны оттесненной толпы золотую и серебряную монету. Дальше можно было видеть красивых мальчиков и девочек. Они, пронося большие украшенные бантами корзины, выхватывали из них горсти лепестков и усыпали ими путь принца. И только за тем можно было лицезреть будущего короля: он ехал в карете и махал народу рукой.
Ярко светило солнце. Блеск его лучей, отражаясь в роскоши шествия, слепил собравшихся зевак, и, поражая их ум не только всем великолепием, но и сами блеском звезды, заставлял прославлять корону. Плебс трепетал.
Богато украшенная золотом карета с королевским гербом медленно двигалась по оцепленной улице. Ее сопровождали еще несколько, менее роскошных, экипажей и конный конвой: рота жандармов с малиновыми султанами, блестевших посеребренными доспехами, и ротой великолепно одетых "красных драгун" в серебряных кирасах. Жандармы восседали на крупных черных лошадях, драгуны - ехали на белых. Позади шли бертейские и риканские гвардейцы, одетые также роскошно, как и их товарищи из оцепления. По случаю торжества на них были надеты зеленые камзолы с золотым шитьем. На марионах и кабасетах громоздились большие черные султаны. У офицеров сверкали расшитые золотом голубые вальтрапы .
Подъехав к собору Святого Пироно, где, веками происходили церемонии коронации, принц Мальв вышел из своей кареты и поднятый на скрещенных жандармами мечах был осыпан лепестками цветов и золотой монетой. Толпа пронзительно выкрикивала его имя. Затем, спустившись с этой импровизированной трибуны и получив приглашение войти в храм, принц, медленно, осыпая народ, золотом, серебром и надменными взглядами, и сам осыпаемый золотой пылью, под охраной бертецев взявших на караул, направился ко входу в святилище.
Принцу было около тридцати лет. Он имел нескладное сложение: у него были длинные худые руки и ноги, кривая несколько сгорбленная спина. Его походка демонстрировала неуверенность и осторожность. Лицо будущего монарха выглядело непривлекательным. Большие, торчащие в стороны уши, длинный нос и глубоко сидящие глаза, вперемешку с толстым крупнозубым ртом не делали его красавцем. Всех этих недостатков не могли искупить ни дорогие одежды, ни роскошный конвой, ни слова прославляющих его величие подданных. Принц мало кому мог понравиться.
- Да наш принц не особенно то красив, - заметила графиня Квития Риффи, обращаясь к стоявшей рядом с ней баронессе Булен, которая хотя и не была так же привлекательна, но все же слыла обольстительной.
Обе эти дамы, роскошно одетые с большими крупноперыми веерами, украшенными золотой штамповкой, производили на толпившихся за железным лесом алебард зевак странное впечатление. Вместо того чтобы приклониться и с почтением отнестись к столь знатным особам люди ворчали:
- Вот разрядились то, шлюхи поганые, небось, из-за их разврата наш король такой урод вырос...
- Мерзкие гадины, - ворчала толстая торговка.
- Да чего вы мамаша так на этих дамочек?
- Ты сам то кто!
Люди спорили, ругались, колотя друг друга локтями. Они отчаянно старались ухватить с земли хоть одну монетку из тех, что оставил принц, проходя тут. Всем хотелось хоть что-то урвать от торжества.
Толпу в храм не пустили.
- Вы правы милая, этот гадкий народ совершенно не сносен, - пожаловалась на услышанные краем уха в свой адрес намеки бедноты, баронесса.
Квития в согласии кивнула головой.
Хотя этот день и выбрался солнечным, но все же была зима, и на улице было прохладно. Огромная толпа, для которой мысль попасть под теплые своды собора была лишь глупой иллюзией, гулко ворчала, переминалась с ноги на ногу, жалуясь на то, что де принца, дескать, долго коронуют.
Выстояв длительную, обращенную, скорее всего, только к всевышнему службу, принц, привыкший охотиться, пить и играть, обращаясь к стоящему подле него канцлеру, произнес:
- Я устал, я хочу... Скорее.
- Ничего нельзя поделать, терпите Ваше Величесвтво, - шепнул ему Реке Нолузский.
- Ой, скорее, скорее, - снова пробормотал принц.
Собор был великолепен. Украшенный фресками и мозаиками он, казалось, был создан для подобных церемоний, когда любому живому существу так хочется не умереть со скуки или по вине природы. Ярко горели мириады свечей. Нудно тянулось время.
Но вот, служба закончилась и, обращаясь к наследнику престола, Cтарший отец королевства Ироно произнес:
- Сын мой, бог услышал нас, и милость его дарована тебе! Теперь славя его непроизносимое имя, ты должен дать ее своим подданным, освятив их день и их своим разумом, своей красотой и своей силой. Иди и во славу Рикана возьми то, что бог и его слуги приготовили для тебя!
Все замерли.
