Страница:
Стереофонический электрофон 1-го класса «Вега-101» порадует вас сильным и чистым звуком, украсит вашу квартиру своей оригинальной конструкцией и элегантной отделкой и, наконец, принесет приятное чувство обладания красивой, высококачественной и модной вещью.
СКИФ — кочевая Кибитка XX века Автотуристы знают, как иной раз трудно в пути решать проблему ночлега. Часто бывает и так: хочется остановиться возле какого-нибудь красивого места, разбить бивак, провести здесь несколько дней.(Тексты световой рекламы Вася Морковкин воспроизвел автору по памяти. Записную книжку, как было сказано выше, он использовал исключительно для стихов и размышлений.)
В этих случаях дорожный комфорт вам обеспечит СКИФ — прицеп-дача к легковому автомобилю любой марки.
Складную палатку СКИФ два человека установят всего за 15–20 минут. В СКИФе два отделения — спальное и веранда общей площадью 13 квадратных метров.
Спальня рассчитана на пять человек. Изящная складная мебель, входящая в комплект домика на колесах, сделает его еще более домашним. Конструкция автоприцепа СКИФ позволяет использовать его и для перевозки груза, в два-три раза большего, чем в багажнике автомобиля.
Автолюбители не будут иметь забот по хранению СКИФа — тягово-сцепное устройство автоприцепа выполнено складывающимся, что дает возможность ставить прицеп в гараже вертикально на задний буфер.
Автоприцеп СКИФ поможет автолюбителям гораздо интересней проводить летние отпуска и загородные прогулки в выходные дни.
Цена автоприцепа СКИФ — 1250 рублей.
Глава III
Когда пыль, поднятая странной машиной, улеглась, Вася не увидел Петуха. Не нашел и лужайку, где недавно косил траву. Перед ним было пустое место. Собственно, не совсем пустое — осталась накатанная дорога, и остался воздух, в котором порхало два-три Петушиных перышка и пахло бензином. Сердце у мальчика облилось кровью: «Неужели Петух попал под колеса машины?» Но тут же отогнал эту жуткую мысль, так как отчетливо помнил, что Петух успел перебежать через дорогу до появления странной машины. «Но куда же он тогда делся?» Размышляя, Вася заметил, что у развилки, под тремя соснами, сидит большеголовый человек с выбритыми до синевы щеками и подбородком. Рядом с незнакомцем стоит громадный кожаный чемодан с яркими разноцветными наклейками гостиниц и отелей, картонная коробка с надписями: «осторожно — стекло», «верх», «не кантовать», а также с нанесенными через трафарет изображениями зонтика, рюмки.
Прищурив глаз, незнакомец посматривал на Васю.
— Добрый день! — приветствовал его Вася Морковкин.
— Сегодня добрый, — отозвался незнакомец.
— Здесь только что прошел Петух с косой, — сказал Вася. — Вы не знаете, куда он делся?
— Молодой человек, я тут недавно, меня подбросил до развилки попутный транспорт. Вы, наверное, видели его. Он повернул направо, а мне надо было налево. Поэтому я высадился здесь.
— Странно, — раздумчиво произнес Вася Морковкин.
— Да, — согласился незнакомец. — Возле трех сосен всегда происходит какая-нибудь история. То что-нибудь исчезает, то что-нибудь появляется. В прошлый раз, например, я так заблудился в трех соснах, что насилу нашел дорогу.
— И со мной такая же история, — вздохнул Вася.
— Не надо вешать нос. Со мной вы не пропадете. Кстати, разрешите представиться. — Незнакомец встал на ноги. — Я Путник. Без ложной скромности могу заявить, что я очень знаменитая личность. Каждый школьник должен… обязан знать обо мне. Ведь про меня написано в учебниках.
— В каких учебниках? — осведомился Вася.
— Арифметики, разумеется, — ответил Путник.
«Путник вышел из пункта А и пришел в пункт Б…» — вспомнилось Васе начало задачки, которую он решал однажды. Но тогда Вася не мог представить этого Путника живым человеком. Он казался Васе математическим образом, символом вроде икса и игрека. Вася несказанно обрадовался.
— Так вы Путник?! — воскликнул он.
— Да. — Польщенный Путник в смущении потупил взор. Румянец заиграл на его щеках, и они стали похожи на два спелых яблоки сорта «апорт алма-атинский».
— И вы идете из пункта А в пункт Б? — спросил Вася,
— Разумеется, я всегда иду из пункта А в пункт Б, Кстати, мне пора идти, меня ждут… — Путник взял в руки картонную коробку и попытался поднять чемодан.
Это ему не удалось, обе руки были заняты коробкой.
Тогда Путник поставил коробку на землю и взял чемодан. — Гм, — сказал он, убедившись, что и таким образом взять в руки обе вещи не удается. — Не могу вспомнить, как я их нес?
— Знаете что, — сказал Вася, — давайте я понесу коробку.
— Обязан вам, молодой человек. Только, пожалуйста, осторожней…
Вася обхватил коробку руками, прижал к груди, и они тронулись в путь.
Коробка оказалась очень тяжелой. «Интересно, что там лежит?» — думал Вася, но спрашивать не стал.
Его наполняло радостью сознание того, что он делает доброе дело, помогая человеку. И удивлялся: «Как так, ведь мне тяжело, на руках у меня не зажили мозоли, которые я набил косой, а на душе словно играет хорошая музыка!..» Путник всю дорогу без умолку разговаривал.
— Сегодня я проснулся рано, — говорил Путник. — Люблю проснуться рано, когда еще не занялась заря.
В этот предрассветный час держится земля на трех китах, плавающих в океане, а не на силах гравитации.
Киты покачиваются на волне, поднятой ветром, и покачивается земля, лежащая на их широких спинах.
То один кит, то другой пускают время от времени шумные фонтаны, то есть на земле идет дождь. Если подойти ближе к краю земли, то ноздри уловят запах рыбьего жира, исходящий от громадных лоснящихся тел.
В такую раннюю пору хрустален небесный свод и вереницы светил двигаются по его гладкой прозрачной поверхности. Лают Гончие Псы. Встает на дыбы и открывает пасть Большая Медведица. Солнце, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн и все миллиарды звезд вращаются вокруг чудесной избранницы, покоящейся на спинах китов.
