Страница:
ЗЕЛЕНЫЙ ПОЕЗД
Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири
Составитель А. Якубовский
Художник Д. Шимилис
Александр Осипов
Миры на ладонях
(Предисловие)
Перед вами сборник произведений сибирских писателей-фантастов. Он выходит впервые…
Многим из тех, кому в последние годы довелось бывать в Сибири, нередко казалось, что они увидели и реально ощутили будущее нашей страны, — настолько удивительно все, что свершается там, к востоку от Урала. Поражает природа, но еще больше удивляет размах труда человека в этом необъятном крае: на когда-то «диких брегах» великих рек построены гигантские плотины электростанций, среди таежных просторов сверкают новые города, а обыкновенные люди словно живут в другом измерении, и им первым как бы открывается величие и красота прекрасного нового мира.
Сибирь была, есть и будет краем суровым и увлекательным, таящим множество неоткрытого, непознанного, настоящий простор для романтиков. Потому и фантастикой Сибирь богата, что есть здесь неповторимая атмосфера вдохновенного творчества, ежедневного прикосновения к Неведомому, постоянного порыва к Будущему, та жизненно необходимая почва, на которой неизбежно вырастают побеги мечты, фантазии, научной фантастики, принимающей самое активное участие в построении нового мира и отражающей красоту и величие, ритм эпохи.
Истоки сибирской фантастики спрятаны в глубине веков. Заметный след в ней оставили народные легенды и сказания, короткие фантастические новеллы почти неизвестных авторов, замысловатые поэтические картины романов и рассказов Мамина-Сибиряка, Обручева, славные традиции советской фантастики 20-х годов, заложенные Вивианом Итиным, большевиком и активным участником революции в Сибири. Его повесть «Страна Гонгури» явилась едва ли не первой в советской литературе о коммунистическом будущем.
Повесть увидела свет в 1922 году в Канске. Гражданская война неизгладимо запечатлелась в поэтическом сознании писателя. Но это не помешало ему создать удивительно яркое драматическое повествование с оптимистической настроенностью.
Разными путями пришли они в фантастику. Одни долгое время (как, например, А. Якубовский или Д. Сергеев) работали в других жанрах и лишь недавно обратились к фантастике, найдя в ней новые богатые возможности для более полного и всестороннего раскрытия волнующих их проблем. Другие же (так было, в частности, с С. Павловым и В. Колупаевым) испытывали любовь к фантастике сначала как читатели, занимаясь в основном наукой, но любовь эта вдохновила их взяться за перо и создать интересные произведения, отличающиеся разнообразием тем, богатством красок художественной палитры, увлекающие читателя в огромный и беспредельный мир, где обычная жизнь приобретает другие качества и оттенки, помогая над многим задуматься.
Обращение к фантастике обусловлено в их творчестве и романтикой родного края, и особенностями профессиональной судьбы каждого, и острым ощущением актуальных проблем эпохи (чего стоит проблема охраны лесов, например, или уникального Байкала!), и поэтической взволнованностью мировидения. Такая многогранность органично вписывается и в их творческую судьбу, и в своеобразие историко-литературного процесса в целом.
Личное и продолжительное знакомство автора этих строк с сибирскими фантастами дает право без преувеличения говорить об этом серьезно, опираясь даже не столько на их книги, сколько на живое восприятие их влюбленности в фантастику, в край сибирский и человека.
Всех их объединяет одно: глубокие раздумья о судьбах людских, о человеке, живущем и творящем в эпоху бурно развивающихся науки и техники, о человеке, сталкивающемся с качественно новыми категориями нравственности, с решением самых разнообразных, порою далеких друг от друга проблем.
Конечно же, нельзя применительно к выражению «сибирская фантастика» подходить так, словно бы произведения непременно должны посвящаться сибирской тематике. Фантастика никогда не была привязана к частностям. Ее всегда волнуют общие проблемы жизни на нашей планете, сегодняшней и завтрашней, проблемы мира и гуманизма. Однако сибирский колорит так или иначе присущ фантастике писателей-сибиряков. Его легко, к примеру, заметить в рассказах Виктора Колупаева или Вячеслава Назарова.
Вместе с тем в сибирской фантастике мы найдем ныне почти все направления и разновидности, характерные для научно-фантастической литературы. В произведениях Сергея Павлова проблемы науки, ее дух и люди определяют и фон, и содержание повествования, не лишенного между тем оригинального художественного восприятия поэзии и прозы жизни. Этими качествами наделены и «Акванавты», где исследуются этические и психологические аспекты завоевания человеком Мирового океана, и повесть «Корона Солнца» с идеей о жизни в недрах звезд, и другие произведения писателя.