Принц, сжав колени, кривым быстрым шагом пошел на встречу Старшему отцу Ироно, стоящему на ступенях перед алтарем с короной в руках. Монашеский хор протяжно пел.
- Он испортит мне всю церемонию этот дурак, - подумал канцлер, видя какой нелепый вид у будущего сюзерена.
Яркий свет огромных подвешенных у потолка люстр с тысячами свечей озарял всю красоту костюмов и таинственную синхронность движений трех колец, идя сквозь которые навстречу венцу двигался принц. Первое кольцо движущихся по кругу состояло из людей наряженных в синие костюмы. Это были святые отцы. Второе кольцо состояло из дворян, третье - из простолюдинов, это был народ. Интересным было то, что народ, в отличие от церковников и знати, был не настоящим. Его имитировали статисты. Все три кольца двигались и, пересекаясь, образовывали некий общий центр, встав в который, принц оказался "освященным" и "освятившим народ". Таков был ритуал. Пройдя его и склонив колени измученный Мальв, наконец, получил свой монарший венец.
- Во имя господа и во славу твою, - протяжно проголосил отец Ироно, опуская на голову коленопреклоненного тяжелую золотую корону с бархатным верхом.
- Слава Мальву I! - пронеслось над сводами и, вырвавшись наружу в сжатые толпы простолюдинов, радостным ликованием грянуло:
- Да здравствует король!
- Долгих лет королю! - во всю мочь орали подвыпившие подмастерья.
Им вторили тысячи голосов.
- Еще один на нашу шею, - проворчала толстозадая баба.
Но этих слов не могли услышать придворные, находившиеся в самом сердце церемонии и внимательно следившие за тем, как жалкий принц становился могущественным повелителем Рикана. Они все обожали его теперь... или делали вид.
- Вот так, становятся королями? - нежно шепнул на ухо графине Риффи широкоскулый красавец драгунский офицер.
Квития оглянулась и увидела позади себя высокого стройного мужчину с гордой осанкой, дерзким взглядом и милой, но немного нахальной усмешкой. Не сводя с очаровательной аристократки глаз, офицер отвесил интригующий поклон. Ему ответили.
- Кто вы?
- Мы виделась с вами во время охоты на разбойничьего посла Режерона. Вы были в карете с канцлером, - пряча волнение в дерзость, сказал он.
- Ах, да, вы тот самый, - она, было, хотела сказать гадость, но удержалась, - храбрый военный, что сообщал нам о ходе событий в тот день?
- Да. Меня зовут Поллор, я барон Шонген и лейтенант гвардейских драгун его величества полка герцога Моргеза.
Графиня нашла его титул и вид интригующим, хотя чин лейтенанта ей явно не импонировал. Впрочем, несколько круглолицый, усач драгун был очарователен. Он держался с той смелость, которую Квития любила в мужчинах.
Поллор встал рядом.
- Так вы участник церемонии коронации? - элегантно взмахнув веером, так чтобы лучше донести до него запах ее духов, поинтересовалась Квития.
- Да, но сейчас здесь я только из-за вас.
- Ваш полковник, герцог Моргез кажется наш главный адмирал, так из-за чего же полк носит его имя? - игриво, чтобы не отвечать сменила она тему.
- Только из-за славы графиня и только чтобы, возможно это знак неба, я стоял сейчас подле вас.
- Похоже, этот, хм барон, пользуется успехом у наших дам, - подумала Квития подмечая как заглядываются на ее собеседника женщины вокруг. - Нахалки, они делают это, даже не обращая внимания на своих кавалеров. Что же, жизнь скучна и буду развлекаться, раз уж случай подбрасывает мне за все мои заслуги перед прекрасным такую славную игрушку.
- А чем сейчас занят ваш храбрый полковник, и наш прославленный адмирал, благодаря стараниям которого здесь все еще не полно пиратов?- шутливым тоном поинтересовалась она.
- Он, наш полковник, только почетный командир, а полком командует господин Деро. Вы ведь знаете, что Рикан ведет не только наземную, но и морскую войну. Герцог сейчас находится где-то у нашего южного побережья, охотясь за вражеской эскадрой, которой кажется, командует этот злодей Режерон. Они встретятся, у нас больше кораблей, у нас превосходный адмирал. Произойдет сражение, и мы скоро узнаем, кто одержит победу.
При этих словах сердце Квитии вздрогнула и она вдруг заметила, что скучная церемония подошла к концу. Принц, нелепый даже в своем роскошном наряде, стоял неподвижно, гордо искривившись с короной на голове. Слева и справа от него вытянулись мальчики-монахи, держа огромные свечи. Служители церкви несли новому монарху атрибуты власти. Пел хор. Встав на колени, тихо шепча молитвы, обращался к богу Старший отец королевства Ироно. Потом он поднялся и, вновь обратив внимание на принца, теперь ставшего королем, все увидели, что в его руках были жезл мира и власти и меч, а сам он был облачен в черный с золотисто-белыми хвостами меховой плащ.