Но по мере того, как светает, Земля обретает форму шара, океан вместе с китами оказывается на этом шаре, и шар вращается. У него появляются магнитное поле, полюса. И летит он в черной космической бездне, грохочут поезда, пробегая по стальным рельсам, взлетают лайнеры, ракеты устремляются к дальним мирам.
Это значит, что наступил день.
— Я, наверное, встаю слишком поздно, — сказал Вася Морковкин. — И потому вижу только магнитное поле, земную ось, автобусы и троллейбусы…
— Напрасно, напрасно, — сказал Путник. — Это так интересно — встать рано!.. Ну и вот… Проснулся я, посидел на краю Земли, пошлепал китов по спинам и вдруг вспомнил, что сегодня Луговая суббота… Я вам не надоел еще болтовней?
— Что вы! — горячо возразил Вася.
— А то я смотрю, вы молчите, я один разговариваю. Вы, может, думаете, а я мешаю?..
— Я внимательно слушаю.
— Значит, вспомнил я, что сегодня Луговая суббота.
— А что это такое? — спросил Вася.
— О, большой праздник! Вы, молодые, не знаете его, а это очень большой праздник цветов и травы, день медосбора. Слышите, как гудят шмели и пчелы? Значит, зацвел клевер. Мед, собранный в этот день, — самый лучший, он любую простуду снимет. Это день заливных лугов, торжество пастбищ. Взгляните на скромную пастушью сумку, растущую вдоль обочины, даже она цветет в этот замечательный день. Это день теплой земли, благоуханного чернозема, полевой дороги и звенящего жаворонка. Вот какой это день — Луговая суббота! Ну и вот, — продолжал Путник, — вспомнил я, что сегодня Луговая суббота, и решил всем сделать подарки. Купил красные шорты Деду Пихто, несколько баночек растворимого кофе одному знакомому Писателю. Представляете, пока он не выпьет чашечку растворимого кофе, у него нет вдохновения.
— Я обычно пью газированную воду с двойным сиропчиком для поднятия тонуса, — заметил Вася Морковкин.
— А он не может, от сиропа не то качество произведений. Я сам видел: те вещи, которые он создавал на растворимом кофе, неизмеримо выше тех, что написаны на двойном сиропе… Я столько всего накупил, столько всяких подарков, что без вашей помощи не смог бы донести, хотя и занимаюсь каждое утро физзарядкой.
— Физической? — обрадовался Вася. — Значит, вы тоже каждое утро читаете учебник физики?
— Нужно поторапливаться — нас догонит гроза, — ответил Путник.
Прищурив глаз, незнакомец посматривал на Васю.
— Добрый день! — приветствовал его Вася Морковкин.
— Сегодня добрый, — отозвался незнакомец.
— Здесь только что прошел Петух с косой, — сказал Вася. — Вы не знаете, куда он делся?
— Молодой человек, я тут недавно, меня подбросил до развилки попутный транспорт. Вы, наверное, видели его. Он повернул направо, а мне надо было налево. Поэтому я высадился здесь.
— Странно, — раздумчиво произнес Вася Морковкин.
— Да, — согласился незнакомец. — Возле трех сосен всегда происходит какая-нибудь история. То что-нибудь исчезает, то что-нибудь появляется. В прошлый раз, например, я так заблудился в трех соснах, что насилу нашел дорогу.
— И со мной такая же история, — вздохнул Вася.
— Не надо вешать нос. Со мной вы не пропадете. Кстати, разрешите представиться. — Незнакомец встал на ноги. — Я Путник. Без ложной скромности могу заявить, что я очень знаменитая личность. Каждый школьник должен… обязан знать обо мне. Ведь про меня написано в учебниках.
— В каких учебниках? — осведомился Вася.
— Арифметики, разумеется, — ответил Путник.
«Путник вышел из пункта А и пришел в пункт Б…» — вспомнилось Васе начало задачки, которую он решал однажды. Но тогда Вася не мог представить этого Путника живым человеком. Он казался Васе математическим образом, символом вроде икса и игрека. Вася несказанно обрадовался.
— Так вы Путник?! — воскликнул он.
— Да. — Польщенный Путник в смущении потупил взор. Румянец заиграл на его щеках, и они стали похожи на два спелых яблоки сорта «апорт алма-атинский».
— И вы идете из пункта А в пункт Б? — спросил Вася,
— Разумеется, я всегда иду из пункта А в пункт Б, Кстати, мне пора идти, меня ждут… — Путник взял в руки картонную коробку и попытался поднять чемодан.
Это ему не удалось, обе руки были заняты коробкой.
Тогда Путник поставил коробку на землю и взял чемодан. — Гм, — сказал он, убедившись, что и таким образом взять в руки обе вещи не удается. — Не могу вспомнить, как я их нес?
— Знаете что, — сказал Вася, — давайте я понесу коробку.
— Обязан вам, молодой человек. Только, пожалуйста, осторожней…
Вася обхватил коробку руками, прижал к груди, и они тронулись в путь.
Коробка оказалась очень тяжелой. «Интересно, что там лежит?» — думал Вася, но спрашивать не стал.
Его наполняло радостью сознание того, что он делает доброе дело, помогая человеку. И удивлялся: «Как так, ведь мне тяжело, на руках у меня не зажили мозоли, которые я набил косой, а на душе словно играет хорошая музыка!..» Путник всю дорогу без умолку разговаривал.
— Сегодня я проснулся рано, — говорил Путник. — Люблю проснуться рано, когда еще не занялась заря.
В этот предрассветный час держится земля на трех китах, плавающих в океане, а не на силах гравитации.
Киты покачиваются на волне, поднятой ветром, и покачивается земля, лежащая на их широких спинах.
То один кит, то другой пускают время от времени шумные фонтаны, то есть на земле идет дождь. Если подойти ближе к краю земли, то ноздри уловят запах рыбьего жира, исходящий от громадных лоснящихся тел.
В такую раннюю пору хрустален небесный свод и вереницы светил двигаются по его гладкой прозрачной поверхности. Лают Гончие Псы. Встает на дыбы и открывает пасть Большая Медведица. Солнце, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн и все миллиарды звезд вращаются вокруг чудесной избранницы, покоящейся на спинах китов.