Примечательным явлением в сибирской фантастике можно считать и творчество Михаила Михеева. На первый взгляд рассказы его могут показаться несложными по форме, но невольно удивишься необычности замысла и широте актуальных проблем, затронутых писателем. Мир его героев (рассказы авторских сборников «Которая ждет», «Далекая от Солнца» и др.) обладает удивительным свойством: он и нереален, как условны разноцветные картинки детских сказок, и одновременно теплый, зримый по яркости даже мелких деталей, — что создает атмосферу убедительности и достоверности, в которой идеи достигают необходимой действенности.
Читая рассказы Виктора Колупаева, иногда просто забываешь, что они написаны физиком. Автор умеет остановиться на самом обыкновенном в жизни, выхватить одну, на первый взгляд второстепенную деталь человеческих взаимоотношений и, преломив в гранях фантазии, проявить на этом фоне конфликт или проблему отнюдь не частного, не второстепенного значения. Таковы удивительные по окраске поэтические рассказы его сборника «Случится же с человеком такое!..», поражающие лиризмом, драматичностью человеческих судеб, умением удивляться самым привычным вещам.
Для Бориса Лапина, автора нескольких реалистических книг, характерно обращение к сложным темам и проблемам самого широкого диапазона — от телепатии до межзвездных экспедиций, но При этом произведения его могут быть то необычайно психологичными, остродраматичными, то искрящимися иронией и беспощадной сатирой, заканчиваясь подчас довольно парадоксально. Тем, кому довелось, к примеру, прочесть повесть Б. Лапина «Первая звездная» или рассказ «Опрокинутый мир», надолго запомнились и герои, и идеи произведений, содержащих в себе, помимо прочего, серьезные философские размышления о путях человеческих исканий.
Близок Б. Лапину Дмитрий Сергеев, также автор нескольких прозаических книг, навеянных воспоминаниями о войне. В его произведениях (собранных в сборниках фантастики «Доломитово ущелье» и «Завещание каменного века») тревога за судьбы мира и человечества перекликается с сатирой.
Вообще, отрадно отмечать, что для многих реалистов обращение к фантастике оказывается плодотворным, не говоря уже о том, что происходит дальнейшее обогащение жанра фантастики опытом художественной литературы, равно как и углубление и расширение тем и проблем последней! Ведь вчерашние фантастические идеи сегодня приобретают полновесность и увлекательность важнейших проблем литературы и искусства. По образному выражению Ивана Антоновича Ефремова, литература будущего — это научная фантастика, только видоизменившаяся. Кстати, повышение творческого интереса писателей к фантастике, вероятно, закономерно. Например, читая произведения Аскольда Якубовского, подкупающие оригинальностью стилистики и лирическим преломлением явлений научного порядка, невольно убеждаешься, что фантастике отнюдь не чужды драматичность и традиционная художественная привлекательность беллетристики. Скорее наоборот! Сколько скрытой музыки, сколько мыслей и чувств, радостных, порой грустных, встречаешь на страницах повести Якубовского «Прозрачник», рассказов «Мефисто», «Счастье» и других.
Немало добрых слов можно сказать и о произведениях Вячеслава Назарова, Юрия Самсонова, Владимира Митыпова и других сибирских фантастов, и все же главное слово — за читателями.
Коротко о сборнике.
В повести Сергея Павлова «Чердак Вселенной» мы встретимся с увлеченными своей работой людьми, с людьми разными — сильными и пасующими перед трудностями, ощутим напряженную атмосферу научного поиска, прочувствуем грандиозность эксперимента в целях покорения могущественного Пространства, пока еще разделяющего миры и людей. В рассказе Вячеслава Назарова «Нарушитель» фантастика вместила в себя и психологию решения проблемы науки, и поэтическое восприятие Непознанного, диктующего возникновение новых морально-этических качеств в жизни ученых.
А рядом — веселые и остросатирические, тесно связанные с современной действительностью рассказы «Мешок снов» Ю. Самсонова и «Конгресс» Б. Лапина. Так или иначе, примыкают к ним рассказы А. Петрина и М. Михеева.