- Вы знаете, что устроили эти бунтовщики и грабители? Эти мерзавцы считают теперь себя республикой и требуют, чтобы мы признали их и относились впредь к ним с уважением. Они, говорят, вот наглецы, что мы вероломно нарушили перемирие и возобновили войну! Но и это еще не все. Они избрали себе парламент и президента, который сформировал правительство. Вы можете себе представить такое?
- Что? - вырвалось у нее.
Церемония, похоже, совсем не действовала на Поллора.
- Черный глаз, этот страшный убийца, этот проходимец стал главой их варварской державы. И знаете, кто предложил его кандидатуру на первом заседании шайки? Все тот же Режерон. Этот головорез, из лап которого вам, благодаря вашему дивному уму удалось ускользнуть.
- О, вы хорошо осведомлены!
- Еще бы! - самодовольно блеснул белыми ровными зубами барон Шонген. - В парламенте у пиратов заседают лавочники, купцы, мануфактурщики, разбойники, само собой, и всякая сволочь, плантаторы, перешедшие к злодеям, дворяне которых церковь и король отлучили от бога и лишили всех титулов. И вот теперь Режерон ведет их флот к нашим берегам, - горячо заключил Поллор.
- Зачем он говорит мне все это? - мелькнуло в ее голове. - Или он, правда, такой осел или прикидывается. Ведь я знаю все это лучше его и не из слухов, а от самого канцлера. Может он хочет блеснуть умом?
- Они написали какую-то бумагу, свой основной закон, в котором провозгласили сюзереном народ, то есть всякий сброд. И придумал это Вирк Режерон. Кажется этот странный манускрипт, - он усмехнулся, - называется Конституция.
- А ведь он, правда, не плохо осведомлен, - подумала Квития.
Снова грянул монашеский хор. Принц чинно начал спускаться от алтаря. К его губам монахи и придворные подносили святыни. Он как бы целовал их, медленно продвигаясь за священной книгой на щите, которую несли четверо видных аристократов. Процессия неспешно направилась к выходу.
- Да здравствует король! - уже в сотый раз вознеслись под высоким сводом голоса.
Он шел, высоко подняв голову, а стоявшие впереди подданные опускались перед своим сюзереном на колени. Это был уже другой человек. Впрочем, возможно он только казался им.
- Сейчас будет празднество и бал. Вы будете моим кавалером на этот вечер, барон, ведь вы просто покорили меня сегодня своим умом?
- О, да! И даже больше, готов стать вашим на всю жизнь! - горячо воскликнул Поллор.
- Почти невозможен, - заметил Гокер.
- Однако, - продолжал Эвил, - что, по-вашему, является самым лучшим материалом для укреплений?
- Камень конечно, - удивился вопросу Риве.
- Так вот, нет. Лучший материал крепости это не камень, не кирпич и не цемент, а земля. Когда ядро попадает в прочный твердый материал - камень, то он разлетается в острые осколки. Он разрушается. С землей подобного не происходит. Она "впитывает" в себя снаряд, и в лучшем случае немного разлетается, - Эвил нежно улыбнулся мягкому зимнему солнцу, подняв лицо, чтобы поймать его луч. - Грунт не ломается как камень. Укрепление из него можно легко восстановить. Наши батареи без труда разнесут все эти вековые башни и стены, со всей их толстой кладкой и со всеми их мифами о неприступности. Вот здесь мы расположим сорок восемь орудий. Теперь возвышенности, на которых стоит такой неприступный Тогерн. В ходе недавних боев мы ведь не просто так, не щадя людей овладели вражескими позициями на высотах по этому берегу. Сейчас вся наша артиллерия, которая, кстати, отчасти изготовлена в Рикане, - тут он с уважением посмотрел на своего новоиспеченного брата, - насчитывающая 294 орудия, направит свой огонь по вражеским укреплениям.
- Мы блокируем Тогерн, мы разрушим его стены артиллерийским огнем, но на это нужно время!
- У нас есть время, неприятель выиграл его для нас. Риканский канцлер думал, что мы увязнем зимовать под этими стенами, а мы возьмем их еще до весны и снова выиграем войну. Думаю можно попробовать подвести подкоп под некоторые участки стены. Это может дать хороший результат.
- Тихая сапа? - удивился Риве. - Зимой?
- Да тихая сапа, - продолжал Эвил, - зима теплая, влажность низкая, мы подведем несколько подкопов под стены крепости и взорвем их. Вместе с огнем артиллерии защита будет сокрушена. На этом берегу предлагаю сосредоточить большую часть артиллерии и начать подвод двух подкопов в местах не совпадающих с точками артобстрела. Другой берег отдадим нашим саперам целиком. Там нет ни одного холма, и мы полностью в низине.
- Большая работа, вести мину под огнем, - заметил Гокер.
