— Да что они могут сделать? — воскликнул Тамура. — Судовая артиллерия тоже ведь бездействует.
   — К нам поступили сведения, что корабли американского флота срочно оснащаются таранными выступами.
   — Таранные выступы ниже ватерлинии? Вроде тех, какими были снабжены наши корабли во время японо-китайской войны 1895/96 года?
   — Да. Нынешний таранный выступ находится в носовой части корабля и выступает далеко вперед. Очень длинный и острый клин из сверхпрочной стали.
   — Совсем как у подводной лодки «Наутилус»! Помните «Восемьдесят тысяч километров под водой» Жюля Верна? — засмеялся Тамура. — Да, военные не любят сдаваться. Никак не поймут, что они уже мертвецы.
   — А что будет, если «мертвецы» продырявят такой штукой тонкий корпус нефтяного танкера?
   — Н-да… — только и мог сказать Тамура.
   — Вот вам и «н-да»! Если американцы начнут морскую блокаду, нам очень скоро придет конец. Запасов нефти по всей стране хватит от силы дней на двадцать.
   — Сами виноваты! Предлагали же нам несколько лет назад советскую нефть… Надо было согласиться.
   — Ну, Тамура-сан, вы опять за свое! Что толку вспоминать прошлое? Между прочим, вы тогда были одним из главных тайных противников сделки с Советами.
   — Ладно, чего вы от меня хотите?
   — Несмотря на разрыв дипломатических отношений, японо-американские переговоры будут продолжаться при посредничестве одной страны. Мы не просим вас разморозить взрывчатые вещества, а предлагаем лишь показаться на этих переговорах. Или хотя бы на заседании нашего правительства.
   — А я не хочу! — отрезал Тамура.
   — Учтите, международное положение Японии сейчас ужасно. Общественное мнение не на нашей стороне. Нас считают виновниками всех бед… Я уж не говорю об убытках, которые несут наши фирмы…
   — К такому положению вещей привел ряд факторов: неумение нашего правительства управлять общественным мнением как внутри страны, так и за ее пределами, постоянная зависимость в дипломатии от старшего партнера, оглядки во все стороны… — Тамура продолжал гнуть свою линию. — Именно сейчас Япония должна встать на твердую позицию справедливости. Заявите, что японское правительство знать ничего не знает, во всем виноват некий безумец Дайдзо Тамура. А затем выработайте решительную политику, отвергающую все капризы Америки, и обратитесь за поддержкой к международному общественному мнению. Для того чтобы Япония выработала политику, основанную на нравственности в самом высоком смысле этого слова, надо…
   Тут в замке внезапно погас свет. Наша электростанция, сооруженная в подземельях, тоже почему-то не работала. Я помчался искать Гоэмона — небось, это опять его штучки! Лифт стоял, и мне пришлось бегать вверх и вниз по крутым старинным лестницам. Когда я проходил мимо комнаты связистов, до меня донесся взволнованный голос:
   — Ничего не понимаю! Самолеты, совершившие налет, делают вынужденную посадку на море и посылают в эфир сигналы SOS. Почему?
   Но мне было не до самолетов. Куда же он делся? Я обыскал весь замок, все помещения, все закоулки. У меня ныли ноги, колотилось сердце, со лба градом лил пот.
   Гоэмона нигде не было.
   Он исчез вместе с Кисако.


Осада и побег


   Меня схватил за грудки один из ближайших подручных Тамуры.
   — Ты во всем виноват, ты! — лицо у него было перекошено от ярости. — До сих пор я тебе спускал все твои хамские выходки. А уж так хотелось треснуть по твоей поганой роже, когда ты фамильярничал с великим сэнсэем Тамурой-сан! Но я терпел, потому что ты был нянькой при Гоэмоне-сэнсэе. Что ж ты, мальчик, так оплошал? Не знаешь, где Гоэмон-сэнсэй?! Не видел?! Значит, так ты несешь свою службу?
   — Твое преступление заслуживает тысячи казней! — вмешался свихнувшийся мастер фехтования, совершенно не понимая, о чем идет речь. — Искупишь свою вину смертью! Ты, недостойный сопляк, знакома ли тебе церемония харакири?
   Я почувствовал, как волосы у меня зашевелились и встали дыбом.
   До моего сознания вдруг с предельной ясностью дошло, среди каких людей я жил все это время. Замок кишел профессиональными убийцами, бандитами, сумасшедшими и полусумасшедшими, у которых на уме было только одно: убить, заколоть, зарубить, повесить, покарать… А какие словечки они употребляли: «Поджарь его малость!», «Выбей мозги!», «Подкороти пальцы!»