Пожалуй, одним из любопытнейших произведений сборника можно считать повесть Геннадия Карпунина «Луговая суббота», где на поле «современной сказки» встретились мир природы и мир человека, мир неувядающей свежести трав и мир техники. В повести, искрящейся яркостью образов, теплотой зарисовок и авторских отступлений, читателю наверняка будут близки мысли о быстро изменяющемся мире, волнения за судьбы природы, нашего невосполнимого богатства, тревога за. человека, нередко теряющего способность ощущать первозданность мира, обрастающего паутиной мещанства и косности мышления. Произведение Г. Карпунина достаточно емко и многообразно, чтобы дать пищу для размышлений, почувствовать неповторимость каждого мгновенья в нашей удивительной жизни.
И, согревая дыханием труда и светлой мечты Миры на ладонях, мы становимся чище и человечнее, мы видим ясное Утро теплого снега, Светлый день Вечности, Золотые Яблоки Солнца, Звездные Паруса.
Многим из тех, кому в последние годы довелось бывать в Сибири, нередко казалось, что они увидели и реально ощутили будущее нашей страны, — настолько удивительно все, что свершается там, к востоку от Урала. Поражает природа, но еще больше удивляет размах труда человека в этом необъятном крае: на когда-то «диких брегах» великих рек построены гигантские плотины электростанций, среди таежных просторов сверкают новые города, а обыкновенные люди словно живут в другом измерении, и им первым как бы открывается величие и красота прекрасного нового мира.
Сибирь была, есть и будет краем суровым и увлекательным, таящим множество неоткрытого, непознанного, настоящий простор для романтиков. Потому и фантастикой Сибирь богата, что есть здесь неповторимая атмосфера вдохновенного творчества, ежедневного прикосновения к Неведомому, постоянного порыва к Будущему, та жизненно необходимая почва, на которой неизбежно вырастают побеги мечты, фантазии, научной фантастики, принимающей самое активное участие в построении нового мира и отражающей красоту и величие, ритм эпохи.
Истоки сибирской фантастики спрятаны в глубине веков. Заметный след в ней оставили народные легенды и сказания, короткие фантастические новеллы почти неизвестных авторов, замысловатые поэтические картины романов и рассказов Мамина-Сибиряка, Обручева, славные традиции советской фантастики 20-х годов, заложенные Вивианом Итиным, большевиком и активным участником революции в Сибири. Его повесть «Страна Гонгури» явилась едва ли не первой в советской литературе о коммунистическом будущем.
Повесть увидела свет в 1922 году в Канске. Гражданская война неизгладимо запечатлелась в поэтическом сознании писателя. Но это не помешало ему создать удивительно яркое драматическое повествование с оптимистической настроенностью.
«Ритмичностью, стиховой красноречивостью и, главное, образной силой чувства, обращенного к будущему, — пишет А. Бритиков, — повесть напоминает поэму в прозе. Будущее не планируется с мелочной регламентацией, как в утопиях… и не описывается прозаически — о нем поется искренним, драматическим голосом борца за этот прекрасный мир. Эмоциональна не только форма повести, сам идеал будущего проникнут у Итина сознанием того, что коммунизм будет построен и по законам сердца».Светлой мечте, «законам сердца» остаются верны сибирские фантасты молодого поколения. Это Сергей Павлов и Вячеслав Назаров из Красноярска, Виктор Колупаев из Томска, Аскольд Якубовский, Михаил Михеев из Новосибирска, Борис Лапин, Дмитрий Сергеев, Юрий Самсонов из Иркутска, Владимир Митыпов из Улан-Удэ и многие другие.
Разными путями пришли они в фантастику. Одни долгое время (как, например, А. Якубовский или Д. Сергеев) работали в других жанрах и лишь недавно обратились к фантастике, найдя в ней новые богатые возможности для более полного и всестороннего раскрытия волнующих их проблем. Другие же (так было, в частности, с С. Павловым и В. Колупаевым) испытывали любовь к фантастике сначала как читатели, занимаясь в основном наукой, но любовь эта вдохновила их взяться за перо и создать интересные произведения, отличающиеся разнообразием тем, богатством красок художественной палитры, увлекающие читателя в огромный и беспредельный мир, где обычная жизнь приобретает другие качества и оттенки, помогая над многим задуматься.
Обращение к фантастике обусловлено в их творчестве и романтикой родного края, и особенностями профессиональной судьбы каждого, и острым ощущением актуальных проблем эпохи (чего стоит проблема охраны лесов, например, или уникального Байкала!), и поэтической взволнованностью мировидения. Такая многогранность органично вписывается и в их творческую судьбу, и в своеобразие историко-литературного процесса в целом.