- На нашей стороне все силы природы и разума человека. Не так-то просто заложить контрмину, когда ты сидишь как идиот на холме, а под тебя копают. Конфуз. Зада не имеющая простого решения.
- В будущем мы должны строить свои крепости так, чтобы подобные штуки враги не могли проделывать с нами. Предлагаю располагать укрепления в искусственных низинах, и строить их не из твердых материалов, а из грунта, и только облицовку - рубашки - выкладывать из камня или кирпича, - предложил Мортис. - Нашей конфедерации такое нововведение будет очень полезным.
Эвил посмотрел на него с нескрываемой надеждой.
Осмотрев все четыре батареи, побывав в окопах, посоветовавшись с инженерами, как и где лучше вести подкопы, раздав распоряжения, Эвил Эви, как только разъехались генералы, обратился к своему родственнику:
- Вы превосходно выполнили все мои задания, вам удалось выбраться живым из всех трудных ситуаций. Я знаю, что вы не дворянин и уж совсем не богаты, хотя кое какие деньги вы смогли скопить на моей службе. Теперь вы мой родственник, это серьезное повышение, - усмехнулся он. - Более того, это беспрецедентное доверие, заслуженное доверие.
- Я благодарен, но все же ничего не понимаю, - не стал ничего скрывать Мортис.
- Это хорошо. Иначе как бы я заслужил ту добрую славу "Непредсказуемого". Вы умный, ловкий и в меру честный человек. Такое встречается не часто. Именно на таких людей я опираюсь в своих делах. Наш союз к весне упрочится, хотя некоторые склонны считать, что он расползется. Но, несмотря на все наши успехи, мы не сможем сокрушить Рикан.
- Иначе союз распадется.
- О, милый братец, вы даже еще умнее, чем я думал. Что же, буду откровенным до конца.
- Через неделю соберется союзный совет. Он изберет новое правительство. Это будет не просто очередное собрание провинций, нет, произойдет реформа. Вы поедете туда, а депутаты будут голосовать за вас. Через неделю вас назначат министром иностранных дел конфедерации. Готовьтесь! Кстати, по дороге побывайте в своих владениях, я передаю вам половину всех моих земель. Вы теперь богаты и знатны. Мортис, решивший минуту назад больше не удивляться, снова был поражен. Эвил почувствовал его радостное недоумение и был польщен.
- Вот необходимые бумаги. Вы свободны. Скорее собираетесь и выезжайте, там все уже знают, что вы мой брат. Дела, великие дела ждут вас.
Они расстались, Эвил обнял Мортиса как брата. Но если бы внимательный наблюдатель заглянул поглубже в глаза Эвила, то за кроткой слезой родственной преданности, он заметил бы и тонкую ниточку живого, хитрого юмора.
Полог шатра опустился.
- Ты служил мне честно, но я вроде совершил ошибку? Сейчас ты мне благодарен, но месяца через четыре ты начнешь плести против меня заговоры и всячески оттеснять меня с поста главы конфедерации, который война преподнесла мне. Но ты умный человек, Мортис, и ты любишь, и понимаешь умных людей. К тому же ты не особенно то страдаешь аристократизмом, золото для тебя дороже, чем земля и именно на тебя я и возложу свою миссию прогресса. Из тебя получится великий политик, и лет через двести я с удовольствием буду читать о твоих делах, в каком-нибудь местном учебнике истории, ведь через пол года меня уже здесь не будет.
Эвил сел за стол и погрузился в чтение сегодняшней почты.
* * *
Проснувшись рано, Павел с любовью посмотрел на Реку. Удивительно хрупкая в соей наготе, она спряталась на его плече, завернулась в простынь и тихо спала. Она была необычной, он никогда в жизни не сталкивался с такой простотой отношений. Вчера, не желая больше слушать все его рассуждения, она прыгнула в постель, что-то промурлыкала и поцеловала его. Она была потрясающей любовницей, он боялся, был неуверен, но с первой минуты, когда они только еще обнялись, он почувствовал себя удивительно ровно. Ему было хорошо. Ощутив всю прелесть эмоционального контакта с Реку, он слился с ней физически. Она робко стонала от его ласк. Свившись ногами и смешавшись воедино, они со всей нежностью поглощали друг друга.Ночь была бурной и сейчас, когда уже приближался рассвет, Павел чувствовал, что за это короткое время многое изменилось в нем. До этого момента, казалось, он был гостем в этом мире, неким посетителем музея недозволенных редкостей, потом стал его жителем, но теперь, уже спустя многие месяцы работы, сперва на Перуло, затем здесь, и особенно после ночи с Реку, он почувствовал: этот мир стал его миром. Нет, он почувствовал больше. Он перестал быть собой и превратился во вселенную, теперь его домом было движение, теперь он был жизнью, а не щепкой в ее течение. Он хотел творить. Он любил и был счастлив.