   И в руках этих типов, пригревшихся на груди Тамуры, была власть! Как только взрывчатка перестала действовать, они начали командовать, покрикивать, раздавать оплеухи направо и налево. Так всегда бывает на свете: посмотришь с одной стороны — хорошо, посмотришь с другой — из рук вон плохо.
   — Ну, что будешь делать? Отвечай! — бандюга сильно встряхнул меня. Моя голова мотнулась из стороны в сторону. — Как доложить нашему повелителю?
   — Отпустите, пожалуйста, — пробормотал я, дрожа всем телом. — Я примерно догадываюсь, где он.
   — Где? Говори!
   Но мне не хотелось говорить о своей догадке. Почему-то я почувствовал странное облегчение, когда Гоэмон исчез.
   Нельзя было оставлять одно чудовище в руках другого чудовища.
   Дайдзо Тамура, конечно, представлял собой весьма любопытный человеческий тип. От него сильно отдавало душком довоенного паназиатизма, но ему нельзя было отказать в известной смелости. Однако Гоэмон был ему не по зубам. Обветшалые идеи — плохой советчик, когда имеешь дело с таким существом, как Гоэмон. Грандиозный спектакль, который собирался разыграть Тамура, мог вызвать даже восхищение, но в одиночку такой спектакль не вытянуть. И, кроме того, Тамура всех мерил на свой аршин и не учел индивидуальности Гоэмона.
   Да и не только Тамура отнесся к Гоэмону чисто потребительски. Дирекция нашей фирмы старалась выудить из него те сведения, которые могли принести пользу при разработке новых изделий. Американская разведка, упорно охотившаяся за Гоэмоном, считала его чем-то вроде козырного туза, необходимого правительству США для проведения своей политики.
   Но Гоэмон требовал более серьезного и деликатного подхода. Пусть он существо другого мира, но к нашему миру он отнесся вполне дружески, и земляне могли бы его понять и с ним договориться. Видно, не зря он так настаивал на встрече с императором. Наивный космиянин мечтал передать этому «сыну неба» свои высокие знания — для людей…
   Сколько Тамура ни разглагольствовал о справедливости, он не имел о ней ни малейшего представления, и Гоэмон, находясь в руках такого человека, превращался в орудие борьбы за власть. Истинная сущность этого таинственного пришельца так и осталась до сих пор неразгаданной. Но я интуитивно чувствовал, что пути к его сердцу существуют. Хорошо бы поговорить с ним начистоту…
   — Так что же ты молчишь, мальчик? — мой палач снова меня встряхнул. — Боишься сказать, где он прячется? Или, может быть, ты сам его спрятал?
   — Нет! — прохрипел я, чувствуя, как здоровенная ручища сжимает мое горло. — Никуда я его не прятал…
   — Ну так выкладывай свою дерьмовую догадку!
   — Эй, — крикнул один из командиров, пробегавший по коридору. — Что вы тут мешкаете? Тревога объявлена!
   — Опять? — пальцы, сдавившие мою шею, несколько ослабли. — Но ведь звонка тревоги не было…
   — Электричество-то не работает. Сеть еще не исправили, — сказал командир, демонстративно играя мечом.
   На нем были черная рубаха и каска. Выглядел он ужасно нелепо, и, если бы мне не было так плохо, я бы наверняка рассмеялся.
   — Какие-то сволочи надоумили электрокомпанию, чтобы она прекратила подачу тока, — приспешник Тамуры сверкнул глазами, его губы скривились в злой улыбке. — А ну-ка, ребята, дайте мне перо, пойду пощекочу этих лентяев.
   — Света нет не только у нас в замке, но и во всем городе.
   — А наша электростанция? Тоже до сих пор не исправили? Интересно, чем там занимаются эти поганые техники?
   — Обойдется без тебя, — сказал командир. — Ты лучше беги к воротам, там набирают добровольцев для рукопашной схватки.
   — Что?! — цвет лица у этого подлого типа мгновенно стал землисто-серым. — А разве не воздушный налет?
   — Нет. С дозорной башни заметили, что на соседней горе, в лесочке, замаскировалась целая дивизия Сил самообороны. Командиры сплошь американцы. Наверно, хотят напасть на замок с тыла.
   — Сволочи! — вдруг истошно взвизгнул этот паршивец, еще минуту назад полный воинственного духа. — Ведь японцы же, свои! Что же это Получается — свои хотят бить своих?