Личное и продолжительное знакомство автора этих строк с сибирскими фантастами дает право без преувеличения говорить об этом серьезно, опираясь даже не столько на их книги, сколько на живое восприятие их влюбленности в фантастику, в край сибирский и человека.
Всех их объединяет одно: глубокие раздумья о судьбах людских, о человеке, живущем и творящем в эпоху бурно развивающихся науки и техники, о человеке, сталкивающемся с качественно новыми категориями нравственности, с решением самых разнообразных, порою далеких друг от друга проблем.
Конечно же, нельзя применительно к выражению «сибирская фантастика» подходить так, словно бы произведения непременно должны посвящаться сибирской тематике. Фантастика никогда не была привязана к частностям. Ее всегда волнуют общие проблемы жизни на нашей планете, сегодняшней и завтрашней, проблемы мира и гуманизма. Однако сибирский колорит так или иначе присущ фантастике писателей-сибиряков. Его легко, к примеру, заметить в рассказах Виктора Колупаева или Вячеслава Назарова.
Вместе с тем в сибирской фантастике мы найдем ныне почти все направления и разновидности, характерные для научно-фантастической литературы. В произведениях Сергея Павлова проблемы науки, ее дух и люди определяют и фон, и содержание повествования, не лишенного между тем оригинального художественного восприятия поэзии и прозы жизни. Этими качествами наделены и «Акванавты», где исследуются этические и психологические аспекты завоевания человеком Мирового океана, и повесть «Корона Солнца» с идеей о жизни в недрах звезд, и другие произведения писателя.
Примечательным явлением в сибирской фантастике можно считать и творчество Михаила Михеева. На первый взгляд рассказы его могут показаться несложными по форме, но невольно удивишься необычности замысла и широте актуальных проблем, затронутых писателем. Мир его героев (рассказы авторских сборников «Которая ждет», «Далекая от Солнца» и др.) обладает удивительным свойством: он и нереален, как условны разноцветные картинки детских сказок, и одновременно теплый, зримый по яркости даже мелких деталей, — что создает атмосферу убедительности и достоверности, в которой идеи достигают необходимой действенности.
Читая рассказы Виктора Колупаева, иногда просто забываешь, что они написаны физиком. Автор умеет остановиться на самом обыкновенном в жизни, выхватить одну, на первый взгляд второстепенную деталь человеческих взаимоотношений и, преломив в гранях фантазии, проявить на этом фоне конфликт или проблему отнюдь не частного, не второстепенного значения. Таковы удивительные по окраске поэтические рассказы его сборника «Случится же с человеком такое!..», поражающие лиризмом, драматичностью человеческих судеб, умением удивляться самым привычным вещам.
Для Бориса Лапина, автора нескольких реалистических книг, характерно обращение к сложным темам и проблемам самого широкого диапазона — от телепатии до межзвездных экспедиций, но При этом произведения его могут быть то необычайно психологичными, остродраматичными, то искрящимися иронией и беспощадной сатирой, заканчиваясь подчас довольно парадоксально. Тем, кому довелось, к примеру, прочесть повесть Б. Лапина «Первая звездная» или рассказ «Опрокинутый мир», надолго запомнились и герои, и идеи произведений, содержащих в себе, помимо прочего, серьезные философские размышления о путях человеческих исканий.
Близок Б. Лапину Дмитрий Сергеев, также автор нескольких прозаических книг, навеянных воспоминаниями о войне. В его произведениях (собранных в сборниках фантастики «Доломитово ущелье» и «Завещание каменного века») тревога за судьбы мира и человечества перекликается с сатирой.
Вообще, отрадно отмечать, что для многих реалистов обращение к фантастике оказывается плодотворным, не говоря уже о том, что происходит дальнейшее обогащение жанра фантастики опытом художественной литературы, равно как и углубление и расширение тем и проблем последней! Ведь вчерашние фантастические идеи сегодня приобретают полновесность и увлекательность важнейших проблем литературы и искусства. По образному выражению Ивана Антоновича Ефремова, литература будущего — это научная фантастика, только видоизменившаяся. Кстати, повышение творческого интереса писателей к фантастике, вероятно, закономерно. Например, читая произведения Аскольда Якубовского, подкупающие оригинальностью стилистики и лирическим преломлением явлений научного порядка, невольно убеждаешься, что фантастике отнюдь не чужды драматичность и традиционная художественная привлекательность беллетристики. Скорее наоборот! Сколько скрытой музыки, сколько мыслей и чувств, радостных, порой грустных, встречаешь на страницах повести Якубовского «Прозрачник», рассказов «Мефисто», «Счастье» и других.