- Ты необычный, - сказала она ему. - Знаешь, ведь большой смелости требует жажда попробовать быть с человеком не твоего времени. Ведь ты с Земли, там у вас еще корпоративный капитализм, вы еще очень далеко от нас в развитии, но ты необычный, в тебе как будто есть что-то особенное. Наверное, ты как раз из тех людей про кого Эвил говорит, что они сами без нашей помощи могут перевернуть мир и поэтому мы просто обязаны им помогать.
Павел улыбнулся и нежно прижал ее к себе. Она охватила его своими гибкими руками и поцеловала в грудь.
- Знаешь, Павел, ведь я общалась с разными мужчинами, из разных эпох. На Перуло, я работаю с цивилизацией на Южном континенте, то есть Нелерском, и, в общем, я вчера сильно удивилась, когда почувствовала всю твою силу. Нет, я не про физическую силу. Кому это нужно? Нет, я говорю о твоей эмоциональной силе. Мне сразу стало с тобой хорошо и спокойно.
Она еще сильнее прижалась к нему, потом потянулась и, ухватив его губы своими, едва коснувшись их, спряталась опять за его плечо. Павел был счастлив. Такого странного ощущения он не испытывал никогда.
- Откуда оно? - подумал он, но не желая сейчас искать ответа, решил:
- Черт его знает!
И вдруг со всей неожиданностью летнего дождя пришла мысль, простая как белизна снега и легкая как подхваченный ветром лист.
- Да все просто, я просто, совсем просто с этой девушкой, я никому ничем не обязан, я не должен никому ничего. Все будет так, как мы сами решим. Она не станет навязывать мне себя, напротив она будет свободна. Ведь Реку не привыкла думать, будто оказавшись рядом с мужчиной нужно связать с ним себя или, что еще хуже, навязать ему свои недостатки, как это постоянно делают женщины на Земле. Мы сделали выбор и выбрали друг друга и ничего больше мы не обязаны соблюдать. Долой дурацкие ритуалы, хватит нести бремя ненужных обрядов и делать всякую гадость, к которой принуждает нас общество. Да нас никто и не принуждает ни к чему. И именно поэтому мы сейчас вместе. Выбор свободных сердец.
- Угу, - сказала она, снова выглядывая из-за его плеча.
- Вчера мы были с Ноторимусомна берегу реки, там было полно детей. Это было для меня странно и интересно, я чувствовал, что ничего подобного прежде не замечал. Я смотрел на здешних детей и мне все больше нравились их отношения друг к другу. Я раньше вообще не обращал внимания на детей, даже думать о таких вещах мне было некогда.
- Ты просто обретаешь свободу. Удивляешься? Ты можешь теперь делать все, что считаешь нужным. Ты свободен. Где бы ты ни был ты свободен. Никого не слушай зря и знай: самое главное в жизни это делать то, что действительно приносит людям пользу. От этой пользы ты будешь лучше, лучше себе и лучше другим. А твое ощущение это гармония, ты вступаешь в равновесие, противоречия в твоей психике, и те, что были подавлены, благодаря вашему обществу, и те, что остро требовали своего разрешения, все они уже разрешены. Ты стоишь на новой ступени. Иди вперед. Преобразуй себя. Становись лучше для мира, чувствуй себя единым с разумом.
Павел слушал ее, затаив дыхание. Все это он уже давно чувствовал. С каждым днем в нем пробуждалось новое, но он не понимал что это. Он видел откуда это исходит, он испытывал всю тяжесть внутренней борьбы и ощущал, что больше уже не будет тем, кем два года назад он покинул Землю.
- Важное дело, - сказала Реку. - Так жить нельзя. Поменяем интерьер? Закрой глаза!
Но он не успел закрыть даже один глаз, так быстро все преобразилось вокруг. Комната в один миг стала другой. Исчезла вся обстановка в стиле барокко, даже огромная кровать вдруг растворилась в пространстве и теперь, окруженные цветом зеленого луга, укрытые чудесным летним небом, они лежали в каком-то совершенно новом душистом сне. Здесь было все: и щебет птиц, и шорох травы, и журчание ручья невдалеке. Одним словом, Павел чувствовал, что все вокруг настоящее. Тут было даже небо, бесконечно подымающееся в высь. Нежно обняв друг друга, радуясь своей любви, они смотрели в него. Им было удивительно хорошо.
Небо бывает разным, оно то пугает нас своей чернотой грозящей молниями и потоком воды, то притягивает наш взор своей нежной голубизной. В этот теплый день для них обоих небо казалось прозрачным. Оно не было настоящим, но какое это имеет значение, если счастье зависит только от людей. Было светло, прохладно и горячо одновременно. Это были чрезвычайно важные минуты. Именно в них Павел нашел то, что так долго искал - гармонию. Он впервые в жизни мог доверять человеку до конца, быть с ним одним существом и одним миром. Его ощущение счастья дополнилось теперь чувством глубокого понимания торжества природы. Прежде он всегда без охоты отправлялся в лес или к реке, не изменил он своих принципов и на Дюрране. Все это было в прошлом, новым отныне был каждый дюйм вселенной. И он с рвением был готов открывать его день за днем. Теперь любовь и природа, счастье и жизнь стали для него единым целым.