   — Выходит, так. Но пока они еще не наступают. Скорее всего, атака будет ночью. Нам надо успеть соорудить проволочные заграждения у задних ворот, выходящих на эту гору, — сказал командир. — Боюсь, как бы не пожаловали американские карательные отряды. Они на таких делах собаку съели. Да что ты встал как вкопанный? Поднимись на башню, сам увидишь, что делается. И на море не забудь взглянуть. Там из-за кораблей воды не видно — чуть ли не все объединенные военно-морские силы Японии и Америки собрались.
   Специалист по зуботычинам и удушению мгновенно смылся. Из-за крепостных стен доносились громкие, но не очень уверенные голоса командиров.
   Чудаковатый мастер фехтования вдруг сел на пол, оторвал шнур от ножен меча, подвязал им длинные рукава кимоно, замотал голову полотенцем и, взяв меч в левую руку, поднялся.
   Испугавшись, как бы ему не пришло в голову проверить перед боем остроту меча на моей персоне, я стрелой помчался по коридору.

 
   В библиотеке замка, по-видимому, все еще продолжалась беседа Тамуры с начальником секретариата. Но я не хотел встречаться с Тамурой и вообще попадаться кому бы то ни было на глаза.
   По боковым коридорам и переходам я выбрался наружу. Во дворе замка строились чернорубашечники, вооруженные настоящими и бамбуковыми пиками, палками с перочинным ножом на конце, мечами и штыками. Вожаки давали последние указания. Я окинул взглядом нашу «армию». Для потасовки в парламенте эти доблестные воины вполне бы годились, но для серьезного боя с настоящей, хорошо обученной армией, подкрепленной специалистами по карательным операциям… Мне даже смешно стало.
   В дальнем углу двора столпилось человек тридцать, одетых в одинаковые ночные кимоно, с короткими мечами за поясом. Все они, опустившись на одно колено, с упоением слушали речь пахана. До меня донесся воровской жаргон. Это представление, похожее на кадр из дешевого фильма о жизни деклассированных элементов, их пьянило.
   Во дворе хонмару средневековый тактик в рыбацком хаппи — по-видимому, для него не нашлось походного хаори — обучал чернорубашечников тайнам стратегии и тактики.
   Ревели трубы, сделанные из раковин, звенели гонги, били барабаны. Многие мастера древнего военного искусства, ни разу не участвовавшие в настоящем, бою лихорадочно листали ветхие книги, изъеденные червями и мышами.
   Когда я приблизился к наспех сооруженной деревянной наблюдательной вышке, кто-то из парней, забравшихся наверх, отчаянно размахивал руками и указывал вдаль. Другие толпились вокруг. В руках у них были бинокли.
   — Ребята, что там делается? — спросил я.
   — Лезь к нам, погляди, — отозвался прыщавый парень. — Похоже, весь седьмой флот вместе с нашим собрался на море.
   Он протянул мне бинокль, и я увидел десятки боевых кораблей с грозными орудиями. Орудия были бесполезны и не очень меня заинтересовали. Вот транспортные суда — а их тоже собралось немало — это посерьезнее.
   — Почему они стоят на месте? — удивился я.
   — Ясное дело — демонстрируют свою силу, запугивают.
   Однако у меня было свое мнение на этот счет: для запугивания совсем не требуется транспортных судов, наверно, они собираются высадить морскую пехоту…
   Вскоре моя догадка подтвердилась. Я еще раз посмотрел в бинокль и разглядел маленькие десантные суда, покачивавшиеся на высоких волнах между флотилией и берегом. Они напоминали стаю севших на воду зловещих птиц. Почему же они не двигаются, не мчатся к берегу, не спешат высадить десантников?.. Все палубы были заняты солдатами, я видел, как поблескивали их каски. Мне стало даже жаль их — небось, ребят здорово укачало. Попробуй посиди вот так в этих утлых посудинах с выключенными двигателями да при большой волне!
   Вдруг с одного из боевых кораблей спустили старинную весельную лодку.
   — В пригородах А. тоже появились войска, — крикнул пробегавший мимо связной. — На шоссе полно танков.
   — Далеко? Или совсем уже близко подошли? — спросил прыщавый парень.
   — Километрах в десяти с востока.
   «Нельзя больше мешкать», — подумал я. Японо-американские войска под командой американских офицеров начали наступление. Сейчас не время рассуждать, правы или неправы японские солдаты, собиравшиеся начать бой против своих. Выбраться из замка будет с каждым часом труднее, он и так уже окружен с трех сторон — со стороны моря, пригородов города А. и соседней с нами горы.