Но по мере того, как светает, Земля обретает форму шара, океан вместе с китами оказывается на этом шаре, и шар вращается. У него появляются магнитное поле, полюса. И летит он в черной космической бездне, грохочут поезда, пробегая по стальным рельсам, взлетают лайнеры, ракеты устремляются к дальним мирам.
Это значит, что наступил день.
— Я, наверное, встаю слишком поздно, — сказал Вася Морковкин. — И потому вижу только магнитное поле, земную ось, автобусы и троллейбусы…
— Напрасно, напрасно, — сказал Путник. — Это так интересно — встать рано!.. Ну и вот… Проснулся я, посидел на краю Земли, пошлепал китов по спинам и вдруг вспомнил, что сегодня Луговая суббота… Я вам не надоел еще болтовней?
— Что вы! — горячо возразил Вася.
— А то я смотрю, вы молчите, я один разговариваю. Вы, может, думаете, а я мешаю?..
— Я внимательно слушаю.
— Значит, вспомнил я, что сегодня Луговая суббота.
— А что это такое? — спросил Вася.
— О, большой праздник! Вы, молодые, не знаете его, а это очень большой праздник цветов и травы, день медосбора. Слышите, как гудят шмели и пчелы? Значит, зацвел клевер. Мед, собранный в этот день, — самый лучший, он любую простуду снимет. Это день заливных лугов, торжество пастбищ. Взгляните на скромную пастушью сумку, растущую вдоль обочины, даже она цветет в этот замечательный день. Это день теплой земли, благоуханного чернозема, полевой дороги и звенящего жаворонка. Вот какой это день — Луговая суббота! Ну и вот, — продолжал Путник, — вспомнил я, что сегодня Луговая суббота, и решил всем сделать подарки. Купил красные шорты Деду Пихто, несколько баночек растворимого кофе одному знакомому Писателю. Представляете, пока он не выпьет чашечку растворимого кофе, у него нет вдохновения.
— Я обычно пью газированную воду с двойным сиропчиком для поднятия тонуса, — заметил Вася Морковкин.
— А он не может, от сиропа не то качество произведений. Я сам видел: те вещи, которые он создавал на растворимом кофе, неизмеримо выше тех, что написаны на двойном сиропе… Я столько всего накупил, столько всяких подарков, что без вашей помощи не смог бы донести, хотя и занимаюсь каждое утро физзарядкой.
— Физической? — обрадовался Вася. — Значит, вы тоже каждое утро читаете учебник физики?
— Нужно поторапливаться — нас догонит гроза, — ответил Путник.
Глава IV
Предсказание гидрометцентра сбывалось. Пока Вася и Путник беседовали, облачная спираль в районе Барабинской и Кулундинской степей продолжала стремительно раскручиваться, толкая грозовой фронт на север.
Вскоре он вырос перед нашими собеседниками, будто исполинских размеров сельскохозяйственное орудие, внутри которого вращаются и грохочут шкивы и шестерни.
Подул ветер. По дороге пронесся пылевой смерч, в воронке которого билась, взмахивая страницами, газета-четырехполоска. Сместившись на траву, вихрь опал, лишь газета еще некоторое время кружилась над лугом, взмахивая страницами.
Вдруг в небе явились светящиеся кусты с опрокинутыми вниз ветками. Кусты покрылись цветами, а потом яблоками. Достигнув максимума свечения, они погасли, но, прежде чем погаснуть, дрогнули. Посыпались по земле яблоки. Вася, когда долетели мощные удары грома, догадался, что это разряды атмосферного электричества, а яблоки — шаровые молнии. Одна из шаровых молний долго бежала за Васей, но угодила в лужу и взорвалась, а вода испарилась.
Грозовой фронт подошел вплотную. Капли упали на дорожную пыль. Ударила одиночная молния, и зачастил дождь.
Новая вспышка молнии высветила приземистую избушку с окном и дверью. Не сговариваясь, Вася и Путник побежали туда.
Никто не отозвался на их стук. А дождь усиливался, он лил как из бочки.
— Давайте войдем в избушку, — сказал Вася, видя, что Путник топчется в нерешительности. — Я думаю, нас никто не заругает.
Путник толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
— Куда претесь! — выросла в дверном проеме коренастая гражданка в обуви на «платформе», брючном костюме и огненно-рыжем парике, с локонов которого сыпались искры, будто она держалась за контакты электрической машины. — Свободного места нет! Вы что, не видите?
— Нам бы переждать дождь, — робко сказал Вася.
— Свободного места нет! Вам русским языком сказано!
Путник молчал.
Но когда на электрической плите «Нина-3» за ее спиной, брякнув, приподнялась крышка кастрюли и оттуда высунулась Петушиная голова и попыталась закукарекать, не выдержал.
— Она варит его живьем! Вы посмотрите! — возмутился он и, отстранив огненно-рыжую, решительно шагнул в комнату.
— Да это же тот Петух! — крикнул Вася и кинулся к электропечи.
— Еще чего! — огненно-рыжая, опередив его, затолкнула Петушиную голову обратно в кастрюлю и придавила крышку.
— Отпусти Петуха! — потребовал Вася.
— Еще чего! — процедила сквозь зубы огненнорыжая.
Вася сжал кулаки и пошел на нее.
— Чертово авто-мото-вело-фото! — пробормотал Путник. — Его рук дело. Опять в нем что-то испортилось. Придется вызывать техника Ивана Митрофановича. Как это делается? Ага, надо закрыть глаза и сосредоточиться. Так, так, я мысленно вижу его. Он возникает, он концентрируется…
Вася, которого душераздирающий вопль огненно-рыжей привел в замешательство, увидел в ближнем углу как бы туман.
Он, как заметил Вася, — а в данном случае Васе можно вполне доверять, — представлял собой облачко положительно и отрицательно заряженных частиц — протонов и электронов. Вася собственными глазами видел, как снуют взад и вперед, вверх и вниз эти частицы. «Они вроде горошинок, круглые. Точь-в-точь как в учебнике физики. И на каждой частице проставлен знак плюс или минус», — рассказывал он.