Павел снова уснул.
Когда он открыл глаза, Реку сидела и играла у него в носу тонкой травинкой. Он чихнул. Она засмеялась.
- Знаешь, Павел, - сказала она, - нужно скорее возвращаться к работе, я поговорила с доктором Ноторимусом, он согласился отпустить тебя. Там сейчас начинается серьезная борьба, ты должен быть там и я должна. Так что считай свой отпуск законченным...
Павел не стал слушать дальше. Обхватив Реку за талию, он притянул нежное, трепещущее юностью теле к себе. Их губы слились, и они остались вместе в этой траве еще несколько часов. Блаженство любить не знает ничего. Даже потом, в корабле, уединившись, они провели вместе все время. Это был сон. Сон наяву.
Часть 3. В риканских лабиринтах
Глава 1. Коронация
Таинство коронации риканского принца, которое все ждали, началось. Заполненный людьми город, уставший от казавшегося вечным напряжения прошлых лет, с трепетом ожидал бурного и безудержного веселья, яркого зрелища, ошеломительных церемоний, дармовых угощений и выпивки. Масса людей собралась посмотреть спектакль, о том, как государство обходится без них, выпить побольше дешевого вина и набить брюхо.
- Скорей бы уж начинали, - перекатывалась с нетерпением толпа.
Подобно бурному морю, загнанный в мертвые границы берегов, народ был защищен от права решать свою судьбу. Это были благовидные буржуа в своих лучших нарядах, скромные ремесленники, торговцы, бедные рабочие, подмастерья, совсем оборванные нищие и крестьяне. Он был зрителем.
Впереди, по древней традиции, шли представители церкви. Все в синем, черном и сером. Они несли священные книги, ветхие расшитые золотом знамена и протяжно пели. Временами они останавливались и произносили громкие восклицания, прославляя имя бога и милость будущего короля. Следующими в процессии двигались высшие государственные сановники. Они сыпали во все стороны оттесненной толпы золотую и серебряную монету. Дальше можно было видеть красивых мальчиков и девочек. Они, пронося большие украшенные бантами корзины, выхватывали из них горсти лепестков и усыпали ими путь принца. И только за тем можно было лицезреть будущего короля: он ехал в карете и махал народу рукой.
Ярко светило солнце. Блеск его лучей, отражаясь в роскоши шествия, слепил собравшихся зевак, и, поражая их ум не только всем великолепием, но и сами блеском звезды, заставлял прославлять корону. Плебс трепетал.
Богато украшенная золотом карета с королевским гербом медленно двигалась по оцепленной улице. Ее сопровождали еще несколько, менее роскошных, экипажей и конный конвой: рота жандармов с малиновыми султанами, блестевших посеребренными доспехами, и ротой великолепно одетых "красных драгун" в серебряных кирасах. Жандармы восседали на крупных черных лошадях, драгуны - ехали на белых. Позади шли бертейские и риканские гвардейцы, одетые также роскошно, как и их товарищи из оцепления. По случаю торжества на них были надеты зеленые камзолы с золотым шитьем. На марионах и кабасетах громоздились большие черные султаны. У офицеров сверкали расшитые золотом голубые вальтрапы .
Подъехав к собору Святого Пироно, где, веками происходили церемонии коронации, принц Мальв вышел из своей кареты и поднятый на скрещенных жандармами мечах был осыпан лепестками цветов и золотой монетой. Толпа пронзительно выкрикивала его имя. Затем, спустившись с этой импровизированной трибуны и получив приглашение войти в храм, принц, медленно, осыпая народ, золотом, серебром и надменными взглядами, и сам осыпаемый золотой пылью, под охраной бертецев взявших на караул, направился ко входу в святилище.
Принцу было около тридцати лет. Он имел нескладное сложение: у него были длинные худые руки и ноги, кривая несколько сгорбленная спина. Его походка демонстрировала неуверенность и осторожность. Лицо будущего монарха выглядело непривлекательным. Большие, торчащие в стороны уши, длинный нос и глубоко сидящие глаза, вперемешку с толстым крупнозубым ртом не делали его красавцем. Всех этих недостатков не могли искупить ни дорогие одежды, ни роскошный конвой, ни слова прославляющих его величие подданных. Принц мало кому мог понравиться.
- Да наш принц не особенно то красив, - заметила графиня Квития Риффи, обращаясь к стоявшей рядом с ней баронессе Булен, которая хотя и не была так же привлекательна, но все же слыла обольстительной.