Немало добрых слов можно сказать и о произведениях Вячеслава Назарова, Юрия Самсонова, Владимира Митыпова и других сибирских фантастов, и все же главное слово — за читателями.
Коротко о сборнике.
В повести Сергея Павлова «Чердак Вселенной» мы встретимся с увлеченными своей работой людьми, с людьми разными — сильными и пасующими перед трудностями, ощутим напряженную атмосферу научного поиска, прочувствуем грандиозность эксперимента в целях покорения могущественного Пространства, пока еще разделяющего миры и людей. В рассказе Вячеслава Назарова «Нарушитель» фантастика вместила в себя и психологию решения проблемы науки, и поэтическое восприятие Непознанного, диктующего возникновение новых морально-этических качеств в жизни ученых.
А рядом — веселые и остросатирические, тесно связанные с современной действительностью рассказы «Мешок снов» Ю. Самсонова и «Конгресс» Б. Лапина. Так или иначе, примыкают к ним рассказы А. Петрина и М. Михеева.
Пожалуй, одним из любопытнейших произведений сборника можно считать повесть Геннадия Карпунина «Луговая суббота», где на поле «современной сказки» встретились мир природы и мир человека, мир неувядающей свежести трав и мир техники. В повести, искрящейся яркостью образов, теплотой зарисовок и авторских отступлений, читателю наверняка будут близки мысли о быстро изменяющемся мире, волнения за судьбы природы, нашего невосполнимого богатства, тревога за. человека, нередко теряющего способность ощущать первозданность мира, обрастающего паутиной мещанства и косности мышления. Произведение Г. Карпунина достаточно емко и многообразно, чтобы дать пищу для размышлений, почувствовать неповторимость каждого мгновенья в нашей удивительной жизни.
«Время не делается видимым. Оно как ветер, которого мы не видим, но по тому, как клонятся трава и деревья, как бежит рябь по воде, судим: вот оно, здесь, — пишет автор. — Вижу развитие цветка, движение воды во время приливов и отливов, перемещение ледников; вижу, как в замедленном кино, каждый отдельный взмах пчелиного крылышка, полет ракеты и говорю: вот оно, Время…Любопытно заметить, что Вячеслав Назаров и Геннадий Карпунин поэты. И это не случайно, ибо поэзия, как и фантастика в лучших ее проявлениях, — это сгусток человеческих чувств, мыслей, жизненных обобщений, выраженных в образах необычных, преломленных душой художника. Многие качества большой поэзии характерны и для фантастики, быть может, в большей степени для одних ее направлений, в меньшей — для других. С давних времен фантастику роднит с поэзией и эмоциональная точность, и глубина мысли, и философская масштабность своеобразного эксперимента и художественных обобщений. Поэтический или фантастический образ, лишенный в силу специфики художественного творчества зримой конкретизации, тем не менее обладает магической силой, побуждающей человека угадывать грядущее. Воспользовавшись образным выражением из повести С. Павлова «Чердак Вселенной», можно с полным основанием сказать, что фантастика сибиряков — это Миры на ладонях, это жизнь на родной российской земле, любовь к ней.
Слежу за передним гребнем волны, а он уже там, где шлепают по воде хвостами «три кита», на которых покоится Земля. Наивная эта картина, развертываясь во времени, обретает не физический смысл — китов нету как таковых, — а духовный — есть Разум, Добро, Любовь, и на них стоит Земля, Природа, Человек, Техника…»
И, согревая дыханием труда и светлой мечты Миры на ладонях, мы становимся чище и человечнее, мы видим ясное Утро теплого снега, Светлый день Вечности, Золотые Яблоки Солнца, Звездные Паруса.
Виктор Колупаев
ЛЮБОВЬ К ЗЕМЛЕ
Голографическое изображение переносило его из одного уголка Земли в другой, кидало в глубь океана и в бездну космоса. Он ощущал себя участником событий, в которых никогда бы не. смог участвовать на самом деле.
И это было ему приятно.
Эспас уже несколько месяцев жил в этой затерянной на берегу моря гостинице. Он никогда не уходил от нее, старался не смотреть на площадки с глайдерами, сторонился людей, хотя и был веселым, остроумным человеком.