   Непонятно только, почему они не начинают атаку. Наверно, ждут темноты. Да, надо торопиться. К Гоэмону и Кисако. Они… Ну, конечно, они там, где же еще?.. Интуиция меня не обманывает…
   В подземном коридоре, отгороженном от мира щитом с буквами М и Ж, я нашел кусочек губной помады. Отлично! Значит, все правильно, они тут проходили. Интересно только, как Кисако нашла этот ход? Или Гоэмон учуял его?
   Очутившись за внешним рвом, я огляделся и невольно вздрогнул. Совсем близко, в густом кустарнике тускловато поблескивали каски, настоящие стальные солдатские каски защитного цвета. Не чета нашим тоненьким, как яичная скорлупа, позолоченным опереточным головным уборам.
   Прячась за скалами, я приблизился к кустам. Там скрывался чуть ли не целый батальон Сил самообороны. Так близко от замка! Подразделения, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, готовились к бою. Потом я увидел командиров-американцев. Появился высоченный розовощекий сержант. Низкорослые желтолицые японские солдаты разговаривали с ним, задрав голову. Меня охватило странное чувство — будто все происходящее нереально…
   Какая дикость! Америка, разорвавшая дипломатические отношения с Японией, командует японскими войсками!
   Впрочем, наше правительство, подписывая знаменитый договор о безопасности, должно было предвидеть такую возможность.
   Я потихоньку отошел от зарослей и начал спускаться с холма по узкой тропинке. Но не успел я сделать и пяти шагов, как чья-то рука крепко схватила меня за шиворот.
   — Давненько мы вас ждем… — сказал голос с сильным американским акцентом.
   Передо мной вырос человек в штатском с низко надвинутой на глаза шляпой.
   — Наши люди в замке сообщили, что вслед за Гоэмоном исчезли вы, — продолжал он, дохнув на меня сырным запахом.
   — Ладно, пошли, поехали, — сказал второй, державший меня за шиворот. — Поехали к твоему дружку Гоэмону…
   Он ужасно гундосил и почему-то все время подмигивал.
   Омерзительные типы! И этот гундосый, и «шляпа»!
   Я и охнуть не успел, как они затолкали меня в чрево огромной машины.
   Но водитель вдруг начал чертыхаться. Мотор никак не заводился.


Смерть нефти


   Все, кто был в машине, выскочили наружу, оставив меня одного. Я-то думал — из-за мотора, но, когда в ветровое стекло попал камень, понял, в чем дело. Начался бой. Гундосый тут же вернулся и выволок меня из машины, Но кто-то треснул его дубинкой по голове, и он рухнул на землю с раскроенным черепом. Я бросился в кусты.
   Тут бы мне и удрать. Но я, как последний идиот, увлекся развернувшейся перед моими глазами батальной сценой. Привалившись спиной к дереву и разинув рот, я смотрел, забыв обо всем на свете.
   Очевидно, это было еще не сражение, а стычка передовых отрядов. Десятка два здоровенных парней, похожих на боксеров-тяжеловесов, дрались не на жизнь, а на смерть. В воздухе мелькали дубинки, мешки с песком и дробью, сверкали охотничьи ножи, свистели цепи с тяжелыми гирями на конце.
   Звериное рычание, стоны, дикие выкрики, громкий хруст ломающихся костей. Я никогда еще не слышал, как хрустят человеческие кости, мне стало нехорошо. Все кусты вокруг были забрызганы кровью. Люди падали один за другим, искалеченные до неузнаваемости.
   Я опустился на колени. К горлу подступила тошнота.
   Но вдруг меня подхватили с обеих сторон, и я повис в воздухе, даже не вытянув ног. Пахнуло потом и кровью. Это были не те парни, которые затащили меня в машину. Меня поволокли к опушке леса у подножия холма.
   За моей спиной все еще продолжалась драка.
   В тени деревьев стояли две огромные машины. Около них несколько мужчин.
   — Ну как, расправились с этими бандитами? — спросил один из них по-английски.
   — Еще не совсем, — ответили мои носильщики, швырнув меня на землю. — Ладно, мы пошли заканчивать.
   Они побежали вверх по крутому склону.
   — Тода-сан, — сказал высокий мужчина по-японски, — поехали. Вы ведь знаете, где Гоэмон?
   Где-то я уже видел эту отвратительную рожу. А когда за плечом высокого показалась знакомая фигура, я только ахнул.