Туман, или, как мы знаем, облачко протонов и электронов, оторвался от пола и стал конденсироваться. Вскоре он приобрел очертание человеческого тела. Очертание, однако, было неустойчивым, оно колебалось от дыхания Васи и Путника.
— Резкости не хватает, — сказал Путник и вновь сфокусировал свой мысленный взор на образе техника.
От напряжения на лбу его выступили крупные капли пота.
Резкость очертания нехотя стала увеличиваться.
Внутри его слышалось то сухое потрескивание разрядов, то тяжелое трансформаторное гудение. Проступили рот и глаза. Нос.
— Апчхи!
— Доброго здоровьичка, Иван Митрофанович! — сказал Путник.
— Спасибо-чхи! — поблагодарил Иван Митрофанович.
Вероятно, утренняя свежесть повлияла на техника, чихал он беспрерывно. Впрочем, для удобства чтения в дальнейшем мы опускаем приставку «чхи!».
— Чего беспокоить изволили? — спросил Иван Митрофанович.
Он отличался от обычного человека тем, что висел в воздухе, а не стоял на земле. Вася разглядел у него в руках большую пачку литых резиновых перчаток, перевязанную шпагатом. В таких перчатках водители троллейбусов выбегают устанавливать штанги, когда те неожиданно срываются с проводов. На голове у Ивана Митрофановича красовалась оранжевая, в черную крапинку каска, похожая на божью коровку в увеличенном масштабе, а к лацкану форменного кителя была приколота эмблема — автомобильное колесо, на обводе которого выступили золотые буквы: «СЛУЖБА БЫТА» и аббревиатура «АМВФ».
— Вот эта гражданка… — Путник кивнул в сторону огненно-рыжей, которая буквально онемела при появлении Ивана Митрофановича.
— Гражданка Харина, — уточнил Иван Митрофанович.
— Гражданка Харина варит Петуха живьем. Это бесчеловечно.
— Понимаете, — вмешался в разговор Вася Морковкин, — Петух должен взлететь на шест и прокричать «кукареку». Без этого не наступит Луговая суббота.
— Гм, — произнес Иван Митрофанович. — Луговая суббота… Как же, как же… Ба-а-альшой праздник, я специально пораньше встал, а тут вон какая штуковина…
— Если она не отпустит Петуха, я применю физическую силу, — решительно заявил Вася.
— Да, физика — великая сила, — согласился Иван Митрофанович. — Именно эту силу нужно применить сейчас.
Он с минуту к чему-то прислушивался.
— Как я и предполагал, — медленно произнес Иван Митрофанович, — происходят провалы грунта. — И обратился к Васе Морковкину: — Так Петух, говоришь, перебегал дорогу перед близко идущим транспортом?
Вася кивнул головой.
— Понятно, он угодил в один из этих провалов.
— А как же быть? — спросил Путник.
— Потребуется выпрямитель поверхности, вещь дефицитная, на дороге не валяется, в магазине не найдешь…
— Но я прошу вас, — взмолился Путник. — Я готов на все.
— Есть у меня один выпрямитель, — сказал Иван Митрофаиович, — да я другу обещал… — Он посмотрел на Путника и остался доволен выражением его лица.
Добавил: — Ну уж ради вас…
Он извлек из-за пазухи и начал монтировать устройство, ничем не отличающееся от обыкновенного ртутного выпрямителя.
— Вот что значит физика! — восхищенно сказал Вася.
— Это имеет прямое отношение к сегодняшнему, — ответил Путник. — Я с удовольствием поделюсь с вами пришедшими соображениями. Суть дела: все предметы содержат вещественную и мнимую компоненты. Вещественная компонента — физическая субстанция… Я не слишком научно выражаюсь? Вам понятно?
— Да, — сказал Вася, для которого такие понятия, как «субстанция» и «компонента», были что семечки.
Он их знал с дошкольного возраста.
— Пойдем дальше, — сказал Путник. — Что же касается мнимой компоненты, то ее нет физически, тем не менее она существует.
— По-моему, то, чего нет как физической субстанции, не существует, — сказал Вася.
— Хорошо, поясняю вам на таком примере. — Путник достал из кармана спички, на этикетке которых была изображена сабля князя Пожарского (серия «По залам Исторического музея»). — Представьте, что вы держите эту саблю. Стали бы вы открывать ею консервные банки? Нет, конечно. А почему?
— Это сабля самого Пожарского, он ею Москву освобождал.
— Вот видите, это не кусок металла, физическая субстанция, есть в ней и мнимая компонента — то, что мы знаем о вещи. Когда этого не замечают, происходят провалы, подобные сегодняшнему…
Монтаж выпрямителя продолжался. Иван Митрофанович протягивал, не оборачиваясь, руку в резиновой перчатке, а Путник вкладывал в нее инструмент: электропаяльник, плоскогубцы, пинцет или моток многожильного кабеля.
— Апчхирт! — раздалось через некоторое время.
Что-то, как в холодильнике, щелкнуло и заработало.
— Я вам еще покажу! — крикнула Харина и вдруг исчезла.
На кастрюле приподнялась крышка, оттуда выпрыгнул Петух и, шумно хлопая крыльями, вылетел в окно.
Вася проследил, как он полетел к шесту, с которого и намеревался прокричать «кукареку».
— Дела, человеку даже в праздник отдохнуть не дадут, — проворчал Иван Митрофанович, выставляя в очередной раз руку.
Путник вложил в нее пассатижи.
Иван Митрофанович оттолкнул их.
— Ну полно, полно, Иван Митрофанович, — сказал Путник и положил ему в руку конфету. — Это вам на закусочку.
Конфету Иван Митрофанович не принял.
— Положите в руку пять рублей, — подсказал Вася Морковкин. — Мы так делаем, когда вызываем слесаря ремонтировать кран в умывальнике.
Путник покопался в своем кошельке, извлек хрустящую купюру и положил в руку Ивана Митрофановича. Тот, убрав руку, исчез, словно его и не было.
Но вскоре рука появилась вновь — одна, без Ивана Митрофановича.
— Что, еще?! — спросил Путник.