Ему хотелось знать о Земле все, и он часами просиживал у телестены, радуясь, что может все это видеть.
Эта ненасытная любовь к Земле, к ее океанам, лесам, деревьям, животным, городам была вроде болезни, о которой он даже не задумывался. А если бы и задумался, то не захотел бы избавиться все равно. И только когда глаза уставали, он уходил вниз к морю и некоторое время лежал на горячем белом песке. Потом взбирался на невысокую скалу, нависшую над водой, и нырял в пенистые гребни волн. Он плыл вдаль, иногда отдыхая лежа на спине, и возвращался лишь тогда, когда изрядно уставал. Тогда он снова ложился на песок, смотрел в небо с белесыми перистыми облаками и, когда тело начинало ощущать теплоту лучей солнца, вставал и шел в гостиницу.
Лишь дважды он заставил себя сесть в кресло глайдера, подняться в воздух и лететь в Лимику к Эльсе.
Он помнил, где она жила, но оба раза останавливался возле ее двери. Что-то не пускало его дальше. Он возвращался в свою гостиницу «Горное гнездо» и садился перед телевизором.
А вечером он спускался на первый этаж в бар, занимал место перед огромным старинным камином, в котором горели поленья смолистых дров, и слушал, о чем говорят люди. В «Горном гнезде» жили те, кто по разным причинам на несколько дней хотел уйти от забот повседневной жизни, отвлечься от всех дел. Здесь никто никому не мешал, никто не спрашивал, что привело другого сюда. Можно было целыми днями лазить по горам или купаться в море. Сюда можно было приехать внезапно и так же внезапно уехать, не предупредив об этом даже администратора.
За несколько месяцев, проведенных в этой гостинице, Эспас ни с кем не познакомился. Лишь иногда он вставлял в разговор несколько малозначащих фраз. Он наслаждался своим одиночеством, наслаждался чувством, которое сливало его со всей Землей. Он был счастлив Землею.
В этот вечер он, как обычно, сидел в баре, пододвинув кресло к камину и любуясь язычками пламени, лизавшего поленья. Рядом сидело еще несколько человек, преимущественно мужчин. Рослый бармен изредка разносил бокалы с шипучим напитком.
Рядом с Эспасом, ближе к открытому настежь окну, сидел высокий человек лет сорока. Его черные волосы кое-где пробивала седина. Он садился рядом с Эспасом уже второй вечер подряд. Само по себе это не заинтересовало бы Эспаса, если бы не одно обстоятельство: незнакомец часто, слишком часто, чтобы это было случайно, посматривал на него.
Так они просидели с час, и Эспас уже было хотел уйти в свою комнату, чтобы снова включиться в события, которые ему предложит экран объемного телевизора, как вдруг незнакомец резко пододвинул свое кресло к нему и спросил: — Эспас?
Эспас ответил не сразу. Что-то в лице человека показалось ему знакомым. Или это просто был определенный, очень распространенный на Земле тип лица. Глаза его смотрели чуть настороженно, словно он ждал отрицательного ответа, и чуть насмешливо, словно этот ответ нисколько бы не обманул его.
— Да, меня зовут Эспас, — наконец ответил Эспас и медленно встал, намереваясь прервать на этом еще не начавшийся разговор.
— Я зайду к тебе. — Это был не вопрос. Фраза была сказана так, словно человек не сомневался в том, что он зайдет в комнату Эспаса. — Минут через десять.
Эспас невольно кивнул. А потом, когда до него дошел уже не тон, а смысл сказанного, ему сделалось немного неловко перед собой из-за того, что он сейчас делает не то, что хочет. Он не намерен был заводить здесь друзей. Это отвлекло бы его от объемного телевизора.
Он чуть отодвинул кресло, чтобы пройти, и легким шагом вышел из бара. Он был высок и хорошо сложен.
Походка его была немного странной. Казалось, что идут только ноги, а туловище и голова остаются на месте.
И все-таки какое-то изящество чувствовалось в его походке.
В своей комнате он тотчас же включил телевизионную стену; пусть этот незнакомец сам завязывает разговор, если хочет. В хронике показывали лов рыбы на Литвундской банке, и к его ногам шлепались огромные рыбины, названия которых он даже не знал. Затем выступил человек, которого диктор представил как председателя комиссии по дальним космическим полетам.
Объявлялся конкурс на замещение вакантных мест в экспедиции «Прометей-7». Эспас усмехнулся. В Дальний Космос он бы не пошел. Он не мог прожить без Земли и одного дня. А ведь эта экспедиция — на много-много лет.