   На меня пристально смотрел бывший директор по планированию фирмы «Универсал» господин Асивара. А высокий был тот самый, который ударил меня по голове «Черным Джеком», когда мы с Гоэмоном ехали в Хаконэ.
   — Тода, — сказал Асивара, сверкнув глазами, — надо немедленно разыскать это чудовище и принять соответствующие меры. Он и Дайдзо Тамура нарушили мир на земле.
   — Вы бы хоть постеснялись произносить это слово — мир! — Я вдруг ужасно разозлился. — Скажите лучше, сколько получили за верную службу от ЦРУ? Мир… Да как вы смеете! Гитлер тоже сулил народам мир, когда завоюет Европу. Очень нужен такой мир, политый кровью…
   — Помалкивай: лучше, — сказал высокий. — Жаль, нет времени, а то бы я раскроил тебе черепушку… Нам необходим Гоэмон. Необходим, чтобы сохранить мир на земле.
   — А я считаю, пусть он лучше будет у Тамуры, чем у таких, как вы, — крикнул я, задыхаясь от ярости. — Вам только дай Гоэмона, вы таких дел натворите! Впрочем, куда вам с ним справиться, вот и Тамура не справился…
   — Ты знаешь, что это такое? — высокий сунул мне под нос какой-то странный предмет.
   При ближайшем рассмотрении он оказался не странным, а страшным: палка с толстой цепью, на конце цепи ощетинившийся колючками шарик размером с теннисный мяч.
   — Это европейское средневековое оружие. Называется «утренняя звезда», — высокий ухмыльнулся. — Ничего, обойдемся и без пистолетов. Наши предки оставили нам неплохое наследство. Стукнем разок по твоей башке этой игрушкой, и черепушка лопнет как переспелый арбуз. Ну, скажешь, где Гоэмон?
   — Откуда я знаю? Разве за ним уследишь? Он разозлился, что Тамура никак не устроит ему свидание с императором, и куда-то пропал.
   Высокий нахмурился.
   Со стороны замка донеслись крики. Я обернулся. С крепостных стен стреляли из луков, швыряли камни. Должно быть, батальон, скрывавшийся в лесу, пошел в атаку. Я видел маленькие фигурки солдат штурмового отряда, карабкавшиеся на стены. Снизу тоже стреляли из луков.
   — Очень шумно стало, — сказал Асивара поеживаясь.
   — Да, поехали. Поговорим но душам в домашних условиях. Квартирка у нас надежная, никто не отыщет, — высокий усмехнулся. — А если будешь упрямиться, парень, у нас найдутся специалисты, которые мигом развяжут тебе язык.
   — Если вы собираетесь договариваться с Гоэмоном… Надо действовать по-другому. Все люди должны принять участие, весь мир…
   — Эй, — крикнул высокий шоферам, — что вы там копаетесь? Все еще не исправили мотор?
   — Нет еще… — из-под откинутого капота показалась голова шофера. Американец. Лицо напряженное, на щеках пятна масла. — Ничего не понимаю, все как будто в порядке…
   — Ничего у вас не получится, — сказал я. — Слишком поздно…
   — Молчать! — рявкнул высокий. — Позвоните в штаб, пусть пришлют исправную машину и ждут на шоссе. А до шоссе мы дойдем пешком.
   — Никакая машина за вами не приедет! — крикнул я.
   Я-то знал, в чем дело. Гоэмон… Он ведь терпеть не может шума. Тогда, после бомбежки замка камнями, он страшно разозлился — ему помешали читать мудрые книги. Разозлился и сделал наш мир немножечко тише: моторы перестали работать…
   — Не верите — попробуйте поджечь бензин, — продолжал я.
   Шофер удивленно посмотрел на меня. Потом бросился к заднему крылу машины, отвинтил колпачок бензобака, сунул туда тряпку.
   — Бензин нормальный, — сказал он, нюхая тряпку. — И запах нормальный…
   — А вы подожгите…
   Он положил тряпку на землю поодаль от машины и вытащил зажигалку. Но она не работала.
   — Видно, бензин кончился, — сказал шофер.
   — Возьми мою, — высокий кинул ему свою зажигалку.
   — Газовая зажигалка не годится, — я посмотрел на высокого. — Ведь для таких зажигалок используется бутан, а он вырабатывается из нефти. Может быть, у кого-нибудь спички найдутся?
   Я оказался прав — газовая зажигалка не работала. Шофер побледнел.
   Спички нашлись у Асивары. Они загорелись странным блеклым огнем. Шофер с опаской поднес спичку к тряпке.