Рука в резиновой перчатке шлепнула по стенке и исчезла, оставив на синей панели, строгое объявление:
«Вероятно, Иван Митрофанович неверно соединил провода, — подумал Вася и направился к выходу, но двери вообще не было. — Выпрыгну в окно, — решил Вася, но и окно куда-то исчезло. — Вот так фокус! Как же я отсюда выберусь?» Тут на глаза ему попалась картонная коробка, которую он, войдя в избу, поставил у порога.
— Вскройте ее, — посоветовал Путник, возникая на десятую долю секунды.
Прежде чем распаковать коробку, Вася взглянул на оттиснутые изображения и убедился, что и зонтик, и рюмка, и человечек пребывают на своих местах, там же, где и до начала дождя.
Вася вскрыл коробку. Там находился большой стеклянный аквариум с водой и рыбками. Вода, как можно было догадываться, попала в него во время дождя. А вот откуда рыбки взялись — до сих пор остается невыясненным. Может быть, они выпали вместе с дождем.
Такие случаи известны науке…
Вася прильнул к аквариуму.
Вскоре он вырос перед нашими собеседниками, будто исполинских размеров сельскохозяйственное орудие, внутри которого вращаются и грохочут шкивы и шестерни.
Подул ветер. По дороге пронесся пылевой смерч, в воронке которого билась, взмахивая страницами, газета-четырехполоска. Сместившись на траву, вихрь опал, лишь газета еще некоторое время кружилась над лугом, взмахивая страницами.
Вдруг в небе явились светящиеся кусты с опрокинутыми вниз ветками. Кусты покрылись цветами, а потом яблоками. Достигнув максимума свечения, они погасли, но, прежде чем погаснуть, дрогнули. Посыпались по земле яблоки. Вася, когда долетели мощные удары грома, догадался, что это разряды атмосферного электричества, а яблоки — шаровые молнии. Одна из шаровых молний долго бежала за Васей, но угодила в лужу и взорвалась, а вода испарилась.
Грозовой фронт подошел вплотную. Капли упали на дорожную пыль. Ударила одиночная молния, и зачастил дождь.
Новая вспышка молнии высветила приземистую избушку с окном и дверью. Не сговариваясь, Вася и Путник побежали туда.
Никто не отозвался на их стук. А дождь усиливался, он лил как из бочки.
— Давайте войдем в избушку, — сказал Вася, видя, что Путник топчется в нерешительности. — Я думаю, нас никто не заругает.
Путник толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
— Куда претесь! — выросла в дверном проеме коренастая гражданка в обуви на «платформе», брючном костюме и огненно-рыжем парике, с локонов которого сыпались искры, будто она держалась за контакты электрической машины. — Свободного места нет! Вы что, не видите?
— Нам бы переждать дождь, — робко сказал Вася.
— Свободного места нет! Вам русским языком сказано!
Путник молчал.
Но когда на электрической плите «Нина-3» за ее спиной, брякнув, приподнялась крышка кастрюли и оттуда высунулась Петушиная голова и попыталась закукарекать, не выдержал.
— Она варит его живьем! Вы посмотрите! — возмутился он и, отстранив огненно-рыжую, решительно шагнул в комнату.
— Да это же тот Петух! — крикнул Вася и кинулся к электропечи.
— Еще чего! — огненно-рыжая, опередив его, затолкнула Петушиную голову обратно в кастрюлю и придавила крышку.
— Отпусти Петуха! — потребовал Вася.
— Еще чего! — процедила сквозь зубы огненнорыжая.
Вася сжал кулаки и пошел на нее.
— Чертово авто-мото-вело-фото! — пробормотал Путник. — Его рук дело. Опять в нем что-то испортилось. Придется вызывать техника Ивана Митрофановича. Как это делается? Ага, надо закрыть глаза и сосредоточиться. Так, так, я мысленно вижу его. Он возникает, он концентрируется…
Вася, которого душераздирающий вопль огненно-рыжей привел в замешательство, увидел в ближнем углу как бы туман.
Он, как заметил Вася, — а в данном случае Васе можно вполне доверять, — представлял собой облачко положительно и отрицательно заряженных частиц — протонов и электронов. Вася собственными глазами видел, как снуют взад и вперед, вверх и вниз эти частицы. «Они вроде горошинок, круглые. Точь-в-точь как в учебнике физики. И на каждой частице проставлен знак плюс или минус», — рассказывал он.
Туман, или, как мы знаем, облачко протонов и электронов, оторвался от пола и стал конденсироваться. Вскоре он приобрел очертание человеческого тела. Очертание, однако, было неустойчивым, оно колебалось от дыхания Васи и Путника.
— Резкости не хватает, — сказал Путник и вновь сфокусировал свой мысленный взор на образе техника.
От напряжения на лбу его выступили крупные капли пота.
Резкость очертания нехотя стала увеличиваться.
Внутри его слышалось то сухое потрескивание разрядов, то тяжелое трансформаторное гудение. Проступили рот и глаза. Нос.
— Апчхи!
— Доброго здоровьичка, Иван Митрофанович! — сказал Путник.
— Спасибо-чхи! — поблагодарил Иван Митрофанович.
Вероятно, утренняя свежесть повлияла на техника, чихал он беспрерывно. Впрочем, для удобства чтения в дальнейшем мы опускаем приставку «чхи!».
— Чего беспокоить изволили? — спросил Иван Митрофанович.
Он отличался от обычного человека тем, что висел в воздухе, а не стоял на земле. Вася разглядел у него в руках большую пачку литых резиновых перчаток, перевязанную шпагатом. В таких перчатках водители троллейбусов выбегают устанавливать штанги, когда те неожиданно срываются с проводов. На голове у Ивана Митрофановича красовалась оранжевая, в черную крапинку каска, похожая на божью коровку в увеличенном масштабе, а к лацкану форменного кителя была приколота эмблема — автомобильное колесо, на обводе которого выступили золотые буквы: «СЛУЖБА БЫТА» и аббревиатура «АМВФ».
— Вот эта гражданка… — Путник кивнул в сторону огненно-рыжей, которая буквально онемела при появлении Ивана Митрофановича.
— Гражданка Харина, — уточнил Иван Митрофанович.
— Гражданка Харина варит Петуха живьем. Это бесчеловечно.