Обе эти дамы, роскошно одетые с большими крупноперыми веерами, украшенными золотой штамповкой, производили на толпившихся за железным лесом алебард зевак странное впечатление. Вместо того чтобы приклониться и с почтением отнестись к столь знатным особам люди ворчали:
- Вот разрядились то, шлюхи поганые, небось, из-за их разврата наш король такой урод вырос...
- Мерзкие гадины, - ворчала толстая торговка.
- Да чего вы мамаша так на этих дамочек?
- Ты сам то кто!
Люди спорили, ругались, колотя друг друга локтями. Они отчаянно старались ухватить с земли хоть одну монетку из тех, что оставил принц, проходя тут. Всем хотелось хоть что-то урвать от торжества.
Толпу в храм не пустили.
- Вы правы милая, этот гадкий народ совершенно не сносен, - пожаловалась на услышанные краем уха в свой адрес намеки бедноты, баронесса.
Квития в согласии кивнула головой.
Хотя этот день и выбрался солнечным, но все же была зима, и на улице было прохладно. Огромная толпа, для которой мысль попасть под теплые своды собора была лишь глупой иллюзией, гулко ворчала, переминалась с ноги на ногу, жалуясь на то, что де принца, дескать, долго коронуют.
Выстояв длительную, обращенную, скорее всего, только к всевышнему службу, принц, привыкший охотиться, пить и играть, обращаясь к стоящему подле него канцлеру, произнес:
- Я устал, я хочу... Скорее.
- Ничего нельзя поделать, терпите Ваше Величесвтво, - шепнул ему Реке Нолузский.
- Ой, скорее, скорее, - снова пробормотал принц.
Собор был великолепен. Украшенный фресками и мозаиками он, казалось, был создан для подобных церемоний, когда любому живому существу так хочется не умереть со скуки или по вине природы. Ярко горели мириады свечей. Нудно тянулось время.
Но вот, служба закончилась и, обращаясь к наследнику престола, Cтарший отец королевства Ироно произнес:
- Сын мой, бог услышал нас, и милость его дарована тебе! Теперь славя его непроизносимое имя, ты должен дать ее своим подданным, освятив их день и их своим разумом, своей красотой и своей силой. Иди и во славу Рикана возьми то, что бог и его слуги приготовили для тебя!
Все замерли.
Принц, сжав колени, кривым быстрым шагом пошел на встречу Старшему отцу Ироно, стоящему на ступенях перед алтарем с короной в руках. Монашеский хор протяжно пел.
- Он испортит мне всю церемонию этот дурак, - подумал канцлер, видя какой нелепый вид у будущего сюзерена.
Яркий свет огромных подвешенных у потолка люстр с тысячами свечей озарял всю красоту костюмов и таинственную синхронность движений трех колец, идя сквозь которые навстречу венцу двигался принц. Первое кольцо движущихся по кругу состояло из людей наряженных в синие костюмы. Это были святые отцы. Второе кольцо состояло из дворян, третье - из простолюдинов, это был народ. Интересным было то, что народ, в отличие от церковников и знати, был не настоящим. Его имитировали статисты. Все три кольца двигались и, пересекаясь, образовывали некий общий центр, встав в который, принц оказался "освященным" и "освятившим народ". Таков был ритуал. Пройдя его и склонив колени измученный Мальв, наконец, получил свой монарший венец.
- Во имя господа и во славу твою, - протяжно проголосил отец Ироно, опуская на голову коленопреклоненного тяжелую золотую корону с бархатным верхом.
- Слава Мальву I! - пронеслось над сводами и, вырвавшись наружу в сжатые толпы простолюдинов, радостным ликованием грянуло:
- Да здравствует король!
- Долгих лет королю! - во всю мочь орали подвыпившие подмастерья.
Им вторили тысячи голосов.
- Еще один на нашу шею, - проворчала толстозадая баба.
Но этих слов не могли услышать придворные, находившиеся в самом сердце церемонии и внимательно следившие за тем, как жалкий принц становился могущественным повелителем Рикана. Они все обожали его теперь... или делали вид.
- Вот так, становятся королями? - нежно шепнул на ухо графине Риффи широкоскулый красавец драгунский офицер.
Квития оглянулась и увидела позади себя высокого стройного мужчину с гордой осанкой, дерзким взглядом и милой, но немного нахальной усмешкой. Не сводя с очаровательной аристократки глаз, офицер отвесил интригующий поклон. Ему ответили.
- Кто вы?
- Мы виделась с вами во время охоты на разбойничьего посла Режерона. Вы были в карете с канцлером, - пряча волнение в дерзость, сказал он.
- Ах, да, вы тот самый, - она, было, хотела сказать гадость, но удержалась, - храбрый военный, что сообщал нам о ходе событий в тот день?
- Да. Меня зовут Поллор, я барон Шонген и лейтенант гвардейских драгун его величества полка герцога Моргеза.