Потом показали старую кинохронику. Это были последние кадры, принятые с корабля «Прометей-6».
Изображение было уже плохое. Лица членов экипажа разобрать не удалось.
В дверь постучали. Эспас отвлекся на несколько секунд и пропустил слова диктора, который в это время что-то говорил об экспедиции. Кажется, от нее больше не принимали никаких сигналов.
За дверью, конечно, стоял незнакомец. Эспас молча пропустил его в комнату, не предложив сесть. Но тот уселся сам. И Эспас был ему благодарен за то, что тот не опустился в его любимое кресло, хотя оно стояло ближе к дверям. Эспас сел в него и вытянул ноги. Хроника кончилась. Теперь начали передавать что-то из серии «Путешествия по Сибири и Канаде».
Незнакомец, не вставая с кресла, нагнулся и выключил телестену.
— Меня зовут Ройд, — сказал он.
Эспас кивнул, что означало: он принял это сообщение к сведению.
— Сколько месяцев ты уже находишься в этой горной дыре? — спросил Ройд.
— «Горное гнездо», — поправил его Эспас. — Около шести месяцев.
— Эспас, я бы никогда не поверил, что ты можешь провести в этой горной дыре шесть месяцев.
— «Горное гнездо», — снова поправил его Эспас.
— Все равно дыра, — отмахнулся Ройд. Лицо его с правильными упрямыми чертами было обращено к Эспасу вполоборота. Оно все-таки было чем-то неуловимо знакомым. Эспас уже совсем было собрался спросить об этом, но Ройд опередил его: — Ты пытаешься вспомнить, где видел меня?
— Да, — ответил Эспас. — Очень часто встречающийся тип лица.
— Возможно. Хотя мы были вместе около двух лет. Но я допускаю, что ты забыл меня… А что ты помнишь вообще?
Эспас усмехнулся: — Все, что мне надо.
— Только то, что тебе надо? А сверх того? Ты пытаешься забыть или забыл на самом деле?
Последние шесть месяцев Эспас не задумывался над этим. Просто, как ему казалось, он вырвался из тьмы и теперь наслаждался жизнью, даже не своей собственной, а жизнью Земли.
— Мне ничего не надо, — твердо сказал он.
— Хорошо, — улыбнулся Ройд. — Начнем по порядку. Ты хотел бы очутиться в экспедиции «Прометей»?
— Так вот оно что! Ты вроде вербовщика? В экспедицию никто не идет?
— В эту экспедицию конкурс — тысяча человек на одно место. И это уже после общей комиссии. Значит, не хочешь?
— Ни за что. Мне хорошо и на Земле.
— Пойдем дальше. Ты не забыл Эльсу?
— Нет. — Эспас невольно стиснул зубы. Ему не хотелось, чтобы кто-то говорил о ней. Здесь он и сам еще ничего не мог понять.
— Ты был у нее?
— Нет, не был. — Эспас отвечал, потому что вопросы были не праздными, он это чувствовал. И все-таки разговор начинал злить его.
— Я знаю, почему ты не был у нее. Она тебя выгонит. Она не захочет тебя видеть. Такой ты для нее не существуешь. Ты ведь даже пытался увидеть ее и струсил. Ты не Землю любишь, ты просто трусишь.
— Хватит! — Эспас вцепился в подлокотники кресла и весь подался вперед. — Слышишь? Хватит!
Ройд замолчал, усмехнулся чему-то, потом сказал: — Все мы любим Землю…
Они молчали минут пять. Эспас все старался вспомнить, где он видел этого человека. Что ему от него нужно?
— Что тебе от меня нужно?
— Мне нужно, чтобы ты вспомнил все и вернулся. Ты очень нужен, но вернуться сможешь, только если захочешь.
— Куда? — Эспас не хотел никуда возвращаться. Ему было хорошо и здесь. — Куда я должен вернуться?
Ройд не ответил на вопрос, но задал свой: — Что ты помнишь из того, что было до этих шести месяцев, до этой горной… до этого «Горного гнезда»?
— Эльса, — прошептал Эспас. — Давно-давно.
— Еще?
— Желание видеть Землю.
— Еще?
— Больше ничего. Я ничего не помню.
— Но ты хоть хочешь вспомнить?