— Понимаете, — вмешался в разговор Вася Морковкин, — Петух должен взлететь на шест и прокричать «кукареку». Без этого не наступит Луговая суббота.
— Гм, — произнес Иван Митрофанович. — Луговая суббота… Как же, как же… Ба-а-альшой праздник, я специально пораньше встал, а тут вон какая штуковина…
— Если она не отпустит Петуха, я применю физическую силу, — решительно заявил Вася.
— Да, физика — великая сила, — согласился Иван Митрофанович. — Именно эту силу нужно применить сейчас.
Он с минуту к чему-то прислушивался.
— Как я и предполагал, — медленно произнес Иван Митрофанович, — происходят провалы грунта. — И обратился к Васе Морковкину: — Так Петух, говоришь, перебегал дорогу перед близко идущим транспортом?
Вася кивнул головой.
— Понятно, он угодил в один из этих провалов.
— А как же быть? — спросил Путник.
— Потребуется выпрямитель поверхности, вещь дефицитная, на дороге не валяется, в магазине не найдешь…
— Но я прошу вас, — взмолился Путник. — Я готов на все.
— Есть у меня один выпрямитель, — сказал Иван Митрофаиович, — да я другу обещал… — Он посмотрел на Путника и остался доволен выражением его лица.
Добавил: — Ну уж ради вас…
Он извлек из-за пазухи и начал монтировать устройство, ничем не отличающееся от обыкновенного ртутного выпрямителя.
— Вот что значит физика! — восхищенно сказал Вася.
— Это имеет прямое отношение к сегодняшнему, — ответил Путник. — Я с удовольствием поделюсь с вами пришедшими соображениями. Суть дела: все предметы содержат вещественную и мнимую компоненты. Вещественная компонента — физическая субстанция… Я не слишком научно выражаюсь? Вам понятно?
— Да, — сказал Вася, для которого такие понятия, как «субстанция» и «компонента», были что семечки.
Он их знал с дошкольного возраста.
— Пойдем дальше, — сказал Путник. — Что же касается мнимой компоненты, то ее нет физически, тем не менее она существует.
— По-моему, то, чего нет как физической субстанции, не существует, — сказал Вася.
— Хорошо, поясняю вам на таком примере. — Путник достал из кармана спички, на этикетке которых была изображена сабля князя Пожарского (серия «По залам Исторического музея»). — Представьте, что вы держите эту саблю. Стали бы вы открывать ею консервные банки? Нет, конечно. А почему?
— Это сабля самого Пожарского, он ею Москву освобождал.
— Вот видите, это не кусок металла, физическая субстанция, есть в ней и мнимая компонента — то, что мы знаем о вещи. Когда этого не замечают, происходят провалы, подобные сегодняшнему…
Монтаж выпрямителя продолжался. Иван Митрофанович протягивал, не оборачиваясь, руку в резиновой перчатке, а Путник вкладывал в нее инструмент: электропаяльник, плоскогубцы, пинцет или моток многожильного кабеля.
— Апчхирт! — раздалось через некоторое время.
Что-то, как в холодильнике, щелкнуло и заработало.
— Я вам еще покажу! — крикнула Харина и вдруг исчезла.
На кастрюле приподнялась крышка, оттуда выпрыгнул Петух и, шумно хлопая крыльями, вылетел в окно.
Вася проследил, как он полетел к шесту, с которого и намеревался прокричать «кукареку».
— Дела, человеку даже в праздник отдохнуть не дадут, — проворчал Иван Митрофанович, выставляя в очередной раз руку.
Путник вложил в нее пассатижи.
Иван Митрофанович оттолкнул их.
— Ну полно, полно, Иван Митрофанович, — сказал Путник и положил ему в руку конфету. — Это вам на закусочку.
Конфету Иван Митрофанович не принял.
— Положите в руку пять рублей, — подсказал Вася Морковкин. — Мы так делаем, когда вызываем слесаря ремонтировать кран в умывальнике.
Путник покопался в своем кошельке, извлек хрустящую купюру и положил в руку Ивана Митрофановича. Тот, убрав руку, исчез, словно его и не было.
Но вскоре рука появилась вновь — одна, без Ивана Митрофановича.
— Что, еще?! — спросил Путник.
Рука в резиновой перчатке шлепнула по стенке и исчезла, оставив на синей панели, строгое объявление:
ДОВОДИМ ДО СВЕДЕНИЯ— Пора двигаться дальше, — сказал наконец Путник. — Праздник уже в разгаре… — не договорив, он вместе с чемоданом растаял в воздухе, а из электрической розетки посыпались искры.
руководителей предприятий, домоуправлений,
водителей транспорта и граждан, что сегодня
БУДЕТ ПРОВОДИТЬСЯ ИСПЫТАНИЕ ТЕПЛОВЫХ СЕТЕЙ
НА ПОВЫШЕННОЕ ДАВЛЕНИЕ И
МАКСИМАЛЬНУЮ ТЕМПЕРАТУРУ.
При испытании возможны разрывы трубопроводов, размывы и провалы грунта.
Руководителям организаций и ведомств на период испытаний необходимо усилить надзор за межквартальными, внутриквартальными разводками, не допускать безнадзорного пребывания детей в местах прохождения теплотрасс, принимать меры к ограждению дефектов.
О ВСЕХ ПОВРЕЖДЕНИЯХ СООБЩАТЬ ПО ТЕЛЕФОНАМ:
22-53-09 и 29-82-60 — диспетчер теплосети.
«Вероятно, Иван Митрофанович неверно соединил провода, — подумал Вася и направился к выходу, но двери вообще не было. — Выпрыгну в окно, — решил Вася, но и окно куда-то исчезло. — Вот так фокус! Как же я отсюда выберусь?» Тут на глаза ему попалась картонная коробка, которую он, войдя в избу, поставил у порога.
— Вскройте ее, — посоветовал Путник, возникая на десятую долю секунды.
Прежде чем распаковать коробку, Вася взглянул на оттиснутые изображения и убедился, что и зонтик, и рюмка, и человечек пребывают на своих местах, там же, где и до начала дождя.
Вася вскрыл коробку. Там находился большой стеклянный аквариум с водой и рыбками. Вода, как можно было догадываться, попала в него во время дождя. А вот откуда рыбки взялись — до сих пор остается невыясненным. Может быть, они выпали вместе с дождем.