Графиня нашла его титул и вид интригующим, хотя чин лейтенанта ей явно не импонировал. Впрочем, несколько круглолицый, усач драгун был очарователен. Он держался с той смелость, которую Квития любила в мужчинах.
Поллор встал рядом.
- Так вы участник церемонии коронации? - элегантно взмахнув веером, так чтобы лучше донести до него запах ее духов, поинтересовалась Квития.
- Да, но сейчас здесь я только из-за вас.
- Ваш полковник, герцог Моргез кажется наш главный адмирал, так из-за чего же полк носит его имя? - игриво, чтобы не отвечать сменила она тему.
- Только из-за славы графиня и только чтобы, возможно это знак неба, я стоял сейчас подле вас.
- Похоже, этот, хм барон, пользуется успехом у наших дам, - подумала Квития подмечая как заглядываются на ее собеседника женщины вокруг. - Нахалки, они делают это, даже не обращая внимания на своих кавалеров. Что же, жизнь скучна и буду развлекаться, раз уж случай подбрасывает мне за все мои заслуги перед прекрасным такую славную игрушку.
- А чем сейчас занят ваш храбрый полковник, и наш прославленный адмирал, благодаря стараниям которого здесь все еще не полно пиратов?- шутливым тоном поинтересовалась она.
- Он, наш полковник, только почетный командир, а полком командует господин Деро. Вы ведь знаете, что Рикан ведет не только наземную, но и морскую войну. Герцог сейчас находится где-то у нашего южного побережья, охотясь за вражеской эскадрой, которой кажется, командует этот злодей Режерон. Они встретятся, у нас больше кораблей, у нас превосходный адмирал. Произойдет сражение, и мы скоро узнаем, кто одержит победу.
При этих словах сердце Квитии вздрогнула и она вдруг заметила, что скучная церемония подошла к концу. Принц, нелепый даже в своем роскошном наряде, стоял неподвижно, гордо искривившись с короной на голове. Слева и справа от него вытянулись мальчики-монахи, держа огромные свечи. Служители церкви несли новому монарху атрибуты власти. Пел хор. Встав на колени, тихо шепча молитвы, обращался к богу Старший отец королевства Ироно. Потом он поднялся и, вновь обратив внимание на принца, теперь ставшего королем, все увидели, что в его руках были жезл мира и власти и меч, а сам он был облачен в черный с золотисто-белыми хвостами меховой плащ.
- Вы знаете, что устроили эти бунтовщики и грабители? Эти мерзавцы считают теперь себя республикой и требуют, чтобы мы признали их и относились впредь к ним с уважением. Они, говорят, вот наглецы, что мы вероломно нарушили перемирие и возобновили войну! Но и это еще не все. Они избрали себе парламент и президента, который сформировал правительство. Вы можете себе представить такое?
- Что? - вырвалось у нее.
Церемония, похоже, совсем не действовала на Поллора.
- Черный глаз, этот страшный убийца, этот проходимец стал главой их варварской державы. И знаете, кто предложил его кандидатуру на первом заседании шайки? Все тот же Режерон. Этот головорез, из лап которого вам, благодаря вашему дивному уму удалось ускользнуть.
- О, вы хорошо осведомлены!
- Еще бы! - самодовольно блеснул белыми ровными зубами барон Шонген. - В парламенте у пиратов заседают лавочники, купцы, мануфактурщики, разбойники, само собой, и всякая сволочь, плантаторы, перешедшие к злодеям, дворяне которых церковь и король отлучили от бога и лишили всех титулов. И вот теперь Режерон ведет их флот к нашим берегам, - горячо заключил Поллор.
- Зачем он говорит мне все это? - мелькнуло в ее голове. - Или он, правда, такой осел или прикидывается. Ведь я знаю все это лучше его и не из слухов, а от самого канцлера. Может он хочет блеснуть умом?
- Они написали какую-то бумагу, свой основной закон, в котором провозгласили сюзереном народ, то есть всякий сброд. И придумал это Вирк Режерон. Кажется этот странный манускрипт, - он усмехнулся, - называется Конституция.
- А ведь он, правда, не плохо осведомлен, - подумала Квития.
Снова грянул монашеский хор. Принц чинно начал спускаться от алтаря. К его губам монахи и придворные подносили святыни. Он как бы целовал их, медленно продвигаясь за священной книгой на щите, которую несли четверо видных аристократов. Процессия неспешно направилась к выходу.
- Да здравствует король! - уже в сотый раз вознеслись под высоким сводом голоса.
Он шел, высоко подняв голову, а стоявшие впереди подданные опускались перед своим сюзереном на колени. Это был уже другой человек. Впрочем, возможно он только казался им.
- Сейчас будет празднество и бал. Вы будете моим кавалером на этот вечер, барон, ведь вы просто покорили меня сегодня своим умом?
- О, да! И даже больше, готов стать вашим на всю жизнь! - горячо воскликнул Поллор.