— Хочу. — Эспас вдруг начал понимать, почему он бежал от людей. Ведь бежал же! Даже к Эльсе он не мог заставить себя зайти. — Я хочу. И я боюсь. Наверное, там было что-то ужасное…
— Ужаснее, чем есть, не придумаешь. — Ройд почувствовал, что сейчас Эспас признает за ним некоторое превосходство, и разговаривал с ним как отец с сыном, чуть-чуть повелительно, но с уважением и даже какой-то лаской. — Собирайся. Мы летим.
— Куда? — устало спросил Эспас.
— К Кириллу.
— К Кириллу? Я не знаю такого. Это далеко?
— Часа три. Ты знал и Кирилла.
— Я знал и его? — тихо удивился Эспас.
— Знал. Ты знал многих. Мы их соберем всех.
— Зачем?
— Чтобы нам не было стыдно.
— Хорошо. Я готов. У меня нет вещей.
Они вышли из гостиницы «Горное гнездо» и направились к стоянке глайдеров. Уже окончательно стемнело. Небо было чистое, звездное. Ройд остановился, задрал голову и долго смотрел в черную пустоту.
— Ты знаешь, что гонит человека в космос?
— Нет. Я не понимаю этих людей.
— Любовь к Земле… Пошли.
Двухместный глайдер они нашли почти сразу же.
Ройд откинул колпак, включил освещение пульта управления, жестом пригласил Эспаса занять место, сел сам.
Глайдер взмыл в воздух, несколько секунд висел неподвижно, пока Ройд выбирал маршрут на специальной карте, и рванулся вперед.
— Что мы будем у него делать?
— Разговаривать. Причем разговаривать будешь ты. Я бы поговорил с ним и сам, но он не захочет меня видеть. Струсит. Будешь говорить ты.
— Но о чем? Я его совершенно не знаю!
— О чем угодно. Если он спросит про меня, можешь рассказать. У меня нет секретов от всех вас.
— Может быть, ты мне расскажешь все, чтобы я лучше понял, что нужно делать?
— Возможно, это было бы и лучше. Я уже раз пытался это сделать. Но наш милый Крусс чуть не засадил меня в психолечебницу. И ты знаешь, ему бы поверили, а мне — нет…
Эспас откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, но уснуть не мог. Что-то копошилось в его памяти, какие-то смутные воспоминания, события и лица. Он вдруг почувствовал, что когда-то помнил все, еще совсем недавно, несколько месяцев назад. Что это было? Что-то такое, что он постарался забыть. Но это значит, что он хотел забыть! Ведь не забыл же он Эльсу. Ведь помнит же он про нее все. И ее лицо, и ласковые руки, и губы, которые так часто и с такой радостью целовали его.
Помнит, как они познакомились, как собирались жениться. И потом это расставание. Без слез, без обид. Тяжело было, словно они покидали друг друга навсегда…
Она провожала его. Она провожала его! Это было не просто расставание. Она куда-то провожала его! Куда он мог от нее уйти? Да что же это с тобой, память?
Вспомни. Куда она тебя провожала?
Этот вопрос возник в голове внезапно. За все шесть месяцев в «Горном гнезде» он ни разу не подумал об этом… Ройд знает про Эльсу. И его самого он знает. За шесть месяцев голова отучилась думать и теперь начала тупо болеть.
— Ройд, кто я?
— Пришелец из другой звездной системы, — усмехнулся Ройд.
— Я серьезно. Где мы с тобой были вместе?
— В одной удаленной галактике.
— Не хочешь отвечать?
— Ты все равно не поверишь. Дойди до всего сам. А я постараюсь помочь. Я в этом тоже очень заинтересован.
Вскоре начало светать. Они летели на высоте десяти тысяч метров. Внизу уже можно было различить коечто сквозь пепельную дымку тающего тумана. Под ними расстилалась тайга. Эспас никогда не был в Сибири.
Его всегда тянуло туда, где тепло. Он зябко поежился, хотя в кабине глайдера была вполне нормальная температура.
Они спустились где-то на берегу Оби, в небольшой, с километр длиной, деревне. Глайдер был оставлен на обочине проселочной дороги, уходящей в сосновый бор.
Было часов восемь утра. Из травы доносился стрекот кузнечиков. Какая-то птица настойчиво спрашивала: «Медведя видел? Медведя видел?» Мимо бесшумно пролетел грузовой глайдер с четырехгранными цистернами из-под молока. Вела его молодая девушка, почти девчонка, в белом платочке и цветастом платье. Она что-то крикнула, но Эспас и Ройд не расслышали ее.