Такие случаи известны науке…
Вася прильнул к аквариуму.
Глава V
3а голубоватым стеклом между водорослей, шевеля спинными и хвостовыми перьями, плавали золотые рыбки. Они подплывали к прозрачной стенке. Наткнувшись на нее, таращили глаза и открывали рты, словно хотели сказать: «Что это за ерунда? Отчего нельзя плыть дальше?» Маленькие пузырьки воздуха поднимались с песчаного дна и серебряными цепочками устремлялись к поверхности.
Зрелище это увлекло Васю Морковкина. Он даже не заметил, как стеклянный водоем с рыбками начал, изгибаясь, вытягиваться в длину и (несколько медленнее) раздаваться вширь.
Когда Вася оторвал наконец глаза от аквариума, то не смог обнаружить никаких признаков комнаты, где находился вместе с Путником. Теперь он стоял на пригорке, поросшем зеленым мхом. Аквариум. Но и его не стало. Внизу, за березовым леском, протекала река, кишело множество водоплавающей птицы.
Виделось с холма далеко, далеко, и все было крохотным, но отчетливым, словно смотрел Вася в хрусталик видоискателя, встроенного в фотографический аппарат, — контуры и цвета предметов, концентрируясь в малом объеме, приобретали необычайную яркость и выразительность.
Мой брат работал в 3аготзерне. Я гордился этим, потому что там был элеватор — самое высокое сооружение из всех, какие я знал в ту пору. Ни телеграфный столб, ни водонапорная башня, ни дерево, ни даже пожарная каланча не могли сравниться с ним. Элеватор был виден отовсюду.
В дни праздников над элеватором поднимали флаг, а ниже флага было окошечко, и мне казалось, что если залезть на самый верх и посмотреть в это окошечко, то можно увидеть землю, Москву и Кремль, который я рисовал в школьной стенгазете.
Я спрашивал у брата, смотрел ли он в это окошечко. Брат говорил, что он каждый день смотрит в него, что оттуда действительно видно далеко.
Однажды я упросил его взять меня с собой на элеватор. Мы прошли мимо громадных автомобильных весов, где брат пояснил молоденькой симпатичной весовщице:
— Вот парня привел. Хочет Москву посмотреть вон из того окошечка.
Она улыбнулась. Мы прошли мимо длиннющих, выбеленных известью складов с надписями: «НЕ КУРИТЬ!» Перешли через ржавые железнодорожные рельсы и оказались возле железной дверцы. Из нее вышел строгий мужчина в брезентовом дождевике. И ему брат объяснил, что «парень хочет Москву посмотреть из самого верхнего окошечка». Строгое выражение сошло с лица мужчины, и он сказал:
— Только поосторожней там!
Мы поднимались по узеньким железным ступенькам, то и дело поворачивая. Пахло мукой. Было пыльно.
Вращались какие-то шкивы. Вверх и вниз бежали с шелестом приводные ремни, сшитые сыромятной кожей.
Шумели изогнутые жестяные трубы, по которым текло зерно.
Наконец мы добрались до площадки, где лестница кончалась. Площадка освещалась оконцем, стекла в котором не было, отчего в помещении гулял сквознячок.
— Ну смотри, — сказал брат. И я увидел наш поселок с его домами и огородами, каменный раймаг, клуб и школу, увидел реку, а за рекой — деревню Вороново. За деревней темнели леса, поднималось марево и мешало глядеть дальше.
— Да, — сказал брат, — неудачное время выбрали. В ясную погоду Кремль очень хорошо видать, у него на башне рубиновая звезда. А сегодня мешает марево.
Так я и рассказывал ребятам, что марево помешало, а не оно, то Кремль был бы как на ладошке.
Что-то теплое начало пригревать Васину спину, и он обернулся: солнце, висевшее до той поры неподвижно, сдвинулось наконец с мертвой точки и стремительно стало подниматься выше и выше, словно торопясь наверстать упущенное.
«Значит, Петух пропел в третий раз, и Луговая суббота наступила», — обрадовался мальчик.
Донесся грохот барабанных палочек, мощно вздохнули инструменты духового оркестра, и на дорожное полотно, чеканя шаг, вступила колонна людей в медных касках и брезентовых одеяниях. Над колонной высоко в небе реял и пузырился надуваемый ветром транспарант:
«Где-то горит, — подумал Вася Морковкин. — Уж не та ли избушка, Иван Митрофанович устроил короткое замыкание и…» Однако ни дыма, ни огня не было, да и пожарники вели себя не так. Вместо того чтобы мчаться сломя голову, они шли торжественным маршем.
Впереди ехал человек на белом коне. Время от времени он оборачивался и выкрикивал: «Аты-баты!» Пожарники, и до того четко чеканившие шаг, начинали еще выше вскидывать ногу.
Шествие замыкали три повозки, на каждой из которых стояло что-то покрытое брезентовым чехлом.
Колонна стала спускаться к реке. На берегу командир на белом коне взмахнул рукой и отдал какое-то распоряжение. Бойцы пожарной охраны кинулись расчехлять повозки. Шаловливый ветерок мешал работе, вырывал из рук концы брезента, и они оглушительно хлопали.
На первой повозке, когда брезент был наконец стянут, Вася увидел голубоватую пачку сахара, перевязанную алой лентой. Во второй повозке оказались продолговатые ящики. Бойцы с соблюдением всех мер предосторожности бережно снимали их и относили к воде.
Там ящики взламывались, и, обсыпанные древесной стружкой, на свет появились чайные блюдца и чашки.
На третьей повозке оказался огромный медный самовар.
Самовар горел на солнце. Он чувствовал себя центром внимания и гордо выпячивал грудь, густо украшенную знаками своей самоварной доблести — медалями, завоеванными на крупнейших международных выставках и ярмарках. Многоведерный, с затейливо изогнутым краном, витыми ручками по бокам и высокой трубой, он был великолепен.
Пожарники схватили брезентовые рукава, скатанные в колесо, и, на ходу разворачивая их, побежали: одни — к воде, другие — к самовару.
— Воду за-аливай! — отдал приказ командир.