   Тряпка не вспыхнула.
   Он раздраженно ткнул спичку в самую середину. Спичка, зашипев, погасла.
   — Видели? — крикнул я. — Поняли теперь, на что способен Гоэмон? Какая у него сила…
   — Что же делать? — спросил Асивара упавшим голосом.
   — А вы еще бесились, что взрывчатка заморожена! — ликовал я. — А теперь — нефть, бензин… Для него это пара пустяков.
   — Как же быть, если нельзя вызвать ни машину, ни вертолет? — растерянно сказал высокий. — Видно, придется тащиться пешком. До станции электрички далековато, по ничего но поделаешь.
   — А вы уверены, что электрички ходят? — не стерпел я. — Пожалуй, бензин и нефть — не последний каприз Гоэмона. Он и другое…
   — Босс! — крикнул водитель второй машины. — Экстренное сообщение. По радио передают, что ООН вынесла решение направить в Японию специальную комиссию.
   — Опоздали, — пробормотал я. — Им придется теперь ехать верхом на лошадях и пересечь океан на паруснике. Сколько же потребуется времени, чтобы добраться до Японии?..
   Мне вдруг стало очень страшно. Я опустился на камень и закрыл лицо руками.

 
   Да, состав нефти изменился. Остался только запах. В остальном она ничем не отличалась от обыкновенной воды.
   Транспортные средства с двигателями внутреннего сгорания были парализованы. Функционировали только немногочисленные, оставшиеся от старых времен паровозы и пароходы. Советские и американские атомные подводные лодки тоже пока еще курсировали.
   Почти по всей Японии прекратилось электроснабжение. Более шестидесяти процентов японских электростанций работало на нефти.
   В этот роковой день многомиллионное население Токио оказалось свидетелем страшных происшествий.
   Часа в три пополудни во всех домах погас свет. Все лифты замерли.
   Улицы были запружены внезапно остановившимися машинами.
   Машинам пришел конец.
   Свыше пяти миллионов легковых автомобилей превратились в металлолом.
   Наступила тишина. Нефть умерла. А с ней начала умирать и шумная цивилизация двадцатого века, базировавшаяся на нефти.


Диалог о завтрашнем дне


   Банкротство гигантских нефтяных монополий потрясло мир. Через двадцать часов после «смерти нефти» на фондовых биржах Нью-Йорка, Лондона, Токио началась паника, приведшая к полному параличу всех биржевых операций. К счастью — если можно говорить о счастье в такие минуты, — народ Японии не имел привычки вкладывать свои сбережения в акции. Потом начались продовольственные затруднения. Особенно страдали береговые районы, зависевшие от морского транспорта. За дело взялись рабочие профсоюзы. Вновь началась добыча каменного угля. Таким образом удалось восстановить около шестидесяти процентов электростанций, ранее работавших на нефти. Возобновилось движение трамваев и электричек. Но давка была ужасная, число несчастных случаев возросло. В часы пик люди просто боялись подходить к переполненным вагонам.

 
   Прошло два месяца. Паника понемногу улеглась. Мир начал приспосабливаться к новым условиям жизни.
   В один из таких дней я стоял вместе с Гоэмоном на памятном для меня холме в окрестностях Йокогамы. Внизу лежал залитый солнцем порт.
   Но он не был похож на тот порт, который некогда так благотворно действовал на мои нервы. На дорогах ржавели «трупы» машин, по заливу медленно тащились пароходы, изрыгавшие клубы черного дыма. Издалека доносились гудки паровозов, восстановивших свои права после того, как умерли автомобили и автобусы, некогда гордо отвергшие рельсы и мчавшиеся в любом направлении на упругих, одетых шинами колесах.
   — Много хлопот, забот, неприятностей тебе причинил, — сказал Гоэмон совсем охрипшим, срывающимся голосом. — Жалею, скорблю, плачу — так и не удалось взять автограф у Сына неба, у Японского величества. Впредь не приеду я к вам больше, устал, умаялся, выдохся… Жаль, пережаль, тысячу раз будем плакать…
   Я просто не узнавал Гоэмона, словно его подменили, Худой, бледный. Круглое лоснящееся лицо сморщилось, как засохший капустный лист. Нос заострился и стал тоньше. Глаза, весело смотревшие вверх и вниз, скатились куда-то к нижним векам и, казалось, вот-вот бессильно упадут на землю. Котелок запылился, шаровары висели лохмотьями. Авоська с черной шкатулкой волочилась по земле.