Двое бойцов заняли места у помпы и принялись качать: вверх-вниз! вверх-вниз! Вася Морковкин не мог вытерпеть. Он что было духу помчался к реке, аж ветер засвистел в ушах.
Зрелище это увлекло Васю Морковкина. Он даже не заметил, как стеклянный водоем с рыбками начал, изгибаясь, вытягиваться в длину и (несколько медленнее) раздаваться вширь.
Когда Вася оторвал наконец глаза от аквариума, то не смог обнаружить никаких признаков комнаты, где находился вместе с Путником. Теперь он стоял на пригорке, поросшем зеленым мхом. Аквариум. Но и его не стало. Внизу, за березовым леском, протекала река, кишело множество водоплавающей птицы.
Виделось с холма далеко, далеко, и все было крохотным, но отчетливым, словно смотрел Вася в хрусталик видоискателя, встроенного в фотографический аппарат, — контуры и цвета предметов, концентрируясь в малом объеме, приобретали необычайную яркость и выразительность.
Мой брат работал в 3аготзерне. Я гордился этим, потому что там был элеватор — самое высокое сооружение из всех, какие я знал в ту пору. Ни телеграфный столб, ни водонапорная башня, ни дерево, ни даже пожарная каланча не могли сравниться с ним. Элеватор был виден отовсюду.
В дни праздников над элеватором поднимали флаг, а ниже флага было окошечко, и мне казалось, что если залезть на самый верх и посмотреть в это окошечко, то можно увидеть землю, Москву и Кремль, который я рисовал в школьной стенгазете.
Я спрашивал у брата, смотрел ли он в это окошечко. Брат говорил, что он каждый день смотрит в него, что оттуда действительно видно далеко.
Однажды я упросил его взять меня с собой на элеватор. Мы прошли мимо громадных автомобильных весов, где брат пояснил молоденькой симпатичной весовщице:
— Вот парня привел. Хочет Москву посмотреть вон из того окошечка.
Она улыбнулась. Мы прошли мимо длиннющих, выбеленных известью складов с надписями: «НЕ КУРИТЬ!» Перешли через ржавые железнодорожные рельсы и оказались возле железной дверцы. Из нее вышел строгий мужчина в брезентовом дождевике. И ему брат объяснил, что «парень хочет Москву посмотреть из самого верхнего окошечка». Строгое выражение сошло с лица мужчины, и он сказал:
— Только поосторожней там!
Мы поднимались по узеньким железным ступенькам, то и дело поворачивая. Пахло мукой. Было пыльно.
Вращались какие-то шкивы. Вверх и вниз бежали с шелестом приводные ремни, сшитые сыромятной кожей.
Шумели изогнутые жестяные трубы, по которым текло зерно.
Наконец мы добрались до площадки, где лестница кончалась. Площадка освещалась оконцем, стекла в котором не было, отчего в помещении гулял сквознячок.
— Ну смотри, — сказал брат. И я увидел наш поселок с его домами и огородами, каменный раймаг, клуб и школу, увидел реку, а за рекой — деревню Вороново. За деревней темнели леса, поднималось марево и мешало глядеть дальше.
— Да, — сказал брат, — неудачное время выбрали. В ясную погоду Кремль очень хорошо видать, у него на башне рубиновая звезда. А сегодня мешает марево.
Так я и рассказывал ребятам, что марево помешало, а не оно, то Кремль был бы как на ладошке.
Что-то теплое начало пригревать Васину спину, и он обернулся: солнце, висевшее до той поры неподвижно, сдвинулось наконец с мертвой точки и стремительно стало подниматься выше и выше, словно торопясь наверстать упущенное.
«Значит, Петух пропел в третий раз, и Луговая суббота наступила», — обрадовался мальчик.
Донесся грохот барабанных палочек, мощно вздохнули инструменты духового оркестра, и на дорожное полотно, чеканя шаг, вступила колонна людей в медных касках и брезентовых одеяниях. Над колонной высоко в небе реял и пузырился надуваемый ветром транспарант:
ГРАЖДАНЕ!Это была пожарная команда.
Уходя из квартиры, не оставляйте включенными в электросеть чайники, утюги, плитки и другие электронагревательные приборы.
При пользовании электроприборами применяйте несгораемые подставки.
«Где-то горит, — подумал Вася Морковкин. — Уж не та ли избушка, Иван Митрофанович устроил короткое замыкание и…» Однако ни дыма, ни огня не было, да и пожарники вели себя не так. Вместо того чтобы мчаться сломя голову, они шли торжественным маршем.
Впереди ехал человек на белом коне. Время от времени он оборачивался и выкрикивал: «Аты-баты!» Пожарники, и до того четко чеканившие шаг, начинали еще выше вскидывать ногу.
Шествие замыкали три повозки, на каждой из которых стояло что-то покрытое брезентовым чехлом.
Колонна стала спускаться к реке. На берегу командир на белом коне взмахнул рукой и отдал какое-то распоряжение. Бойцы пожарной охраны кинулись расчехлять повозки. Шаловливый ветерок мешал работе, вырывал из рук концы брезента, и они оглушительно хлопали.
На первой повозке, когда брезент был наконец стянут, Вася увидел голубоватую пачку сахара, перевязанную алой лентой. Во второй повозке оказались продолговатые ящики. Бойцы с соблюдением всех мер предосторожности бережно снимали их и относили к воде.
Там ящики взламывались, и, обсыпанные древесной стружкой, на свет появились чайные блюдца и чашки.
На третьей повозке оказался огромный медный самовар.
Самовар горел на солнце. Он чувствовал себя центром внимания и гордо выпячивал грудь, густо украшенную знаками своей самоварной доблести — медалями, завоеванными на крупнейших международных выставках и ярмарках. Многоведерный, с затейливо изогнутым краном, витыми ручками по бокам и высокой трубой, он был великолепен.
Пожарники схватили брезентовые рукава, скатанные в колесо, и, на ходу разворачивая их, побежали: одни — к воде, другие — к самовару.
— Воду за-аливай! — отдал приказ командир.
Двое бойцов заняли места у помпы и принялись качать: вверх-вниз! вверх-вниз! Вася Морковкин не мог вытерпеть. Он что было духу помчался к реке, аж ветер засвистел в ушах.